Страница:
превосходную по тому времени артиллерию, осажденные отбивались с таким
мужеством, что магистр, потеряв треть войска, множество лошадей и снарядов,
принужден был снять осаду и заключить мир с Витовтом, чтоб только
беспрепятственно выйти из Литвы. Мир с немцами дал Витовту возможность
обратить внимание на восток и примыслить важную волость Смоленскую. В
Смоленске происходила в это время сильная усобица между князем Юрием
Святославичем и братьями его за уделы и за то, что ни один брат не хотел
служить другому. Князь Юрий был принужден уехать из Смоленска к тестю своему
князю Олегу рязанскому, а Витовт спешил воспользоваться этим
обстоятельством, ибо удаление Юрия не примирило остальных Святославичей;
литовский князь распустил слух, что идет на татар, - вместо того вдруг
явился под Смоленском. Один из князей, Глеб Святославич, выехал к нему
навстречу с небольшою дружиною, был принят с честию, отпущен с миром, причем
Витовт велел сказать остальным князьям: "Чтоб вам, всем князьям братьям,
выехать ко мне с любовию, по охранной грамоте (по опасу); слышал я, что
между вами нет единства и вражда большая; так если будет между вами какой
спор, то вы сошлитесь на меня как на третьего, и я вас рассужу справедливо".
Смоленские князья обрадовались, что нашелся беспристрастный третий судья,
который рассудит их по всей справедливости и разделит им вотчину по жребию:
все они собрались и поехали к Витовту с дарами; но Витовт, взявши дары,
велел перехватать всех князей и отослал их в Литву, потом подступил к
городу, пожег посады, взял крепость и посадил здесь своих наместников (1395
г.).
Но старший из смоленских князей, Юрий, оставался на свободе, в Рязани,
и в конце 1395 года тесть его Олег вместе с ним и другими князьями опустошил
литовские владения; но еще не успел Олег возвратиться в Рязань, как услыхал,
что Витовт пустошит его собственные волости. Тогда, оставив свою добычу в
надежном месте, Олег ударил врасплох на литовцев, рассеявшихся для грабежа,
и поразил их; Витовт испугался и ушел домой. Великий князь московский при
всех этих событиях явно держал сторону тестя: в 1396 году он ездил на
свидание с ним в Смоленск, праздновал здесь пасху, я когда рязанский князь
снова вошел с полками в землю Литовскую и осадил Любутск, то Василий
отправил к нему посла и отвел его от того города. Потом, когда Витовт вошел
в рязанские владения и пролил здесь кровь, как воду, по выражению летописей,
и людей побивал, сажая их улицами, то из Москвы не было ему никакого
препятствия, напротив, зять встретил его в Коломне, поднес дары и оказал
большую честь. Мы видели, что в 1397 году оба князя, и московский и
литовский, заодно посылали требовать от новгородцев, чтоб те разорвали мир с
немцами; но тогда же московский князь мог узнать, какого союзника он имел в
своем тесте, ибо в то же время Витовт требовал от новгородцев, чтобы те
поддались ему; получивши отказ, он послал в 1399 году в Новгород грамоту
разметную (объявление войны) и велел сказать новгородцам: "Вы меня
обесчестили: что было вам мне поддаться, а мне было вашим князем великим
быть и вас оборонять: но вы мне не поддались". Но не один Витовт объявлял
свои притязания на Новгород: еще в 1389 году приехал туда князь
Симеон-Лугвений Олгердович, был принят новгородцами с честию и за эту честь
дал брату своему королю Ягайлу следующую запись: "Так как господин Владислав
(Ягайло), король польский, литовский, русский и иных земель многих
господарь, поставил нас опекуном над мужами и людьми Великого Новгорода, то
мы королю и Ядвиге королеве вместе с новгородцами обещались и обещаемся,
пока держим Новгород в нашей опеке, быть при короне Польской и никогда не
отступать от нее".
Намерение Витовта овладеть Новгородом обнаруживается и в договоре его с
Орденом в 1398 году; здесь Витовт обещался Ордену помогать ему в завоевании
Пскова, за что Орден с своей стороны обязался помогать Витовту в завоевании
Великого Новгорода. Но война с последним была отложена, потому что Витовт
обратил внимание на дела ордынские, вмешательство в которые обещало ему
выгоды более важные. По удалении Тамерлана на юг Тохтамыш попытался было
снова утвердиться в Золотой Орде, но был изгнан ханом Темир-Кутлуем
(Kotlogh-Timur) и отдался в покровительство Витовту, который обещал ему
возвратить Кипчак с тем, чтобы Тохтамыш потом помог ему овладеть Москвою.
В 1399 году Витовт собрал огромное войско; кроме руси, литвы, жмуди и
татар Тохтамышевых здесь были полки волошские, польские и немецкие, ибо и
находившийся тогда в мире с Витовтом великий магистр Ордена прислал ему
отряд войска; одних князей летописцы насчитывают до пятидесяти. Перед
выступлением в поход к Витовту явились послы от Темира-Кутлуя. "Выдай мне
беглого Тохтамыша, - велел сказать ему хан, - он мой враг, не могу
оставаться в покое, зная, что он жив и у тебя живет, потому что изменчива
жизнь наша: нынче хан, а завтра беглец, нынче богат, завтра нищий, нынче
много друзей, а завтра все враги. Я боюсь и своих, не только что чужих, а
хан Тохтамыш чужой мне и враг мой, да еще злой враг; так выдай мне его, а
что ни есть около его, то все тебе". Витовт велел отвечать на это: "Хана
Тохтамыша не выдам, а с ханом Темир-Кутлуем хочу видеться сам". На берегах
Ворсклы произошло это свидание, в поле чистом, в земле Татарской. Но перед
битвою начались опять переговоры; Темир-Кутлуй послал сказать Витовту:
"Зачем ты на меня пошел? Я твоей земли не брал, ни городов, ни сел твоих".
Витовт велел отвечать: "Бог покорил мне все земли, покорись и ты мне, будь
мне сыном, а я тебе буду отцом, и давай мне всякий год дани и оброки; если
же не хочешь быть сыном, так будешь рабом, и вся орда твоя будет предана
мечу". Испуганный хан соглашался на все требования Витовта, который, видя
такую уступчивость, начал требовать, чтоб на деньгах ордынских чеканилось
клеймо литовского князя; хан просил три дня срока подумать. Но в это время
пришел к нему Эдигей; старик, узнавши об условиях, сказал хану: "Лучше нам
умереть, чем согласиться на них", - и послал к Витовту требовать личных
переговоров; литовский князь выехал на берег Ворсклы, и Эдигей стал ему
говорить с другого берега: "По праву взял ты нашего хана в сыновья, потому
что ты стар, а он молод; но я старше еще тебя, так следует тебе быть моим
сыном, дани давать каждый год, клеймо мое чеканить на литовских деньгах".
Витовт рассвирепел и велел немедленно полкам своим сходиться на битву.
Сначала полки Витовтовы схватились с полками Эдигеевыми; с обеих сторон
стреляли из самострелов и пищалей; но пушки и пищали плохо действовали в
чистом поле. Несмотря на то, Витовтова рать крепко боролась, падали стрелы
как дождь, и стали полки Витовтовы перемогать князя Эдигея. Но в это время
обошли кругом полки Темир-Кутлуевы, вступили в битву и одолели силу
литовскую. Тохтамыш первый обратился в бегство и в этом бегстве много народа
побрал и много Литовской земли пограбил. Победители взяли весь обоз Витовта,
который едва успел убежать с небольшою дружиною; татары гнались за ним
пятьсот верст до самого Киева: ставши под этим городом, Темир-Кутлуй
распустил свою силу воевать Литовскую землю, и ходила татарская рать до
самого Луцка, опустошив все на своем пути. Киев откупился тремя тысячами
рублей, причем Печерский монастырь заплатил от себя 30 рублей, и хан ушел в
степи, оставив Литовскую землю в плаче и скудости: летописец насчитывает
между убитыми с лишком 20 князей.
Битва Куликовская возвестила падение татарского владычества в Восточной
Европе; Мамай пришел на Дон с целию напомнить Руси Батыя, восстановить
порядок вещей, утвердившийся после сражения при Сити; Мамай был побежден, и
битва при Ворскле показала ясно следствия этой победы: Темир-Кутлуй пришел
не нападать, но защищаться от замыслов одного из государей Восточной Европы:
унизительные условия, которые он соглашался принять, показывают всего лучше
перемену отношений; татары победили, но какие же были следствия этой победы?
Опустошение некоторой части литовских владений - и только! Темир-Кутлуй
должен был удовольствоваться тем, что освободился от страха пред Тохтамышем.
Важность битвы при Ворскле для судеб Восточной Европы не подлежит сомнению:
конечно, нельзя нисколько утверждать, что торжество Витовта и Тохтамыша над
Темир-Кутлуем имело бы необходимым следствием подчинение Москвы и остальных
княжений Восточной Руси Витовту; но нельзя также не признать, что опасность
Москве от этого торжества грозила большая.
Витовт приутих и заключил с новгородцами мир по старине в 1400 году. В
то же время и смольняне, которым тяжко было господство литовское, завели
сношения с родным князем своим, Юрием Святославичем, жившим по-прежнему у
тестя в Рязани.
Юрий пришел к Олегу и стал говорить ему со слезами: "Пришли ко мне
послы из Смоленска от доброхотов моих, говорят, что многие хотят меня видеть
на отчине и дедине моей; сотвори, господин, христову любовь, помоги, посади
меня на отчине и дедине моей, на великом княжении Смоленском". И вот в 1401
году Олег вместе с Юрием, князьями пронским, муромским и козельским
отправился к Смоленску: время он улучил удобное, говорит летописец, потому
что Витовт оскудел тогда до конца людьми после побоища при Ворскле, и в
Смоленске была крамола: одни хотели здесь Витовта, а другие многие - своего
отчича, старинного князя Юрия. Пришедши под Смоленск, Олег велел повестить
его жителям: "Если не отворите города и не примете господина вашего, князя
Юрия, то буду стоять здесь долго и предам вас мечу и огню; выбирайте между
животом и смертию". Смольняне сдались, и многие из них были рады князю
своему Юрию, но другие ненавидели его. Вошедши в город, Юрий начал тем, что
убил Витовтова наместника, князя Романа Михайловича брянского, с его
боярами, а потом перебил и смоленских бояр, преданных Витовту, Олег,
возвративши зятю его отчину, не был этим доволен, но вошел со всем войском в
литовские владения и возвратился оттуда с большою добычею. В августе месяце
утвердился в Смоленске Юрий, а осенью того же года Витовт уже стоял с
полками под этим городом, где поднялась сторона, ему преданная; но
противники Литвы осилили, перебили много ее приверженцев, и Витовт,
простоявши четыре недели понапрасну, заключил перемирие и отступил от
Смоленска. Следующий 1402 год был счастливее для Витовта: сын рязанского
князя Родослав Ольгович пошел на Брянск, но у Любутска встретили его двое
князей Гедиминовичей - Симеон-Лугвений Олгердович и Александр Патрикиевич
стародубский, разбили его и взяли в плен; три года просидел он в тяжком
заключении у Витовта, наконец отпущен в Рязань за 3000 рублей. В 1403 году
победитель Родослава Лугвений взял Вязьму, а в 1404 сам Витовт опять осадил
Смоленск, и опять неудачно: три месяца стоял он под городом, много трудился
и бил пушками, но взять не мог и, опустошив окрестности, ушел в Литву,
Смоленский князь Юрий видел, однако, что один он не в состоянии противиться
Витовту, который показывал ясно намерение овладеть во что бы то ни стало
Смоленском, внутри которого была у него сильная сторона; Олег рязанский умер
(1402 г.), следовательно, отсюда нечего было ожидать помощи. Оставался
только один русский князь, могший поспорить с Витовтом, то был князь
московский, но последний, зять Витовта, до сих пор был с ним в постоянном
союзе; трудно было надеяться и отсюда помощи бескорыстной; Юрий видел, что
из двух подданств надобно выбрать менее тяжкое, и потому, взявши опасную
грамоту, приехал в Москву и стал умолять Василия Дмитриевича о помощи. "Тебе
все возможно, - говорил он, - потому что он тебе тесть, и дружба между вами
большая, помири и меня с ним, чтоб не обижал меня. Если же он ни слез моих,
ни твоего дружеского совета не послушает, то помоги мне, бедному, не отдавай
меня на съедение Витовту, если же и этого не хочешь, то возьми город мой за
себя; владей лучше ты им, а не поганая Литва". Василий обещался помочь ему,
но медлил; в некоторых источниках эта медленность объясняется
доброжелательством московского князя к тестю, хотя она может, естественно,
объясняться и без этого. Как бы то ни было, в то время, когда медлили в
Москве, в Смоленске и Литве не теряли времени: бояре смоленские,
доброжелательствовавшие Витовту, послали сказать ему, чтоб шел как можно
скорее к их городу, прежде чем придет Юрий с помощию московскою. Витовт
явился, и бояре сдали ему город вместе с женою Юрьевою, дочерью Олега
рязанского. Витовт отослал княгиню в Литву вместе с некоторыми боярами,
других бояр, самых сильных себе противников, казнил смертию, посадил в
городе своих наместников, а жителям дал большие льготы, отводя их тем от
князя Юрия, чтоб земля Смоленская не хотела последнего и не любила. В Москве
сильно рассердились или по крайней мере показали вид, что рассердились,
когда узнали о сдаче Смоленска; желая, как видно, сложить всю вину на самого
Юрия и поскорее освободиться от него, Василий сказал ему: "Приехал ты сюда с
обманом, приказавши смольнянам сдаться Витовту", и Юрий, видя гнев
московского князя, уехал в Новгород, где жители приняли его и дали
тринадцать за городов; Юрий и новгородцы целовали друг другу крест - не
разлучаться ни в жизни, ни в смерти; если пойдут какие иноплеменники на
Новгород ратью, то обороняться от них князю Юрию с новгородцами заодно. Так
пало знаменитое княжество Ростиславичей, отчина Мстислава!
Новгородцы, заключая договор с князем Юрием против иноплеменников, по
всем вероятностям, имели в виду самого опасного из этих иноплеменников,
князя литовского. И действительно, в следующем же 1405 году Витовт, пославши
объявление войны в Новгород, сам пошел с войском в Псковскую волость, тогда
как псковский посол жил еще в Литве, и псковичи, ничего не зная, не могли
приготовиться: Витовт взял город Коложе и вывел 11000 пленных, мужчин,
женщин и детей, не считая уже убитых; потом стоял два дня под другим
городом, Вороначем, где литовцы накидали две лодки мертвых детей: такой
гадости, говорит летописец, не бывало с тех пор, как Псков стал. Между тем
псковичи послали в Новгород просить помощи, и новгородцы прислали к ним
полки с тремя воеводами; но Витовт уже вышел из русских пределов. Псковичи
вздумали отомстить ему походом в его владения и звали с собою новгородцев:
"Пойдемте, господа, с нами на Литву мстить за кровь христианскую"; но
воеводы новгородские побоялись затрагивать страшного литовского князя и
отвечали псковичам: "Нас владыка не благословил идти на Литву, и Новгород
нам не указал, а идем с вами на немцев". Псковичи рассердились, отправили
новгородцев домой, а сами выступили в поход, повоевали Ржеву, в Великих
Луках взяли стяг Коложский, бывший в плену у Литвы, и возвратились с
добычею. Мало этого, в 1406 году псковичи подняли всю свою область и пошли к
Полоцку, под которым стояли трое суток.
Но ни псковичи, ни новгородцы не надеялись одними собственными силами
управиться с Витовтом и потому послали просить защиты у московского князя.
Мы не знаем, какие были уговоры у Василия Дмитриевича с Витовтом
относительно Смоленска, уже прежде принадлежавшего литовскому князю; нет
ничего странного, что Москва действовала нерешительно в смоленском деле. Но
нападение на псковские волости показывало ясно, что Витовт, ободренный
вторичным взятием Смоленска, не хочет удовольствоваться этим одним
примыслом, и московский князь не хотел ему уступать Пскова и Новгорода:
Василий разорвал мир с тестем за псковскую обиду, отправил брата Петра в
Новгород; потом, сложивши вместе с тверским князем крестное целование к
Витовту, собрал полки и послал их в Литовскую землю: они приступали к
Вязьме, Серпейску и Козельску, но безуспешно. Витовт за это велел перебить
всех москвичей, находившихся в его владениях; но здесь уже отозвался разрыв
с московским князем: до сих пор те из южных русинов и литвинов, которые были
недовольны новым порядком вещей, начавшим утверждаться со времени соединения
Литвы с Польшею, должны были сдерживать свое неудовольствие, ибо негде было
искать помощи, кроме иноверного Ордена: сильный единоверный московский князь
находился постоянно в союзе с Витовтом. Но когда этот союз переменился на
вражду, то недовольным литовским открылось убежище в Москве: первый приехал
из Литвы на службу к великому князю московскому князь Александр Нелюб, сын
князя Ивана Ольгимантовича, и с ним много литвы и поляков; Василий
Димитриевич принял его с любовью и дал ему в кормление Переяславль. С обеих
сторон, и в Москве и в Литве, собирали большое войско, и осенью 1406 года
московский князь выступил в поход и остановился на реке Плаве, близ
Кропивны, куда пришли к нему на помощь полки тверские с четырьмя князьями и
татарские от хана Шадибека. Литовский князь также вышел навстречу к зятю с
сильным войском, поляками и жмудью, но, по обычаю, битвы между ними не было:
князья начали пересылаться, заключили перемирие до следующего года и
разошлись, причем татары, уходя, пограбили русские области.
В 1407 году литовцы начали неприятельские действия, взявши Одоев.
Московский князь пошел опять с большим войском на Литовскую землю, взял и
сжег город Дмитровец; но, встретившись с тестем у Вязьмы, опять заключил
перемирие, и оба князя разошлись по домам. В следующем году отъехал из Литвы
в Москву родной брат короля Ягайла, северский князь Свидригайло Олгердович,
постоянный соперник Витовта, и соперник опасный, потому что пользовался
привязанностию православного народонаселения в Южной Руси. Свидригайло
приехал не один; с ним приехал владыка черниговский, шесть князей
Юго-Западной Руси и множество бояр черниговских и северских. Московский
князь не знал, чем изъявить свое радушие знаменитому выходцу: он дал
Свидригайлу в кормление город Владимир со всеми волостями и пошлинами,
селами и хлебами земляными и стоячими, также Переяславль (взятый,
следовательно, у князя Нелюба), Юрьев Польский, Волок Ламский, Ржеву и
половину Коломны. В июле приехал Свидригайло, в сентябре Василий с полками
своими и татарскими уже стоял на границах, на берегу Угры, а на другом
берегу этой реки стоял Витовт с Литвою, поляками, немцами и жмудью. Но и тут
битвы не было: постоявши много дней друг против друга, князья заключили мир
и разошлись.
Витовт был сдержан: после мира на Угре, во все остальное время княжения
Василиева, он не обнаруживал больше неприятельских замыслов ни против
Москвы, ни против Новгорода и Пскова. Во время войны между князьями
московским и литовским новгородцы, по обычаю, не хотели быть ни за того, ни
за другого: не отступали от Москвы и между тем держали у себя на пригородах
князя Симеона-Лугвения Олгердовича, присяжника Ягайлова. Напрасно после того
Ягайло и Витовт уговаривали новгородцев заключить тесный союз с Польшею и
Литвою и воевать вместе с немцами; те не соглашались, причем высказалась уже
главная причина, которая будет постоянно препятствовать тесному союзу
Новгорода с Гедиминовичами: последние уже были латины, поганые. В 1411 году
Симеон-Лугвений, видя, что мало пользы служить на пригородах новгородских,
уехал в Литву, свел и наместников своих, и в начале следующего года Ягайло,
Витовт и Лугвений разорвали всякий союз с новгородцами, прислали им взметные
грамоты и велели сказать: "Что было вам взяться служить нам, разорвать мир с
немцами, с нами стать заодно и закрепиться на обе стороны в запас;
пригодился бы этот союз - хорошо; а не пригодился, так ничего бы дурного не
было; мы к вам посылали бояр своих Немира и Зиновья Братошича спросить вас,
стоите ли в прежнем договоре? И вы отвечали Немиру: "Не может Новгород
исполнить королевского требования: как он с литовским князем мирен, так и с
немцами мирен". Мы князя Лугвения вывели от вас к себе, с немцами заключили
мир вечный, и с венграми, и со всеми нашими соседями (граничниками), а вы
слово свое забыли, да еще ваши люди нас бранили и бесчестили, погаными
звали; кроме того, вы приняли нашего врага, сына смоленского князя".
Лугвений велел прибавить: "Держали вы меня у себя хлебокормлением, а теперь
старшим моим братьям, королю и Витовту, это не любо и мне не любо, потому
что я с ними один человек, и с меня крестное целование долой". Войны,
однако, у Новгорода с Литвою не было: в 1414 году новгородские послы ездили
в Литву и заключили с Витовтом мир по старине; псковичи же заключили мир с
литовским князем еще в 1409 году по старине, на псковской воле, по
докончанию великого князя Василия Димитриевича; следовательно, при
заключении мира на Угре московский князь выговорил у Витовта и мир со
Псковом. Но в 1418 году Витовт писал к великому магистру Немецкого ордена,
поднимая его против псковичей; магистр отговаривался тем, что у Ордена со
Псковом заключен десятилетний мир; Витовт возражал, что Орден учрежден для
постоянной борьбы с неверными и, следовательно, должен помогать ему,
Витовту, как единоверному государю против неверных псковичей; представлял в
пример собственное поведение: в прошлом году московский великий князь
прислал звать его на немцев, но он не согласился. Неизвестно, потому ли
Витовт хотел поднять Орден на псковичей, что сам не мог напасть на них без
нарушения договора с Москвою; известно только то, что войны со Псковом не
было.
Витовт был сдержан; но на северо-востоке не умели понять необходимости
войны с литовским князем; видели вооружения сильные, но с первого взгляда
бесполезные, видели странную борьбу, кончившуюся как будто ничем; сильно
досадовали, что иноплеменнику Свидригайлу дано так много богатых волостей;
всего больше боялись и ненавидели татар: от них опасались вредных замыслов,
и вот действительно Эдигей страшно опустошил московские владения. "Эдигей, -
по мнению летописца, - ссорил тестя с зятем, чтоб они тратили свои силы в
борьбе и тем легче стали бы добычею татар; Эдигей посылал в Москву к
великому князю Василию, побуждая его на Витовта, давая ему помощь свою, а
князья и бояре и все думцы великокняжеские и вся Москва радовались Эдигеевой
любви к Василию Дмитриевичу и говорили: "Вся Орда в воле великого князя,
кого хочет воюет". Вот и начали воевать Литву, водя с собою рать татарскую,
а Литва воевала москвичей, крови лилось много. Татары обогащались добычею, а
московские бояре, воеводы и вельможи веселились. Но старикам старым это не
нравилось: не добра дума бояр наших, говорили они, что приводят на помощь к
себе татар, нанимают их серебром и золотом; не оттого ли в старину Киеву и
Чернигову приключились большие напасти и беды? И там братья воевали друг с
другом, поднимая половцев на помощь; а половцы, рассмотревши весь наряд и
всю крепость князей наших, потом их всех одолевали.
Что, если и теперь то же случится? Князь великий Василий Димитриевич
воевал с тестем своим, великим князем Витовтом Кейстутовичем, утомились и
заключили перемирие; а вражда между ними умножилась, и оба понесли много
убытков и томления. Не было в то время на Москве бояр старых, но молодые обо
всем советовали, радуясь войне и кровопролитию, а между тем Эдигей
беспрестанно ссорил князей, рассматривая весь русский наряд и все войско,
дожидаясь удобного времени, когда бы напасть на Русь. В это время прислал в
Москву к великому князю Свидригайло Олгердович, желая с ним вместе воевать
Литву. Свидригайло был верою лях, но устроен к брани, муж храбрый и крепкий
на ополчение; обрадовался ему князь великий со всеми боярами своими, дали
ему городов много, чуть-чуть не половину всего княжения Московского и даже
славный город Владимир, где соборная златоверхая церковь Пречистой
богородицы: и это все ляху-пришельцу дано было; оттого и многие беды
постигли нас: храбрый князь Свидригайло Олгердович и храброе его воинство
смутились и испугались, как дети малые, во время Эдигеева нашествия и
обратились в бегство".
Так рассуждает летописец. Свидригайло действительно не оправдал надежд
великого князя, хотя, быть может, союз этого Олгердовича с московским князем
и заставил Витовта ускорить заключением мира с последним. Свидригайло не мог
быть доволен таким окончанием войны, которое нисколько не изменяло его
положения к лучшему относительно Литвы: ему не удалось свергнуть Витовта с
московскою помощию. Вот почему он вошел в тесную дружбу с братом великого
князя Юрием, который уже тогда был в размолвке с Василием, не желая уступать
старшинства племяннику; этим объясняется поступок Свидригайла, который во
время Эдигеева нашествия не оказал великому князю никакой помощи и скоро
отъехал назад в Литву (1409 г.), обнаружив свою вражду к Москве тем, что на
дороге ограбил Серпухов.
Неизвестно, чего надеялся Свидригайло в Литве; известно только то, что
по приезде своем сюда он был схвачен в Кременце, заключен в темницу Ягайлом
и Витовтом и пробыл в цепях около девяти лет: только в 1418 году он был
освобожден острожским князем и убежал в Венгрию. Но заключение Свидригайла
не могло положить конца волнениям в Литве и Руси, ибо эти волнения зависели
не от личности одного человека, но от взаимных отношений двух или трех
народов, приведенных в неожиданную связь одним случайным обстоятельством.
Следя за отношениями московского князя к литовскому, мы видели обширные
мужеством, что магистр, потеряв треть войска, множество лошадей и снарядов,
принужден был снять осаду и заключить мир с Витовтом, чтоб только
беспрепятственно выйти из Литвы. Мир с немцами дал Витовту возможность
обратить внимание на восток и примыслить важную волость Смоленскую. В
Смоленске происходила в это время сильная усобица между князем Юрием
Святославичем и братьями его за уделы и за то, что ни один брат не хотел
служить другому. Князь Юрий был принужден уехать из Смоленска к тестю своему
князю Олегу рязанскому, а Витовт спешил воспользоваться этим
обстоятельством, ибо удаление Юрия не примирило остальных Святославичей;
литовский князь распустил слух, что идет на татар, - вместо того вдруг
явился под Смоленском. Один из князей, Глеб Святославич, выехал к нему
навстречу с небольшою дружиною, был принят с честию, отпущен с миром, причем
Витовт велел сказать остальным князьям: "Чтоб вам, всем князьям братьям,
выехать ко мне с любовию, по охранной грамоте (по опасу); слышал я, что
между вами нет единства и вражда большая; так если будет между вами какой
спор, то вы сошлитесь на меня как на третьего, и я вас рассужу справедливо".
Смоленские князья обрадовались, что нашелся беспристрастный третий судья,
который рассудит их по всей справедливости и разделит им вотчину по жребию:
все они собрались и поехали к Витовту с дарами; но Витовт, взявши дары,
велел перехватать всех князей и отослал их в Литву, потом подступил к
городу, пожег посады, взял крепость и посадил здесь своих наместников (1395
г.).
Но старший из смоленских князей, Юрий, оставался на свободе, в Рязани,
и в конце 1395 года тесть его Олег вместе с ним и другими князьями опустошил
литовские владения; но еще не успел Олег возвратиться в Рязань, как услыхал,
что Витовт пустошит его собственные волости. Тогда, оставив свою добычу в
надежном месте, Олег ударил врасплох на литовцев, рассеявшихся для грабежа,
и поразил их; Витовт испугался и ушел домой. Великий князь московский при
всех этих событиях явно держал сторону тестя: в 1396 году он ездил на
свидание с ним в Смоленск, праздновал здесь пасху, я когда рязанский князь
снова вошел с полками в землю Литовскую и осадил Любутск, то Василий
отправил к нему посла и отвел его от того города. Потом, когда Витовт вошел
в рязанские владения и пролил здесь кровь, как воду, по выражению летописей,
и людей побивал, сажая их улицами, то из Москвы не было ему никакого
препятствия, напротив, зять встретил его в Коломне, поднес дары и оказал
большую честь. Мы видели, что в 1397 году оба князя, и московский и
литовский, заодно посылали требовать от новгородцев, чтоб те разорвали мир с
немцами; но тогда же московский князь мог узнать, какого союзника он имел в
своем тесте, ибо в то же время Витовт требовал от новгородцев, чтобы те
поддались ему; получивши отказ, он послал в 1399 году в Новгород грамоту
разметную (объявление войны) и велел сказать новгородцам: "Вы меня
обесчестили: что было вам мне поддаться, а мне было вашим князем великим
быть и вас оборонять: но вы мне не поддались". Но не один Витовт объявлял
свои притязания на Новгород: еще в 1389 году приехал туда князь
Симеон-Лугвений Олгердович, был принят новгородцами с честию и за эту честь
дал брату своему королю Ягайлу следующую запись: "Так как господин Владислав
(Ягайло), король польский, литовский, русский и иных земель многих
господарь, поставил нас опекуном над мужами и людьми Великого Новгорода, то
мы королю и Ядвиге королеве вместе с новгородцами обещались и обещаемся,
пока держим Новгород в нашей опеке, быть при короне Польской и никогда не
отступать от нее".
Намерение Витовта овладеть Новгородом обнаруживается и в договоре его с
Орденом в 1398 году; здесь Витовт обещался Ордену помогать ему в завоевании
Пскова, за что Орден с своей стороны обязался помогать Витовту в завоевании
Великого Новгорода. Но война с последним была отложена, потому что Витовт
обратил внимание на дела ордынские, вмешательство в которые обещало ему
выгоды более важные. По удалении Тамерлана на юг Тохтамыш попытался было
снова утвердиться в Золотой Орде, но был изгнан ханом Темир-Кутлуем
(Kotlogh-Timur) и отдался в покровительство Витовту, который обещал ему
возвратить Кипчак с тем, чтобы Тохтамыш потом помог ему овладеть Москвою.
В 1399 году Витовт собрал огромное войско; кроме руси, литвы, жмуди и
татар Тохтамышевых здесь были полки волошские, польские и немецкие, ибо и
находившийся тогда в мире с Витовтом великий магистр Ордена прислал ему
отряд войска; одних князей летописцы насчитывают до пятидесяти. Перед
выступлением в поход к Витовту явились послы от Темира-Кутлуя. "Выдай мне
беглого Тохтамыша, - велел сказать ему хан, - он мой враг, не могу
оставаться в покое, зная, что он жив и у тебя живет, потому что изменчива
жизнь наша: нынче хан, а завтра беглец, нынче богат, завтра нищий, нынче
много друзей, а завтра все враги. Я боюсь и своих, не только что чужих, а
хан Тохтамыш чужой мне и враг мой, да еще злой враг; так выдай мне его, а
что ни есть около его, то все тебе". Витовт велел отвечать на это: "Хана
Тохтамыша не выдам, а с ханом Темир-Кутлуем хочу видеться сам". На берегах
Ворсклы произошло это свидание, в поле чистом, в земле Татарской. Но перед
битвою начались опять переговоры; Темир-Кутлуй послал сказать Витовту:
"Зачем ты на меня пошел? Я твоей земли не брал, ни городов, ни сел твоих".
Витовт велел отвечать: "Бог покорил мне все земли, покорись и ты мне, будь
мне сыном, а я тебе буду отцом, и давай мне всякий год дани и оброки; если
же не хочешь быть сыном, так будешь рабом, и вся орда твоя будет предана
мечу". Испуганный хан соглашался на все требования Витовта, который, видя
такую уступчивость, начал требовать, чтоб на деньгах ордынских чеканилось
клеймо литовского князя; хан просил три дня срока подумать. Но в это время
пришел к нему Эдигей; старик, узнавши об условиях, сказал хану: "Лучше нам
умереть, чем согласиться на них", - и послал к Витовту требовать личных
переговоров; литовский князь выехал на берег Ворсклы, и Эдигей стал ему
говорить с другого берега: "По праву взял ты нашего хана в сыновья, потому
что ты стар, а он молод; но я старше еще тебя, так следует тебе быть моим
сыном, дани давать каждый год, клеймо мое чеканить на литовских деньгах".
Витовт рассвирепел и велел немедленно полкам своим сходиться на битву.
Сначала полки Витовтовы схватились с полками Эдигеевыми; с обеих сторон
стреляли из самострелов и пищалей; но пушки и пищали плохо действовали в
чистом поле. Несмотря на то, Витовтова рать крепко боролась, падали стрелы
как дождь, и стали полки Витовтовы перемогать князя Эдигея. Но в это время
обошли кругом полки Темир-Кутлуевы, вступили в битву и одолели силу
литовскую. Тохтамыш первый обратился в бегство и в этом бегстве много народа
побрал и много Литовской земли пограбил. Победители взяли весь обоз Витовта,
который едва успел убежать с небольшою дружиною; татары гнались за ним
пятьсот верст до самого Киева: ставши под этим городом, Темир-Кутлуй
распустил свою силу воевать Литовскую землю, и ходила татарская рать до
самого Луцка, опустошив все на своем пути. Киев откупился тремя тысячами
рублей, причем Печерский монастырь заплатил от себя 30 рублей, и хан ушел в
степи, оставив Литовскую землю в плаче и скудости: летописец насчитывает
между убитыми с лишком 20 князей.
Битва Куликовская возвестила падение татарского владычества в Восточной
Европе; Мамай пришел на Дон с целию напомнить Руси Батыя, восстановить
порядок вещей, утвердившийся после сражения при Сити; Мамай был побежден, и
битва при Ворскле показала ясно следствия этой победы: Темир-Кутлуй пришел
не нападать, но защищаться от замыслов одного из государей Восточной Европы:
унизительные условия, которые он соглашался принять, показывают всего лучше
перемену отношений; татары победили, но какие же были следствия этой победы?
Опустошение некоторой части литовских владений - и только! Темир-Кутлуй
должен был удовольствоваться тем, что освободился от страха пред Тохтамышем.
Важность битвы при Ворскле для судеб Восточной Европы не подлежит сомнению:
конечно, нельзя нисколько утверждать, что торжество Витовта и Тохтамыша над
Темир-Кутлуем имело бы необходимым следствием подчинение Москвы и остальных
княжений Восточной Руси Витовту; но нельзя также не признать, что опасность
Москве от этого торжества грозила большая.
Витовт приутих и заключил с новгородцами мир по старине в 1400 году. В
то же время и смольняне, которым тяжко было господство литовское, завели
сношения с родным князем своим, Юрием Святославичем, жившим по-прежнему у
тестя в Рязани.
Юрий пришел к Олегу и стал говорить ему со слезами: "Пришли ко мне
послы из Смоленска от доброхотов моих, говорят, что многие хотят меня видеть
на отчине и дедине моей; сотвори, господин, христову любовь, помоги, посади
меня на отчине и дедине моей, на великом княжении Смоленском". И вот в 1401
году Олег вместе с Юрием, князьями пронским, муромским и козельским
отправился к Смоленску: время он улучил удобное, говорит летописец, потому
что Витовт оскудел тогда до конца людьми после побоища при Ворскле, и в
Смоленске была крамола: одни хотели здесь Витовта, а другие многие - своего
отчича, старинного князя Юрия. Пришедши под Смоленск, Олег велел повестить
его жителям: "Если не отворите города и не примете господина вашего, князя
Юрия, то буду стоять здесь долго и предам вас мечу и огню; выбирайте между
животом и смертию". Смольняне сдались, и многие из них были рады князю
своему Юрию, но другие ненавидели его. Вошедши в город, Юрий начал тем, что
убил Витовтова наместника, князя Романа Михайловича брянского, с его
боярами, а потом перебил и смоленских бояр, преданных Витовту, Олег,
возвративши зятю его отчину, не был этим доволен, но вошел со всем войском в
литовские владения и возвратился оттуда с большою добычею. В августе месяце
утвердился в Смоленске Юрий, а осенью того же года Витовт уже стоял с
полками под этим городом, где поднялась сторона, ему преданная; но
противники Литвы осилили, перебили много ее приверженцев, и Витовт,
простоявши четыре недели понапрасну, заключил перемирие и отступил от
Смоленска. Следующий 1402 год был счастливее для Витовта: сын рязанского
князя Родослав Ольгович пошел на Брянск, но у Любутска встретили его двое
князей Гедиминовичей - Симеон-Лугвений Олгердович и Александр Патрикиевич
стародубский, разбили его и взяли в плен; три года просидел он в тяжком
заключении у Витовта, наконец отпущен в Рязань за 3000 рублей. В 1403 году
победитель Родослава Лугвений взял Вязьму, а в 1404 сам Витовт опять осадил
Смоленск, и опять неудачно: три месяца стоял он под городом, много трудился
и бил пушками, но взять не мог и, опустошив окрестности, ушел в Литву,
Смоленский князь Юрий видел, однако, что один он не в состоянии противиться
Витовту, который показывал ясно намерение овладеть во что бы то ни стало
Смоленском, внутри которого была у него сильная сторона; Олег рязанский умер
(1402 г.), следовательно, отсюда нечего было ожидать помощи. Оставался
только один русский князь, могший поспорить с Витовтом, то был князь
московский, но последний, зять Витовта, до сих пор был с ним в постоянном
союзе; трудно было надеяться и отсюда помощи бескорыстной; Юрий видел, что
из двух подданств надобно выбрать менее тяжкое, и потому, взявши опасную
грамоту, приехал в Москву и стал умолять Василия Дмитриевича о помощи. "Тебе
все возможно, - говорил он, - потому что он тебе тесть, и дружба между вами
большая, помири и меня с ним, чтоб не обижал меня. Если же он ни слез моих,
ни твоего дружеского совета не послушает, то помоги мне, бедному, не отдавай
меня на съедение Витовту, если же и этого не хочешь, то возьми город мой за
себя; владей лучше ты им, а не поганая Литва". Василий обещался помочь ему,
но медлил; в некоторых источниках эта медленность объясняется
доброжелательством московского князя к тестю, хотя она может, естественно,
объясняться и без этого. Как бы то ни было, в то время, когда медлили в
Москве, в Смоленске и Литве не теряли времени: бояре смоленские,
доброжелательствовавшие Витовту, послали сказать ему, чтоб шел как можно
скорее к их городу, прежде чем придет Юрий с помощию московскою. Витовт
явился, и бояре сдали ему город вместе с женою Юрьевою, дочерью Олега
рязанского. Витовт отослал княгиню в Литву вместе с некоторыми боярами,
других бояр, самых сильных себе противников, казнил смертию, посадил в
городе своих наместников, а жителям дал большие льготы, отводя их тем от
князя Юрия, чтоб земля Смоленская не хотела последнего и не любила. В Москве
сильно рассердились или по крайней мере показали вид, что рассердились,
когда узнали о сдаче Смоленска; желая, как видно, сложить всю вину на самого
Юрия и поскорее освободиться от него, Василий сказал ему: "Приехал ты сюда с
обманом, приказавши смольнянам сдаться Витовту", и Юрий, видя гнев
московского князя, уехал в Новгород, где жители приняли его и дали
тринадцать за городов; Юрий и новгородцы целовали друг другу крест - не
разлучаться ни в жизни, ни в смерти; если пойдут какие иноплеменники на
Новгород ратью, то обороняться от них князю Юрию с новгородцами заодно. Так
пало знаменитое княжество Ростиславичей, отчина Мстислава!
Новгородцы, заключая договор с князем Юрием против иноплеменников, по
всем вероятностям, имели в виду самого опасного из этих иноплеменников,
князя литовского. И действительно, в следующем же 1405 году Витовт, пославши
объявление войны в Новгород, сам пошел с войском в Псковскую волость, тогда
как псковский посол жил еще в Литве, и псковичи, ничего не зная, не могли
приготовиться: Витовт взял город Коложе и вывел 11000 пленных, мужчин,
женщин и детей, не считая уже убитых; потом стоял два дня под другим
городом, Вороначем, где литовцы накидали две лодки мертвых детей: такой
гадости, говорит летописец, не бывало с тех пор, как Псков стал. Между тем
псковичи послали в Новгород просить помощи, и новгородцы прислали к ним
полки с тремя воеводами; но Витовт уже вышел из русских пределов. Псковичи
вздумали отомстить ему походом в его владения и звали с собою новгородцев:
"Пойдемте, господа, с нами на Литву мстить за кровь христианскую"; но
воеводы новгородские побоялись затрагивать страшного литовского князя и
отвечали псковичам: "Нас владыка не благословил идти на Литву, и Новгород
нам не указал, а идем с вами на немцев". Псковичи рассердились, отправили
новгородцев домой, а сами выступили в поход, повоевали Ржеву, в Великих
Луках взяли стяг Коложский, бывший в плену у Литвы, и возвратились с
добычею. Мало этого, в 1406 году псковичи подняли всю свою область и пошли к
Полоцку, под которым стояли трое суток.
Но ни псковичи, ни новгородцы не надеялись одними собственными силами
управиться с Витовтом и потому послали просить защиты у московского князя.
Мы не знаем, какие были уговоры у Василия Дмитриевича с Витовтом
относительно Смоленска, уже прежде принадлежавшего литовскому князю; нет
ничего странного, что Москва действовала нерешительно в смоленском деле. Но
нападение на псковские волости показывало ясно, что Витовт, ободренный
вторичным взятием Смоленска, не хочет удовольствоваться этим одним
примыслом, и московский князь не хотел ему уступать Пскова и Новгорода:
Василий разорвал мир с тестем за псковскую обиду, отправил брата Петра в
Новгород; потом, сложивши вместе с тверским князем крестное целование к
Витовту, собрал полки и послал их в Литовскую землю: они приступали к
Вязьме, Серпейску и Козельску, но безуспешно. Витовт за это велел перебить
всех москвичей, находившихся в его владениях; но здесь уже отозвался разрыв
с московским князем: до сих пор те из южных русинов и литвинов, которые были
недовольны новым порядком вещей, начавшим утверждаться со времени соединения
Литвы с Польшею, должны были сдерживать свое неудовольствие, ибо негде было
искать помощи, кроме иноверного Ордена: сильный единоверный московский князь
находился постоянно в союзе с Витовтом. Но когда этот союз переменился на
вражду, то недовольным литовским открылось убежище в Москве: первый приехал
из Литвы на службу к великому князю московскому князь Александр Нелюб, сын
князя Ивана Ольгимантовича, и с ним много литвы и поляков; Василий
Димитриевич принял его с любовью и дал ему в кормление Переяславль. С обеих
сторон, и в Москве и в Литве, собирали большое войско, и осенью 1406 года
московский князь выступил в поход и остановился на реке Плаве, близ
Кропивны, куда пришли к нему на помощь полки тверские с четырьмя князьями и
татарские от хана Шадибека. Литовский князь также вышел навстречу к зятю с
сильным войском, поляками и жмудью, но, по обычаю, битвы между ними не было:
князья начали пересылаться, заключили перемирие до следующего года и
разошлись, причем татары, уходя, пограбили русские области.
В 1407 году литовцы начали неприятельские действия, взявши Одоев.
Московский князь пошел опять с большим войском на Литовскую землю, взял и
сжег город Дмитровец; но, встретившись с тестем у Вязьмы, опять заключил
перемирие, и оба князя разошлись по домам. В следующем году отъехал из Литвы
в Москву родной брат короля Ягайла, северский князь Свидригайло Олгердович,
постоянный соперник Витовта, и соперник опасный, потому что пользовался
привязанностию православного народонаселения в Южной Руси. Свидригайло
приехал не один; с ним приехал владыка черниговский, шесть князей
Юго-Западной Руси и множество бояр черниговских и северских. Московский
князь не знал, чем изъявить свое радушие знаменитому выходцу: он дал
Свидригайлу в кормление город Владимир со всеми волостями и пошлинами,
селами и хлебами земляными и стоячими, также Переяславль (взятый,
следовательно, у князя Нелюба), Юрьев Польский, Волок Ламский, Ржеву и
половину Коломны. В июле приехал Свидригайло, в сентябре Василий с полками
своими и татарскими уже стоял на границах, на берегу Угры, а на другом
берегу этой реки стоял Витовт с Литвою, поляками, немцами и жмудью. Но и тут
битвы не было: постоявши много дней друг против друга, князья заключили мир
и разошлись.
Витовт был сдержан: после мира на Угре, во все остальное время княжения
Василиева, он не обнаруживал больше неприятельских замыслов ни против
Москвы, ни против Новгорода и Пскова. Во время войны между князьями
московским и литовским новгородцы, по обычаю, не хотели быть ни за того, ни
за другого: не отступали от Москвы и между тем держали у себя на пригородах
князя Симеона-Лугвения Олгердовича, присяжника Ягайлова. Напрасно после того
Ягайло и Витовт уговаривали новгородцев заключить тесный союз с Польшею и
Литвою и воевать вместе с немцами; те не соглашались, причем высказалась уже
главная причина, которая будет постоянно препятствовать тесному союзу
Новгорода с Гедиминовичами: последние уже были латины, поганые. В 1411 году
Симеон-Лугвений, видя, что мало пользы служить на пригородах новгородских,
уехал в Литву, свел и наместников своих, и в начале следующего года Ягайло,
Витовт и Лугвений разорвали всякий союз с новгородцами, прислали им взметные
грамоты и велели сказать: "Что было вам взяться служить нам, разорвать мир с
немцами, с нами стать заодно и закрепиться на обе стороны в запас;
пригодился бы этот союз - хорошо; а не пригодился, так ничего бы дурного не
было; мы к вам посылали бояр своих Немира и Зиновья Братошича спросить вас,
стоите ли в прежнем договоре? И вы отвечали Немиру: "Не может Новгород
исполнить королевского требования: как он с литовским князем мирен, так и с
немцами мирен". Мы князя Лугвения вывели от вас к себе, с немцами заключили
мир вечный, и с венграми, и со всеми нашими соседями (граничниками), а вы
слово свое забыли, да еще ваши люди нас бранили и бесчестили, погаными
звали; кроме того, вы приняли нашего врага, сына смоленского князя".
Лугвений велел прибавить: "Держали вы меня у себя хлебокормлением, а теперь
старшим моим братьям, королю и Витовту, это не любо и мне не любо, потому
что я с ними один человек, и с меня крестное целование долой". Войны,
однако, у Новгорода с Литвою не было: в 1414 году новгородские послы ездили
в Литву и заключили с Витовтом мир по старине; псковичи же заключили мир с
литовским князем еще в 1409 году по старине, на псковской воле, по
докончанию великого князя Василия Димитриевича; следовательно, при
заключении мира на Угре московский князь выговорил у Витовта и мир со
Псковом. Но в 1418 году Витовт писал к великому магистру Немецкого ордена,
поднимая его против псковичей; магистр отговаривался тем, что у Ордена со
Псковом заключен десятилетний мир; Витовт возражал, что Орден учрежден для
постоянной борьбы с неверными и, следовательно, должен помогать ему,
Витовту, как единоверному государю против неверных псковичей; представлял в
пример собственное поведение: в прошлом году московский великий князь
прислал звать его на немцев, но он не согласился. Неизвестно, потому ли
Витовт хотел поднять Орден на псковичей, что сам не мог напасть на них без
нарушения договора с Москвою; известно только то, что войны со Псковом не
было.
Витовт был сдержан; но на северо-востоке не умели понять необходимости
войны с литовским князем; видели вооружения сильные, но с первого взгляда
бесполезные, видели странную борьбу, кончившуюся как будто ничем; сильно
досадовали, что иноплеменнику Свидригайлу дано так много богатых волостей;
всего больше боялись и ненавидели татар: от них опасались вредных замыслов,
и вот действительно Эдигей страшно опустошил московские владения. "Эдигей, -
по мнению летописца, - ссорил тестя с зятем, чтоб они тратили свои силы в
борьбе и тем легче стали бы добычею татар; Эдигей посылал в Москву к
великому князю Василию, побуждая его на Витовта, давая ему помощь свою, а
князья и бояре и все думцы великокняжеские и вся Москва радовались Эдигеевой
любви к Василию Дмитриевичу и говорили: "Вся Орда в воле великого князя,
кого хочет воюет". Вот и начали воевать Литву, водя с собою рать татарскую,
а Литва воевала москвичей, крови лилось много. Татары обогащались добычею, а
московские бояре, воеводы и вельможи веселились. Но старикам старым это не
нравилось: не добра дума бояр наших, говорили они, что приводят на помощь к
себе татар, нанимают их серебром и золотом; не оттого ли в старину Киеву и
Чернигову приключились большие напасти и беды? И там братья воевали друг с
другом, поднимая половцев на помощь; а половцы, рассмотревши весь наряд и
всю крепость князей наших, потом их всех одолевали.
Что, если и теперь то же случится? Князь великий Василий Димитриевич
воевал с тестем своим, великим князем Витовтом Кейстутовичем, утомились и
заключили перемирие; а вражда между ними умножилась, и оба понесли много
убытков и томления. Не было в то время на Москве бояр старых, но молодые обо
всем советовали, радуясь войне и кровопролитию, а между тем Эдигей
беспрестанно ссорил князей, рассматривая весь русский наряд и все войско,
дожидаясь удобного времени, когда бы напасть на Русь. В это время прислал в
Москву к великому князю Свидригайло Олгердович, желая с ним вместе воевать
Литву. Свидригайло был верою лях, но устроен к брани, муж храбрый и крепкий
на ополчение; обрадовался ему князь великий со всеми боярами своими, дали
ему городов много, чуть-чуть не половину всего княжения Московского и даже
славный город Владимир, где соборная златоверхая церковь Пречистой
богородицы: и это все ляху-пришельцу дано было; оттого и многие беды
постигли нас: храбрый князь Свидригайло Олгердович и храброе его воинство
смутились и испугались, как дети малые, во время Эдигеева нашествия и
обратились в бегство".
Так рассуждает летописец. Свидригайло действительно не оправдал надежд
великого князя, хотя, быть может, союз этого Олгердовича с московским князем
и заставил Витовта ускорить заключением мира с последним. Свидригайло не мог
быть доволен таким окончанием войны, которое нисколько не изменяло его
положения к лучшему относительно Литвы: ему не удалось свергнуть Витовта с
московскою помощию. Вот почему он вошел в тесную дружбу с братом великого
князя Юрием, который уже тогда был в размолвке с Василием, не желая уступать
старшинства племяннику; этим объясняется поступок Свидригайла, который во
время Эдигеева нашествия не оказал великому князю никакой помощи и скоро
отъехал назад в Литву (1409 г.), обнаружив свою вражду к Москве тем, что на
дороге ограбил Серпухов.
Неизвестно, чего надеялся Свидригайло в Литве; известно только то, что
по приезде своем сюда он был схвачен в Кременце, заключен в темницу Ягайлом
и Витовтом и пробыл в цепях около девяти лет: только в 1418 году он был
освобожден острожским князем и убежал в Венгрию. Но заключение Свидригайла
не могло положить конца волнениям в Литве и Руси, ибо эти волнения зависели
не от личности одного человека, но от взаимных отношений двух или трех
народов, приведенных в неожиданную связь одним случайным обстоятельством.
Следя за отношениями московского князя к литовскому, мы видели обширные