Страница:
— Ну и что? У нас задача сложнее…
— То, что нашу научную программу могут законсервировать до лучших времен, или даже полностью свернуть!
— Но почему???
— Потому что цивилизация получит под освоение площади дна, превышающие в десятки раз все, что мы сейчас имеем. Потому что все силы, все ресурсы планеты пойдут на освоение Темноты. Аутсайдерам ничего не останется. Кто не успел — тот опоздал!
Алим еще раз обвел взглядом аудиторию.
— Все, ганоиды, совет окончен. Обдумайте ситуацию. Завтра в это же время продолжим.
Резко развернулся и унесся куда глаза глядят, оставив за хвостом встревоженных, растерянных разумных.
За четверть часа до начала ученого совета прибыла Ардина. Опять вместе с охотником, на измученном, загнанном куле. Видимо, кто-то оповестил ее телеграммой о скандале на вчерашнем совете. Кто это, Алим интересоваться не стал. Коротко ввел жену в курс дела и посоветовал набраться терпения. Намечался второй скандал.
Дело в том, что Алим пригласил на ученый совет всех четвероруков — как фенотипически, так и генетически измененных испытателей. Малышня уже шумела и гонялась друг за другом над аудиторией. Ригла безуспешно призывала их к порядку.
— Ты б еще лапчатых пригласил, — хмыкнула Ардина.
Притихли малыши только по резкому свистку председателя совета.
Как ни странно, совет прошел по-деловому. Инога едва успевала фиксировать предложения. Корпен по просьбе Алима наблюдал за реакцией малышни. Удивительно, но самые бредовые идеи нашли поддержку у юного поколения. Например, развернуть плоскость хвостового плавника на девяносто градусов. И полностью убрать остальные плавники. Их, якобы, заменяют передние и задние рук-ки. Сделать тело цилиндрическим или даже плоским. Тогда позой для отдыха может стать поза потерявшего сознание ганоида — брюхом кверху.
Между испытателями первого и второго поколения разгорелся жаркий спор по поводу возможности передвижения с использованием только одной пары рук-ков — задней. Молодые утверждали, что это возможно и реально. Надо всего-навсего сдвинуть их еще больше вперед, к центру тяжести и усилить. Тогда полностью освободятся для работы передние рук-ки.
— Но задние не поместятся в обтекатели! — волновалась Амбузия.
— Если рук-ки будут заменять плавники, обтекатели вообще не нужны, — утешил ее Корпен.
Когда поток идей начал иссякать, а члены совета все чаще сбивались на непринципиальные мелочи, Алим взял слово. Он назначил пятерых экспертов по оценке полезности идей и компоновке предварительного проекта. Сроки дал жесткие — трое суток. Потом — новый расширенный ученый совет.
— Кажется, я напрасно волновалась, — заявила Ардина по дороге домой. — Ты держишь ситуацию под контролем.
— Разве? — горько усмехнулся Алим. — Ты же видишь, проект на нуле.
— Это как подать. Можно сказать: «Проект на нуле». А можно: «Грандиозный прорыв в будущее! Десятки изменений, переход количества накопленной информации в новое качество!»
— Но ты же понимаешь, что это всего-навсего очередное поколение испытателей.
— Я понимаю. Но я понимаю также то, что Мировой Совет получит доклад от тебя. Если в докладе будет звучать: «Первое поколение землепроходцев» — они поверят. Поверят также, что в первом поколении нашлось некоторое количество недостатков. Которые надо устранить во втором. В конце концов, чем испытатели отличаются от нового вида?
— У испытателей потомства нет.
— Дорогой мой, о судьбе икры землепроходцев вспомним через двадцать лет. Еще проблемы есть?
— Страшное количество изменений в геноме. Никто никогда не уродовал геном до такой степени. По уму это надо разнести на три-четыре поколения. Но у нас времени нет.
— Ты сам сказал, времени нет. Значит, придется все делать за один раз. Тут не мне тебя учить. Запомни главное. Любой факт можно подать как недостаток, и как победу. Ты говоришь, плохо, что много изменений в геноме, а я говорю: «Высочайший профессионализм и точнейший расчет генетиков Юго-Востока позволяют учитывать огромное количество факторов и сократить доводку проекта с трех-четырех до одного-двух поколений.»
— А если неудача?
— Тогда тебя съедят, — серьезно ответила жена.
Это была грандиозная и изматывающая работа. Десятки часов споров и согласований по иерархии доминантных признаков, пределам пластичности фенотипа, коррекции рефлексивной моторики и прочая, и прочая, и прочая…
Невиданной сложности операция по модификации генома потребовала разработки новых методик и даже новых инструментов! Во-первых, ни один генный хирург не мог провести всю ее за один раз. Невозможно напряженно работать целый месяц, не отключаясь от инструмента. Да и не может один специалист знать все до тонкостей — и кожу, и дыхательный пузырь, и защиту контактного пятна, и программирование рефлексов. Была разработана методика консервации промежуточных результатов для отдыха или — невиданное дело — смены хирурга. И все равно, операция оказалась слишком сложна. Алим ввел должность асистента-секретаря хирурга. Разумеется, секретарем работал инфор. Он держал в памяти план всей операции, подсказывал хирургу очередное действие и, в силу способностей, контролировал результат.
Первая операция длилась два месяца. Алим долго придирчиво изучал икринку, потом, ко всеобщему изумлению, уничтожил ее. А всем объявил, что тренировка прошла успешно. Следующий образец пойдет в инкубатор.
— Ты зачем икринку съел? — набросился на него Корпен, когда они остались вдвоем. Алим опустил прозрачные веки, потом обычные, помассировал усталые глаза пальцами.
— Знаешь, Иранья рассказывала, когда Светлячок опускает на глаза светофильтры, абсолютно не понять, куда она смотрит. Такое впечатление, будто она в раковину прячется. Вся мимика лица то ли теряется, то ли становится иной, чуждой.
— Ты мне жабры не заговаривай.
— Мы упустили важную деталь. Очень важную. Да и инструменты надо переделать. — Алим заглянул в рум секретарши и позвал: — Инога, пригласи ко мне Иранью, будь добра.
— Срочно?
— Нет-нет. Но сегодня.
— Ты специально ее отослал? — удивился Корпен.
— Нет, от нее у меня тайн нет. Мы забыли, что на суше тоже надо общаться. Громко и на большом расстоянии. Ты знаешь, как сейчас испытатели беседуют?
— Прижимаются друг к другу головами и говорят.
— Ну да… Вчера Илька рассказал, что молодь новые фокусы придумала. Не обязательно касаться головами. Можно протянуть и прижать руку. Тоже слышно, но очень тихо. А самый новый финт — пошире открыть рот. И тому, кто слушает, и тому, кто говорит. Если встать друг против друга, слышно с метра. Какой вывод?
— Звук передается через рук-ки и почву?
— Нет, прямо через воздушную среду. Надо доработать голосовой аппарат для воздушной среды. Да и слуховой тоже.
Вернулась Инога. За ней, зевая, вплыла сонная, сердитая Иранья. И, конечно, появился Илька. У этого просто нюх был на все интересное.
— Ты после операции отсыпалась? — огорчился Алим.
— Поспишь с вами… Разбудил — так выкладывай.
— Надо инструмент доработать. Генный хирург. Ты с ним не работала, но по сути, он ничем от корректора фенотипа не отличается.
— Такой же ленивый? И что с ним сделать?
— Второе контактное пятно.
Иранья, которая в этот момент зевала, поперхнулась и выпучила глаза.
— Операции пойдут долгие. Надо, чтоб хирурги могли меняться на ходу, — объяснил Алим. — А для этого нужно два пятна. Сможешь?
— Ну и придумщик ты! Слов нет.
— Шалапут! — подсказал Илька. Алим выпростал рук-ку, положил на затылок Ильки и толкнул вниз. Илька ушел в глубину, крутанул сальто и вновь занял место рядом с целительницей. Только чуть подальше. Чтоб Алим не дотянулся.
— Так справишься?
— Не знаю, — пожевала губами Иранья. — Никто такого не делал. Не могу же я загнать инструмент в инструмент. Они съедят друг друга!
— Кулы с перепуга скушали друг друга! — влез Илька.
— Кыш! Иранья, попробуй! Кроме тебя никто не справится.
— Убан справится! Ну ладно, попробую… Если тебе инструмента не жалко.
— Вот и хорошо! Я закажу отделу инструментального обеспечения новые инструменты. Генетически модифицированные. Но ты же знаешь, они десять лет растут. А нам нужен хоть один, но сейчас.
Атран. Артефакт
— То, что нашу научную программу могут законсервировать до лучших времен, или даже полностью свернуть!
— Но почему???
— Потому что цивилизация получит под освоение площади дна, превышающие в десятки раз все, что мы сейчас имеем. Потому что все силы, все ресурсы планеты пойдут на освоение Темноты. Аутсайдерам ничего не останется. Кто не успел — тот опоздал!
Алим еще раз обвел взглядом аудиторию.
— Все, ганоиды, совет окончен. Обдумайте ситуацию. Завтра в это же время продолжим.
Резко развернулся и унесся куда глаза глядят, оставив за хвостом встревоженных, растерянных разумных.
За четверть часа до начала ученого совета прибыла Ардина. Опять вместе с охотником, на измученном, загнанном куле. Видимо, кто-то оповестил ее телеграммой о скандале на вчерашнем совете. Кто это, Алим интересоваться не стал. Коротко ввел жену в курс дела и посоветовал набраться терпения. Намечался второй скандал.
Дело в том, что Алим пригласил на ученый совет всех четвероруков — как фенотипически, так и генетически измененных испытателей. Малышня уже шумела и гонялась друг за другом над аудиторией. Ригла безуспешно призывала их к порядку.
— Ты б еще лапчатых пригласил, — хмыкнула Ардина.
Притихли малыши только по резкому свистку председателя совета.
Как ни странно, совет прошел по-деловому. Инога едва успевала фиксировать предложения. Корпен по просьбе Алима наблюдал за реакцией малышни. Удивительно, но самые бредовые идеи нашли поддержку у юного поколения. Например, развернуть плоскость хвостового плавника на девяносто градусов. И полностью убрать остальные плавники. Их, якобы, заменяют передние и задние рук-ки. Сделать тело цилиндрическим или даже плоским. Тогда позой для отдыха может стать поза потерявшего сознание ганоида — брюхом кверху.
Между испытателями первого и второго поколения разгорелся жаркий спор по поводу возможности передвижения с использованием только одной пары рук-ков — задней. Молодые утверждали, что это возможно и реально. Надо всего-навсего сдвинуть их еще больше вперед, к центру тяжести и усилить. Тогда полностью освободятся для работы передние рук-ки.
— Но задние не поместятся в обтекатели! — волновалась Амбузия.
— Если рук-ки будут заменять плавники, обтекатели вообще не нужны, — утешил ее Корпен.
Когда поток идей начал иссякать, а члены совета все чаще сбивались на непринципиальные мелочи, Алим взял слово. Он назначил пятерых экспертов по оценке полезности идей и компоновке предварительного проекта. Сроки дал жесткие — трое суток. Потом — новый расширенный ученый совет.
— Кажется, я напрасно волновалась, — заявила Ардина по дороге домой. — Ты держишь ситуацию под контролем.
— Разве? — горько усмехнулся Алим. — Ты же видишь, проект на нуле.
— Это как подать. Можно сказать: «Проект на нуле». А можно: «Грандиозный прорыв в будущее! Десятки изменений, переход количества накопленной информации в новое качество!»
— Но ты же понимаешь, что это всего-навсего очередное поколение испытателей.
— Я понимаю. Но я понимаю также то, что Мировой Совет получит доклад от тебя. Если в докладе будет звучать: «Первое поколение землепроходцев» — они поверят. Поверят также, что в первом поколении нашлось некоторое количество недостатков. Которые надо устранить во втором. В конце концов, чем испытатели отличаются от нового вида?
— У испытателей потомства нет.
— Дорогой мой, о судьбе икры землепроходцев вспомним через двадцать лет. Еще проблемы есть?
— Страшное количество изменений в геноме. Никто никогда не уродовал геном до такой степени. По уму это надо разнести на три-четыре поколения. Но у нас времени нет.
— Ты сам сказал, времени нет. Значит, придется все делать за один раз. Тут не мне тебя учить. Запомни главное. Любой факт можно подать как недостаток, и как победу. Ты говоришь, плохо, что много изменений в геноме, а я говорю: «Высочайший профессионализм и точнейший расчет генетиков Юго-Востока позволяют учитывать огромное количество факторов и сократить доводку проекта с трех-четырех до одного-двух поколений.»
— А если неудача?
— Тогда тебя съедят, — серьезно ответила жена.
Это была грандиозная и изматывающая работа. Десятки часов споров и согласований по иерархии доминантных признаков, пределам пластичности фенотипа, коррекции рефлексивной моторики и прочая, и прочая, и прочая…
Невиданной сложности операция по модификации генома потребовала разработки новых методик и даже новых инструментов! Во-первых, ни один генный хирург не мог провести всю ее за один раз. Невозможно напряженно работать целый месяц, не отключаясь от инструмента. Да и не может один специалист знать все до тонкостей — и кожу, и дыхательный пузырь, и защиту контактного пятна, и программирование рефлексов. Была разработана методика консервации промежуточных результатов для отдыха или — невиданное дело — смены хирурга. И все равно, операция оказалась слишком сложна. Алим ввел должность асистента-секретаря хирурга. Разумеется, секретарем работал инфор. Он держал в памяти план всей операции, подсказывал хирургу очередное действие и, в силу способностей, контролировал результат.
Первая операция длилась два месяца. Алим долго придирчиво изучал икринку, потом, ко всеобщему изумлению, уничтожил ее. А всем объявил, что тренировка прошла успешно. Следующий образец пойдет в инкубатор.
— Ты зачем икринку съел? — набросился на него Корпен, когда они остались вдвоем. Алим опустил прозрачные веки, потом обычные, помассировал усталые глаза пальцами.
— Знаешь, Иранья рассказывала, когда Светлячок опускает на глаза светофильтры, абсолютно не понять, куда она смотрит. Такое впечатление, будто она в раковину прячется. Вся мимика лица то ли теряется, то ли становится иной, чуждой.
— Ты мне жабры не заговаривай.
— Мы упустили важную деталь. Очень важную. Да и инструменты надо переделать. — Алим заглянул в рум секретарши и позвал: — Инога, пригласи ко мне Иранью, будь добра.
— Срочно?
— Нет-нет. Но сегодня.
— Ты специально ее отослал? — удивился Корпен.
— Нет, от нее у меня тайн нет. Мы забыли, что на суше тоже надо общаться. Громко и на большом расстоянии. Ты знаешь, как сейчас испытатели беседуют?
— Прижимаются друг к другу головами и говорят.
— Ну да… Вчера Илька рассказал, что молодь новые фокусы придумала. Не обязательно касаться головами. Можно протянуть и прижать руку. Тоже слышно, но очень тихо. А самый новый финт — пошире открыть рот. И тому, кто слушает, и тому, кто говорит. Если встать друг против друга, слышно с метра. Какой вывод?
— Звук передается через рук-ки и почву?
— Нет, прямо через воздушную среду. Надо доработать голосовой аппарат для воздушной среды. Да и слуховой тоже.
Вернулась Инога. За ней, зевая, вплыла сонная, сердитая Иранья. И, конечно, появился Илька. У этого просто нюх был на все интересное.
— Ты после операции отсыпалась? — огорчился Алим.
— Поспишь с вами… Разбудил — так выкладывай.
— Надо инструмент доработать. Генный хирург. Ты с ним не работала, но по сути, он ничем от корректора фенотипа не отличается.
— Такой же ленивый? И что с ним сделать?
— Второе контактное пятно.
Иранья, которая в этот момент зевала, поперхнулась и выпучила глаза.
— Операции пойдут долгие. Надо, чтоб хирурги могли меняться на ходу, — объяснил Алим. — А для этого нужно два пятна. Сможешь?
— Ну и придумщик ты! Слов нет.
— Шалапут! — подсказал Илька. Алим выпростал рук-ку, положил на затылок Ильки и толкнул вниз. Илька ушел в глубину, крутанул сальто и вновь занял место рядом с целительницей. Только чуть подальше. Чтоб Алим не дотянулся.
— Так справишься?
— Не знаю, — пожевала губами Иранья. — Никто такого не делал. Не могу же я загнать инструмент в инструмент. Они съедят друг друга!
— Кулы с перепуга скушали друг друга! — влез Илька.
— Кыш! Иранья, попробуй! Кроме тебя никто не справится.
— Убан справится! Ну ладно, попробую… Если тебе инструмента не жалко.
— Вот и хорошо! Я закажу отделу инструментального обеспечения новые инструменты. Генетически модифицированные. Но ты же знаешь, они десять лет растут. А нам нужен хоть один, но сейчас.
Атран. Артефакт
Атран, усталый, но довольный возвращался домой из детского садка. Повелители глубин росли быстро и дружно. Гонялись друг за другом, пищали, свистели, но главное — пользовались и сонаром, и жекторами, и веками-светофильтрами.
Рядом скользила Анта. То обгоняла, то отставала и журчала без умолку. Атран любовался ее новым профилем с крутым лбом, слушал вполуха, в нужные моменты удивлялся или скептически хмыкал. Большего от него не требовалось.
— К архивариусам с Юга знакомая заехала. Ей ее знакомая для меня письмо передала. Тоже через третью голову, но не в этом суть. Главное, письмо от целительницы, которая у нас была. Она рассказывает, что у них на полигоне делается.
Уловив слово «полигон», Атран прислушался.
— Они такие вещи творят! — продолжала Анта. — Такое творят! Ты представить себе не можешь! Образец по два месяца собирают. Алим новые инструменты заказал. Уникальные, двухместные. У них все инкубаторы инструментами забиты! Они каждый геном два месяца правят, представляешь?
— Не представляю! — честно ответил Атран. Но Анта не услышала.
— Каждую операцию вчетвером делают. Два хирурга и два инфора. Один хирург главный, второй ему помогает. А инфоры подсказывают. И хирурги все время меняются. Не как ты — сутки не вылазишь, а нормальный рабочий день. Но самое интересное — это когда образец соберут. Алим его изучит и скажет: «Мы убедились, это мы сделать можем. Все молодцы! Идем дальше. Добавим еще один прибамбас». И уничтожит образец.
— Как?! — изумился Атран. — Два месяца делают, а потом уничтожают?
— Ну да! Это у них называется репетицией. Потому что Алим делает не испытателя, а сразу покорителя Суши. Он все испытания на икринке проводит. Ты на нас испытывал, а он новые инструменты придумал, ему икринки хватает.
— Подожди! Ты сказала, новые инструменты еще в инкубаторах.
— Де-ействительно… — задумалась Анта. — Концы с концами не сходятся. Но честное слово, Алим икринку соберет, изучит и уничтожит. А следующую делает еще сложнее!
— Сейчас, наверно, уже окончательную собрал.
— Да, — согласилась Анта, — письмо полгода шло.
Не успели дойти до хома, как мимо пронесся кул. На нижнем пятне сидел свист, на верхнем — подружка Анты. Кул развернулся в отдалении, коротко мигнул жектор испытательницы.
— Тебя зовут. Иди, посекретничай, — улыбнулся Атран. Он уже давно разобрался в нехитром коде друзей жены. Анта на секунду благодарно прижалась к его боку и умчалась со скоростью звука. Ждать жену Атран не стал: друзья подвезут ее на куле. У свистов вообще очень смирные, добродушные кулы. Разумеется, если так можно сказать о пятиметровом хищнике. Они даже позволяют садиться на спину двум пассажирам — справа и слева от верхнего пятна. Ни один кул не потерпит незнакомого пассажира, если тот не на пятне. Кулы свистов терпели.
Но в этот раз после короткого приветствия Анта села не на спину кула, а на верхнее пятно подруги. Кул взбрыкнул, но тут же замер, почуяв недовольство хозяина. Выгнул плавники, шевельнул хвостом и неторопливо ушел в туманную даль.
Атран выбросил кула и его всадников из головы, вернулся мыслями к полигону Алима. Если судить по результатам, Юго-Восток слегка отставал. Совсем несильно — на год-два. Но по очкам Алим шел впереди. В этом нет никакого сомнения. Его школа целителей, его методики многодневных операций с привлечением инфоров… Внезапно пришло понимание, что именно так должны проходить операции в серьезных институтах. То, что было до сих пор — это гибрид подвига, искусства и кустарщины. Сутками сидеть в инструменте — разве это не кустарщина? Если тебя никто не может заменить — разве это не кустарщина? В серьезной организации незаменимых быть не должно. А рабочий день есть рабочий день. Может, послать к Алиму стажеров по обмену опытом? Надо с Алтусом посоветоваться.
Внезапно появилась Анта. Она выглядела одновременно и возбужденной, и испуганно-смущенной. Знакомое состояние. Что на этот раз?
— Дай слово, что ругаться не будешь, — с ходу начала Анта. — А то поссоримся.
Логика убийственная. Ссориться ни с кем не хотелось.
— Все живы? Хвосты-плавники целы? — притворился озабоченным Атран.
— Ну не надо, а? Я серьезно, а ты дурачишься…
Атран поймал ее ладошку, остановился и развернул Анту к себе лицом. Глаза в глаза.
— Я серьезен как никогда. Говори, что они натворили.
— Ты только не ругайся. Они Эскара выследили. Его тайное логово, куда он омолаживаться уходит.
— Та-а-ак… А каким образом им в головы запала идея, что за Эскаром надо следить?
— Если ругаться будешь, я в Темноту уйду, так и знай!
— Понятно. Кому ты еще рассказала?
— Никому. Только девочкам и свистам. Ну-у… Я девочкам, а они свистам.
— Ясненько. А есть в институте кто-нибудь, кто не знает того, что я просил тебя держать в глубокой тайне?
— Никто больше не знает. Ну как ты не понимаешь, свисты и девочки — мы как одно существо. Если одному больно — нам всем больно. Если один радуется — всем хорошо. Мы ближе, чем икринки из одного помета. У нас нет тайн друг от друга. А теперь и ты нам родной. Я сказала, что ты разрешил мне им рассказать. Если ты ругаться будешь, они поймут обман и не пустят больше нас в свой круг. Я не переживу такого позора.
— И уйдешь в темноту. Значит, я допущен в круг посвященных, только мне об этом забыли сказать. Как ты все запутала… Зови своих конспираторов. Я их ругать буду.
Анта развернулась, свистнула и мигнула пару раз жектором. Из темноты возникла настороженная морда кула. Луч жектора ударил по глазам. Не нужно быть пограничником, чтоб понять: хозяин встревожен, тревога передается кулу, тот нервничает, готов защитить хозяина, но не видит опасности. Атран прикрыл глаза рук-кой, другой почесал кула за жабрами.
— Анта сказала, вы выследили Эскара. Как вы узнали, что это он?
— Ну шеф, все, как по рассказам. Кул решил, что он неживой. И несется как ненормальный. И не сворачивает ни вправо, ни влево. И глубину держит. Ну кто на такой глубине пойдет? Только псих!
По голосу Атран узнал свиста. Елобоч, тот еще хулиган.
— Поэтому мы решили, что это Эскар, — добавила девушка.
— Да не свети ты мне в глаза. Далеко его хом?
— Полторы сотни километров, шеф. Только это не хом. Не наш хом. Я не знаю, как сказать, это видеть надо.
— Вы ушли на полторы сотни километров, и никого не предупредили. А если бы не вернулись?
— Шеф, ну что с нами может случиться? Мы — отряд. Арлина — жектором по глазам, я притушу свистом, а кул порвет на фиг!
— Ну-ну. До того, как институт открыли, я на этом самом месте косяк диких кулов встретил. Вы втроем восьмерых кулов одолеете?
— Не-е… Мы им хвост покажем! Шеф, расскажите!
— Это вы мне расскажите. Эскар вас видел?
— Не видел, мамой клянусь! Что мы, молодь необученная?
— Твоя мама — академик Алтус, — разозлился по-настоящему Атран.
— Не гони волну, шеф. Все чин-чинарем. Я ж пограничник, а не килька безмозглая. Я чо — по следу ходить не умею? Эскар как бешеный шел, а я — в кильватере, на пределе видимости. На такой скорости боковая линия шалота с пяти метров не учует. А если б он и оглянулся — кого бы увидел? Меня? Кула!
— Хорошо, убедил. Что вы там видели?
Арлина хихикнула, Елобоч, наоборот, смутился. Выпростал руку, почесал брюхо кулу.
— Мы его потеряли. Он в скалу ушел. Чес-слово!
— Как это?
— А вот так. Шел по прямой, потом довернул чуть-чуть, ход сбавил и полого так в глубину пошел. Ну, мы еще больше отстали. Моими глазами уже ничего не видно, Арлина еще что-то различает. По запаху да турбулентности след держим. Дно показалось. Вдруг впереди — словно шалот пасть раскрыл, потом захлопнул. Огромный такой шалот. И звуки… Словами не передать, это слышать надо. Мы сразу тормознулись, над дном зависли. Четверть часа подождали — тишина. Мы медленно-медленно вперед двинулись. А там — скала эта… Гладкая. То есть, издали — гладкая, чуть закругленная. Вроде гальки, но во много раз больше шалота. Ее всю не видно, один бок песком занесло. А другой бок из-под песка торчит. Вот в этом боку Эскар и исчез.
— В камне?
— Да не камень это. Издали — как камень. Старый такой, всякой гадостью обросший. А под ней — гладкий как створка раковины изнутри. И у этой скалы след Эскара теряется. Зато на дне есть взбаламученный участок. Как будто шалот хвостом взмахнул, муть поднял. Но шалота не было. Мы б увидели.
— Значит, невидимый шалот заглотнул Эскара и растворился? А может, он в песок закопался?
— Да нет, его скала заглотнула.
— С чего ты взял?
— Кул так думает.
Атран хотел возразить, что кулы не думают, но вспомнил Балу. Ее настойчивое желание передать какой-нибудь образ.
— А что твой кул думает о самом Эскаре? Не боится его?
— Ничуть! Он только живых боится. А Эскар, по его разумению, не живой.
— Надо же! Бала Эскара боялась.
— Бала — это кула, — пояснила Анта.
— Что потом?
— Потом мы обшарили всю округу. Потом прижались к скале и слышали какие-то звуки. Тихое урчание. Потом еще сутки там провели, спрятавшись невдалеке. Кулу надо было отдых дать. Ну и вернулись.
— Арлина, ты добавить что-нибудь можешь?
Девушка задумалась.
— Эта скала… Она чужая природе. Таких не бывает. Она ненастоящая…
— Надо мне самому все на месте осмотреть, — после минуты размышлений решил Атран.
— Кул с дороги устал. Ему роздых нужен, — возразил Елобоч.
— Успеет отдохнуть. Эскар уходит омолаживаться на три-четыре недели. Когда вернется в Бирюзу, мы и займемся его скалой. А сейчас двигайте оба в информаторий, разыщите Ореля и сдайте ему отчет. Больше — никому! Ясно?
— Кул есть хочет…
— Потерпит. Анта, проследи, чтоб никуда не свернули. Нет, я сам вас провожу!
Экспедицию готовили тщательно и в обстановке глубокой секретности. Для посторонних пустили байку, что это первая геолого-топографическая экспедиция по поиску места для будущего города в Темноте. Позднее таких экспедиций будет множество. Места в Темноте дикие, неизученные, поэтому транспорт — не шалот, а четыре кула. Разумеется, со своими всадниками. Без жекторов и зорких глаз испытательниц никак не обойтись — еще четыре участника. Топограф, геолог, инфор — какая же это геолого-топографическая экспедиция без них? И начальник партии — сам Атран. Алтус пытался отговорить, но Атран был непреклонен. Дело может оказаться опасным, а у него опыт пограничника, знание боевых приемов. Фалин был безутешен. Убеждал, что если топограф — инфор, то второй инфор экспедиции не нужен. А нужен свист, способный ориентироваться в Темноте. Орель лишь посмеивался и отсылал Фалина к Атрану.
Три недели спустя Орель с одним из пограничников отправился в Бирюзу. Предлог — выяснить, какие формальности нужно соблюсти перед основанием города в Темноте. Фактически — убедиться, что Эскар вернулся в Бирюзу, и в ближайшее время никуда не собирается. На случай, если Эскар заинтересуется маршрутом экспедиции, Орель должен был описать запасной вариант, и близко не пролегающий от логова старейшего.
В путь отправились на день раньше намеченного срока. Эту хитрость придумал Атран, чтоб избежать пышных проводов. Каждый кул нес трех всадников. Свиста на нижнем пятне и двух пассажиров справа и слева от верхнего пятна. Только на ведущем куле всадники располагались по-другому. Елобочу требовались зоркие глаза Арлины, поэтому девушка сидела на верхнем пятне. А топограф — на нижней присоске Елобоча. Он уже не попадал в вихревую зону вокруг тела кула, поэтому отчаянно работал хвостом. Атран понимал, что бедняга скоро выдохнется, но не вмешивался. Инфору полезно сбросить лишний жирок.
Впрочем, топограф мужественно продержался до полуденного отдыха. Пассажиры расслабили присоски и покинули кулов, сбившись плотной стайкой. А пограничники быстро наловили мелюзги на обед. На лицах появились брезгливые гримаски. Даже девушки, жившие с пограничниками, отдавали свои порции кулам. Атран вспомнил молодость — и заставил себя съесть сырую рыбку. Нужно поддерживать образ несгибаемого начальника.
После обеда на нижнее пятно Елобоча сел Орель. Честно говоря, Атран не понимал, что можно картографировать, двигаясь в открытом океане на глубине шестидесяти метров — то есть, в нескольких сотнях метров выше дна. Но инфоры относились к своей работе крайне ответственно.
Поздно вечером Елобоч объявил, что под ними отмель, до дна не больше двухсот метров, а до цели — хвостом вильнуть. Поэтому самое время сделать привал. И резко пошел в глубину. Девушки включили жекторы, свисты задействовали сонары. Вскоре и на самом деле показалось песчаное дно почти без растительности. И без слоя осадков. Атран удивился, но почувствовал чуть заметное течение и успокоился.
Спали прямо на песке. Где-то в высоте лениво парили кулы. Изредка вспыхивали жекторы девушек, да закладывало уши от неслышного свиста часовых. Темно, холодно, неуютно…
Весть о том, что солнце встало, принесли кулы. Им надоело охранять сонное царство, организм требовал движения. И хищники начали тормошить хозяев. Свисты, посменно охранявшие лагерь, замерзшие, сонные и злые, бранились и гнали кулов прочь. Но сложно игнорировать резвящегося пятиметрового хищника. А со стороны смотреть на эти игры просто страшно. Постепенно все расшевелились.
Оседлав кулов, свисты отправились глушить ультразвуком мелочь на завтрак. На этот раз рыбка показалась Атрану более вкусной. Инфоры, хищные по природе, съели порции не морщась. А девушек геолог напугал страшной сказкой, что у голодных жекторы погаснут. Легковерные пришли в ужас и проглотили завтрак. Более сообразительная Анта припомнила, что голодать им приходилось, но факел на носу от этого не тускнел. Девушки набросились с кулаками на геолога, тот ловко ускользнул, подняв со дна облако песка и мути. Все бросились врассыпную, Орель налетел на кула. Кул решил, что с ним играют и ловко выхватил у инфора завтрак. Орель погнался за хищником, но не догнал. В радостной суете немного согрелись, и Атран дал команду к движению. Топограф со стоном занял место на нижнем пятне Елобоча, но хвостом работать отказался, жалуясь на неизвестные науке болезни хвостового плавника. И пронзительно верещал каждый раз, когда Елобоч давал шенкеля кулу. В конце концов Арлина уступила ему место на верхнем пятне, а сама присосалась к Елобочу.
Спустя четверть часа по неслышному сигналу пограничники разошлись веером, но через минуту кто-то подал сигнал к сбору.
— Вот оно! — Елобоч с Арлиной раздувались от гордости. Атран перехватил выжидающий взгляд жены и принялся их хвалить. Выйти с расстояния в полторы сотни километров точно на объект — это искусство пополам с подвигом. (А о том, что ночью два часа над лагерем кружили только три кула, и на это же время куда-то исчезли наши герои — об этом они сами расскажут. Позднее. Если захотят, конечно.)
Предмет был огромен. Его не удавалось охватить взглядом. Лучи жекторов терялись в темноте. Он на самом деле походил формой на огромную плоскую гальку. Но свисты утверждали, что такого смачного отражения не даст ни один камень.
Атран поискал взглядом геолога. Тот, вооружившись осколком раковины, скоблил поверхность артефакта. Подумав, Атран послал ему в помощь двух девушек. Третью откомандировал в помощь картографу, а Анту приказом по партии оставил в распоряжении начальника. То есть, при себе. Ехидных комментариев насчет семейственности не услышал. Это был штрих. Чтоб свисты упустили случай позубоскалить…
Не теряя времени, Атран притерся к нижнему пятну жены, велел светить широким лучом и повлек ее вдоль границы артефакта. Если считать, что предмет и на самом деле имел форму гальки… То бишь, эллипсоида вращения по-научному, то не менее трети скрывалось под песчаным наносом.
Топограф составлял кроки местности. Вообще-то, представители его профессии славятся умением определять расстояния, направления и глубины. Но на этот раз он разбивал территорию на треугольники шестьдесят на восемьдесят на сто метров. Охотники и Арлина таскали камни и помогали ставить реперные знаки.
Закончив круг, Атран полюбопытствовал, как идут дела у геолога. Тот драил песком бок артефакта. Девушки светили, помогали и больше не зубоскалили. Описав несколько витков по расширяющейся спирали вокруг объекта, Атран не нашел ничего интересного и объявил сбор.
— Я не знаю, что это, но лежит оно здесь больше пяти тысяч лет, — сообщил топограф. — Около пяти тысяч лет назад здесь проходило течение, которое несло песок. И медленно заносило эту хреновину. Потом шторм размыл косу, и течение пошло другим путем. А наносы остались.
— Хорошо некоторым, — пробурчал геолог. — А я ничего не узнал. Это вещество прочнее любого камня. Смотрите, — он вынул из обтекателя маленький камешек и провел им по очищенному участку поверхности. Потом пальцем стер чуть заметную царапину — и не осталось никакого следа! — Это вещество нам не по зубам.
Рядом скользила Анта. То обгоняла, то отставала и журчала без умолку. Атран любовался ее новым профилем с крутым лбом, слушал вполуха, в нужные моменты удивлялся или скептически хмыкал. Большего от него не требовалось.
— К архивариусам с Юга знакомая заехала. Ей ее знакомая для меня письмо передала. Тоже через третью голову, но не в этом суть. Главное, письмо от целительницы, которая у нас была. Она рассказывает, что у них на полигоне делается.
Уловив слово «полигон», Атран прислушался.
— Они такие вещи творят! — продолжала Анта. — Такое творят! Ты представить себе не можешь! Образец по два месяца собирают. Алим новые инструменты заказал. Уникальные, двухместные. У них все инкубаторы инструментами забиты! Они каждый геном два месяца правят, представляешь?
— Не представляю! — честно ответил Атран. Но Анта не услышала.
— Каждую операцию вчетвером делают. Два хирурга и два инфора. Один хирург главный, второй ему помогает. А инфоры подсказывают. И хирурги все время меняются. Не как ты — сутки не вылазишь, а нормальный рабочий день. Но самое интересное — это когда образец соберут. Алим его изучит и скажет: «Мы убедились, это мы сделать можем. Все молодцы! Идем дальше. Добавим еще один прибамбас». И уничтожит образец.
— Как?! — изумился Атран. — Два месяца делают, а потом уничтожают?
— Ну да! Это у них называется репетицией. Потому что Алим делает не испытателя, а сразу покорителя Суши. Он все испытания на икринке проводит. Ты на нас испытывал, а он новые инструменты придумал, ему икринки хватает.
— Подожди! Ты сказала, новые инструменты еще в инкубаторах.
— Де-ействительно… — задумалась Анта. — Концы с концами не сходятся. Но честное слово, Алим икринку соберет, изучит и уничтожит. А следующую делает еще сложнее!
— Сейчас, наверно, уже окончательную собрал.
— Да, — согласилась Анта, — письмо полгода шло.
Не успели дойти до хома, как мимо пронесся кул. На нижнем пятне сидел свист, на верхнем — подружка Анты. Кул развернулся в отдалении, коротко мигнул жектор испытательницы.
— Тебя зовут. Иди, посекретничай, — улыбнулся Атран. Он уже давно разобрался в нехитром коде друзей жены. Анта на секунду благодарно прижалась к его боку и умчалась со скоростью звука. Ждать жену Атран не стал: друзья подвезут ее на куле. У свистов вообще очень смирные, добродушные кулы. Разумеется, если так можно сказать о пятиметровом хищнике. Они даже позволяют садиться на спину двум пассажирам — справа и слева от верхнего пятна. Ни один кул не потерпит незнакомого пассажира, если тот не на пятне. Кулы свистов терпели.
Но в этот раз после короткого приветствия Анта села не на спину кула, а на верхнее пятно подруги. Кул взбрыкнул, но тут же замер, почуяв недовольство хозяина. Выгнул плавники, шевельнул хвостом и неторопливо ушел в туманную даль.
Атран выбросил кула и его всадников из головы, вернулся мыслями к полигону Алима. Если судить по результатам, Юго-Восток слегка отставал. Совсем несильно — на год-два. Но по очкам Алим шел впереди. В этом нет никакого сомнения. Его школа целителей, его методики многодневных операций с привлечением инфоров… Внезапно пришло понимание, что именно так должны проходить операции в серьезных институтах. То, что было до сих пор — это гибрид подвига, искусства и кустарщины. Сутками сидеть в инструменте — разве это не кустарщина? Если тебя никто не может заменить — разве это не кустарщина? В серьезной организации незаменимых быть не должно. А рабочий день есть рабочий день. Может, послать к Алиму стажеров по обмену опытом? Надо с Алтусом посоветоваться.
Внезапно появилась Анта. Она выглядела одновременно и возбужденной, и испуганно-смущенной. Знакомое состояние. Что на этот раз?
— Дай слово, что ругаться не будешь, — с ходу начала Анта. — А то поссоримся.
Логика убийственная. Ссориться ни с кем не хотелось.
— Все живы? Хвосты-плавники целы? — притворился озабоченным Атран.
— Ну не надо, а? Я серьезно, а ты дурачишься…
Атран поймал ее ладошку, остановился и развернул Анту к себе лицом. Глаза в глаза.
— Я серьезен как никогда. Говори, что они натворили.
— Ты только не ругайся. Они Эскара выследили. Его тайное логово, куда он омолаживаться уходит.
— Та-а-ак… А каким образом им в головы запала идея, что за Эскаром надо следить?
— Если ругаться будешь, я в Темноту уйду, так и знай!
— Понятно. Кому ты еще рассказала?
— Никому. Только девочкам и свистам. Ну-у… Я девочкам, а они свистам.
— Ясненько. А есть в институте кто-нибудь, кто не знает того, что я просил тебя держать в глубокой тайне?
— Никто больше не знает. Ну как ты не понимаешь, свисты и девочки — мы как одно существо. Если одному больно — нам всем больно. Если один радуется — всем хорошо. Мы ближе, чем икринки из одного помета. У нас нет тайн друг от друга. А теперь и ты нам родной. Я сказала, что ты разрешил мне им рассказать. Если ты ругаться будешь, они поймут обман и не пустят больше нас в свой круг. Я не переживу такого позора.
— И уйдешь в темноту. Значит, я допущен в круг посвященных, только мне об этом забыли сказать. Как ты все запутала… Зови своих конспираторов. Я их ругать буду.
Анта развернулась, свистнула и мигнула пару раз жектором. Из темноты возникла настороженная морда кула. Луч жектора ударил по глазам. Не нужно быть пограничником, чтоб понять: хозяин встревожен, тревога передается кулу, тот нервничает, готов защитить хозяина, но не видит опасности. Атран прикрыл глаза рук-кой, другой почесал кула за жабрами.
— Анта сказала, вы выследили Эскара. Как вы узнали, что это он?
— Ну шеф, все, как по рассказам. Кул решил, что он неживой. И несется как ненормальный. И не сворачивает ни вправо, ни влево. И глубину держит. Ну кто на такой глубине пойдет? Только псих!
По голосу Атран узнал свиста. Елобоч, тот еще хулиган.
— Поэтому мы решили, что это Эскар, — добавила девушка.
— Да не свети ты мне в глаза. Далеко его хом?
— Полторы сотни километров, шеф. Только это не хом. Не наш хом. Я не знаю, как сказать, это видеть надо.
— Вы ушли на полторы сотни километров, и никого не предупредили. А если бы не вернулись?
— Шеф, ну что с нами может случиться? Мы — отряд. Арлина — жектором по глазам, я притушу свистом, а кул порвет на фиг!
— Ну-ну. До того, как институт открыли, я на этом самом месте косяк диких кулов встретил. Вы втроем восьмерых кулов одолеете?
— Не-е… Мы им хвост покажем! Шеф, расскажите!
— Это вы мне расскажите. Эскар вас видел?
— Не видел, мамой клянусь! Что мы, молодь необученная?
— Твоя мама — академик Алтус, — разозлился по-настоящему Атран.
— Не гони волну, шеф. Все чин-чинарем. Я ж пограничник, а не килька безмозглая. Я чо — по следу ходить не умею? Эскар как бешеный шел, а я — в кильватере, на пределе видимости. На такой скорости боковая линия шалота с пяти метров не учует. А если б он и оглянулся — кого бы увидел? Меня? Кула!
— Хорошо, убедил. Что вы там видели?
Арлина хихикнула, Елобоч, наоборот, смутился. Выпростал руку, почесал брюхо кулу.
— Мы его потеряли. Он в скалу ушел. Чес-слово!
— Как это?
— А вот так. Шел по прямой, потом довернул чуть-чуть, ход сбавил и полого так в глубину пошел. Ну, мы еще больше отстали. Моими глазами уже ничего не видно, Арлина еще что-то различает. По запаху да турбулентности след держим. Дно показалось. Вдруг впереди — словно шалот пасть раскрыл, потом захлопнул. Огромный такой шалот. И звуки… Словами не передать, это слышать надо. Мы сразу тормознулись, над дном зависли. Четверть часа подождали — тишина. Мы медленно-медленно вперед двинулись. А там — скала эта… Гладкая. То есть, издали — гладкая, чуть закругленная. Вроде гальки, но во много раз больше шалота. Ее всю не видно, один бок песком занесло. А другой бок из-под песка торчит. Вот в этом боку Эскар и исчез.
— В камне?
— Да не камень это. Издали — как камень. Старый такой, всякой гадостью обросший. А под ней — гладкий как створка раковины изнутри. И у этой скалы след Эскара теряется. Зато на дне есть взбаламученный участок. Как будто шалот хвостом взмахнул, муть поднял. Но шалота не было. Мы б увидели.
— Значит, невидимый шалот заглотнул Эскара и растворился? А может, он в песок закопался?
— Да нет, его скала заглотнула.
— С чего ты взял?
— Кул так думает.
Атран хотел возразить, что кулы не думают, но вспомнил Балу. Ее настойчивое желание передать какой-нибудь образ.
— А что твой кул думает о самом Эскаре? Не боится его?
— Ничуть! Он только живых боится. А Эскар, по его разумению, не живой.
— Надо же! Бала Эскара боялась.
— Бала — это кула, — пояснила Анта.
— Что потом?
— Потом мы обшарили всю округу. Потом прижались к скале и слышали какие-то звуки. Тихое урчание. Потом еще сутки там провели, спрятавшись невдалеке. Кулу надо было отдых дать. Ну и вернулись.
— Арлина, ты добавить что-нибудь можешь?
Девушка задумалась.
— Эта скала… Она чужая природе. Таких не бывает. Она ненастоящая…
— Надо мне самому все на месте осмотреть, — после минуты размышлений решил Атран.
— Кул с дороги устал. Ему роздых нужен, — возразил Елобоч.
— Успеет отдохнуть. Эскар уходит омолаживаться на три-четыре недели. Когда вернется в Бирюзу, мы и займемся его скалой. А сейчас двигайте оба в информаторий, разыщите Ореля и сдайте ему отчет. Больше — никому! Ясно?
— Кул есть хочет…
— Потерпит. Анта, проследи, чтоб никуда не свернули. Нет, я сам вас провожу!
Экспедицию готовили тщательно и в обстановке глубокой секретности. Для посторонних пустили байку, что это первая геолого-топографическая экспедиция по поиску места для будущего города в Темноте. Позднее таких экспедиций будет множество. Места в Темноте дикие, неизученные, поэтому транспорт — не шалот, а четыре кула. Разумеется, со своими всадниками. Без жекторов и зорких глаз испытательниц никак не обойтись — еще четыре участника. Топограф, геолог, инфор — какая же это геолого-топографическая экспедиция без них? И начальник партии — сам Атран. Алтус пытался отговорить, но Атран был непреклонен. Дело может оказаться опасным, а у него опыт пограничника, знание боевых приемов. Фалин был безутешен. Убеждал, что если топограф — инфор, то второй инфор экспедиции не нужен. А нужен свист, способный ориентироваться в Темноте. Орель лишь посмеивался и отсылал Фалина к Атрану.
Три недели спустя Орель с одним из пограничников отправился в Бирюзу. Предлог — выяснить, какие формальности нужно соблюсти перед основанием города в Темноте. Фактически — убедиться, что Эскар вернулся в Бирюзу, и в ближайшее время никуда не собирается. На случай, если Эскар заинтересуется маршрутом экспедиции, Орель должен был описать запасной вариант, и близко не пролегающий от логова старейшего.
В путь отправились на день раньше намеченного срока. Эту хитрость придумал Атран, чтоб избежать пышных проводов. Каждый кул нес трех всадников. Свиста на нижнем пятне и двух пассажиров справа и слева от верхнего пятна. Только на ведущем куле всадники располагались по-другому. Елобочу требовались зоркие глаза Арлины, поэтому девушка сидела на верхнем пятне. А топограф — на нижней присоске Елобоча. Он уже не попадал в вихревую зону вокруг тела кула, поэтому отчаянно работал хвостом. Атран понимал, что бедняга скоро выдохнется, но не вмешивался. Инфору полезно сбросить лишний жирок.
Впрочем, топограф мужественно продержался до полуденного отдыха. Пассажиры расслабили присоски и покинули кулов, сбившись плотной стайкой. А пограничники быстро наловили мелюзги на обед. На лицах появились брезгливые гримаски. Даже девушки, жившие с пограничниками, отдавали свои порции кулам. Атран вспомнил молодость — и заставил себя съесть сырую рыбку. Нужно поддерживать образ несгибаемого начальника.
После обеда на нижнее пятно Елобоча сел Орель. Честно говоря, Атран не понимал, что можно картографировать, двигаясь в открытом океане на глубине шестидесяти метров — то есть, в нескольких сотнях метров выше дна. Но инфоры относились к своей работе крайне ответственно.
Поздно вечером Елобоч объявил, что под ними отмель, до дна не больше двухсот метров, а до цели — хвостом вильнуть. Поэтому самое время сделать привал. И резко пошел в глубину. Девушки включили жекторы, свисты задействовали сонары. Вскоре и на самом деле показалось песчаное дно почти без растительности. И без слоя осадков. Атран удивился, но почувствовал чуть заметное течение и успокоился.
Спали прямо на песке. Где-то в высоте лениво парили кулы. Изредка вспыхивали жекторы девушек, да закладывало уши от неслышного свиста часовых. Темно, холодно, неуютно…
Весть о том, что солнце встало, принесли кулы. Им надоело охранять сонное царство, организм требовал движения. И хищники начали тормошить хозяев. Свисты, посменно охранявшие лагерь, замерзшие, сонные и злые, бранились и гнали кулов прочь. Но сложно игнорировать резвящегося пятиметрового хищника. А со стороны смотреть на эти игры просто страшно. Постепенно все расшевелились.
Оседлав кулов, свисты отправились глушить ультразвуком мелочь на завтрак. На этот раз рыбка показалась Атрану более вкусной. Инфоры, хищные по природе, съели порции не морщась. А девушек геолог напугал страшной сказкой, что у голодных жекторы погаснут. Легковерные пришли в ужас и проглотили завтрак. Более сообразительная Анта припомнила, что голодать им приходилось, но факел на носу от этого не тускнел. Девушки набросились с кулаками на геолога, тот ловко ускользнул, подняв со дна облако песка и мути. Все бросились врассыпную, Орель налетел на кула. Кул решил, что с ним играют и ловко выхватил у инфора завтрак. Орель погнался за хищником, но не догнал. В радостной суете немного согрелись, и Атран дал команду к движению. Топограф со стоном занял место на нижнем пятне Елобоча, но хвостом работать отказался, жалуясь на неизвестные науке болезни хвостового плавника. И пронзительно верещал каждый раз, когда Елобоч давал шенкеля кулу. В конце концов Арлина уступила ему место на верхнем пятне, а сама присосалась к Елобочу.
Спустя четверть часа по неслышному сигналу пограничники разошлись веером, но через минуту кто-то подал сигнал к сбору.
— Вот оно! — Елобоч с Арлиной раздувались от гордости. Атран перехватил выжидающий взгляд жены и принялся их хвалить. Выйти с расстояния в полторы сотни километров точно на объект — это искусство пополам с подвигом. (А о том, что ночью два часа над лагерем кружили только три кула, и на это же время куда-то исчезли наши герои — об этом они сами расскажут. Позднее. Если захотят, конечно.)
Предмет был огромен. Его не удавалось охватить взглядом. Лучи жекторов терялись в темноте. Он на самом деле походил формой на огромную плоскую гальку. Но свисты утверждали, что такого смачного отражения не даст ни один камень.
Атран поискал взглядом геолога. Тот, вооружившись осколком раковины, скоблил поверхность артефакта. Подумав, Атран послал ему в помощь двух девушек. Третью откомандировал в помощь картографу, а Анту приказом по партии оставил в распоряжении начальника. То есть, при себе. Ехидных комментариев насчет семейственности не услышал. Это был штрих. Чтоб свисты упустили случай позубоскалить…
Не теряя времени, Атран притерся к нижнему пятну жены, велел светить широким лучом и повлек ее вдоль границы артефакта. Если считать, что предмет и на самом деле имел форму гальки… То бишь, эллипсоида вращения по-научному, то не менее трети скрывалось под песчаным наносом.
Топограф составлял кроки местности. Вообще-то, представители его профессии славятся умением определять расстояния, направления и глубины. Но на этот раз он разбивал территорию на треугольники шестьдесят на восемьдесят на сто метров. Охотники и Арлина таскали камни и помогали ставить реперные знаки.
Закончив круг, Атран полюбопытствовал, как идут дела у геолога. Тот драил песком бок артефакта. Девушки светили, помогали и больше не зубоскалили. Описав несколько витков по расширяющейся спирали вокруг объекта, Атран не нашел ничего интересного и объявил сбор.
— Я не знаю, что это, но лежит оно здесь больше пяти тысяч лет, — сообщил топограф. — Около пяти тысяч лет назад здесь проходило течение, которое несло песок. И медленно заносило эту хреновину. Потом шторм размыл косу, и течение пошло другим путем. А наносы остались.
— Хорошо некоторым, — пробурчал геолог. — А я ничего не узнал. Это вещество прочнее любого камня. Смотрите, — он вынул из обтекателя маленький камешек и провел им по очищенному участку поверхности. Потом пальцем стер чуть заметную царапину — и не осталось никакого следа! — Это вещество нам не по зубам.