Страница:
экипаж танка мины все-таки не могли. Да и устанавливались они саперами
группы в небольшом количестве, главным образом при усилении полевой обороны
собственных войск. Для минирования магистралей и предполагаемых мест обхода
разрушенных участков магистралей требовались мины намного более мощные и не
обычные, а замедленно-177
го действия. Ведь противотанковые мины на магистралях мы устанавливали
лишь после отхода своих арьергардов, а за нашими арьергардами торопились
фашистские авангарды, и саперы несли потери, а мины враг легко обнаруживал,
уничтожал или объезжал.
Увы, мин замедленного действия, изготовленных-промышленным способом, в
войсках не имелось. Пришлось вспомнить Испанию, испанских друзей, Мастеров
изготовлять мины и гранаты из консервных банок, чайных жестянок, дырявых
бензиновых бачков и прочего хлама, выброшенного на свалку, вспомнить наши
фугасы на дорогах под Кордовой и Гранадой. Собрав командиров отрядов, я
показал, как нужно делать мины замедленного действия из подручных
материалов. За дело взялись сразу. Общевойсковые командиры отнеслись к
нашему замыслу скептически, не верили, что самоделки принесут пользу, однако
неверие очень скоро сменилось похвалами и благодарностями.
Вспоминал я Испанию и испанский опыт, конечно, не только потому, что
войскам не хватало мин замедленного действия. События показали: враг
вторгается на территорию нашей Родины главным образом в полосе
железнодорожных и шоссейных дорог, он не контролирует и не может
контролировать огромные массивы лесов, полей и болот по сторонам этих
магистралей. Таким образом, возникала возможность, как в Испании, перенести
действие минеров в тыл врага!
Работая в полосе обороны 20-й армии, я поделился своими мыслями с
начальником штаба армии генералом Н. В. Корнеевым. Прирожденный разведчик,
Корнеев сразу загорелся идеей отправки во вражеский тыл
минеров-добровольцев. Через несколько дней мы послали за линию фронта группу
бойцов, возглавленную сержантом Кошелем. Добровольцам предстояло
заминировать восстановленный врагом участок автомагистрали Минск -- Москва в
нескольких километрах восточное Коханова. Группа Кошеля благополучно
достигла указанного участка" поставила мины, убедилась, что они сработали,
подорвав 178
несколько грузовиков с военным имуществом и солдатами, благополучно
вышла к нашим окопам в районе деревни Русский Селец.
Сержант и его товарищи рассказывали о пережитом и увиденном
возбужденно, с удивлением: одно дело, представлять действие мин мысленно, и
совсем другое -- наблюдать, как мины уничтожают противника в его собственном
тылу, когда он совершенно беспомощен.
Вылазка группы Кошеля подтвердила предположение об уязвимости
фашистских коммуникаций, и мы не преминули бы послать во вражеский тыл новые
группы саперов, однако технические возможности оперативно-инженерной группы
иссякали, у нас не оставалось больше замыкателей замедленного действия, на
исходе была взрывчатка, да и ход событий требовал иных, более масштабных
решений для нарушения работы вражеского тыла. Однако принять эти решения
самостоятельно никто из нас, конечно, не мог.
Однажды приехав в штаб Западного фронта, я увидел Ворошилова.
Сопровождаемый незнакомым генералом и двумя полковниками, маршал шел к
палаткам политуправления. Заметив меня, остановился, дал знак подойти,
спросил, чем занимаюсь. Выслушав ответ, поинтересовался, готовлю ли я
партизан.
-- Партизан?.. Никак нет, товарищ маршал. Собственно...
-- Хорошо, хорошо. Я вас вызову и подключу к этому делу. Вы свободны.
Встреча взволновала. Выходит, меня помнят, а подготовка партизан
началась! Все-таки понадобились партизаны!
В тот день я еще не знал о Директиве ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 29 июня,
указывающей руководителям. партийных и советских организаций прифронтовых
областей на необходимость развертывания в тылу. врага партизанской борьбы. О
призыве партии разжигать партизанскую войну я услышал лишь через 179
три дня из выступления по радио И. В. Сталина. Тогда и догадался, что
Ворошилов заговорил со мной неспроста. Правда, все помыслы и все время
занимало устройство заграждений перед наступающим врагом, но слова маршала
не забывались. В десятых же числах июля, когда ситуация изменилась, темп
наступления врага замедлился, а возможности оперативно-инженерной группы
оказались на исходе, я стал чаще вспоминать обещание Ворошилова и
беспокоиться, почему он не вызывает...
Ранним утром 11 июля мы с Семенихиным проверяли работу подразделений
оперативно-инженерной группы, готовивших к разрушению автомагистраль Минск
-- Москва на участке между Красным и Гусином. Всходило солнце, на сыром
бетоне лежали длинные синие тени придорожных елей и сосен, темнел гравий
обочин, ревели орудия на недалекой линии фронта и вот-вот должны были
показаться первые "юнкерсы", "хейнкели" и "фоккеры". Возле участка, где
работали саперы, грудились люди. Кто стоит, кто сидит на краю кювета...
Оставив пикап, пошли к саперам. Чубатый командир отделения доложил, что
ведет подкоп под бетонное покрытие магистрали. Рядом с командиром отделения,
напряженно ожидая, когда тот закончит рапорт, стоял высокий
капитан-артиллерист. Едва командир отделения умолк, капитан вскинул руку к
фуражке:
-- Разрешите обратиться, товарищ полковник? Это был Васильев. Он начал
войну под Алитусом, западнее Вильнюса. На третий день боев дивизион
Васильева очутился в окружении. Пытаясь прорваться сквозь фашистские
заслоны, расстрелял боезапас, но потерпел неудачу. Васильев приказал снять с
пушек замки, повел бойцов на восток по лесам и бездорожью, в обход
движущихся по магистралям вражеских колонн и захваченных гитлеровцами
деревень и городов. В Налибокской пуще и под Бегомлем от дивизиона отстали,
потерялись пятьдесят пять человек. Остальные поклялась друг другу или
погибнуть, или пробиться к своим. Четверо были убиты, пятеро ранены и
оставлены в глухих деревнях на попечение
жителей, а Тридцать шесть во главе с капитаном Васильевым пробились.
Я оглядел людей. Их было не меньше сотни!
-- Остальные в пути пристали! -- объяснил Васильев.
Воинство к нему пристало разношерстное: одни в полном обмундировании,
другие в гражданской одежонке, одни с оружием, другие с пустыми руками.
Нашлись и саперы: лейтенант, два сержанта и рядовой Кремнев, чью фамилию
помню, потому что он сберег в окружении даже противогаз! Саперов,
разобравшись, кто они и откуда, я оставил в оперативно-инженерной группе, о
чем, кстати, впоследствии ни разу не пожалел, а остальных окруженцев под
командой капитана Васильева направил на ближайший контрольно-пропускной
пункт.
Долго глядел я вслед уходящей колонне. Что же это получается? Два дня
назад с большими трудностями направляли мы во вражеский тыл группу из пяти
саперов, под командой сержанта Кошеля, а нын[1]-че получили из
вражеского тыла прорвавшееся с боем пополнение в сотню, если не больше,
человек! Слов нет, капитан и его люди остались верны присяге, не жалели
жизни, чтобы соединиться со своими войсками, но ведь они могли стать грозной
и мощной силой, разрушающей вражеский тыл! Им не пришлось бы брести
бездорожьем, хорониться в болотах и чащобах, имей они хотя бы малейшее
представление о партизанской войне!
Обидно стало донельзя. Живем так, словно ни у русской, ни у Красной
Армии нет и не было никакого опыта ведения партизанской войны! Словно не
появилось еще в начале прошлого столетия сочинение, где впервые были
сформулированы особенности партизанской войны, ее цели, тактика и способы
взаимодействия с регулярными войсками! Да к тому же написанные Денисом
Давыдовым!
В свое время я выучил наизусть знаменитые строки и ошеломлял ими
слушателей:
"Партизанская война состоит ни в весьма дробных, ни в первостепенных
предприятиях, ибо занимается не сожжением
одного или двух амбаров, не сорванием пикетов и не нанесением прямых
ударов главным силам неприятеля. Она объем* лет и пересекает все протяжение
путей, от тыла противной армии до того пространства земли, которое
определено на снабжение ее войсками, пропитанием и зарядами, через что,
заграждая течение источника ее сил и существования, она подвергает ее ударам
своей армии обессиленного, голодного и лишенного спасительных уз
подчиненности. Вот партизанская война в полном смысле слова! 6
А написанный еще в 1859 году труд генерал-майора Голицына "О
партизанских действиях в больших размерах, приведенных в правильную систему
и применяемых к действиям армий вообще, и наших русских в особенности"? А
книга по организации, тактике и оперативному использованию партизанских сил,
изданная в конце прошлого века генералом Клембовским?
В начале гражданской войны книга Клембовского заинтересовала Владимира
Ильича Ленина, была в 1919 году по его указанию издана как пособие для
частей Красной Армии и красных партизан. Тогда-то-и указал Ленин, что
партизанские выступления неместь, а военные действия!
Что говорить! Верные ленинским указаниям, Михаил Васильевич Фрунзе и
другие советские полко-водць немало сделали для изучения объективных"
законов партизанских действий и для подготовки к партизанской войне в случае
нападения на СССР какого-либо агрессора. Деятельное участие принимал в этой
подготовке с 1925 года по 1936-й и тогдашний нарком обороны К. Е. Ворошилов.
В период репрессий против военных подготовку партизан прекратили. Все
заблаговременно подготовленные партизанские базы ликвидировали, из тайных
складов извлекли и передали армии большое количество минновзрывных средств,
а имевшиеся на этих складах несколько десятков тысяч иностранных винтовок и
карабинов, сот6 Цит. по кн.: Денис Давыдов. ВЬеииие- записки. М.:
ВЬеиносизда-тельство, 1982. С. 292.
ни иностранных пулеметов и миллионы патронов к ним попросту уничтожили.
Самое же страшное было в том, что в 1937 -- 1938 годах репрессировали хорошо
подготовленные партизанские кадры, кого расстреляли, кого сослали, и уцелели
из "партизан" только те, кто случайно переменил место жительства или, по
счастью, оказался в далекой Испании, принял участие в схватке с фашизмом.
Сама мысль о возможности ведения нами партизанской войны была похоронена.
Новая военная доктрина исключала для Красной Армии длительную стратегическую
оборону, предписывая в кратчайший срок ответить на удар врага более мощным,
перенести боевые действия на территорию агрессора. Естественно, что в
кадровых войсках ни командный, ни тем более рядовой состав уже не получали
знаний, которые дали бы им возможность уверенно действовать в тылу врага. Но
сейчас-то, когда мы вынуждены отступать, когда в тылу гитлеровцев остается
территория, населенная советскими людьми, территория с попавшими в окружение
частями, территория, изрезанная густой сетью железных дорог, сейчас-то самое
время исправить ошибку! Партизанские отряды возникнут, в этом сомневаться не
приходится. Попавшие в окружение части, отдельные бойцы и командиры, не
пробившиеся к своим, тоже перейдут к партизанским действиям или вступят в
партизанские отряды. Значит, им необходимо помочь, чтобы не лилась лишняя
кровь советских людей, чтобы не понесли партизаны ненужные потери, чтобы
знали, как воевать, и имели бы все необходимое для войны во вражеском тылу!
Опыт подсказывал: в партизанские отряды, возникающие за линией фронта,
нужно посылать имеющих специальную подготовку организаторов, современную
технику для нарушения работы вражеского тыла, средства радиосвязи. Готовить
таких организаторов, формировать отряды и группы партизан, направляемых в
тыл врага, снабжать эти отряды и группы всем необходимым следует в
специальных школах, подобных тем, что существовали в тридцатые годы. А в
мастерских при школах изготавливать мины, пусть самые простые, но легко
устанавливаемые на дорогах в 183
тылу врага, прежде всего на Железных. Фашистское командование напрасно
рассчитывает на блицкриг. Молниеносной войны не будет, наше сопротивление
возрастает, рано или поздно мы нанесем ответный удар, ход событий изменится,
боевые действия продлятся еще какое-то время, и вот тут-то врагу понадобятся
не только танки и грузовики, но и железные дороги, железнодорожный
транспорт! Только по железным дорогам сможет осуществлять враг основные
перевозки своих войск, боевой техники, боеприпасов и горючего! И мы обязаны
лишить оккупантов такой возможности...
Первая встреча с Мехлисом
Так и не дождавшись вызова Ворошилова, я по собственной инициативе
поехал однажды в штаб Западного фронта для разговора с маршалом о
партизанских делах. Увы, Ворошилов к тому времени отбыл в Москву.
Раздосадованный, зашел я к генералу Васильеву. Петр Михайлович
посочувствовал, согласился, что нарушать. работу вражеского железнодорожного
транспорта необходимо, посоветовал пойти к находящемуся в штабе фронта
представителю Ставки армейскому комиссару 1-го ранга З. Л. Мехлису.
-- Наверняка он в курсе дела и, конечно, поможет! -- рассудил Васильев.
Мехлис меня принял. Я объяснил, какое важное, непрерывно возрастающее
значение имеет минирование железных дорог в тылу фашистских войск,
постарался убедить армейского комиссара, что диверсии на коммуникациях врага
потребуют гораздо меньше сил и средств, чем тратится на бомбардировку
железнодорожных узлов и воинских эшелонов, что врагу не достанет сил для
надежной охраны даже самых необходимых железных и автомобильных дорог,
попытался развить идею партизанской войны.
-- Подождите, полковник! -- прервал Мехлис. -- Что привело вас именно
ко мне? Вам кто-нибудь мешает?
-- Нет...
-- Тогда о чем речь? Помогайте на здоровье партизанам и не отнимайте у
меня время! Вы свободны.
. -- Н-нда, -- произнес Васильев, узнав об итогах моего визита к
Мехлису. -- Это значит, что у армейского комиссара есть другие неотложные
дела. А не наведаться ли Вам к члену Военного совета фронта товарищу
Пономаренко? В самом деле! Пантелеймон Кондратьевич -- первый секретарь ЦК
партии Белоруссии, он наверняка занимается партизанами по партийной линии.
Идея генерала Васильева обнадеживала! Но стоит ли идти к члену Военного
совета с пустыми руками? Не лучше ли показать образцы мин, которые можно без
труда делать где угодно и в каких угодно условиях, поскольку детали к ним в
полном смысле слова валяются под ногами?
Встреча с Пономаренко. Начальник ОУЦ
За сутки я смастерил два таких образца и" завернув сувениры в старую
газету, во второй половине дня 11 июля явился к Пономаренко.
Первой продемонстрировал противопоездную мину собственной конструкции
(ПМС). Объяснил ее устройство и способ установки. Пономаренко подержал мину,
опробовал действие замыкателей с лампочкой от карманного фонарика вместо
детонатора:
-- Работает! Но, пожалуй, сложна. Вон сколько вы накрутили
замыкателей-предохранителей!
-- При таком устройстве, товарищ член Военного совета, мина абсолютно
безопасна при установке и неизвлекаема для противника...
Пономаренко молча отложил ПМС в сторону, указал глазами на второй
образец. Я рассказал о втором, стал говорить о других минах, которые можно
производить из подручных материалов, о самодельных ручных гранатах и
зажигательных снарядах.
-- Неплохо, но ведь у вас одни образцы да рассказы, а ими много не
навоюешь. Я возразил:
-- Товарищ член Военного совета, если есть образцы, можно наладить
производство мин прямо на фронте! Лишь бы люди знали, что делать!
-- Меня можете не агитировать! -- ответил Пономаренко. -- Я -- за.
Выделяйте знающих командиров да 185
побольше всяких взрывателей-замыкателей, и давайте снабжать партизан!
-- Командиров-специалистов, товарищ член Военного совета, у меня нет. А
минноподрывных средств в обрез. Но прежде, в тридцатые годы, существовали
специальные партизанские школы.
-- Школы?
-- Так точно. Там обучали тактике партизанских действий, показывали,
как делать всевозможные мины и применять их во вражеском тылу. Может быть
организовать такую школу сейчас?
Пономаренко раздумывал, трогая пальцами образ-цы мин, поднял сощуренные
глаза:
-- Это идея -- создать школу!.. Впрочем, лучше ее назвать как-нибудь
иначе, чтобы в глаза не бросалось... Скажем, учебным центром. Да. Именно
так! Учебный центр!.. Попрошу срочно подготовить докладную записку на имя
народного комиссара оборону и проект соответствующего приказа.
Изложить на бумаге то, что не давало покоя годами, несложно. На
следующее утро я вручил Пономаренко докладную записку на имя наркома обороны
и проект приказа НКО об организации специального учебного центра Западного
фронта. Пантелеймон Кондратьевич прочитал оба документа, сделал поправки в
тексте, бумаги перепечатали, и на следующий день они были подписаны маршалом
Тимошенко, который, оставаясь наркомом обороны, принял командование Западным
фронтом.
Создаваемая партизанская школа получила наименование
Оперативно-учебного центра Западного фронта, сокращенно -- ОУЦ. Меня
назначили его начальником.
-- Действуйте! -- сказал Пономаренко, когда я расписался на прочитанном
приказе. -- Поезжайте в Рославль. Там находится пункт формирования
партизанских отрядов фронта, там и оперативно-учебный центр разместите.
Желаю успеха!
Я сознавал, что нахожусь у истоков огромного дела, и радовался.
Сбывалась мечта -- нанести удар по растянутым, плохо охраняемым
коммуникациям вра-жеских армий, разрубить наползавшую фашистскую гадюку
надвое, отделить ее голову -- передовые части, от хвоста -- источников
снабжения.
Около шести часов утра 14 июля, в пяти километрах от Рославля, среди
болот и тощего чернолесья разыскали мы с Семенихиным и Шлегером постройки
управления торфоразработок: там, по нашим сведениям, размещались работники
аппарата ЦК Коммунистической партии Белоруссии, у которых мы могли узнать,
где находится пункт формирования партизанских отрядов.
Озадаченный нашим приездом дежурный упорно твердил одно:
-- Все спят.
Через открытые двери комнат я и сам видел, что прямо на полу, вповалку,
спят люди. Но дело не терпело отлагательства, и мы настояли, чтобы дежурный
разыскал и разбудил секретаря ЦК товарища Эйди-нова.
Дежурный повел в комнаты. Эйдинов спал на коротком венском диванчике,
согнув колени. Сел, энергично потер лицо, взял письмо от П. К. Пономаренко,
прочитал, снова крепко потер лицо:
-- Извините, мы вчера очень поздно закончили работу.
Выехали в Рославль: пункт формирования партизанских отрядов находился в
пионерском лагере на окраине города. Эйдинов по дороге ввел в курс дела:
специалистов по партизанской тактике и технике на пункте нет, техники
тоже нет, но отряды формируются, людям ставят конкретные задачи, --
уничтожать фашистских солдат и офицеров, разрушать различные военные объекты
и железные дороги, мешать работе связи.
-- А как это делать -- учат? Эйдинов пожал плечами:
-- Ну! Сами сообразят!
Дела аптечные
В бывшем пионерлагере встретил начальник пункта Иван Петрович
Кутейников, в прошлом заведующий военным отделом Совета Народных Комиссаров
БССР. Иван Петрович чистосердечно признался, что не имеет ясного
представления ни о партизанской войне в целом, ни о тактике партизанских
действий, ни о технике и тактике диверсионной работы.
-- Сами посудите -- откуда мне все это знать? -- развел он руками. --
Никогда я в партизаны не метил. Вот если насчет обмундирования или
продуктов, вообще по частям снабжения -- это да, это я могу.
-- С оружием беда, -- дополнил картину Кутейников за завтраком. --
Винтовок не хватает, пулеметов нет, даже ручных гранат не наберешь... А вы
говорите --взрывчатка и прочее! Тут ни одной живой души нет, которая хоть бы
малость смыслила в этом самом подрывном деле! Мы одно делать насобачились:
учебные винтовки восстанавливать. Запаяем просверленные отверстия, и
ничего -- стреляем!
-- Значит, минами партизан не снабжаете?
-- Какие, к лешему, мины? Слава богу, научились дырки запаивать!
-- Плохо. Мины, между прочим, могут заменить партизанам даже
артиллерию. Посудите сами, Иван Петрович... -- я пустился в объяснения
преимуществ инженерных мин, и под конец моей страстной речи Кутейников даже
вилку отложил.
-- У вас и с собой эти мины есть? А ну, покажите! Образцы мин,
зажигательных снарядов, ручных гранат -- все это было для Ивана Петровича
откровением,
-- Вот такая малявка может целый поезд угробить?! Сила!
Знакомство с будущими партизанами состоялось сразу после завтрака. Я
увидел десятки внимательных, настороженных глаз, увидел лица, отмеченные
усталостью, тревогой, заботой.
Мне было понятно, что творится на душе у этих" людей, самоотверженно
вызвавшихся идти в тыл врага, обеспокоенных нехваткой оружия и средств
связи.
Не тратя времени на общие разговоры, я начал прямо с показа привезенной
техники.
И настороженные глаза заблестели, озабоченные лица засветились
радостью.
После занятий люди долго не расходились, каждому хотелось увидеть мины
и гранаты поближе, прикоснуться к ним. Нас засыпали вопросами. Стало не по
себе. Партизанскую технику я показал, но как объяснить людям, что в нашем
распоряжении находятся лишь единичные образцы этой техники, что ни
документации на изготовление инженерных мин, ни самих мин, ни прочих
диверсионных средств на фронте пока нет? Да надо ли, впрочем, это объяснять,
омрачать людям жизнь? Не лучше ли найти какое-то решение проблемы?
Решение виделось одно: немедленно ехать в Москву, в Главное
военно-инженерное управление:
помочь могут только там. И вот во второй половине того же дня пикап
Шлегера помчался в Москву. Именно помчался: мы добрались до Москвы по старой
Варшавской дороге еще засветло.
Странно выглядел город. Если бы не красноватый оттенок закатного
солнечного света, можно было бы подумать, что день в Москве только
начинается:
слишком мало людей на улицах.
Своего начальник, полковника Нагорного, я застал в рабочем кабинете.
-- Вот хорошо, что приехал! Ваша группа задачу выполнила, войска
получили пополнение, теперь будешь работать в отделе!
Заверенную копию приказа наркома обороны о назначении меня начальником
оперативно-учебного центра прочитал, хмурясь. Возвратил приказ:
-- На двух стульях сидеть собрался? Не удастся. Однако, выслушав меня,
согласился, что надо всячески помогать обучению партизан.
С помощью Нагорного и Галицкого быстро получили наряды на
принадлежности для изготовления мин, гранат и зажигательных снарядов, не
удалось получить только средств радиосвязи.
-- Что же ты не спросишь, где семья? --усмехнулся Нагорный, когда я в
очередной раз зашел к нему в кабинет с каким-то требованием.
-- А что? Надеюсь, они дома?
-- Дома-то дома, а где этот дом, знаешь? Я растерялся.
-- Скажи спасибо Вакуловскому и Цабулову, -- посоветовал Нагорный,
называя фамилии моих товарищей по отделу. -- Пока некоторые партизанят, они
эвакуируют их жен и детей. В тот самый лесной городок, где ты после Испании
полигоном командовал...
Нагрузив пикап добытым имуществом, поздним утром следующего дня мы
двинулись обратно в Рославль. А там огорошил Кутейников: получено
распоряжение в ночь на 16 июля отправить во вражеский тыл сто человек.
-- С чем отправлять, не сказали?
-- Самим приказано думать!
Лихорадочно прикинув, что можно сделать, я тронул заместителя за плечо:
-- Аптека далеко? Работает?
-- Аптека в городе. Работает. Вам нездоровится, товарищ полковник? --
встревожился Кутейников.
-- Не поздоровится, если подведет аптека. Поехали!
Провизор, не видя в моих руках рецепта, выжидательно поднял брови. Я
предъявил удостоверение "личности- и --объяснил, -- что-требуетсят Провизор
обладал чувством юмора:
-- А вы гарантируете, что пациенту придется туго?
-- Полностью гарантирую.
-- Тогда я приготовлю "лекарство" в любом количестве!
Оставив провизора и его помощников выполнять наш огромный заказ, я
вернулся в пионерлагерь и немедленно начал занятия с партизанами. Побывал с
ними в поле, на автомобильной и на железной дорогах. Показывал, как надо
ставить мины в различных условиях, знакомил слушателей с другими способами
разрушения вражеских коммуникаций. Используя химикаты прихваченные в аптеке,
успели сделать некоторое количество самодельных гранат, терочных вос-190
пламенителей и взрывчатые смеси. Тем временем лейтенант Семенихин,
получив сведения, что в одном из ближайших совхозов осталось много аммиачной
селитры, привез в пионерлагерь три тонны этого удобрения. Оно послужило
сырьем для самодельной взрывчатки. Таким образом, гранатами,
воспламенителями и взрывчатыми веществами уходящую группу обеспечили. Теперь
задача состояла в том, чтобы предохранить терочные воспламенители и
самодельный аммонал от отсыревания на время следования группы в тыл врага.
Но выход и тут был найден, хотя нашеновоетребованиеповерглопровизора
рославльской аптеки в замешательство (Похоже, Илья Григорьевич реквизировал
все "изделия No2" Бзкского резинового завода. Прин. ред. А. Э. ) Впрочем,
группы в небольшом количестве, главным образом при усилении полевой обороны
собственных войск. Для минирования магистралей и предполагаемых мест обхода
разрушенных участков магистралей требовались мины намного более мощные и не
обычные, а замедленно-177
го действия. Ведь противотанковые мины на магистралях мы устанавливали
лишь после отхода своих арьергардов, а за нашими арьергардами торопились
фашистские авангарды, и саперы несли потери, а мины враг легко обнаруживал,
уничтожал или объезжал.
Увы, мин замедленного действия, изготовленных-промышленным способом, в
войсках не имелось. Пришлось вспомнить Испанию, испанских друзей, Мастеров
изготовлять мины и гранаты из консервных банок, чайных жестянок, дырявых
бензиновых бачков и прочего хлама, выброшенного на свалку, вспомнить наши
фугасы на дорогах под Кордовой и Гранадой. Собрав командиров отрядов, я
показал, как нужно делать мины замедленного действия из подручных
материалов. За дело взялись сразу. Общевойсковые командиры отнеслись к
нашему замыслу скептически, не верили, что самоделки принесут пользу, однако
неверие очень скоро сменилось похвалами и благодарностями.
Вспоминал я Испанию и испанский опыт, конечно, не только потому, что
войскам не хватало мин замедленного действия. События показали: враг
вторгается на территорию нашей Родины главным образом в полосе
железнодорожных и шоссейных дорог, он не контролирует и не может
контролировать огромные массивы лесов, полей и болот по сторонам этих
магистралей. Таким образом, возникала возможность, как в Испании, перенести
действие минеров в тыл врага!
Работая в полосе обороны 20-й армии, я поделился своими мыслями с
начальником штаба армии генералом Н. В. Корнеевым. Прирожденный разведчик,
Корнеев сразу загорелся идеей отправки во вражеский тыл
минеров-добровольцев. Через несколько дней мы послали за линию фронта группу
бойцов, возглавленную сержантом Кошелем. Добровольцам предстояло
заминировать восстановленный врагом участок автомагистрали Минск -- Москва в
нескольких километрах восточное Коханова. Группа Кошеля благополучно
достигла указанного участка" поставила мины, убедилась, что они сработали,
подорвав 178
несколько грузовиков с военным имуществом и солдатами, благополучно
вышла к нашим окопам в районе деревни Русский Селец.
Сержант и его товарищи рассказывали о пережитом и увиденном
возбужденно, с удивлением: одно дело, представлять действие мин мысленно, и
совсем другое -- наблюдать, как мины уничтожают противника в его собственном
тылу, когда он совершенно беспомощен.
Вылазка группы Кошеля подтвердила предположение об уязвимости
фашистских коммуникаций, и мы не преминули бы послать во вражеский тыл новые
группы саперов, однако технические возможности оперативно-инженерной группы
иссякали, у нас не оставалось больше замыкателей замедленного действия, на
исходе была взрывчатка, да и ход событий требовал иных, более масштабных
решений для нарушения работы вражеского тыла. Однако принять эти решения
самостоятельно никто из нас, конечно, не мог.
Однажды приехав в штаб Западного фронта, я увидел Ворошилова.
Сопровождаемый незнакомым генералом и двумя полковниками, маршал шел к
палаткам политуправления. Заметив меня, остановился, дал знак подойти,
спросил, чем занимаюсь. Выслушав ответ, поинтересовался, готовлю ли я
партизан.
-- Партизан?.. Никак нет, товарищ маршал. Собственно...
-- Хорошо, хорошо. Я вас вызову и подключу к этому делу. Вы свободны.
Встреча взволновала. Выходит, меня помнят, а подготовка партизан
началась! Все-таки понадобились партизаны!
В тот день я еще не знал о Директиве ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 29 июня,
указывающей руководителям. партийных и советских организаций прифронтовых
областей на необходимость развертывания в тылу. врага партизанской борьбы. О
призыве партии разжигать партизанскую войну я услышал лишь через 179
три дня из выступления по радио И. В. Сталина. Тогда и догадался, что
Ворошилов заговорил со мной неспроста. Правда, все помыслы и все время
занимало устройство заграждений перед наступающим врагом, но слова маршала
не забывались. В десятых же числах июля, когда ситуация изменилась, темп
наступления врага замедлился, а возможности оперативно-инженерной группы
оказались на исходе, я стал чаще вспоминать обещание Ворошилова и
беспокоиться, почему он не вызывает...
Ранним утром 11 июля мы с Семенихиным проверяли работу подразделений
оперативно-инженерной группы, готовивших к разрушению автомагистраль Минск
-- Москва на участке между Красным и Гусином. Всходило солнце, на сыром
бетоне лежали длинные синие тени придорожных елей и сосен, темнел гравий
обочин, ревели орудия на недалекой линии фронта и вот-вот должны были
показаться первые "юнкерсы", "хейнкели" и "фоккеры". Возле участка, где
работали саперы, грудились люди. Кто стоит, кто сидит на краю кювета...
Оставив пикап, пошли к саперам. Чубатый командир отделения доложил, что
ведет подкоп под бетонное покрытие магистрали. Рядом с командиром отделения,
напряженно ожидая, когда тот закончит рапорт, стоял высокий
капитан-артиллерист. Едва командир отделения умолк, капитан вскинул руку к
фуражке:
-- Разрешите обратиться, товарищ полковник? Это был Васильев. Он начал
войну под Алитусом, западнее Вильнюса. На третий день боев дивизион
Васильева очутился в окружении. Пытаясь прорваться сквозь фашистские
заслоны, расстрелял боезапас, но потерпел неудачу. Васильев приказал снять с
пушек замки, повел бойцов на восток по лесам и бездорожью, в обход
движущихся по магистралям вражеских колонн и захваченных гитлеровцами
деревень и городов. В Налибокской пуще и под Бегомлем от дивизиона отстали,
потерялись пятьдесят пять человек. Остальные поклялась друг другу или
погибнуть, или пробиться к своим. Четверо были убиты, пятеро ранены и
оставлены в глухих деревнях на попечение
жителей, а Тридцать шесть во главе с капитаном Васильевым пробились.
Я оглядел людей. Их было не меньше сотни!
-- Остальные в пути пристали! -- объяснил Васильев.
Воинство к нему пристало разношерстное: одни в полном обмундировании,
другие в гражданской одежонке, одни с оружием, другие с пустыми руками.
Нашлись и саперы: лейтенант, два сержанта и рядовой Кремнев, чью фамилию
помню, потому что он сберег в окружении даже противогаз! Саперов,
разобравшись, кто они и откуда, я оставил в оперативно-инженерной группе, о
чем, кстати, впоследствии ни разу не пожалел, а остальных окруженцев под
командой капитана Васильева направил на ближайший контрольно-пропускной
пункт.
Долго глядел я вслед уходящей колонне. Что же это получается? Два дня
назад с большими трудностями направляли мы во вражеский тыл группу из пяти
саперов, под командой сержанта Кошеля, а нын[1]-че получили из
вражеского тыла прорвавшееся с боем пополнение в сотню, если не больше,
человек! Слов нет, капитан и его люди остались верны присяге, не жалели
жизни, чтобы соединиться со своими войсками, но ведь они могли стать грозной
и мощной силой, разрушающей вражеский тыл! Им не пришлось бы брести
бездорожьем, хорониться в болотах и чащобах, имей они хотя бы малейшее
представление о партизанской войне!
Обидно стало донельзя. Живем так, словно ни у русской, ни у Красной
Армии нет и не было никакого опыта ведения партизанской войны! Словно не
появилось еще в начале прошлого столетия сочинение, где впервые были
сформулированы особенности партизанской войны, ее цели, тактика и способы
взаимодействия с регулярными войсками! Да к тому же написанные Денисом
Давыдовым!
В свое время я выучил наизусть знаменитые строки и ошеломлял ими
слушателей:
"Партизанская война состоит ни в весьма дробных, ни в первостепенных
предприятиях, ибо занимается не сожжением
одного или двух амбаров, не сорванием пикетов и не нанесением прямых
ударов главным силам неприятеля. Она объем* лет и пересекает все протяжение
путей, от тыла противной армии до того пространства земли, которое
определено на снабжение ее войсками, пропитанием и зарядами, через что,
заграждая течение источника ее сил и существования, она подвергает ее ударам
своей армии обессиленного, голодного и лишенного спасительных уз
подчиненности. Вот партизанская война в полном смысле слова! 6
А написанный еще в 1859 году труд генерал-майора Голицына "О
партизанских действиях в больших размерах, приведенных в правильную систему
и применяемых к действиям армий вообще, и наших русских в особенности"? А
книга по организации, тактике и оперативному использованию партизанских сил,
изданная в конце прошлого века генералом Клембовским?
В начале гражданской войны книга Клембовского заинтересовала Владимира
Ильича Ленина, была в 1919 году по его указанию издана как пособие для
частей Красной Армии и красных партизан. Тогда-то-и указал Ленин, что
партизанские выступления неместь, а военные действия!
Что говорить! Верные ленинским указаниям, Михаил Васильевич Фрунзе и
другие советские полко-водць немало сделали для изучения объективных"
законов партизанских действий и для подготовки к партизанской войне в случае
нападения на СССР какого-либо агрессора. Деятельное участие принимал в этой
подготовке с 1925 года по 1936-й и тогдашний нарком обороны К. Е. Ворошилов.
В период репрессий против военных подготовку партизан прекратили. Все
заблаговременно подготовленные партизанские базы ликвидировали, из тайных
складов извлекли и передали армии большое количество минновзрывных средств,
а имевшиеся на этих складах несколько десятков тысяч иностранных винтовок и
карабинов, сот6 Цит. по кн.: Денис Давыдов. ВЬеииие- записки. М.:
ВЬеиносизда-тельство, 1982. С. 292.
ни иностранных пулеметов и миллионы патронов к ним попросту уничтожили.
Самое же страшное было в том, что в 1937 -- 1938 годах репрессировали хорошо
подготовленные партизанские кадры, кого расстреляли, кого сослали, и уцелели
из "партизан" только те, кто случайно переменил место жительства или, по
счастью, оказался в далекой Испании, принял участие в схватке с фашизмом.
Сама мысль о возможности ведения нами партизанской войны была похоронена.
Новая военная доктрина исключала для Красной Армии длительную стратегическую
оборону, предписывая в кратчайший срок ответить на удар врага более мощным,
перенести боевые действия на территорию агрессора. Естественно, что в
кадровых войсках ни командный, ни тем более рядовой состав уже не получали
знаний, которые дали бы им возможность уверенно действовать в тылу врага. Но
сейчас-то, когда мы вынуждены отступать, когда в тылу гитлеровцев остается
территория, населенная советскими людьми, территория с попавшими в окружение
частями, территория, изрезанная густой сетью железных дорог, сейчас-то самое
время исправить ошибку! Партизанские отряды возникнут, в этом сомневаться не
приходится. Попавшие в окружение части, отдельные бойцы и командиры, не
пробившиеся к своим, тоже перейдут к партизанским действиям или вступят в
партизанские отряды. Значит, им необходимо помочь, чтобы не лилась лишняя
кровь советских людей, чтобы не понесли партизаны ненужные потери, чтобы
знали, как воевать, и имели бы все необходимое для войны во вражеском тылу!
Опыт подсказывал: в партизанские отряды, возникающие за линией фронта,
нужно посылать имеющих специальную подготовку организаторов, современную
технику для нарушения работы вражеского тыла, средства радиосвязи. Готовить
таких организаторов, формировать отряды и группы партизан, направляемых в
тыл врага, снабжать эти отряды и группы всем необходимым следует в
специальных школах, подобных тем, что существовали в тридцатые годы. А в
мастерских при школах изготавливать мины, пусть самые простые, но легко
устанавливаемые на дорогах в 183
тылу врага, прежде всего на Железных. Фашистское командование напрасно
рассчитывает на блицкриг. Молниеносной войны не будет, наше сопротивление
возрастает, рано или поздно мы нанесем ответный удар, ход событий изменится,
боевые действия продлятся еще какое-то время, и вот тут-то врагу понадобятся
не только танки и грузовики, но и железные дороги, железнодорожный
транспорт! Только по железным дорогам сможет осуществлять враг основные
перевозки своих войск, боевой техники, боеприпасов и горючего! И мы обязаны
лишить оккупантов такой возможности...
Первая встреча с Мехлисом
Так и не дождавшись вызова Ворошилова, я по собственной инициативе
поехал однажды в штаб Западного фронта для разговора с маршалом о
партизанских делах. Увы, Ворошилов к тому времени отбыл в Москву.
Раздосадованный, зашел я к генералу Васильеву. Петр Михайлович
посочувствовал, согласился, что нарушать. работу вражеского железнодорожного
транспорта необходимо, посоветовал пойти к находящемуся в штабе фронта
представителю Ставки армейскому комиссару 1-го ранга З. Л. Мехлису.
-- Наверняка он в курсе дела и, конечно, поможет! -- рассудил Васильев.
Мехлис меня принял. Я объяснил, какое важное, непрерывно возрастающее
значение имеет минирование железных дорог в тылу фашистских войск,
постарался убедить армейского комиссара, что диверсии на коммуникациях врага
потребуют гораздо меньше сил и средств, чем тратится на бомбардировку
железнодорожных узлов и воинских эшелонов, что врагу не достанет сил для
надежной охраны даже самых необходимых железных и автомобильных дорог,
попытался развить идею партизанской войны.
-- Подождите, полковник! -- прервал Мехлис. -- Что привело вас именно
ко мне? Вам кто-нибудь мешает?
-- Нет...
-- Тогда о чем речь? Помогайте на здоровье партизанам и не отнимайте у
меня время! Вы свободны.
. -- Н-нда, -- произнес Васильев, узнав об итогах моего визита к
Мехлису. -- Это значит, что у армейского комиссара есть другие неотложные
дела. А не наведаться ли Вам к члену Военного совета фронта товарищу
Пономаренко? В самом деле! Пантелеймон Кондратьевич -- первый секретарь ЦК
партии Белоруссии, он наверняка занимается партизанами по партийной линии.
Идея генерала Васильева обнадеживала! Но стоит ли идти к члену Военного
совета с пустыми руками? Не лучше ли показать образцы мин, которые можно без
труда делать где угодно и в каких угодно условиях, поскольку детали к ним в
полном смысле слова валяются под ногами?
Встреча с Пономаренко. Начальник ОУЦ
За сутки я смастерил два таких образца и" завернув сувениры в старую
газету, во второй половине дня 11 июля явился к Пономаренко.
Первой продемонстрировал противопоездную мину собственной конструкции
(ПМС). Объяснил ее устройство и способ установки. Пономаренко подержал мину,
опробовал действие замыкателей с лампочкой от карманного фонарика вместо
детонатора:
-- Работает! Но, пожалуй, сложна. Вон сколько вы накрутили
замыкателей-предохранителей!
-- При таком устройстве, товарищ член Военного совета, мина абсолютно
безопасна при установке и неизвлекаема для противника...
Пономаренко молча отложил ПМС в сторону, указал глазами на второй
образец. Я рассказал о втором, стал говорить о других минах, которые можно
производить из подручных материалов, о самодельных ручных гранатах и
зажигательных снарядах.
-- Неплохо, но ведь у вас одни образцы да рассказы, а ими много не
навоюешь. Я возразил:
-- Товарищ член Военного совета, если есть образцы, можно наладить
производство мин прямо на фронте! Лишь бы люди знали, что делать!
-- Меня можете не агитировать! -- ответил Пономаренко. -- Я -- за.
Выделяйте знающих командиров да 185
побольше всяких взрывателей-замыкателей, и давайте снабжать партизан!
-- Командиров-специалистов, товарищ член Военного совета, у меня нет. А
минноподрывных средств в обрез. Но прежде, в тридцатые годы, существовали
специальные партизанские школы.
-- Школы?
-- Так точно. Там обучали тактике партизанских действий, показывали,
как делать всевозможные мины и применять их во вражеском тылу. Может быть
организовать такую школу сейчас?
Пономаренко раздумывал, трогая пальцами образ-цы мин, поднял сощуренные
глаза:
-- Это идея -- создать школу!.. Впрочем, лучше ее назвать как-нибудь
иначе, чтобы в глаза не бросалось... Скажем, учебным центром. Да. Именно
так! Учебный центр!.. Попрошу срочно подготовить докладную записку на имя
народного комиссара оборону и проект соответствующего приказа.
Изложить на бумаге то, что не давало покоя годами, несложно. На
следующее утро я вручил Пономаренко докладную записку на имя наркома обороны
и проект приказа НКО об организации специального учебного центра Западного
фронта. Пантелеймон Кондратьевич прочитал оба документа, сделал поправки в
тексте, бумаги перепечатали, и на следующий день они были подписаны маршалом
Тимошенко, который, оставаясь наркомом обороны, принял командование Западным
фронтом.
Создаваемая партизанская школа получила наименование
Оперативно-учебного центра Западного фронта, сокращенно -- ОУЦ. Меня
назначили его начальником.
-- Действуйте! -- сказал Пономаренко, когда я расписался на прочитанном
приказе. -- Поезжайте в Рославль. Там находится пункт формирования
партизанских отрядов фронта, там и оперативно-учебный центр разместите.
Желаю успеха!
Я сознавал, что нахожусь у истоков огромного дела, и радовался.
Сбывалась мечта -- нанести удар по растянутым, плохо охраняемым
коммуникациям вра-жеских армий, разрубить наползавшую фашистскую гадюку
надвое, отделить ее голову -- передовые части, от хвоста -- источников
снабжения.
Около шести часов утра 14 июля, в пяти километрах от Рославля, среди
болот и тощего чернолесья разыскали мы с Семенихиным и Шлегером постройки
управления торфоразработок: там, по нашим сведениям, размещались работники
аппарата ЦК Коммунистической партии Белоруссии, у которых мы могли узнать,
где находится пункт формирования партизанских отрядов.
Озадаченный нашим приездом дежурный упорно твердил одно:
-- Все спят.
Через открытые двери комнат я и сам видел, что прямо на полу, вповалку,
спят люди. Но дело не терпело отлагательства, и мы настояли, чтобы дежурный
разыскал и разбудил секретаря ЦК товарища Эйди-нова.
Дежурный повел в комнаты. Эйдинов спал на коротком венском диванчике,
согнув колени. Сел, энергично потер лицо, взял письмо от П. К. Пономаренко,
прочитал, снова крепко потер лицо:
-- Извините, мы вчера очень поздно закончили работу.
Выехали в Рославль: пункт формирования партизанских отрядов находился в
пионерском лагере на окраине города. Эйдинов по дороге ввел в курс дела:
специалистов по партизанской тактике и технике на пункте нет, техники
тоже нет, но отряды формируются, людям ставят конкретные задачи, --
уничтожать фашистских солдат и офицеров, разрушать различные военные объекты
и железные дороги, мешать работе связи.
-- А как это делать -- учат? Эйдинов пожал плечами:
-- Ну! Сами сообразят!
Дела аптечные
В бывшем пионерлагере встретил начальник пункта Иван Петрович
Кутейников, в прошлом заведующий военным отделом Совета Народных Комиссаров
БССР. Иван Петрович чистосердечно признался, что не имеет ясного
представления ни о партизанской войне в целом, ни о тактике партизанских
действий, ни о технике и тактике диверсионной работы.
-- Сами посудите -- откуда мне все это знать? -- развел он руками. --
Никогда я в партизаны не метил. Вот если насчет обмундирования или
продуктов, вообще по частям снабжения -- это да, это я могу.
-- С оружием беда, -- дополнил картину Кутейников за завтраком. --
Винтовок не хватает, пулеметов нет, даже ручных гранат не наберешь... А вы
говорите --взрывчатка и прочее! Тут ни одной живой души нет, которая хоть бы
малость смыслила в этом самом подрывном деле! Мы одно делать насобачились:
учебные винтовки восстанавливать. Запаяем просверленные отверстия, и
ничего -- стреляем!
-- Значит, минами партизан не снабжаете?
-- Какие, к лешему, мины? Слава богу, научились дырки запаивать!
-- Плохо. Мины, между прочим, могут заменить партизанам даже
артиллерию. Посудите сами, Иван Петрович... -- я пустился в объяснения
преимуществ инженерных мин, и под конец моей страстной речи Кутейников даже
вилку отложил.
-- У вас и с собой эти мины есть? А ну, покажите! Образцы мин,
зажигательных снарядов, ручных гранат -- все это было для Ивана Петровича
откровением,
-- Вот такая малявка может целый поезд угробить?! Сила!
Знакомство с будущими партизанами состоялось сразу после завтрака. Я
увидел десятки внимательных, настороженных глаз, увидел лица, отмеченные
усталостью, тревогой, заботой.
Мне было понятно, что творится на душе у этих" людей, самоотверженно
вызвавшихся идти в тыл врага, обеспокоенных нехваткой оружия и средств
связи.
Не тратя времени на общие разговоры, я начал прямо с показа привезенной
техники.
И настороженные глаза заблестели, озабоченные лица засветились
радостью.
После занятий люди долго не расходились, каждому хотелось увидеть мины
и гранаты поближе, прикоснуться к ним. Нас засыпали вопросами. Стало не по
себе. Партизанскую технику я показал, но как объяснить людям, что в нашем
распоряжении находятся лишь единичные образцы этой техники, что ни
документации на изготовление инженерных мин, ни самих мин, ни прочих
диверсионных средств на фронте пока нет? Да надо ли, впрочем, это объяснять,
омрачать людям жизнь? Не лучше ли найти какое-то решение проблемы?
Решение виделось одно: немедленно ехать в Москву, в Главное
военно-инженерное управление:
помочь могут только там. И вот во второй половине того же дня пикап
Шлегера помчался в Москву. Именно помчался: мы добрались до Москвы по старой
Варшавской дороге еще засветло.
Странно выглядел город. Если бы не красноватый оттенок закатного
солнечного света, можно было бы подумать, что день в Москве только
начинается:
слишком мало людей на улицах.
Своего начальник, полковника Нагорного, я застал в рабочем кабинете.
-- Вот хорошо, что приехал! Ваша группа задачу выполнила, войска
получили пополнение, теперь будешь работать в отделе!
Заверенную копию приказа наркома обороны о назначении меня начальником
оперативно-учебного центра прочитал, хмурясь. Возвратил приказ:
-- На двух стульях сидеть собрался? Не удастся. Однако, выслушав меня,
согласился, что надо всячески помогать обучению партизан.
С помощью Нагорного и Галицкого быстро получили наряды на
принадлежности для изготовления мин, гранат и зажигательных снарядов, не
удалось получить только средств радиосвязи.
-- Что же ты не спросишь, где семья? --усмехнулся Нагорный, когда я в
очередной раз зашел к нему в кабинет с каким-то требованием.
-- А что? Надеюсь, они дома?
-- Дома-то дома, а где этот дом, знаешь? Я растерялся.
-- Скажи спасибо Вакуловскому и Цабулову, -- посоветовал Нагорный,
называя фамилии моих товарищей по отделу. -- Пока некоторые партизанят, они
эвакуируют их жен и детей. В тот самый лесной городок, где ты после Испании
полигоном командовал...
Нагрузив пикап добытым имуществом, поздним утром следующего дня мы
двинулись обратно в Рославль. А там огорошил Кутейников: получено
распоряжение в ночь на 16 июля отправить во вражеский тыл сто человек.
-- С чем отправлять, не сказали?
-- Самим приказано думать!
Лихорадочно прикинув, что можно сделать, я тронул заместителя за плечо:
-- Аптека далеко? Работает?
-- Аптека в городе. Работает. Вам нездоровится, товарищ полковник? --
встревожился Кутейников.
-- Не поздоровится, если подведет аптека. Поехали!
Провизор, не видя в моих руках рецепта, выжидательно поднял брови. Я
предъявил удостоверение "личности- и --объяснил, -- что-требуетсят Провизор
обладал чувством юмора:
-- А вы гарантируете, что пациенту придется туго?
-- Полностью гарантирую.
-- Тогда я приготовлю "лекарство" в любом количестве!
Оставив провизора и его помощников выполнять наш огромный заказ, я
вернулся в пионерлагерь и немедленно начал занятия с партизанами. Побывал с
ними в поле, на автомобильной и на железной дорогах. Показывал, как надо
ставить мины в различных условиях, знакомил слушателей с другими способами
разрушения вражеских коммуникаций. Используя химикаты прихваченные в аптеке,
успели сделать некоторое количество самодельных гранат, терочных вос-190
пламенителей и взрывчатые смеси. Тем временем лейтенант Семенихин,
получив сведения, что в одном из ближайших совхозов осталось много аммиачной
селитры, привез в пионерлагерь три тонны этого удобрения. Оно послужило
сырьем для самодельной взрывчатки. Таким образом, гранатами,
воспламенителями и взрывчатыми веществами уходящую группу обеспечили. Теперь
задача состояла в том, чтобы предохранить терочные воспламенители и
самодельный аммонал от отсыревания на время следования группы в тыл врага.
Но выход и тут был найден, хотя нашеновоетребованиеповерглопровизора
рославльской аптеки в замешательство (Похоже, Илья Григорьевич реквизировал
все "изделия No2" Бзкского резинового завода. Прин. ред. А. Э. ) Впрочем,