Страница:
— И кем хочет устроиться Бала? — начальник с тревогой следил за эволюциями хищницы.
— Курьером. Точнее, транспортом курьера. Она недостаточно разумна, чтоб сама справиться с заданием. И с речью у нас проблемы… Память короткая…
— Транспорт курьера — фин или шалот.
— Ни один шалот не сравнится в скорости и выносливости с кулом. К тому же, шалоту нужно стойло, его надо кормить. Ни стойла, ни кормежки Бале не нужно. Сплошные преимущества!
— Хорошо, но в чем ваш интерес?
— Только не смейтесь. Гиподинамия. Нам нужно двигаться, и как можно больше. Пока мы жили на кордоне, все было хорошо. Но сейчас эксперимент перешел в следующую фазу, требуется наблюдение специалистов и нам нужно жить рядом с институтом генетики. И… Нам нечем заняться! Мы тоскуем. Мы, того и гляди, убежим на кордон к старым друзьям охотиться на диких алмаров. Нам нужна простая, но нужная обществу работа.
Бала подплыла и нетерпеливо подтолкнула Атрана носом.
— Уговорили. Так что вам нужно для работы?
— Один-два партнера. Желательно, молодые, жизнерадостные девушки. Не очень обидчивые. Понимаете, Бала что думает, то и говорит. Профессору Алтусу такое сказала…
Через полчаса все формальности были улажены, девушки-курьеры познакомлены с Балой. Осталось потренировать их в приемах управления кулой и проинструктировать на случай непредвиденных ситуаций. Это Атран собирался сделать без свидетелей. Все-таки, заявленный им уровень интеллекта хищницы намного превосходил фактический.
— Атран, постойте, два слова! — остановил его начальник. — Что же Бала сказала профессору?
— Жрать нужно меньше, не то икры не будет! Только — тс-с… Это между нами.
На работу в этот день Атран так и не попал. Показал девушкам, где живет, куда и во сколько нужно утром являться за Балой, где кормить, чем кормить, куда приводить ее вечером, где искать его, если в хоме никого не будет.
— Ну вот, Бала, твое будущее обеспечено. Мы победили очередного алмара. Почему нет радости? Я ведь блестяще решил задачу. Раньше я бы радовался. Как же вам плохо, неразумным…
Бале вовсе не было плохо. День прошел весело/интересно. Хозяин вел себя как вожак косяка, его слушались самочки, самочки были жизнерадостны и веселы. Бала охотно открывалась/подчинялась им. Темные/скучные дни прошли. Вернулась восхитительная беззаботность. Только два пятнышка загрязняли чистое озеро радости хищницы. Хозяин чем-то удручен. Чем-то настолько сложным, что она не могла понять. И рядом давно не было кула. Но ведь он может появиться в любой момент. Ведь так?
Алим. Бирюза
Атран. «Я, или кула»
— Курьером. Точнее, транспортом курьера. Она недостаточно разумна, чтоб сама справиться с заданием. И с речью у нас проблемы… Память короткая…
— Транспорт курьера — фин или шалот.
— Ни один шалот не сравнится в скорости и выносливости с кулом. К тому же, шалоту нужно стойло, его надо кормить. Ни стойла, ни кормежки Бале не нужно. Сплошные преимущества!
— Хорошо, но в чем ваш интерес?
— Только не смейтесь. Гиподинамия. Нам нужно двигаться, и как можно больше. Пока мы жили на кордоне, все было хорошо. Но сейчас эксперимент перешел в следующую фазу, требуется наблюдение специалистов и нам нужно жить рядом с институтом генетики. И… Нам нечем заняться! Мы тоскуем. Мы, того и гляди, убежим на кордон к старым друзьям охотиться на диких алмаров. Нам нужна простая, но нужная обществу работа.
Бала подплыла и нетерпеливо подтолкнула Атрана носом.
— Уговорили. Так что вам нужно для работы?
— Один-два партнера. Желательно, молодые, жизнерадостные девушки. Не очень обидчивые. Понимаете, Бала что думает, то и говорит. Профессору Алтусу такое сказала…
Через полчаса все формальности были улажены, девушки-курьеры познакомлены с Балой. Осталось потренировать их в приемах управления кулой и проинструктировать на случай непредвиденных ситуаций. Это Атран собирался сделать без свидетелей. Все-таки, заявленный им уровень интеллекта хищницы намного превосходил фактический.
— Атран, постойте, два слова! — остановил его начальник. — Что же Бала сказала профессору?
— Жрать нужно меньше, не то икры не будет! Только — тс-с… Это между нами.
На работу в этот день Атран так и не попал. Показал девушкам, где живет, куда и во сколько нужно утром являться за Балой, где кормить, чем кормить, куда приводить ее вечером, где искать его, если в хоме никого не будет.
— Ну вот, Бала, твое будущее обеспечено. Мы победили очередного алмара. Почему нет радости? Я ведь блестяще решил задачу. Раньше я бы радовался. Как же вам плохо, неразумным…
Бале вовсе не было плохо. День прошел весело/интересно. Хозяин вел себя как вожак косяка, его слушались самочки, самочки были жизнерадостны и веселы. Бала охотно открывалась/подчинялась им. Темные/скучные дни прошли. Вернулась восхитительная беззаботность. Только два пятнышка загрязняли чистое озеро радости хищницы. Хозяин чем-то удручен. Чем-то настолько сложным, что она не могла понять. И рядом давно не было кула. Но ведь он может появиться в любой момент. Ведь так?
Алим. Бирюза
Алим вел группу на максимальной скорости. Миновали пороги, прошли мелкий приток. Вошли в более глубокий. В хорошем темпе прошли и его. Вышли в главную реку. Течение замедлилось, а с ним замедлилась скорость группы. Орчака и Иранью вели на присосках, часто меняясь, самые сильные экстремальщики. Алим запретил Иранье грести самой. Целительница вымоталась до предела и быстро слабела. Если б в группе был еще один целитель, если б можно было дать ей хоть несколько часов сна…
Алим вывел группу на стрежень и вел у самой поверхности, лихо срезая на широких поворотах реки. То и дело поднимал голову над средой и огладывал берега, выбирая курс. Использовать ориентиры суши — это было новое слово в навигации.
В море вышли на закате. Алим слился с Ираньей. Орчак умирал. Он так ни разу не пришел в сознание. Девушка ослабла, держалась из последних сил. Алим подозвал Корпена и слился с ним.
— Надо идти ночью, — посоветовал инфор.
— Знаю, что надо. А как направление держать?
Корпен поднапрягся, и выдал приблизительную карту местности, построенную по воспоминаниям Икши.
— Лучше, чем ничего, — согласился Алим, построил группу и объявил ночной переход. Экстремальщики встретили известие усталым согласием.
Море приветствовало туристов светлячками. Тысячи огоньков вспыхивали на миг, стоило шевельнуть плавником. Тела при движении светились волшебным светом, и свет этот придавал сил, снимал усталость.
Несколько раз экстремальщики врывались в чьи-то хомы, будили сонных обитателей и уточняли направление. Туристской базы достигли в сером предутреннем полусвете. У Алима хватило еще сил посмотреть, как тело Орчака погрузилось в железообразную массу стационара, как лечащий врач слился с нервным центром огромной медузы.
— Жить будет, — сообщил врач. Не знаю, каким чудом до сих пор не помер, но теперь жить будет.
После этих слов Алим отрубился. Выпал в осадок, как сказал бы Ольян. Он еще смутно помнил, что помог отбуксировать Иранью в хом, как Ригла уговаривала целительницу скушать рыбку…
Бремя славы легло на натруженные спины экстремальщиков. Прижало к грунту, как назвал это Ольян. Их узнавали, приветствовали, расспрашивали, где бы туристы ни появились. А узнать было несложно. Поджарые, ни грамма жира, энергичные, мускулистые, покрытые шрамами. Рук-ки так бугрились мышцами, что локти выпирали из обтекателей. Слухи распространялись со сверхзвуковой скоростью. Их приглашали на концерты, их просили выступить с докладом, или художественным рассказом. Алим знал, что им с Корпеном, как руководителям группы, придется отчитываться перед комитетом по экстремальному туризму. Но из Бирюзы пришел вызов на всю группу. И не от комитета, а самого Совета! Экстремальщики были поражены и даже слегка напуганы такой честью. Два дня отдыхали, отъедались на турбазе, выступали с рассказами в переполненных амфитеатрах, а на третий построились в колонну по четыре и с песней двинулись к остановке рейсового шалота. Руководителем единогласно избрали Алима. Теперь он с тревогой оглядывался на Иранью. Целительница чувствовала себя бодрее, но все еще была слаба. Алим пытался убедить ее задержаться на турбазе, набраться сил, но бесполезно.
— Со всеми! — решительно произнесла Иранья. — В походе не сдохла, чего теперь бояться?
На остановке их приветствовали радостными улыбками, восхищенными взглядами и шушуканьем. Приятно быть знаменитым.
— Садимся на Лоп-Лопуса по четыре в ряд! — звучно скомандовал Алим. Экстремальщики четко и красиво выполнили команду.
— Лоп-Лопуса знает, — пронесся по толпе провожающих удивленный шепоток.
Но вскоре выяснилось, что шалот переполнен. Кто-то присосался чуть ли не на лопасть хвоста. Два десятка пассажиров места так и не нашли.
— Неудобно как-то, — шепнула Ригла. Алим оглянулся на группу. Многие неуверенно ерзали. Ворвались на остановку, без очереди заняли лучшие места… Нехорошо получилось.
— Экстремальщики! Кто за то, чтоб пройти пару переходов своим ходом? Покажем, на что способен настоящий турист! — выкрикнул Алим. — Иранья, ни с места! — добавил вполголоса.
Группа с шутками и подначками поднялась над шалотом. Ефаль и Амбузия запели веселую песенку, Неток заявил, что петь надо хором. Его поддержали. Шалот неторопливо поднялся над остановкой и лег на курс. В Бирюзу отправились с песней. Туристы сначала шли под самой поверхностью, купаясь в солнечных лучах. Но подустав, опустились к шалоту и, экономя силы, двигались в вихревой зоне словно рыбки-лоцманы.
Шли своим ходом всего полдня. Потом часть пассажиров сошла. Экстремальщики заняли освободившиеся места, и Лоп-Лопус прибавил ходу.
Только в Бирюзе Алим понял, какой резонанс вызвало возвращение их группы. Доклады, выступления и отчеты следовали один за другим. Перед советом по экстремальному туризму, перед географами, перед биологами и геологами, перед врачами-диетологами и прочая, и прочая. Если в первые дни экстремальщики выступали перед широкой аудиторией, то к концу второй недели настал черед специалистов. Тяжелей всего приходилось Алиму и Корпену. Их статья о единственности вытекающего из озера потока наделала шуму в научном мире. Ей восхищались и с ней спорили, приводя в пример дельты рек. Но настырнее всех наседали на друзей ботаники. Начали они с истинного восхищения объемом собранного материала. Но когда дошло до деталей… «Ну как вы могли не изучить корневую систему той травки?» «Почему не изучили систему размножения этого растения? Вы понимаете, что второго шанса изучить ее не представится?» Кончилось тем, что спокойный, меланхоличный по натуре Корпен взорвался. Услышав в очередной раз: «Да чем вы там вообще занимались?» выпростал рук-ку из обтекателя и сжал локоть ботаника. Тот заверещал.
— Извините, мы были несколько заняты другим делом, — вежливо сообщил ему Корпен.
Алим даже Ригле не сознался, но выступления перед Советом боялся до дрожи в плавниках. Как оказалось, Корпен — тоже.
— Смотри, — шепнул он, — нас встречает Интая. Член Совета. Лоббирует развитие пресноводного туризма.
— Что делает?
— Лоббирует. Потом объясню.
Интая проводила группу в амфитеатр, представила секретарю и членам Совета. Секретарь тут же объявил заседание открытым. Алим рассчитывал выступить с обычным обзорным докладом, но сразу начался перекрестный допрос.
— … Вы сказали, что повышение уровня среды на восемь-десять метров вызвало увеличение площади озера в три-четыре раза?
— Ну… Где-то так…
— А если плотину увеличить еще на десять метров, площадь поверхности опять увеличится в три-четыре раза?
— Нет. На чуть. Максимум — в полтора раза. Дело в том, что озеро расположено в долине, окруженной горами. Долина вроде чаши. Дно чаши уже почти все затоплено, а стенки крутые.
— Понятно. А если десятиметровую плотину поставить на реке, какой будет эффект?
Алим растерянно оглянулся на Корпена.
— Посовещайтесь, а мы пока зададим несколько вопросов приглашенным на заседание биологам, — решил секретарь. — Скажите, сложно ли адаптировать разумные виды к пресной среде?
— Поскольку в природе существуют пресноводные виды рыб, совсем не сложно. Небольшая генетическая коррекция. Более того, нам известно, что некоторые виды часть жизни проводят в пресной среде, а часть в соленой. То есть, возможно длительное нормальное функционирование одного и того же организма в обоих средах.
— Спасибо. Алим, вы готовы?
Алим вышел из слияния с Корпеном.
— Видите ли, десятиметровая запруда большого эффекта не даст. Но если увеличить высоту до пятнадцати-двадцати метров… Конечно, нужно тщательно выбрать место… Но в нижнем течении река течет по долине зигзагами. Это очень странно… Но если она затопит всю долину, скроет зигзаги, то площадь увеличится в пять, шесть, а то и в десять раз. Я имею в виду — ширину реки у плотины… Если подняться выше по течению… Река ведь течет сверху вниз, и двадцать метров запруды — это совсем не много для такой большой реки…
— Сумбурно, но понятно. Выше по течению нужно будет ставить еще плотину, так? — остановил секретарь.
— Так.
— И тогда мы получим еще один участок с десятикратным увеличением зеркала поверхности.
— Извините, — влез Корпен, — но появляется проблема с подъемом против течения на двадцать метров.
— Это инженерная проблема. Подъем на двадцать метров можно разбить на двадцать подъемов на один метр. Или на сорок по полметра — отмел секретарь. Корпен смутился и замолчал.
— Чего они от нас добивались? — недоумевал Алим, когда усталые экстремальщики покинули амфитеатр Совета.
— Это и ершу понятно, — пробурчал Корпен.
— Так поделись, — поддержала мужа Ригла.
— Совет ищет новое жизненное пространство, — серьезно просмотрел на нее Корпен.
— Но река — это же мелочь!
— Как знать, как знать… Одна река — мелочь. Но рек много.
— Все равно, мелочь.
Корпен остановился, и группа по привычке расположилась полукругом вокруг него.
— Послушайте, всем известно, что океаны занимают половину поверхности планеты. Но! Цивилизация сосредоточена на узкой полоске, окаймляющей материки. До глубины 100 — 130 метров. Дальше — Темнота. Теперь рассмотрим, что планирует Совет.
— Так уж и планирует.
— Ну, пусть изучает возможность, — согласился Корпен. — Мы строим дамбы и затапливаем сушу. Реки — это только начало. Огородить дамбой и заполнить средой можно любой плоский участок суши. Такой участок называется ольдер. Подумайте, сколько жизненного пространства мы получим. Не узкую полоску шельфа, а ВСЮ площадь материка. Это грандиозный замысел перестройки целой планеты. Мы станем ольдерной цивилизацией!
— Созидающая мощь интеллекта, — фыркнула Ригла. — От мужа с утра до вечера слышу.
Но Алим видел, что даже она поражена широтой замысла. А фыркает — такой уж характер.
Волна интереса к возвращению группы спала, теперь приходилось держать ответ перед серьезными, придирчивыми инстанциями.
— Какого алмара я тут делаю? — возмущался Алим. — Я же не работник турбазы.
— Но ты же там был, — воспитанный в духе ответственности Корпен просто не понимал возмущения Алима. — Икша назначила тебя членом совета группы, ты согласился.
— Да, но я согласился ТАМ. Я не думал, что придется отчитываться за нее ЗДЕСЬ.
— Ты должен рассказать им всю правду. Иначе свалят вину на Икшу, — убеждала жена. Это действовало.
— … Скажите, это был очень опасный маршрут?
— Нет. Пока не случился обвал, маршрут был тяжелый, но не опасный. Тяжесть маршрута создавала видимость опасности для начинающих туристов. К тому же, инструкторы хорошо разработали методику прохождения маршрута.
— В чем это выражалось?
— В мелочах, — Алим развел плавники. — Где покажет, как порог пройти, где организует дневку на двое суток, чтоб все к холодной среде привыкли. Покажет съедобное растение. Привал устроит так, чтоб группа перед трудным участком отдохнула. По отдельности, вроде, мелочи, но результат поразительный. За всю первую половину маршрута никто серьезной царапины не получил.
— А после обвала?
— После мы на царапины внимания не обращали. Стало по-настоящему опасно. Просто удивительно, что погибло всего два туриста и инструктор. Икша всегда брала на себя самое опасное…
— Вы сказали, погибло только два туриста.
— Да. Окун и Елуга погибли. Орчак сейчас лечится в стационаре. А царапин и мелких ран всем хватило.
— По нашим данным в группе была еще одна туристка. Ее звали Реска. Что с ней случилось?
— Да, действительно, была такая. Но на второй день похода выяснилось, что она не переносит пресную среду. Реска вынуждена была вернуться. Икша выделила ей сопровождающего и отправила назад.
— На турбазу она не вернулась. Кто может подтвердить ваши слова?
— Корпен. Он был сопровождающим и проводил ее до обитаемых мест. А спустя несколько дней догнал группу.
— Хорошо. Теперь следующий вопрос. Одна из туристок была… тяжела.
— Член комиссии по контролю рождаемости боится сказать: «собралась метать икру»?
— А вы не смейтесь, Алим, вопрос чрезвычайно серьезный. Что стало с икрой?
— Насколько я знаю, икра Амбузии уничтожена.
— Вы при этом присутствовали? Видели своими глазами?
— Нет. Этим занималась Икша.
— То есть, вы не знаете, что случилось с икрой? А представляете, что будет, если разумный вид начнет размножаться в озере? Если там бесконтрольно начнут плодиться дикари? Если они потоком хлынут в наш перенаселенный мир? Мы же не можем подняться в озеро. Сколько патрулей придется держать в реке!
Рыбки-ракушки, — лихорадочно соображал Алим. — Вот ведь незадача… Ригла говорила, икру съели. Значит, там был Корпен! Не забыть бы предупредить…
— Слушайте, ганоид, не считайте себя самым умным. Если уничтожением икры занималась Икша, значит, икра уничтожена вся, а отчет об этом хранится в памяти Корпена! Еще вопросы есть?
— Что вы чувствовали на суше?
— Во-первых, я здорово испугался. А так, по существу — ничего такого, чего нельзя почувствовать в среде. Представьте, что вы попали в полосу прибоя, и вас тащит боком по камням. Очень похоже.
— Чем был вызван ваш страх? Отсутствием среды?
— Вовсе нет. На суше можно безопасно находиться целую минуту. А если потренироваться задерживать дыхание, то две, три, а может даже пять минут безо всякого вреда для здоровья.
— Чего же вы тогда испугались?
— Мне нужно было подняться по осыпи почти на два метра вверх. Это очень сложно… Я понимаю, что здесь, в среде, подобное звучит нелепо. Но поверьте, ТАМ это именно так. Постоянная сила, которая давит на вас, размазывает вас по грунту. Что-то вроде сильного течения, но совсем не так. Я не знаю, как объяснить. Для этого нужно выйти на сушу.
— Эта сила вас напугала?
— Нет. К этой силе мы привыкли, пока кидали камни. Я же говорю, было очень трудно подняться по осыпи. Я лез вверх, а сила толкала меня вниз. Среда уходила, я боялся, что не успею, а от хвоста на суше пользы мало. Я потом долго думал над этими секундами. Если бы у меня было четыре рук-ки, я смог бы двигаться по суше без проблем. Я бы завел рук-ки вперед, потом приподнял и перенес вперед тело. Снова завел вперед рук-ки, и так далее.
— Вы хотите вырастить еще пару конечностей только ради того, чтоб на минуту выйти на сушу?
— Нет, это чисто теоретическая разработка. Пока не будет решена проблема дыхания, хотя бы на четверть часа, на суше нам делать нечего.
— Это разумно.
— Если бы на дыхании все кончалось. Но это только часть проблемы. Вторая — защита кожи. Слизь не годится. Она там высыхает. Третья проблема — сама кожа. Для суши нужна грубая, толстая кожа, особенно на брюхе и рук-ках. Есть еще вопросы, но я пока не знаю, что важно, а что нет. Жесткость скелета, например. Растения суши, особенно крупные — очень прочные и жесткие. По аналогии, и скелеты сухопутных животных должны быть жестче и прочнее наших…
— Спасибо. Эти проблемы мы обсудим в другой раз.
— … Ольян, что вы можете сказать об Алиме?
— Алим — парень с головой! Умный, смелый и слегка псих. Вы слышали, как он тащил на себе Риглу? А как по суше плавал, слышали?
— Вы сказали, что он немного не в своем уме. В чем это выражается?
— Он просто фанатик суши. Облазал всю затопленную территорию. А эта свадьба? Не подумайте, я ничего не имею против Риглы. Но они разных видов…
— Когда у Алима появилась страсть к суше?
— А вы не знаете? Да он ради суши в поход пошел. Мы только в первый раз берег увидели, а он говорит: «Я поднимусь на тебя!» Или что-то в этом роде. И ведь поднялся! Серьезный парень. Сказал — сделал.
— Он точно заболел сушей до того, как поднимался на берег?
— Да чтоб мне крабом стать! Вы у Корпена спросите.
— Спасибо, вы нам очень помогли.
— Ребята, а к чему эти вопросы?
— У нас появились опасения, что сдвиги в его психике вызваны выходом на сушу.
— Какие сдвиги? Ребята, о чем вы? Алим ученый. У-че-ный, ясно вам? Он сушу изучает. Никто о суше больше него не знает. Даже Корпен.
(из документов Совета по экстремальному туризму)
ЧП на маршруте «Водопад»
… в результате оползня на конечном участке маршрута «Водопад»
группа оказалась отрезанной от цивилизованного мира. (Связывать оползень
с движением группы по маршруту нет оснований.) Инструктор группы
организовала штаб из четырех разумных, в том числе одного инфора. Таким
образом, у нас имеется исчерпывающая информация о действиях группы и
хронологии событий.
Группа приложила беспрецедентные усилия и сумела выбраться из
западни. Работы по спасению велись на протяжении нескольких месяцев и
увенчались успехом. Благодаря умелому руководству потери были сведены
к минимуму, но все же трое разумных уступили место молоди.
Высокий интеллектуальный потенциал группы позволил провести
уникальные исследования географии, геологии, бентоса и растительного
мира суши. Заслуживают внимания материалы по пищевой ценности различных
образцов растительности суши.
Материалы и методики, разработанные членами группы, особенно
касающиеся использования рук-ков, исключительно важны для нашей цивилизации
и требуют дальнейшего изучения и развития.
Маршрут «Водопад» интереса для туризма более не представляет. Однако
рекомендуется дважды в год проверять состояние маршрута. По мнению
нескольких участников группы, сильный поток среды может размыть оползень,
и маршрут вновь станет проходимым.
Дело о ЧП на маршруте «Водопад» закрыто.
— … Ты не понимаешь. Чем дольше мы здесь, в Бирюзе, тем лучше! — убеждал Неток Иранью. — На твое место начальник наверняка кого-то принял, так? Нужно, чтоб он узнал, что ты жива. Надо дать ему время освободить твое рабочее место? Надо! И чтоб спокойно, без спешки, без нервов…
Настала пора прощаться. Экстремальщики обменивались адресами и разъезжались. Алим и Ригла собирались заехать на турбазу, отчитаться и навестить Орчака. Корпен долго и придирчиво проверял, все ли запомнил Алим, что должен передать инфору турбазы.
— Будь спокоен. Я запомнила, — уверила его Ригла.
Орчак им очень обрадовался. Он уже вышел из стационара, но двигался с трудом.
— Врачи говорят, буду жить, — радостно сообщил он. — Я им верю. Через полгода вновь пойдем туда. Посмотрим, что от маршрута осталось. А у вас как дела? Не надумали в инструкторы пойти?
Алим рассказывал до вечера. Про заседание Совета, про геологов, биологов и въедливых ботаников.
— Представляешь, в упор не верят в сухопутный бентос. Корпен им образ червячка показывает, я объясняю, что он был живой, но в среде умер. Не верят! Говорят, это пресноводный бентос, а червячка мы нечаянно убили… Но комиссия по контролю за рождаемостью — хуже всего. Больше часа пытали, как я вел себя на суше. И не только меня. Не пойму.
— Они искали зов суши.
— Ты веришь в эти сказки?
— Это не сказки, Алим. Это серьезно. Очень серьезно. Зов суши существует. Из-за него я пошел в инструкторы на турбазе. Здесь легче его спрятать и легче с ним бороться. Поползаешь по мелководью — и отпустит.
— Орчак, я не знал… Что с тобой сделают, если узнают?
— Не знаю. Наверно, лишат права на потомство.
— От меня они не узнают. Клянусь, Орчак!
Алим вывел группу на стрежень и вел у самой поверхности, лихо срезая на широких поворотах реки. То и дело поднимал голову над средой и огладывал берега, выбирая курс. Использовать ориентиры суши — это было новое слово в навигации.
В море вышли на закате. Алим слился с Ираньей. Орчак умирал. Он так ни разу не пришел в сознание. Девушка ослабла, держалась из последних сил. Алим подозвал Корпена и слился с ним.
— Надо идти ночью, — посоветовал инфор.
— Знаю, что надо. А как направление держать?
Корпен поднапрягся, и выдал приблизительную карту местности, построенную по воспоминаниям Икши.
— Лучше, чем ничего, — согласился Алим, построил группу и объявил ночной переход. Экстремальщики встретили известие усталым согласием.
Море приветствовало туристов светлячками. Тысячи огоньков вспыхивали на миг, стоило шевельнуть плавником. Тела при движении светились волшебным светом, и свет этот придавал сил, снимал усталость.
Несколько раз экстремальщики врывались в чьи-то хомы, будили сонных обитателей и уточняли направление. Туристской базы достигли в сером предутреннем полусвете. У Алима хватило еще сил посмотреть, как тело Орчака погрузилось в железообразную массу стационара, как лечащий врач слился с нервным центром огромной медузы.
— Жить будет, — сообщил врач. Не знаю, каким чудом до сих пор не помер, но теперь жить будет.
После этих слов Алим отрубился. Выпал в осадок, как сказал бы Ольян. Он еще смутно помнил, что помог отбуксировать Иранью в хом, как Ригла уговаривала целительницу скушать рыбку…
Бремя славы легло на натруженные спины экстремальщиков. Прижало к грунту, как назвал это Ольян. Их узнавали, приветствовали, расспрашивали, где бы туристы ни появились. А узнать было несложно. Поджарые, ни грамма жира, энергичные, мускулистые, покрытые шрамами. Рук-ки так бугрились мышцами, что локти выпирали из обтекателей. Слухи распространялись со сверхзвуковой скоростью. Их приглашали на концерты, их просили выступить с докладом, или художественным рассказом. Алим знал, что им с Корпеном, как руководителям группы, придется отчитываться перед комитетом по экстремальному туризму. Но из Бирюзы пришел вызов на всю группу. И не от комитета, а самого Совета! Экстремальщики были поражены и даже слегка напуганы такой честью. Два дня отдыхали, отъедались на турбазе, выступали с рассказами в переполненных амфитеатрах, а на третий построились в колонну по четыре и с песней двинулись к остановке рейсового шалота. Руководителем единогласно избрали Алима. Теперь он с тревогой оглядывался на Иранью. Целительница чувствовала себя бодрее, но все еще была слаба. Алим пытался убедить ее задержаться на турбазе, набраться сил, но бесполезно.
— Со всеми! — решительно произнесла Иранья. — В походе не сдохла, чего теперь бояться?
На остановке их приветствовали радостными улыбками, восхищенными взглядами и шушуканьем. Приятно быть знаменитым.
— Садимся на Лоп-Лопуса по четыре в ряд! — звучно скомандовал Алим. Экстремальщики четко и красиво выполнили команду.
— Лоп-Лопуса знает, — пронесся по толпе провожающих удивленный шепоток.
Но вскоре выяснилось, что шалот переполнен. Кто-то присосался чуть ли не на лопасть хвоста. Два десятка пассажиров места так и не нашли.
— Неудобно как-то, — шепнула Ригла. Алим оглянулся на группу. Многие неуверенно ерзали. Ворвались на остановку, без очереди заняли лучшие места… Нехорошо получилось.
— Экстремальщики! Кто за то, чтоб пройти пару переходов своим ходом? Покажем, на что способен настоящий турист! — выкрикнул Алим. — Иранья, ни с места! — добавил вполголоса.
Группа с шутками и подначками поднялась над шалотом. Ефаль и Амбузия запели веселую песенку, Неток заявил, что петь надо хором. Его поддержали. Шалот неторопливо поднялся над остановкой и лег на курс. В Бирюзу отправились с песней. Туристы сначала шли под самой поверхностью, купаясь в солнечных лучах. Но подустав, опустились к шалоту и, экономя силы, двигались в вихревой зоне словно рыбки-лоцманы.
Шли своим ходом всего полдня. Потом часть пассажиров сошла. Экстремальщики заняли освободившиеся места, и Лоп-Лопус прибавил ходу.
Только в Бирюзе Алим понял, какой резонанс вызвало возвращение их группы. Доклады, выступления и отчеты следовали один за другим. Перед советом по экстремальному туризму, перед географами, перед биологами и геологами, перед врачами-диетологами и прочая, и прочая. Если в первые дни экстремальщики выступали перед широкой аудиторией, то к концу второй недели настал черед специалистов. Тяжелей всего приходилось Алиму и Корпену. Их статья о единственности вытекающего из озера потока наделала шуму в научном мире. Ей восхищались и с ней спорили, приводя в пример дельты рек. Но настырнее всех наседали на друзей ботаники. Начали они с истинного восхищения объемом собранного материала. Но когда дошло до деталей… «Ну как вы могли не изучить корневую систему той травки?» «Почему не изучили систему размножения этого растения? Вы понимаете, что второго шанса изучить ее не представится?» Кончилось тем, что спокойный, меланхоличный по натуре Корпен взорвался. Услышав в очередной раз: «Да чем вы там вообще занимались?» выпростал рук-ку из обтекателя и сжал локоть ботаника. Тот заверещал.
— Извините, мы были несколько заняты другим делом, — вежливо сообщил ему Корпен.
Алим даже Ригле не сознался, но выступления перед Советом боялся до дрожи в плавниках. Как оказалось, Корпен — тоже.
— Смотри, — шепнул он, — нас встречает Интая. Член Совета. Лоббирует развитие пресноводного туризма.
— Что делает?
— Лоббирует. Потом объясню.
Интая проводила группу в амфитеатр, представила секретарю и членам Совета. Секретарь тут же объявил заседание открытым. Алим рассчитывал выступить с обычным обзорным докладом, но сразу начался перекрестный допрос.
— … Вы сказали, что повышение уровня среды на восемь-десять метров вызвало увеличение площади озера в три-четыре раза?
— Ну… Где-то так…
— А если плотину увеличить еще на десять метров, площадь поверхности опять увеличится в три-четыре раза?
— Нет. На чуть. Максимум — в полтора раза. Дело в том, что озеро расположено в долине, окруженной горами. Долина вроде чаши. Дно чаши уже почти все затоплено, а стенки крутые.
— Понятно. А если десятиметровую плотину поставить на реке, какой будет эффект?
Алим растерянно оглянулся на Корпена.
— Посовещайтесь, а мы пока зададим несколько вопросов приглашенным на заседание биологам, — решил секретарь. — Скажите, сложно ли адаптировать разумные виды к пресной среде?
— Поскольку в природе существуют пресноводные виды рыб, совсем не сложно. Небольшая генетическая коррекция. Более того, нам известно, что некоторые виды часть жизни проводят в пресной среде, а часть в соленой. То есть, возможно длительное нормальное функционирование одного и того же организма в обоих средах.
— Спасибо. Алим, вы готовы?
Алим вышел из слияния с Корпеном.
— Видите ли, десятиметровая запруда большого эффекта не даст. Но если увеличить высоту до пятнадцати-двадцати метров… Конечно, нужно тщательно выбрать место… Но в нижнем течении река течет по долине зигзагами. Это очень странно… Но если она затопит всю долину, скроет зигзаги, то площадь увеличится в пять, шесть, а то и в десять раз. Я имею в виду — ширину реки у плотины… Если подняться выше по течению… Река ведь течет сверху вниз, и двадцать метров запруды — это совсем не много для такой большой реки…
— Сумбурно, но понятно. Выше по течению нужно будет ставить еще плотину, так? — остановил секретарь.
— Так.
— И тогда мы получим еще один участок с десятикратным увеличением зеркала поверхности.
— Извините, — влез Корпен, — но появляется проблема с подъемом против течения на двадцать метров.
— Это инженерная проблема. Подъем на двадцать метров можно разбить на двадцать подъемов на один метр. Или на сорок по полметра — отмел секретарь. Корпен смутился и замолчал.
— Чего они от нас добивались? — недоумевал Алим, когда усталые экстремальщики покинули амфитеатр Совета.
— Это и ершу понятно, — пробурчал Корпен.
— Так поделись, — поддержала мужа Ригла.
— Совет ищет новое жизненное пространство, — серьезно просмотрел на нее Корпен.
— Но река — это же мелочь!
— Как знать, как знать… Одна река — мелочь. Но рек много.
— Все равно, мелочь.
Корпен остановился, и группа по привычке расположилась полукругом вокруг него.
— Послушайте, всем известно, что океаны занимают половину поверхности планеты. Но! Цивилизация сосредоточена на узкой полоске, окаймляющей материки. До глубины 100 — 130 метров. Дальше — Темнота. Теперь рассмотрим, что планирует Совет.
— Так уж и планирует.
— Ну, пусть изучает возможность, — согласился Корпен. — Мы строим дамбы и затапливаем сушу. Реки — это только начало. Огородить дамбой и заполнить средой можно любой плоский участок суши. Такой участок называется ольдер. Подумайте, сколько жизненного пространства мы получим. Не узкую полоску шельфа, а ВСЮ площадь материка. Это грандиозный замысел перестройки целой планеты. Мы станем ольдерной цивилизацией!
— Созидающая мощь интеллекта, — фыркнула Ригла. — От мужа с утра до вечера слышу.
Но Алим видел, что даже она поражена широтой замысла. А фыркает — такой уж характер.
Волна интереса к возвращению группы спала, теперь приходилось держать ответ перед серьезными, придирчивыми инстанциями.
— Какого алмара я тут делаю? — возмущался Алим. — Я же не работник турбазы.
— Но ты же там был, — воспитанный в духе ответственности Корпен просто не понимал возмущения Алима. — Икша назначила тебя членом совета группы, ты согласился.
— Да, но я согласился ТАМ. Я не думал, что придется отчитываться за нее ЗДЕСЬ.
— Ты должен рассказать им всю правду. Иначе свалят вину на Икшу, — убеждала жена. Это действовало.
— … Скажите, это был очень опасный маршрут?
— Нет. Пока не случился обвал, маршрут был тяжелый, но не опасный. Тяжесть маршрута создавала видимость опасности для начинающих туристов. К тому же, инструкторы хорошо разработали методику прохождения маршрута.
— В чем это выражалось?
— В мелочах, — Алим развел плавники. — Где покажет, как порог пройти, где организует дневку на двое суток, чтоб все к холодной среде привыкли. Покажет съедобное растение. Привал устроит так, чтоб группа перед трудным участком отдохнула. По отдельности, вроде, мелочи, но результат поразительный. За всю первую половину маршрута никто серьезной царапины не получил.
— А после обвала?
— После мы на царапины внимания не обращали. Стало по-настоящему опасно. Просто удивительно, что погибло всего два туриста и инструктор. Икша всегда брала на себя самое опасное…
— Вы сказали, погибло только два туриста.
— Да. Окун и Елуга погибли. Орчак сейчас лечится в стационаре. А царапин и мелких ран всем хватило.
— По нашим данным в группе была еще одна туристка. Ее звали Реска. Что с ней случилось?
— Да, действительно, была такая. Но на второй день похода выяснилось, что она не переносит пресную среду. Реска вынуждена была вернуться. Икша выделила ей сопровождающего и отправила назад.
— На турбазу она не вернулась. Кто может подтвердить ваши слова?
— Корпен. Он был сопровождающим и проводил ее до обитаемых мест. А спустя несколько дней догнал группу.
— Хорошо. Теперь следующий вопрос. Одна из туристок была… тяжела.
— Член комиссии по контролю рождаемости боится сказать: «собралась метать икру»?
— А вы не смейтесь, Алим, вопрос чрезвычайно серьезный. Что стало с икрой?
— Насколько я знаю, икра Амбузии уничтожена.
— Вы при этом присутствовали? Видели своими глазами?
— Нет. Этим занималась Икша.
— То есть, вы не знаете, что случилось с икрой? А представляете, что будет, если разумный вид начнет размножаться в озере? Если там бесконтрольно начнут плодиться дикари? Если они потоком хлынут в наш перенаселенный мир? Мы же не можем подняться в озеро. Сколько патрулей придется держать в реке!
Рыбки-ракушки, — лихорадочно соображал Алим. — Вот ведь незадача… Ригла говорила, икру съели. Значит, там был Корпен! Не забыть бы предупредить…
— Слушайте, ганоид, не считайте себя самым умным. Если уничтожением икры занималась Икша, значит, икра уничтожена вся, а отчет об этом хранится в памяти Корпена! Еще вопросы есть?
— Что вы чувствовали на суше?
— Во-первых, я здорово испугался. А так, по существу — ничего такого, чего нельзя почувствовать в среде. Представьте, что вы попали в полосу прибоя, и вас тащит боком по камням. Очень похоже.
— Чем был вызван ваш страх? Отсутствием среды?
— Вовсе нет. На суше можно безопасно находиться целую минуту. А если потренироваться задерживать дыхание, то две, три, а может даже пять минут безо всякого вреда для здоровья.
— Чего же вы тогда испугались?
— Мне нужно было подняться по осыпи почти на два метра вверх. Это очень сложно… Я понимаю, что здесь, в среде, подобное звучит нелепо. Но поверьте, ТАМ это именно так. Постоянная сила, которая давит на вас, размазывает вас по грунту. Что-то вроде сильного течения, но совсем не так. Я не знаю, как объяснить. Для этого нужно выйти на сушу.
— Эта сила вас напугала?
— Нет. К этой силе мы привыкли, пока кидали камни. Я же говорю, было очень трудно подняться по осыпи. Я лез вверх, а сила толкала меня вниз. Среда уходила, я боялся, что не успею, а от хвоста на суше пользы мало. Я потом долго думал над этими секундами. Если бы у меня было четыре рук-ки, я смог бы двигаться по суше без проблем. Я бы завел рук-ки вперед, потом приподнял и перенес вперед тело. Снова завел вперед рук-ки, и так далее.
— Вы хотите вырастить еще пару конечностей только ради того, чтоб на минуту выйти на сушу?
— Нет, это чисто теоретическая разработка. Пока не будет решена проблема дыхания, хотя бы на четверть часа, на суше нам делать нечего.
— Это разумно.
— Если бы на дыхании все кончалось. Но это только часть проблемы. Вторая — защита кожи. Слизь не годится. Она там высыхает. Третья проблема — сама кожа. Для суши нужна грубая, толстая кожа, особенно на брюхе и рук-ках. Есть еще вопросы, но я пока не знаю, что важно, а что нет. Жесткость скелета, например. Растения суши, особенно крупные — очень прочные и жесткие. По аналогии, и скелеты сухопутных животных должны быть жестче и прочнее наших…
— Спасибо. Эти проблемы мы обсудим в другой раз.
— … Ольян, что вы можете сказать об Алиме?
— Алим — парень с головой! Умный, смелый и слегка псих. Вы слышали, как он тащил на себе Риглу? А как по суше плавал, слышали?
— Вы сказали, что он немного не в своем уме. В чем это выражается?
— Он просто фанатик суши. Облазал всю затопленную территорию. А эта свадьба? Не подумайте, я ничего не имею против Риглы. Но они разных видов…
— Когда у Алима появилась страсть к суше?
— А вы не знаете? Да он ради суши в поход пошел. Мы только в первый раз берег увидели, а он говорит: «Я поднимусь на тебя!» Или что-то в этом роде. И ведь поднялся! Серьезный парень. Сказал — сделал.
— Он точно заболел сушей до того, как поднимался на берег?
— Да чтоб мне крабом стать! Вы у Корпена спросите.
— Спасибо, вы нам очень помогли.
— Ребята, а к чему эти вопросы?
— У нас появились опасения, что сдвиги в его психике вызваны выходом на сушу.
— Какие сдвиги? Ребята, о чем вы? Алим ученый. У-че-ный, ясно вам? Он сушу изучает. Никто о суше больше него не знает. Даже Корпен.
(из документов Совета по экстремальному туризму)
ЧП на маршруте «Водопад»
… в результате оползня на конечном участке маршрута «Водопад»
группа оказалась отрезанной от цивилизованного мира. (Связывать оползень
с движением группы по маршруту нет оснований.) Инструктор группы
организовала штаб из четырех разумных, в том числе одного инфора. Таким
образом, у нас имеется исчерпывающая информация о действиях группы и
хронологии событий.
Группа приложила беспрецедентные усилия и сумела выбраться из
западни. Работы по спасению велись на протяжении нескольких месяцев и
увенчались успехом. Благодаря умелому руководству потери были сведены
к минимуму, но все же трое разумных уступили место молоди.
Высокий интеллектуальный потенциал группы позволил провести
уникальные исследования географии, геологии, бентоса и растительного
мира суши. Заслуживают внимания материалы по пищевой ценности различных
образцов растительности суши.
Материалы и методики, разработанные членами группы, особенно
касающиеся использования рук-ков, исключительно важны для нашей цивилизации
и требуют дальнейшего изучения и развития.
Маршрут «Водопад» интереса для туризма более не представляет. Однако
рекомендуется дважды в год проверять состояние маршрута. По мнению
нескольких участников группы, сильный поток среды может размыть оползень,
и маршрут вновь станет проходимым.
Дело о ЧП на маршруте «Водопад» закрыто.
— … Ты не понимаешь. Чем дольше мы здесь, в Бирюзе, тем лучше! — убеждал Неток Иранью. — На твое место начальник наверняка кого-то принял, так? Нужно, чтоб он узнал, что ты жива. Надо дать ему время освободить твое рабочее место? Надо! И чтоб спокойно, без спешки, без нервов…
Настала пора прощаться. Экстремальщики обменивались адресами и разъезжались. Алим и Ригла собирались заехать на турбазу, отчитаться и навестить Орчака. Корпен долго и придирчиво проверял, все ли запомнил Алим, что должен передать инфору турбазы.
— Будь спокоен. Я запомнила, — уверила его Ригла.
Орчак им очень обрадовался. Он уже вышел из стационара, но двигался с трудом.
— Врачи говорят, буду жить, — радостно сообщил он. — Я им верю. Через полгода вновь пойдем туда. Посмотрим, что от маршрута осталось. А у вас как дела? Не надумали в инструкторы пойти?
Алим рассказывал до вечера. Про заседание Совета, про геологов, биологов и въедливых ботаников.
— Представляешь, в упор не верят в сухопутный бентос. Корпен им образ червячка показывает, я объясняю, что он был живой, но в среде умер. Не верят! Говорят, это пресноводный бентос, а червячка мы нечаянно убили… Но комиссия по контролю за рождаемостью — хуже всего. Больше часа пытали, как я вел себя на суше. И не только меня. Не пойму.
— Они искали зов суши.
— Ты веришь в эти сказки?
— Это не сказки, Алим. Это серьезно. Очень серьезно. Зов суши существует. Из-за него я пошел в инструкторы на турбазе. Здесь легче его спрятать и легче с ним бороться. Поползаешь по мелководью — и отпустит.
— Орчак, я не знал… Что с тобой сделают, если узнают?
— Не знаю. Наверно, лишат права на потомство.
— От меня они не узнают. Клянусь, Орчак!
Атран. «Я, или кула»
— … Повтори еще раз: «Меня зовут Бала. Я живу в институте генетики. Я работаю на почте курьером.»
Бала, как могла, повторила.
— «Не гетики, а генетики. Ге-не-ти-ки! Будь умницей».
Атран упорно вдалбливал в кулу информационный блок для первого контакта с незнакомцем. Дальше, когда тот убедится, что перед ним не зверь, а предразумное существо, можно перейти на мыслеобразы. Но первые фразы должны прозвучать на мыслеречи. Бала капризничала, но постепенно училась выдавать фразы все четче и разборчивей. Атран собирался также связать этот набор фраз с вопросами «Кто ты?», «Ты кто?» или «Ты чья?»
— «Представь, сливается с тобой незнакомец», — передавал Атран, присовокупив образ незнакомца. Незнакомец почему-то получился удивительно похож на Ардину. — «Что ты скажешь?».
— «Уйди, противная!» — четко и ясно, голосом девчушки-курьера отозвалась Бала.
— «Не нравится она тебе. Ну почему?» — в который раз спрашивал Атран у Балы. Постоянное общение с девушками-курьерами пошло куле на пользу. Умней она не стала, но научилась удивительно точно формировать мысли-образы. Вот и сейчас ответила картинкой. Сперва Атран подумал, что видит Ардину. Но кула развернула образ. У женщины оказалось две головы. Левая, без сомнения, Ардины. Но правая — Умбрии. Холодок пробежал вдоль спины юноши.
— Так-то зачем? Ты ее совсем не знаешь, — растерянно пробормотал он. — Ты ее запугала, она третий день меня избегает. Слов не понимаешь? Хорошо! — сосредоточившись, Атран ответил своим образом: такая же двухголовая женщина, но правая голова не Умбрии, а Мбалы. Кула растерялась. А потом выдала целую галерею образов. В верхнем ряду Атран и кула. Во втором — под Атраном Мбала, под кулой — Умбрия, а между ними — Ардина. Образ Ардины раздвоился, одна копия слилась с Мбалой, вторая — с Умбрией.
— Понимаю тебя, милая. Для меня Ардина хорошая, для тебя — плохая. Но нужно найти какой-то компромисс.
Атран вышел из слияния, приласкал кулу плавником и нырнул в кустик постели.
— Атран, ты дома? — раздался снаружи знакомый голос.
— Заходи, Ардина. Мы с Балой как раз о тебе говорили.
— Нет, выйди ты. Я хочу говорить с тобой, а не с кулой.
Оглянувшись на Балу, Атран проскользнул сквозь зеленую завесу дверного проема. И остолбенел. Весь лоб Ардины усеивали жемчужные бугорки. Свершилось! Прощай, холостая жизнь! Теперь он отец семейства, глава семьи. Бала поймет и перестанет дуться.
— Ты видишь, в каком я положении, — спокойным, почти равнодушным голосом произнесла Ардина. — Я не буду устраивать сцен и скандалов. Но ты должен выбрать: я, или кула. Решай, охотник.
— Бала! Фу ты, Ардина! Нельзя же так! Ты не понимаешь! Она же погибнет одна! На бойню попадет. Я не могу ее бросить. Я отвечаю за нее.
— Кула, или я?
— Ты не понимаешь…
— Прощай, охотник.
— Постой, ты не можешь уйти! В таком виде не…
— Я взяла месяц отпуска. Прощай.
Атран долго смотрел ей вслед.
— Боль утраты… Вот откуда растут твои корни, боль утраты…
Кула встревожено кружила по хому. Хотела слиться, но Атран в полной прострации лежал на дне. Не выдержав, Бала подцепила его рылом и, прогнувшись, подбросила вверх. Атран вскрикнул от неожиданности, а кула уже пыталась притереться к его нижнему нервному пятну.
Бала, как могла, повторила.
— «Не гетики, а генетики. Ге-не-ти-ки! Будь умницей».
Атран упорно вдалбливал в кулу информационный блок для первого контакта с незнакомцем. Дальше, когда тот убедится, что перед ним не зверь, а предразумное существо, можно перейти на мыслеобразы. Но первые фразы должны прозвучать на мыслеречи. Бала капризничала, но постепенно училась выдавать фразы все четче и разборчивей. Атран собирался также связать этот набор фраз с вопросами «Кто ты?», «Ты кто?» или «Ты чья?»
— «Представь, сливается с тобой незнакомец», — передавал Атран, присовокупив образ незнакомца. Незнакомец почему-то получился удивительно похож на Ардину. — «Что ты скажешь?».
— «Уйди, противная!» — четко и ясно, голосом девчушки-курьера отозвалась Бала.
— «Не нравится она тебе. Ну почему?» — в который раз спрашивал Атран у Балы. Постоянное общение с девушками-курьерами пошло куле на пользу. Умней она не стала, но научилась удивительно точно формировать мысли-образы. Вот и сейчас ответила картинкой. Сперва Атран подумал, что видит Ардину. Но кула развернула образ. У женщины оказалось две головы. Левая, без сомнения, Ардины. Но правая — Умбрии. Холодок пробежал вдоль спины юноши.
— Так-то зачем? Ты ее совсем не знаешь, — растерянно пробормотал он. — Ты ее запугала, она третий день меня избегает. Слов не понимаешь? Хорошо! — сосредоточившись, Атран ответил своим образом: такая же двухголовая женщина, но правая голова не Умбрии, а Мбалы. Кула растерялась. А потом выдала целую галерею образов. В верхнем ряду Атран и кула. Во втором — под Атраном Мбала, под кулой — Умбрия, а между ними — Ардина. Образ Ардины раздвоился, одна копия слилась с Мбалой, вторая — с Умбрией.
— Понимаю тебя, милая. Для меня Ардина хорошая, для тебя — плохая. Но нужно найти какой-то компромисс.
Атран вышел из слияния, приласкал кулу плавником и нырнул в кустик постели.
— Атран, ты дома? — раздался снаружи знакомый голос.
— Заходи, Ардина. Мы с Балой как раз о тебе говорили.
— Нет, выйди ты. Я хочу говорить с тобой, а не с кулой.
Оглянувшись на Балу, Атран проскользнул сквозь зеленую завесу дверного проема. И остолбенел. Весь лоб Ардины усеивали жемчужные бугорки. Свершилось! Прощай, холостая жизнь! Теперь он отец семейства, глава семьи. Бала поймет и перестанет дуться.
— Ты видишь, в каком я положении, — спокойным, почти равнодушным голосом произнесла Ардина. — Я не буду устраивать сцен и скандалов. Но ты должен выбрать: я, или кула. Решай, охотник.
— Бала! Фу ты, Ардина! Нельзя же так! Ты не понимаешь! Она же погибнет одна! На бойню попадет. Я не могу ее бросить. Я отвечаю за нее.
— Кула, или я?
— Ты не понимаешь…
— Прощай, охотник.
— Постой, ты не можешь уйти! В таком виде не…
— Я взяла месяц отпуска. Прощай.
Атран долго смотрел ей вслед.
— Боль утраты… Вот откуда растут твои корни, боль утраты…
Кула встревожено кружила по хому. Хотела слиться, но Атран в полной прострации лежал на дне. Не выдержав, Бала подцепила его рылом и, прогнувшись, подбросила вверх. Атран вскрикнул от неожиданности, а кула уже пыталась притереться к его нижнему нервному пятну.