Скажу только, что за эти 200 лет структура экономик в корне изменилась. Возникли машинное производство, рабочий класс, инженерия. Производительность труда скачком и невиданно возросла. Но и появилось множество профессий и работ, не слыханных ранее. И евреи тут же захватили самые лакомые профессии и работы, оставив всем прочим – стоять около с бешеной скоростью вращающихся колес машин, предшественниц конвейера. В эти же 200 лет ростовщичество перешло к банкам, а они настолько респектабельны, что ни одному «бедному крестьянину» не придет в голову отождествлять их с ростовщиками–евреями, хотя все банки именно им и принадлежали. Торговля также резко изменилась с виду. Сейчас уже не еврей–одиночка сидел в своей лавочке, на которого можно было вешать всех дохлых кошек. Все лавки в округе и даже городские универмаги принадлежали одному еврею, о котором не только не знали, что он – еврей, но даже считали его чем–то вроде бога далеко на небе. А в лавочках и супермаркетах сидели уже обычные поденщики, то есть закончившие приходскую трехклассную школу «бедные крестьяне», их дочки, внучки и племянники. Разве можно было применить к ним понятие антисемитизм? И так по всем экономикам.
   В результате антисемитизм как–то сам собой испарился за неимением объекта, видимого любым желающим. Тем временем евреи продолжили массовое размножение в новых и более благоприятных условиях в сравнении со своими рабочими, клерками и наемными продавцами бывших еврейских лавок. Целых 200 лет всего этого никто не замечал. И – никакого антисемитизма. А тут появились Смит, Риккардо и даже сам Маркс скоро родится. И вновь запылал антисемитизм. Остальное все (от Наполеона до Гитлера) вам и без меня известно.
    
    Бытовой антисемитизм
     
   Заметьте, другого не бывает. Как только племя с безводного плато на границе нынешних Йемена с Саудовской Аравией спустилось к Индийскому океану, изобретя прибыльную торговлю, местные племена, к которым они спустились, заметили, что торговое племя их обманывает, обретая сверхприбыль. Однако сделать ничего с этим не могли, так как прибыльная торговля не только замечательное изобретение «прибавочной стоимости», но и требует от торговцев комплекс душевных качеств и изощренного ума и специфических навыков, подробно рассмотренных мной в других работах. Каковыми качествами аборигены не обладали. Но и отказаться от предложенных услуг торговли не могли, примерно так, как мы ныне не можем отказаться от телефона, телевизора и вообще походов в магазин.
   Неудовлетворенное знание, что их обманывают, ничего другого не может вызвать кроме нелюбви. Нелюбовь же усиливается именно тем, что альтернативы здесь нет. Ибо глупо звучат даже в 19 веке идиотские призывы «не покупать у евреев», когда не покупать вообще невозможно, а кроме евреев покупать не у кого.
   Торговое племя последовательно оккупировало весь мир кроме Австралии, (см. мои другие работы), поэтому везде, где оно появлялось, к нему сразу же или примерно через неделю возникала нелюбовь. Или вам нравится, когда вы купили какую–нибудь штуку в магазине, а в соседнем магазине увидели точно это же самое, только – за полцены, вами уплаченной? И здесь не надо никаких теорий.
   Сейчас пример, который я приведу, неактуален в России, а вот в 1986 году, когда я впервые оказался за границей, он меня ошеломил. Я с детства привык при социализме, что любой товар (за исключением соли) можно получить через страдания, через стояние в очередях с непременным дополнительным счастьем наткнуться на саму очередь, чтобы спросить, что дают? Поэтому я и был ошарашен, что около часа ходил как первочеловек Адам по довольно большому заграничному магазину в сопровождении специально для меня работающего продавца. Тогда как у меня на родине один продавец за этот же час «обслуживал» сотни покупателей, с быстротой автомата выбрасывая, например, по пачке лезвий для бритья нескончаемому потоку взмокших от пота «клиентов». И мне в иностранном магазине показалось, что не может окупиться этот труд продавца (плюс еще куча служителей торговли за стенками торгового зала) только мной одним, тем более, что я ничего не купил по причине мизерных командировочных, выдаваемый мне моим родным государством. Взволнованный до глубины души, что я ничем не помог этому торговому заведению, я спросил у сопровождавшей меня переводчицы: «Как же может окупаться столь расточительное обслуживание покупателей при столь редких их посещениях?» И я никогда не забуду ту злость и явное презрение к торговцам, с которыми она ответила мне: «Не беспокойтесь за них, сеньор Синюков, они свое возьмут, и возьмут немало». Продавец была отнюдь не еврейкой, на магазине была написана отнюдь не еврейская вывеска, но сама торговля вызывала у моей переводчицы это чувство. Ибо на следующий же день мы с ней же пошли на работавшую в это время знаменитую Миланскую всемирную торговую выставку, и я там купил гранатовые бусы жене в подарок ровно в десять раз дешевле, чем точно такие же бусы стоили в упомянутом магазине.
   Тогда я впервые узнал, как может быть прибыльна торговля, но надо же знать и то, что мои «вкусы» были с детства испорчены социализмом. Тогда как на Западе каждый с детства же знал об этом. И если я к торговле прибавлю ростовщиков, ныне именуемых банками, финансовые пирамиды, с каковыми россияне познакомились впервые за 100 лет через Мавроди, и прочими еврейскими штучками, то никакого другого наименования кроме как бытовой антисемитизм, антисемитизму дать нельзя. Он у всех, кто сталкивается с евреями, у всех без исключения племен и народов, притом возникал сразу же, или через неделю, после знакомства с ними. И с этой точки зрения он – вечен, так как евреев до того, как они стали торговым племенем, никто никогда не видел.
   Но евреи сами избрали свою стезю, их ведь не Навуходоносор заставил. Ибо они вполне могли сразу же, освободившись после очередного из пятнадцати «покорений» и «пленений», могли бросить свое занятие и отправиться к Авелю пасти скот, так как земледелец Каин им не по нутру. Но и Авель – это просто аллегория, так как мы – стада овец и именно нас Авели пасут. 
   Евреи могли прекратить торговлю, но они, наоборот, развили ее до современных масштабов, когда продается абсолютно все, даже честь и совесть, не говоря уже о товаре–любви. Одновременно совершенствуя приемы и методы оболванивания покупателей, да так успешно, что безжалостность к чуждым племенам и крайняя степень эгоизма, эгоизма ради эгоизма стала генетической чертой еврейского характера. В связи с этим у меня два замечания.
   Вы все много раз слышали, что во время последней мировой войны славяне прятали евреев от нацистов, причем все перипетии этой бескорыстной помощи расписываются в подробностях. И евреи, оставшиеся в живых посредством этой помощи, «очень благодарны» спасителям. Однако я ни разу не встречал описания этих «благодарностей», выраженных, так сказать, в чем–либо материализованном, конкретном и адекватном той потенциальной и ужасной опасности, которую спасители могли навлечь на себя в случае раскрытия фашистами их действий. Это я о позднем эгоизме безжалостности. 
   Даже дикий плотоядный зверь не станет в сытом виде убивать травоядного животного, он его даже видя, не замечает. Мало того, наевшись, дикий зверь никогда не будет охранять свою оставшуюся еду от других более мелких поедателей, он как бы говорит: я сыт, берите, ешьте. Еврейский же характер устроен примерно так, как у собаки на сене: сам не ем и тебе не дам. Когда мне было около семи лет и единственным средством пропитания у меня было 300 граммов хлеба на день, повторяю – единственного, в нашем сибирском бараке жило довольно много еврейских семей из блокадного Ленинграда, уже «эвакуированных» как мы их всех называли. Так вот, «эвакуированные» по тем временам просто объедались, ибо они по своим продуктовым карточкам, как «пострадавшие», получали полный комплект продуктов: масло, мясо, крупы, муку, сахар и так далее. Мы же, «непострадавшие» кроме 300 граммов хлеба не получали ничего и «продуктовые» (кроме «хлебных») карточки просто выбрасывали на помойку. Как правило, еврейские дети выходили в общий стометровый проходной коридор барака с какими–то кусками в руках и, поглядывая на нас с не по–детски хитрыми глазками, смаковали невиданные нами лакомства, а мы облизывались. Ни разу примерно за год ни дети, ни взрослые не угостили нас, едва ходивших от голода. Это я о сострадании. Торговое племя не может сострадать, иначе у него не будет получаться прибыльная торговля.
   Моя русская учительница в первом классе была одновременно дочерью секретаря какого–то райкома партии и поэтому на переменках доставала из портфеля бутерброд с маслом колбасой, о каковых я даже тогда не знал, что они существует в природе. Однажды, закусывая, она взглянула на меня, когда я от слабости сидел в классе и не бегал как остальные дети по коридору. С тех пор она каждый день подзывала меня к себе и как бы тайно от всех угощала меня. Это я – в продолжение темы об укрывательстве евреев славянами в оккупации от эсэсовцев. Но не только об этом.
   Разница между евреями и всеми остальными нациями та, что еврей никогда просто так, без всякой отдачи хотя бы в будущем, не сделает подаяния в чистом его виде, просто из жалости, как это бесконечно, с зари веков и по наши дни, делают все остальные нации. Еврей может только заплатить, иногда даже щедро, но большей частью чрезвычайно экономно, за какой–нибудь труд. В результате любому нищему, если уж он настойчив и непреодолим (безмолвных евреи вообще не замечают) будет предложено сделать им какую–нибудь услугу самого унизительного свойства, в зависимости от статуса нищего, они этот статус всегда с единого взгляда определяют. И просимая услуга будет всегда на один разряд ниже, чем нищий сделал бы, не оскорбляясь. Потом ему будет заплачено, но это все равно будет не подаяние, а оплата, даже несоразмерно низкая. И я потому на этом несколько подробнее остановился, что такой подход нехарактерен даже животным, как я сказал выше, поэтому он не мог возникнуть ни у кого другого народа, кроме торгового племени. Прибыльно торговать невозможно при наличии в душе жалости. 
   Евреи не могут жить своими семьями и кагалом в целом среди аборигенов незаметно, иначе у них тоже не получится торговли, так как они должны жить рассеянно среди нас, чтоб не сильно конкурировать друг с другом. Поэтому они всегда в нашем виду, и мы их знаем как облупленных. В результате бытовой антисемитизм становится антисемитизмом социума аборигенов. Притом именно они научили нас не только писать, но и говорить. И мы, естественно, начали говорить не только на еврейском базаре, но и между собой. И определенное мнение о евреях немедленно стало всеобщим, и отношение к ним – тоже. Так какого же тогда черта возводить здание антисемитизма с применением заумных понятий и построений, словно это теория относительности, квантовая механика или «черная дыра» в туманности Андромеды? 
   Отсюда следует, что не мы создали антисемитизм, чтоб ни с того – ни с сего, насолить евреям. Именно за их глаза навыкате и своеобразный нос. А именно евреи вынудили нас к нему, притом не глазами и носом, а определенными действиями. Примерно так же как у нас возникают фобии к некоторым вещам и явлениям, например, к вше, змее и наводнению–землетрясению. И не только у нас, но и, например, у не смачиваемых водой веществ, таких как кусок масла. 
   Для наглядности можете себя на секундочку представить карманным вором. Тогда вам будет легче сгенерировать в себе всю гамму чувств, которую вы испытываете, пробираясь своей рукой в чужой карман. А потом еще большую гамму чувств и переживаний, когда вашу руку там ловят. Но я, кажется, перешел к бытовому сионизму раньше, чем написал заголовок.
    
    Бытовой сионизм
     
   Итак, вашу руку поймал хозяин кармана. Неужели вы испытаете к нему прилив любви? Дураку понятно, что вы хозяина кармана не любите еще до того как полезли к нему в карман. Иначе бы вы вообще к нему не полезли. А к индивиду, уже поймавшему вашу руку в собственном кармане, вы испытаете бешеную ненависть. Или еще больший прилив любви? Поэтому бытовой сионизм надо разделить на две части. До того, как вы полезли в карман, и после того, как вам хозяйский кулак сжал пальчики.
   Вторая часть бытового сионизма имеет свое оправдание: и сжатые пальчики больно, и окружающего народа стыдно, и на себя обидно, что фокус не удался. И ваши детки будут голодать даже больше, чем если бы вы не полезли в карман, так как вас ведь в тюрьму посадят, а раньше вы хоть что–то домой приносили. Поэтому эта часть бытового сионизма может возникнуть в точности так, как описывалось Еврейской энциклопедией выше. Этот вторичный сионизм действительно может быть производным от антисемитизма. Ибо кому же понравится, что к нему в автобусной давке лазят в карман? Антисемитизм неизбежен. Притом все же в мире знают, что есть карманные воры.
   А вот первая часть семитизма зависит только от вас самих, если вы, конечно, согласитесь представить себя в мыслях вором с наперед заданной целью залезть в чужой карман. Ведь ни одному человеку на Земле не придет в голову весь битком набитый автобус или трамвай принимать за воров и испытывать ко всей этой двухсотенной толпе приступ антисемитизма. Отсюда вывод, что следствие не может быть раньше вызвавшей его причины. А причина – ваши мысли залезть в чужой карман. То есть, сперва нелюбовь–семитизм к владельцам карманов, а уж потом – встречный антисемитизм. Так что выводить семитизм из антисемитизма – глупость.
   Как только племя, еще у себя дома, на бесплодном плато, еще не спускаясь с него в прибрежные народы, задумало прибыльную торговлю, так оно проявило семитизм, сиречь – сионизм. А когда племя спустилось и начало торговать и заодно обманывать, увеличивая свои прибыли до невообразимых высот, мысли переросли в действие, которое иначе никак нельзя назвать, как только что использованными словами. Но не сразу даже против семитизма возник антисемитизм, прибрежным племенам надо было еще кое в чем разобраться, проанализировать, так сказать. Так что некоторое отставание антисемитизма от семитизма неизбежно. И уж телегу ставить впереди лошади, как поставлен антисемитизм перед семитизмом, это, знаете ли, совсем бессовестно.
   Племен на Земле – многие тысячи, но никакого антисемитизма у них на пустом месте не возникало, и возникнуть не могло по причине, что они не подозревали о торговом племени. И как только торговое племя появлялось на горизонте (самар), а потом, приблизившись вплотную, начинало торговать, вместо антисемитизма у этих племен зарождалась любовь к евреям. Ибо они бесконечно много знали, отвечали на любой вопрос словно они боги, к тому же привносили в жизнь племен такое разнообразие потребительского спроса, что не только ненавидеть их, но даже быть индифферентными к ним было просто невозможно. И только спустя время племена начинали кумекать, что тут к чему. И мало–помалу любовь выветривалась и замещалась нелюбовью (антисемитизмом), примерно как в окислительно–восстановительных реакциях «сильный» металл вытесняет более «слабый» металл. 
     
    Еврейский менталитет и еврейская организация
     
   Дураку понятно, что с все возрастающей неприязнью надо что–то делать, особенно в семье. А ведь семья и образовывалась. Два ранее незнакомых человека–племени, как мужчина и женщина встретились на дискотеке–базаре, и у них образовывалась любовь. Только одна сторона любила искренне, а вторая понарошку, примерно как бедный жених «любит» богатую невесту. Ну и, сами понимаете, они вступают в брак, начинают спать в одном вигваме и получаются дети, которые дороги обеим, несмотря на имитацию любви одной стороной. Они их связывают, а холодность обманной любви отталкивает. Два перемешавшихся племени, искреннее и обманное, точно так же, как дети, связывает торговля. И обманутая невеста уже не может вытолкать за занавеску вигвама своего мужа–обманщика. А муж–обманщик, в свою очередь, привык к жениному богатству и уже не может без него обходиться, а предусмотрительная жена все еще не переписала на мужа все свои акции. Она вообще не переписала на него ни одной. И теперь вряд ли перепишет.
   Поэтому муж во избежание голодной и холодной жизни вынужден форсировать имитацию привязанности, наращивая ее темп. А это, знаете ли, нелегко. Но привыкнуть можно ко всему, даже к тюрьме или рабству. Только надо быть всегда начеку, днем и ночью. Спят–то на одной циновке. Вот тут–то и наступает совершенство в имитации любви. Точно так же как и в проституции. Только учиться этому надо долго, но и перед торговым племенем впереди ведь была – вечность.
   Примерно так выглядит еврейский изворотливый менталитет. А реальных семей таких, вы сами знаете, – много. Наверное, не меньше, чем евреев. Именно это и есть бытовой семитизм или сионизм, как хотите. Только у искусственной любви есть и другая сторона. Это – ненависть к объекту своей «любви». Попробуйте, поимитируйте любовь лет двадцать подряд, опять же днем и ночью. Вам небо в овчинку покажется, впрочем, как и проститутке. Поэтому исподтишка и чтобы не подумали на вас, вы будете делать всяческие пакости этому объекту. И, в первую очередь, будете «не замечать» страданья, более того, вы даже будете удивляться, откуда они взялись? «Я ведь так тебя люблю!» То есть, это как бы иезуитство. Дальше – больше, и вы искренне поверите, что делая пакости, вы демонстрируете любовь. «И что ей (им) только надо? Остается только один шаг до обиды, а обиду, знаете ли, трудно забыть, выбросить из своей головы как использованный кондом, эдак, двумя пальчиками.
   У кого что болит, тот о том и говорит, – гласит русская пословица. Только надо еще иметь в виду, что говорят «в своем кругу», где не стыдно об этом говорить. Примерно как в мужском кругу обсуждаются победы над женщинами, а в женском кругу – наоборот. Как в воровском кругу обсуждаются блестящие идеи по очистке чужих карманов, а в кругу «гаишников» – «вопросы» как лучше спрятать за кустом радар, как более «тонко» ошарашивать шоферов, чтоб те немедленно лезли в свой карман за кошельком.
   В таких условиях было бы смешно, если бы частые встречи единомышленников не перерастали в дружбу и круговую поруку. Это даже на примере мужиков видно, ибо они никогда не выдают любовных похождений своих «друзей» их женам. То же самое делают и женщины. Или вам не приходилось (я обращаюсь к обеим полам) давать ключ от своей квартиры для любовных утех друга–подруги с незнакомкой (-цем) крадучись от его жены (мужа), с которой (-ым) вы в отличных семейных отношениях, то есть «дружите семьями». Только я никак не могу понять, чем может отличаться мужской (женский) клан от еврейского (нееврейского) клана? 
   А теперь я отправляю вас к моей статье «Интеллекто–инстинкт», раздел «Инстинкт приобретается в школе». Там подробно расписана самая первая школа на Земле, еврейская. И вы все поймете, в том числе и то, что это не только первая академия, но и суд и даже местное еврейское самоуправление – синедрион. Как говорится, в одном флаконе.
   Кроме того, вам будет ясно, что этот первый в мире общественный институт создан евреями и предназначен только для евреев, но не предназначен для аборигенов, раздельное так сказать обучение. Ибо для аборигенов ту же роль школы и только школы, а не органа самоуправления, исполняет церковь. Вот тогда уж вам будет совсем понятен термин «государство в государстве», впервые примененный к евреям, а потом уж он стал, как затычка к любой бочке, использоваться, где надо, и где не надо. 
   На фоне всего этого «краткого курса» вам станет совсем понятно, что официальная еврейская организация типа Всемирного еврейского конгресса с его многочисленными филиалами ни что иное, как ширма для препятствия вашим глазам заглянуть за кулисы. 
    
    Что же делать?
     
   Во–первых, под страхом казни через кастрацию запретить задавать вопрос: кто виноват? Вообще изъять его из обращения. Во–вторых, никогда не объявлять евреям джихад как это делают безмозглые, сами знаете, кто. Например генерал Макашов, всю почти жизнь прожил и ничему не научился. Чем больше мы евреев репрессируем, тем больше они крепнут и нашим потомкам все труднее их репрессировать. Притом совершенно бесполезно. Будь репрессии явными как у Гитлера или тайными как у Сталина. Или полутайными как у Брежнева, или кидающихся из крайности в крайность как Наполеон прочих антисемитов. Это совершенно бесполезно и вызывает только ответную реакцию, которую я хочу сравнить, например, с мухой це–це.
   Эта муха подлетает к нам, кусает нас вкрадчиво и почти не больно, и мы – труп. Муха откусывает от трупа примерно миллиграмм из 70 килограммов в среднем, и летит дальше, кусать следующего. А все остальные, живущие там, где мухи це–це нет, в ужасе от такого беспощадного и бессмысленного пиршества. Поэтому в экваториальную Африку не ездят ни под каким видом, даже если получат в наследство кимберлитовую трубку полную алмазов.
   Между тем, насколько мне известно, именно в этих краях, где свирепствует це–це, люди еще есть. И если мне не изменяет память, количество их даже увеличивается.
   Но и совсем ничего не делать тоже нельзя. Теряется самоуважение, и мы начинаем напоминать попавшего под острую лопату червяка, разрубленного пополам и ползущего в разные стороны.
   В связи с этим я выписал для вас из ЕЭ статью «Антисемитизм» на 60–страницах плотного текста формата А4 (файл ЕЭ_Сионизм), написанную специально для вас, а не для евреев. Там столько ужастиков, столько бессмыслицы и самого махрового «анти–антисемитизма», что я, даже сперва возмущенный, тут же расхохотался. И есть от чего, почитайте. В общем, евреи тоже устали от нас и давно уже начали городить чушь собачью. А это говорит о том, что изощренность, помноженная на изощренность, равна нулю или даже вообще «мнимое число» как корень из минус единицы.
   Среди нас уже выросло столько ушлых людей благодаря их науке, вытащенной уже некоторыми из нас из их карманов, что им хоть плачь, хоть – смейся, результат – один.
   Но у меня есть еще более грозное оружие. Так как мы здорово продвинулись в искусстве ловко воровать, то пора применить это умение на практике. Надо выкрасть у них весь архив из упомянутой академии–синедриона, а ЕЭ больше не читать. Архив этот размножить на «Ксероксе» и направить в наши школы, можно даже – в детские садики. Наши детки–акселераты поймут, не сомневайтесь. И прямо с пеленок нашим деткам задать первейшую заповедь: каждый россиянин, немец, француз и так далее должен закончить университет, иначе звание россиянина, немца, француза и т.д. будет немедленно у него изыматься ровно в 22 года, или около этого. И он станет просто жителем наподобие мухи на стекле, без гражданства.
   Примерно через одно поколение на Земле возникнет заваруха, только заваруха заварухе – рознь. Эта будет без явного насилия и даже без какого бы–то ни было оружия, если не считать авторучки и органайзера, он же – карманный компьютер, примерно как многофункциональный сотовый телефон. Тогда даже авторучки не надо.
   Больше всего такая заваруха будет напоминать телевизионную игру «Кто, где, когда?» Только за одним столом будет сидеть не семь человек, – а почти семь миллиардов. 
   Это же будет интереснейшее и завлекательнейшее соревнование. И не только российский «шестой спортканал» закроется, иссякнет вообще болезнь под названием «болельщик». Эта бацилла ведь евреями специально для нас придумана, чтоб мы не учились, а намахавшись топором или кувалдой, сели на диван перед «голубым» экраном, полные «чудом» чужого соревнования.
   Как видите, оружие мое страшнее атомной бомбы и намного радикальнее ее. И евреи, естественно, капитулируют.
   И, наконец, дай нам Бог терпенья, целеустремленности и настойчивости! Тогда победа будет за нами. Ибо «вражеские» войска измотаны тысячелетиями непрерывного похода, а мы – свежи как огурчики гробовых дел мастера Безенчука из книги еврея Ильфа и русского Петрова.
    Историческая польза из «Тайны Русского каганата»
     Тайна о «Тайнах…» с нежданным выводом – 1
     (На труд Е.С. Галкиной «Тайны Русского каганата»)
     Введение
     
   Когда Украина была «нашей», Советского Союза во главе с Россией, канонический термин «матерь городов русских» Киев, хотя он и должен быть согласно русской грамматике отцом, считался приемлемым, с самого Богдана Хмельницкого. А тут Украина как норовистая лошадь выпряглась, прихватив с собой Крым, хотя он и был завоеван как бы на паях с Россией. И на паях, например, с Татарстаном и прочими бывшими республиками Советов, но они все до одной даже бровью не повели из–за Крыма. Примерно как рядовые колхозники, когда один из них тащит к себе домой колхозное добро. Одна Россия шибко переживала этот момент, а Лужков на правах председателя колхоза даже криком чуть не изошел, дескать, куда тащишь народное добро. Но и это еще не все.