Скворцов Валериан. Гольф с моджахедами

   - Но чадра-то существует! Помните, когда я приехала к вам, вы появились в шарфе, прикрывая лицо. Разве это не инстинктивная, как вы сказали, традиция?
   - Нет, здесь иначе... Женское лицо - святыня, это прекрасное творение, и суетные взоры, сказал пророк Мухаммед, да благославит его Аллах и приветствует, не должны касаться ее... Знаете, когда я ездила в Америку, в Сан-Франциско одна известная феминистка сказала мне, что рассматривает чадру как символ женской свободы. Даже в Иране феминистки считают её признаком женского равноправия. Нечего глазеть, если я не хочу!
   - А многоженство?
   - Да ведь пророк его не предписывал... Коран тоже, если хотите. Оно допускается как уступка мужской слабости, да и женской, чтобы избежать... как бы это сказать... ну, разврата, что ли...
   Они выключили телевизор и устроили в тот вечер совместную стряпню.
   Лев, приехавший с Красноармейской неожиданно рано - к самому ужину, а не после, как обычно, - одурело сказал с порога:
   - Дамы, одиннадцать банков мира приняли правила о проверке каждого крупного вклада при открытии счета, если речь идет о крупной сумме и вкладчик из страны, известной отмывом денег и разгулом криминала...
   Он чмокнул в щеку жену и, как должное, Заиру. Обе посмотрели друг на друга и рассмеялись.
   - Плакать нужно, а не радоваться, - сказал Лев.
   Заира и Ольга одновременно поцеловали его в обе щеки.
   - Почему такая любовь? - спросил он.
   - Мы несколько дней напряженно работали над проектом законодательной инициативы для думы, - сказала Ольга. - Весьма успешно, на наш с Заирой взгляд. Проявляем радость.
   - И приступаем к эксперименту, - сказала Заира. - Как это будет выглядеть в жизни...
   - Что именно? - спросил Севастьянов.
   - Заира объяснила мне увлекательный смысл многоженства, - сказала Ольга. - Я пытаюсь определить, что именно я чувствую, когда вижу, как она тебя целует.
   - И я тоже, если предположить, что целую вас, Лев, как вторая жена, продолжила Заира. - Один уважаемый джентльмен из местных отчаянно намекает, что готов на любых условиях взять меня в дом второй женой... Приходится на вас тренироваться, Лев.
   - Леди, - сказал Севастьянов, - вы обе должны знать, что в приличном обществе такое называется группенсексом. Учтите! И вообще... Это кавказский дом или мы живем в Голливуде? Где моя нагайка? Заира, одолжите мне одну чадру погуще из вашего набора, хоть ношеную, но погуще! Ольга определенно в ней нуждается, как я погляжу...
   Ольга внимательно смотрела на Заиру. Она улыбалась, глаза, кажется, тоже повеселели.
   "Господи, - подумала Ольга с щемящей тревогой, - как же она одинока... Какая же я свинья, что не замечала этого!" И сказала Льву:
   - Группенсексом занимаются несколько мужчин и несколько женщин. К данной ситуации это не подходит. Мы целомудренные матроны. Заира и я, мы вдвоем готовили этот ужин только для одного мужчины...
   - Смотрите, как разрезвились, - ответил Лев. - Того и гляди второго накликаете...
   3
   Утром следующего дня зазвонил аппарат внутренней связи на столе Севастьянова в кабинете на Красноармейской.
   - Хозяин, - доложил секретарь-охранник, - приехала Заира Тумгоева.
   - Проси.
   Севастьянов включил заставку на экране компьютера и встал навстречу гостье.
   Тумгоева, с гладко зачесанными за маленькие, чуть оттопыренные уши волосами, в серой брючной паре походила на предводительницу гангстерского синдиката из итальянского фильма "Крестная мать". Высокий, под кружевное жабо, воротник белой блузки почти подпирал её золотые серьги в форме змеи, заглатывающей собственный хвост. Символ бесконечности времени.
   "Господи, - подумал Севастьянов, - какие же у неё печальные глазищи!"
   Курила она коричневые сигарильо "Давыдофф". Фанерные коробочки из-под них попадались Льву на вилле в Лазаревском.
   Заира не любила, когда ей подставляли зажигалку с пламенем. Прикуривала сама и только от спички. Коробок держала в серебряном футляре. Севастьянов не курил, все это знали, и Заира положила на стол для совещаний рядом с деревянной пачкой-коробкой ещё и карманную серебряную пепельницу.
   Усаживаясь напротив посетительницы, Лев по инерции взглянул на табло электронных часов.
   - Мне нужно пятнадцать минут, - сказала Заира.
   - Вы хотите выселить нас с Олей из вашей виллы? - спросил Севастьянов.
   Он хотел пошутить, но получилось явно плоско. С чувством юмора у него вообще не ладилось, тем более что мыслями он ещё не вылез из расчетов, которыми занимался с утра. В нынешней его работе посетители только мешали.
   - Нет, определенно нет, - ответила Заира серьезно. - Лев, я хочу узнать правила открытия счета в швейцарском банке "Готард". Вы можете помочь?
   Севастьянов вернулся за письменный стол к компьютеру. Сверхтонкий ноутбук "Тосиба", антиударный, огнеупорный и влагонепроницаемый, выдал нужные сведения.
   - Вы хотите, чтобы я перекинул для вас на дискету? - спросил Севастьянов.
   - Наверное, я лучше разберусь, если вы переведете. Вам не трудно, Лев?
   Она вытащила из сумочки диктофон с микрофоном, походившим на приставку к подслушивающему устройству.
   - Включайте, - сказал Севастьянов. - Готовы? Итак, диктую... Счет в банке "Готард" можно открыть тремя способами. Первый. В присутствии сотрудника банка клиент лично заполняет карточку и ставит на ней свою подпись - как образец. Второй. Банк высылает своего сотрудника в любую страну. Сотрудник привозит карточку, которая заполняется клиентом в его присутствии, а затем эта карточка и другие документы отправляются в Швейцарию в банк "Готард" курьерской службой "Ди-Эйч-Эл"... И третий способ. В Швейцарию для открытия счета приезжает доверенное лицо владельца вклада. Это лицо должно быть рекомендовано банку "Готард" другим лицом, которое... это выделено особо... хорошо известно банку. После этого доверенное лицо открывает счет в присутствии представителя банка... Все.
   Заира выключила магнитофон.
   - Когда же выкладываются наличные?
   - В любой из этих моментов. Или до. Или после. Самое существенное, то есть предмет вклада, с процедурной точки зрения существенным не является. Деньги всегда деньги. Имеет значение их количество, то есть чем больше, тем лучше.
   Севастьянову нравился аромат "Давыдофф". И то, как Заира курит: подносит сигарильо, зажатую между средним и безымянным пальцами, к едва подкрашенным бледным губам и почти не делает затяжки. Теперь он догадался, ароматом какого табака слегка отдает обивка длинного дивана-лавки в гостиной виллы.
   - В третьем способе предусмотрены изъяны. Я верно поняла, Лев? спросила Заира.
   - С лету, - сказал Севастьянов. - Какой именно понравился вам?
   - Файл коммерческого объединения "Анапа-Чайка" уже прошел у вас проработку?
   - Минуту, - ответил Севастьянов.
   Он нажал кнопку вызова секретаря-охранника.
   - Хозяин?
   - Попросите старшего группы, готовящего дела на фирмы от "А" до "Г", связаться со мной.
   - Выполнено, хозяин.
   - Здесь Оздоев, хозяин, - раздался молодой голос.
   Севастьянов включил громкую связь.
   - Доложите готовность документации по организации "Анапа-Чайка".
   - Такой фирмы мы не ведем, хозяин.
   Севастьянов поднял глаза на Заиру. Она вопросительно показала пальцем на себя. Севастьянов кивнул. Заира встала из-за стола, подошла к микрофону и, наклонившись, сказала несколько слов по-чеченски.
   - Имеется "Анапа-Чудо", - ответил по-русски Оздоев. - Документы готовы.
   Севастьянов опять посмотрел на Заиру. Она отрицательно покачала головой.
   - Спасибо, Оздоев, - сказал Севастьянов. - Конец связи...
   Он выключил переговорный аппарат. Спросил:
   - Итак?
   - Итак, выходит, что уличенный в отмывании денег вкладчик банка "Готард" может ответить следователю, что он счета не открывал, что человек, назвавшийся его представителем, полномочий не имел, или же, если и предъявил какие-то, то фальшивые... Скажет, что фактом открытия счета его подставили, чтобы замарать репутацию, поскольку источник поступления средств на этот счет оказался грязным. Или этот источник выпачкали специально. Так, Лев?
   - Так, Заира. Но зачем?
   - Спасибо, Лев. Это были теоретические вопросы... Вы не обиделись вчера на розыгрыш, в который я втянула Ольгу?
   - Заира! С вас ещё один такой прекрасный вечер!
   - Тогда сегодня же?
   Она покидала в сумочку пепельницу с исчезнувшим в ней окурком, фанерную коробку-пачку "Давыдофф", серебряный футляр для спичек и магнитофон. Именно в этом порядке.
   В своем огромном кабинете председатель правления и генеральный управляющий финансово-коммерческой группы "Гуниб" Саид-Эмин Хабаев оторвался от рукописи учебника только потому, что раздался зуммер аппарата прямой связи с шифровальной комнатой. До восьми утра никто, кроме шифровальщиков, не имел права беспокоить шефа. Циферблат, врезанный в лакированное дерево музыкальной шкатулки фирмы "Рюге", показывал шесть сорок пять утра.
   Хабаев поднял трубку и сказал:
   - Ждите.
   Он заканчивал редактуру главы о финансовой разведке. На мониторе компьютера курсор помигивал перед одним из тех абзацев, которые больше всего приходились по душе Саид-Эмину. Хабаев заканчивал примечание краткую биографию и характеристику Джорджа Дж. Эллиота, журналиста, писавшего накануне второй мировой войны из Бомбея финансовые колонки для "Таймс" и по совместительству секретные донесения в Интеллидженс сервис. Без предупреждения Эллиота лондонское Сити вряд ли бы вовремя отозвало капиталы из Гонконга и Бирмы в канун японской оккупации. Он спас для родины миллионы и миллионы фунтов стерлингов.
   "...Джордж серьезно занимался поэзией, и эта эстетическая сторона его характера в сочетании с тайной властью информации, которой он обладал, делали его уникальной личностью. Слияние поэта и разведчика, искусства и шпионажа, то есть некий культурный синтез с налетом насилия, и создали ореол исторической персоне Эллиота.
   В финансовом мире, где информация - власть, секретная информация представляет собой власть абсолютную..."
   Хабаев отправил текст в память, снова поднял трубку и спросил:
   - Что случилось?
   - Хозяин, - сказал Петр Цакаев, - от Севастьянова срочно. Принести?
   - О чем сообщение?
   - Электронная почта, через спутник, в послании говорится о новых правилах открытия банковских счетов. Соглашение одиннадцати финансовых гигантов... так написано. Лично вам. Так написано.
   "И уже прочитано Хаджи-Хизиром", - подумал Хабаев.
   - Хаджи-Хизир на ногах? - спросил он.
   Цакаев понял второй смысл вопроса.
   - Я не видел еще, хозяин.
   - Исправился, значит, Петр? Молодец... Позвони Хаджи-Хизиру, попроси прийти. Я выйду к тебе через две минуты.
   Длинный глухой коридор, вырубленный в гранитной тверди, нагонял тоску. Хабаев с раздражением размышлял о том, чем ему придется заняться через несколько минут.
   Новые банковские правила открытия счетов означали, что план ухода на Запад запаздывает, что он, Хабаев, истекает временем, как кровью. События походили на медленное опускание глухих непроницаемых переборок вокруг его предприятия. Потоки наличных от тысячи трехсот двадцати нефтеперегонных установок, полутора десятков водочных комбинатов, "откатов" со сборов на блокпостах, из московского бюджета, от наркотиков, оружия, наконец, сотни и сотни килограммов долларов, присылаемых из-за Каспия, из Грузии, Армении, из торговых точек, ресторанов и гостиниц Черноморского побережья, скапливаясь и не находя выхода, могли застояться и, что называется, загнить. У него не хватало специалистов переварить это несметное скопище денег... Денег, нуждающихся в политическом убежище в новой Европе, жаждущих его.
   Конечно, Севастьянов работает, как машина. Теперь, когда Чечня как отмывочное предприятие захлебывается от переизбытка наличных денег, люди его класса определяют, выживет "Гуниб" в этой бешеной гонке или нет. В решении этой проблемы и заключен теперь вопрос безопасности холдинга. Именно в нем, а не в мелочах вроде того, кто кого убил и кто к кому подослал шпионов... В гольф-клубе "Эль-Кантуи" пришлось выслушивать все что угодно, кроме деловых инициатив. А вокруг, только оглянись, простирались колоссальные возможности. Он, Хабаев, ждал, что соратники тоже увидят это. Вот она, земля обетованная, тунисское золотое побережье Средиземного моря, готовое впитать любые деньги и дать тучные всходы.
   А пришлось выслушивать стенания Хаджи-Хизира о добрых старых временах, когда начинался этот разврат с заложничеством, который немедленно заразил и русских. Тысячи бойцов, вынужденных оставить рэкет в России, вернулись в Чечню словно бы и не домой. Ничего другого, кроме как стрелять из автоматов и орудовать взрывчаткой, они уже не могли... Как и русские, вернувшиеся в Россию.
   Нет, хватит, это - прошлое... Не следует сейчас зацикливаться на войне, загнивающей в партизанских разборках со взрывчаткой, устанавливать которую ваххабитские тупицы науськивают мальчишек. Это - прошлое. Липучее, как моздокская грязь, и, в сущности, испортившее поездку в Тунис. Трещина между молодыми, то есть Макшерипом Тумгоевым, и стариками, которых воплощает Хаджи-Хизир Бисултанов, обозначилась резче. Они готовы были вцепиться друг в друга. Странно, что старичье желает военных побед, а молодые - конторских...
   А он, Саид-Эмин Хабаев, пытается стоять между и над ними?
   Да и возможно ли примирение? Стоит ли разгребать смердящие кучи последствий грабежей, насилия, издевательств, предательства, лжи, убийств и всего остального в стране, нуждающейся, чтобы выздороветь, лишь в одном умереть окончательно, чтобы, возможно, и возродиться на пепелище? Если бы он, Хабаев, считал себя политиком, то попросил бы политического убежища в Европе для всей этой страны. Правда, многие подумали бы, что он хочет вывезти вместе с ней и свои деньги...
   Нет, никто не вправе обвинить его, Хабаева, героя рейда в захваченный Грозный с обутым, одетым, накормленным и вооруженным им, Хабаевым, отрядом моджахедов, в том, что он не чеченец. О рейде промолчали и свои, и русские. Потому что это был поход не на больничный комплекс с роженицами и воплями "Аллах акбар!" перед камерами московского телевидения... Рейд показал всем, как следовало бы вести войну за независимость! А солдаты и боевики не воюют, они сводят счеты, ненавидят друг друга только потому, что им не дают остановиться, да они уже и не хотят... Понимают, что дураки... И долго ли будут только понимать?
   Успех своего рейда Саид-Эмин Хабаев купил. И почувствовал всю силу денег как инструмента, способного устанавливать перемирие. Постреляли, а теперь - поторгуем...
   Заира Тумгоева верно сказал в Тунисе:
   - Без русских чеченцам не помириться. Никогда...
   Хабаев догадывался, почему вечером последнего дня тунисского путешествия она переехала из гольф-клуба в хаммаметскую гостиницу. Не ради, конечно, биокосметики и прочего в этом роде. И не из-за предполагаемой возможности очередного предложения брака с его, Саид-Эмина, стороны. Заира, и отказав, заставила бы его опять ждать и ждать... Она ездила на деловые переговоры и осматривать гостиницу, которую задумала выкупить. Она свободна и может идти собственным путем, в отличие от него, Саид-Эмина Хабаева, которого держат за полу дрязги пережившего свое время, да что время, пережившего два полных века толстого старикана в вечной папахе и хромовых сапогах и всех тех, кто за ним стоит...
   Информация об убийстве Цтибора Бервиды, бывшего взводного внешней охраны Горы, поступила в тунисский Сус с опозданием. Не обычным путем, то есть не от ставропольского представителя в Праге, а как раз электронной почтой из Москвы от Желякова. Послание пришло, когда в гольф-клубе "Эль-Кантауи" принимались кардинальные решения: определялся принцип отбора членов холдинговой группы "Гуниб" в особый список таких, которых предполагалось оставить живыми, то есть сделать участниками великого кочевья в западные финансовые системы. И на этом фоне убийство, на которое в другое время не обратили бы внимания, показалось чуть ли не знаковым.
   Хаджи-Хизир Бисултанов и Макшерип Тумгоев, ответственные за обеспечение безопасности и внешнюю разведку холдинга, в канун отлета из Суса в Стамбул просидели ночь, прикидывая последствия случившегося. Официальная полицейская версия, полученная из Праги, свидетельствовала, что бывший взводный погиб в перестрелке с наемным киллером, скрывшимся в Германии. Полугодовая служба Бервиды прошла абсолютно рутинно, никаких боевых контактов, лишь за два дня до завершения контракта - захват в предполье Горы лазутчика, которого покойный по собственной инициативе определил как агента Моссада.
   Желяков утверждал, что под Моссад косит человек ФСБ.
   Хаджи-Хизир Бисултанов, проходивший специальную подготовку в частной полицейской академии в эмиратах под крышей туристской фирмы, обеспечивающей ежегодный хадж в Мекку, пытался сложить все эти неслагаемые. Хотел найти логическую связь между приглашением из Парижа Севастьянова, появлением так называемого агента Моссада, убийством Бервиды, исчезновением его киллера в Германии, присылкой меченых долларов с Миликом, безрезультатной дуэлью Макшерипа Тумгоева и Петра Цакаева... Искал и не находил.
   В ресторане стамбульского аэропорта, где все эти случайности обсуждались в разной последовательности и в самых фантастических увязках, Макшерип Тумгоев выложил на столешницу свой посадочный талон, шариковую ручку "Паркер", комканую бесцветную грузинскую купюру в сто лари, надорванную упаковку бумажных носовых платков, сигарету "Голуаз" и желтую визитную карточку Аднана Сойсала из турецкой фирмы "Эздживанджиоглу", обеспечивавшей агентское обслуживание их перелета. И предложил сочинить внятный сценарий на основе этих "вещественных доказательств".
   Хаджи-Хизир насупился. Он унюхал суть унижения. Набор его "подозрительных" фактов выглядел вздором в глазах серьезных людей.
   И теперь, в шифровальной комнате, вдоль гранитных стен которой по причине подозрительности Хаджи-Хизира наварили ещё и стальных швеллеров, он рыхло сидел на компьютерном стуле, прикрыв веки от мощных ламп дневного света. Бешир контрразведки демонстративно ждал, когда генеральный управляющий наложит на шифрограмму, содержание которой ему уже известно, резолюцию, разрешающую допуск к её тексту.
   - А где Тумгоев? - спросил Хабаев.
   - Сейчас появится, хозяин, - сказал шифровальщик не сразу. Ему пришлось, давясь, дожевать откушенный кусок лаваша с говяжьей колбасой.
   Согласно правилам безопасности, шифровальщики жили в этой же комнате. Койка, на которой они спали по очереди, и биотуалет с вытяжной трубой стояли за занавеской. Заморенный, не видевший дневного света, дышавший только воздухом подземелья русский капитан, перешедший в ислам, запил сухомятку чаем из огромной кружки. Кружка тоже была одна на двоих. Сменщик, русский или украинец, возился с шифровальным блокнотом.
   - Оповещение о новых правилах одиннадцати банков по открытию счетов следует передать Севастьянову, - сказал Хабаев. - Видимо, придется переделывать документы по некоторым фирмам... Вообще, следует максимально ускорить работу его группы. Полагаю, что настало время перевозить их сюда. Всех тридцать восемь человек плюс самого Севастьянова.
   - Значит, будут работать в Горе? - спросил Хаджи-Хизир.
   - А я думал, что передача тебе моих мыслей на расстоянии сработала... Как ты это назвал однажды, Хаджи-Хизир?
   - Рабита, хозяин. А вы мой муршид.
   - Тогда вопрос решен. Подготовьте помещение, мебель, поставьте на питание... Базы данных, условия перевода денег на банковский счет и формулу налогообложения для каждой квази-фирмы держать на отдельной дискете с собственным кодом. После этого начнем оперативно размещать деньги. К июню должны закончить.
   - Как раз дождемся в Москве пену от кислых долларов, которые уйдут Желякову, - сказал Хаджи-Хизир.
   - Пену? - спросил Хабаев. И рассмеялся.
   Он не стал расписывать допуск к шифрограмме по именам. Кивнул шифровальщику, который, оставив завтрак, подошел и забрал пластиковую папку с розовым листком. Листки жгли над отверстием в биотуалете.
   Длинный Макшерип Тумгоев выпрямился, пройдя под притолокой стальной двери шифровальной.
   - Салям алейкум, хозяин, - сказал он, глядя на Бисултанова.
   - Алейкум, - отозвался Хабаев. - Мой приказ: пленного моссадовца сдать надежному проводнику на том же месте, где его взяли... Пусть прорывается через внешние охранные посты тем же путем, каким пришел. Это понятно? Пусть прорываются, но все же уйдут. У тебя, Макшерип, найдется такой проводник?
   - Он уже есть, хозяин, - сказал Хаджи-Хизир. - Зовут Пайзулла Нагоев. Он этого... ну, моссадовца, что ли... и приводил.
   - Как привел, так и выведет. Договорились, - сказал Хабаев. - Ты, Хаджи-Хизир, передашь контакт с ним Макшерипу. Макшерип отвечает за операцию по освобождению.
   Глава одиннадцатая
   Время быть и время иметь
   1
   В прошлом Ефим Шлайн несколько раз пытался смоделировать последние минуты своей земной жизни - правда, это происходило, когда повод для скорбных раздумий вообще-то испарялся. Теперь, когда счет этим минутам по убывающей приближался к нулю, предыдущие тридцать лет существования, упакованного секретными инструкциями, казались потусторонним, вывернутым наизнанку миром, из которого, по пути в расход, его и вывели к реальной и сладкой действительности. К скрипу буковых или каких-то других деревьев под ветром. К синичкам, попискиванье которых он слышал. К журчанию протоки. К людям, хрустевшим сапогами на снегу, хотя в данный момент Ефим не мог с уверенностью сказать, сколько их возле него и заслуживают ли они человеческого звания. Сквозь неплотную материю отдававшего псиной колпака, который ему нахлобучили до плеч, Ефим разглядел красную полоску рассвета и чувствовал свежесть морозного утра. Ничтожнейшие обрывки прекрасной жизни, которую он только что открыл, не стоили самых великолепных конторских триумфов...
   И он буркнул представителю суетного человечества, толкавшего его время от времени в спину, вероятно, стволом автомата:
   - За удовольствие от пейзажа только смерть и по карману...
   Направление к праотцам задавали легкими тычками сверху и сбоку. Видимо, конвойный возвышался над ним на голову, а то и больше. Запястья были схвачены наручниками, а не проволокой или бечевкой, и это заставляло предполагать, что расстреливать (или обезглавливать?) его будут с развязанными руками. Ефим размышлял: просить или нет, чтобы сняли колпак?
   Ах, как хороша, оказывается, воля даже под вонючей нахлобучкой!
   Он вспомнил... Все, что ты видишь в этом мире, все, что есть в этом мире, все это - чтобы поставить перед выбором и испытать. Бабушкина мудрость...
   Грешить ни на кого не приходилось. Происшедшее с ним и то, как кончается жизнь, - его добровольный выбор и его испытание. Ну а результат выбора? Результат получался мелковатым. Некогда собирался кому-то и что-то доказать на этой службе... Или привиделась большая цель? Красивая, переливающаяся цветами радуги птица, свившая гнездо на вершине высокого дерева... И он, Ефим Шлайн, был из тех, кто становились друг другу на плечи, покуда им не удалось взгромоздиться на высоту гнезда, чтобы дотянуться до удивительного создания. Однако на подъем ушло слишком много времени, и стоявшие ближе к земле в конце концов потеряли терпение, дернулись. Живая лестница рухнула.
   Рабби Бешт. Его притча. Другого пророка бабушка не признавала...
   - Стоять! - скомандовал конвойный и спросил: - Мерзнете?
   Он поднял колпак, и Ефим Шлайн зажмурился от яркого света. А когда пообвык, увидел нависшую над собой рыжеватую проволочную бороду с седой окантовкой, рысьи глаза, разделенные высокой переносицей, тонкий, слегка свернутый вправо нос и скулы в кавернах. Видимо, медная растительность прикрывала последствия какой-то болезни, скорее всего, фурункулеза и на остальной части лица. Кто его знает... Брови скрывались под вязаной шапчонкой с адидасовской маркировкой.
   Рассматривать собственного палача приходилось, задирая подбородок. Вызвавшийся казнить сходил за игрока элитной баскетбольной команды. Брезентовый "бюстгальтер" с гнездами для автоматных рожков высовывался между отворотами затертой дубленки на уровне шлайновской головы.
   После захватившего его три недели назад чеха, назвавшегося взводным внешней охраны Цтибором Бервидой, и стершихся в памяти двух моджахедов под его командой, бородатый первым показался в этом потайном месте с открытым лицом. Причин скрываться, видимо, не оставалось...
   Ефим взглянул на коротковатый штурмовой АКС-74 под мышкой длинного и подумал, что из такой игрушки убивать, наверное, приходиться долго. Сабли, положенной для усекновения головы кафира, у палача не было. И вообще спектакля не предвиделось. Они стояли на лесистом склоне вдвоем.
   Длинный пошарил в кармане дубленки, вытащил по очереди "лимонку" и четыре батарейки "самсунг", уронил гранату обратно в карман, а батарейки протянул Ефиму. Они перекатывались на широченной ладони и, стукаясь, издавали звук, напоминавший слабые щелчки бильярдных шаров.
   - Для возобновления обогрева роскошного комбинезона, - сказал он. - Не отнял классную одежку только потому, что размер не подходит... Батарейки свежие.