Том 4

----------------------------------------------------------------------------
Publisher: Oleg E. Kolesnikov
Origin: http://www.magister.msk.ru/library/history/history1.htm
----------------------------------------------------------------------------


    ГЛАВА ПЕРВАЯ



КНЯЖЕНИЕ ВАСИЛИЯ ДИМИТРИЕВИЧА (1389-1425)


Присоединение к Москве княжества Нижегородского.- Столкновение великого
князя с дядею Владимиром Андреевичем Донским.- Договоры великого князя с
родными братьями.- Отношения к Новгороду Великому.- Внутренние движения в
Новгороде.- Ссора Новгорода со Псковом.- Отношения Москвы к Рязани и Твери.-
Усобицы между тверскими князьями.- Нашествие Эдигея на Москву.Отношение
великого князя к татарам после Эдигеева нашествия.- Отношения литовские:
взятие Смоленска Витовтом; намерение Витовта овладеть Новгородом; битва
Витовта с татарами на Ворскле; вторичное взятие Смоленска Витовтом; борьба
московского князя с литовским и мир на Угре; взгляд летописца на литовские и
татарские отношения.- Отношения Литвы к Польше и Тевтонскому ордену.- Борьба
Пскова и Новгорода с Ливонским орденом.- Борьба Новгорода со шведами.Смерть
Василия Димитриевича.- Его духовные грамоты.- Бояре Василия

Молодой сын Донского в самом начале княжения своего показал, что
останется верен преданию отцовскому и дедовскому. Через год после того, как
посол ханский посадил его на великокняжеский стол во Владимире, Василий
отправился в Орду и купил там ярлык на княжество Нижегородское, которое
незадолго перед тем выпросил себе в Орде же Борис Константинович. Услыхав о
замыслах Васильевых, Борис созвал к себе бояр своих и стал говорить им со
слезами: "Господа и братья, бояре и друзья мои! вспомните свое крестное
целование, вспомните, как вы клялись мне".
Старшим боярином у него был Василий Румянец, который и отвечал князю:
"Не печалься, господин князь! Все мы тебе верны и готовы головы свои сложить
за тебя и кровь пролить". Так он говорил своему князю, а между тем
пересылался с Василием Димитриевичем, обещаясь выдать ему Бориса. Василий на
возвратном пути из Орды, доехавши до Коломны, отправил оттуда в Нижний
Тохтамышева посла с своими боярами. Борис сначала не хотел пускать их в
город, но Румянец стал говорить ему: "Господин князь! посол ханский и бояре
московские идут сюда за тем, чтоб мир покрепить и любовь утвердить вечную, а
ты сам хочешь поднять брань и рать; впусти их в город; что они могут тебе
сделать? Мы все с тобою". Но только что посол и бояре въехали в город, как
велели звонить в колокола, собрали народ и объявили ему, что Нижний
принадлежит уже князю московскому. Борис, услыхав об этой новости, послал за
боярами и стал говорить им: "Господа мои и братья, милая дружина! вспомните
крестное целование, не выдайте меня врагам моим". На это отвечал ему тот же
Румянец: "Господин князь! не надейся на нас, мы уже теперь не твои и не с
тобою, а на тебя". Борис был схвачен. Немного спустя приехал в Нижний
Василий Димитриевич, посадил здесь своих наместников, а князя Бориса с
женою, детьми и доброхотами велел развести в оковах по разным городам и
держать за крепкою стражею. По тому же ярлыку кроме Нижнего Василий
приобретал Городец, Муром, Мещеру, Тарусу.
Но у Бориса нижегородского оставалось двое племянников - Василий и
Семен Димитриевичи, родные дядья по матери московскому князю; как видно, они
оставались княжить в Суздальской волости, обхваченной теперь со всех сторон
московскими владениями, или по крайней мере оставались жить в Суздале; но в
1394 году, тотчас по смерти Бориса Константиновича, оба племянника его
вследствие притеснений от московского князя, как шел слух, выбежали из
Суздаля в Орду добиваться ярлыков на отчину свою - Нижний, Суздаль и
Городец. Московский князь послал за ними погоню, но им удалось избежать ее и
благополучно достигнуть Орды.
В 1399 году князь Семен Димитриевич вместе с каким-то татарским
царевичем Ейтяком, у которого было 1000 человек войска, подступил к Нижнему
Новгороду, где затворились трое московских воевод; три дня бились татары под
городом, и много людей пало от стрел, наконец нижегородцы сдали город,
взявши с татар клятву, что они не будут ни грабить христиан, ни брать в
плен. Но татары нарушили клятву, ограбили всех русских донага, а князь Семен
говорил: "Не я обманул, а татары; я в них не волен, я с ними ничего не могу
сделать". Две недели пробыли татары в Нижнем с Семеном, но потом, услыхавши,
что московский князь собирается на них с войском, убежали в Орду. Василий
Димитриевич послал большую рать с братом своим князем Юрием, воеводами и
старшими боярами; они вошли в Болгарию, взяли города:
Болгары, Жукотин, Казань, Кременчук, в три месяца повоевали всю землю и
возвратились домой с большою добычею.
После этого Семен крылся все в татарских местах, не отказываясь от
надежды возвратить себе родовое владение. Это заставило московского князя в
1401 году послать двоих воевод своих, Ивана Уду и Федора Глебовича, искать
князя Семена, жену, детей, бояр его. В земле Мордовской отыскали они жену
Семенову, княгиню Александру, на месте, называемом Цыбирца, у св. Николы,
где бусурманин Хазибаба поставил церковь. Княгиню ограбили и привели вместе
с детьми в Москву, где она сидела на дворе Белеутове до тех пор, пока муж ее
не прислал к великому князю с челобитьем и покорился ему. Василий, быть
может по увещанию св. Кирилла белозерского, дал ему опасную грамоту,
получивши которую Семен приехал в Москву, заключил мир с великим князем,
взял семейство и больной отправился в Вятку, издавна зависевшую от
Суздальского княжества: здесь он через пять месяцев умер.
Этот князь, говорит летописец, испытал много напастей, претерпел много
истомы в Орде и на Руси, все добиваясь своей отчины; восемь лет не знал он
покоя, служил в Орде четырем ханам, все поднимая рать на великого князя
московского; не имел он своего пристанища, не знал покоя ногам своим - и все
понапрасну. Брат Семенов, Василий, как видно, также помирился с великим
князем московским, потому что под 1403 годом встречаем известие о смерти
его, случившейся в Городце, и в некоторых летописях он называется прямо
князем городецким; но Василий не мог оставить Городца сыну своему Ивану,
которого мы видим после в изгнании, а Городец в числе московских владений.
Неизвестно, каким образом освободились сыновья Бориса Константиновича -
Иван и Даниил. Имеем, впрочем, право отнести к Ивану Борисовичу следующее
место в договорной грамоте великого князя с дядею своим Владимиром
Андреевичем: уступая дяде Городец с волостями, великий князь говорит: "А чем
я пожаловал князя Ивана Борисовича, в то князю Владимиру и его детям не
вступаться". Но в 1411 году встречаем уже известие о бое между сыновьями
Борисовыми и князем Петром Димитриевичем на Лыскове; изгнанники с союзниками
своими, князьями болгарскими и жукотинским, остались победителями. В том же
году князь Даниил Борисович, призвавши к себе какого-то татарского царевича
Талыча, послал вместе с ним ко Владимиру тайно лесом боярина своего Семена
Карамышева. Татары и дружина Даниилова подкрались к городу в полдень, когда
все жители спали, захватили городское стадо, взяли посады и пожгли их, людей
побили множество. В соборной Богородичной церкви затворился ключарь,
священник Патрикий, родом грек; он забрал сколько мог сосудов церковных и
других вещей, снес все это в церковь, посадил там несколько людей, запер их,
сошел вниз, отбросил лестницы и стал молиться со слезами пред образом
богородицы. И вот татары прискакали к церкви, кричат по-русски, чтоб им ее
отперли; ключарь стоит неподвижно перед образом и молится; татары отбили
двери, вошли, ободрали икону богородицы и другие образа, ограбили всю
церковь, а Патрикия схватили и стали пытать: где остальная казна церковная и
где люди, которые были с ним вместе? Ставили его на огненную сковороду,
втыкали щепы за ногти, драли кожу - Патрикий не сказал ни слова; тогда
привязали его за ноги к лошадиному хвосту и таким образом умертвили. Весь
город после того был пожжен и пограблен, жителей повели в плен; всей добычи
татары не могли взять с собою, так складывали в копны и жгли, а деньги
делили мерками; колокола растопились от пожару, город и окрестности
наполнились трупами. В 1412 году Борисовичи успели выхлопотать себе в Орде
ярлыки на отчину свою; но один ярлык давно уже потерял значение на Руси, ив
1416 году приехали в Москву нижегородские князья Иван Васильевич, внук
Димитрия, и Борисович Иван, а сын последнего Иван приехал еще за два года
перед тем; в следующем году явился и князь Даниил Борисович, но в 1418 году
убежал отсюда опять вместе с братом Иваном. Дальнейших летописных известий о
судьбе князей суздальских не встречаем; но имеем право заключать, что
Суздальская волость оставалась за ними, потому что великий князь Василий в
завещании своем ни слова не говорит о Суздале, отказывая сыну только два
примысла свои - Нижний и Муром.
Утверждение нового порядка вещей не обошлось без сопротивлений и в
самом роде князей московских: в первый же год княжения Василиева встречаем
известие о ссоре великого князя с дядею Владимиром Андреевичем, который
выехал из Москвы сперва в свой наследственный город Серпухов, а потом в
новгородскую область, в Торжок. Но в начале следующего года находим уже
известие о мире между дядею и племянником:
Василий придал Владимиру к его отчине два города - Волок и Ржеву.
Договор дошел до нас: великий князь выговаривает себе право посылать дядю в
поход, и тот должен садиться на коня без ослушания. Следующее условие
показывает сильную недоверчивость между родственниками. "Если я, - говорит
великий князь дяде, - сам сяду в осаде в городе (Москве), а тебя пошлю из
города, то ты должен оставить при мне свою княгиню, своих детей и своих
бояр; если же я тебя оставлю в городе, а сам поеду прочь, то я оставлю при
тебе свою мать, своих братьев младших и бояр". Предположение "Если переменит
бог Орду" находится в договоре; видно также, что при заключении договора
Василий уже имел намерение примыслить Муром, Торусу и другие места: "Найду я
себе Муром, или Торусу, или другие места, то ты (князь Владимир) не
участвуешь в издержках, которые я понесу при этом; если же тебе бог даст
какие другие места кроме Мурома и Торусы, то мы (великий князь с братьями)
не участвуем в твоих издержках". Потом заключен был второй договор с
Владимиром, по которому он уступил великому князю Волок и Ржеву и взял
вместо них Городец, Углич, Козельск и некоторые другие места. Владимир
обязался не вступаться в примыслы великого князя - Нижний Новгород, Муром,
Мещеру и ни в какие другие места татарские и мордовские, которые были за
дедом Василиевым Димитрием Константиновичем и за ним самим. Владимир
обязался в случае смерти великого князя признать старшим, отцом, сына его, а
своего внука, Ивана; здесь, впрочем, выговорена небольшая перемена в
отношениях. "Если, господин! - говорит Владимир, - будет сын твой на твоем
месте и сядет сын твой на коня, то и мне с ним вместе садиться на коня; если
же сын твой сам не сядет на коня, то и мне не садиться, а пошлет детей моих,
то им сесть на коня без ослушанья". В 1410 году умер князь Владимир
Андреевич. В завещании он разделил свою волость на пять частей по числу
сыновей своих, которых вместе с княгинею своею и боярами приказал великому
князю Василию с просьбою печаловаться об них; споры между сыновьями решает
княгиня, мать их, и великий князь должен привести в исполнение приговор ее,
причем завещатель прибавляет: "А вотчине бы их и уделам было без убытку". В
случае смерти одного из сыновей завещатель распорядился так: "Если не будет
у него сына и останется дочь, то все дети мои брата своего дочь выдадут
замуж, а брата своего уделом поделятся все поровну".
До нас дошли также договорные грамоты Василия Димитриевича с родными
его братьями. В них нет отмен против прежних подобного же рода грамот. Для
объяснения последующих событий нужно заметить, что князья Андрей и Петр
Димитриевичи обязываются в случае смерти Василия блюсти великое княжение и
под сыном его, тогда как в договорной грамоте Юрия этого условия не
находится.
Подобно Юрию, и самый младший брат великокняжеский, Константин, не
хотел сначала отказаться от прав своих в пользу племянника. Мы видели, что
Константин родился незадолго до смерти отца, так что ему в духовной Донского
не было назначено никакого удела, и Василий Димитриевич в первом завещании
своем, распорядившись насчет родного сына, говорит: "А брата своего и сына,
князя Константина, благословляю, даю ему в удел Тошню да Устюжну по душевной
грамоте отца нашего, великого князя". Но когда Василий в 1419 году
потребовал от братьев, чтоб они отреклись от прав своих на старшинство в
пользу племянника, то Константин оказал явное сопротивление. "Этого от
начала никогда не бывало", - говорил молодой князь; Василий рассердился,
отнял у него удел, и Константин ушел в Новгород, убежище всех недовольных
князей; однако скоро он уступил требованиям старшего брата и возвратился в
Москву.
С Новгородом Великим началась у московского князя вражда в 1393 году.
Давно уже новгородцы одним из главных условий своих с великими князьями
ставили, чтоб не звать их к суду в Низовые города; в 1385 году они вздумали
приобресть то же право и в отношении к суду церковному; посадник и тысяцкий
созвали вече, где все укрепились крестным целованием не ходить в Москву на
суд к митрополиту, а судиться у своих владык по закону греческому; написали
об этом и утвержденную грамоту. Когда в 1391 году митрополит Киприан приехал
в Новгород, то целые две недели уговаривал граждан разодрать эту грамоту.
Новгородцы отвечали одними устами: "Целовали мы крест заодно, грамоты
пописали и попечатали и души свои запечатали". Митрополит говорил им на это:
"Целованье крестное с вас снимаю, у грамот печати порву, а вас благословляю
и прощаю, только мне суд дайте, как было при прежних митрополитах".
Новгородцы не послушались, и Киприан поехал от них с большим гневом.
Московский князь, хорошо зная, что зависеть от митрополита значило зависеть
от Москвы, не хотел позволить новгородцам отложиться от суда митрополичьего:
примысливши Нижний Новгород, он послал сказать гражданам Великого, чтоб дали
ему черный бор, заплатили все княжеские пошлины (княжчины) и чтоб отослали
грамоту о суде к митрополиту, который снимет с них грех клятвопреступления.
Новгородцы не согласились, и великий князь отправил дядю своего Владимира
Андреевича и брата Юрия с войском к Торжку. Новоторжцы побежали с женами и
детьми в Новгород и другие места, и много народу из новгородских волостей
сбежалось с домочадцами своими в Новгород. Князь Владимир и Юрий сели в
Торжке, а рать распустили воевать новгородские волости; взяты были Волок
Ламский и Вологда. Остальные жители Торжка возмутились было и умертвили
великокняжеского боярина Максима; но Василий послал перехватать убийц,
которые были привезены в Москву и казнены различными муками. Между тем
новгородская охочая рать с двумя князьями (Романом литовским и Константином
белозерским) и пятью своими воеводами начала воевать великокняжеские
волости, взяла Кличен городок и Устюжню, а из Заволочья новгородцы с
двинянами взяли Устюг. Много было кровопролития с обеих сторон, и
новгородцы, по словам их летописца, не желая видеть большего кровопролития
между христианами, отправили послов к великому князю с челобитьем о старине,
а к митрополиту отослали грамоту целовальную; митрополит отвечал: "Я грамоту
целовальную беру, грех с вас снимаю и благословляю вас". Великий князь также
принял новгородское челобитье и взял мир по старине. Новгородцы дали князю
черный бор по своим волостям, заплатили 350 рублей князю и митрополиту зато,
что последний благословил их владыку и весь Новгород; те, за которыми были
княжчины, поклялись не утаивать их.
Три года прошло мирно: в 1395 году митрополит Киприан приехал в
Новгород вместе с послом патриаршим и запросил суда; новгородцы суда ему не
дали, и несмотря на то, при отъезде он благословил владыку Ивана и весь
Великий Новгород. Но в 1397 году великий князь вдруг послал за Волок на
Двину бояр своих, приказавши объявить всей Двинской свободе (колонии): "Чтоб
вам задаться за великого князя, а от Новгорода бы отняться? Князь великий
хочет вас от Новгорода оборонять, хочет стоять за вас". В дошедших до нас
летописях выставлена одна причина такого поступка великокняжеского: Василий
Димитриевич вместе с Витовтом литовским отправили послов своих к новгородцам
с требованием разорвать мир с немцами; новгородцы не послушались князей и
дали такой ответ в Москву: "Князь Василий! С тобою у нас мир, с Витовтом
другой, с немцами третий!" Но есть очень вероятное известие, что великий
князь решился захватить Заволоцкую свободу, узнавши о сношениях новгородцев
с Витовтом литовским, который склонял их поддаться ему.
Как бы то ни было, бояре двинские и все двиняне задались за великого
князя и целовали ему крест; но Василий не удовольствовался этим, послал
войско захватить Волок Ламский, Торжок, Бежецкий Верх, Вологду, после чего
сложил с себя крестное целование к Новгороду и крестную грамоту скинул.
Новгородцы сделали то же самое, но хотели кончить дело миром, и когда
митрополит прислал ко владыке, чтоб тот ехал в Москву по святительским
делам, то вместе с архиепископом новгородцы отправили к великому князю
послов своих: владыка подал великому князю благословение и доброе слово, а
послы - челобитье от Новгорода; владыка говорил Василию: "Чтоб тебе,
господин сын князь великий, мое благословение и доброе слово и новгородское
челобитье принять, от Новгорода от своих мужей вольных нелюбье отложить,
принять их в старину; чтобы при твоем, сын, княжении другого кровопролития
между христианами не было; а что ты, сын князь великий, на крестном
целовании отнял у Новгорода Заволочье, Торжок, Волок, Вологду, Бежецкий
Верх, того, князь великий, отступись, пусть пойдет то к Новгороду по
старине, и общий суд на порубежьи отложи потому что это не старина". Но
великий князь не принял ни благословения, ни доброго слова от владыки, ни
челобитья от послов новгородских и мира не взял.
Тогда на следующий (1398) год, весною, новгородцы сказали своему
господину владыке отцу Иоанну: "Не можем, господин отец, терпеть такого
насилия от своего князя великого, Василия Димитриевича, что отнял у нас, у
св. Софии и у Великого Новгорода пригороды и волости, нашу отчину и дедину,
хотим поискать их", - и целовали крест все за один брат, что отыскивать им
пригородов и волостей св.
Софии и Великого Новгорода, сказали: "Или найдем свою отчину, или
головы свои положим за св. Софию и за своего господина, за Великий
Новгород". Владыка Иоанн благословил своих детей, и новгородцы с тремя
воеводами отправились за Волок, на Двину, к городку Орлецу. На дороге
встретил их вельский волостель владыкин, Исаия, и сказал: "Господа воеводы
новгородские! наехал князя великого боярин Андрей с двинянами на Софийскую
волость Вель в самый велик день, волость св.
Софии повоевали, а на головах окуп взяли; от великого князя приехал в
засаду, на Двину, князь Федор ростовский городок беречь, судить и пошлины
брать с новгородских волостей, а двинские воеводы, Иван да Конон, с своими
друзьями волости новгородские и бояр новгородских поделили себе на части".
Услыхавши об этом, новгородские воеводы сказали друг другу: "Братья! если
так вздумал господин наш князь великий с клятвопреступниками двинскими
воеводами, то лучше нам умереть за св. Софию, чем быть в обиде от своего
великого князя", - и пошли на великокняжеские волости, на Белоозеро, взяли
их на щит, повоевали и пожгли; старый городок белозерский пожгли, а из
нового вышли князья белозерские с великокняжескими воеводами и добили челом
воеводам новгородскими всему войску, заплативши 60 рублей окупа. Новгородцы
захватили и Кубенские волости, воевали около Вологды, взяли и сожгли Устюг,
где оставались четыре недели; отсюда двое воевод с детьми боярскими ходили к
Галичу и только одного дня не дошли до него.
Добычу взяли новгородцы страшную; пленников отпустили на окуп, потому
что уже лодьи не поднимали, и многое принуждены были бросить. С Устюга
Двиною пошли новгородцы к городку Орлецу, стояли под ним четыре недели, но
когда начали бить пороками, то двиняне вышли из городка с плачем, и воеводы,
по новгородскому слову, приняли их челобитье, схватили только воевод
заволоцких, которые водили Двинскую землю на зло, по словам летописца: одних
казнили смертию, других сковали, у князя Федора ростовского взяли присуд и
пошлины, которые он побрал, а самого с товарищами оставили в живых; у гостей
великокняжеских взяли окупа 300 рублей; у двинян за их вину взяли 2000
рублей да 3000 лошадей. С торжеством возвратилось новгородское войско домой,
из 3000 человек потерявши только одного.
Пленный воевода заволоцкий Иван Никитин как главный переветник скинут
был с моста; братья его Герасим и Родион выпросили себе у Великого Новгорода
жизнь с условием постричься в монахи; четвертый, Анфал, убежал с дороги; за
ним погнался Яков Прокофьев с 700 человек и пригнал к Устюгу, где в то время
был ростовский архиепископ Григорий и князь Юрий Андреевич; Яков спросил
владыку Григория, князя Юрия и устюжан: "Стоите ли за беглеца новгородского
Анфала?" Те отвечали, что не стоят. Тогда Яков пошел дальше за Анфалом и
настиг его за Медвежьею горою, где беглец с товарищами своими устроил себе
острог и бился из-за него с новгородцами; устюжане обманули Якова и в числе
2000 человек пришли на помощь к Анфалу и бились с новгородцами крепко на
реке Сухоне, у порога Стрельного: Яков победил, убил 400 человек устюжан и
дружины Анфаловой, перетопил других в Сухоне, но сам Анфал убежал в Устюг.
Это было уже в 1399 году; но еще в предыдущем 1398 новгородцы, несмотря на
свои успехи, отправили к великому князю архимандрита, посадника, тысяцкого и
двоих житых людей со вторичною просьбою о мире и получили его на старинных
условиях.
Но в Москве не могли забыть неудачи относительно Заволоцкого края, не
могли забыть и того, что владыка Иоанн благословил новгородцев на войну с
великим князем. В 1401 году владыка был позван к митрополиту Киприану в
Москву для святительских дел, но был задержан там и пробыл в наказании и
смирении с лишком три года. В то же время на Двине возобновлена была прежняя
попытка: известный нам Анфал Никитин с братом Герасимом, которому удалось
выбежать из новгородского монастыря, с полками великокняжескими явились
нежданно в Двинской земле и взяли ее всю на щит, жителей посекли и повешали,
имение их забрали, захватили и посадников двинских; но трое из них, собравши
вожан, нагнали Анфала и Герасима, бились с ними на Холмогорах и отняли у них
бояр новгородских. В то же время великий князь послал двоих бояр своих с 300
человек в Торжок, где они захватили двоих бояр новгородских и взяли имение
их, хранившееся в церкви. Как шли дела дальше, неизвестно; в 1402 году
великий князь отпустил бояр новгородских, захваченных в Торжке, а в 1404
отпущен был и владыка Иоанн. Потом, под 1406 годом, встречаем известие о
приезде в Новгород князя Петра, брата великокняжеского; в 1408 году великий
князь послал наместником в Новгород брата своего Константина, чего уже давно
не бывало. Анфал Никитич не беспокоил более владений новгородских: в 1409
году он пошел с вятчанами Камою и Волгою на город Болгары, но был разбит
татарами и отведен в Орду; избавившись от плена, он явился опять в Вятку, но
был здесь убит другим новгородским беглецом, Разсохиным, в 1418 году. Этот
Разсохин шел по следам Анфала относительно Новгорода; в 1417 году из Вятки,
из отчины великого князя, как выражается новгородский летописец, боярин
князя Юрия Димитриевича, Глеб Семенович, с новгородскими беглецами -
Жадовским и Разсохиным, с устюжанами и вятчанами наехали в насадах без вести
на Заволоцкую землю и повоевали волости Борок, Емцу и Холмогоры, захватили и
двоих бояр новгородских. Но четверо других бояр новгородских нагнали Глеба
Семеновича и отбили свою братью со всеми другими пленниками и добычею, после
чего четверо воевод новгородских пошли с заволочанами в погоню за
разбойниками и пограбили Устюг. Это было последнее враждебное столкновение
Москвы с Новгородом в княжение Василия Димитриевича, который первый ясно
показал намерение примыслить к Москве Заволоцкие владения.
Овладевши Нижним Новгородом с помощию тамошних бояр, великий князь
попытался сделать то же самое и в Двинской области; первая попытка была
неудачна, но московский князь, верный преданиям своего рода, не теряет
надежды на успех, повторяет попытку, не упускает из виду раз намеченной
цели. Почетный прием, оказанный новгородцами в 1419 году князю Константину
Димитриевичу, поссорившемуся с старшим братом, как видно, не имел неприятных
следствий для Новгорода.
Следы внутреннего разделения в Новгороде, разделения между лучшими и
меньшими людьми, опять обнаруживаются: в 1418 году какой-то простолюдин
Степан схватил боярина Даниила Ивановича и стал кричать прохожим: "Господа,
помогите мне управиться с этим злодеем!" Прохожие кинулись на Даниила,
поволокли его к толпе, собравшейся на вече, и стали бить; между прочим,