Сы-цзе Д. Комплекс Ди

эта комедия.
Мо Непреклонный! Верный рыцарь! Дон Кихот! С именем прекрасной дамы на
устах, с ее образом в сердце, под развевающимся знаменем, на котором
запечатлен символ грезы, он мчался по ухабам, прочь из долины искушений.
Он еще не доехал до шоссе, но уже слышал нетерпеливые гудки грузовиков.
Вдали, посреди грунтовой дороги, перед ветхим деревянным домом, виднелись
две черные точки. Велосипед дребезжал, багажник скрипел, руль болтался в
руках, а цепь при каждом повороте педалей грозила сорваться. Хоть бы
глотнуть воды! Или взять в рот ложечку мороженого! Точки явно перемещались,
менялись местами. Впереди длинный подъем. Мо налег на педали, переднее
колесо, побуксовав на месте, с натугой двинулось на приступ. О где ты,
ледяное лакомство!
Две темные точки на минуту скрылись, потом появились снова, они все так
же шевелились, но по мере приближения росли и превратились в двух ведьм,
ставших поперек дороги. Едва поняв, что это они, Мо соскочил с велосипеда.
Его снова прошиб пот, на этот раз холодный. Никогда еще за все время своей
психоаналитической экспедиции он не дышал так тяжко.
Однако сестры приняли его как дорогого гостя. Они попросили у него
извинения, сказали, что поверили ему, и даже изъявили интерес к
психоанализу. Мо не слишком поверил в такую резкую перемену и хотел проехать
дальше, но сестры и слышать ничего не хотели. Они настояли, чтобы он завел
велосипед во двор, провели его в дом и усадили за стол. Стены низкой
столовой были оклеены газетами. В простенке между двух закрытых окон висела
фотография пожилого мужчины -- без сомнения покойного отца. В доме пахло
тибетским ладаном. Над глинобитным очагом посреди комнаты висели два
красивых, цвета охры, лука, видимо, орудия изгнания бесов. В очаге горел
огонь. Вскоре закипел чайник и был подан чай.
Надо отдать сестрам должное: их лапша, пряная уха из карпа и свиные
шкварки по виду, аромату и вкусу не имели себе равных. Пока он наслаждался
этим пиршеством, этим чудом кулинарного искусства, сестры рассказывали ему
сон, который им никак не удавалось разгадать. Отец до самой своей смерти так
и не посвятил их в искусство толкования снов. (В обширных, как океан,
анналах китайской истории не упоминается ни об одной женщине, которая бы им
владела!)
Этот сон приснился сыну старшей из сестер за два месяца до смерти, а
скончался он в тридцать пять лет. Умер своей смертью, скорее всего
задохнулся. Никаких следов насилия не обнаружили. Последние несколько лет он
работал в мраморном карьере, в городе Чунцине, в пятистах километрах от
родного дома. Врачи заметили на рентгене затемнение в правом легком --
обычная вещь у камнетесов. На Первое мая ему дали пять дней отпуска, и он
приехал домой повидаться с женой и со всем семейством. За год до того он
построил себе дом, лучший на всю деревню: двухэтажный, с балконами,
отделанный по фасаду белым кафелем; мать и тетка выкладывали его вручную --
несколько сотен плиток, одна к одной, -- стоя на бамбуковых мостках. Бедняга
даже не успел порадоваться своему новому жилищу, каждая пядь которого была
полита его потом и кровью, оплачена его тяжким трудом. Приехал он поздно
вечером и так устал с дороги, что у него не хватило сил ни поесть, ни
помыться. Жена согрела корыто воды и вымыла ему ноги. Потом вроде бы она
помогла ему раздеться и надеть чистую футболку и штаны. Он вышел во двор по
малой нужде и вернулся в спальню. Сказал жене, что хочет перед сном
помолиться. Он принадлежал к запрещенной секте Фалуныун1. Жена вышла из
комнаты и слышала, как он молится. Когда она закончила свои дела по
хозяйству и присоединилась к мужу, он уже спал. А наутро она проснулась в
семь часов и увидела, что он лежит мертвый. Поскольку он состоял в
Фалуньгун, а она не хотела осложнений с полицией, вскрытия делать не стали.
В тот вечер, перед тем как пойти к себе, он проведал мать и тетку.
Пробыл у них с четверть часа, проверил, в порядке ли их гробы, и рассказал
сон, который приснился ему накануне отъезда. Как будто он едет на мощном
мотоцикле по берегу Янцзы, оборачивается и видит, что борозда от его
мотоцикла разделяет песок и камни на две части: слева они светлые и сухие,
справа -- темные и мокрые.
Загадочная история. Мо слушал рассказ сестер, не сводя глаз с
фотографии их отца. У него было смутное чувство, что медиум и толкователь
снов внушает ему какие-то чисто китайские мысли, но решение пришло не сразу.
Он попросил у сестер несколько дней на раздумье и вернулся к родителям. С
тех пор он стал мало спать (всего часа два-три в сутки) и много курить
(больше, чем могли выдержать легкие). Нередко ему приходил на ум знаменитый
английский сыщик, который так умело распознавал ложный след. Аналитические
поездки продолжались, но Мо стал рассеянным. Однажды на проселочной дороге,
где не ходил автобус, pro остановил больной старик и попросил подвезти. Мо,
тронутый его видом -- одни кости, обтянутые землистой кожей, -- согласился.
Старик устроился на багажнике и очень скоро уснул под мерный скрип педалей.
Поглощенный мыслями о странном сне, Мо ехал целый час, не слыша ни слова от
своего пассажира, так что и вовсе о нем забыл. И только притормозив, чтобы
передохнуть в тени большого дерева, вспомнил и оглянулся: старика не было.
Он свалился по дороге. Наконец аналитик
1. Фалуньгун -- религиозная организация, учение которой представляет
собой смесь буддизма, даосизма и традиционной оздоровительной гимнастики
цигун. Основана в 1992 г. отставным военным Ли Хунчжи. В 1999 г. китайские
власти запретили Фалуньгун.
решил залечь и спать несколько дней и ночей подряд: может, его
собственные сны дадут ключ к тому, неразгаданному. Однажды он проснулся на
рассвете, когда небо за окном только-только наливалось голубизной; ему
приснилась Гора Старой Луны в полосатой арестантской форме -- она упрекала
его за то, что он ее забыл. И тут вдруг все прояснилось. Он помчался к
сестрам-ведьмам и поведал им разгадку: покойному приснился вещий сон, из
которого следовало, что он подсознательно подозревал жену в неверности; она
изменяла ему с человеком по имени Фэн Чан, который и стал его убийцей.
(Иероглиф "Фэн" состоит из двух частей: левая обозначает воду, правая --
лошадь, иначе говоря мотоцикл. А "Чан" изображается двумя наложенными друг
на друга солнечными дисками: двойное солнце обозначает двух мужчин, которые
делят одну женщину (Имеется в виду не точный смысл иероглифов Фэн и Чан, а
их толкования).)
Старшая из сестер, мать покойного, разразилась рыданиями. Младшая
рассмеялась. Человек с таким именем действительно жил по соседству. Через
несколько дней после этого разговора сестры добились, чтобы его арестовали,
и на первом же допросе он признался в преступлении.
Но Мо дорого заплатил за то, что ему удалось подглядеть чужой сон.
Часто по ночам, а то и среди дня, во время сеансов психоанализа, ему виделся
черный мотоцикл, на котором восседал он сам; мотоцикл ехал вдоль Янцзы. Вода
в реке была темно-зеленая, песок с левой стороны сухой, с правой -- мокрый.
Над головой мотоциклиста носились, задевая его крыльями, белые чайки. На
заднем плане картинки присутствовала рыбачья лодка под парусом или баржа с
писающим в реку мальчиком.
Заслуживает упоминания еще один сон, рассказанный ночным сторожем со
стройки. Мо запомнилась его будка под шиферной крышей, видневшаяся с дороги
сиротливым темным силуэтом, если ее не освещали фары проезжавших грузовиков.
Со сторожем он познакомился как-то вечером в чайной, и тот сразу пригласил
его к себе. "Будет весело, придут девчата со стройки!" -- пообещал этот
невысокий, ростом с Мо, но очень прыткий и сильно пьяный человечек лет
тридцати. Когда они с Мо подошли к запертой на висячий замок будке,
обнаружилось, что сторож потерял ключ. Тогда он, еле держась на ногах,
подобрал с земли ржавую железную палку и всунул ее между створок. Замок с
грохотом отскочил, и дверь открылась. Когда Мо зашел внутрь, стены и крыша
еще тряслись.
Обстановка в будке была самая убогая, но в холодильнике кое-что
имелось. Сторож достал пиво и спросил Мо, согласен ли он заплатить за двух
шлюх.
-- Позабавились бы вчетвером, а?
-- Не надо мне шлюх, -- не сразу ответил Мо. -- Кругом одни шлюхи, сыт
по горло!
Он решил изменить тактику и, при всей своей любви к скрытности,
заставил себя как можно развязнее спросить:
-- А девственниц ты случайно не знаешь?
-- Кого-кого?
Сторож хлопнул его по плечу.
-- Ну, девственниц. Невинных девушек, которые еще не... Девственниц! --
повторил он еще раз, как будто наслаждаясь звучанием старомодного слова.
Сторож неприятно захохотал. Мо вдруг почувствовал себя грязным
развратником. Пьянчуга же оборвал свой дурацкий смех, взял Мо за рукав,
подвел к взломанной двери и велел убираться вон, будто он был опасный
сумасшедший.
Стараясь не терять достоинства, Мо поправил свое знамя и, не садясь на
велосипед, медленно покатил его по усыпанной песком и гравием дорожке. Шагая
вдоль стройки, он поднял голову и посмотрел на многоярусные бамбуковые леса,
похожие на огромную шахматную доску. "Жизнь похожа на шахматную партию, --
подумал он. -- И моя охота за девственницей тоже. В какой момент я сделал
неверный ход? А может, партия уже проиграна?"
В ушах у него звучал смех ночного сторожа как доказательство полной
нелепости его затеи.
Он заметил соединяющую ярусы лесенку из железных прутьев, и ему вдруг
взбрело на ум забраться на самый верх этой недостроенной махины и там
покурить. Соблазненный этой идеей, он как альпинист-одиночка начал ночное
восхождение. Лестница была слишком узка, Мо с непривычки оступился и чуть не
сорвался. Это заставило его засмеяться. На душе полегчало. Но вдруг он
подумал о велосипеде. Если его украдут, придется тащиться пешком до самого
дома -- хуже не придумаешь! Мо посмотрел вниз -- слава богу, велосипед на
месте. Тогда он спустился, взвалил велосипед на плечи и снова полез наверх.
Крыша была более или менее доделана и представляла собой огромную
покрытую гудроном площадку. Когда ночной сторож тоже поднялся туда, Мо,
привстав на педалях и согнувшись над рулем, с бешеной скоростью описывал
круги вдоль металлического парапета. Наконец он выдохся, опустился на седло
и, проехав еще сколько мог по инерции, свернул на середину. Там он
остановился и оперся ногой на дорожный каток. Потом, не слезая с седла,
зажег сигарету, затянулся, выдохнул вместе с клубом дыма пар своих мечтаний
и боль отчаяния и, оттолкнувшись, рванул по новой.
У ночного сторожа, вероятно впервые в жизни, пробудилось чувство
ответственности: он испугался несчастного случая, а то и, чего доброго,
самоубийства, и потребовал, чтобы Мо немедленно спустился на землю. Но
аналитик продолжал свой смертельный номер, горланя что есть мочи слова
великого английского поэта: "Я похититель моря, звезд, луны", добавляя от
себя: "и похититель девственниц".
Знамя со знаком грезы трепетало и хлопало у него за спиной. Мо
казалось, что его вот-вот унесет на этом парусе в поднебесье или швырнет
через парапет на землю. Он обливался потом. Ветер вдруг взъярился, взвыл и
застонал, словно пытаясь вырвать древко и растерзать в клочья знамя. Но так
же внезапно вой перешел в тихий ропот, порыв улегся. Воздух ласкал кожу, как
теплая вода. Небо нависало совсем близко. Протяни руку -- достанешь. Крупные
звезды слепили глаза Мо.
До его слуха дошел вдруг голос ночного сторожа, но он не уговаривал его
спуститься, а рассказывал сон.
-- Это приснилось не мне и не моей жене, а нашему соседу, бывшему врачу
на пенсии. Жили мы тогда на южной окраине Чэнду. Сосед занимался
традиционной медициной и, когда кто-нибудь заболевал, давал ему целебные
травы. Иглотерапией тоже владел в совершенстве. Вот он однажды и рассказал
мне, что видел во сне мою жену, как она рано утром стоит на коленях перед
дверями магазина. На улице больше никого нет. Жена наклоняется, поднимает с
земли собственную голову, приставляет ее к шее, встает и, придерживая голову
руками, бежит по пустынной улице. Пробежала мимо него и не заметила.
Мо чувствовал себя в отличной форме и, перебив сторожа, вдохновенно
спросил:
-- Сказать вам, что означал этот сон?
-- Да, пожалуйста.
-- Ваша жена должна была вскоре умереть. Скорее всего, от болезни
горла. От рака.
Не успел он произнести этот безапелляционный приговор, как ночной
сторож бросился ему в ноги и стал просить прощения: его жена, сказал он,
действительно скончалась через месяц после того, как сосед увидел этот сон.
Однако, хоть авторитет Мо и поднялся в глазах сторожа на недосягаемую
высоту, назвать ему девственницу он не смог, поскольку такой диковины среди
"девчат со стройки" и прочих его знакомых давно уж не водилось.
Единственное, чем он мог помочь аналитику, так это отвести его с утра на
рынок, куда сходились все желающие наняться в служанки и где скорее можно
было рассчитывать на успех.

7

"Железная леди с рынка прислуги
Мо и представить себе не мог такого сказочного места, настоящего
девичьего заповедника. И хотя само существование рынка прислуги оскорбляло
его нравственное чувство как вопиющая социальная несправедливость, но тело
его затрепетатало, когда он очутился среди толпы девушек и на него нахлынули
женские запахи. Даже в звуке голосов было что-то плотское. "Боже мой, --
подумал Мо, -- я бы отдал все на свете, чтобы остаться на этой улочке,
помогать этим девушкам, любить их, сжимать эти маленькие груди, ласкать
обтянутые джинсами бедра. Я мог бы предложить им не работу и не деньги, а
нечто большее -- тепло и любовь". Колени его дрожали, никогда еще он не был
так близок к цели.
Рынок прислуги занимал всю длину пологой мощенной камнями улицы,
прилегавшей к скалистой горе. Она до сих пор носила имя, которым назвали ее
в годы Революции: улица Большого Скачка. С другой стороны протекала
подернутая туманом Янцзы, оттуда, из-за реки, прибывали хозяйки, по большей
части горожанки, искавшие девушек в услужение. Оставив машину на другом
берегу, они переплывали Янцзы в наемных моторных лодках, расхаживали по
рынку и вели себя как на каком-нибудь овощном базаре: выбирали товар,
спорили о цене. А через полчаса вместе с нанятой девушкой плыли назад в
такой же моторке, рассекавшей мутно-коричневые, пенистые от канализационных
стоков и промышленных отходов воды великой реки.
Управляла рынком и поддерживала тут железную дисциплину некая госпожа
Ван, женщина-полицейский лет пятидесяти, подтянутая, деловитая, издали
казавшаяся вполне привлекательной и даже элегантной: высокая, коротко
стриженная, в очках с тонкой оправой. Вероятно, когда-то она действительно
была недурна собой, но перенесенная в молодые годы оспа изуродовала ее лицо,
продырявив его как решето. За экономность, граничившую со скупостью, страсть
к деньгам и строгость в расчетах (никто никогда не обманул бы ее и на юань)
ее прозвали "рябой леди Тэтчер с рынка прислуги". Она, верно, знала об этом
прозвище, Мо понял это, когда пришел к ней за разрешением заниматься на
рынке толкованием снов. Ее контора располагалась в единственном на всю улицу
и смотревшемся как крепость двухэтажном доме. Под портретом действующего
китайского правителя на этажерке среди брошюр, распространяемых властями, и
сборников речей крупных коммунистических деятелей стояла биография Маргарет
Тэтчер.
Директриса послушала Мо пару минут и остановила его, подняв руку:
-- Ты же знаешь, что мы, коммунисты, -- атеисты.
-- Да, но при чем тут психоанализ? -- растерянно спросил Мо. Он был
сбит с толку.
-- Твой психоанализ -- все равно что гадание.
Не сводя с нее пристального взгляда (ему сказали, что она терпеть не
может, когда ей не смотрят в глаза), Мо сказал:
-- Если бы Фрейд услышал ваши слова...
Договорить он не смог -- не хватило смелости. Да и сил смотреть на это
лицо больше не было. Чтобы не поддаться желанию отвести взгляд, он вытаращил
глаза.
-- Кто такой Фрейд? -- спросила начальница.
-- Основатель психоанализа. Еврей, как Маркс.
-- Не надо так смотреть на меня, -- вдруг проговорила она, как робкая
девушка, с ложной дрожью в голосе. -- Я старая и уродливая.
-- Вы слишком скромны.
-- Это вы слишком вежливы. -- Она погладила Мо по рукаву. -- Я расскажу
вам свой сон, и если вы правильно его растолкуете, дам вам разрешение
заниматься вашим ремеслом на улице Большого Скачка.

Воскресенье, 25 июня
Из-за этой паскуды Тэтчер у меня поехала крыша! Первый раз я употребляю
в своих психоаналитических записях ругательные слова (обычно прибегаю к
нейтральной, научной лексике), но только в таких грубых, откровенных
выражениях и можно описать жуткую беседу с этой представительницей власти. Я
буквально повредился в рассудке. Начать с того, что, глядя на эту мерзкую
рябую рожу, я растерял все свои способности. За время моей, пусть короткой,
практики у меня сложилась привычка закрывать глаза, слушая сны пациентов;
тогда меня наполняет какая-то невидимая, почти волшебная сила. Сам
рассказчик исчезает, слова слышатся издалека, но вдруг какое-нибудь из них
словно электризуется, звучит как раскат грома и освещает все, как молния.
Таков мой метод. Но сегодня я не имел физической возможности применить его
-- эта Тэтчер здешнего околотка не терпит, чтобы перед ней закрывали глаза.
Пока она рассказывала сон, я пялился на нее, и мне казалось, что я вижу ее
мозг, такой же дырявый, как физиономия. Кажется, она рассказывала, что
видела во сне собачье чучело, но с той са-
мой секунды, когда она открыла рот, на меня накатило какое-то
оцепенение и полное бессилие. Я с ужасом понял, что еле соображаю. Разом
выветрились все психоаналитические термины, все принципы Фрейда и Юнга, к
которым обычно примешивались китайские слова и изречения Конфуция, я только
смутно помнил, что должен как-то выйти из положения, сделать то, чего эта
мымра от меня ждет, то есть предсказать, что с ней случится. А что с ней
вероятнее всего могло случиться?
-- Собачье чучело означает, что вас скоро пригласят на роскошный
банкет, -- сказал я. (Простите меня за эту профанацию, доктор Фрейд! Эти
оспины меня просто гипнотизировали.)
-- Когда? -- спросила Тэтчер.
-- Сегодня вечером или завтра, -- ответил я и все-таки опустил веки.
Тотчас перед глазами расплылись странные черные пятна.
Она расхохоталась и снова положила свою лапищу на мой рукав. Смех был
трескучий, нарочитый, подчеркивающий ее могущество. Лицо ее исказилось
гримасой; оспины задрожали, запрыгали, сотни дырочек растягивались,
набухали, становились с горошину величиной, потом вдруг сморщивались и
разбегались. Бомба лопнула. Мне стало страшно. Я решил, что она никогда не
даст мне этого паршивого разрешения. А жаль! Мне так полюбился рынок
прислуги, и у меня было предчувствие, что он станет золотой жилой в моих
поисках девственницы.
Понедельник, 26 июня
Ура, я продолжаю записи! Рябая Тэтчер выдала мне разрешение на
практику. И я могу с гордостью сказать, что все послушно моей воле и моим
предсказаниям: вчера вечером нашу леди внезапно пригласили на ужин к
районному начальству.
Сегодня я водрузил свое знамя посреди рынка. (Пока профессиональная
удача мне еще ни разу не изменила!) То, что я утвердился здесь, на улице
Большого Скачка, несомненно предвещает скорое завершение миссии, которую я
должен выполнить для судьи Ди.
Между прочим, я с радостью и интересом замечаю, что ремесло толкователя
снов и особенно ясновидца начинает меня забавлять.
Вторник, 2 7 июня
Иногда сон тесно сплетается с явью. Сегодня был довольно неудачный, с
точки зрения моих поисков, день. Приходили только немолодые женщины, которых
я называл про себя перестарками, таких здесь меньшинство.
Обычно я веду прием верхом на деревянном ящике, позаимствованном в
единственной на всю улицу съестной лавочке, -- не слишком удобное сиденье.
Клиентку же усаживаю под сенью знамени на настоящий стул, который беру
напрокат у одного пенсионера. Это почти кресло, плетенное из бамбука и
достаточно длинное, чтобы можно было на нем полулежать, вытянув ноги.
Получилось отдаленное подобие кушетки в кабинетах моих европейских коллег.
Первые посетительницы были относительно богаты. Я установил цену в три
юаня за сеанс, это почти даром, но сам факт, что эти женщины в состоянии
оплатить услуги толкователя снов, был в их глазах признаком буржуазной
роскоши и отличал их от начинающих конкуренток. Как правило, они уже имели
стаж работы у каких-нибудь директоров фирм, врачей, адвокатов, профессоров и
даже местных знаменитостей, звезд кино и театра. Бамбуковое кресло трещало,
когда они на него взбирались. Поза полулежа никому не нравилась. Они
смеялись, охали: "Господи! Пытка какая-то!" -- и предпочитали сидеть.
Связного разговора почти не получалось. Они честно пытались рассказывать мне
свои сны, но все время сбивались. Сон ускользал из памяти, оставался
беспомощный лепет. Некоторым и хотелось бы -- а я еще и подначивал их --
излить душу, поговорить о себе, но они не умели этого сделать. Чаще всего
мне удавалось подцепить отдельные детали их сновидений, похожие на осколки
разбитой вазы: половинка зеленого яблока, Учитель Фалугун, сушеная рыбина,
свеча с дрожащим пламенем; или как будто в темноте громко пищит крыса, как
будто у них вылезают целыми прядями или седеют волосы, сморщивается и
сползает, как у змеи, кожа.
Хоть работал я за гроши, но относился к делу со всей серьезностью. Если
позволяла память, не упускал возможности почтить своих кумиров и привести
цитату из Фрейда, Лакана или Юнга по поводу того или иного сна. Надо
признать, что специфическая терминология психоанализа практически не
поддается переводу. Когда я громко и торжественно произносил эти
каббалистические слова не на мандаринском, а на мелодичном сычуаньском
наречии, они приобретали комический смысл, так что женщины, как правило
обступавшие меня тесным кольцом, покатывались со смеху. Со стороны можно
было подумать, что я даю для них этакое эстрадное моношоу, хотя на самом
деле терпеть не могу кривлянье.
Самая первая клиентка была дамой лет пятидесяти, с перманентом и
массивным дешевым перстнем. Ей приснилось, что она поймала рыбу. Большую или
маленькую? Она не помнит. Чтобы показать ей, как важна эта деталь, я
постарался, как мог, перевести длинный пассаж из Фрейда, в котором
объясняется, что маленькая рыбка обозначает мужскую сперму, а большая --
ребенка, удочка же символизирует фаллос. Невозможно описать, какую бурную
реакцию вызвало это толкование. Пациентка побагровела и закрыла лицо руками,
а толпа зрителей разразилась хохотом, веселыми возгласами и оглушительными
аплодисментами. Лица женщин, на миг сбросивших бремя заботы о хлебе
насущном, сияли. Улица Большого Скачка приняла меня и утвердила в звании
шута.
Во многих снах присутствовал общий мотив -- утюг, символ конфликтов и
рабства. ("Это значит, вы хотите, чтобы ваше положение изменилось", --
твердил я каждой, кому пригрезился этот предмет.) Одной снилось, что она
гладит белье и зевает (как на картине Дега, которая свидетельствует о его
сочувствии беднякам). Она будто бы широко раскрыла рот, потянулась и тут же
увидела себя в одежде хозяйской дочки, которая лет на десять старше ее.
Вечером, когда я уже сворачивался, меня посетила леди Тэтчер. В отличие
от других женщин, она без возражений улеглась на бамбуковую кушетку,
положила голову на деревянный валик и застыла с напряженным лицом,
уставившись в землю. От нее исходил какой-то странный запах, не похожий на
духи или местный одеколон. Говорила она с трудом, очень тихо и неразборчиво.
Глядя на нее, я вспомнил описанных Фрейдом истеричек.
-- Прошлой ночью мне опять приснилось собачье чучело.
Я попытался выжать из нее хоть какие-то детали. Была ли собака в той же
позе? Больше или меньше, чем в прошлый раз? Той же породы или другой? И
какой именно? Может, она лаяла? А куда смотрела? Бесполезно. "Видела чучело"
-- и точка.
-- Правда, удивительно?
-- Да нет. Повторяющийся образ -- типичное психическое проявление
бессознательного. Этот феномен послужил одной из отправных точек
исследований Фрейда. У него сказано: "Повторяющееся действие находит
отражение в снах в виде постоянно появляющегося предмета".
У железной леди отвисла челюсть. Впрочем, вряд ли она расслышала конец
моего перевода, потому что, едва я произнес имя Учителя, как толпа грохнула.
Некоторые девушки даже стали повторять его, как дразнилку.
-- Что это еще за Фрейд?
-- Я вам уже говорил в прошлый раз: создатель новой теории
интерпретации сновидений.
-- Я из его рассуждений ни слова не поняла.
-- Суть его учения заключается в том, что истоки всех наших сновидений
следует искать в детстве. Вспомните, когда вы первый раз в жизни увидели
чучело собаки?
-- Не помню.
-- Ну постарайтесь, пожалуйста! Одно из величайших открытий Фрейда --
доказательство разрушительной роли подобных повторений. Дело не в том, чтобы
расшифровать сон, разгадать загадку. А в том, чтобы найти средство, как
вырвать вас из этого замкнутого круга, помочь свернуть с заезженной колеи,
показать возможные отклонения...
И снова взрыв смеха не дал мне закончить цитату. Полицейская дама