Страница:
выскочила из толпы какая-то женщина и начала бранить и бить его как
неистовая, крича, что он ее обидел; наконец полумертвого Даниила свели с
веча и сбросили с моста; но один рыбак, Личков сын, захотел ему добра и взял
на свой челн; народ разъярился на рыбака и разграбил его дом, а сам он успел
скрыться. Дело этим не кончилось, потому что боярин Даниил хотел непременно
отомстить Степану: он схватил его и стал мучить.
Когда разнеслась в народе весть, что Степан схвачен, то зазвонили вече
на дворе Ярославовом, собралось множество народа, и несколько дней сряду
кричали: "Пойдем на этого Даниила, разграбим его дом!" Подняли доспехи,
развернули знамя и пошли на Козмодемьянскую улицу, где разграбили дом
Даниилов и много других домов, а на Яневой улице пограбили берег. Тогда
козмодемьянцы, боясь, чтоб не было с ними чего хуже, решились выпустить
Степана и, пришедши к архиепископу, стали умолять его, чтоб вступился в дело
и послал к людскому собранию; святитель исполнил их просьбу и послал
священника козмодемьянского вместе с своим боярином, которые и освободили
Степана. Но и этим дело не кончилось: народ встал, как пьяный, на другого
боярина, Ивана Иевлича, разграбил его дом на Чудинцевой улице и много других
домов боярских, мало того, разграбили и Никольский монастырь на поле,
говоря, что тут житницы боярские; потом, в то же утро, разграбили много
дворов на Люгоще улице, говоря, что там живут их супостаты, пришли было и на
Прусскую улицу, но жители ее отбились от грабителей, и это послужило поводом
к большому смятению. Вечники прибежали на свою Торговую сторону и начали
кричать, что Софийская сторона хочет на них вооружиться и домы их грабить,
начали звонить по всему городу - и вот с обеих сторон толпы повалили, как на
рать, в доспехах на большой мост, стали уже и падать мертвые: одни от стрел,
другие от лошадей; в то же самое время страшная гроза разразилась над
городом с громом и молниею, дождем и градом; ужас напал на обе стороны, и
многие начали уже переносить имение свое в церкви. Тогда владыка Симеон
пошел в церковь св. Софии, облачился, велел взять крест и образ богородицы и
пошел на большой мост, за ним следовали священники, причет церковный и толпа
народу. Многие добрые люди плакали, говоря: "Да укротит господь народ
молитвами господина нашего святителя!"; другие, припадая к ногам владыки, с
плачем говорили: "Иди, святитель, благослови народ, да утишит господь твоим
благословением усобную рать!"; а иные прибавляли: "Пусть все зло падет на
зачинщиков!" Между тем крестный ход, невзирая на тесноту от вооруженных
людей, достиг большого моста; владыка стал посреди него и начал
благословлять крестом на обе стороны: тогда одни, видя крест, начали
кланяться, другие прослезились; от Софийской стороны пришел старый посадник
Федор Тимофеевич с другими посадниками и тысяцкими и стал просить владыку,
чтоб установил народ; владыка послал духовника своего, архимандрита
Варлаама, и протодьякона на двор Ярославов к св. Николе отнести
благословение степенному посаднику Василью Осиповичу, тысяцкому, всему
народу и сказать им, чтоб расходились по домам. Те отвечали:
"Пусть святитель прикажет своей стороне разойтись, а мы здесь своим, по
его благословению, приказываем то же самое", и таким образом все разошлись.
Мы видели, как дорого поплатились новгородцы за своих ушкуйников при
Димитрии Донском; это заставляло их строго смотреть, чтоб шайки людей,
обремененных долгами, холопей, рабов не собирались в их волостях и не
отправлялись разбойничать на Волгу; это же повело и к ссоре Новгорода со
Псковом в 1390 году.
Пошли новгородцы с войском ко Пскову под предводительством князя Семена
Олгердовича и стали на Солце. Но тут явились к ним послы псковские и
заключили мир с обязательством не вступаться за должников, холопей и рабов,
которые ходили на Волгу, но выдавать их. Ушкуйничество, впрочем, не
прекратилось: под следующим же годом встречаем известие, что новгородцы,
устюжане и другие собрались и пошли в насадах и ушкуях рекою Вяткою и Камою,
взяли Жукотин, Казань, выплыли потом на Волгу и пограбили всех гостей. Не
прекратилась и вражда Новгорода со Псковом: в 1394 году новгородцы пошли с
войском ко Пскову и стояли под ним 8 дней; был у них бой с псковичами, где
они потерпели неудачу и принуждены были ночью бежать домой, побросавши свои
стенобитные орудия; вследствие этого-то неудачного похода свергнут был, как
видно, посадник Осип Захарович. Несмотря, однако, на свое торжество,
псковичи не хотели продолжать войны с старшим братом и отправили послов в
Новгород; но на этот раз послы возвратились без мира; через два года явились
в Новгород новые знатные послы из Пскова и били челом владыке Иоанну:
"Чтоб ты, господин, благословил детей своих Великий Новгород, чтобы
господин наш Великий Новгород нелюбье нам отдал и принял бы нас в старину".
Владыка благословил детей своих: "Вы бы, дети, мое благословение приняли,
псковичам нелюбье отдали и свою братью младшую приняли по старине; потому
что, дети, видите, уже последнее время приходит, надобно христианам быть
заодно".
Новгородцы послушались и заключили мир по старине.
Но если после этого не было войны между Новгородом и Псковом, зато не
было и единодушного союза между ними, какого желал владыка; и после
псковский летописец постоянно жалуется, что новгородцы не помогают
псковичам. Отношения между старшим и младшим братом были таковы, что они не
могли действовать заодно; но этот недостаток единства между ними пролагал
московским князьям путь к усилению своей власти, к собранию Русской земли.
Действительно, по словам новгородского владыки, приходило теперь последнее
время, но последнее время для особного существования Новгорода, Пскова и
других русских волостей. Угрожаемый немцами и Литвою, оставляемый без помощи
Новгородом, Псков необходимо должен был обратиться к сильному князю
московскому, который теперь имел возможность заняться его делами, оборонить
отчину св. Ольги, и вот с последнего года XIV века во Пскове происходит
важная перемена: он начинает принимать князей от руки великого князя
московского. Таким образом, сын Донского примыслил богатые волости на
берегах Оки и Волги, утвердил свое влияние во Пскове, заставил новгородцев
держать свое княжение честно и грозно, потому что грозил постоянно их
богатым колониям заволоцким. Рязань и Тверь, слабые, волнуемые усобицами, не
могли и думать о борьбе с Москвою, но все более и более подчинялись ее
влиянию.
В 1402 году великий князь московский Василий от имени всех родичей -
дяди Владимира Андреевича и троих родных братьев - Юрия, Андрея и Петра -
заключил договор с великим князем рязанским Федором Ольговичем. В этом
договоре московский князь делит своих родичей на два разряда - братьев
младших (князь Владимир Андреевич и князь Юрий Димитриевич) и братьев
меньших (князья Андрей и Петр Димитриевичи). Великий князь рязанский
обязывается держать великого князя московского старшим братом, младших его
братьев равными себе братьями, меньших братьев младшими. Обязывается не
приставать к татарам; выговаривает себе право отправлять посла (киличея) в
Орду с подарками, право принять у себя татарского посла с честию для добра
христианского; но при этом обязывается давать знать в Москву, если вздумает
послать киличея, равно как передавать в Москву все вести ордынские. "А
отдалится от нас Орда, тогда тебе с нами учинить по думе", - прибавляет
великий князь московский. Не раз было упомянуто о наследственной вражде
между великими князьями - рязанским и пронским; московский князь ставит себя
посредником между ними и вносит в договор следующее условие: "С князем
великим Иваном Владимировичем (пронским) взять любовь по прежним грамотам, а
если учинится между вас какая обида, то вам послать бояр своих для решения
спора, если же они не решат, то третий (судья) им митрополит: кого
митрополит обвинит, тот и должен отдать обидное; а не отдаст, то я, великий
князь Василий Димитриевич, заставлю его исправиться". Московский князь
обязывает рязанского помириться с князьями новосильским и торусским по
прежним грамотам и жить с ними без обиды, потому что те князья один человек
с московским. Если случится у этих князей спор с князем рязанским о земле
или о воде, то решают его бояре, высланные с обеих сторон; если же бояре не
уладятся, то избирают третьего судью, приговор которого приводится в
исполнение князем московским. Если князь литовский Витовт захочет любви с
князем рязанским, то последний может взять с ним любовь, но только по думе с
князем московским, как будет годно. Но, несмотря на посредничество
московского князя, вражда между князьями рязанским и пронским не стихла: в
1408 году князь Иван Владимирович пронский пришел нечаянно с татарами и
выгнал из Рязани князя Федора Ольговича, который бежал за Оку.
Московский князь послал на помощь к изгнанному воевод коломенского и
муромского с тамошними полками; на реке Смядве встретились они с пронским
князем и были разбиты: коломенский воевода был убит, муромский взят в плен.
Несмотря, однако, на эту победу, пронский князь уступил Рязань опять Федору,
вероятно вследствие угроз князя московского.
В 1399 году умер тверской князь Михаил, последний опасный соперник
московского князя. Договорная грамота его с сыном Донского дошла до нас: в
ней отношения князя тверского к московскому и его братьям не определены
родовыми счетами:
Михаил называется просто братом Василия. Тверской князь обязывается за
себя, за детей своих, за внучат и за племянников не искать ни Москвы, ни
великого княжения Владимирского, ни Великого Новгорода; обязывается быть
заодно с московским князем на татар, на литву, на немцев и ляхов. Если на
московских князей нападут татары, литва, немцы или поляки и сам Василий с
братьями сядет на коня, то Михаил обязан послать к ним на помощь двоих
сыновей да двоих племянников, оставив у себя одного сына; если же татары,
литва или немцы нападут на Тверское княжество, то московский князь обязан
сам идти на помощь к Михаилу с своею братьею. Эта разница в обязательствах
объясняется старостию Михаила относительно Василия. Тверской князь обязан
объявить Витовту литовскому, что он один человек с московским князем. К Орде
тверскому князю путь чист, равно его детям, внучатам и людям. В первый раз
московский князь упоминает о князьях, которых ему или его младшей братье бог
поручил: если кто-нибудь из них отъедет к тверскому князю, то последний не
может вступаться в их вотчины: они остаются за московским князем.
Распределение Тверских волостей между сыновьями, сделанное князем
Михаилом, замечательно, и здесь ясно обнаруживается намерение завещателя
увеличить волость старшего брата пред волостями младших, чтоб сделать
восстание последних и усобицы невозможными: старший сын Михаила, Иван,
получил Тверь с семью городами, а двое других сыновей, Василий и Федор, -
только по два города; притом можно думать, что в Кашинском же уделе второго
сына, Василия Михайловича, помещен был и внук Михайлов Иван, сын умершего
при жизни отцовой Бориса Михайловича. Мы видели упорную борьбу Михаила с
Дмитрием московским, которая обличила большую энергию в тверском князе; мы
видели также стремление Михаила подчинить себе Кашинское княжество; это
стремление увенчалось успехом, несмотря на сопротивление Москвы, ибо мы
видим Кашин во власти Михаила, и он завещает этот город второму сыну своему
Василию. Мир, господствовавший в Тверских волостях в продолжение 25 лет по
окончании борьбы с Москвою, дал Михаилу досуг обратить свою деятельность на
устроение внутреннего наряда; и автор сказания о его смерти говорит, что в
княжение его разбойники, воры и ябедники исчезли, корчемники, мытари и
торговые злые тамги истребились, о насилиях и грабежах нигде не было слышно;
вообще о Михаиле встречаем в летописях такой отзыв: был он крепок, сановит и
смышлен, взор имел грозный и дивный.
Новый тверской князь Иван Михайлович, по обычаю, немедленно же хотел
воспользоваться полученными от отца средствами для приведения в свою волю
младших братьев. Тверские бояре великокняжеские начали обижать удельных
князей.
Василий Михайлович кашинский пришел к своей матери, великой княгине
Евдокии и стал говорить ей: "Бояре брата нашего крестное целование к нам
сложили, тогда как они клялись отцу нашему - хотеть нам добра". Великая
княгиня тотчас же отправила своих бояр с боярами младших сыновей к старшему,
которому они должны были сказать: "Господин князь великий! вопреки грамоте
отца нашего, бояре твои сложили к нам крестное целование, и ты б, господин
князь великий, пожаловал, велел своим боярам крестное целование держать по
грамотам отца нашего". Но Иван велел им прямо сказать, что бояре тверские
сложили к ним крестное целование по его приказу, и начал с тех пор сердиться
на мать, братьев и племянника. Но мать последнего, вдова Бориса Михайловича,
родом смольнянка, взяла сына, боярина Воронца и явилась в Тверь к великому
князю с оправданием, что она не посылала своих бояр вместе с другими
удельными. Эта лукавая лесть, по выражению летописца, понравилась Ивану; он
отнял у брата Василия кашинского Луское озеро и отдал его племяннику Ивану
Борисовичу. Тщетно Василий чрез владыку тверского Арсения просил у брата
общего суда: тот велел отвечать ему: "Суда тебе не дам".
Скоро Иван успел примыслить новую волость к своей отчине: в 1402 году
умер двоюродный брат его Иван Всеволодович холмекий и мимо родного брата
Юрия отказал свой удел сыну великого князя Александру; в следующем году этот
Александр выгнал дядю Василия Михайловича из Кашина; тот убежал в Москву, и
великий князь успел на этот раз помирить его с старшим братом; но чрез год,
когда кашинский князь приехал за чем-то в Тверь к старшему брату, то
последний велел схватить его вместе с боярами; двоюродный брат их Юрий
Всеволодович, боясь такой же участи, убежал в Москву; неизвестно, что
заставило Ивана выпустить своего пленника и поцеловать с ним крест; но через
месяц кашинский князь был уже в Москве, и тверские наместники сидели в
Кашине, угнетая его жителей продажами и грабежом.
Дела литовские мешали московскому великому князю вступиться в усобицу
тверских князей. Как видно, он дал изгнанному Василию Михайловичу
Переяславль в кормление; но когда явился из Литвы более важный для Москвы
выходец, князь Александр Нелюб, то великий князь Василий отдал Переяславль
ему; вероятно, это самое обстоятельство заставило кашинского князя вступить
в переговоры с старшим братом своим, Иваном тверским, который возвратил ему
Кашин.
Между тем Юрий Всеволодович холмский все жил в Москве и вдруг в 1407
году поехал в Орду искать великого княжения Тверского под двоюродным братом
своим Иваном.
Последний, узнав об этом, также отправился в Орду судиться с Юрием; но
легко было предвидеть, кто из двух будет оправдан на этом суде - богатый ли
Иван или безземельный Юрий? Все князья ордынские, говорит летописец,
оправили князя Ивана Михайловича и с честию отпустили его в Тверь, а Юрий
остался в Орде. В 1408 году поднялась вражда между князем Иваном
Михайловичем и племянником его Иваном Борисовичем, которому он до сих пор
покровительствовал: услыхав о приближении дяди с войском к Кашину, Иван
Борисович бежал в Москву, но мать его отвезена была пленницею в Тверь, и в
Кашине сели наместники великого князя тверского, т. е., как надобно
полагать, в той части Кашина, которою владел Иван Борисович, ибо тут же
сказано, что князь Иван Михайлович заключил мир с братом своим, Василием
кашинским. Мир этот, однако, продолжался не более трех лет: в 1412 году
встало опять между братьями нелюбье великое, по выражению летописца: князь
Иван Михайлович тверской велел схватить брата своего Василия Михайловича
кашинского вместе с женою, боярами и слугами; княгиню велел отвезти в Тверь,
а самого Василия Михайловича в Старицу; но при переправе через реку Тмаку,
когда все провожатые сошли с лошадей, князь в одном терлике, без кивера
погнал свою лошадь вброд, переправился через реку и потом поскакал по
неезжалым дорогам; в одном селе посчастливилось ему найти преданного
человека, который заботился об нем, укрывал в лесу, перенимал вести и,
улучив наконец удобное время, убежал с князем в Москву.
В это самое время явился из Орды в Тверь посол лютый звать князя Ивана
к хану; тот поехал, но еще прежде него отправился в Орду из Москвы брат его
Василий, прежде и возвратился и, пользуясь отсутствием старшего брата,
попытался было овладеть Кашином с татарами; но князь Иван Борисович с
тверскою заставою (гарнизоном) не пустил его в город. Это показывает,
во-первых, что Василий успел склонить хана на свою сторону, ибо тот дал ему
татар в помощь, во-вторых, видим, что князь Иван Борисович помирился уже с
старшим дядею и действовал за него, против младшего. Скоро перемена хана в
Орде переменила и дела тверские: враждебный князю Ивану Михайловичу хан
Зелени-Салтан был убит, и преемник его отпустил тверского князя с честию и
пожалованием.
Этим оканчиваются известия о тверских делах в княжение Василия
Димитриевича.
Дела ордынские и литовские мешали московскому князю пользоваться
тверскими усобицами; сначала князь Иван Михайлович был в союзе с Москвою и
послал полки свои на помощь Василию Димитриевичу против Витовта к реке
Плаве; но тут московский князь скрыл свои переговоры с Витовтом от князей и
воевод тверских; кроме того, в договорной грамоте с литовским князем написал
имя тверского великого князя ниже имен родных братьев своих Димитриевичей,
вследствие чего тверичи с гневом ушли домой, и князь их с тех пор перестал
помогать Москве 26.
Несмотря на то, однако, он не смел и думать об открытой борьбе с
Москвою.
Опасение тверского князя затронуть могущественную Москву видно из того,
что когда Эдигей во время осады Москвы послал звать его к себе на помощь с
войском, то князь Иван показал вид, что послушался приказа, и поехал к
Эдигею, только один, без войска; а потом под предлогом болезни возвратился с
дороги.
Современники считали этот поступок тверского князя мастерским делом;
вот что говорит летописец: "Таковым коварством перемудрова, ни Эдигея
разгнева, ни князю великому погруби, обоим обоего избежа; се же створи
уменски, паче же истински".
Тверской князь боялся князя московского наравне с ханом татарским; это
всего лучше показывает значение Москвы при сыне Донского; несмотря на то,
Василий Димитриевич не мог еще смотреть на хана как только на равного себе
владетеля, не мог совершенно избавиться от зависимости ордынской. Мы видели,
что в начале своего княжения московский князь ездил в Орду искать
благосклонности Тохтамыша, с ярлыком которого овладел Нижним. Между тем
летописи говорят о нападениях татар на Рязань: два раза пустошили они это
пограничное с степью княжество безнаказанно, в третий были побиты князем
Олегом; в 1391 году Тохтамыш послал какого-то царевича Бектута, которому
удалось взять Вятку, перебить и попленить ее жителей; как видно, этот поход
был предпринят с целию отомстить вятчанам за их ушкуйничество. Более важных
предприятий нельзя было ожидать со стороны Тохтамыша, потому что к смятениям
внутренним присоединялась еще борьба с Тамерланом. В конце XIV века для Азии
повторились времена Чингисхановы: сын небогатого чагатайского князька,
Тимур, или Тамерлан, начал в половине XIV века поприще свое мелким грабежом
и разбоями, а в 1371 году владел уже землями от Каспийского моря до
Маньчжурии. Ему был обязан Тохтамыш престолом Кипчакским, но не хотел быть
благодарным и вооружился против Тамерлана. В 1395 году на берегах Терека
Тохтамыш потерпел поражение и принужден был спасаться бегством в лесах
болгарских, а Тамерлан вошел в русские пределы, взял Елец, пленил его князя,
опустошил окрестную страну. Нападение не было нечаянное, и Василий
Димитриевич имел время приготовиться: он собрал большое войско и стал на
границе своего княжества, на берегу Оки. Но он не дождался врага; простоявши
15 дней в земле Рязанской, опустошивши оба берега Дона, Тамерлан вышел из
русских пределов в тот самый день, когда москвичи встретили образ
богородицы, принесенный из Владимира.
После разгрома Тамерланова Золотая Орда долго не была опасна
московскому князю; в продолжение 12 лет летописец раза три упоминает только
о пограничных сшибках хищнических отрядов татарских с рязанцами, причем
успех большею частию оставался на стороне последних. Несколько ханов
переменилось в Орде, а великий князь московский не думал не только сам
ездить к ним на поклон, но даже не посылал никого: на требование дани
отвечал, что княжество его стало бедно людьми, не на ком взять выхода, тогда
как татарская дань с двух сох по рублю шла в казну великокняжескую. Наконец,
обращение с татарами переменилось в областях московских: над послами и
гостями ордынскими начали смеяться и мстить им за прежнее разными
притеснениями. В это время, как во время Мамаево, всеми делами в Орде
заведовал князь Эдигей; долго терпел он презрительное обращение московского
князя с бывшими повелителями; наконец решился напомнить ему о себе. Но,
подобно Тохтамышу, и Эдигей не осмелился явно напасть на Москву, встретиться
в чистом поле с ее полками; только от хитрости и тайны ждал он успеха; дал
знать великому князю, что хан со всею Ордою идет на Витовта, а сам с
необыкновенною скоростию устремился к Москве. Василий Димитриевич,
застигнутый врасплох, оставил защищать Москву дядю Владимира Андреевича да
братьев своих Андрея и Петра Димитриевичей, а сам с княгинею и детьми уехал
в Кострому. Жители Москвы смутились, от страха побежали в разные стороны, не
заботясь об имении, чем воспользовались разбойники и воры и наполнили руки
свои богатством. Посады были уже выжжены, когда явились татары Эдигеевы и со
всех сторон облегли город. Остановившись у Москвы, Эдигей разослал в разные
стороны отряды, которые опустошили Переяславль, Ростов, Дмитров, Серпухов,
Верею, Новгород Нижний, Городец, Клин; много народу погибло от татар, много
и от жестокого холоду и вьюг. Тридцатичетырехтысячный отряд послан был в
погоню за великим князем, ноне успел догнать его. Между тем Эдигей стоял
спокойно под Кремлем; сберегая людей и помня неудачу Тохтамышеву, он не
делал приступов, а хотел зимовать и принудить к сдаче голодом; уже месяц
стоял Эдигей под Москвою, как вдруг пришла к нему весть из Орды от хана,
чтоб шел немедленно домой, потому что какой-то царевич напал на хана.
Осажденные ничего не знали об этом, и когда Эдигей прислал к ним с мирными
предложениями, то они с радостию заплатили ему три тысячи рублей за
отступление; Эдигей поспешно поднялся и вышел из русских пределов, взявши по
дороге Рязань (1408 г.).
Но и после нашествия Эдигеева московский князь три года не ездил в Орду
сам и не посылал туда ни родственников своих, ни бояр больших; только в 1412
году, когда новый хан Зелени-Салтан (Джелаледдин Султан), сын Тохтамыша, дал
изгнанным нижегородским князьям ярлык на их отчину, Василий Димитриевич
поехал в Орду с большим богатством и со всеми своими вельможами. Это
последнее известие об отношениях Москвы к Орде в княжение Василия
Димитриевича; после встречаем только известия о нападениях татарских на
пограничные с степью русские области: в 1410 году татары напали нечаянно на
Рязань, но были отбиты и потеряли добычу; в 1414 они воевали по Задонью,
взяли Елец и убили тамошнего князя; в 1422 году они прогнаны были из области
Одоевской; в 1424 году хан Куидадат вошел в Одоевскую область, простоял
здесь три недели и отправился к Рязани; но вдесь встречен был русскими
войсками и поражен.
Опаснее была Литва. Когда еще в 1386 году Василий Димитриевич спасался
бегством из Орды от Тохтамыша, то, разумеется, не мог бежать прямою дорогою,
а направлял путь к западным странам, свободным от татарского влияния;
сначала он укрывался в Молдавии, а оттуда пробирался в Москву чрез литовские
владения; известия разногласят насчет того, где именно Василий встретился с
Витовтом, ведшим тогда борьбу с Ягайлом; но согласны в том, что молодой
московский князь дал или принужден был дать Кейстутову сыну слово жениться
на его дочери Софии. Слово было сдержано, как только Василий стал великим
князем: в 1390 году трое бояр великокняжеских привезли невесту в Москву
из-за моря, от немцев, по выражению летописца, т. е. из владений Ордена, где
жил тогда Витовт. Но эта близкая родственная связь не принесла Москве
никакой пользы, когда Витовт, помирившись с Ягайлом, стал великим князем
литовским и начал стремиться к увеличению своих владений, ибо это увеличение
единственно могло произойти чрез покорение областей Руси Восточной.
Сначала Орден не давал Витовту досуга обратить свое внимание на восток;
великий магистр Конрад фон Юнгинген хотел воспользоваться борьбою между
Ягайлом и младшим братом его, Свидригайлом Олгердовичем витебским (который,
по обычаю, отдался под покровительство Ордена), и в 1394 году осадил Вильну.
Но, несмотря на многочисленность осаждавших, их искусство, опытность вождей,
неистовая, крича, что он ее обидел; наконец полумертвого Даниила свели с
веча и сбросили с моста; но один рыбак, Личков сын, захотел ему добра и взял
на свой челн; народ разъярился на рыбака и разграбил его дом, а сам он успел
скрыться. Дело этим не кончилось, потому что боярин Даниил хотел непременно
отомстить Степану: он схватил его и стал мучить.
Когда разнеслась в народе весть, что Степан схвачен, то зазвонили вече
на дворе Ярославовом, собралось множество народа, и несколько дней сряду
кричали: "Пойдем на этого Даниила, разграбим его дом!" Подняли доспехи,
развернули знамя и пошли на Козмодемьянскую улицу, где разграбили дом
Даниилов и много других домов, а на Яневой улице пограбили берег. Тогда
козмодемьянцы, боясь, чтоб не было с ними чего хуже, решились выпустить
Степана и, пришедши к архиепископу, стали умолять его, чтоб вступился в дело
и послал к людскому собранию; святитель исполнил их просьбу и послал
священника козмодемьянского вместе с своим боярином, которые и освободили
Степана. Но и этим дело не кончилось: народ встал, как пьяный, на другого
боярина, Ивана Иевлича, разграбил его дом на Чудинцевой улице и много других
домов боярских, мало того, разграбили и Никольский монастырь на поле,
говоря, что тут житницы боярские; потом, в то же утро, разграбили много
дворов на Люгоще улице, говоря, что там живут их супостаты, пришли было и на
Прусскую улицу, но жители ее отбились от грабителей, и это послужило поводом
к большому смятению. Вечники прибежали на свою Торговую сторону и начали
кричать, что Софийская сторона хочет на них вооружиться и домы их грабить,
начали звонить по всему городу - и вот с обеих сторон толпы повалили, как на
рать, в доспехах на большой мост, стали уже и падать мертвые: одни от стрел,
другие от лошадей; в то же самое время страшная гроза разразилась над
городом с громом и молниею, дождем и градом; ужас напал на обе стороны, и
многие начали уже переносить имение свое в церкви. Тогда владыка Симеон
пошел в церковь св. Софии, облачился, велел взять крест и образ богородицы и
пошел на большой мост, за ним следовали священники, причет церковный и толпа
народу. Многие добрые люди плакали, говоря: "Да укротит господь народ
молитвами господина нашего святителя!"; другие, припадая к ногам владыки, с
плачем говорили: "Иди, святитель, благослови народ, да утишит господь твоим
благословением усобную рать!"; а иные прибавляли: "Пусть все зло падет на
зачинщиков!" Между тем крестный ход, невзирая на тесноту от вооруженных
людей, достиг большого моста; владыка стал посреди него и начал
благословлять крестом на обе стороны: тогда одни, видя крест, начали
кланяться, другие прослезились; от Софийской стороны пришел старый посадник
Федор Тимофеевич с другими посадниками и тысяцкими и стал просить владыку,
чтоб установил народ; владыка послал духовника своего, архимандрита
Варлаама, и протодьякона на двор Ярославов к св. Николе отнести
благословение степенному посаднику Василью Осиповичу, тысяцкому, всему
народу и сказать им, чтоб расходились по домам. Те отвечали:
"Пусть святитель прикажет своей стороне разойтись, а мы здесь своим, по
его благословению, приказываем то же самое", и таким образом все разошлись.
Мы видели, как дорого поплатились новгородцы за своих ушкуйников при
Димитрии Донском; это заставляло их строго смотреть, чтоб шайки людей,
обремененных долгами, холопей, рабов не собирались в их волостях и не
отправлялись разбойничать на Волгу; это же повело и к ссоре Новгорода со
Псковом в 1390 году.
Пошли новгородцы с войском ко Пскову под предводительством князя Семена
Олгердовича и стали на Солце. Но тут явились к ним послы псковские и
заключили мир с обязательством не вступаться за должников, холопей и рабов,
которые ходили на Волгу, но выдавать их. Ушкуйничество, впрочем, не
прекратилось: под следующим же годом встречаем известие, что новгородцы,
устюжане и другие собрались и пошли в насадах и ушкуях рекою Вяткою и Камою,
взяли Жукотин, Казань, выплыли потом на Волгу и пограбили всех гостей. Не
прекратилась и вражда Новгорода со Псковом: в 1394 году новгородцы пошли с
войском ко Пскову и стояли под ним 8 дней; был у них бой с псковичами, где
они потерпели неудачу и принуждены были ночью бежать домой, побросавши свои
стенобитные орудия; вследствие этого-то неудачного похода свергнут был, как
видно, посадник Осип Захарович. Несмотря, однако, на свое торжество,
псковичи не хотели продолжать войны с старшим братом и отправили послов в
Новгород; но на этот раз послы возвратились без мира; через два года явились
в Новгород новые знатные послы из Пскова и били челом владыке Иоанну:
"Чтоб ты, господин, благословил детей своих Великий Новгород, чтобы
господин наш Великий Новгород нелюбье нам отдал и принял бы нас в старину".
Владыка благословил детей своих: "Вы бы, дети, мое благословение приняли,
псковичам нелюбье отдали и свою братью младшую приняли по старине; потому
что, дети, видите, уже последнее время приходит, надобно христианам быть
заодно".
Новгородцы послушались и заключили мир по старине.
Но если после этого не было войны между Новгородом и Псковом, зато не
было и единодушного союза между ними, какого желал владыка; и после
псковский летописец постоянно жалуется, что новгородцы не помогают
псковичам. Отношения между старшим и младшим братом были таковы, что они не
могли действовать заодно; но этот недостаток единства между ними пролагал
московским князьям путь к усилению своей власти, к собранию Русской земли.
Действительно, по словам новгородского владыки, приходило теперь последнее
время, но последнее время для особного существования Новгорода, Пскова и
других русских волостей. Угрожаемый немцами и Литвою, оставляемый без помощи
Новгородом, Псков необходимо должен был обратиться к сильному князю
московскому, который теперь имел возможность заняться его делами, оборонить
отчину св. Ольги, и вот с последнего года XIV века во Пскове происходит
важная перемена: он начинает принимать князей от руки великого князя
московского. Таким образом, сын Донского примыслил богатые волости на
берегах Оки и Волги, утвердил свое влияние во Пскове, заставил новгородцев
держать свое княжение честно и грозно, потому что грозил постоянно их
богатым колониям заволоцким. Рязань и Тверь, слабые, волнуемые усобицами, не
могли и думать о борьбе с Москвою, но все более и более подчинялись ее
влиянию.
В 1402 году великий князь московский Василий от имени всех родичей -
дяди Владимира Андреевича и троих родных братьев - Юрия, Андрея и Петра -
заключил договор с великим князем рязанским Федором Ольговичем. В этом
договоре московский князь делит своих родичей на два разряда - братьев
младших (князь Владимир Андреевич и князь Юрий Димитриевич) и братьев
меньших (князья Андрей и Петр Димитриевичи). Великий князь рязанский
обязывается держать великого князя московского старшим братом, младших его
братьев равными себе братьями, меньших братьев младшими. Обязывается не
приставать к татарам; выговаривает себе право отправлять посла (киличея) в
Орду с подарками, право принять у себя татарского посла с честию для добра
христианского; но при этом обязывается давать знать в Москву, если вздумает
послать киличея, равно как передавать в Москву все вести ордынские. "А
отдалится от нас Орда, тогда тебе с нами учинить по думе", - прибавляет
великий князь московский. Не раз было упомянуто о наследственной вражде
между великими князьями - рязанским и пронским; московский князь ставит себя
посредником между ними и вносит в договор следующее условие: "С князем
великим Иваном Владимировичем (пронским) взять любовь по прежним грамотам, а
если учинится между вас какая обида, то вам послать бояр своих для решения
спора, если же они не решат, то третий (судья) им митрополит: кого
митрополит обвинит, тот и должен отдать обидное; а не отдаст, то я, великий
князь Василий Димитриевич, заставлю его исправиться". Московский князь
обязывает рязанского помириться с князьями новосильским и торусским по
прежним грамотам и жить с ними без обиды, потому что те князья один человек
с московским. Если случится у этих князей спор с князем рязанским о земле
или о воде, то решают его бояре, высланные с обеих сторон; если же бояре не
уладятся, то избирают третьего судью, приговор которого приводится в
исполнение князем московским. Если князь литовский Витовт захочет любви с
князем рязанским, то последний может взять с ним любовь, но только по думе с
князем московским, как будет годно. Но, несмотря на посредничество
московского князя, вражда между князьями рязанским и пронским не стихла: в
1408 году князь Иван Владимирович пронский пришел нечаянно с татарами и
выгнал из Рязани князя Федора Ольговича, который бежал за Оку.
Московский князь послал на помощь к изгнанному воевод коломенского и
муромского с тамошними полками; на реке Смядве встретились они с пронским
князем и были разбиты: коломенский воевода был убит, муромский взят в плен.
Несмотря, однако, на эту победу, пронский князь уступил Рязань опять Федору,
вероятно вследствие угроз князя московского.
В 1399 году умер тверской князь Михаил, последний опасный соперник
московского князя. Договорная грамота его с сыном Донского дошла до нас: в
ней отношения князя тверского к московскому и его братьям не определены
родовыми счетами:
Михаил называется просто братом Василия. Тверской князь обязывается за
себя, за детей своих, за внучат и за племянников не искать ни Москвы, ни
великого княжения Владимирского, ни Великого Новгорода; обязывается быть
заодно с московским князем на татар, на литву, на немцев и ляхов. Если на
московских князей нападут татары, литва, немцы или поляки и сам Василий с
братьями сядет на коня, то Михаил обязан послать к ним на помощь двоих
сыновей да двоих племянников, оставив у себя одного сына; если же татары,
литва или немцы нападут на Тверское княжество, то московский князь обязан
сам идти на помощь к Михаилу с своею братьею. Эта разница в обязательствах
объясняется старостию Михаила относительно Василия. Тверской князь обязан
объявить Витовту литовскому, что он один человек с московским князем. К Орде
тверскому князю путь чист, равно его детям, внучатам и людям. В первый раз
московский князь упоминает о князьях, которых ему или его младшей братье бог
поручил: если кто-нибудь из них отъедет к тверскому князю, то последний не
может вступаться в их вотчины: они остаются за московским князем.
Распределение Тверских волостей между сыновьями, сделанное князем
Михаилом, замечательно, и здесь ясно обнаруживается намерение завещателя
увеличить волость старшего брата пред волостями младших, чтоб сделать
восстание последних и усобицы невозможными: старший сын Михаила, Иван,
получил Тверь с семью городами, а двое других сыновей, Василий и Федор, -
только по два города; притом можно думать, что в Кашинском же уделе второго
сына, Василия Михайловича, помещен был и внук Михайлов Иван, сын умершего
при жизни отцовой Бориса Михайловича. Мы видели упорную борьбу Михаила с
Дмитрием московским, которая обличила большую энергию в тверском князе; мы
видели также стремление Михаила подчинить себе Кашинское княжество; это
стремление увенчалось успехом, несмотря на сопротивление Москвы, ибо мы
видим Кашин во власти Михаила, и он завещает этот город второму сыну своему
Василию. Мир, господствовавший в Тверских волостях в продолжение 25 лет по
окончании борьбы с Москвою, дал Михаилу досуг обратить свою деятельность на
устроение внутреннего наряда; и автор сказания о его смерти говорит, что в
княжение его разбойники, воры и ябедники исчезли, корчемники, мытари и
торговые злые тамги истребились, о насилиях и грабежах нигде не было слышно;
вообще о Михаиле встречаем в летописях такой отзыв: был он крепок, сановит и
смышлен, взор имел грозный и дивный.
Новый тверской князь Иван Михайлович, по обычаю, немедленно же хотел
воспользоваться полученными от отца средствами для приведения в свою волю
младших братьев. Тверские бояре великокняжеские начали обижать удельных
князей.
Василий Михайлович кашинский пришел к своей матери, великой княгине
Евдокии и стал говорить ей: "Бояре брата нашего крестное целование к нам
сложили, тогда как они клялись отцу нашему - хотеть нам добра". Великая
княгиня тотчас же отправила своих бояр с боярами младших сыновей к старшему,
которому они должны были сказать: "Господин князь великий! вопреки грамоте
отца нашего, бояре твои сложили к нам крестное целование, и ты б, господин
князь великий, пожаловал, велел своим боярам крестное целование держать по
грамотам отца нашего". Но Иван велел им прямо сказать, что бояре тверские
сложили к ним крестное целование по его приказу, и начал с тех пор сердиться
на мать, братьев и племянника. Но мать последнего, вдова Бориса Михайловича,
родом смольнянка, взяла сына, боярина Воронца и явилась в Тверь к великому
князю с оправданием, что она не посылала своих бояр вместе с другими
удельными. Эта лукавая лесть, по выражению летописца, понравилась Ивану; он
отнял у брата Василия кашинского Луское озеро и отдал его племяннику Ивану
Борисовичу. Тщетно Василий чрез владыку тверского Арсения просил у брата
общего суда: тот велел отвечать ему: "Суда тебе не дам".
Скоро Иван успел примыслить новую волость к своей отчине: в 1402 году
умер двоюродный брат его Иван Всеволодович холмекий и мимо родного брата
Юрия отказал свой удел сыну великого князя Александру; в следующем году этот
Александр выгнал дядю Василия Михайловича из Кашина; тот убежал в Москву, и
великий князь успел на этот раз помирить его с старшим братом; но чрез год,
когда кашинский князь приехал за чем-то в Тверь к старшему брату, то
последний велел схватить его вместе с боярами; двоюродный брат их Юрий
Всеволодович, боясь такой же участи, убежал в Москву; неизвестно, что
заставило Ивана выпустить своего пленника и поцеловать с ним крест; но через
месяц кашинский князь был уже в Москве, и тверские наместники сидели в
Кашине, угнетая его жителей продажами и грабежом.
Дела литовские мешали московскому великому князю вступиться в усобицу
тверских князей. Как видно, он дал изгнанному Василию Михайловичу
Переяславль в кормление; но когда явился из Литвы более важный для Москвы
выходец, князь Александр Нелюб, то великий князь Василий отдал Переяславль
ему; вероятно, это самое обстоятельство заставило кашинского князя вступить
в переговоры с старшим братом своим, Иваном тверским, который возвратил ему
Кашин.
Между тем Юрий Всеволодович холмский все жил в Москве и вдруг в 1407
году поехал в Орду искать великого княжения Тверского под двоюродным братом
своим Иваном.
Последний, узнав об этом, также отправился в Орду судиться с Юрием; но
легко было предвидеть, кто из двух будет оправдан на этом суде - богатый ли
Иван или безземельный Юрий? Все князья ордынские, говорит летописец,
оправили князя Ивана Михайловича и с честию отпустили его в Тверь, а Юрий
остался в Орде. В 1408 году поднялась вражда между князем Иваном
Михайловичем и племянником его Иваном Борисовичем, которому он до сих пор
покровительствовал: услыхав о приближении дяди с войском к Кашину, Иван
Борисович бежал в Москву, но мать его отвезена была пленницею в Тверь, и в
Кашине сели наместники великого князя тверского, т. е., как надобно
полагать, в той части Кашина, которою владел Иван Борисович, ибо тут же
сказано, что князь Иван Михайлович заключил мир с братом своим, Василием
кашинским. Мир этот, однако, продолжался не более трех лет: в 1412 году
встало опять между братьями нелюбье великое, по выражению летописца: князь
Иван Михайлович тверской велел схватить брата своего Василия Михайловича
кашинского вместе с женою, боярами и слугами; княгиню велел отвезти в Тверь,
а самого Василия Михайловича в Старицу; но при переправе через реку Тмаку,
когда все провожатые сошли с лошадей, князь в одном терлике, без кивера
погнал свою лошадь вброд, переправился через реку и потом поскакал по
неезжалым дорогам; в одном селе посчастливилось ему найти преданного
человека, который заботился об нем, укрывал в лесу, перенимал вести и,
улучив наконец удобное время, убежал с князем в Москву.
В это самое время явился из Орды в Тверь посол лютый звать князя Ивана
к хану; тот поехал, но еще прежде него отправился в Орду из Москвы брат его
Василий, прежде и возвратился и, пользуясь отсутствием старшего брата,
попытался было овладеть Кашином с татарами; но князь Иван Борисович с
тверскою заставою (гарнизоном) не пустил его в город. Это показывает,
во-первых, что Василий успел склонить хана на свою сторону, ибо тот дал ему
татар в помощь, во-вторых, видим, что князь Иван Борисович помирился уже с
старшим дядею и действовал за него, против младшего. Скоро перемена хана в
Орде переменила и дела тверские: враждебный князю Ивану Михайловичу хан
Зелени-Салтан был убит, и преемник его отпустил тверского князя с честию и
пожалованием.
Этим оканчиваются известия о тверских делах в княжение Василия
Димитриевича.
Дела ордынские и литовские мешали московскому князю пользоваться
тверскими усобицами; сначала князь Иван Михайлович был в союзе с Москвою и
послал полки свои на помощь Василию Димитриевичу против Витовта к реке
Плаве; но тут московский князь скрыл свои переговоры с Витовтом от князей и
воевод тверских; кроме того, в договорной грамоте с литовским князем написал
имя тверского великого князя ниже имен родных братьев своих Димитриевичей,
вследствие чего тверичи с гневом ушли домой, и князь их с тех пор перестал
помогать Москве 26.
Несмотря на то, однако, он не смел и думать об открытой борьбе с
Москвою.
Опасение тверского князя затронуть могущественную Москву видно из того,
что когда Эдигей во время осады Москвы послал звать его к себе на помощь с
войском, то князь Иван показал вид, что послушался приказа, и поехал к
Эдигею, только один, без войска; а потом под предлогом болезни возвратился с
дороги.
Современники считали этот поступок тверского князя мастерским делом;
вот что говорит летописец: "Таковым коварством перемудрова, ни Эдигея
разгнева, ни князю великому погруби, обоим обоего избежа; се же створи
уменски, паче же истински".
Тверской князь боялся князя московского наравне с ханом татарским; это
всего лучше показывает значение Москвы при сыне Донского; несмотря на то,
Василий Димитриевич не мог еще смотреть на хана как только на равного себе
владетеля, не мог совершенно избавиться от зависимости ордынской. Мы видели,
что в начале своего княжения московский князь ездил в Орду искать
благосклонности Тохтамыша, с ярлыком которого овладел Нижним. Между тем
летописи говорят о нападениях татар на Рязань: два раза пустошили они это
пограничное с степью княжество безнаказанно, в третий были побиты князем
Олегом; в 1391 году Тохтамыш послал какого-то царевича Бектута, которому
удалось взять Вятку, перебить и попленить ее жителей; как видно, этот поход
был предпринят с целию отомстить вятчанам за их ушкуйничество. Более важных
предприятий нельзя было ожидать со стороны Тохтамыша, потому что к смятениям
внутренним присоединялась еще борьба с Тамерланом. В конце XIV века для Азии
повторились времена Чингисхановы: сын небогатого чагатайского князька,
Тимур, или Тамерлан, начал в половине XIV века поприще свое мелким грабежом
и разбоями, а в 1371 году владел уже землями от Каспийского моря до
Маньчжурии. Ему был обязан Тохтамыш престолом Кипчакским, но не хотел быть
благодарным и вооружился против Тамерлана. В 1395 году на берегах Терека
Тохтамыш потерпел поражение и принужден был спасаться бегством в лесах
болгарских, а Тамерлан вошел в русские пределы, взял Елец, пленил его князя,
опустошил окрестную страну. Нападение не было нечаянное, и Василий
Димитриевич имел время приготовиться: он собрал большое войско и стал на
границе своего княжества, на берегу Оки. Но он не дождался врага; простоявши
15 дней в земле Рязанской, опустошивши оба берега Дона, Тамерлан вышел из
русских пределов в тот самый день, когда москвичи встретили образ
богородицы, принесенный из Владимира.
После разгрома Тамерланова Золотая Орда долго не была опасна
московскому князю; в продолжение 12 лет летописец раза три упоминает только
о пограничных сшибках хищнических отрядов татарских с рязанцами, причем
успех большею частию оставался на стороне последних. Несколько ханов
переменилось в Орде, а великий князь московский не думал не только сам
ездить к ним на поклон, но даже не посылал никого: на требование дани
отвечал, что княжество его стало бедно людьми, не на ком взять выхода, тогда
как татарская дань с двух сох по рублю шла в казну великокняжескую. Наконец,
обращение с татарами переменилось в областях московских: над послами и
гостями ордынскими начали смеяться и мстить им за прежнее разными
притеснениями. В это время, как во время Мамаево, всеми делами в Орде
заведовал князь Эдигей; долго терпел он презрительное обращение московского
князя с бывшими повелителями; наконец решился напомнить ему о себе. Но,
подобно Тохтамышу, и Эдигей не осмелился явно напасть на Москву, встретиться
в чистом поле с ее полками; только от хитрости и тайны ждал он успеха; дал
знать великому князю, что хан со всею Ордою идет на Витовта, а сам с
необыкновенною скоростию устремился к Москве. Василий Димитриевич,
застигнутый врасплох, оставил защищать Москву дядю Владимира Андреевича да
братьев своих Андрея и Петра Димитриевичей, а сам с княгинею и детьми уехал
в Кострому. Жители Москвы смутились, от страха побежали в разные стороны, не
заботясь об имении, чем воспользовались разбойники и воры и наполнили руки
свои богатством. Посады были уже выжжены, когда явились татары Эдигеевы и со
всех сторон облегли город. Остановившись у Москвы, Эдигей разослал в разные
стороны отряды, которые опустошили Переяславль, Ростов, Дмитров, Серпухов,
Верею, Новгород Нижний, Городец, Клин; много народу погибло от татар, много
и от жестокого холоду и вьюг. Тридцатичетырехтысячный отряд послан был в
погоню за великим князем, ноне успел догнать его. Между тем Эдигей стоял
спокойно под Кремлем; сберегая людей и помня неудачу Тохтамышеву, он не
делал приступов, а хотел зимовать и принудить к сдаче голодом; уже месяц
стоял Эдигей под Москвою, как вдруг пришла к нему весть из Орды от хана,
чтоб шел немедленно домой, потому что какой-то царевич напал на хана.
Осажденные ничего не знали об этом, и когда Эдигей прислал к ним с мирными
предложениями, то они с радостию заплатили ему три тысячи рублей за
отступление; Эдигей поспешно поднялся и вышел из русских пределов, взявши по
дороге Рязань (1408 г.).
Но и после нашествия Эдигеева московский князь три года не ездил в Орду
сам и не посылал туда ни родственников своих, ни бояр больших; только в 1412
году, когда новый хан Зелени-Салтан (Джелаледдин Султан), сын Тохтамыша, дал
изгнанным нижегородским князьям ярлык на их отчину, Василий Димитриевич
поехал в Орду с большим богатством и со всеми своими вельможами. Это
последнее известие об отношениях Москвы к Орде в княжение Василия
Димитриевича; после встречаем только известия о нападениях татарских на
пограничные с степью русские области: в 1410 году татары напали нечаянно на
Рязань, но были отбиты и потеряли добычу; в 1414 они воевали по Задонью,
взяли Елец и убили тамошнего князя; в 1422 году они прогнаны были из области
Одоевской; в 1424 году хан Куидадат вошел в Одоевскую область, простоял
здесь три недели и отправился к Рязани; но вдесь встречен был русскими
войсками и поражен.
Опаснее была Литва. Когда еще в 1386 году Василий Димитриевич спасался
бегством из Орды от Тохтамыша, то, разумеется, не мог бежать прямою дорогою,
а направлял путь к западным странам, свободным от татарского влияния;
сначала он укрывался в Молдавии, а оттуда пробирался в Москву чрез литовские
владения; известия разногласят насчет того, где именно Василий встретился с
Витовтом, ведшим тогда борьбу с Ягайлом; но согласны в том, что молодой
московский князь дал или принужден был дать Кейстутову сыну слово жениться
на его дочери Софии. Слово было сдержано, как только Василий стал великим
князем: в 1390 году трое бояр великокняжеских привезли невесту в Москву
из-за моря, от немцев, по выражению летописца, т. е. из владений Ордена, где
жил тогда Витовт. Но эта близкая родственная связь не принесла Москве
никакой пользы, когда Витовт, помирившись с Ягайлом, стал великим князем
литовским и начал стремиться к увеличению своих владений, ибо это увеличение
единственно могло произойти чрез покорение областей Руси Восточной.
Сначала Орден не давал Витовту досуга обратить свое внимание на восток;
великий магистр Конрад фон Юнгинген хотел воспользоваться борьбою между
Ягайлом и младшим братом его, Свидригайлом Олгердовичем витебским (который,
по обычаю, отдался под покровительство Ордена), и в 1394 году осадил Вильну.
Но, несмотря на многочисленность осаждавших, их искусство, опытность вождей,