Страница:
б) Где искать и поймать? Тут нужно идти путем исключений.
На дороге, в поезде или на воде?
1. На дороге. Тут масса затруднений, в особенности при выезде из
города:
а) Могут встретиться люди, а люди любопытны и пронырливы. Какой--
нибудь намек, предположение о том, что спрятано в ящике, может его погубить.
б) Может проехать пограничная стража или таможенные чиновники.
в) Его преследователи могут за ним погнаться. Это для него страшнее
всего: боясь выдать себя, он даже отрекся от своих жертв -- от меня!
2. В поезде. Никто не сопровождает ящик. Доставка ящика может случайно
замедлиться, а промедление может быть для него роковым, раз враги гонятся
за ним по пятам. Ночью он, конечно, может и сбежать, но что с ним будет,
если у него не окажется убежища? Это его, конечно, не устраивает, а
рисковать он не намерен.
3. На воде. Это самый верный путь в одном отношении, но масса
опасностей в другом. На воде он беспомощен за исключением ночного времени,
и то тогда он может повелевать только туманами и бурей, снегом и волками.
Но, упади он в воду, он непременно погибнет. Он мог бы пригнать корабль к
берегу, но если это враждебная ему страна, где он не может чувствовать себя
свободным, его положение будет еще хуже.
В общем ясно, что он на воде, значит, нам придется теперь определить,
где именно.
Первым делом нужно точно определить, что им до сих пор сделано, тогда
мы поймем его дальнейшую цель.
Во-- первых. Нужно узнать, что он делал в Лондоне, когда ему
приходилось выкручиваться из затруднительного положения.
Во-- вторых. Нужно посмотреть, что он сделал здесь, о чем мы можем
судить по известным нам данным.
Что касается первого, то ясно, что он собирался приехать в Галац и
отправить накладную в Варну, чтобы сбить нас с толку и заставить нас думать,
что в Англии его нет; а сам он надеется моментально скрыться.
Доказательством этому служит его письмо к Эммануилу Гильденштейну с
просьбой взять ящик до восхода солнца. Затем инструкция, данная Петру
Чинскому. Это все, конечно, лишь одни предположения. Но ведь после того, как
Чинский был у Гильденштейна, найдутся еще какие-- нибудь письма или
поручения.
Что его планы до сих пор были удачно приведены в исполнение, нам
известно: "Царица Екатерина" феноменально быстро проделала свой рейс. Что
граф все хорошо обдумал и умно устроил, уже доказано. Гильденштейн принял
ящик и передал Чинскому. Чинский взял его -- и тут след пропадает. Нам
известно лишь, что ящик находится где-- то на воде и передвигается. Таможню
и пограничную стражу благополучно миновал.
Теперь разберем то, что делал граф после своей высадки на сушу в
Галаце.
Ящик был взял Чинским до восхода солнца. После восхода граф мог
появиться в своем настоящем виде. Теперь спрашивается, почему именно Чинский
выбран для исполнения этой работы. В дневнике моего мужа говорится, что
Чинский торговался со словаками, занимающимися перевозкой клади по реке в
порт, а мнение человека, сказавшего, что убийство -- дело рук словаков, --
доказывает общее враждебное отношение к этой нации. Граф желал уединения.
Вот мое предположение: граф решил поехать из Лондона в свой замок водой, так
как считал это самым спокойным и незаметным путем. Из замка его вынесли
цыгане, и они же, должно быть, передали свой груз словакам, которые
перевезли ящики в Варну, а оттуда он отправил их на корабле в Лондон. Значит
граф знал, кому поручить такое дело. Когда же ящик прибыл на сушу, то граф
до восхода или захода солнца вышел из своего ящика, встретил Чинского и
объяснил ему, как отправить ящик дальше по реке. Сделав это и убедившись,
что все в порядке, он замел следы тем, что убил своего агента.
Я посмотрела карту и нашла, что самые подходящие для словаков реки --
это Прут или Сирет. Я прочла то, что говорила в трансе: там говорится о том,
что я слышала глухое мычание коров, шум воды и треск дерева. Граф находился
в своем ящике, на реке в открытой лодке, передвигающейся при помощи весел
или жердей.
Возможно, эта река не Сирет и не Прут, но можно сделать дальнейшие
выводы. Из этих двух рек Прут более судоходен, но зато Сирет у Фунту
соединяется с Быстрицей, которая огибает проход Борго. Круг, который она
описывает, проходит около самого замка Дракулы, так что туда легко попасть
водным путем.
(Продолжение)
Когда я кончила читать, Джонатан подошел ко мне, обнял и поцеловал.
Остальные пожали мне руку, а доктор Ван Хелзинк сказал:
-- Наша дорогая Мина снова является нашей учительницей. Она оказалась
зрячей там, где мы были слепыми. Теперь мы снова напали на след, и на этот
раз, надеюсь, нас ожидает успех. Наш враг теперь слабее всего, и если
удастся напасть на него днем на воде, то наша задача решена. Он напуган, но
не сможет торопиться, так как бессилен -- он не может выйти из своего
ящика, раз его ненавидят те, которые везут: если у них возникнут подозрения,
то они выкинут его в воду, где он и погибнет. Он это знает. Теперь, господа,
приступим к нашему военному совету, поскольку необходимо сейчас же решить,
что кому делать.
-- Я достану паровой катер и пущусь вслед за ним, -- сказал лорд
Годалминг.
-- А я -- лошадь, чтобы следовать за ним по берегу на тот случай, если
он вздумает высадиться, -- сказал мистер Моррис.
-- Хорошо! -- сказал профессор, -- и то и другое прекрасно. Но никто из
вас не должен идти один. Нужна сила, чтобы покорить силу в случае
надобности. Словак силен и груб, и он постоянно носит при себе оружие.
Все мужчины засмеялись, так как у каждого из них был маленький арсенал:
мистер Моррис сказал:
-- Я привез с собой несколько винчестеров, они очень удобны для
стрельбы, с ними не страшно и среди волков.
Доктор Сьюард сказал:
-- Я думаю, что пойду с Квинси. Мы привыкли вместе охотиться, и вдвоем
готовы выйти против кого угодно. И тебе, Артур, не следует быть одному.
Вдруг придется сразиться со словаками, и если тебя постигнет неудача, все
наши планы рухнут. На сей раз нужно избегать всяких случайностей; мы не
успокоимся, пока не отрубим графу голову и не убедимся, что он больше не
существует. Доктор Ван Хелзинк сказал в свою очередь:
-- Это относится к тебе, Джонатан, по двум причинам. Во-- первых, ты
молод и храбр, а во-- вторых, тебе принадлежит право уничтожить того, кто
причинил столько зла тебе и твоим близким. Не бойся за миссис Мину, я
позабочусь о ней. Я стар. Мои ноги уже устали, а верхом я не привык ездить
так далеко, я не в состоянии сражаться с оружием в руках. Но я могу оказать
вам другую услугу: я могу сражаться иначе, и я могу умереть, если
понадобится, так же храбро, как и молодые. Пока вы, лорд Годалминг, и вы,
Джонатан, пойдете на вашем быстром пароходе против течения, а Джон и Квинси
будут следить за тем, чтобы он случайно не высадился, я повезу миссис Мину
в самый центр неприятельской страны. Пока старая лиса находится взаперти в
своем ящике, качаясь на утлой лодке, не будучи в состоянии сбежать на сушу,
пока он не осмеливается поднять крышку своего гроба-- ящика из боязни,
чтобы словаки не бросили его на погибель, мы пойдем по следам Джонатана и
найдем путь к замку Дракулы. С помощью ясновидения миссис Мины мы наверное
найдем дорогу и после первого захода солнца уже будем вблизи того рокового
места. Нам еще многое остается сделать и многие места освятить, чтобы
уничтожить это змеиное гнездо.
Тут Джонатан резко перебил его:
-- Не хотите ли вы, профессор Ван Хелзинк, сказать, что поведете Мину в
том ужасном состоянии, в котором она находится, зараженную этой дьявольской
болезнью, в самую пасть убийственного капкана? Ни за что на свете! Ни за
какие блага! Знаете ли вы, что это за местность? Видели ли вы сие гнездо
адского проклятия при лунном свете, со страшными привидениями, где каждая
крошечная пылинка кружится и вертится в воздухе и носит в себе зародыш
всепожирающего чудовища? Чувствовали ли вы губы вампира на своей шее?
Но тут ясный голос профессора перебил его:
-- О, мой друг, я делаю это лишь из желания уберечь миссис Мину. Да
сохрани меня Бог, чтобы я взял ее туда. Нам предстоит еще масса работы, при
которой она не должна присутствовать. Мы все кроме Джонатана, видели
собственными глазами, что надо делать, чтобы очистить это место. Помни, что
мы в ужасных условиях. Если граф и на сей раз увильнет -- а он силен, ловок
и хитер -- он будет спать еще целые столетия, и тогда со временем наша
дорогая Мина пойдет к нему и составит ему компанию и будет такой же, как и
те, которых ты видел. Ты рассказывал нам об их жадных губах, ты слышал их
сладострастный смех. Ты содрогаешься, а ведь это может случиться.
-- Делайте, как хотите, -- сказал Джонатан с рыданием, -- мы все
находимся в руках Божьих!
Позже.
Какая, однако, великая сила деньги! Чего только они ни делают, если
только их правильно применить, и чего только они не сделают, если этого не
сумеешь. Я так рада, что лорд Годалминг богат, что он и мистер Моррис, у
которого также масса денег, готовы их так щедро раздавать. Если бы они
этого не делали, наша маленькая экспедиция не могла бы осуществиться, во
всяком случае, не так скоро, и она не была бы так хорошо экипирована, как
сейчас. Не прошло и трех часов с того времени, как было решено, что каждому
из нас предстоит делать, как у лорда Годалминга и у Джонатана был уже
прекрасный катер, готовый отплыть по первому приказанию.
У доктора Сьюарда и мистера Морриса полдюжины великолепных лошадей в
полном снаряжении. У нас самые лучшие карты и всевозможные путеводители.
Профессор и я выезжаем сегодня в 11 часов 40 минут вечерним поездом до
Верести, где возьмем экипаж, чтобы поехать в проход Борго. Мы берем с собой
много денег, так как нам придется купить экипаж и лошадь. Править будем
сами, так как в этом случае нельзя никому довериться. Профессор знает много
языков, и я надеюсь, что мы справимся. У нас у всех оружие, даже у меня есть
небольшой револьвер; Джонатан очень беспокоился бы, если бы я не была
вооружена так же, как и остальные. УвыЯ не могу пользоваться тем оружием,
которое есть у всех остальных: мой шрам на лбу мешает мне.
30 октября. Ночью.
Пишу это перед топкой парового катера. Лорд Годалминг разводит пары: он
очень опытен в этих работах, так как у него был собственный катер на Темзе,
а кроме того еще один в Норфолк-- Броде. Мы решили, что предложения Мины
верны и граф выбрал водный путь для возвращения в свой замок: единственно
подходящее место для этого там, где Быстрица вливается в Сирет. Мы
рассчитали, что это будет приблизительно на 47-- м градусе северной широты.
Нам не трудно идти полным ходом даже ночью, так как река очень полноводна, а
мели находятся на большом расстоянии друг от друга, так что в сущности нет
никакой опасности. Лорд Годалминг говорит мне, чтобы я пошел отдохнуть,
поскольку вполне достаточно, чтобы на вахте находился один из нас. Но я не
могу заснуть: разве я могу спать, когда знаю, какая опасность грозит моей
дорогой Мине, раз она едет в эти ужасные места! Я утешаюсь лишь тем, что все
мы находимся в руках Божьих... Мистер Моррис и доктор Сьюард выехали верхом
гораздо раньше нас. Они едут по правому берегу, вдали от реки по
возвышенностям, откуда им хорошо видна река, и таким образом могут сократить
путь, не подчиняясь всем изгибам реки.
Мы взялись за безумное предприятие. Вот мы несемся во мраке, и
окружающий холод заставляет содрогаться. Какие-- то таинственные звуки ночи
окружают нас. Годалминг закрывает дверь печки...
31 октября.
Все еще несемся дальше. Наступило утро, и Годалминг спит. Я на вахте.
Утро невероятно холодноеДо сих пор мы видели лишь несколько лодок, но ни на
одной из них не было никаких ящиков, никакого багажа таких размеров, что нам
надобен. Всякий раз, как только мы наводили на них электрический свет
прожектора, люди пугались, падали на колени и молились.
1 ноября. Вечером.
Никаких новостей; за целый день мы не нашли ничего подходящего. Мы уже
вошли в Быстрицу, и если мы ошиблись в своих предположениях, то все пропало.
Мы обогнали массу лодок, больших и малых. Сегодня рано утром одна команда
приняла нас за казенный катер и салютовала нам.
Несколько словаков говорили, что какая-- то большая лодка проходила
мимо них. Она шла с необыкновенной быстротой и на борту у нее была двойная
команда. Это случилось еще до их прибытия в Фунду, так что они не могли
сказать, завернула она по Быстрице, или же пошла прямо по Сирету. В Фунду мы
ничего не слышали о лодке, возможно, она прошла ночью.
2 ноября. Утром.
Уже настал день! Сегодня я набрался сил и, сидя, наблюдая за тем, как
спит Годалминг, делая все необходимое: следил за машиной, управлял и
сторожил... Я чувствую, что моя сила и энергия вернулись ко мне. Хотелось бы
знать, где теперь Мина и Ван Хелзинк! Они должны были быть в Верести в
пятницу около полудня. Масса времени уйдет у них на поиски экипажа и
лошадей, так что если они выехали и ехали быстро, теперь они должны быть в
проходе Борго. Да поможет им Господь! Я даже боюсь думать о том, что с ними
может случиться. Интересно, как дела у доктора Сьюарда и мистера Морриса.
Я надеюсь, под Страсба мы их встретим, так как если до тех пор мы не догоним
графа, нам необходимо будет снова всем вместе посоветоваться, что делать.
2 ноября.
Три дня в пути. Никаких новостей, и нет времени их записывать, если бы
даже они были -- каждая минута дорога. Мы сделали лишь необходимую остановку
для отдыха лошадей, но оба чувствуем себя прекрасно. Эти дни, полные
приключений, нам очень полезны. Нужно поторапливаться, мы не успокоимся,
пока снова не увидим перед собой катер.
3 ноября.
В Фунду мы узнали, что катер пошел вверх по Быстрице. Хоть бы
потеплело! Кажется, начинает идти снег, если он будет сильный, это нас
остановит. В таком случае нам придется взять сани и продолжать свой путь
по-- русски.
4 ноября.
Сегодня мы узнали, что катер что-- то задержало на порогах Быстрицы.
Лодки словаков проходят благополучно с помощью веревки и при умелом
управлении. Несколько часов тому назад их прошло тут порядочно. Годалминг
прекрасный рулевой и, должно быть, сумел провести катер, несмотря на
трудности. Я убежден, что они благополучно прошли пороги с местной помощью,
конечно, и теперь снова в погоне. Боюсь только, что катер пострадал, так
как крестьяне говорят, что после этого он все время останавливался, пока не
скрылся из виду. Надо торопиться: может понадобиться наша помощь.
31 октября.
В Верести мы приехали в полдень. Профессор сказал, что сегодня утром он
меня совсем не смог загипнотизировать и что все, что я ему сказала, было:
"темно и тихо". Теперь он пошел покупать экипаж и лошадей. Нам предстоит
сделать 70 миль с лишком. Страна чудная и интересная; если бы все
происходило при других условиях, то видеть это доставило бы огромное
удовольствие. Какое наслаждение было бы путешествовать тут с Джонатаном, но
увы!..
Позже.
Доктор Ван Хелзинк вернулся: он достал лошадей и экипаж. Мы пообедали,
а затем тронулись в путь. Хозяйка приготовила нам целую корзину провизии,
столько, что ее хватило бы на целый отряд солдат. Профессор поощрял ее и
шептал мне на ухо, что мы, может быть, целую неделю не достанем нигде
хорошей пищи; он сделал еще кое-- какие покупки и велел упаковать массу
теплых пальто, одеял и других теплых вещей. Уж наверное, мы в дороге не
будем мерзнуть.
Скоро выезжаем. Боюсь даже подумать о том, что с нами может случиться.
Но мы в руках Бога и должны быть спокойны. Одному Ему известно, что будет, и
молю Его из глубины своей истерзанной души, чтобы он хранил моего дорогого
мужа; чтобы Джонатан знал, что я любила его сильнее, чем могу это выразить,
и что мои последние и лучшие мысли были о нем...
1 ноября.
Весь день в дороге, причем мы очень спешили; лошади будто чувствуют,
что к ним хорошо относятся, и охотно бегут полным ходом. Обстановка так
однообразна и обстоятельства так хорошо складываются, что мы уже начинаем
надеяться, что наше путешествие пройдет благополучно. Доктор Ван Хелзинк
лаконичен; он объявляет фермерам, что торопится в Быстрин, платит им деньги
и меняет лошадей. Едим суп или пьем кофе или чай и едем дальше. Жители очень
суеверны. В первом доме, где мы остановились, женщина, прислуживавшая нам,
заметила шрам у меня на лбу, перекрестилась и подняла два пальца, чтобы
уберечь себя от дурного глаза. Мне кажется, что она даже положила двойную
порцию чеснока в наше еду, а я его совсем не переношу. С тех пор я старалась
больше не снимать шляпы или вуали, чтобы таким образом избегнуть ненужных
неприятностей. Мы едем невероятно быстро, и так как во избежание лишней
болтовни обходимся без кучера, то у нас нет и никаких скандалов; но все--
таки боязнь дурного глаза будет преследовать нас всю дорогу. Профессор
кажется неутомимым; за весь день он не отдохнул ни разу, меня же он
заставляет спать. При заходе солнца он меня загипнотизировал, и говорит, что
я отвечала ему опять то же самое: "мрак, журчание воды и треск дерева", так
что наш враг все еще на воде. Я боюсь думать о Джонатане, и вместе с тем я
как-- то не боюсь ни за него, ни за себя. Пишу это в ожидании фермерских
лошадей. Доктор Ван Хелзинк уснул. Бедняжка, он так устал, но вид его так же
решителен, как и наяву. Когда мы тронемся в путь, я заставлю его поспать, а
сама буду править. Я скажу, что нам предстоит еще много дней пути, и что он
должен поберечь свои силы, так как они нам еще могут понадобиться.
2 ноября, утром.
Мы всю ночь правили по очереди; день наступил ясный, холодный. В
воздухе чувствуется какое-- то странное давление. Ужасно холодно, и нас
спасает только теплая одежда.
2 ноября, ночью.
Целый день быстрой езды, страна становится все более дикой, громады
Карпатских гор, казавшиеся в Верести такими далекими и так низко стоящими
на горизонте, теперь как будто окружили нас. Мы в прекрасном настроении
духа, мне кажется, что мы стараемся развлекать друг друга. Доктор Ван
Хелзинк говорит, что утром уже будем в проходе Борго. Дома стали встречаться
реже, и профессор сказал, что наши последние лошади пойдут с нами до конца,
так как больше негде будет их менять. О, что даст нам завтрашний день? Да
поможет нам Бог, да хранит Он моего мужа и тех, кто дорог нам обоим и кто
теперь в опасности. Что же касается меня, то я Его недостойна. Увы! Для
Него я нечистая и останусь таковой, пока Он не удостоит меня Своей
милостью.
4 ноября.
Это предназначается моему старому дорогому другу Джону Сьюарду, Д. М.,
Пэрфлит, Лондон, в случае, если я его не увижу. Это все ему разъяснит. Утро,
пишу при огне, который всю ночь поддерживал. Миссис Мина мне помогает.
Невероятно холодно. Миссис Мина весь день была в очень плохом настроении,
совсем не похожа на себя. Она все спит, и спит, и спит! Она, всегда такая
энергичная, сегодня положительно ничего не делала; у нее даже пропал
аппетит. Она ничего не записывает в свой дневник -- она, которая всегда так
аккуратно его вела. Чувствую, что не все ладно. Хотя сегодня она все-- таки
веселее. Сон ее подбодрил. После захода солнца я попробовал ее
загипнотизировать, но увыНикакого действия! Влияние мое становилось все
меньше и меньше, а сегодня оно совсем исчезло. Ну что же -- да будет воля
Божия, что бы ни случилось и к чему бы это ни привело!
Теперь к фактам. Так как миссис Мина больше ничего не записывает, то
придется это делать мне.
К проходу Борго мы приехали вчера утром, сейчас же после восхода
солнца. Когда я заметил признаки рассвета, я начал готовиться к гипнозу. Мы
остановили экипаж и сошли, чтобы нам ничего не мешало. Я сделал меховое
ложе, и миссис Мина легла и хотя медленнее чем всегда и на более короткое
время, но все же поддалась гипнозу. Как и раньше, она ответила: "мрак и
журчание воды". Затем проснулась веселая и радостная, и мы продолжили наш
путь и вскоре вошли в самое ущелье. Тут она начала волноваться и сказала:
-- Вот дорога.
-- Вы откуда знаете? -- спросил я.
-- Разве Джонатан тут не ездил и не писал об этом? Сначала мне это
показалось странным, но вскоре я заметил, что других дорог тут не было.
Дорога мало наезжена и совсем не такая, как та, что ведет из Буковины в
Быстриц, та гораздо шире и хорошо укатана. Мы поехали этим путем, и когда
нам встречались другие, еще более заброшенные и засыпанные свежим снегом, мы
предоставляли выбор лошадям: лошади сами знают дорогу. Я отпустил вожжи, и
они терпеливо шли дальше. Постепенно нам начало встречаться все то, о чем
писал в дневнике Джонатан, и таким образом мы продолжали ехать. Я сказал
миссис Мине, чтобы она поспала; она попробовала и заснула. Она спит все
время, пока я, наконец, не начинаю тревожиться и бужу ее. Но она
продолжает спать, и мне, несмотря на все старания, не удается ее разбудить.
Кажется, я и сам начинаю засыпать.
Я бужу миссис Мину энергичнее. На этот раз она просыпается, и я снова
гипнотизирую ее. Но она не поддается. Я не перестаю пробовать, пока наконец
и она и я не очутились во мраке. Я оглянулся кругом и увидел, что солнце
зашло. Миссис Мина смеется, я оборачиваюсь и гляжу на нее. Теперь она совсем
проснулась и так хорошо выглядит, как тогда, когда мы впервые вошли в дом
графа в Карфаксе. Я поражен и чувствую себя неловко, но она так мила, так
ласкова и предупредительна, что я забываю свой страх. Развожу огонь -- мы
везем с собой запас дров -- и она приготовляет закуску, пока я распрягаю
лошадей. Когда я вернулся к огню, ужин уже готов. Иду ей помогать, но она
смеется и говорит, что уже поела: она так проголодалась, что не могла больше
ждать. Мне это не нравится, и я ей не верю, но мне не хочется ее пугать, так
что я молчу. Я ем один, затем мы закутываемся в шубы и ложимся у огня. Я
уговариваю ее заснуть и обещаю сторожить. Несколько раз я ловил себя на том,
что засыпал, и к утру успел немного выспаться. Проснувшись, я снова пробую
ее загипнотизировать, но увы! Она хоть и закрывает покорно глаза, но не
спит. Солнце всходит, и она засыпает, но слишком поздно и так крепко, что ее
никак не разбудить. Мне приходится поднять ее и положить в экипаж: во сне
она выглядит как-- то здоровее и румянее, а мне это не нравится, и я боюсь,
боюсь, боюсь! Я всего боюсь -- даже думать, но я должен исполнить свой долг.
Это борьба не на жизнь, а на смерть, и мы не должны отступать.
5 ноября, утром.
Хочу записать все по порядку, так как в противном случае вы скажете,
что я сошел с ума и что все пережитые ужасы так жестоко подействовали на
мой мозг.
Вчера мы весь день ехали, все время приближаясь к горам и забираясь все
дальше и дальше в дикую страну. Миссис Мина все спит. Я проголодался, утолил
свой голод, будил ее, чтобы она поела, но она все спит. Я начал бояться,
что роковые чары этой местности сказались на ней, запятнанной прикосновением
вампира. "Ладно, -- сказал я себе, -- если должно так быть, что она проспала
весь день, пусть, я не сплю по ночам". Дорога была плохая, как все старые
примитивные дороги в той местности, я опустил голову и заснул. Когда я
проснулся и взглянул на миссис Мину, то увидел, что она все еще спит, а
солнце уже низко. Все совершенно изменилось. Крутые скалы ушли куда-- то
вдаль, и перед нами на высоком крутом холме стоял тот самый замок, о котором
Джонатан говорил в своем дневнике. Чувство торжества и страха охватило
меня, так как теперь, к добру или нет, конец уже близок. Я разбудил миссис
Мину и попробовал ее загипнотизировать, но бесполезно. Наступил мрак, я
распряг и накормил лошадей, затем развел огонь, устроил и посадил миссис
Мину, как можно удобнее. Она бодрствовала и была очаровательна, как никогда.
Я приготовил пищу, но она не стала есть, сказав, что не голодна. Я не
настаивал, ибо знал, что это тщетно. Но сам я поел, так как мне нужно было
набраться сил. Затем я начертил вокруг миссис Мины круг, раскрошил одну
облатку и положил эти крошки на круг, так что всякий доступ в середину был
невозможен. Она все время сидела тихо, так тихо, как покойник, становясь все
бледнее и бледнее, и не проронила ни единого слова. Но когда я подошел к
ней, она прижалась ко мне, и я почувствовал, что она дрожит от страха. Мне
было тяжело. Когда она немного успокоилась, я сказал:
-- Пойдем к огню.
Я хотел посмотреть, что она в состоянии сделать.
Она покорно встала, сделала шаг вперед, остановилась, как вкопанная, и
сказала:
-- Боитесь за меня? Чего же за меня бояться? Чем я лучше их?
Слова эти меня поразили. В тот момент дунул резкий ветер и раздул
пламя, при свете которого я увидел красный шрам на ее лбу. Тогда, увы, я
понял все! Если бы и не понял, то вскоре узнал бы, так как кружащиеся фигуры
стали подходить все ближе и ближе, но в круг не входили. Затем они начали
материализовываться, пока наконец, если только Бог не лишил меня рассудка, я
не увидел перед собой тех трех женщин, которых Джонатан видел у себя в
комнате, когда они хотели поцеловать его в шею. Я узнал их гибкие, полные
фигуры, их блестящие глаза, белые зубы, цвет их волос и сладострастные
На дороге, в поезде или на воде?
1. На дороге. Тут масса затруднений, в особенности при выезде из
города:
а) Могут встретиться люди, а люди любопытны и пронырливы. Какой--
нибудь намек, предположение о том, что спрятано в ящике, может его погубить.
б) Может проехать пограничная стража или таможенные чиновники.
в) Его преследователи могут за ним погнаться. Это для него страшнее
всего: боясь выдать себя, он даже отрекся от своих жертв -- от меня!
2. В поезде. Никто не сопровождает ящик. Доставка ящика может случайно
замедлиться, а промедление может быть для него роковым, раз враги гонятся
за ним по пятам. Ночью он, конечно, может и сбежать, но что с ним будет,
если у него не окажется убежища? Это его, конечно, не устраивает, а
рисковать он не намерен.
3. На воде. Это самый верный путь в одном отношении, но масса
опасностей в другом. На воде он беспомощен за исключением ночного времени,
и то тогда он может повелевать только туманами и бурей, снегом и волками.
Но, упади он в воду, он непременно погибнет. Он мог бы пригнать корабль к
берегу, но если это враждебная ему страна, где он не может чувствовать себя
свободным, его положение будет еще хуже.
В общем ясно, что он на воде, значит, нам придется теперь определить,
где именно.
Первым делом нужно точно определить, что им до сих пор сделано, тогда
мы поймем его дальнейшую цель.
Во-- первых. Нужно узнать, что он делал в Лондоне, когда ему
приходилось выкручиваться из затруднительного положения.
Во-- вторых. Нужно посмотреть, что он сделал здесь, о чем мы можем
судить по известным нам данным.
Что касается первого, то ясно, что он собирался приехать в Галац и
отправить накладную в Варну, чтобы сбить нас с толку и заставить нас думать,
что в Англии его нет; а сам он надеется моментально скрыться.
Доказательством этому служит его письмо к Эммануилу Гильденштейну с
просьбой взять ящик до восхода солнца. Затем инструкция, данная Петру
Чинскому. Это все, конечно, лишь одни предположения. Но ведь после того, как
Чинский был у Гильденштейна, найдутся еще какие-- нибудь письма или
поручения.
Что его планы до сих пор были удачно приведены в исполнение, нам
известно: "Царица Екатерина" феноменально быстро проделала свой рейс. Что
граф все хорошо обдумал и умно устроил, уже доказано. Гильденштейн принял
ящик и передал Чинскому. Чинский взял его -- и тут след пропадает. Нам
известно лишь, что ящик находится где-- то на воде и передвигается. Таможню
и пограничную стражу благополучно миновал.
Теперь разберем то, что делал граф после своей высадки на сушу в
Галаце.
Ящик был взял Чинским до восхода солнца. После восхода граф мог
появиться в своем настоящем виде. Теперь спрашивается, почему именно Чинский
выбран для исполнения этой работы. В дневнике моего мужа говорится, что
Чинский торговался со словаками, занимающимися перевозкой клади по реке в
порт, а мнение человека, сказавшего, что убийство -- дело рук словаков, --
доказывает общее враждебное отношение к этой нации. Граф желал уединения.
Вот мое предположение: граф решил поехать из Лондона в свой замок водой, так
как считал это самым спокойным и незаметным путем. Из замка его вынесли
цыгане, и они же, должно быть, передали свой груз словакам, которые
перевезли ящики в Варну, а оттуда он отправил их на корабле в Лондон. Значит
граф знал, кому поручить такое дело. Когда же ящик прибыл на сушу, то граф
до восхода или захода солнца вышел из своего ящика, встретил Чинского и
объяснил ему, как отправить ящик дальше по реке. Сделав это и убедившись,
что все в порядке, он замел следы тем, что убил своего агента.
Я посмотрела карту и нашла, что самые подходящие для словаков реки --
это Прут или Сирет. Я прочла то, что говорила в трансе: там говорится о том,
что я слышала глухое мычание коров, шум воды и треск дерева. Граф находился
в своем ящике, на реке в открытой лодке, передвигающейся при помощи весел
или жердей.
Возможно, эта река не Сирет и не Прут, но можно сделать дальнейшие
выводы. Из этих двух рек Прут более судоходен, но зато Сирет у Фунту
соединяется с Быстрицей, которая огибает проход Борго. Круг, который она
описывает, проходит около самого замка Дракулы, так что туда легко попасть
водным путем.
(Продолжение)
Когда я кончила читать, Джонатан подошел ко мне, обнял и поцеловал.
Остальные пожали мне руку, а доктор Ван Хелзинк сказал:
-- Наша дорогая Мина снова является нашей учительницей. Она оказалась
зрячей там, где мы были слепыми. Теперь мы снова напали на след, и на этот
раз, надеюсь, нас ожидает успех. Наш враг теперь слабее всего, и если
удастся напасть на него днем на воде, то наша задача решена. Он напуган, но
не сможет торопиться, так как бессилен -- он не может выйти из своего
ящика, раз его ненавидят те, которые везут: если у них возникнут подозрения,
то они выкинут его в воду, где он и погибнет. Он это знает. Теперь, господа,
приступим к нашему военному совету, поскольку необходимо сейчас же решить,
что кому делать.
-- Я достану паровой катер и пущусь вслед за ним, -- сказал лорд
Годалминг.
-- А я -- лошадь, чтобы следовать за ним по берегу на тот случай, если
он вздумает высадиться, -- сказал мистер Моррис.
-- Хорошо! -- сказал профессор, -- и то и другое прекрасно. Но никто из
вас не должен идти один. Нужна сила, чтобы покорить силу в случае
надобности. Словак силен и груб, и он постоянно носит при себе оружие.
Все мужчины засмеялись, так как у каждого из них был маленький арсенал:
мистер Моррис сказал:
-- Я привез с собой несколько винчестеров, они очень удобны для
стрельбы, с ними не страшно и среди волков.
Доктор Сьюард сказал:
-- Я думаю, что пойду с Квинси. Мы привыкли вместе охотиться, и вдвоем
готовы выйти против кого угодно. И тебе, Артур, не следует быть одному.
Вдруг придется сразиться со словаками, и если тебя постигнет неудача, все
наши планы рухнут. На сей раз нужно избегать всяких случайностей; мы не
успокоимся, пока не отрубим графу голову и не убедимся, что он больше не
существует. Доктор Ван Хелзинк сказал в свою очередь:
-- Это относится к тебе, Джонатан, по двум причинам. Во-- первых, ты
молод и храбр, а во-- вторых, тебе принадлежит право уничтожить того, кто
причинил столько зла тебе и твоим близким. Не бойся за миссис Мину, я
позабочусь о ней. Я стар. Мои ноги уже устали, а верхом я не привык ездить
так далеко, я не в состоянии сражаться с оружием в руках. Но я могу оказать
вам другую услугу: я могу сражаться иначе, и я могу умереть, если
понадобится, так же храбро, как и молодые. Пока вы, лорд Годалминг, и вы,
Джонатан, пойдете на вашем быстром пароходе против течения, а Джон и Квинси
будут следить за тем, чтобы он случайно не высадился, я повезу миссис Мину
в самый центр неприятельской страны. Пока старая лиса находится взаперти в
своем ящике, качаясь на утлой лодке, не будучи в состоянии сбежать на сушу,
пока он не осмеливается поднять крышку своего гроба-- ящика из боязни,
чтобы словаки не бросили его на погибель, мы пойдем по следам Джонатана и
найдем путь к замку Дракулы. С помощью ясновидения миссис Мины мы наверное
найдем дорогу и после первого захода солнца уже будем вблизи того рокового
места. Нам еще многое остается сделать и многие места освятить, чтобы
уничтожить это змеиное гнездо.
Тут Джонатан резко перебил его:
-- Не хотите ли вы, профессор Ван Хелзинк, сказать, что поведете Мину в
том ужасном состоянии, в котором она находится, зараженную этой дьявольской
болезнью, в самую пасть убийственного капкана? Ни за что на свете! Ни за
какие блага! Знаете ли вы, что это за местность? Видели ли вы сие гнездо
адского проклятия при лунном свете, со страшными привидениями, где каждая
крошечная пылинка кружится и вертится в воздухе и носит в себе зародыш
всепожирающего чудовища? Чувствовали ли вы губы вампира на своей шее?
Но тут ясный голос профессора перебил его:
-- О, мой друг, я делаю это лишь из желания уберечь миссис Мину. Да
сохрани меня Бог, чтобы я взял ее туда. Нам предстоит еще масса работы, при
которой она не должна присутствовать. Мы все кроме Джонатана, видели
собственными глазами, что надо делать, чтобы очистить это место. Помни, что
мы в ужасных условиях. Если граф и на сей раз увильнет -- а он силен, ловок
и хитер -- он будет спать еще целые столетия, и тогда со временем наша
дорогая Мина пойдет к нему и составит ему компанию и будет такой же, как и
те, которых ты видел. Ты рассказывал нам об их жадных губах, ты слышал их
сладострастный смех. Ты содрогаешься, а ведь это может случиться.
-- Делайте, как хотите, -- сказал Джонатан с рыданием, -- мы все
находимся в руках Божьих!
Позже.
Какая, однако, великая сила деньги! Чего только они ни делают, если
только их правильно применить, и чего только они не сделают, если этого не
сумеешь. Я так рада, что лорд Годалминг богат, что он и мистер Моррис, у
которого также масса денег, готовы их так щедро раздавать. Если бы они
этого не делали, наша маленькая экспедиция не могла бы осуществиться, во
всяком случае, не так скоро, и она не была бы так хорошо экипирована, как
сейчас. Не прошло и трех часов с того времени, как было решено, что каждому
из нас предстоит делать, как у лорда Годалминга и у Джонатана был уже
прекрасный катер, готовый отплыть по первому приказанию.
У доктора Сьюарда и мистера Морриса полдюжины великолепных лошадей в
полном снаряжении. У нас самые лучшие карты и всевозможные путеводители.
Профессор и я выезжаем сегодня в 11 часов 40 минут вечерним поездом до
Верести, где возьмем экипаж, чтобы поехать в проход Борго. Мы берем с собой
много денег, так как нам придется купить экипаж и лошадь. Править будем
сами, так как в этом случае нельзя никому довериться. Профессор знает много
языков, и я надеюсь, что мы справимся. У нас у всех оружие, даже у меня есть
небольшой револьвер; Джонатан очень беспокоился бы, если бы я не была
вооружена так же, как и остальные. УвыЯ не могу пользоваться тем оружием,
которое есть у всех остальных: мой шрам на лбу мешает мне.
30 октября. Ночью.
Пишу это перед топкой парового катера. Лорд Годалминг разводит пары: он
очень опытен в этих работах, так как у него был собственный катер на Темзе,
а кроме того еще один в Норфолк-- Броде. Мы решили, что предложения Мины
верны и граф выбрал водный путь для возвращения в свой замок: единственно
подходящее место для этого там, где Быстрица вливается в Сирет. Мы
рассчитали, что это будет приблизительно на 47-- м градусе северной широты.
Нам не трудно идти полным ходом даже ночью, так как река очень полноводна, а
мели находятся на большом расстоянии друг от друга, так что в сущности нет
никакой опасности. Лорд Годалминг говорит мне, чтобы я пошел отдохнуть,
поскольку вполне достаточно, чтобы на вахте находился один из нас. Но я не
могу заснуть: разве я могу спать, когда знаю, какая опасность грозит моей
дорогой Мине, раз она едет в эти ужасные места! Я утешаюсь лишь тем, что все
мы находимся в руках Божьих... Мистер Моррис и доктор Сьюард выехали верхом
гораздо раньше нас. Они едут по правому берегу, вдали от реки по
возвышенностям, откуда им хорошо видна река, и таким образом могут сократить
путь, не подчиняясь всем изгибам реки.
Мы взялись за безумное предприятие. Вот мы несемся во мраке, и
окружающий холод заставляет содрогаться. Какие-- то таинственные звуки ночи
окружают нас. Годалминг закрывает дверь печки...
31 октября.
Все еще несемся дальше. Наступило утро, и Годалминг спит. Я на вахте.
Утро невероятно холодноеДо сих пор мы видели лишь несколько лодок, но ни на
одной из них не было никаких ящиков, никакого багажа таких размеров, что нам
надобен. Всякий раз, как только мы наводили на них электрический свет
прожектора, люди пугались, падали на колени и молились.
1 ноября. Вечером.
Никаких новостей; за целый день мы не нашли ничего подходящего. Мы уже
вошли в Быстрицу, и если мы ошиблись в своих предположениях, то все пропало.
Мы обогнали массу лодок, больших и малых. Сегодня рано утром одна команда
приняла нас за казенный катер и салютовала нам.
Несколько словаков говорили, что какая-- то большая лодка проходила
мимо них. Она шла с необыкновенной быстротой и на борту у нее была двойная
команда. Это случилось еще до их прибытия в Фунду, так что они не могли
сказать, завернула она по Быстрице, или же пошла прямо по Сирету. В Фунду мы
ничего не слышали о лодке, возможно, она прошла ночью.
2 ноября. Утром.
Уже настал день! Сегодня я набрался сил и, сидя, наблюдая за тем, как
спит Годалминг, делая все необходимое: следил за машиной, управлял и
сторожил... Я чувствую, что моя сила и энергия вернулись ко мне. Хотелось бы
знать, где теперь Мина и Ван Хелзинк! Они должны были быть в Верести в
пятницу около полудня. Масса времени уйдет у них на поиски экипажа и
лошадей, так что если они выехали и ехали быстро, теперь они должны быть в
проходе Борго. Да поможет им Господь! Я даже боюсь думать о том, что с ними
может случиться. Интересно, как дела у доктора Сьюарда и мистера Морриса.
Я надеюсь, под Страсба мы их встретим, так как если до тех пор мы не догоним
графа, нам необходимо будет снова всем вместе посоветоваться, что делать.
2 ноября.
Три дня в пути. Никаких новостей, и нет времени их записывать, если бы
даже они были -- каждая минута дорога. Мы сделали лишь необходимую остановку
для отдыха лошадей, но оба чувствуем себя прекрасно. Эти дни, полные
приключений, нам очень полезны. Нужно поторапливаться, мы не успокоимся,
пока снова не увидим перед собой катер.
3 ноября.
В Фунду мы узнали, что катер пошел вверх по Быстрице. Хоть бы
потеплело! Кажется, начинает идти снег, если он будет сильный, это нас
остановит. В таком случае нам придется взять сани и продолжать свой путь
по-- русски.
4 ноября.
Сегодня мы узнали, что катер что-- то задержало на порогах Быстрицы.
Лодки словаков проходят благополучно с помощью веревки и при умелом
управлении. Несколько часов тому назад их прошло тут порядочно. Годалминг
прекрасный рулевой и, должно быть, сумел провести катер, несмотря на
трудности. Я убежден, что они благополучно прошли пороги с местной помощью,
конечно, и теперь снова в погоне. Боюсь только, что катер пострадал, так
как крестьяне говорят, что после этого он все время останавливался, пока не
скрылся из виду. Надо торопиться: может понадобиться наша помощь.
31 октября.
В Верести мы приехали в полдень. Профессор сказал, что сегодня утром он
меня совсем не смог загипнотизировать и что все, что я ему сказала, было:
"темно и тихо". Теперь он пошел покупать экипаж и лошадей. Нам предстоит
сделать 70 миль с лишком. Страна чудная и интересная; если бы все
происходило при других условиях, то видеть это доставило бы огромное
удовольствие. Какое наслаждение было бы путешествовать тут с Джонатаном, но
увы!..
Позже.
Доктор Ван Хелзинк вернулся: он достал лошадей и экипаж. Мы пообедали,
а затем тронулись в путь. Хозяйка приготовила нам целую корзину провизии,
столько, что ее хватило бы на целый отряд солдат. Профессор поощрял ее и
шептал мне на ухо, что мы, может быть, целую неделю не достанем нигде
хорошей пищи; он сделал еще кое-- какие покупки и велел упаковать массу
теплых пальто, одеял и других теплых вещей. Уж наверное, мы в дороге не
будем мерзнуть.
Скоро выезжаем. Боюсь даже подумать о том, что с нами может случиться.
Но мы в руках Бога и должны быть спокойны. Одному Ему известно, что будет, и
молю Его из глубины своей истерзанной души, чтобы он хранил моего дорогого
мужа; чтобы Джонатан знал, что я любила его сильнее, чем могу это выразить,
и что мои последние и лучшие мысли были о нем...
1 ноября.
Весь день в дороге, причем мы очень спешили; лошади будто чувствуют,
что к ним хорошо относятся, и охотно бегут полным ходом. Обстановка так
однообразна и обстоятельства так хорошо складываются, что мы уже начинаем
надеяться, что наше путешествие пройдет благополучно. Доктор Ван Хелзинк
лаконичен; он объявляет фермерам, что торопится в Быстрин, платит им деньги
и меняет лошадей. Едим суп или пьем кофе или чай и едем дальше. Жители очень
суеверны. В первом доме, где мы остановились, женщина, прислуживавшая нам,
заметила шрам у меня на лбу, перекрестилась и подняла два пальца, чтобы
уберечь себя от дурного глаза. Мне кажется, что она даже положила двойную
порцию чеснока в наше еду, а я его совсем не переношу. С тех пор я старалась
больше не снимать шляпы или вуали, чтобы таким образом избегнуть ненужных
неприятностей. Мы едем невероятно быстро, и так как во избежание лишней
болтовни обходимся без кучера, то у нас нет и никаких скандалов; но все--
таки боязнь дурного глаза будет преследовать нас всю дорогу. Профессор
кажется неутомимым; за весь день он не отдохнул ни разу, меня же он
заставляет спать. При заходе солнца он меня загипнотизировал, и говорит, что
я отвечала ему опять то же самое: "мрак, журчание воды и треск дерева", так
что наш враг все еще на воде. Я боюсь думать о Джонатане, и вместе с тем я
как-- то не боюсь ни за него, ни за себя. Пишу это в ожидании фермерских
лошадей. Доктор Ван Хелзинк уснул. Бедняжка, он так устал, но вид его так же
решителен, как и наяву. Когда мы тронемся в путь, я заставлю его поспать, а
сама буду править. Я скажу, что нам предстоит еще много дней пути, и что он
должен поберечь свои силы, так как они нам еще могут понадобиться.
2 ноября, утром.
Мы всю ночь правили по очереди; день наступил ясный, холодный. В
воздухе чувствуется какое-- то странное давление. Ужасно холодно, и нас
спасает только теплая одежда.
2 ноября, ночью.
Целый день быстрой езды, страна становится все более дикой, громады
Карпатских гор, казавшиеся в Верести такими далекими и так низко стоящими
на горизонте, теперь как будто окружили нас. Мы в прекрасном настроении
духа, мне кажется, что мы стараемся развлекать друг друга. Доктор Ван
Хелзинк говорит, что утром уже будем в проходе Борго. Дома стали встречаться
реже, и профессор сказал, что наши последние лошади пойдут с нами до конца,
так как больше негде будет их менять. О, что даст нам завтрашний день? Да
поможет нам Бог, да хранит Он моего мужа и тех, кто дорог нам обоим и кто
теперь в опасности. Что же касается меня, то я Его недостойна. Увы! Для
Него я нечистая и останусь таковой, пока Он не удостоит меня Своей
милостью.
4 ноября.
Это предназначается моему старому дорогому другу Джону Сьюарду, Д. М.,
Пэрфлит, Лондон, в случае, если я его не увижу. Это все ему разъяснит. Утро,
пишу при огне, который всю ночь поддерживал. Миссис Мина мне помогает.
Невероятно холодно. Миссис Мина весь день была в очень плохом настроении,
совсем не похожа на себя. Она все спит, и спит, и спит! Она, всегда такая
энергичная, сегодня положительно ничего не делала; у нее даже пропал
аппетит. Она ничего не записывает в свой дневник -- она, которая всегда так
аккуратно его вела. Чувствую, что не все ладно. Хотя сегодня она все-- таки
веселее. Сон ее подбодрил. После захода солнца я попробовал ее
загипнотизировать, но увыНикакого действия! Влияние мое становилось все
меньше и меньше, а сегодня оно совсем исчезло. Ну что же -- да будет воля
Божия, что бы ни случилось и к чему бы это ни привело!
Теперь к фактам. Так как миссис Мина больше ничего не записывает, то
придется это делать мне.
К проходу Борго мы приехали вчера утром, сейчас же после восхода
солнца. Когда я заметил признаки рассвета, я начал готовиться к гипнозу. Мы
остановили экипаж и сошли, чтобы нам ничего не мешало. Я сделал меховое
ложе, и миссис Мина легла и хотя медленнее чем всегда и на более короткое
время, но все же поддалась гипнозу. Как и раньше, она ответила: "мрак и
журчание воды". Затем проснулась веселая и радостная, и мы продолжили наш
путь и вскоре вошли в самое ущелье. Тут она начала волноваться и сказала:
-- Вот дорога.
-- Вы откуда знаете? -- спросил я.
-- Разве Джонатан тут не ездил и не писал об этом? Сначала мне это
показалось странным, но вскоре я заметил, что других дорог тут не было.
Дорога мало наезжена и совсем не такая, как та, что ведет из Буковины в
Быстриц, та гораздо шире и хорошо укатана. Мы поехали этим путем, и когда
нам встречались другие, еще более заброшенные и засыпанные свежим снегом, мы
предоставляли выбор лошадям: лошади сами знают дорогу. Я отпустил вожжи, и
они терпеливо шли дальше. Постепенно нам начало встречаться все то, о чем
писал в дневнике Джонатан, и таким образом мы продолжали ехать. Я сказал
миссис Мине, чтобы она поспала; она попробовала и заснула. Она спит все
время, пока я, наконец, не начинаю тревожиться и бужу ее. Но она
продолжает спать, и мне, несмотря на все старания, не удается ее разбудить.
Кажется, я и сам начинаю засыпать.
Я бужу миссис Мину энергичнее. На этот раз она просыпается, и я снова
гипнотизирую ее. Но она не поддается. Я не перестаю пробовать, пока наконец
и она и я не очутились во мраке. Я оглянулся кругом и увидел, что солнце
зашло. Миссис Мина смеется, я оборачиваюсь и гляжу на нее. Теперь она совсем
проснулась и так хорошо выглядит, как тогда, когда мы впервые вошли в дом
графа в Карфаксе. Я поражен и чувствую себя неловко, но она так мила, так
ласкова и предупредительна, что я забываю свой страх. Развожу огонь -- мы
везем с собой запас дров -- и она приготовляет закуску, пока я распрягаю
лошадей. Когда я вернулся к огню, ужин уже готов. Иду ей помогать, но она
смеется и говорит, что уже поела: она так проголодалась, что не могла больше
ждать. Мне это не нравится, и я ей не верю, но мне не хочется ее пугать, так
что я молчу. Я ем один, затем мы закутываемся в шубы и ложимся у огня. Я
уговариваю ее заснуть и обещаю сторожить. Несколько раз я ловил себя на том,
что засыпал, и к утру успел немного выспаться. Проснувшись, я снова пробую
ее загипнотизировать, но увы! Она хоть и закрывает покорно глаза, но не
спит. Солнце всходит, и она засыпает, но слишком поздно и так крепко, что ее
никак не разбудить. Мне приходится поднять ее и положить в экипаж: во сне
она выглядит как-- то здоровее и румянее, а мне это не нравится, и я боюсь,
боюсь, боюсь! Я всего боюсь -- даже думать, но я должен исполнить свой долг.
Это борьба не на жизнь, а на смерть, и мы не должны отступать.
5 ноября, утром.
Хочу записать все по порядку, так как в противном случае вы скажете,
что я сошел с ума и что все пережитые ужасы так жестоко подействовали на
мой мозг.
Вчера мы весь день ехали, все время приближаясь к горам и забираясь все
дальше и дальше в дикую страну. Миссис Мина все спит. Я проголодался, утолил
свой голод, будил ее, чтобы она поела, но она все спит. Я начал бояться,
что роковые чары этой местности сказались на ней, запятнанной прикосновением
вампира. "Ладно, -- сказал я себе, -- если должно так быть, что она проспала
весь день, пусть, я не сплю по ночам". Дорога была плохая, как все старые
примитивные дороги в той местности, я опустил голову и заснул. Когда я
проснулся и взглянул на миссис Мину, то увидел, что она все еще спит, а
солнце уже низко. Все совершенно изменилось. Крутые скалы ушли куда-- то
вдаль, и перед нами на высоком крутом холме стоял тот самый замок, о котором
Джонатан говорил в своем дневнике. Чувство торжества и страха охватило
меня, так как теперь, к добру или нет, конец уже близок. Я разбудил миссис
Мину и попробовал ее загипнотизировать, но бесполезно. Наступил мрак, я
распряг и накормил лошадей, затем развел огонь, устроил и посадил миссис
Мину, как можно удобнее. Она бодрствовала и была очаровательна, как никогда.
Я приготовил пищу, но она не стала есть, сказав, что не голодна. Я не
настаивал, ибо знал, что это тщетно. Но сам я поел, так как мне нужно было
набраться сил. Затем я начертил вокруг миссис Мины круг, раскрошил одну
облатку и положил эти крошки на круг, так что всякий доступ в середину был
невозможен. Она все время сидела тихо, так тихо, как покойник, становясь все
бледнее и бледнее, и не проронила ни единого слова. Но когда я подошел к
ней, она прижалась ко мне, и я почувствовал, что она дрожит от страха. Мне
было тяжело. Когда она немного успокоилась, я сказал:
-- Пойдем к огню.
Я хотел посмотреть, что она в состоянии сделать.
Она покорно встала, сделала шаг вперед, остановилась, как вкопанная, и
сказала:
-- Боитесь за меня? Чего же за меня бояться? Чем я лучше их?
Слова эти меня поразили. В тот момент дунул резкий ветер и раздул
пламя, при свете которого я увидел красный шрам на ее лбу. Тогда, увы, я
понял все! Если бы и не понял, то вскоре узнал бы, так как кружащиеся фигуры
стали подходить все ближе и ближе, но в круг не входили. Затем они начали
материализовываться, пока наконец, если только Бог не лишил меня рассудка, я
не увидел перед собой тех трех женщин, которых Джонатан видел у себя в
комнате, когда они хотели поцеловать его в шею. Я узнал их гибкие, полные
фигуры, их блестящие глаза, белые зубы, цвет их волос и сладострастные