Страница:
двадцать восемь лет...
- Как будем решать вопрос с Моссоветом? - спросил я у Малжабова.
- А что нам Моссовет, мы фирма независимая, - отмахнулся он. - Пусть
только попробуют с нами что-нибудь сделать! У нас своя печать есть...
Я понимал, как Малжабов сильно ошибается с Моссоветом, сам ведь недавно
там работал исполняющим обязанности главного инженера управления! Но врач
пояснил мне, что указывать на ошибки человеку с манией величия все равно что
плевать против очень сильного ветра. Поэтому я промолчал...
В понедельник к открытию кооператива пришли сотрудники районной
милиции, и двери "Прогресса" были опечатаны. Пришлось оставить двух человек
дежурить у дверей, чтобы отправлять клиентов домой, а мы с Малжабовым
поехали в Моссовет, на переговоры с чиновником, назовем его Громин, который
скоро сыграл большую роль в моей новой жизни...
Не успели мы отрекомендоваться, как Громин, посмотрев на нас
исподлобья, заявил:
- Я вообще не собираюсь с вами разговаривать. Вас вызывали в пятницу, а
сегодня понедельник, так что можете идти. Ваш вопрос будет рассмотрен на
заседании комиссии по кооперативной деятельности Моссовета, и заверяю вас -
решен отрицательно. Кто там, следующий...
- Я вас засужу. Вы не имеете права! - заорал Малжабов. - Вы с кем так
разговариваете? Со мной?
Это был наш конец.
Я бы мог спокойно поговорить с Громиным на самом изысканном
бюрократическом моссоветовском языке и решить любые проблемы. Но, увы, в
присутствии председателя разговаривать посторонним запрещалось...
- - -
На следующий день решением комиссии Моссовета кооператив "Прогресс" был
признан нарушителем принципов социалистической кооперативной деятельности,
аморальным по содержанию и опасным для общества по форме. Нас также обвинили
в попытке сводничества и создания системы заключения фиктивных браков ради
прописки в Москве.
Поэтому комиссия предложила передать дело о кооперативе "Прогресс" в
следственные органы для возбуждения уголовного дела по фактам мошенничества
и поборов у населения в особо крупных размерах. Нам всем грозило лишение
свободы или по крайней мере условный срок и штраф.
В постановлении комиссии было также сказано, что "Прогресс" должен
возвратить обратно все деньги, полученные от граждан.
Тут же в газете "Московская правда", которая семь дней назад восхваляла
наше блестящее начинание в кооперативной Деятельности, появилась статья,
объявившая нас преступниками, которым нельзя позволить уйти от ответа...
Мы с приятелем-психотерапевтом решили воспользоваться его родственными
связями, чтобы остаться на свободе. Родственник-прокурор сказал, что дело
заведено не будет, если все полученные деньги мы действительно возвратим.
Пришлось заняться этой малоприятной работой. Малжабов струсил и деньги
отдал. Мы сидели, часами разбирая адреса наших посетителей на заполненных
корявым почерком квитанциях. А потом запечатывали конверты с
двадцатипятирублевками и отправляли их по почте. Все новые и новые клиенты
продолжали стучаться в закрытые двери мастерской, теряя, быть может,
последнюю в жизни надежду найти суженого...
На Малжабова в кооперативе уже никто внимания не обращал. Он говорил о
каких-то протестах, о желании нанять адвокатов и идти в суд. Но все
понимали: этого просто не может быть! В то время в СССР нельзя было подать в
суд на официальные инстанции, тем более на Моссовет, который, скорее всего,
сам назначал и снимал с работы народных судей и прокуроров в Москве.
Я больше никогда не встречал Малжабова. Слышал, что потом, через
два-три года, он все же попал в тюрьму за то, что организовал похищение
какого-то австралийского бизнесмена в аэропорту Шереметьево с целью
вымогательства денег. Мне рассказывал об этом покойный московский авторитет
Отари Квантришвили, с которым Малжабов тесно работал, примкнув к его группе
"XXI век".
Сам Отарик был личностью незаурядной и обладал фантастической
способностью втягивать людей в интриги, сталкивать лбами, оставаясь при этом
в стороне, чтобы потом помогать в их же разборках с выгодой для себя.
Понимая, что Малжабов обезумел от неудовлетворенной страсти руководить,
он свел его с одним вором, только что освободившимся из заключения, который
просто не выносил, когда им помыкали. В результате вор кричал: я его убью!
Малжабов умолял: спаси меня от него! И Отарик возился с ними, пока они оба
не сели в тюрьму. Сам же он, конечно, остался совершенно ни при чем и на
свободе.
- - -
В тот момент я еще мог выйти живым из "реанимации" и снова остаться
простым работником научно-исследовательского института, откуда я все еще не
уволился. Но неожиданно меня пригласил зайти начальник объединения
"Мосгорремэлектробытприбор", тот самый, что пригрел наш почивший в вечности
кооператив "Прогресс". Я был уверен, что с моей кооперативной деятельностью
покончено навсегда, но все же согласился на эту встречу.
"Кто знает, может, у меня когда-нибудь возникнут проблемы с ремонтом
холодильника или утюга, - подумал я. - И тогда я смогу обратиться прямо к
начальнику! Надо бы пойти".
Сергей Захарович, начальник бытового ремонта в Москве, оказалось, давно
думал о том, как уменьшить воровство в своей организации. Традиционные
методы не годились, и он замыслил воспользоваться постановлением о
кооперативном движении, чтобы проделать это самым нетрадиционным путем:
раздать собственность персоналу, чтобы воровать им пришлось у самих же себя.
Таким образом, он, пожалуй, первым в СССР придумал российскую приватизацию.
Он решил, что я гожусь для того, чтобы организовать новый кооператив,
без ненавистного Малжабова, с целью испытать идею преобразования бытового
хозяйства Москвы на новый лад.
- Вот берите себе в аренду склад прямо с запчастями, - предложил он. -
Разработайте прейскурант цен и займитесь ремонтом какой-нибудь бытовой
техники. А если вас посадят, - продолжал он, - то я учту ваши ошибки и
скорректирую эксперимент.
Затем он назвал мне очень впечатляющие цифры, из которых следовало, что
на одном среднем заказе на ремонт бытовой техники обычно воруется два рубля.
Если учесть, что советская бытовая техника была очень ненадежной и за день
по Москве выполняли до тридцати тысяч заказов, то в год сумма украденного
достигала почти двадцати двух миллионов рублей - огромные деньги! А если
считать стоимость похищенных запчастей, можно смело умножить эту цифру на
два... И в это опасное хозяйство пригласил меня влезть сам главный
начальник, чтобы посмотреть, что из этого получится!
Мне еще снились влет заработанные "Волги", да и просто было любопытно
нормально организовать дело, а не так, как Малжабов в "Прогрессе". Кроме
того, легкость, с которой мы заработали сто тысяч рублей, покорила мое
воображение, и мне казалось, что повторить успех будет так же просто.
Уже на следующий день, написав устав, я появился в Моссовете, чтобы
зарегистрировать новый кооператив под названием "Техника". Но меня ждала
большая неприятность. Тот самый главный чиновник Громин за считанные недели
проявил удивительную прыть и пробил постановление, согласно которому теперь
для регистрации любого кооператива нужно было получить его личную подпись и
согласовать с ним текст устава. А поскольку типовых уставов еще не
существовало, он практически мог делать все, что угодно. Претенденты на
открытие кооперативов, которых с каждым днем становилось все больше и
больше, попадали в полную зависимость от настроения Громина и в его
безраздельное пользование.
Теперь у его кабинета люди простаивали часами и днями, тщетно дожидаясь
приема. Мне пришлось особенно трудно: узнав меня, Громин приказал мне больше
никогда не появляться, так как ни за что, ни при каких обстоятельствах,
устав он мне не подпишет и прошлых пререканий с собой не простит.
- - -
Хотите верьте, хотите нет, я провел у дверей его кабинета три месяца,
ежедневно по пять-шесть часов в день! Для этого мне пришлось бросить работу,
и обратной дороги у меня уже не было. Постепенно Громин стал со мной
здороваться и привыкать к моему постоянному присутствию, как к мебели. Он
иногда со мной даже разговаривал, и я чувствовал, что становлюсь к нему все
ближе. Однажды я подвез его домой на своем стареньком жигуленке. Потом еще
раз домой и утром из дома на работу в Моссовет.
Скоро у него вошло в привычку, что я за ним заезжаю и отвожу на работу
и с работы. А мое терпение было безграничным - это у меня с детства,
благодаря рыбной ловле, которая навсегда осталась главным моим увлечением.
"Клев" Громина уже ощущался, только бы не пропустить подсечку...
Привозя Громина на работу, я интересовался, когда же он посмотрит мой
устав, и он говорил, что обязательно посмотрит. Но, держа меня за личного
шофера, вовсе не спешил это делать.
Вскоре мы стали большими "приятелями": я в роли добропорядочного слуги
при бессовестном господине. Громин нагружал меня разработкой инструкций и
форм. Действительно, чего просиживать целый день без дела? Я покорно их
писал, сидя в его кабинете, а потом и в огромном зале, потому что кабинета
для такого количества посетителей уже не хватало.
Теперь он откладывал рассмотрение моего устава по дружбе: дескать, ну
что ты торопишься, мы же друзья, конечно, я сразу же посмотрю, как
освобожусь!
Громин стал приглашать меня с собой после работы на проверку уже
действующих кооперативов. Он очень любил проверять кафе и всевозможные
закусочные. Как правило, мы приезжали без звонка, кооператор выбегал к нам с
таким же волнением, как и к ОБХСС (Отдел по борьбе с хищениями
социалистической собственности).
Громин интересовался, не продается ли спиртное из-под полы, и кто
разрешил варить кофе, и где вы берете сахар, и вообще, надо бы поставить
вопрос о вашем закрытии...
Кооператор дрожал как осенний лист, проклиная момент, когда родился на
свет.
Впрочем, обычно все заканчивалось мирно: нас кормили, на дорогу
снабжали продуктами. Я завозил своего друга-кровопийцу домой и засыпал с
надеждой, что завтра все будет по-другому...
И наконец чудо произошло. По истечении третьего месяца Громин подписал
мне устав! Он подмахнул одну фразу, которая сыграла огромную роль в моей
будущей судьбе. Она звучала в моем уставе так: "Разрешается любая
деятельность, не противоречащая советскому законодательству". Это был пик!
Триумф! Это была запредельная формулировка в СССР.
Такие формулировки я видел в жизни всего два раза. Другая была выдана
депутату Верховного Совета СССР Михаилу Бочарову лично Горбачевым: "Разрешаю
частную собственность на средства производства в кооперативе "Бутек"". Это
прямо противоречило главному принципу социализма по Карлу Марксу, где
разрешалась исключительно общественная собственность на средства
производства. Но чего там церемониться с Марксом! Начиналась "перестройка"
из застоя в хаос.
Однако это случилось через год. А тогда я перестал на время появляться
у Громина, и он тут же пересел на другую машину и стал эксплуатировать
нового добровольного кандидата в кооператоры. Схема взятия в рабство
желающих была прекрасно на мне отработана.
- - -
Однажды в детстве отец рассказал мне историю, которая в какой-то
степени определила мой характер.
"Где-то на Востоке у богатого хозяина было два работника, занимавшихся
одинаковым делом, но одному из них хозяин платил в два раза меньше. И
однажды тот не выдержал и спросил хозяина:
- Почему же я получаю в два раза меньше?
- Попробую объяснить тебе на примере, - отвечал хозяин. - Вон, видишь,
в пустыне идет караван? Узнай, куда он направляется!
И работник побежал. Узнав, куда идет караван, он вернулся и говорит:
- Этот караван идет в Дербент.
- А что везет этот караван? - спрашивает его хозяин.
- Сейчас узнаю, - сказал работник и опять побежал. Вскоре возвращается:
- Этот караван нагружен хлопком и тканями.
- А кто главный караванщик, как его зовут и откуда он родом?
И работник побежал в третий раз. Когда он вернулся, хозяин вызвал
второго работника и попросил его узнать, куда идет караван. Работник очень
скоро вернулся и говорит:
- Этот караван идет в Дербент, нагружен он тканями, караванного
сопровождающего зовут Ахмед, его жену зовут Зульфия, он заключил еще много
сделок и в следующем месяце караван пойдет по той же дороге..."
Эта притча серьезно повлияла на мою жизнь: я как-то сам по себе
превратился в работника второго типа. Только мне никто не платил вдвое, хотя
занятие кооперацией занимало у меня ровно 20 часов в сутки...
И вот в том же помещении, где находился неудачливый кооператив
"Прогресс", открылась мастерская по ремонту импортной бытовой аппаратуры
(магнитофонов, телевизоров и даже видеомагнитофонов) под названием
"Кооператив "Техника"".
Тогда эта деятельность была полной монополией государства. Во всей
Москве работала только одна мастерская по ремонту, куда привозили огромное
количество сломанной импортной аппаратуры. Ее забирали чуть ли не на
полгода, заказывали за рубежом запчасти, каким-то образом через Внешторг
получали их прямо из Японии, продавали с огромными рублевыми наценками, а
часто вообще отказывались брать технику в ремонт... Очереди туда стояли
огромные, была предварительная запись, и люди ждали месяцами.
Я быстро нашел крупных специалистов в этой сфере среди научных
работников институтов электронной промышленности, и они стали ремонтировать
японскую технику вообще без запчастей! В этом было наше "ноу-хау". Ребята
умудрялись на советских транзисторах собирать схемы, которые заменяли
японские детали. Советские транзисторы и микросхемы превышали все допустимые
размеры и не влезали в японские телевизоры и магнитофоны. Но мои умельцы
умудрялись протискивать их в пластмассовые корпуса аппаратуры вместе с кучей
проводов... Самое интересное, что после этого техника работала!
Все это продолжалось чуть больше месяца, пока некоторые, впрочем всегда
довольные ремонтом, клиенты случайно не обнаружили, что в их дорогих
японских аппаратах намешано и напаяно что-то такое совершенно жуткое. Хотя
качество работы при этом мы гарантировали. Вы можете представить, что
клиентура у нас была соответствующая: дипломаты, работники зарубежных
представительств, спекулянты и владельцы недоступных нам "чеков
Внешпосылторга", отовариваемых в специальных, закрытых для простого народа
магазинах фирмы "Березка".
Клиенты начали жаловаться: мол, наши детали были похищены и заменены
кучей российских, а мы на это разрешения не давали! Вскоре дело было
передано в Московскую прокуратуру...
- - -
Наша "Техника" могла бесславно развалиться, как и предыдущий
"Прогресс", если бы мы не развивали параллельно еще одно дело, которое в
этот момент вдруг и "выстрелило".
Ко мне прибыла делегация из Армении, с завода по производству систем
вычислительной техники и программного обеспечения Госкомитета по
вычислительной технике СССР. И они говорят:
- Артем, мы слышали, что программисты из вычислительного центра
Академии наук уже делают к персональным компьютерам русскоязычные программы.
Есть там такой Евгений Веселов, который придумал "Лексикон"... Если он
передаст нам права на программу, мы могли бы ее записать на гибких дисках и
продавать предприятиям по безналичному расчету. А расплатимся с ним через
твой кооператив. Ты же можешь его зачислить на работу?
Я за эту идею очень схватился. Поехал, нашел Веселова, познакомился с
очень серьезными программистами, которые делали прекрасные программы в
Академии наук и получали по 120-130 рублей в месяц как младшие научные
сотрудники.
- Хотите подработать? - спросил я их.
- Да!!! - хором ответили программисты.
Первая же продажа "Лексикона" привела к тому, что армянское предприятие
перечислило около двухсот тысяч рублей прямо на счет нашего кооператива в
банк!
Веселову я тогда выдал заработную плату - тридцать пять тысяч рублей
наличными. Он не видел таких сумм никогда в жизни. Я приехал к нему домой.
Он жил с женой и ребенком в крохотной, по-моему, однокомнатной квартирке
где-то в районе новостройки Строгино или еще дальше. Когда я выложил перед
ним перевязанные пачки денег, Веселов "провалился" в затяжной шок. Я помню,
как он стал нервно прохаживаться по комнате и пытался куда-то пристроить эти
пачки: открыл холодильник, потом передумал, залез на антресоли, но и там
место показалось ненадежным. Долго шуршал в ванной комнате, совмещенной с
туалетом, но опять вышел с деньгами в руках.
Сейчас Женя Веселов - один из самых известных программистов мира,
заместитель руководителя компьютерной фирмы с оборотом в сотни миллионов
долларов и выполняет заказы американских компаний "Майкрософт" и Ай-би-эм.
уверен, что тогдашнее потрясение он вряд ли когда-нибудь забудет.
Такие же зарплаты я стал выдавать другим программистам. Мы поставили
дело на поток, и это принесло нам первый миллион рублей чистой прибыли.
Были у меня два знаменательных знакомства в то время, с двумя моими
будущими компаньонами по кооперативу. Их звали Анатолий Писаренко и Владимир
Яковлев.
Толик тоже занимался научной работой, и не где-нибудь, а в Институте
криминалистики Минюста СССР! Но он, в отличие от меня, всю жизнь умудрялся
зарабатывать на стороне, как это тогда называлось: "делать левые деньги".
Толя от рождения имел такую жилку - левачить и поэтому зарабатывал буквально
на всем, начиная от производства противоугонных устройств, которые он
мастерил на дому и продавал автомобилистам, и кончая ремонтом утюгов и
кранов соседям по подъезду.
Писаренко пришел ко мне с идеями, как извлечь деньги непосредственно из
Минюста СССР. Мне это очень понравилось. Он предложил оснащать суды Москвы
электроникой и компьютерной техникой. А поскольку безналичные деньги
тратились госучреждениями безо всякого счета, можно было зарабатывать
столько, сколько подпишут. Да и к Министерству юстиции мы становились ближе,
что в будущем могло пригодиться.
Мы решили начать с того, чтобы установить в каждом суде информационную
систему для клиентов. Суды были переполнены, и клиенты жутко досаждали
судьям множеством вопросов. Наша система была призвана судей разгрузить.
Пройдясь по комиссионным магазинам, мы скупили игровые компьютеры фирмы
"Атари", подсоединили к обычным телевизорам, сделали свои программки и
выставили во всех судах. Теперь каждый посетитель мог простым нажатием
кнопки получить информацию: в каком кабинете рассматривается его случай, кто
судья, когда и какое решение было принято и т.д. и т.п. Московские суды
оплатили нам и покупку компьютеров, и разработку программ, и позволили
легально получить значительную прибыль на этой операции.
Потом у нас появилось еще несколько идей. К примеру, установить в
соседних с залом суда помещениях телекамеры и показывать спиной свидетелей,
если они не хотели, чтобы криминальные элементы видели их в лицо. Мы сделали
и это. Затем внедрили еще одну интересную новинку. По закону, когда судья
удаляется с заседателями в отдельную комнату для принятия решения, там
должны быть отключены телефоны и вообще все средства коммуникации с внешним
миром.
Конечно, на практике все было иначе: существовало "телефонное право", и
судьи подчинялись прямым звонкам из горкомов и обкомов. Тогда мы предложили
систему, при которой, как только судья заходил в комнату и поворачивал ключ,
автоматически отключалась любая связь внешнего мира с помещением. Теперь для
судей наступала полная демократия, так как дозвониться до них было
невозможно. Правда, потом они очень просили дубликаты ключей...
- - -
В начале деятельности в августе 1987 года членов кооператива "Техника"
было всего трое... Первые серьезные деньги пришли в сентябре. А через год в
"Технике" уже работало больше тысячи человек! Народ просто валил к нам со
своими идеями и предложениями, а мы вкладывали деньги, открывали офисы и
мастерские. От изложения идеи до ее внедрения у нас уходило от нескольких
часов до нескольких дней.
Мы открывали все новые и новые направления. К примеру, мой приятель
Игорь Малышков придумал очень простой бизнес. В то время в международном
аэропорту Шереметьево складывалась тяжелейшая проблема с носильщиками: они
не знали ни слова по-английски, грубили, им перестали платить зарплату, и
назревала забастовка. Наличность носильщики вообще не сдавали, а тележки все
время ломались и куда-то исчезали.
Мы договорились с аэропортом Шереметьево, что организуем альтернативную
частную кооперативную службу носильщиков. Так появились знаменитые тележки
фирмы "Ариса" кооператива "Техника". Ребята брали за перевозку багажа один
рубль, или один доллар, или один франк - неважно, что именно. То, что платил
клиент. Возить тележки стали кандидаты наук и люди с консерваторским
образованием. Как только служба стала частной, воровать прежним
государственным грузчикам стало невозможно, и, не выдержав конкуренции, они
уволились.
Я помню удивленные глаза пассажиров, которые заранее были готовы к
ругани и наглости персонала, - и вдруг интеллигентная речь и лица совсем не
после попойки! Грузчики "Арисы" разговаривали на нескольких языках и походя
спрашивали прибывающих о выборах в Англии или о здоровье Миттерана. Всю
валюту мы абсолютно честно сдавали во Внешторгбанк, единственную
организацию, которой разрешалось принимать валюту. К нашей большой радости,
в обмен мы получали рубли в перерасчете 0,62 копейки за один доллар. Как это
было мило!
Когда Малышков стал зарабатывать большие деньги, он открыл бюро по
прокату автомобилей в аэропорту Шереметьево. И уже через два года у нас в
прокате было семьдесят "Мерседесов"! В какой-то газете тогда написали, что
кооператив "Техника" имел больше "Мерседесов", чем посольство и торгпредство
Германии в Москве, вместе взятые! Это была огромная служба, включавшая
стоянки, автопарк, машинопрокат и специальные автобусы в аэропорту для
летчиков и стюардесс. Иногда у команды "боинга", составлявшей двадцать пять
человек, оставалось пять-шесть часов до вылета. Мы возили их в гостиницу
принять душ, потом делали краткую экскурсию по городу и доставляли обратно
прямо к трапу самолета.
- - -
Еще один приятель, компьютерщик Рубен Лачинов, тоже организовал очень
интересное дело. Нашим партнером стала Московская городская телефонная
станция. Директор службы "09" разрешила нам тогда использовать территорию
техникума, вместе с самими телефонистками, которых готовил техникум, в
свободное от учебы время. Для службы Рубена под названием "Каисса" там
установили несколько серийных номеров телефонов, по которым девушки могли
отвечать одновременно на десятки звонков по одной линии.
И мы объявили в газетах: пользуйтесь услугами службы помощи по городу
Москве 24 часа в сутки! Это был самый настоящий прообраз будущих служб
спасения, только с гораздо более широкой сферой деятельности. Если с кем-то
что-либо произошло, если что-то срочно понадобилось, надо было просто
позвонить по телефону помощи, и мы ее оказывали!
Вначале были простые звонки типа: "Куда мне пойти покушать,
порекомендуйте хороший ресторан". Потом пошли более интересные предложения:
например, забрать ребенка из детского садика. Пришлось заключить договоры с
таксомоторными парками Москвы. Мы раздали нашим таксистам специальные
фирменные кепки, и таксист ехал по указанному адресу, брал ребенка и
привозил из садика домой. Кроме того, он ездил на рынок за продуктами, или
стоял в очереди, чтобы отправить посылку на почте, или получить из прачечной
белье...
Бывали и курьезы. Как-то звонит в четыре утра человек: срочно нужна
пачка сигарет - готов заплатить пятьдесят долларов! Служба тут же связалась
с водителем дежурной машины, в которой был установлен телефон, и пачка
сигарет была доставлена в течение двенадцати минут.
В конце концов эта служба тоже вышла на валюту. Рубен отобрал
девушек-телефонисток, которые отвечали по-английски, взял на дежурство
переводчиков с французского, испанского, итальянского языков. И мы стали
продавать на международных линиях "Аэрофлота" и в Шереметьеве так называемые
"Карточки страхования и помощи в Москве" для иностранцев.
Клиент, который покупал карточку, имел право круглосуточно позвонить в
нашу службу с гарантией, что ему ответят на родном языке и помогут. Один
звонок стоил доллар, а за карточку платили пятнадцать долларов вперед.
Очень часто были такие звонки от иностранцев: я заблудился, не знаю,
как найти свою гостиницу, не помню, как называется улица, потерялся в
Москве.
И мы высылали машину, брали этого иностранца, доставляли его по адресу.
Был забавный случай, когда иностранец уехал с русской проституткой к
ней домой. И как только он разделся, в квартиру вошли три амбала. Они его не
тронули, но он сам, спешно одеваясь, оставил бумажник, где были паспорт,
деньги, а главное, адрес гостиницы.
Чудом наша карточка "Каисса" оказалась в кармане его брюк. Бедный
иностранец еле-еле добрался до автомата, позвонил нам и говорит: я совсем
один, не знаю, где нахожусь, меня привезли на такси, могу только очень
- Как будем решать вопрос с Моссоветом? - спросил я у Малжабова.
- А что нам Моссовет, мы фирма независимая, - отмахнулся он. - Пусть
только попробуют с нами что-нибудь сделать! У нас своя печать есть...
Я понимал, как Малжабов сильно ошибается с Моссоветом, сам ведь недавно
там работал исполняющим обязанности главного инженера управления! Но врач
пояснил мне, что указывать на ошибки человеку с манией величия все равно что
плевать против очень сильного ветра. Поэтому я промолчал...
В понедельник к открытию кооператива пришли сотрудники районной
милиции, и двери "Прогресса" были опечатаны. Пришлось оставить двух человек
дежурить у дверей, чтобы отправлять клиентов домой, а мы с Малжабовым
поехали в Моссовет, на переговоры с чиновником, назовем его Громин, который
скоро сыграл большую роль в моей новой жизни...
Не успели мы отрекомендоваться, как Громин, посмотрев на нас
исподлобья, заявил:
- Я вообще не собираюсь с вами разговаривать. Вас вызывали в пятницу, а
сегодня понедельник, так что можете идти. Ваш вопрос будет рассмотрен на
заседании комиссии по кооперативной деятельности Моссовета, и заверяю вас -
решен отрицательно. Кто там, следующий...
- Я вас засужу. Вы не имеете права! - заорал Малжабов. - Вы с кем так
разговариваете? Со мной?
Это был наш конец.
Я бы мог спокойно поговорить с Громиным на самом изысканном
бюрократическом моссоветовском языке и решить любые проблемы. Но, увы, в
присутствии председателя разговаривать посторонним запрещалось...
- - -
На следующий день решением комиссии Моссовета кооператив "Прогресс" был
признан нарушителем принципов социалистической кооперативной деятельности,
аморальным по содержанию и опасным для общества по форме. Нас также обвинили
в попытке сводничества и создания системы заключения фиктивных браков ради
прописки в Москве.
Поэтому комиссия предложила передать дело о кооперативе "Прогресс" в
следственные органы для возбуждения уголовного дела по фактам мошенничества
и поборов у населения в особо крупных размерах. Нам всем грозило лишение
свободы или по крайней мере условный срок и штраф.
В постановлении комиссии было также сказано, что "Прогресс" должен
возвратить обратно все деньги, полученные от граждан.
Тут же в газете "Московская правда", которая семь дней назад восхваляла
наше блестящее начинание в кооперативной Деятельности, появилась статья,
объявившая нас преступниками, которым нельзя позволить уйти от ответа...
Мы с приятелем-психотерапевтом решили воспользоваться его родственными
связями, чтобы остаться на свободе. Родственник-прокурор сказал, что дело
заведено не будет, если все полученные деньги мы действительно возвратим.
Пришлось заняться этой малоприятной работой. Малжабов струсил и деньги
отдал. Мы сидели, часами разбирая адреса наших посетителей на заполненных
корявым почерком квитанциях. А потом запечатывали конверты с
двадцатипятирублевками и отправляли их по почте. Все новые и новые клиенты
продолжали стучаться в закрытые двери мастерской, теряя, быть может,
последнюю в жизни надежду найти суженого...
На Малжабова в кооперативе уже никто внимания не обращал. Он говорил о
каких-то протестах, о желании нанять адвокатов и идти в суд. Но все
понимали: этого просто не может быть! В то время в СССР нельзя было подать в
суд на официальные инстанции, тем более на Моссовет, который, скорее всего,
сам назначал и снимал с работы народных судей и прокуроров в Москве.
Я больше никогда не встречал Малжабова. Слышал, что потом, через
два-три года, он все же попал в тюрьму за то, что организовал похищение
какого-то австралийского бизнесмена в аэропорту Шереметьево с целью
вымогательства денег. Мне рассказывал об этом покойный московский авторитет
Отари Квантришвили, с которым Малжабов тесно работал, примкнув к его группе
"XXI век".
Сам Отарик был личностью незаурядной и обладал фантастической
способностью втягивать людей в интриги, сталкивать лбами, оставаясь при этом
в стороне, чтобы потом помогать в их же разборках с выгодой для себя.
Понимая, что Малжабов обезумел от неудовлетворенной страсти руководить,
он свел его с одним вором, только что освободившимся из заключения, который
просто не выносил, когда им помыкали. В результате вор кричал: я его убью!
Малжабов умолял: спаси меня от него! И Отарик возился с ними, пока они оба
не сели в тюрьму. Сам же он, конечно, остался совершенно ни при чем и на
свободе.
- - -
В тот момент я еще мог выйти живым из "реанимации" и снова остаться
простым работником научно-исследовательского института, откуда я все еще не
уволился. Но неожиданно меня пригласил зайти начальник объединения
"Мосгорремэлектробытприбор", тот самый, что пригрел наш почивший в вечности
кооператив "Прогресс". Я был уверен, что с моей кооперативной деятельностью
покончено навсегда, но все же согласился на эту встречу.
"Кто знает, может, у меня когда-нибудь возникнут проблемы с ремонтом
холодильника или утюга, - подумал я. - И тогда я смогу обратиться прямо к
начальнику! Надо бы пойти".
Сергей Захарович, начальник бытового ремонта в Москве, оказалось, давно
думал о том, как уменьшить воровство в своей организации. Традиционные
методы не годились, и он замыслил воспользоваться постановлением о
кооперативном движении, чтобы проделать это самым нетрадиционным путем:
раздать собственность персоналу, чтобы воровать им пришлось у самих же себя.
Таким образом, он, пожалуй, первым в СССР придумал российскую приватизацию.
Он решил, что я гожусь для того, чтобы организовать новый кооператив,
без ненавистного Малжабова, с целью испытать идею преобразования бытового
хозяйства Москвы на новый лад.
- Вот берите себе в аренду склад прямо с запчастями, - предложил он. -
Разработайте прейскурант цен и займитесь ремонтом какой-нибудь бытовой
техники. А если вас посадят, - продолжал он, - то я учту ваши ошибки и
скорректирую эксперимент.
Затем он назвал мне очень впечатляющие цифры, из которых следовало, что
на одном среднем заказе на ремонт бытовой техники обычно воруется два рубля.
Если учесть, что советская бытовая техника была очень ненадежной и за день
по Москве выполняли до тридцати тысяч заказов, то в год сумма украденного
достигала почти двадцати двух миллионов рублей - огромные деньги! А если
считать стоимость похищенных запчастей, можно смело умножить эту цифру на
два... И в это опасное хозяйство пригласил меня влезть сам главный
начальник, чтобы посмотреть, что из этого получится!
Мне еще снились влет заработанные "Волги", да и просто было любопытно
нормально организовать дело, а не так, как Малжабов в "Прогрессе". Кроме
того, легкость, с которой мы заработали сто тысяч рублей, покорила мое
воображение, и мне казалось, что повторить успех будет так же просто.
Уже на следующий день, написав устав, я появился в Моссовете, чтобы
зарегистрировать новый кооператив под названием "Техника". Но меня ждала
большая неприятность. Тот самый главный чиновник Громин за считанные недели
проявил удивительную прыть и пробил постановление, согласно которому теперь
для регистрации любого кооператива нужно было получить его личную подпись и
согласовать с ним текст устава. А поскольку типовых уставов еще не
существовало, он практически мог делать все, что угодно. Претенденты на
открытие кооперативов, которых с каждым днем становилось все больше и
больше, попадали в полную зависимость от настроения Громина и в его
безраздельное пользование.
Теперь у его кабинета люди простаивали часами и днями, тщетно дожидаясь
приема. Мне пришлось особенно трудно: узнав меня, Громин приказал мне больше
никогда не появляться, так как ни за что, ни при каких обстоятельствах,
устав он мне не подпишет и прошлых пререканий с собой не простит.
- - -
Хотите верьте, хотите нет, я провел у дверей его кабинета три месяца,
ежедневно по пять-шесть часов в день! Для этого мне пришлось бросить работу,
и обратной дороги у меня уже не было. Постепенно Громин стал со мной
здороваться и привыкать к моему постоянному присутствию, как к мебели. Он
иногда со мной даже разговаривал, и я чувствовал, что становлюсь к нему все
ближе. Однажды я подвез его домой на своем стареньком жигуленке. Потом еще
раз домой и утром из дома на работу в Моссовет.
Скоро у него вошло в привычку, что я за ним заезжаю и отвожу на работу
и с работы. А мое терпение было безграничным - это у меня с детства,
благодаря рыбной ловле, которая навсегда осталась главным моим увлечением.
"Клев" Громина уже ощущался, только бы не пропустить подсечку...
Привозя Громина на работу, я интересовался, когда же он посмотрит мой
устав, и он говорил, что обязательно посмотрит. Но, держа меня за личного
шофера, вовсе не спешил это делать.
Вскоре мы стали большими "приятелями": я в роли добропорядочного слуги
при бессовестном господине. Громин нагружал меня разработкой инструкций и
форм. Действительно, чего просиживать целый день без дела? Я покорно их
писал, сидя в его кабинете, а потом и в огромном зале, потому что кабинета
для такого количества посетителей уже не хватало.
Теперь он откладывал рассмотрение моего устава по дружбе: дескать, ну
что ты торопишься, мы же друзья, конечно, я сразу же посмотрю, как
освобожусь!
Громин стал приглашать меня с собой после работы на проверку уже
действующих кооперативов. Он очень любил проверять кафе и всевозможные
закусочные. Как правило, мы приезжали без звонка, кооператор выбегал к нам с
таким же волнением, как и к ОБХСС (Отдел по борьбе с хищениями
социалистической собственности).
Громин интересовался, не продается ли спиртное из-под полы, и кто
разрешил варить кофе, и где вы берете сахар, и вообще, надо бы поставить
вопрос о вашем закрытии...
Кооператор дрожал как осенний лист, проклиная момент, когда родился на
свет.
Впрочем, обычно все заканчивалось мирно: нас кормили, на дорогу
снабжали продуктами. Я завозил своего друга-кровопийцу домой и засыпал с
надеждой, что завтра все будет по-другому...
И наконец чудо произошло. По истечении третьего месяца Громин подписал
мне устав! Он подмахнул одну фразу, которая сыграла огромную роль в моей
будущей судьбе. Она звучала в моем уставе так: "Разрешается любая
деятельность, не противоречащая советскому законодательству". Это был пик!
Триумф! Это была запредельная формулировка в СССР.
Такие формулировки я видел в жизни всего два раза. Другая была выдана
депутату Верховного Совета СССР Михаилу Бочарову лично Горбачевым: "Разрешаю
частную собственность на средства производства в кооперативе "Бутек"". Это
прямо противоречило главному принципу социализма по Карлу Марксу, где
разрешалась исключительно общественная собственность на средства
производства. Но чего там церемониться с Марксом! Начиналась "перестройка"
из застоя в хаос.
Однако это случилось через год. А тогда я перестал на время появляться
у Громина, и он тут же пересел на другую машину и стал эксплуатировать
нового добровольного кандидата в кооператоры. Схема взятия в рабство
желающих была прекрасно на мне отработана.
- - -
Однажды в детстве отец рассказал мне историю, которая в какой-то
степени определила мой характер.
"Где-то на Востоке у богатого хозяина было два работника, занимавшихся
одинаковым делом, но одному из них хозяин платил в два раза меньше. И
однажды тот не выдержал и спросил хозяина:
- Почему же я получаю в два раза меньше?
- Попробую объяснить тебе на примере, - отвечал хозяин. - Вон, видишь,
в пустыне идет караван? Узнай, куда он направляется!
И работник побежал. Узнав, куда идет караван, он вернулся и говорит:
- Этот караван идет в Дербент.
- А что везет этот караван? - спрашивает его хозяин.
- Сейчас узнаю, - сказал работник и опять побежал. Вскоре возвращается:
- Этот караван нагружен хлопком и тканями.
- А кто главный караванщик, как его зовут и откуда он родом?
И работник побежал в третий раз. Когда он вернулся, хозяин вызвал
второго работника и попросил его узнать, куда идет караван. Работник очень
скоро вернулся и говорит:
- Этот караван идет в Дербент, нагружен он тканями, караванного
сопровождающего зовут Ахмед, его жену зовут Зульфия, он заключил еще много
сделок и в следующем месяце караван пойдет по той же дороге..."
Эта притча серьезно повлияла на мою жизнь: я как-то сам по себе
превратился в работника второго типа. Только мне никто не платил вдвое, хотя
занятие кооперацией занимало у меня ровно 20 часов в сутки...
И вот в том же помещении, где находился неудачливый кооператив
"Прогресс", открылась мастерская по ремонту импортной бытовой аппаратуры
(магнитофонов, телевизоров и даже видеомагнитофонов) под названием
"Кооператив "Техника"".
Тогда эта деятельность была полной монополией государства. Во всей
Москве работала только одна мастерская по ремонту, куда привозили огромное
количество сломанной импортной аппаратуры. Ее забирали чуть ли не на
полгода, заказывали за рубежом запчасти, каким-то образом через Внешторг
получали их прямо из Японии, продавали с огромными рублевыми наценками, а
часто вообще отказывались брать технику в ремонт... Очереди туда стояли
огромные, была предварительная запись, и люди ждали месяцами.
Я быстро нашел крупных специалистов в этой сфере среди научных
работников институтов электронной промышленности, и они стали ремонтировать
японскую технику вообще без запчастей! В этом было наше "ноу-хау". Ребята
умудрялись на советских транзисторах собирать схемы, которые заменяли
японские детали. Советские транзисторы и микросхемы превышали все допустимые
размеры и не влезали в японские телевизоры и магнитофоны. Но мои умельцы
умудрялись протискивать их в пластмассовые корпуса аппаратуры вместе с кучей
проводов... Самое интересное, что после этого техника работала!
Все это продолжалось чуть больше месяца, пока некоторые, впрочем всегда
довольные ремонтом, клиенты случайно не обнаружили, что в их дорогих
японских аппаратах намешано и напаяно что-то такое совершенно жуткое. Хотя
качество работы при этом мы гарантировали. Вы можете представить, что
клиентура у нас была соответствующая: дипломаты, работники зарубежных
представительств, спекулянты и владельцы недоступных нам "чеков
Внешпосылторга", отовариваемых в специальных, закрытых для простого народа
магазинах фирмы "Березка".
Клиенты начали жаловаться: мол, наши детали были похищены и заменены
кучей российских, а мы на это разрешения не давали! Вскоре дело было
передано в Московскую прокуратуру...
- - -
Наша "Техника" могла бесславно развалиться, как и предыдущий
"Прогресс", если бы мы не развивали параллельно еще одно дело, которое в
этот момент вдруг и "выстрелило".
Ко мне прибыла делегация из Армении, с завода по производству систем
вычислительной техники и программного обеспечения Госкомитета по
вычислительной технике СССР. И они говорят:
- Артем, мы слышали, что программисты из вычислительного центра
Академии наук уже делают к персональным компьютерам русскоязычные программы.
Есть там такой Евгений Веселов, который придумал "Лексикон"... Если он
передаст нам права на программу, мы могли бы ее записать на гибких дисках и
продавать предприятиям по безналичному расчету. А расплатимся с ним через
твой кооператив. Ты же можешь его зачислить на работу?
Я за эту идею очень схватился. Поехал, нашел Веселова, познакомился с
очень серьезными программистами, которые делали прекрасные программы в
Академии наук и получали по 120-130 рублей в месяц как младшие научные
сотрудники.
- Хотите подработать? - спросил я их.
- Да!!! - хором ответили программисты.
Первая же продажа "Лексикона" привела к тому, что армянское предприятие
перечислило около двухсот тысяч рублей прямо на счет нашего кооператива в
банк!
Веселову я тогда выдал заработную плату - тридцать пять тысяч рублей
наличными. Он не видел таких сумм никогда в жизни. Я приехал к нему домой.
Он жил с женой и ребенком в крохотной, по-моему, однокомнатной квартирке
где-то в районе новостройки Строгино или еще дальше. Когда я выложил перед
ним перевязанные пачки денег, Веселов "провалился" в затяжной шок. Я помню,
как он стал нервно прохаживаться по комнате и пытался куда-то пристроить эти
пачки: открыл холодильник, потом передумал, залез на антресоли, но и там
место показалось ненадежным. Долго шуршал в ванной комнате, совмещенной с
туалетом, но опять вышел с деньгами в руках.
Сейчас Женя Веселов - один из самых известных программистов мира,
заместитель руководителя компьютерной фирмы с оборотом в сотни миллионов
долларов и выполняет заказы американских компаний "Майкрософт" и Ай-би-эм.
уверен, что тогдашнее потрясение он вряд ли когда-нибудь забудет.
Такие же зарплаты я стал выдавать другим программистам. Мы поставили
дело на поток, и это принесло нам первый миллион рублей чистой прибыли.
Были у меня два знаменательных знакомства в то время, с двумя моими
будущими компаньонами по кооперативу. Их звали Анатолий Писаренко и Владимир
Яковлев.
Толик тоже занимался научной работой, и не где-нибудь, а в Институте
криминалистики Минюста СССР! Но он, в отличие от меня, всю жизнь умудрялся
зарабатывать на стороне, как это тогда называлось: "делать левые деньги".
Толя от рождения имел такую жилку - левачить и поэтому зарабатывал буквально
на всем, начиная от производства противоугонных устройств, которые он
мастерил на дому и продавал автомобилистам, и кончая ремонтом утюгов и
кранов соседям по подъезду.
Писаренко пришел ко мне с идеями, как извлечь деньги непосредственно из
Минюста СССР. Мне это очень понравилось. Он предложил оснащать суды Москвы
электроникой и компьютерной техникой. А поскольку безналичные деньги
тратились госучреждениями безо всякого счета, можно было зарабатывать
столько, сколько подпишут. Да и к Министерству юстиции мы становились ближе,
что в будущем могло пригодиться.
Мы решили начать с того, чтобы установить в каждом суде информационную
систему для клиентов. Суды были переполнены, и клиенты жутко досаждали
судьям множеством вопросов. Наша система была призвана судей разгрузить.
Пройдясь по комиссионным магазинам, мы скупили игровые компьютеры фирмы
"Атари", подсоединили к обычным телевизорам, сделали свои программки и
выставили во всех судах. Теперь каждый посетитель мог простым нажатием
кнопки получить информацию: в каком кабинете рассматривается его случай, кто
судья, когда и какое решение было принято и т.д. и т.п. Московские суды
оплатили нам и покупку компьютеров, и разработку программ, и позволили
легально получить значительную прибыль на этой операции.
Потом у нас появилось еще несколько идей. К примеру, установить в
соседних с залом суда помещениях телекамеры и показывать спиной свидетелей,
если они не хотели, чтобы криминальные элементы видели их в лицо. Мы сделали
и это. Затем внедрили еще одну интересную новинку. По закону, когда судья
удаляется с заседателями в отдельную комнату для принятия решения, там
должны быть отключены телефоны и вообще все средства коммуникации с внешним
миром.
Конечно, на практике все было иначе: существовало "телефонное право", и
судьи подчинялись прямым звонкам из горкомов и обкомов. Тогда мы предложили
систему, при которой, как только судья заходил в комнату и поворачивал ключ,
автоматически отключалась любая связь внешнего мира с помещением. Теперь для
судей наступала полная демократия, так как дозвониться до них было
невозможно. Правда, потом они очень просили дубликаты ключей...
- - -
В начале деятельности в августе 1987 года членов кооператива "Техника"
было всего трое... Первые серьезные деньги пришли в сентябре. А через год в
"Технике" уже работало больше тысячи человек! Народ просто валил к нам со
своими идеями и предложениями, а мы вкладывали деньги, открывали офисы и
мастерские. От изложения идеи до ее внедрения у нас уходило от нескольких
часов до нескольких дней.
Мы открывали все новые и новые направления. К примеру, мой приятель
Игорь Малышков придумал очень простой бизнес. В то время в международном
аэропорту Шереметьево складывалась тяжелейшая проблема с носильщиками: они
не знали ни слова по-английски, грубили, им перестали платить зарплату, и
назревала забастовка. Наличность носильщики вообще не сдавали, а тележки все
время ломались и куда-то исчезали.
Мы договорились с аэропортом Шереметьево, что организуем альтернативную
частную кооперативную службу носильщиков. Так появились знаменитые тележки
фирмы "Ариса" кооператива "Техника". Ребята брали за перевозку багажа один
рубль, или один доллар, или один франк - неважно, что именно. То, что платил
клиент. Возить тележки стали кандидаты наук и люди с консерваторским
образованием. Как только служба стала частной, воровать прежним
государственным грузчикам стало невозможно, и, не выдержав конкуренции, они
уволились.
Я помню удивленные глаза пассажиров, которые заранее были готовы к
ругани и наглости персонала, - и вдруг интеллигентная речь и лица совсем не
после попойки! Грузчики "Арисы" разговаривали на нескольких языках и походя
спрашивали прибывающих о выборах в Англии или о здоровье Миттерана. Всю
валюту мы абсолютно честно сдавали во Внешторгбанк, единственную
организацию, которой разрешалось принимать валюту. К нашей большой радости,
в обмен мы получали рубли в перерасчете 0,62 копейки за один доллар. Как это
было мило!
Когда Малышков стал зарабатывать большие деньги, он открыл бюро по
прокату автомобилей в аэропорту Шереметьево. И уже через два года у нас в
прокате было семьдесят "Мерседесов"! В какой-то газете тогда написали, что
кооператив "Техника" имел больше "Мерседесов", чем посольство и торгпредство
Германии в Москве, вместе взятые! Это была огромная служба, включавшая
стоянки, автопарк, машинопрокат и специальные автобусы в аэропорту для
летчиков и стюардесс. Иногда у команды "боинга", составлявшей двадцать пять
человек, оставалось пять-шесть часов до вылета. Мы возили их в гостиницу
принять душ, потом делали краткую экскурсию по городу и доставляли обратно
прямо к трапу самолета.
- - -
Еще один приятель, компьютерщик Рубен Лачинов, тоже организовал очень
интересное дело. Нашим партнером стала Московская городская телефонная
станция. Директор службы "09" разрешила нам тогда использовать территорию
техникума, вместе с самими телефонистками, которых готовил техникум, в
свободное от учебы время. Для службы Рубена под названием "Каисса" там
установили несколько серийных номеров телефонов, по которым девушки могли
отвечать одновременно на десятки звонков по одной линии.
И мы объявили в газетах: пользуйтесь услугами службы помощи по городу
Москве 24 часа в сутки! Это был самый настоящий прообраз будущих служб
спасения, только с гораздо более широкой сферой деятельности. Если с кем-то
что-либо произошло, если что-то срочно понадобилось, надо было просто
позвонить по телефону помощи, и мы ее оказывали!
Вначале были простые звонки типа: "Куда мне пойти покушать,
порекомендуйте хороший ресторан". Потом пошли более интересные предложения:
например, забрать ребенка из детского садика. Пришлось заключить договоры с
таксомоторными парками Москвы. Мы раздали нашим таксистам специальные
фирменные кепки, и таксист ехал по указанному адресу, брал ребенка и
привозил из садика домой. Кроме того, он ездил на рынок за продуктами, или
стоял в очереди, чтобы отправить посылку на почте, или получить из прачечной
белье...
Бывали и курьезы. Как-то звонит в четыре утра человек: срочно нужна
пачка сигарет - готов заплатить пятьдесят долларов! Служба тут же связалась
с водителем дежурной машины, в которой был установлен телефон, и пачка
сигарет была доставлена в течение двенадцати минут.
В конце концов эта служба тоже вышла на валюту. Рубен отобрал
девушек-телефонисток, которые отвечали по-английски, взял на дежурство
переводчиков с французского, испанского, итальянского языков. И мы стали
продавать на международных линиях "Аэрофлота" и в Шереметьеве так называемые
"Карточки страхования и помощи в Москве" для иностранцев.
Клиент, который покупал карточку, имел право круглосуточно позвонить в
нашу службу с гарантией, что ему ответят на родном языке и помогут. Один
звонок стоил доллар, а за карточку платили пятнадцать долларов вперед.
Очень часто были такие звонки от иностранцев: я заблудился, не знаю,
как найти свою гостиницу, не помню, как называется улица, потерялся в
Москве.
И мы высылали машину, брали этого иностранца, доставляли его по адресу.
Был забавный случай, когда иностранец уехал с русской проституткой к
ней домой. И как только он разделся, в квартиру вошли три амбала. Они его не
тронули, но он сам, спешно одеваясь, оставил бумажник, где были паспорт,
деньги, а главное, адрес гостиницы.
Чудом наша карточка "Каисса" оказалась в кармане его брюк. Бедный
иностранец еле-еле добрался до автомата, позвонил нам и говорит: я совсем
один, не знаю, где нахожусь, меня привезли на такси, могу только очень