Страница:
утвердили начальником отдела заграждения и минирования Управления
военно-инженернойподготовкиГлавноговоенно-инженерного управления РККА.
Новая должность волновала и радовала.
Опыт войны с белофиннами убедительно доказал, что даже самые
примитивные, но умело поставленные мины способны наносить наступающим
войскам ощутимый урон, затруднять использование путей сообщения и уцелевших
зданий. Хотелось верить, что этот опыт положит конец недооценке минных
заграждений, откроет большие перспективы в нашей работе.
С такими мыслями я и явился для представления к начальнику Главного
военно-инженерного управления Красной Армии Герою Советского Союза
генерал-майору Аркадию Федоровичу Хренову, с которым не раз встречался на
Карельском перешейке. Невысокая его фигура часто появлялась тогда в самых
гиблых местах.
Генерал встретил меня приветливой улыбкой:
-- Гора с горой, как говорится... Садитесь, Илья Григорьевич.
Потолкуем.
В июне 1940 года Инженерное управление Красной Армии начало
переформировываться в Главное военно-инженерное управление (ГВИУ). За
незначительной, казалось бы, переменой в наименовании скрывался важный
смысл. На плечи А. Ф. Хренова легла тяжелая забота о преодолении отставания
наших инженерных войск в техническом оснащении и специальной подготовке.
А. Ф. Хренов хорошо знал цену минновзрывным заграждениям и,
разрабатывая штаты ГВИУ, предусмотрел создание двух самостоятельных отделов:
отдела заграждений и отдела электротехники. Однако нашлись люди,
которые усмотрели в этом излишество. Вместо двух отделов, способных в
короткий срок выполнить большой объем неотложных работ, был образован лишь
один относительно небольшой отдел заграждений и минирования в составе
Управления подготовки. Его-то я и должен был возглавить.
Аркадий Федорович сразу поставил передо мной несколько конкретных
задач. Они все вытекали из одной главной -- быстрее ликвидировать наше
отстав-вание в технике минирования и разминирования.
Работать с Аркадием Федоровичем было легко и приятно. Мы приступили к
обновлению существовавших и созданию новых наставлений и инструкций, в том
числе Положения по устройству оперативных заграждений. Утверждение этого
документа Наркомом обороны позволяло сполна обеспечить войска минноподрывным
имуществом и создать необходимые запасы его на складах.
Работа велась весьма интенсивно, но время -- увы! -- бежало еще
быстрее. Международная обстановка все усложнялась.
Наша страна уже вплотную соприкасалась на западе с сильной военной
машиной фашистской Германии, подмявшей Австрию, Польшу, Чехословакию,
Норвегию, Бельгию, Голландию, Данию, а потом И Францию. Союзница Германии --
Италия -- хозяйничала в Абиссинии. Угроза вторжения нависла над Англией.
В предчувствии беды
Можно было ожидать, что все эти осложнения не застанут нас врасплох.
Но, познакомившись с подготовкой к устройству заграждении в приграничной
по*лосе, я был просто ошеломлен. Даже то, что удалось сделать в этом
отношении в 1926 -- 1933 годах, оказалось фактически ликвидированным.
Не существовало больше складов с готовыми зарядами около важных
охраняемых мостов и других объектов. Не было не только бригад,
предназначенных для устройства и преодоления заграждений, но даже
специальных батальонов. В железнодорожных и инженерных войсках остались лишь
небольшие подрывные команды да роты спецтехники.
А ведь вопрос о создании специальных частей для устройства и
преодоления минновзрывных заграждений, для нарушения работы вражеского тыла
с помощью инженерных мин впервые ставился группой командиров 4-го
железнодорожного полка еще в 1928 году! На Украине, например, к 1932 году
имелось четыре специальных батальона, дислоцировавшихся на железнодорожных
узлах в приграничной полосе. Были такие батальоны и в других округах.
В конце 1937 -- начале 1938 года Инженерное управление разработало
штаты специальных минно-подрывных батальонов. Но в подготовке материалов
участвовали работники Генерального штаба, которые, к несчастью, были вскоре
после этого репрессированы, Проект похоронили.
Ульяновское училище особой техники -- единственное учебное заведение,
готовившее высококвалифицированных командиров для подразделений, оснащенных
радиоуправляемыми минами, -- было реорганизовано в училище связи.
С 1934 по 1940 год у вероятного противника резко возросло количество и
улучшилось качество танков, а у нас инженерные противотанковые средства
остались на уровне начала тридцатых годов.
Глупое создалось положение. В 1939 году, когда мы соприкасались- со
слабыми армиями относительно небольших капиталистических государств --
панской Польшей, королевской Румынией, Эстонией, Латвией, Литвой -- наши
границы действительно были на замке. А когда нашим соседом стала фашистская
Германия, инженерные оборонительные сооружения вдоль прежней западной
границы оказались заброшенными
и частично даже демонтированными, а на новой границе строительство
укрепрайонов только разворачивалось...
Перед войной с белофиннами руководство НКО явно недооценивало
инженерные войска и роль Инженерного управления Красной Армии. О
пренебрежительном отношении к инженерным войскам свидетельствует хотя бы
такой почти анекдотический факт:
о начале войны на Карельском перешейке начальник Инженерного управления
генерал И. А. Петров узнал по телефону от начальника инженеров 7-й армии
полковника А. Ф. Хренова. Правда, этот случай говорит и о другом -- о
пассивности генерала Петрова, о его слабых контактах с начальниками
соответствующих отделов Генерального штаба. Но одно не исключает другого.
В 1940 году ситуация несколько изменилась. К инженерному обеспечению
боя и операции, а заодно и к инженерным войскам стали относиться с большим
вниманием. Пользуясь этим, ГВИУ в самые сжатые сроки разработало
тактико-технические требования на инженерные мины различного назначения и на
мины-торпеды.
Напряженная работа Научно-исследовательского института инженерной
техники, лабораторий и конструкторских бюро дала положительные результаты:
появились опытные образцы вполне современных противопехотных и
противотанковых мин.
Иначе обстояло с минами замедленного действия. В истории войн редки
случаи, когда новое боевое средство быстро признается и вводится в действие
в большом количестве. Зато часто бывает, что новое боевое средство, даже
успешно примененное в ограниченном количестве, не раскрывает всех своих
возможностей. Это позволяет маловерам и консерваторам относиться к нему
скептически.
Так получилось и с МЗД. Они появились и были успешно применены в первую
мировую войну. Но количество их исчислялось буквально единицами. Ясно, что
при этом нельзя было выявить все возможности таких мин. И хотя советские
минеры-энтузиасты создали весьма "умные" МЗД, серийное производство их
налажено не было.
Маршал Кулик "и некоторые другие руководи гели Наркомата обороны,
распоряжавшиеся выделением средств и лимитов, принадлежали как раз к той
категории лиц, которая примитивно толковала Положение Полевого устава о том,
что в случае агрессии империалистов "войну мы будем вести наступательно,
перенеся ее на территорию противника". Считалось, что на своей территории
воевать нам не придется. А на
чужой стороне нам партизаны не нужны. Кроме того, нас спасет авиация.
Я уже говорил о существенных недостатках инженерной подготовки
приграничной полосы к отражению вражеского нападения. Пытаясь выправить
положение, начальник ГВИУ предложил использовать старые приграничные
крепости и создать зоны заграждения.
Но это предложение так и не приняли. Ни к чему, мол!
Еще хуже дело обстояло подготовкой партизанской войны на случай
вражеского нападения. Большинство подготовленных нами партизан, особенно
партизан-диверсантов -- исчезли. Они были репрессированы в 1937. Никто
разработкой специальной диверсионной техники не занимался. И постановки
вопроса о создании такой техники не стояло.
Если бы теперь уделяли такое внимание партизанам, какое уделялось в
конце 20-х -- ЗОх годов и сохранились подготовленные кадры, то наши
партизанские отряды были бы в состоянии отсечь вражеские
войска на фронте от источников их снабжения в самом начале войны.
Помнится, я обратился к начальнику Управления военно-инженерной
подготовки ГВИУ полковнику М. А. Нагорному. Речь шла об осуществлении
мероприятий по всесторонней подготовке заграждений на большой глубине вдоль
новой границы.
-- Прошу вас, никому ни слова об этом, -- озабоченно сказал Михаил
Александрович, -- Разве вы не знаете, что организация складов
минноподрывного имущества и подрывных команд вдоль границы свяэана с именами
Тухачевского, Убореаича, Якира и других им подобных?
Но и после этого внушения я не мог молчать. Решил обратиться к А. Ф.
Хренову. Аркадий Федорович, как обычно, выслушал меня внимательно. Но по
мере моего доклада и на его лицо не раз набегала тень
тревоги.
Из беседы я понял: начальник ГВИУ разделяет мои опасения, но не все, к
сожалению, зависит только от
него...
Осенью 1940 года обстановка на западной границе стала еще более
тревожной. 27 сентября был заключен Берлинский пакт между Германией, Италией
и Японией. 12 октября гитлеровцы вступили в Румынию. Теперь от Балтийского
до Черного моря перед нашими войсками стояли немецко-фашистские полчища. Во
второй половине ноября Румыния, Венгрия и Словакия присоединились к
Берлинскому пакту.
Некоторые утверждают, что внезапное вероломное нападение немцев якобы
явилось ответом на подготовку Советского Союза к нападению на Германию. На
самом же деле Советская Армия готовилась к отражению нападения.
О тайных планах гитлеровцев мы узнали, конечно, гораздо позже. Однако
уже тогда по всему было видно, что гитлеровская Германия готовит нападение
на нашу Родину: фашистские самолеты систематически нарушали наше воздушное
пространство, в огромном количестве засылались шпионы, усилилась переброска
немецких войск на Восток.
Но укрепленные районы на старых границах по прежнему разоружались,
строительство на новых границах велось черепашьими темпами. Столь же
медленно у границы возводились противотанковые и противопехотные препятствия
из-за недостатка средств заграждений.
В начале зимы 1940 года во дворе Второго дома НКО я столкнулся с Г. И.
Куликом. Он недавно получил звание маршала и был в то время заместителем
Наркома обороны.
Кулик узнал меня:
-- А-а-а... Сапер! Чего здесь? 154
Нельзя было упускать подвернувшийся случай.
-- Работаю в ГВИУ, товарищ Маршал Советского
Союза... Все о минах хлопочем. Хотел с Вами поговорить...
-- Зайди...
В кабинете я напомнил заместителю Наркома о случае на заминированной
дороге в Финляндии.
-- Вы тогда не дождались разминирования, товарищ маршал... Мины
попортили всем много крови. А выходит, их недооценивают у нас и теперь!
Откинувшись в кресле, Кулик укоризнено покачал головой и, хитро
улыбаясь, погрозил мне пальцем:
-- Но! Но! Не в ту сторону гнешь, сапер! Мины твои:
нужны, никто не спорит. Да не так уж много их. нужно, как вы там у
Хренова подсчитываете,
-- Но, товарищ маршал...
-- Ты погоди!.. Повторяю, не так много их нужно. 14 не такие сложные,
как вы предлагаете. Ну, были у белофиннов сложные мины, факт. Так ведь и
простые имелись? Зачем же непременно выдумывать что-то сложнее финских мин?
Прямо говорю тебе, сапер: не выйдет у вас это дело. Мины -- мощная штука, но
это средство для слабых, для тех, кто обороняется. А мы
-- сильные. Нам не так мины нужны, как средства разминирования.
Миноискатели давай, сапер, тралы давай!
-- Товарищ маршал, но ведь самые сильные армии" не могут всегда и всюду
наступать. А в обороне мины
-- могучее средство! Годятся они и для прикрытия флангов наступающих
частей. Для воздушных десантов -- просто необходимы. А для партизан? В тылу
врага мины уже не оборонительное, а наступательное оружие. Они -- те же
торпеды...
Кулик даже крякнул и замахал рукой:
-- Но! Но! Лекцию читаешь! Ваша должность, вижу, заставляет крутить
мозгами не в ту сторону... Не так назвали ваш отдел, как надо. Надо бы его,
в соответствии с нашей военной доктриной, назвать отделом разграждения и
разминирования. Тогда бы и вы думали иначе. А то затвердили: оборона,
оборона.., Хватит! Кстати, есть тут у меня идея пиротехнического минного
трала, --да времени нет оформить. Вы вот 155
возьмите и подумайте над этим. Больше будет пользы, чем с жалобами
ходить.
Нахмурясь, Кулик нагнулся над столом, придвинул какие-то бумаги. Стало
ясно -- разговор окончен.
По указанию генерала Хренова были сделаны расчеты потребности войск в
инженерных минах всех
назначений.
Расчеты мы вели, исходя из сущности советской военной доктрины,
выраженной в проекте Полевого устава 1939 года.
Подсчеты показали, что войскам уже в первые дни войны будут нужны
миллионы противотанковых и противопехотных мин, сотни тысяч других
инженерных
мин.
Но даже самые скромные потребности войск в минах руководители Наркомата
обороны считали завышенными, фантастическими,
Зная все это, видя, что предложения ГВИУ не встречают поддержки в
высших военных инстанциях, я решил обратиться в ЦК ВКП(б).
Посоветовался с товарищами по работе. Генерал Хренов не возражал. Мой
непосредственный начальник -- полковник М. А. Нагорный -- тоже. И я послал в
ЦК ВКП(б) письмо, в котором доказывал, что инженерные мины нужны не только в
обороне, но и в наступлении, а также постарался раскрыть значение
специальных инженерных частей для устройства и преодоления различных
заграждений.
В конце концов доклады А. Ф. Хренова, а возможно, и это мое письмо
несколько сдвинули дело с мертвой точки. Нам предложили проверить расчетные
данные количества мин, потребных на первые шесть месяцев боевых действий.
Вместо установленных маршалом Куликом крохотных норм (2500 -- 3000
противотанковых и 3000 -- 4000 противопехотных мин на дивизию) были приняты
наши расчетные нормы: 14 000 -- 15 000 противотанковых и 18 000 -- 20 000
противопехотных мин на дивизию. Исходя из этого, Красная Армия в целом
должна была иметь уже к началу 1941 года 2 800 000 противотанковых и 4 000
000 противопехотных мин, 120 000 мин замедленного действия и 350 000
мин-сюрпризов.
Но признание наших расчетов еще не означало их воплощения в жизнь.
К 1 января 1941 года Красная Армия имела всего около миллиона
противотанковых мин, а мин замедленного действия и мин-сюрпризов не получила
вообще. К началу войны не было запасено и половины минимального количества
инженерных мин, необходимых войскам даже при успешном развитии военных
действий. Специальных же диверсионных мин не было вовсе.
За время моей работы в ГВИУ Красная Армия провела не одно учение. Мне
довелось присутствовать на некоторых из них. Здесь я повстречал и старых
знакомых и новых командиров-энтузиастов, с которыми меня сближала общность
взглядов на применение мин в современной войне. Но доводилось встречаться и
с конкурентами минеров -- с теми, кто защищал идею создания оборонительных
противотанковых средств из бетона, земли и стали, ратовал за противотанковые
рвы и надолбы.
Каждая из таких встреч была. по своему интересной.
... Осенью 1940 года на Карельском перешейке проводились испытания по
преодолению различных противотанковых препятствий.
Все построенные к тому времени препятствия легко преодолевались танками
Т-34 и КВ. Иногда с помощью простейших приспособлений, иногда и без них.
Жозеф Яковлевич Котин -- конструктор тяжелых танков и мой старый
знакомый -- прямо-таки ликовал:
ни надолбы, ни рвы, ни другие заграждения не оправдывали себя.
Надо сказать, что у нас в ГВИУ мало кто переоценивал значение подобных
препятствий. И генерал-майор А. Ф. Хренов и полковник М. А. Нагорный отлично
знали существенные недостатки "пассивных" заграждений: трудоемкость при
постройке, легкость обнаружения с земли и с воздуха и в конечном счете
сравнительно легкую преодолеваемость танками.
Поэтому, на учениях больше интересовались процессом преодоления рвов,
надолб и эскарпов, нежели их использованием в качестве заграждений.
Естественно, что я не преминул подколоть Котина:
-- А смогут ли танки с такой же легкостью преодолевать минновзрывные
заграждения, Жозеф Яковлевич?
-- Типун тебе на язык, -- быстро откликнулся Котин. -- Сам знаешь^..
Кстати, мины-то у вас есть?
-- Делаем, --уклонился я от прямого ответа.
Котин выразительно посмотрел на меня, хотел бы-ло что-то сказать, но
отвернулся и промолчал...
По-моему, он тоже отлично понимал, что противотанковые мины куда более
надежное и эффективное средство, чем рвы. Ведь мины способны не только
задерживать танки, но и выводить их из строя, даже уничтожать. Кроме того,
мины не демаскируют оборону, их можно перемещать на особо опасные
направления и быстро там устанавливать...
Хорошей школой боевой подготовки для всех родов войск явились осенние
тактические учения 1940 года, проведенные первоначально в МВО, а затем во
всех приграничных военных округах. В ходе этих учений ГВИУ широко и
всесторонне проверяло на практике выработанные нами скоростные методы
организации, постройки и инженерного оборудования оборонительных позиций и
исходных районов для наступления.
К сожалению, учения не сочетались с организационными мероприятиями.
Осенью 1940 года из состава Вооруженных Сил были уволены рядовые,
прослужившие установленный срок. Многие из них имели боевой опыт. Призванные
же вновь к зиме 1940/41 года только проходили начальную подготовку.
Генерал Карбышев
На одном из испытаний весной 1941 года мне довелось вновь повстречаться
с Д. М. Карбышевым. Стояла отвратительная погода. Мокрый снег таял, едва
коснувшись земли. Танкодром размок. Участники испытаний передвигались на
вездеходах. И надо
же было случиться: у машины Д. М. Карбышева соскочила гусеница.
Водитель занялся исправлением вездехода. Командиры сидевшие в кузове
машины, покуривая, наблюдали за его работой. Кто-то предложил оставить
машину и пройти к месту испытаний пешком.
Дмитрий Михайлович строго посмотрел на говорившего.
-- Поврежденную машину надо не бросать, а быстро исправлять, -- твердо
сказал он, -- Попрошу сойти с вездехода!..
Водителю помогали все. В том числе и майор, предлагавший нам несколько
минут назад идти пешком. Не стоял сложа руки и сам Карбышев. Вскоре гусеницу
надели, и машина тронулась.
Этот случай произвел большое впечатление не только на тех, кто ехал
вместе с Д. М. Карбышевым.
Позже, уже во время испытаний, один из водителей спросил у меня:
-- Товарищ полковник, как фамилия генерала? Вон он стоит и что-то
пишет?
-- Карбышев Дмитрий Михайлович.
-- Этот не подведет! С первого взгляда он вроде хрупкий, а наверное, не
одну войну прошел... Я рассказал о Карбышеве.
-- Неужели успел воевать с японцами? Ему и полсотни трудно дать, а с
русско-японской войны прошло
Тридцать пять лет! -- с недоверием произнес водитель.
Как же удивился боец, когда услышал, что генералу пошел седьмой
десяток!..
Д. М. Карбышев был одним из тех, кто всецело разделял наши тревоги и
заботы об обеспечении войск инженерной техникой. Он не раз говаривал, что
инженерные мины являются сильнейшим оружием в
борьбе с врагом, что это особенно убедительно доказано в боях на
Карельском перешейке и что, занимаясь вооружением наших войск, надо помнить
указание В. И. Ленина: "Самая лучшая армия, самые преданные делу революции
люди будут немедленно истреблены противником, если они не будут в
достаточной степени вооружены... "
. -- Вооружение же современной армии отнюдь не ограничивается только
огнестрельным оружием, -- напоминал генерал-лейтенант.
Да, много было памятных встреч.
Довелось мне, например, участвовать в испытании оригинальной
противотанковой летающей мины, предложенной генералом И. П. Галицким. Мина
была устроена таким образом: когда танк наезжал на растяжку или замыкатель,
сбоку вылетала противотанковая мина и поражала бронетехнику в борт. Иван
Павлович разработал ее еще в начале тридцатых годов, но в серийное
производство эта мина так и не пошла.
Инженер Линьков
Во второй половине марта 1941 года мне позвонил начальник бюро
изобретений НКО Владимир Васильевич Глухов:
-- С тобой хочет увидеться инженер Григорий Матвеевич Линьков.
Через несколько минут в отдел вошел крепко сложенный, среднего роста
военный с бритой головой и показал мне схему мины, управляемой по проводам.
Она тоже предназначалась главным образом для борьбы с танками противника.
Григорий Матвеевич не знал, что подобная система неоднократно предлагалась
до него. Но для внедрения ее требовались многие тысячи километров провода,
которого нам почти не отпускали.
Так я познакомился с будущим легендарным партизанским командиром. В
июле 1941 года мы свиделись вновь. Оба обрадовались встрече. Я рассказал о
подготовке партизан и не был удивлен, что Григорий Матвеевич в свои сорок
два года хочет воевать в тылу врага. Глядя на этого уверенного в себе,
коренастого уральца, бывалого воина и грамотного инженера,
можно было сказать наверняка, что с таким командиром партизаны не
пропадут.
Помнится, мы вместе как-то обедали. Линьков очень убедительно
доказывал, что при создавшемся положении удары по растянутым коммуникациям
противника будут весьма ощутимы и на фронте.
-- Змее надо наступить на хвост! -- убежденно говорил Линьков. --
Голову она повернуть не сможет. Ей сейчас приходится смотреть только вперед,
иначе голову отрубят на фронте!
Григорий Матвеевич был убежден, что у нас имеются
неограниченные'возможности для партизанской войны и нужны только люди,
способные бить врагов с помощью современной техники, в том числе -- с
помощью мин. Он свято верил в высокие патриотические чувства советских
людей, поневоле оказавшихся в тылу врага, и блестяще понимал значение
географического фактора в партизанской борьбе против моторизированного
противника...
Через год я узнал о замечательных делах Линько-ва. Имя его гремело от
Белоруссии до Смоленщины.
Григорием Матвеевичем мы часто встречались и после войны. Даже работали
вместе над вопросами истории партизанской борьбы. Крепко подружились. Так
жаль, что нелепый случай в начале 1962 года оборвал его яркую и красивую
жизнь.
Заявки на мины урезаны
Будучи начальником отдела в ГВИУ, я продолжал поддерживать тесную связь
с Центральным управлением военных сообщений. Там работал известный энтузиаст
минноподрывного дела В. А. Антипин, и мне пришла мысль через него
воздействовать на генерала И. А. Петрова, от которого в значительной степени
зависело снабжение войск инженерными минами. Нашим союзником стал и
заместитель начальника военных сообщений Красной Армии генерал 3-Й.
Кондратьев. Он дал в ГВИУ заявку на 120 000 мин замедленного действия для
железнодорожных войск. Заявка эта подверглась тысячекратному сокращению.
ГВИУ смогло выделить военным железнодорожникам лишь... 120 МЗД.
В начале мая 1941 года, после выступления Сталина на приеме выпускников
военных академий, все, что делалось по устройству заграждений и минированию,
стало еще больше тормозиться. И хотя такие одержимые, как М. В. Онучин, А.
К. Семин, В. А. Антипин, Б. А. Эпов, Я. М. Рабинович, В. П. Ястребов, П. Г.
Радевич, продолжали работать над совершенствованием минной техники, хотя
крепко верили в свое оружие энтузиасты нашего отдела A. M. Подовинников, А.
Т. Ковалев и Г. С. Вакуловский, результаты ^оставляли желать лучшего. Наши
усилия были каплей в море.
Учения на Западной границе
В двадцатых числах июня 1941 года Генеральный штаб Красной Армии
намечал провести учения войск Особого западного военного округа. От Главного
военно-инженерного управления РККА на учения командировали двух человек:
заместителя начальника управления военно-инженерной подготовки подполковника
3-Й. Колесникова и меня, занимавшего в ту пору должность начальника отдела
заграждений --и минирования.
Теплым, душным вечером 19 июня мы выехали из Москвы, чтобы
представиться в Минске командованию, а затем продолжать путь в Брест, в штаб
будущих учений.
Постепенно смеркалось. За вагонным окном из глубины белоствольных рощ
выползала на опушки густая синь, ельники смыкались в черные стены,
посвежело, к горьковатому запаху паровозного дыма примешивался сладкий запах
сена и придорожных болот. Утомленный предотьездной суетой, Колесников вскоре
уснул, а я еще долго лежал с открытыми глазами...
Одержимых минной техникой инженеров в Красной Армии имелось немало. Сам
я тоже был сторонником минновзрывных заграждений.
Я не раз ходил с испанскими, немецкими, французскими, английскими,
югославскими, польскими, американскими бойцами в тыл врага, мы вместе
выполнили не одно ответственное и рискованное задание, широко применяя самые
различные мины. Наши противопоездные мины стали грозой железнодорожных
военно-инженернойподготовкиГлавноговоенно-инженерного управления РККА.
Новая должность волновала и радовала.
Опыт войны с белофиннами убедительно доказал, что даже самые
примитивные, но умело поставленные мины способны наносить наступающим
войскам ощутимый урон, затруднять использование путей сообщения и уцелевших
зданий. Хотелось верить, что этот опыт положит конец недооценке минных
заграждений, откроет большие перспективы в нашей работе.
С такими мыслями я и явился для представления к начальнику Главного
военно-инженерного управления Красной Армии Герою Советского Союза
генерал-майору Аркадию Федоровичу Хренову, с которым не раз встречался на
Карельском перешейке. Невысокая его фигура часто появлялась тогда в самых
гиблых местах.
Генерал встретил меня приветливой улыбкой:
-- Гора с горой, как говорится... Садитесь, Илья Григорьевич.
Потолкуем.
В июне 1940 года Инженерное управление Красной Армии начало
переформировываться в Главное военно-инженерное управление (ГВИУ). За
незначительной, казалось бы, переменой в наименовании скрывался важный
смысл. На плечи А. Ф. Хренова легла тяжелая забота о преодолении отставания
наших инженерных войск в техническом оснащении и специальной подготовке.
А. Ф. Хренов хорошо знал цену минновзрывным заграждениям и,
разрабатывая штаты ГВИУ, предусмотрел создание двух самостоятельных отделов:
отдела заграждений и отдела электротехники. Однако нашлись люди,
которые усмотрели в этом излишество. Вместо двух отделов, способных в
короткий срок выполнить большой объем неотложных работ, был образован лишь
один относительно небольшой отдел заграждений и минирования в составе
Управления подготовки. Его-то я и должен был возглавить.
Аркадий Федорович сразу поставил передо мной несколько конкретных
задач. Они все вытекали из одной главной -- быстрее ликвидировать наше
отстав-вание в технике минирования и разминирования.
Работать с Аркадием Федоровичем было легко и приятно. Мы приступили к
обновлению существовавших и созданию новых наставлений и инструкций, в том
числе Положения по устройству оперативных заграждений. Утверждение этого
документа Наркомом обороны позволяло сполна обеспечить войска минноподрывным
имуществом и создать необходимые запасы его на складах.
Работа велась весьма интенсивно, но время -- увы! -- бежало еще
быстрее. Международная обстановка все усложнялась.
Наша страна уже вплотную соприкасалась на западе с сильной военной
машиной фашистской Германии, подмявшей Австрию, Польшу, Чехословакию,
Норвегию, Бельгию, Голландию, Данию, а потом И Францию. Союзница Германии --
Италия -- хозяйничала в Абиссинии. Угроза вторжения нависла над Англией.
В предчувствии беды
Можно было ожидать, что все эти осложнения не застанут нас врасплох.
Но, познакомившись с подготовкой к устройству заграждении в приграничной
по*лосе, я был просто ошеломлен. Даже то, что удалось сделать в этом
отношении в 1926 -- 1933 годах, оказалось фактически ликвидированным.
Не существовало больше складов с готовыми зарядами около важных
охраняемых мостов и других объектов. Не было не только бригад,
предназначенных для устройства и преодоления заграждений, но даже
специальных батальонов. В железнодорожных и инженерных войсках остались лишь
небольшие подрывные команды да роты спецтехники.
А ведь вопрос о создании специальных частей для устройства и
преодоления минновзрывных заграждений, для нарушения работы вражеского тыла
с помощью инженерных мин впервые ставился группой командиров 4-го
железнодорожного полка еще в 1928 году! На Украине, например, к 1932 году
имелось четыре специальных батальона, дислоцировавшихся на железнодорожных
узлах в приграничной полосе. Были такие батальоны и в других округах.
В конце 1937 -- начале 1938 года Инженерное управление разработало
штаты специальных минно-подрывных батальонов. Но в подготовке материалов
участвовали работники Генерального штаба, которые, к несчастью, были вскоре
после этого репрессированы, Проект похоронили.
Ульяновское училище особой техники -- единственное учебное заведение,
готовившее высококвалифицированных командиров для подразделений, оснащенных
радиоуправляемыми минами, -- было реорганизовано в училище связи.
С 1934 по 1940 год у вероятного противника резко возросло количество и
улучшилось качество танков, а у нас инженерные противотанковые средства
остались на уровне начала тридцатых годов.
Глупое создалось положение. В 1939 году, когда мы соприкасались- со
слабыми армиями относительно небольших капиталистических государств --
панской Польшей, королевской Румынией, Эстонией, Латвией, Литвой -- наши
границы действительно были на замке. А когда нашим соседом стала фашистская
Германия, инженерные оборонительные сооружения вдоль прежней западной
границы оказались заброшенными
и частично даже демонтированными, а на новой границе строительство
укрепрайонов только разворачивалось...
Перед войной с белофиннами руководство НКО явно недооценивало
инженерные войска и роль Инженерного управления Красной Армии. О
пренебрежительном отношении к инженерным войскам свидетельствует хотя бы
такой почти анекдотический факт:
о начале войны на Карельском перешейке начальник Инженерного управления
генерал И. А. Петров узнал по телефону от начальника инженеров 7-й армии
полковника А. Ф. Хренова. Правда, этот случай говорит и о другом -- о
пассивности генерала Петрова, о его слабых контактах с начальниками
соответствующих отделов Генерального штаба. Но одно не исключает другого.
В 1940 году ситуация несколько изменилась. К инженерному обеспечению
боя и операции, а заодно и к инженерным войскам стали относиться с большим
вниманием. Пользуясь этим, ГВИУ в самые сжатые сроки разработало
тактико-технические требования на инженерные мины различного назначения и на
мины-торпеды.
Напряженная работа Научно-исследовательского института инженерной
техники, лабораторий и конструкторских бюро дала положительные результаты:
появились опытные образцы вполне современных противопехотных и
противотанковых мин.
Иначе обстояло с минами замедленного действия. В истории войн редки
случаи, когда новое боевое средство быстро признается и вводится в действие
в большом количестве. Зато часто бывает, что новое боевое средство, даже
успешно примененное в ограниченном количестве, не раскрывает всех своих
возможностей. Это позволяет маловерам и консерваторам относиться к нему
скептически.
Так получилось и с МЗД. Они появились и были успешно применены в первую
мировую войну. Но количество их исчислялось буквально единицами. Ясно, что
при этом нельзя было выявить все возможности таких мин. И хотя советские
минеры-энтузиасты создали весьма "умные" МЗД, серийное производство их
налажено не было.
Маршал Кулик "и некоторые другие руководи гели Наркомата обороны,
распоряжавшиеся выделением средств и лимитов, принадлежали как раз к той
категории лиц, которая примитивно толковала Положение Полевого устава о том,
что в случае агрессии империалистов "войну мы будем вести наступательно,
перенеся ее на территорию противника". Считалось, что на своей территории
воевать нам не придется. А на
чужой стороне нам партизаны не нужны. Кроме того, нас спасет авиация.
Я уже говорил о существенных недостатках инженерной подготовки
приграничной полосы к отражению вражеского нападения. Пытаясь выправить
положение, начальник ГВИУ предложил использовать старые приграничные
крепости и создать зоны заграждения.
Но это предложение так и не приняли. Ни к чему, мол!
Еще хуже дело обстояло подготовкой партизанской войны на случай
вражеского нападения. Большинство подготовленных нами партизан, особенно
партизан-диверсантов -- исчезли. Они были репрессированы в 1937. Никто
разработкой специальной диверсионной техники не занимался. И постановки
вопроса о создании такой техники не стояло.
Если бы теперь уделяли такое внимание партизанам, какое уделялось в
конце 20-х -- ЗОх годов и сохранились подготовленные кадры, то наши
партизанские отряды были бы в состоянии отсечь вражеские
войска на фронте от источников их снабжения в самом начале войны.
Помнится, я обратился к начальнику Управления военно-инженерной
подготовки ГВИУ полковнику М. А. Нагорному. Речь шла об осуществлении
мероприятий по всесторонней подготовке заграждений на большой глубине вдоль
новой границы.
-- Прошу вас, никому ни слова об этом, -- озабоченно сказал Михаил
Александрович, -- Разве вы не знаете, что организация складов
минноподрывного имущества и подрывных команд вдоль границы свяэана с именами
Тухачевского, Убореаича, Якира и других им подобных?
Но и после этого внушения я не мог молчать. Решил обратиться к А. Ф.
Хренову. Аркадий Федорович, как обычно, выслушал меня внимательно. Но по
мере моего доклада и на его лицо не раз набегала тень
тревоги.
Из беседы я понял: начальник ГВИУ разделяет мои опасения, но не все, к
сожалению, зависит только от
него...
Осенью 1940 года обстановка на западной границе стала еще более
тревожной. 27 сентября был заключен Берлинский пакт между Германией, Италией
и Японией. 12 октября гитлеровцы вступили в Румынию. Теперь от Балтийского
до Черного моря перед нашими войсками стояли немецко-фашистские полчища. Во
второй половине ноября Румыния, Венгрия и Словакия присоединились к
Берлинскому пакту.
Некоторые утверждают, что внезапное вероломное нападение немцев якобы
явилось ответом на подготовку Советского Союза к нападению на Германию. На
самом же деле Советская Армия готовилась к отражению нападения.
О тайных планах гитлеровцев мы узнали, конечно, гораздо позже. Однако
уже тогда по всему было видно, что гитлеровская Германия готовит нападение
на нашу Родину: фашистские самолеты систематически нарушали наше воздушное
пространство, в огромном количестве засылались шпионы, усилилась переброска
немецких войск на Восток.
Но укрепленные районы на старых границах по прежнему разоружались,
строительство на новых границах велось черепашьими темпами. Столь же
медленно у границы возводились противотанковые и противопехотные препятствия
из-за недостатка средств заграждений.
В начале зимы 1940 года во дворе Второго дома НКО я столкнулся с Г. И.
Куликом. Он недавно получил звание маршала и был в то время заместителем
Наркома обороны.
Кулик узнал меня:
-- А-а-а... Сапер! Чего здесь? 154
Нельзя было упускать подвернувшийся случай.
-- Работаю в ГВИУ, товарищ Маршал Советского
Союза... Все о минах хлопочем. Хотел с Вами поговорить...
-- Зайди...
В кабинете я напомнил заместителю Наркома о случае на заминированной
дороге в Финляндии.
-- Вы тогда не дождались разминирования, товарищ маршал... Мины
попортили всем много крови. А выходит, их недооценивают у нас и теперь!
Откинувшись в кресле, Кулик укоризнено покачал головой и, хитро
улыбаясь, погрозил мне пальцем:
-- Но! Но! Не в ту сторону гнешь, сапер! Мины твои:
нужны, никто не спорит. Да не так уж много их. нужно, как вы там у
Хренова подсчитываете,
-- Но, товарищ маршал...
-- Ты погоди!.. Повторяю, не так много их нужно. 14 не такие сложные,
как вы предлагаете. Ну, были у белофиннов сложные мины, факт. Так ведь и
простые имелись? Зачем же непременно выдумывать что-то сложнее финских мин?
Прямо говорю тебе, сапер: не выйдет у вас это дело. Мины -- мощная штука, но
это средство для слабых, для тех, кто обороняется. А мы
-- сильные. Нам не так мины нужны, как средства разминирования.
Миноискатели давай, сапер, тралы давай!
-- Товарищ маршал, но ведь самые сильные армии" не могут всегда и всюду
наступать. А в обороне мины
-- могучее средство! Годятся они и для прикрытия флангов наступающих
частей. Для воздушных десантов -- просто необходимы. А для партизан? В тылу
врага мины уже не оборонительное, а наступательное оружие. Они -- те же
торпеды...
Кулик даже крякнул и замахал рукой:
-- Но! Но! Лекцию читаешь! Ваша должность, вижу, заставляет крутить
мозгами не в ту сторону... Не так назвали ваш отдел, как надо. Надо бы его,
в соответствии с нашей военной доктриной, назвать отделом разграждения и
разминирования. Тогда бы и вы думали иначе. А то затвердили: оборона,
оборона.., Хватит! Кстати, есть тут у меня идея пиротехнического минного
трала, --да времени нет оформить. Вы вот 155
возьмите и подумайте над этим. Больше будет пользы, чем с жалобами
ходить.
Нахмурясь, Кулик нагнулся над столом, придвинул какие-то бумаги. Стало
ясно -- разговор окончен.
По указанию генерала Хренова были сделаны расчеты потребности войск в
инженерных минах всех
назначений.
Расчеты мы вели, исходя из сущности советской военной доктрины,
выраженной в проекте Полевого устава 1939 года.
Подсчеты показали, что войскам уже в первые дни войны будут нужны
миллионы противотанковых и противопехотных мин, сотни тысяч других
инженерных
мин.
Но даже самые скромные потребности войск в минах руководители Наркомата
обороны считали завышенными, фантастическими,
Зная все это, видя, что предложения ГВИУ не встречают поддержки в
высших военных инстанциях, я решил обратиться в ЦК ВКП(б).
Посоветовался с товарищами по работе. Генерал Хренов не возражал. Мой
непосредственный начальник -- полковник М. А. Нагорный -- тоже. И я послал в
ЦК ВКП(б) письмо, в котором доказывал, что инженерные мины нужны не только в
обороне, но и в наступлении, а также постарался раскрыть значение
специальных инженерных частей для устройства и преодоления различных
заграждений.
В конце концов доклады А. Ф. Хренова, а возможно, и это мое письмо
несколько сдвинули дело с мертвой точки. Нам предложили проверить расчетные
данные количества мин, потребных на первые шесть месяцев боевых действий.
Вместо установленных маршалом Куликом крохотных норм (2500 -- 3000
противотанковых и 3000 -- 4000 противопехотных мин на дивизию) были приняты
наши расчетные нормы: 14 000 -- 15 000 противотанковых и 18 000 -- 20 000
противопехотных мин на дивизию. Исходя из этого, Красная Армия в целом
должна была иметь уже к началу 1941 года 2 800 000 противотанковых и 4 000
000 противопехотных мин, 120 000 мин замедленного действия и 350 000
мин-сюрпризов.
Но признание наших расчетов еще не означало их воплощения в жизнь.
К 1 января 1941 года Красная Армия имела всего около миллиона
противотанковых мин, а мин замедленного действия и мин-сюрпризов не получила
вообще. К началу войны не было запасено и половины минимального количества
инженерных мин, необходимых войскам даже при успешном развитии военных
действий. Специальных же диверсионных мин не было вовсе.
За время моей работы в ГВИУ Красная Армия провела не одно учение. Мне
довелось присутствовать на некоторых из них. Здесь я повстречал и старых
знакомых и новых командиров-энтузиастов, с которыми меня сближала общность
взглядов на применение мин в современной войне. Но доводилось встречаться и
с конкурентами минеров -- с теми, кто защищал идею создания оборонительных
противотанковых средств из бетона, земли и стали, ратовал за противотанковые
рвы и надолбы.
Каждая из таких встреч была. по своему интересной.
... Осенью 1940 года на Карельском перешейке проводились испытания по
преодолению различных противотанковых препятствий.
Все построенные к тому времени препятствия легко преодолевались танками
Т-34 и КВ. Иногда с помощью простейших приспособлений, иногда и без них.
Жозеф Яковлевич Котин -- конструктор тяжелых танков и мой старый
знакомый -- прямо-таки ликовал:
ни надолбы, ни рвы, ни другие заграждения не оправдывали себя.
Надо сказать, что у нас в ГВИУ мало кто переоценивал значение подобных
препятствий. И генерал-майор А. Ф. Хренов и полковник М. А. Нагорный отлично
знали существенные недостатки "пассивных" заграждений: трудоемкость при
постройке, легкость обнаружения с земли и с воздуха и в конечном счете
сравнительно легкую преодолеваемость танками.
Поэтому, на учениях больше интересовались процессом преодоления рвов,
надолб и эскарпов, нежели их использованием в качестве заграждений.
Естественно, что я не преминул подколоть Котина:
-- А смогут ли танки с такой же легкостью преодолевать минновзрывные
заграждения, Жозеф Яковлевич?
-- Типун тебе на язык, -- быстро откликнулся Котин. -- Сам знаешь^..
Кстати, мины-то у вас есть?
-- Делаем, --уклонился я от прямого ответа.
Котин выразительно посмотрел на меня, хотел бы-ло что-то сказать, но
отвернулся и промолчал...
По-моему, он тоже отлично понимал, что противотанковые мины куда более
надежное и эффективное средство, чем рвы. Ведь мины способны не только
задерживать танки, но и выводить их из строя, даже уничтожать. Кроме того,
мины не демаскируют оборону, их можно перемещать на особо опасные
направления и быстро там устанавливать...
Хорошей школой боевой подготовки для всех родов войск явились осенние
тактические учения 1940 года, проведенные первоначально в МВО, а затем во
всех приграничных военных округах. В ходе этих учений ГВИУ широко и
всесторонне проверяло на практике выработанные нами скоростные методы
организации, постройки и инженерного оборудования оборонительных позиций и
исходных районов для наступления.
К сожалению, учения не сочетались с организационными мероприятиями.
Осенью 1940 года из состава Вооруженных Сил были уволены рядовые,
прослужившие установленный срок. Многие из них имели боевой опыт. Призванные
же вновь к зиме 1940/41 года только проходили начальную подготовку.
Генерал Карбышев
На одном из испытаний весной 1941 года мне довелось вновь повстречаться
с Д. М. Карбышевым. Стояла отвратительная погода. Мокрый снег таял, едва
коснувшись земли. Танкодром размок. Участники испытаний передвигались на
вездеходах. И надо
же было случиться: у машины Д. М. Карбышева соскочила гусеница.
Водитель занялся исправлением вездехода. Командиры сидевшие в кузове
машины, покуривая, наблюдали за его работой. Кто-то предложил оставить
машину и пройти к месту испытаний пешком.
Дмитрий Михайлович строго посмотрел на говорившего.
-- Поврежденную машину надо не бросать, а быстро исправлять, -- твердо
сказал он, -- Попрошу сойти с вездехода!..
Водителю помогали все. В том числе и майор, предлагавший нам несколько
минут назад идти пешком. Не стоял сложа руки и сам Карбышев. Вскоре гусеницу
надели, и машина тронулась.
Этот случай произвел большое впечатление не только на тех, кто ехал
вместе с Д. М. Карбышевым.
Позже, уже во время испытаний, один из водителей спросил у меня:
-- Товарищ полковник, как фамилия генерала? Вон он стоит и что-то
пишет?
-- Карбышев Дмитрий Михайлович.
-- Этот не подведет! С первого взгляда он вроде хрупкий, а наверное, не
одну войну прошел... Я рассказал о Карбышеве.
-- Неужели успел воевать с японцами? Ему и полсотни трудно дать, а с
русско-японской войны прошло
Тридцать пять лет! -- с недоверием произнес водитель.
Как же удивился боец, когда услышал, что генералу пошел седьмой
десяток!..
Д. М. Карбышев был одним из тех, кто всецело разделял наши тревоги и
заботы об обеспечении войск инженерной техникой. Он не раз говаривал, что
инженерные мины являются сильнейшим оружием в
борьбе с врагом, что это особенно убедительно доказано в боях на
Карельском перешейке и что, занимаясь вооружением наших войск, надо помнить
указание В. И. Ленина: "Самая лучшая армия, самые преданные делу революции
люди будут немедленно истреблены противником, если они не будут в
достаточной степени вооружены... "
. -- Вооружение же современной армии отнюдь не ограничивается только
огнестрельным оружием, -- напоминал генерал-лейтенант.
Да, много было памятных встреч.
Довелось мне, например, участвовать в испытании оригинальной
противотанковой летающей мины, предложенной генералом И. П. Галицким. Мина
была устроена таким образом: когда танк наезжал на растяжку или замыкатель,
сбоку вылетала противотанковая мина и поражала бронетехнику в борт. Иван
Павлович разработал ее еще в начале тридцатых годов, но в серийное
производство эта мина так и не пошла.
Инженер Линьков
Во второй половине марта 1941 года мне позвонил начальник бюро
изобретений НКО Владимир Васильевич Глухов:
-- С тобой хочет увидеться инженер Григорий Матвеевич Линьков.
Через несколько минут в отдел вошел крепко сложенный, среднего роста
военный с бритой головой и показал мне схему мины, управляемой по проводам.
Она тоже предназначалась главным образом для борьбы с танками противника.
Григорий Матвеевич не знал, что подобная система неоднократно предлагалась
до него. Но для внедрения ее требовались многие тысячи километров провода,
которого нам почти не отпускали.
Так я познакомился с будущим легендарным партизанским командиром. В
июле 1941 года мы свиделись вновь. Оба обрадовались встрече. Я рассказал о
подготовке партизан и не был удивлен, что Григорий Матвеевич в свои сорок
два года хочет воевать в тылу врага. Глядя на этого уверенного в себе,
коренастого уральца, бывалого воина и грамотного инженера,
можно было сказать наверняка, что с таким командиром партизаны не
пропадут.
Помнится, мы вместе как-то обедали. Линьков очень убедительно
доказывал, что при создавшемся положении удары по растянутым коммуникациям
противника будут весьма ощутимы и на фронте.
-- Змее надо наступить на хвост! -- убежденно говорил Линьков. --
Голову она повернуть не сможет. Ей сейчас приходится смотреть только вперед,
иначе голову отрубят на фронте!
Григорий Матвеевич был убежден, что у нас имеются
неограниченные'возможности для партизанской войны и нужны только люди,
способные бить врагов с помощью современной техники, в том числе -- с
помощью мин. Он свято верил в высокие патриотические чувства советских
людей, поневоле оказавшихся в тылу врага, и блестяще понимал значение
географического фактора в партизанской борьбе против моторизированного
противника...
Через год я узнал о замечательных делах Линько-ва. Имя его гремело от
Белоруссии до Смоленщины.
Григорием Матвеевичем мы часто встречались и после войны. Даже работали
вместе над вопросами истории партизанской борьбы. Крепко подружились. Так
жаль, что нелепый случай в начале 1962 года оборвал его яркую и красивую
жизнь.
Заявки на мины урезаны
Будучи начальником отдела в ГВИУ, я продолжал поддерживать тесную связь
с Центральным управлением военных сообщений. Там работал известный энтузиаст
минноподрывного дела В. А. Антипин, и мне пришла мысль через него
воздействовать на генерала И. А. Петрова, от которого в значительной степени
зависело снабжение войск инженерными минами. Нашим союзником стал и
заместитель начальника военных сообщений Красной Армии генерал 3-Й.
Кондратьев. Он дал в ГВИУ заявку на 120 000 мин замедленного действия для
железнодорожных войск. Заявка эта подверглась тысячекратному сокращению.
ГВИУ смогло выделить военным железнодорожникам лишь... 120 МЗД.
В начале мая 1941 года, после выступления Сталина на приеме выпускников
военных академий, все, что делалось по устройству заграждений и минированию,
стало еще больше тормозиться. И хотя такие одержимые, как М. В. Онучин, А.
К. Семин, В. А. Антипин, Б. А. Эпов, Я. М. Рабинович, В. П. Ястребов, П. Г.
Радевич, продолжали работать над совершенствованием минной техники, хотя
крепко верили в свое оружие энтузиасты нашего отдела A. M. Подовинников, А.
Т. Ковалев и Г. С. Вакуловский, результаты ^оставляли желать лучшего. Наши
усилия были каплей в море.
Учения на Западной границе
В двадцатых числах июня 1941 года Генеральный штаб Красной Армии
намечал провести учения войск Особого западного военного округа. От Главного
военно-инженерного управления РККА на учения командировали двух человек:
заместителя начальника управления военно-инженерной подготовки подполковника
3-Й. Колесникова и меня, занимавшего в ту пору должность начальника отдела
заграждений --и минирования.
Теплым, душным вечером 19 июня мы выехали из Москвы, чтобы
представиться в Минске командованию, а затем продолжать путь в Брест, в штаб
будущих учений.
Постепенно смеркалось. За вагонным окном из глубины белоствольных рощ
выползала на опушки густая синь, ельники смыкались в черные стены,
посвежело, к горьковатому запаху паровозного дыма примешивался сладкий запах
сена и придорожных болот. Утомленный предотьездной суетой, Колесников вскоре
уснул, а я еще долго лежал с открытыми глазами...
Одержимых минной техникой инженеров в Красной Армии имелось немало. Сам
я тоже был сторонником минновзрывных заграждений.
Я не раз ходил с испанскими, немецкими, французскими, английскими,
югославскими, польскими, американскими бойцами в тыл врага, мы вместе
выполнили не одно ответственное и рискованное задание, широко применяя самые
различные мины. Наши противопоездные мины стали грозой железнодорожных