Страница:
Скворцов Валериан
Гольф с моджахедами
Валериан Скворцов
Гольф с моджахедами
Роман
"Гольф с моджахедами". В горах Южного Кавказа отлажено работает загадочный финансовый имамат "Гуниб". Он занимается легализацией в Объединенной Европе денег - "переваренных" бюджетных, нефтяных, водочных, поступающих от торговли оружием и людьми, а также рэкета и контрабанды. Экспресс-отправка из Москвы в адрес имамата партии наличных оказывается "меченой" агентурой Европейской специальной комиссии по отмыванию денег. Полковник ФСБ Ефим Шлайн, отслеживая действия иностранной спецслужбы на территории России и пытаясь проникнуть в "Гуниб", исчезает. Гибнут и пропадают агенты других спецслужб в Москве, Праге и Тунисе, идут разборки в Париже и Франкфурте. Щупальца синдиката тянутся на тихоокеанский островок Фунафути. Всякий, прикоснувшийся к секретам "нала", обречен.
"Агент по найму" Бэзил Шемякин, с которым Шлайн не рассчитался за предыдущие услуги, начинает несанкционированный розыск исчезнувшего работодателя. Другой агент Шлайна, финансовый эксперт Севастьянов сотрудничает с "Гунибом". Цепь предательств приводит к схватке "всех против всех". Сталкиваются и ломаются судьбы близких друг другу мужчин и женщин...
Основные действующие лица:
Кащей, (Ксенофонт Глебыч Хворостинин), гребенской казак
Шепа Исмаилов, боевик
Макшерип Тумгоев, командир боевиков
Исса Тумгоев, его сводный брат
Заира Тумгоева, сестра Макшерипа и сводная сестра Иссы
Милик (Милюков), аспирант Военной академии
Хаджи-Хизир Бисултанов, ("Хрипатый"), шеф безопасности "Гуниба"
Саид-Эмин Хабаев, хозяин "Гуниба"
Петр Цакаев, сотрудник "Гуниба"
Лев Севастьянов, ("Вольдемар"), финансовый эксперт
Ольга Севастьянова, его жена
Пайзулла Нагоев, он же Хаким Арсамаков, частный детектив
Бэзил Шемякин, частный детектив
Наташа Лохв, его жена
Колюня, их сын
Ефим Шлайн, полковник ФСБ
Бекбулак Хасанов, агент "Гуниба" в Париже
Мадам Зорро, шеф безопасности казино "Чехов"
Курпатов, агент контрразведки и подчиненный Зорро
Князь Тереха Лоовин, гешефтмахер в Сочи
Карамчян, сочинский ювелир
Отец Афанасий Куги-Куги, православный батюшка
Уаелеси Туафаки, инспектор полиции
Вака-атуа, шаман
Медсестра Нэнси, филиппинка
Владимир Владимирович Делл, плантатор
Рум (Румянцев), взводный Шемякина в Легионе
Боб Шпиган, преподаватель Алексеевских курсов
Юзеф Смоляк, то же
Йозеф Глава, то же
Гоша, содержатель гостиницы
Цтибор Бервида, агент Европейской Специальной комиссии и ЦРУ
Праус Камерон, чин Европейской Специальной комиссии
Кларичка Камерон, его жена
Жак Филиппар, агент Камерона
Макс Ортель, то же
Ив Пиккель, парижский адвокат
Идрис Аг Итипарнене, малийский студент
Виктор Иванович Жиляков, генерал
Алексеев П. А., его подчиненный
Князь Юрий Курнин, пилот
Дзюдзюик, вдова Курнина
Ганнибал, делец, второй муж Дзюдзюик
Туниска в кожаном жакете, соглядатайша Ганнибала
Ваэль эль-Бехи, работник гольфклуба
Харудж, то же
Слим, таксист
Випол, майор таиландской полиции
"Кинг Конг", дезертир
"Волосатый человек Евтихеев", то же
ОГЛАВЛЕНИЕ
Глава первая. "РУЛЕТКА"
Глава вторая. "НЕГРОМКИЙ ГОЛОС ТВОРЦА"
Глава третья. "СЛУХИ О ВОЙНЕ"
Глава четвертая. "ОБРЕТЕНИЕ ИДЕАЛОВ"
Глава пятая. "ПАУКИ"
Глава шестая. "БИЗНЕС-СЛАВЯНЕ"
Глава седьмая. "ПОДДАВКИ В ШАШКИ"
Глава восьмая. "МЕЖДУ ШИМПАНЗЕ И ГОРИЛЛОЙ"
Глава девятая. "ИКТИСАБ"
Глава десятая. "ПАРАНДЖА ДЛЯ ГОЛУБОГО"
Глава одиннадцатая. "ВРЕМЯ БЫТЬ И ВРЕМЯ ИМЕТЬ"
Глава двенадцатая. "МЕРТВЫЙ ГОРОД"
Глава тринадцатая "ТРИ ОБМАНЩИКА"
ЭПИЛОГ
От автора
Предлагаемая история - стопроцентный литературный вымысел. Любые совпадения в названиях учреждений, адресах квартир, званиях и должностях абсолютно случайны. Это относится и к персонажам книги, которые полностью подпадают под приговор Оскара Уайльда, некогда сказавшего: "Единственные реальные люди - это люди, никогда не существовавшие".
Глава первая
Рулетка
1
Засеку поперек обледенелой тропы обходили на полступни от обрыва, под которым отстаивался туман, а возможно, и облака. Шагов через десять после завала продолговатый бугорок, хрустнувший снежной коркой под сапогом, дернулся и ехидно сказал ему в камуфляжную спину:
- Спецназ акбар...
Ослик, горбатившийся следом под патронными цинками, натянув повод, скакнул от замаскированного кочкой дозорного.
- Аллах воскресе! - отозвался, хихикнув, державшийся за ослиный хвост человек с подобием мольберта, висевшего на плече. Он страдал куриной слепотой, мало что различал на едва занимающемся рассвете и волокся на буксире.
Дозорный ерничал - наверное, в предвкушении смены, - а временный слепец, старикашка из гребенских, как он сказал, казаков, богохульствовал бравады ради: до Пасхи оставалось три месяца. Этот щуплый Кащей, видно, на слух узнал засевшего в секрете; он считался своим на тропе, где "псы войны" исповедовали одну общую веру - в наличные, а потому зубоскалил вместе с ними над чем угодно.
Человек в камуфляже подумал, что у таких овечек из стада Господня единственная забота о душе - шерсть для её прикрытия. Погуще бы и с прикидом под волчью.
Потом спохватился: зряшно озлился на обалдуев, просто устал. И помолился о прощении для себя и заодно для суесловившего Кащея. Остряка у засеки не стоило принимать во внимание. Наемник мог перейти и в магометанство, как раньше где-нибудь - в буддизм. Придурков прибавлялось всюду, Кавказ не исключение.
Засека венчала перевал. С него открывалась лесистая долина, урезанная речкой, за которой бирюзовый рассвет высвечивал очередной кряж. Совсем близко. Рукой подать. Но за несколько дней похода курьер набрался опыта: расстояния - иллюзия в морщинистых и крутых распадках Горной Чечни. Маршировать предстояло не меньше часа лесом, и только после переправы через полусухое русло они упрутся в скалы, перед которыми устроят привал...
Шел он без оружия. В случае перехвата предстояло работать по легенде захваченного в заложники.
Легенду выдал длиннорукий бородатый очкарик, возникший перед самой погрузкой возле трапа грузового Ил-18 на подмосковном аэродроме в Раменском. Закинув за спину ниже задницы руки с оголенными запястьями рукава кожаного реглана не доставали до перчаток, - и делая вид, что отворачивается от пронизывающего ветра с моросью, этот тип внятно изложил "вариант на все случаи". Не скрывать правду от людей в горах, к которым отправлялся курьер, и врать своим, кося под заложника в случае перехвата. "Правда", овеществленная в полиэтиленовых пакетах с долларовыми купюрами, покоилась в двух патронных цинках, которые в Моздоке выдаст пилот. Очкастый так и сказал: "Правда в пакетах со стодолларовыми купюрами". Общей суммы, однако, не назвал. Поклажу надлежало сдать в конце "коридора", по которому от Моздокского аэродрома поведут сменные связники.
О возвращении бородач не обмолвился. Надо понимать, не стал повторять обычное при таких забросках: выбирайся как придется, если выживешь, а нет там похоронят...
Еще не затихли моторы транспортника, халтурно - вприпрыжку посаженного в Моздоке, как на борт влетел и неразборчиво представился армейский майор. Тачку с цинками катили вдвоем, утопая по щиколотку в говенного оттенка грязи. Майор назвал её "чеченским асфальтом". Из-за этой грязи мелковатые солдатики, ждавшие загрузки в чрево бело-голубой "коровы" - вертолета Ми-26, - гнулись под амуницией, не имея возможности поставить поклажу или присесть. Заморенные сопляки дергались, поправляя сползавшие с плеч громоздкие вещмешки...
За воротами КПП майор угодливо втащил цинки в УАЗ с водителем. По испаханным танками моздокским улицам миновали баню, у которой слонялись гладкие десантники с пивными банками в руках, затем техникум, где, как сообщил майор, получал образование будущий, а теперь, соответственно, бывший шеф чекистов Андропов, и прикатили к вокзалу. Майор и солдат удалились в палатку за "плесенью", то есть сигаретами "Краснопресненскими", а к УАЗу подъехала "копейка" - ВАЗ-2101 с кустарно раскрашенным в клетку фонарем на крыше. Русский таксист бессловесно перенес цинки в багажник. Так же бессловесно он и рулил сорок минут через Северную Осетию.
У Ногамирзин-Юрта они въехали в Чечню. Перед шлагбаумом, конец которого лежал на пушечной башенке БМП без видимого присутствия экипажа, водитель кивнул небритым ментам в бронежилетах и, сбавив скорость, пересек под черно-белой оглоблей административную границу...
По Чечне двигались обходными грунтовыми дорогами. Пересадок случилось ещё три. Две - на "Нивы", а последняя, почти в темноте, - на осликов. В машинах работали печки. Превратившись в кавалериста, человек в камуфляже мерз, особенно из-за сырости, и норовил навалиться грудью на жесткую, как полено, ослиную холку, обхватывая ногами бобриковые бока, мыльные от долгой трусцы.
Он почти беспрерывно жевал купленные ещё в Москве подушечки "Орбит". Курьер продрог в пиджаке и фуфайке под потертым камуфляжем, выданным взамен штатского пальто на аэродроме в Раменском. Обильная слюна, выделяемая при жевании, - оправданный навык - спасала от простуды. Во всяком случае, кашель или чих не выдали его, когда обходили охранные заставы федералов, которые на ночь и при туманах выдвигали слухачей с собаками.
В ночной переправе через бурливую речку, от которой несло серой, его ослик, пущенный в одиночку, разъехался копытцами на обледенелой трубе газопровода, сохранившейся возле обрушенного моста, и сорвался в вонючую темноту. Цинки перенесли на руках, обвязав веревками, концы которых для страховки закрепили карабинами на берегу. Второй ослик оказался удачливей.
За рекой к двум имевшимся конвойным прибавились ещё трое с запущенной щетиной. Дорога сузилась, превратилась в горную тропу. С подъемами курьер справлялся, на спусках же он несколько раз падал из-за стертых подошв. Сапоги, как и камуфляжную куртку, тыловой вахлак в Раменском выдал ношенные, может, из остатков от "груза 200" (1).
В сложенных из плоского камня домах, где дневали, не разводя огня, не удалось разжиться какой-либо хламидой для утепления. Разграбление брошенных деревень казалось абсолютным. Стены и игрушечные башенки над домами, ветшая, ссыпались на узкие улочки, а потом ещё ниже, обычно в крутой распадок с ручьем.
Запыхавшегося Кащея с "этюдником" привел из такого распадка конвоир тот, что помоложе. Слезящимися глазками старикашка обшарил цинки, плохенькую экипировку, серое лицо и драные от падений перчатки московского призрака. Скособочив голову на тощей шее, гнусаво спросил:
- Пофаныжить имеешь?
Звучало по фене. Лучшим представлялось помолчать.
В сумерках, определившись по компасу на Мекку, джигиты разулись и, брызнув из фляг на мучнистые, со следами обморожения ступни, совершили на маскхалатах намаз. Старший боевого охранения с "Винторезом", оснащенным ночным прицелом, и ещё двое - один с гранатометом РПГ-7, другой с автоматом АК-74 - переместились в арьергард каравана. Раньше шли впереди.
Чутье подсказывало, что линия фронта, если она существовала, пройдена и осталась за спиной. Во всяком случае, опасаться разборки с федералами теперь не приходилось. Внутреннее напряжение, не отпускавшее даже на привалах после изматывающих маршей, ослабело.
Нейлоновая бечевка, намотанная выше ладони, засалилась и вполне сошла бы за путы, если бы пришлось подделываться под заложника. Обрывком предусмотрительно снабдил очкастый бородач, не удосужившийся назваться. На промозглом Раменском аэродроме он втягивал голову в плечи так, что воротник кожаного реглана подпирал натянутый до ушей картуз "под Жириновского". Будто прятал лицо. Да и борода сидела кривовато.
Явиться к самолету в Раменском, где состоялся внезапный контакт с карикатурным типом, ему, аспиранту военного института на Садовой-Триуфальной рядом с Театром Сатиры, приказала менеджерша по безопасности казино "Чехов". Это заведение на Малой Дмитровке набирало в охрану армейских офицеров. Бывшим или действующим кегебистам и ментам в найме отказывали. Казино, кратно окупившись за две зимы беспрерывного праздника нового тысячелетия, подлежало ликвидации вместе с залами игральных автоматов. Если нужна новая работа, сказала менеджерша, есть предложение. Назвала цену, направление заброски, сроки и гарантировала крутую ксиву. Пообщала: поездка, в сущности, курортная - на юг, к Черному морю.
В нескольких сотнях километрах от этого моря он и брел теперь в бандитской компании, стараясь не свернуть шею на обледенелых подъемах и спусках.
Человек в камуфляже отрыгнул съеденные на ходу шпроты. Одолевала кислая тошнота, отчего он то и дело кашлял, жгло под ложечкой... Желудок испортил... Впрочем, и от армейской свиной тушенки, не полагавшейся бойцам "джихада", его обычно тоже выворачивало. Интендантам по определению полагалось воровать. Иначе зачем ими становиться? В армию, по его мнению, люди шли, чтобы не заботиться о жратве, жилье и одежке. Не гипотетической же смерти ради, даже героической и действительно за родину, и действительно в бою...
Сколько же в нем накопилось непростительной злобы и нехорошей досады!
Он утешался подсчетом заработанного. В сутки выходило по шестьдесят долларов, на круг получалось почти семьсот.
...По траве свекольного цвета, дожившей до весны под кронами неизвестных ему деревьев, они почти вышли к опушке - уже просматривался берег речки, - когда местность накрыла артиллерия. Кащей, взгромоздив над хилой плотью "этюдник", будто он был бронированный, сказал между взрывами:
- Уважаемый, не дергайся... По кавказским обычаям считается позорным, если взялся охранять гостя и не сумел. Все хорошо. Тебя охраняют и берегут. Это дежурный огневой налет. Не в нас. В божий свет...
- Я не дергаюсь, - сказал он. - Из пушек по воробьям... Пусть бьют и пусть охраняют.
Ослик, навьюченный цинками, пробовал мертвые листья на кустистом подлеске, обнажая розоватые десны. На взрывы не реагировал, только водил ушами при свисте снарядов.
- Теперь из гаубиц и мошку охаживают, - сказал старик. - Больше палишь - больше навару. Бабах - и гильза... Бабах - и гильза... По шесть кило цветного металла. А то и целиком снарядик в сторону, там и взрывчатка... Нам бы подбирать! Да у артиллерии свои чеченцы, эх...
- На каком наречье ты утром изъяснялся?
- Блатная музыка времен казачьей депортации товарищем Сталиным... Спросил: нет ли покурить? Для пробы... А ты кто?
Кащей, вернувшийся к обычной речи, казался опереточным.
Курьер не ответил старому дурачку.
Налет вроде как прекратился. Боевики подождали минут пять и зашевелились...
Словно ничего не случилось. Так бы и лежать дальше. Он чувствовал, как ослабел из-за колик в животе.
Подошел старший, обладатель снайперского "винтореза", и выдал абракадабру:
- Дица вухулевги, дун вухулевги, дида дова... Магьярда нахъа вукьяго льяла.
В этом духе.
- Не понимаю. Скажи по-русски, - попросил курьер, заставив себя перемочься и встать.
- Тех, кто хочет их прибить, и тех, кого они собираются прибить, эти ребята чуют и за горой... Так он говорит, - помог с переводом Кащей. По-аварски... То есть, он кунак тебе, и, пока он жив, тебе бояться нечего, хоть артиллерии, хоть чего... По-русски он плохо умеет. Из деревни. Молодой, жизнь в походе. Ты уж вникай...
- Долго ещё идти? - спросил курьер и, не удержавшись, съехидничал: Пока он жив...
- Пришли, уважаемый, - ответили со спины.
Ему ловко свели сзади локти, пинками по каблукам раздвинули ноги, на голову нахлобучили черный мешок. Удивляться обыску уже не приходилось. Офицерское удостоверение в нагрудный карман не вернули.
По мягкому гуду человек в камуфляже определил работу заграничного генератора. Тональность хорошей мощности. Возможно, работали и несколько установок. Приятно обдало теплом, пахнуло соляркой. Затем он почувствовал пол подъемника, продавившийся под ногами. Слегка громыхнули цинки. Руки, стянутые в локтях за спиной, затекли.
Судя по времени и скорости движения, кабина лифта поднялась на высоту шести-восьми этажей. Двери разошлись, и сквозь мешковину пробилось солнце. Порывистый, пахнувший весной ветер пробирал, однако, до костей.
На плечи ему накинули нечто вроде тяжелого одеяла. Оно воняло половой тряпкой.
- Спасибо, - сказал он. - Можно сесть?
- Потерпи пять-десять минут, уважаемый, - ответил голос. Он уже слышал этот баритон, когда его связывали.
Курьер наслаждался солнечным теплом, нагревавшим мешок на голове. Мешок набросили на армейское кепи, в котором он вылетел из Раменского. Козырек оттягивал черную ткань, отдававшую псиной, и сквозь неё курьер различал, насколько высоко стояло солнце. Наверное, почти девять утра. Впрочем, опыта ориентировки в горах он не имел. Да и какое это имело теперь значение?
- Подтвердилось! - крикнули по-русски. Тяжело звякнула металлическая дверь.
Мешок сдернули. Нож, разваливший сзади узел на бечевке, точили, наверное, с тщанием. Локти освободились. Курьер не почувствовал рук.
- Покрути плечами, поболтай конечностями вроде как плетями, отойдут, участливо посоветовал тот же голос. - Давай же, уважаемый.
Он вертел плечами и видел то одну, то другую половину каменистой впадины размером с Лужниковскую арену. Впадина эта - плоская чаша, пепельная внизу и серо-коричневая с снежной выпушкой по краям, - была совершенно лишена растительности. Дальше все выше и выше поднимались горы, снег на которых курьер поначалу принял за облака. На самом же деле над ним простиралось безоблачное небо, и, будто штришок для разнообразия, в его бездонной глубине, почти в космосе, вытягивалась двойная белая полоса за невидимым самолетом, может, и разведчиком.
Наручные часы показывали девять тридцать. По времени и положению солнца курьер нашел север и определил направление самолетного следа.
Освоившись с местностью, он разглядел и своего захватчика - рыжеватая проволочная борода с седой окантовкой, рысьи глаза, разделенные высокой переносицей, тонкий, слегка свернутый вправо нос, скулы в кавернах. Возможно, медная растительность и на остальной части лица прикрывала последствия какой-то болезни - скорее всего, фурункулеза. Брови исчезали под вязаной шапчонкой с адидасовской маркой, турецкого или китайского производства, конечно.
Рассматривать личность поработителя приходилось, задирая подбородок. Человек, облеченный властью миловать и казнить, сходил за игрока элитной баскетбольной команды. Брезентовый "бюстгальтер" с гнездами для автоматных рожков высовывался между отворотами затертой дубленки на уровне голов остальных боевиков.
- Не боишься? - спросил верзила без акцента.
- Где цинки?
- Спрашиваем мы, уважаемый.
- Где цинки?
- Смелый... Не боишься, значит?
- Спроси, когда один на один будем.
- Справедливо.
Верзила выдал длинное скачущее слово на своем языке. Орава рассмеялась и принялась усаживаться, побросав на каменистую землю для подстилки верхнюю одежду.
- Посиди с ними, уважаемый. Я пошел спрашивать, что с тобой делать. Здесь резать или потом, в другом месте. Деньги ты привез, уважаемый, настоящие, но меченые... Значит, все-таки совсем не боишься?
Крайний боевик сдвинулся, высвобождая для курьера место на своей куртке. Больше его не охраняли, что бы там ни нес старший. Вот что это значило.
Верзила уходил навстречу солнцу, а поэтому, утратив детали, стал черным силуэтом. Мишенью в тире. Просвет между кривоватыми ногами повторял фирменную марку автомобилей "Рено" - ромб. Получалось, что мишень бракованная.
Верзила с натугой вытянул из скалы бронированную дверь и, развернувшись лицом к тяжелой створке, с видимым усилием прикрыл за собой.
- Ты актрис трахал? - спросил боевик.
- Почему актрис? - удивившись вздору, курьер ответил вопросом.
- Войдем в Москву, Алену Апину хочу поиметь...
- А Киркорова?
Орава зареготала от удовольствия.
- А ты не бздо, - сказал боевик. - Бешир таких уважает.
- Кто такой бешир?
- Командир по-твоему.
Его действительно больше не охраняли.
Он прикрыл глаза, чтобы подремать. Погружаясь в расслабленное уютное одиночество, подумал: вернуться в Москву, наверное, удастся, присяги очкастому в кожаном реглане он не давал, конверт с полагающимся ему налом менеджерша "Чехова" положит в депозитный ящик в банке "Кредит-Москва" на Большой Черемушкинской, так что теперь он свободен, а потому можно взять и обратный подряд у этих чурок, послать подальше институт и диссертацию, купить должность в военкомате, скажем, в Боровске, поближе к Москве.
Дремота переходила в сон.
Что-то промелькнуло над ним. Какие-то тени. Он нехотя разлепил веки.
В десятке шагов взъерошенные ветром вороны боком наступали на сороку, вертевшую хвостом на кучке влажных камней, с которых обтаял снег. Растопырив крылья, сорока спрыгнула куда-то вниз, потом вернулась и подняла клюв - в нем матово отливал на солнце человеческий глаз.
Мертвяка за камнями, видно, замочили недавно. Птицы с глаз и начинают. На щеки переходят потом. Как, впрочем, и крысы.
Перекреститься курьер не решился. Привычно пожелал царства небесного неведомому бедолаге и, смежив веки, опять задремал.
2
Очнулся он от веселой возни, затеянной боевиками. Бешир скомандовал, видимо, боевое разряжение, и орава, представшая без курток в партизанской красе - с ножами, гранатными, магазинными и санитарными подсумками, фляжками, китайскими, судя по дешевым кобурам, "ТТ" и прочим, - выстроилась в круг с задранными стволами автоматов так, что затворы оказались на уровне глаз. Отсоединили рожки, для проверки понажимали спусковые крючки. Курьер усмехнулся: взаимно контролировались, значит, в прошлом определенно случались несчастья...
И услышал:
- Эй, Колян!
Обычная кликуха для пленного. Он не пошевелился.
- Колян!
Не оборачиваясь, он сказал:
- Кому орешь?
- Справедливо, не тому, - сказал бешир. - Подойди, уважаемый! Прошу!
И расхохотался.
Верзила стоял у каменистой кучки над ямой. Ворон, хотя и отлетевших в сторонку, прибавилось. Сорок тоже набралось несколько.
Курьер подумал, что птицы перелетели из зимнего леса ради объедков. Гора приютила солидный гарнизон. По числу ворон, кормящихся на кухонной помойке зимой и к весне, вычислялся любой постой. И численно, и качественно.
В мелкой, до полуметра глубиной, траншее валялись пять трупов в офицерских свитерах, завернутые в спиральные саваны из колючей проволоки. Без обуви. Видно, армейские говнодавы считались в горах дефицитом. На шерстяных носках - самодельные кожаные задники и подпятники. У одного разного цвета.
На лица он смотреть он не стал. Отвернулся.
- Эти пятеро финансисты, - сказал бешир. - Запоминай... Один, второй, три, четыре и пять. Так?
Курьер молчал. Рысьи глаза, сверлившие его, казались высохшими. От ненависти или жадности?
- И что же?
- Запоминай! Они не взорвались, их не разнесло в клочки... Тела целы, видишь? Руки, ноги, жопы, головы. Целы! Запоминай! Значит, что же? А то, что полевой банк, в котором они везли деньги, не взорвался на мине... То есть взорвался и на мине, но уже после того, как из бронированной машины вытащили финансистов и мешки с деньгами. Вот такие вот мешки...
Бешир повернулся в сторону оравы и крикнул:
- Шепа! Исмаилов!
Поклонник Алены Апиной подбежал рысцой.
- Бешир?
- Покажи мешок!
Шепа сдвинул зеленую полевую сумку на живот, расстегнул кожаные застежки и вытянул светло-серый мешочек с инкассаторским зажимом под пломбу. Протянул беширу.
- Не мне, - сказал верзила. - Ему...
Боевик покосился на старшего.
- Давай показывай! И поверти туда-сюда!
На мешке с одной стороны стояла маркировка "Банк "Столичный" № 1771". С другой - между полукруглыми надписями кириллицей и латиницей "Инкахран" красиво смотрелась эмблема: скрещенные винтовка и ключ.
- Отдай ему, - приказал верзила.
Шепа Исмаилов покорно вытряс из мешка в сумку засаленные сверточки, наверное, с коноплей, и бросил инкассаторскую полость к ногам курьера.
- Подбери... Отдашь в Москве, - сказал бешир.
- Кому?
- Найдешь кому, если жить хочешь... Тебе сообщаю. Нас навели на полевой банк, который вез деньги контрактникам в Шали. Мы взорвали бронеавтомобиль. Ну, как там... я сказал тебе... выволокли деньги и финансистов, потом взорвали. Федералы списали банкноты, указав сумму побольше. По акту и в крупных купюрах на замену получилось столько, что уместилось бы на двадцати "Уралах". Это была совместная операция. Мы имитировали диверсию. Федералы - списание. Свою половину возмещения э-э-э... погибших банкнот мы просили превратить в доллары. И что получили? Меченые сотенные в твоих цинках... Зачем метили? Кто? Как смотреть в глаза людям, которые ждали их? А если бы мы расплатились ими? Что было бы потом? Резали бы потом друг друга...
- Я получил цинки, денег не видел.
- Знаю, что не видел. Попробовал бы... Скажи тому, кого найдешь в Москве, что мы расстреляли финансистов из полевого банка. И скажи, что до твоего прибытия. Ты в этом убедился. У нас есть человек в Москве, который предупредил, что доллары будут зацарапаны. Зачем нам было тех пятерых кормить? Работать не умели, квелые, годились только деньги считать... Скот пасти или по дому работать не могли. Никто не купил бы их. Словом, застрелили. В назидание. Пусть их начальники найдут предателя и выдадут нам. Разговаривать с нами... Ха! Может, ты его и доставишь, смелый?
Гольф с моджахедами
Роман
"Гольф с моджахедами". В горах Южного Кавказа отлажено работает загадочный финансовый имамат "Гуниб". Он занимается легализацией в Объединенной Европе денег - "переваренных" бюджетных, нефтяных, водочных, поступающих от торговли оружием и людьми, а также рэкета и контрабанды. Экспресс-отправка из Москвы в адрес имамата партии наличных оказывается "меченой" агентурой Европейской специальной комиссии по отмыванию денег. Полковник ФСБ Ефим Шлайн, отслеживая действия иностранной спецслужбы на территории России и пытаясь проникнуть в "Гуниб", исчезает. Гибнут и пропадают агенты других спецслужб в Москве, Праге и Тунисе, идут разборки в Париже и Франкфурте. Щупальца синдиката тянутся на тихоокеанский островок Фунафути. Всякий, прикоснувшийся к секретам "нала", обречен.
"Агент по найму" Бэзил Шемякин, с которым Шлайн не рассчитался за предыдущие услуги, начинает несанкционированный розыск исчезнувшего работодателя. Другой агент Шлайна, финансовый эксперт Севастьянов сотрудничает с "Гунибом". Цепь предательств приводит к схватке "всех против всех". Сталкиваются и ломаются судьбы близких друг другу мужчин и женщин...
Основные действующие лица:
Кащей, (Ксенофонт Глебыч Хворостинин), гребенской казак
Шепа Исмаилов, боевик
Макшерип Тумгоев, командир боевиков
Исса Тумгоев, его сводный брат
Заира Тумгоева, сестра Макшерипа и сводная сестра Иссы
Милик (Милюков), аспирант Военной академии
Хаджи-Хизир Бисултанов, ("Хрипатый"), шеф безопасности "Гуниба"
Саид-Эмин Хабаев, хозяин "Гуниба"
Петр Цакаев, сотрудник "Гуниба"
Лев Севастьянов, ("Вольдемар"), финансовый эксперт
Ольга Севастьянова, его жена
Пайзулла Нагоев, он же Хаким Арсамаков, частный детектив
Бэзил Шемякин, частный детектив
Наташа Лохв, его жена
Колюня, их сын
Ефим Шлайн, полковник ФСБ
Бекбулак Хасанов, агент "Гуниба" в Париже
Мадам Зорро, шеф безопасности казино "Чехов"
Курпатов, агент контрразведки и подчиненный Зорро
Князь Тереха Лоовин, гешефтмахер в Сочи
Карамчян, сочинский ювелир
Отец Афанасий Куги-Куги, православный батюшка
Уаелеси Туафаки, инспектор полиции
Вака-атуа, шаман
Медсестра Нэнси, филиппинка
Владимир Владимирович Делл, плантатор
Рум (Румянцев), взводный Шемякина в Легионе
Боб Шпиган, преподаватель Алексеевских курсов
Юзеф Смоляк, то же
Йозеф Глава, то же
Гоша, содержатель гостиницы
Цтибор Бервида, агент Европейской Специальной комиссии и ЦРУ
Праус Камерон, чин Европейской Специальной комиссии
Кларичка Камерон, его жена
Жак Филиппар, агент Камерона
Макс Ортель, то же
Ив Пиккель, парижский адвокат
Идрис Аг Итипарнене, малийский студент
Виктор Иванович Жиляков, генерал
Алексеев П. А., его подчиненный
Князь Юрий Курнин, пилот
Дзюдзюик, вдова Курнина
Ганнибал, делец, второй муж Дзюдзюик
Туниска в кожаном жакете, соглядатайша Ганнибала
Ваэль эль-Бехи, работник гольфклуба
Харудж, то же
Слим, таксист
Випол, майор таиландской полиции
"Кинг Конг", дезертир
"Волосатый человек Евтихеев", то же
ОГЛАВЛЕНИЕ
Глава первая. "РУЛЕТКА"
Глава вторая. "НЕГРОМКИЙ ГОЛОС ТВОРЦА"
Глава третья. "СЛУХИ О ВОЙНЕ"
Глава четвертая. "ОБРЕТЕНИЕ ИДЕАЛОВ"
Глава пятая. "ПАУКИ"
Глава шестая. "БИЗНЕС-СЛАВЯНЕ"
Глава седьмая. "ПОДДАВКИ В ШАШКИ"
Глава восьмая. "МЕЖДУ ШИМПАНЗЕ И ГОРИЛЛОЙ"
Глава девятая. "ИКТИСАБ"
Глава десятая. "ПАРАНДЖА ДЛЯ ГОЛУБОГО"
Глава одиннадцатая. "ВРЕМЯ БЫТЬ И ВРЕМЯ ИМЕТЬ"
Глава двенадцатая. "МЕРТВЫЙ ГОРОД"
Глава тринадцатая "ТРИ ОБМАНЩИКА"
ЭПИЛОГ
От автора
Предлагаемая история - стопроцентный литературный вымысел. Любые совпадения в названиях учреждений, адресах квартир, званиях и должностях абсолютно случайны. Это относится и к персонажам книги, которые полностью подпадают под приговор Оскара Уайльда, некогда сказавшего: "Единственные реальные люди - это люди, никогда не существовавшие".
Глава первая
Рулетка
1
Засеку поперек обледенелой тропы обходили на полступни от обрыва, под которым отстаивался туман, а возможно, и облака. Шагов через десять после завала продолговатый бугорок, хрустнувший снежной коркой под сапогом, дернулся и ехидно сказал ему в камуфляжную спину:
- Спецназ акбар...
Ослик, горбатившийся следом под патронными цинками, натянув повод, скакнул от замаскированного кочкой дозорного.
- Аллах воскресе! - отозвался, хихикнув, державшийся за ослиный хвост человек с подобием мольберта, висевшего на плече. Он страдал куриной слепотой, мало что различал на едва занимающемся рассвете и волокся на буксире.
Дозорный ерничал - наверное, в предвкушении смены, - а временный слепец, старикашка из гребенских, как он сказал, казаков, богохульствовал бравады ради: до Пасхи оставалось три месяца. Этот щуплый Кащей, видно, на слух узнал засевшего в секрете; он считался своим на тропе, где "псы войны" исповедовали одну общую веру - в наличные, а потому зубоскалил вместе с ними над чем угодно.
Человек в камуфляже подумал, что у таких овечек из стада Господня единственная забота о душе - шерсть для её прикрытия. Погуще бы и с прикидом под волчью.
Потом спохватился: зряшно озлился на обалдуев, просто устал. И помолился о прощении для себя и заодно для суесловившего Кащея. Остряка у засеки не стоило принимать во внимание. Наемник мог перейти и в магометанство, как раньше где-нибудь - в буддизм. Придурков прибавлялось всюду, Кавказ не исключение.
Засека венчала перевал. С него открывалась лесистая долина, урезанная речкой, за которой бирюзовый рассвет высвечивал очередной кряж. Совсем близко. Рукой подать. Но за несколько дней похода курьер набрался опыта: расстояния - иллюзия в морщинистых и крутых распадках Горной Чечни. Маршировать предстояло не меньше часа лесом, и только после переправы через полусухое русло они упрутся в скалы, перед которыми устроят привал...
Шел он без оружия. В случае перехвата предстояло работать по легенде захваченного в заложники.
Легенду выдал длиннорукий бородатый очкарик, возникший перед самой погрузкой возле трапа грузового Ил-18 на подмосковном аэродроме в Раменском. Закинув за спину ниже задницы руки с оголенными запястьями рукава кожаного реглана не доставали до перчаток, - и делая вид, что отворачивается от пронизывающего ветра с моросью, этот тип внятно изложил "вариант на все случаи". Не скрывать правду от людей в горах, к которым отправлялся курьер, и врать своим, кося под заложника в случае перехвата. "Правда", овеществленная в полиэтиленовых пакетах с долларовыми купюрами, покоилась в двух патронных цинках, которые в Моздоке выдаст пилот. Очкастый так и сказал: "Правда в пакетах со стодолларовыми купюрами". Общей суммы, однако, не назвал. Поклажу надлежало сдать в конце "коридора", по которому от Моздокского аэродрома поведут сменные связники.
О возвращении бородач не обмолвился. Надо понимать, не стал повторять обычное при таких забросках: выбирайся как придется, если выживешь, а нет там похоронят...
Еще не затихли моторы транспортника, халтурно - вприпрыжку посаженного в Моздоке, как на борт влетел и неразборчиво представился армейский майор. Тачку с цинками катили вдвоем, утопая по щиколотку в говенного оттенка грязи. Майор назвал её "чеченским асфальтом". Из-за этой грязи мелковатые солдатики, ждавшие загрузки в чрево бело-голубой "коровы" - вертолета Ми-26, - гнулись под амуницией, не имея возможности поставить поклажу или присесть. Заморенные сопляки дергались, поправляя сползавшие с плеч громоздкие вещмешки...
За воротами КПП майор угодливо втащил цинки в УАЗ с водителем. По испаханным танками моздокским улицам миновали баню, у которой слонялись гладкие десантники с пивными банками в руках, затем техникум, где, как сообщил майор, получал образование будущий, а теперь, соответственно, бывший шеф чекистов Андропов, и прикатили к вокзалу. Майор и солдат удалились в палатку за "плесенью", то есть сигаретами "Краснопресненскими", а к УАЗу подъехала "копейка" - ВАЗ-2101 с кустарно раскрашенным в клетку фонарем на крыше. Русский таксист бессловесно перенес цинки в багажник. Так же бессловесно он и рулил сорок минут через Северную Осетию.
У Ногамирзин-Юрта они въехали в Чечню. Перед шлагбаумом, конец которого лежал на пушечной башенке БМП без видимого присутствия экипажа, водитель кивнул небритым ментам в бронежилетах и, сбавив скорость, пересек под черно-белой оглоблей административную границу...
По Чечне двигались обходными грунтовыми дорогами. Пересадок случилось ещё три. Две - на "Нивы", а последняя, почти в темноте, - на осликов. В машинах работали печки. Превратившись в кавалериста, человек в камуфляже мерз, особенно из-за сырости, и норовил навалиться грудью на жесткую, как полено, ослиную холку, обхватывая ногами бобриковые бока, мыльные от долгой трусцы.
Он почти беспрерывно жевал купленные ещё в Москве подушечки "Орбит". Курьер продрог в пиджаке и фуфайке под потертым камуфляжем, выданным взамен штатского пальто на аэродроме в Раменском. Обильная слюна, выделяемая при жевании, - оправданный навык - спасала от простуды. Во всяком случае, кашель или чих не выдали его, когда обходили охранные заставы федералов, которые на ночь и при туманах выдвигали слухачей с собаками.
В ночной переправе через бурливую речку, от которой несло серой, его ослик, пущенный в одиночку, разъехался копытцами на обледенелой трубе газопровода, сохранившейся возле обрушенного моста, и сорвался в вонючую темноту. Цинки перенесли на руках, обвязав веревками, концы которых для страховки закрепили карабинами на берегу. Второй ослик оказался удачливей.
За рекой к двум имевшимся конвойным прибавились ещё трое с запущенной щетиной. Дорога сузилась, превратилась в горную тропу. С подъемами курьер справлялся, на спусках же он несколько раз падал из-за стертых подошв. Сапоги, как и камуфляжную куртку, тыловой вахлак в Раменском выдал ношенные, может, из остатков от "груза 200" (1).
В сложенных из плоского камня домах, где дневали, не разводя огня, не удалось разжиться какой-либо хламидой для утепления. Разграбление брошенных деревень казалось абсолютным. Стены и игрушечные башенки над домами, ветшая, ссыпались на узкие улочки, а потом ещё ниже, обычно в крутой распадок с ручьем.
Запыхавшегося Кащея с "этюдником" привел из такого распадка конвоир тот, что помоложе. Слезящимися глазками старикашка обшарил цинки, плохенькую экипировку, серое лицо и драные от падений перчатки московского призрака. Скособочив голову на тощей шее, гнусаво спросил:
- Пофаныжить имеешь?
Звучало по фене. Лучшим представлялось помолчать.
В сумерках, определившись по компасу на Мекку, джигиты разулись и, брызнув из фляг на мучнистые, со следами обморожения ступни, совершили на маскхалатах намаз. Старший боевого охранения с "Винторезом", оснащенным ночным прицелом, и ещё двое - один с гранатометом РПГ-7, другой с автоматом АК-74 - переместились в арьергард каравана. Раньше шли впереди.
Чутье подсказывало, что линия фронта, если она существовала, пройдена и осталась за спиной. Во всяком случае, опасаться разборки с федералами теперь не приходилось. Внутреннее напряжение, не отпускавшее даже на привалах после изматывающих маршей, ослабело.
Нейлоновая бечевка, намотанная выше ладони, засалилась и вполне сошла бы за путы, если бы пришлось подделываться под заложника. Обрывком предусмотрительно снабдил очкастый бородач, не удосужившийся назваться. На промозглом Раменском аэродроме он втягивал голову в плечи так, что воротник кожаного реглана подпирал натянутый до ушей картуз "под Жириновского". Будто прятал лицо. Да и борода сидела кривовато.
Явиться к самолету в Раменском, где состоялся внезапный контакт с карикатурным типом, ему, аспиранту военного института на Садовой-Триуфальной рядом с Театром Сатиры, приказала менеджерша по безопасности казино "Чехов". Это заведение на Малой Дмитровке набирало в охрану армейских офицеров. Бывшим или действующим кегебистам и ментам в найме отказывали. Казино, кратно окупившись за две зимы беспрерывного праздника нового тысячелетия, подлежало ликвидации вместе с залами игральных автоматов. Если нужна новая работа, сказала менеджерша, есть предложение. Назвала цену, направление заброски, сроки и гарантировала крутую ксиву. Пообщала: поездка, в сущности, курортная - на юг, к Черному морю.
В нескольких сотнях километрах от этого моря он и брел теперь в бандитской компании, стараясь не свернуть шею на обледенелых подъемах и спусках.
Человек в камуфляже отрыгнул съеденные на ходу шпроты. Одолевала кислая тошнота, отчего он то и дело кашлял, жгло под ложечкой... Желудок испортил... Впрочем, и от армейской свиной тушенки, не полагавшейся бойцам "джихада", его обычно тоже выворачивало. Интендантам по определению полагалось воровать. Иначе зачем ими становиться? В армию, по его мнению, люди шли, чтобы не заботиться о жратве, жилье и одежке. Не гипотетической же смерти ради, даже героической и действительно за родину, и действительно в бою...
Сколько же в нем накопилось непростительной злобы и нехорошей досады!
Он утешался подсчетом заработанного. В сутки выходило по шестьдесят долларов, на круг получалось почти семьсот.
...По траве свекольного цвета, дожившей до весны под кронами неизвестных ему деревьев, они почти вышли к опушке - уже просматривался берег речки, - когда местность накрыла артиллерия. Кащей, взгромоздив над хилой плотью "этюдник", будто он был бронированный, сказал между взрывами:
- Уважаемый, не дергайся... По кавказским обычаям считается позорным, если взялся охранять гостя и не сумел. Все хорошо. Тебя охраняют и берегут. Это дежурный огневой налет. Не в нас. В божий свет...
- Я не дергаюсь, - сказал он. - Из пушек по воробьям... Пусть бьют и пусть охраняют.
Ослик, навьюченный цинками, пробовал мертвые листья на кустистом подлеске, обнажая розоватые десны. На взрывы не реагировал, только водил ушами при свисте снарядов.
- Теперь из гаубиц и мошку охаживают, - сказал старик. - Больше палишь - больше навару. Бабах - и гильза... Бабах - и гильза... По шесть кило цветного металла. А то и целиком снарядик в сторону, там и взрывчатка... Нам бы подбирать! Да у артиллерии свои чеченцы, эх...
- На каком наречье ты утром изъяснялся?
- Блатная музыка времен казачьей депортации товарищем Сталиным... Спросил: нет ли покурить? Для пробы... А ты кто?
Кащей, вернувшийся к обычной речи, казался опереточным.
Курьер не ответил старому дурачку.
Налет вроде как прекратился. Боевики подождали минут пять и зашевелились...
Словно ничего не случилось. Так бы и лежать дальше. Он чувствовал, как ослабел из-за колик в животе.
Подошел старший, обладатель снайперского "винтореза", и выдал абракадабру:
- Дица вухулевги, дун вухулевги, дида дова... Магьярда нахъа вукьяго льяла.
В этом духе.
- Не понимаю. Скажи по-русски, - попросил курьер, заставив себя перемочься и встать.
- Тех, кто хочет их прибить, и тех, кого они собираются прибить, эти ребята чуют и за горой... Так он говорит, - помог с переводом Кащей. По-аварски... То есть, он кунак тебе, и, пока он жив, тебе бояться нечего, хоть артиллерии, хоть чего... По-русски он плохо умеет. Из деревни. Молодой, жизнь в походе. Ты уж вникай...
- Долго ещё идти? - спросил курьер и, не удержавшись, съехидничал: Пока он жив...
- Пришли, уважаемый, - ответили со спины.
Ему ловко свели сзади локти, пинками по каблукам раздвинули ноги, на голову нахлобучили черный мешок. Удивляться обыску уже не приходилось. Офицерское удостоверение в нагрудный карман не вернули.
По мягкому гуду человек в камуфляже определил работу заграничного генератора. Тональность хорошей мощности. Возможно, работали и несколько установок. Приятно обдало теплом, пахнуло соляркой. Затем он почувствовал пол подъемника, продавившийся под ногами. Слегка громыхнули цинки. Руки, стянутые в локтях за спиной, затекли.
Судя по времени и скорости движения, кабина лифта поднялась на высоту шести-восьми этажей. Двери разошлись, и сквозь мешковину пробилось солнце. Порывистый, пахнувший весной ветер пробирал, однако, до костей.
На плечи ему накинули нечто вроде тяжелого одеяла. Оно воняло половой тряпкой.
- Спасибо, - сказал он. - Можно сесть?
- Потерпи пять-десять минут, уважаемый, - ответил голос. Он уже слышал этот баритон, когда его связывали.
Курьер наслаждался солнечным теплом, нагревавшим мешок на голове. Мешок набросили на армейское кепи, в котором он вылетел из Раменского. Козырек оттягивал черную ткань, отдававшую псиной, и сквозь неё курьер различал, насколько высоко стояло солнце. Наверное, почти девять утра. Впрочем, опыта ориентировки в горах он не имел. Да и какое это имело теперь значение?
- Подтвердилось! - крикнули по-русски. Тяжело звякнула металлическая дверь.
Мешок сдернули. Нож, разваливший сзади узел на бечевке, точили, наверное, с тщанием. Локти освободились. Курьер не почувствовал рук.
- Покрути плечами, поболтай конечностями вроде как плетями, отойдут, участливо посоветовал тот же голос. - Давай же, уважаемый.
Он вертел плечами и видел то одну, то другую половину каменистой впадины размером с Лужниковскую арену. Впадина эта - плоская чаша, пепельная внизу и серо-коричневая с снежной выпушкой по краям, - была совершенно лишена растительности. Дальше все выше и выше поднимались горы, снег на которых курьер поначалу принял за облака. На самом же деле над ним простиралось безоблачное небо, и, будто штришок для разнообразия, в его бездонной глубине, почти в космосе, вытягивалась двойная белая полоса за невидимым самолетом, может, и разведчиком.
Наручные часы показывали девять тридцать. По времени и положению солнца курьер нашел север и определил направление самолетного следа.
Освоившись с местностью, он разглядел и своего захватчика - рыжеватая проволочная борода с седой окантовкой, рысьи глаза, разделенные высокой переносицей, тонкий, слегка свернутый вправо нос, скулы в кавернах. Возможно, медная растительность и на остальной части лица прикрывала последствия какой-то болезни - скорее всего, фурункулеза. Брови исчезали под вязаной шапчонкой с адидасовской маркой, турецкого или китайского производства, конечно.
Рассматривать личность поработителя приходилось, задирая подбородок. Человек, облеченный властью миловать и казнить, сходил за игрока элитной баскетбольной команды. Брезентовый "бюстгальтер" с гнездами для автоматных рожков высовывался между отворотами затертой дубленки на уровне голов остальных боевиков.
- Не боишься? - спросил верзила без акцента.
- Где цинки?
- Спрашиваем мы, уважаемый.
- Где цинки?
- Смелый... Не боишься, значит?
- Спроси, когда один на один будем.
- Справедливо.
Верзила выдал длинное скачущее слово на своем языке. Орава рассмеялась и принялась усаживаться, побросав на каменистую землю для подстилки верхнюю одежду.
- Посиди с ними, уважаемый. Я пошел спрашивать, что с тобой делать. Здесь резать или потом, в другом месте. Деньги ты привез, уважаемый, настоящие, но меченые... Значит, все-таки совсем не боишься?
Крайний боевик сдвинулся, высвобождая для курьера место на своей куртке. Больше его не охраняли, что бы там ни нес старший. Вот что это значило.
Верзила уходил навстречу солнцу, а поэтому, утратив детали, стал черным силуэтом. Мишенью в тире. Просвет между кривоватыми ногами повторял фирменную марку автомобилей "Рено" - ромб. Получалось, что мишень бракованная.
Верзила с натугой вытянул из скалы бронированную дверь и, развернувшись лицом к тяжелой створке, с видимым усилием прикрыл за собой.
- Ты актрис трахал? - спросил боевик.
- Почему актрис? - удивившись вздору, курьер ответил вопросом.
- Войдем в Москву, Алену Апину хочу поиметь...
- А Киркорова?
Орава зареготала от удовольствия.
- А ты не бздо, - сказал боевик. - Бешир таких уважает.
- Кто такой бешир?
- Командир по-твоему.
Его действительно больше не охраняли.
Он прикрыл глаза, чтобы подремать. Погружаясь в расслабленное уютное одиночество, подумал: вернуться в Москву, наверное, удастся, присяги очкастому в кожаном реглане он не давал, конверт с полагающимся ему налом менеджерша "Чехова" положит в депозитный ящик в банке "Кредит-Москва" на Большой Черемушкинской, так что теперь он свободен, а потому можно взять и обратный подряд у этих чурок, послать подальше институт и диссертацию, купить должность в военкомате, скажем, в Боровске, поближе к Москве.
Дремота переходила в сон.
Что-то промелькнуло над ним. Какие-то тени. Он нехотя разлепил веки.
В десятке шагов взъерошенные ветром вороны боком наступали на сороку, вертевшую хвостом на кучке влажных камней, с которых обтаял снег. Растопырив крылья, сорока спрыгнула куда-то вниз, потом вернулась и подняла клюв - в нем матово отливал на солнце человеческий глаз.
Мертвяка за камнями, видно, замочили недавно. Птицы с глаз и начинают. На щеки переходят потом. Как, впрочем, и крысы.
Перекреститься курьер не решился. Привычно пожелал царства небесного неведомому бедолаге и, смежив веки, опять задремал.
2
Очнулся он от веселой возни, затеянной боевиками. Бешир скомандовал, видимо, боевое разряжение, и орава, представшая без курток в партизанской красе - с ножами, гранатными, магазинными и санитарными подсумками, фляжками, китайскими, судя по дешевым кобурам, "ТТ" и прочим, - выстроилась в круг с задранными стволами автоматов так, что затворы оказались на уровне глаз. Отсоединили рожки, для проверки понажимали спусковые крючки. Курьер усмехнулся: взаимно контролировались, значит, в прошлом определенно случались несчастья...
И услышал:
- Эй, Колян!
Обычная кликуха для пленного. Он не пошевелился.
- Колян!
Не оборачиваясь, он сказал:
- Кому орешь?
- Справедливо, не тому, - сказал бешир. - Подойди, уважаемый! Прошу!
И расхохотался.
Верзила стоял у каменистой кучки над ямой. Ворон, хотя и отлетевших в сторонку, прибавилось. Сорок тоже набралось несколько.
Курьер подумал, что птицы перелетели из зимнего леса ради объедков. Гора приютила солидный гарнизон. По числу ворон, кормящихся на кухонной помойке зимой и к весне, вычислялся любой постой. И численно, и качественно.
В мелкой, до полуметра глубиной, траншее валялись пять трупов в офицерских свитерах, завернутые в спиральные саваны из колючей проволоки. Без обуви. Видно, армейские говнодавы считались в горах дефицитом. На шерстяных носках - самодельные кожаные задники и подпятники. У одного разного цвета.
На лица он смотреть он не стал. Отвернулся.
- Эти пятеро финансисты, - сказал бешир. - Запоминай... Один, второй, три, четыре и пять. Так?
Курьер молчал. Рысьи глаза, сверлившие его, казались высохшими. От ненависти или жадности?
- И что же?
- Запоминай! Они не взорвались, их не разнесло в клочки... Тела целы, видишь? Руки, ноги, жопы, головы. Целы! Запоминай! Значит, что же? А то, что полевой банк, в котором они везли деньги, не взорвался на мине... То есть взорвался и на мине, но уже после того, как из бронированной машины вытащили финансистов и мешки с деньгами. Вот такие вот мешки...
Бешир повернулся в сторону оравы и крикнул:
- Шепа! Исмаилов!
Поклонник Алены Апиной подбежал рысцой.
- Бешир?
- Покажи мешок!
Шепа сдвинул зеленую полевую сумку на живот, расстегнул кожаные застежки и вытянул светло-серый мешочек с инкассаторским зажимом под пломбу. Протянул беширу.
- Не мне, - сказал верзила. - Ему...
Боевик покосился на старшего.
- Давай показывай! И поверти туда-сюда!
На мешке с одной стороны стояла маркировка "Банк "Столичный" № 1771". С другой - между полукруглыми надписями кириллицей и латиницей "Инкахран" красиво смотрелась эмблема: скрещенные винтовка и ключ.
- Отдай ему, - приказал верзила.
Шепа Исмаилов покорно вытряс из мешка в сумку засаленные сверточки, наверное, с коноплей, и бросил инкассаторскую полость к ногам курьера.
- Подбери... Отдашь в Москве, - сказал бешир.
- Кому?
- Найдешь кому, если жить хочешь... Тебе сообщаю. Нас навели на полевой банк, который вез деньги контрактникам в Шали. Мы взорвали бронеавтомобиль. Ну, как там... я сказал тебе... выволокли деньги и финансистов, потом взорвали. Федералы списали банкноты, указав сумму побольше. По акту и в крупных купюрах на замену получилось столько, что уместилось бы на двадцати "Уралах". Это была совместная операция. Мы имитировали диверсию. Федералы - списание. Свою половину возмещения э-э-э... погибших банкнот мы просили превратить в доллары. И что получили? Меченые сотенные в твоих цинках... Зачем метили? Кто? Как смотреть в глаза людям, которые ждали их? А если бы мы расплатились ими? Что было бы потом? Резали бы потом друг друга...
- Я получил цинки, денег не видел.
- Знаю, что не видел. Попробовал бы... Скажи тому, кого найдешь в Москве, что мы расстреляли финансистов из полевого банка. И скажи, что до твоего прибытия. Ты в этом убедился. У нас есть человек в Москве, который предупредил, что доллары будут зацарапаны. Зачем нам было тех пятерых кормить? Работать не умели, квелые, годились только деньги считать... Скот пасти или по дому работать не могли. Никто не купил бы их. Словом, застрелили. В назидание. Пусть их начальники найдут предателя и выдадут нам. Разговаривать с нами... Ха! Может, ты его и доставишь, смелый?