Страница:
выступал сам Егор Тимурович Гайдар, и, конечно, все основные СМИ были на
встрече с ним.
Однако мне запомнились некоторые эпизоды этой беседы с представителями
прессы. Впервые широкой московской публике и центральной прессе были
предложены переработанные мной идеи профессора Кедрова по обустройству
государства. Они не могли не произвести должного эффекта, так как работа
правительства Гайдара считалась полностью проваленной, а внятного выхода
никто не предлагал.
Когда меня спросили, какой пост мне хотелось бы занять, если бы я попал
в правительство, я сказал, что готов возглавить только одно министерство -
Министерство внутренних дел!
Корреспонденты очень оживились. А я объяснил, что, став министром
внутренних дел, возьму за основу опыт Сан-Франциско. В этом городе, который
в свое время погибал от преступности, придумали очень простой и эффективный
способ - разбили город на сектора, прикрепили к ним городских полицейских и
сказали: "Это ваш маленький район, вы за него отвечаете. А кормят вас те
люди, которые живут в этом районе, в зависимости от того, как вы будете
работать. И место шерифа района можете передавать по наследству своим
сыновьям!" Результат был почти мгновенный!
Имелись цифры: на десять миллионов москвичей приходилось тогда сто
двадцать тысяч милиционеров. Если Москву разделить на десять районов, то на
каждый миллион жителей окажется двенадцать тысяч милиционеров - этого вполне
достаточно. А если каждый житель скинется по десять долларов в год, тогда
зарплата милиционера составит почти тысячу долларов в месяц - вот вам и
деньги, и полностью защищенная от преступников территория!
Я изложил эту теорию журналистам, только вышел из зала-и тут мне
вручают повестку: явиться в день выборов, в воскресенье, в отдел по борьбе с
организованной преступностью на допрос. Что было дальше - вы уже знаете.
Милицейская мафия ждала меня! Мне пришлось расписаться в повестке о
том, что в воскресенье в одиннадцать утра обязуюсь прийти на допрос, после
чего произошел мой побег по крышам с переходом границы в Эстонию, о котором
уже подробно рассказывалось...
Но главным сюрпризом для многих оказался результат: я выиграл выборы и
стал депутатом Государственной думы от центра Москвы, как и заказывал, от
Кремля.
Английские газеты на первых полосах поместили статьи обо мне под яркими
заголовками. Особенно запомнилась одна: "From Mayfair to Kremlin. Made in
Great Britain" - "Из Мэйфейра в Кремль. Сделано в Великобритании".
- - -
Работа в Государственной думе оказалась занятием неинтересным,
неэффективным и ни на что не влияющим. Законы, которые Государственная дума
плодила пачками, внедрялись только формально, они всегда были недостаточно
обеспечены деньгами, поэтому оставались на бумаге. Но, кроме того,
практически все эти законы были ущербными, так как законами, по существу, не
являлись!
Как я обнаружил, в России практиковалось "третье право", доставшееся в
наследство от СССР. Дело в том, что в мире известны два вида правовых
систем: "законодательный" (такой, как в Америке, во Франции и во многих
других странах) и "прецедентный" (такой, как в Англии, о чем я писал уже в
этой книге). В России существовал и существует до сих пор третий тип права -
"толковательный", когда законы неконкретны и их можно толковать в любую
сторону. "Закон что дышло, куда повернешь - туда и вышло", - гласит
известная русская пословица.
Все это происходит от того, что в текстах законов, создаваемых
Государственной думой, всегда есть простор для толкования в любую сторону.
Они избегают конкретности и часто содержат ссылки на какие-то подзаконные
акты, которых никто не видел и которые часто вообще еще не написаны.
Заниматься деятельностью, представляющей собой простую трату времени,
мне очень быстро надоело. И два года работы в Государственной думе я до сих
пор считаю полной потерей драгоценного времени, за которое многое можно было
сделать полезного для России.
Но депутатство помогло мне прекратить уголовное преследование. Дело о
компании "Исток" и "Урожай-90" было закрыто, правда, с формулировкой "по
недостаточности доказательств". Эта была очередная хитрость органов
преследования. Такая формулировка давала им возможность при необходимости в
любое время снова открыть дело, якобы по вновь обнаруженным обстоятельствам.
Я понимал, что милицейская мафия решила просто переждать время моего
депутатства. Тем более что я вступил в комитет по безопасности Госдумы и
тронуть там меня они не могли.
Короткий двухлетний срок существования первой Государственной думы
быстро прошел, и надо было либо готовиться к следующей избирательной
кампании, либо улаживать поджидавшее меня уголовное дело другими способами.
Общаться с ментами мне вообще ужасно не хотелось, хотя я понимал, что в
случае проигрыша на выборах выход один - срочно покидать Россию в очередной
раз.
Тогда мы и решили с депутатом Марком Горячевым вновь баллотироваться в
Государственную думу. С тем самым Горячевым, который ударил Жириновского
кулаком в нос в столовой и стал после этого знаменитым. Марку переизбираться
в депутаты надо было еще больше, чем мне. Он надеялся, что кредиторы простят
ему огромные миллионные долги, которые он набрал в банках и не мог
возвратить обратно, если он станет депутатом.
Мы начали думать о том, как правильно создать избирательный блок,
способный преодолеть пятипроцентный барьер, чтобы пройти в Государственную
думу. В тот момент блоки создавались разные, да еще шел процесс регистрации
новых партий вроде Партии любителей пива или Партии обиженных вкладчиков,
которые наскоро регистрировались и получали право участвовать в выборах.
Мои английские консультанты советовали сделать блок органичным. Они
заранее предсказывали неудачу всем блокам, которые пошли просто по пути
набора известных личностей, часто совершенно несовместимых по своей природе
и сути. Например, блок, в который вошли покойный ныне актер Ролан Быков,
политическая звезда Ирина Хакамада и космонавт Джанибеков, был явно
сфабрикован к выборам и никакого блока собой не представлял. Не укладывалось
в головах избирателей такое сочетание имен!
Родилась идея создать очень органичный блок предпринимателей - сплав
имен, олицетворявших в России бизнес. Мы решили пригласить Святослава
Федорова, известного врача-офтальмолога и бизнесмена с хорошей репутацией,
стать лидером блока. Он олицетворял старшее поколение предпринимателей.
Потом шел я как среднее поколение, Марк Горячев представлял молодое
поколение бизнеса. Если бы нам это удалось, мы гарантированно были бы в
Думе, причем со своей отдельной фракцией. Доказательство этой уверенности вы
найдете дальше.
Три поколения деловых людей в России - это выглядело очень органично.
Вначале Федоров согласился с нашей концепцией. Мы часто с ним
встречались в его деревне, которую он построил под Москвой на собственные
инвестиции и которая в честь своего создателя так и была названа - Славино.
Но, являясь по натуре единоличным лидером, Федоров вскоре начал
проповедовать нам свою теорию государственного капитализма.
Он действительно построил такой капитализм в своей клинике.
Идею Федоров заимствовал у знаменитого Вадима Туманова. Я хорошо того
знал, поскольку ездил изучать, как работали артели в Республике Коми.
Туманов был первым человеком, который сказал: "Оцените, сколько стоит
объект, дайте мне деньги вперед, а дальше мое дело, как я вам его построю".
Это могло быть строительство нового колхоза или скотоводческого
комплекса, дороги или рудника по добыче золота. Все, что угодно. Туманов со
своими людьми первым делом строил баню, потом жилой дом для рабочих и только
после этого приступал к строительству объекта.
Строили полгода, получали, допустим, свой миллион. А потом отправлялись
в отпуск месяцев на пять всей командой - пока денег хватит.
Все деньги в артели делили поровну, а на общих собраниях решали: кто им
нужен, а кто нет. Вылетали из артели за пьянство и за любовные похождения.
Сокращали должности и людей, если кто-то готов был в целях экономии
совмещать, например, работу в артели и уборку помещений, стирку и готовку.
Та же система, с небольшой модификацией, работала и в глазном центре
Святослава Федорова. Отличие заключалось в том, что каждая должность имела
свой весовой коэффициент, на который умножалась доля в прибыли. Базовая
заработная плата была у всех одинаковая, а директора от уборщицы отличал
только коэффициент, на который эту зарплату ежемесячно умножали. Он первый
организовал глазной конвейер, добившись привлечения огромного количества
пациентов. И вот теперь проповедовал то, что большинство предприятий должны
стать общественными и работать так же, как и глазной центр.
Конечно, это заложено в психологии российского человека - делить
заработанные деньги по справедливости, и эффективность труда была высокой,
поскольку люди зависели от конечного результата.
В отличие от Федорова, мы были ориентированы на свободное
предпринимательство. И все же принципиальных разногласий у нас не было, блок
вполне имел право на существование.
Когда Федоров дал предварительное согласие, я стал активно за него
агитировать. На фоне чеченской войны это было очень легко. Я говорил:
Федоров - врач, он никогда не допустил бы расстрела больницы, как это
произошло в Буденновске. Еще не зарегистрировавшись единым блоком, мы уже
стали набирать рейтинг.
Однако следом за своей теорией народного капитализма Федоров стал
менять состав участников нашего блока. Он без всякого совета с нами
пригласил на место второго человека в блоке бывшего генерального прокурора,
в прошлом народного депутата СССР Казанника.
- Это милейший человек, - сказал Федоров. - Народ его любит и будет за
него голосовать.
Мы поговорили с Марком, и он согласился переместиться на четвертое
место в списке блока. Однако теперь надо было менять идеологию нашего
объединения. Чтобы не потерять органику, пришлось срочно придумывать новые
лозунги - "За законное предпринимательство" или "За взаимодействие власти и
бизнеса". Возможно, если бы все это осталось неизменным до выборов, мы все
же могли бы рассчитывать на поддержку избирателей.
Только и эта идея Федоровым опять была переделана. Святослав Николаевич
вдруг пригласил в наш блок режиссера Станислава Говорухина, известного
своими реакционными выпадами против бизнеса. Федорову теперь показалось, что
я недостаточно вписываюсь в первую тройку лидеров блока и могу также быть в
тени. Тем более что действующий премьер-министр Черномырдин пригласил к себе
в первую тройку блока "Наш дом - Россия" знаменитого режиссера Никиту
Михалкова.
Это оказалось последней каплей, и мы вместе с Горячевым покинули
объединение Федорова, пожелав им удачи. Михаил Фишман-Борисов, по профессии
тоже режиссер, прекрасно зная характер Говорухина, отвел им на возникновение
скандала с Федоровым две недели. Но скандал произошел еще раньше - уже через
неделю они разругались насмерть, и Говорухин организовал собственный
предвыборный блок, а Федоров призвал под свои знамена популярного киноактера
Пороховщикова.
В результате этого органика его блока рухнула окончательно, и то, что
он умудрился набрать больше трех процентов, свидетельствовало только о том,
что наши расчеты оказались правильными, а все вместе мы бы смогли преодолеть
искомый рубеж.
После срыва наших общих планов Горячев решил идти на выборы по
одномандатному округу самостоятельно, а я примкнул к экологической партии
"Кедр", где, конечно, первым лицом в тройке стал председатель этой партии,
малоизвестный в России Панфилов. Вторым сделали меня, а на третье место
собирались пригласить какую-нибудь звезду. Идея защиты окружающей среды
могла объединить кого угодно. Только проблемы эти для голодающей и нищей
России были совсем не главными, что создавало реальные предпосылки того, что
за партию никто голосовать не станет.
"Кедр" оказался партией санэпидстанций России. Сначала хотели
пригласить Познера - известного телеведущего, который по телефону согласился
подумать. Потом хотели обратиться к Алле Пугачевой, но в конце концов
остановились на Леониде Якубовиче.
Я попал именно туда, куда мне больше всего не советовали английские
имиджмейкеры: в блок, неорганичность которого была очевидна на самом высшем
уровне.
Но было поздно - Якубович согласился. Леня признался: "Надоело мне быть
всероссийским клоуном, хочу заняться чем-нибудь серьезным". И нам все же
казалось, что за Якубовича полстраны отдаст свои голоса. Сказывались наш
непрофессионализм и неверие в квалификацию английских политтехнологов.
Хотя мы выступали в защиту экологии, все ждали от Якубовича шуток в
эфире и были разочарованы его серьезными высказываниями. А от меня ждали
рассказов об экономике и предпринимательстве и недоумевали, почему я вдруг
заделался экологом и защитником окружающей среды. "Не верю, ребята", -
сказал бы нашему блоку Станиславский, будь он жив.
Все выступления были отлично срежиссированы. Особенно запомнилось мне
одно: Панфилов представил наш блок и передал слово мне. А я говорю: "Ну что
вам сказать, дорогие телезрители? Вы и сами все знаете! Давайте просто
помолчим".
И замолчал! Это было одно из самых ярких агитационных выступлений: пять
минут камера показывала нас, сидящих молча. Пять минут они не могли
выключить нас из эфира, так как это было время выступления нашего блока.
В другой передаче мы показали собранные по магазинам испорченные
продукты. Я как ведущий объяснил: "Вот помидор, он выращен в Чернобыле, вот
морковь с пестицидами, а это пирожки, которые есть уже нельзя, так как их
срок давности истек два месяца назад, а купили их только вчера!"
Еще были продемонстрированы колбаса с давно истекшим сроком хранения,
испорченная рыба. Готовясь к выступлению, мы наткнулись в одном из
гастрономов на жуткий отдел уцененных пищевых товаров и накрыли стол из
таких продуктов.
И в итоге мы набрали 1,7 процента голосов. Вот бы сложить эти проценты
с федоровскими, получилось бы больше пяти процентов голосов! Мы бы победили
и получили фракцию в Думе. А тогда и мы, и Федоров, и Говорухин, и Хакамада
с Роланом Быковым пролетели на выборах, не набрав нужного количества
процентов.
Если бы мы победили, судьба сложилась бы совсем по-другому...
- - -
Как и большинство известных тогда политиков, для страховки своего
личного результата я мог выдвинуться на выборах и по одномандатному
избирательному округу, в частности в Москве. Так сделала Хакамада,
оставшаяся в Думе, несмотря на проигрыш блока, Элла Панфилова, Гайдар и
многие другие.
Я тоже решил воспользоваться этим правом. Тем более что отношения с
мэром Москвы Юрием Михайловичем Лужковым у меня наладились после
установления факта откровенной клеветы на меня со стороны Гусинского, и я
вполне мог рассчитывать на его поддержку.
Мэрия очень серьезно готовилась к этим выборам. Москве было просто
необходимо, чтобы во всех округах победили люди, лояльные к власти, которые
потом могли бы составить лобби, помогающее столице выбивать отдельные блага
не только в бюджете России, но и принимая необходимые законы. Теперь
самотеком выборы не шли. Кроме того, у мэра имелись собственные притязания
на лидерство в стране, и ему требовалась мощная поддержка во всех ветвях
власти России.
Заранее надеясь на благосклонность Лужкова, я пошел к нему на прием.
Юрий Михайлович принял меня как своего старого товарища, мы попили чаю с
пирожными, повосхищались его планами восстановления храма Христа Спасителя и
строительства подземного торгового центра на Манежной площади, поговорили о
жизни, и, в конце концов, я сказал о своем намерении баллотироваться в
депутаты на следующий срок.
- Конечно, Артем! - ободрил меня Лужков. - Единственное, что прошу не
делать, не выдвигайся в этот раз по Центральному округу. Там пойдет на
выборы Николай Гончар, он оставляет свое место в Совете Федерации, и мы с
ним уже договорились. А ты выбирай себе другой округ! Я тебя поддержу.
Все было прекрасно. Лужков сделал у себя на перекидном календаре
пометку: "Тарасов - выборы", и я довольный удалился.
Первым делом надо было информировать Панфилова - председателя партии
"Кедр", чтобы мое выдвижение баллотироваться по округу было одобрено
всероссийским съездом партии как лидера в первой тройке партийного списка.
Таков был порядок.
Я снимал квартиру в Университетском районе Москвы и поэтому, не долго
думая, решил выдвигаться в Думу по Университетскому округу.
Всероссийский съезд партии "Кедр" единогласно утвердил список
кандидатов от партии, в том числе и меня, выдвинувшегося по одномандатному
Университетскому округу Москвы.
Наверное, здесь я допустил ошибку. Мне надо было срочно
проинформировать мэра о том, что съезд утвердил меня избираться по
Университетскому округу. Я честно пытался дозвониться, назначить время
встречи, но не смог этого сделать. То Лужков был в отъезде, то я был занят и
не мог найти время.
Мы организовали сбор подписей в округе, и, когда семь тысяч были
собраны, я наконец вновь попал в кабинет к Юрию Михайловичу Лужкову.
Зашел к нему радостный и говорю:
- Хочу сообщить, Юрий Михайлович, что все в порядке. Собрали уже
подписи и завтра подаем на регистрацию моей кандидатуры по Университетскому
округу Москвы. Можете меня поздравить!
- В каком округе? - переспросил Лужков.
- В Университетском.
И тут он говорит:
- Там нельзя. Я этот округ уже обещал Буничу.
- Но что же мне делать?
- Ладно, сейчас что-нибудь придумаем.
Лужков нажал кнопку селектора:
- Василий, тут ко мне пришел Тарасов Артем. Посмотри там, по какому
округу он может баллотироваться. Где у нас сложности с нашими
выдвиженцами...
- Есть тут один округ, Юрий Михайлович, там выдвигаются Константин
Боровой и Юрий Власов. Мы их не поддерживаем. Туда и надо Тарасову.
Я говорю:
- Юрий Михайлович, а как же подписи? Мне ведь нужно сдать семь тысяч!
Мы их три недели собирали. А осталось только два дня до последнего часа
сдачи подписей в Центральную избирательную комиссию.
- Вася, сколько тебе надо на сбор подписей? - поинтересовался в
селектор Лужков.
- Полдня хватит, Юрий Михайлович! - ответил в трубку Вася.
Мне стало ясно, что я попал в какую-то машину. В отлаженный механизм,
который собирались испытать на выборах московские власти, чтобы все
оставалось под контролем и не было сбоя. Но поскольку все-таки до конца не
понимал, что происходит, и иного выхода не видел, то согласился.
- Ну вот и хорошо! Иди сейчас ко мне в секретариат, поговори с Васей о
деталях.
"Вася" оказался Василием Савельевичем Шахновским, который стал известен
в России по делу ЮКОСа, как глава его московского отделения, избежавший
тюрьмы. Тогда же Вася был управляющим делами московской мэрии и правой рукой
Лужкова по всем организационным вопросам. Он проходил ту же школу Юрия
Михайловича, какую в свое время прошел и я сам.
- Завтра, к полудню, Артем Михайлович, зайдете ко мне за подписями.
Потом я вас свяжу со всеми субпрефектами округа, и дальше заедете к
префекту.
- Посидеть, водочки попить, поговорить... - сказал я, вспоминая
брянского секретаря.
- Ну конечно!
Я вышел из кабинета Шахновского с каким-то тяжелым чувством. Что-то во
всем этом было нехорошее, какой-то признак серьезного изменения в российском
обществе, который я, видно, не заметил, когда вернулся из Англии. Нет, я,
конечно, видел и смерти моих друзей, политиков и предпринимателей, и
взяточничество чиновников, и измену принципам демократии самими демократами.
Но все же мне казалось, что основы общества закладывались правильно. Рынок,
предпринимательство, конкуренция, независимые суды, свободные выборы.
Наверное, мне очень хотелось в это верить, поэтому я так все и воспринимал в
розовом цвете, словно забыв снять солнечные очки.
Звоню Панфилову и говорю, что в Моссовете мне посоветовали изменить
округ и теперь я иду не по Университетскому, а по совсем другому.
Панфилов очень разозлился:
- Ты что, Артем, с ума сошел? Тебя же в этот округ выдвинул
всероссийский съезд! Ты хочешь угробить всю нашу партию "Кедр"! Ты же в
тройке лидеров партии, а по закону любые несанкционированные изменения в
тройке лидеров влекут за собой снятие всей партии с выборов! Чтобы изменить
твой округ, надо собирать всероссийский съезд партии "Кедр", а до конца
регистрации осталось три дня!
- Но в моем округе победит Бунич, что я могу сделать?
- Слушай, ну пусть этот Бунич перейдет в другой округ, а? Он же не от
партии идет, самостоятельно. Может в любой момент изменить решение. Тем
более что подписи ему сразу же оформят.
- А ты откуда знаешь про подписи? - наивно спросил я у Панфилова.
- Да так, догадался! - ответил мне председатель партии "Кедр".
Вообще-то самому "Кедру" собрать хоть десять миллионов подписей было
очень легко. Эти подписи для партии собирали работники санэпидстанций,
которые все были членами партии "Кедр", ведомые главным санитарным врачом
России. Представьте на минутку, что такой служащий приходит в ресторан или
на любое другое предприятие и предлагает всем подписаться. Думаете,
кто-нибудь откажется?
После разговора с Панфиловым мне срочно пришлось искать Бунича, чтобы
убедить его переменить округ. Бунич выслушал меня и тут же наотрез
отказался. Он сказал, что уже настроился именно на Университетский округ,
что уже переговорил с префектом и они обо всем договорились. Что возникшие
проблемы его не касаются и он желает мне удачи.
Тогда я возвратился к Васе. Лужков куда-то уехал, и его ожидали только
на следующей неделе. Пришлось выложить реакцию Панфилова и Бунича Василию
Шахновскому.
- Пусть твоя партия не волнуется. Сейчас согласуем вопрос с Центральной
избирательной комиссией.
Я подумал, что Вася шутит, но он набрал телефон и попросил председателя
Центральной избирательной комиссии Рябова.
- Привет вам, это говорит Шахновский, - сказал Вася. - Тут у нас
ошибочка вышла с выдвижением Тарасова. Там его партия сдала протокол съезда,
на котором его выдвинули по Университетскому округу, а в действительности он
пойдет по другому. Ну не собирать же им снова съезд партии, чтобы это
поменять? Можем мы чем-нибудь ему помочь?
- Нет проблем, Вася! - ответил Рябов. - Переменим номер округа - и все
дела! Привет Юрию Михайловичу!
Я тут же набрал телефон Панфилова и сказал, что с Центральной
избирательной комиссией все улажено.
- Этого не может быть! - ответил Панфилов. - Они берут нас "на пушку".
Сначала пообещают исправить ошибку вопреки закону о выборах, а потом в
последний момент просто снимут партию с дистанции! И ты будешь виноват во
всем! Я против этого категорически!
Я включил громкую связь, чтобы Шахновский мог слышать Панфилова,
который продолжал:
- Этот Рябов, известный обманщик и паразит, купленный чиновник! Он еще
наделает дел, ты увидишь! Ему нельзя доверять! Партия "Кедр" против! И ты не
соглашайся! Иди против Бунича, ты же все равно победишь этого старого
пердуна, горе-экономиста! Тебе будет с ним в дебатах просто - он же ничего в
экономике не соображает!
И я сказал Василию Савельевичу, что буду баллотироваться по
Университетскому округу против Бунича и - так уж получилось - против
пожелания Лужкова.
Вася пожал плечами, сказал, что это сильно облегчает его задачу, и на
том мы расстались.
На полноценное участие в выборах по собственному округу у меня не было
времени из-за того, что все время выступал за партию "Кедр" и мотался по
России. Но вдобавок ко всему мы еще наняли в качестве рекламного агентства
мне в помощь по округу абсолютных аферистов. Достаточно только упомянуть об
одном факте, который вскрылся после выборов: целый грузовик "КамАЗ", доверху
груженный моими листовками и плакатами, был обнаружен так и не разгруженным.
Хотя агентство отчиталось, что чуть ли не в каждый почтовый ящик был положен
мой агитационный материал. Нераспространенной оказалась и моя газета,
которая в тысячах экземпляров валялась в помещении агентства, и ею никто
практически не занимался. Все, что удалось сделать агентству, это развесить
несколько растяжек с моей фамилией в самых неприглядных углах по Ленинскому
проспекту и запустить в небо аэростат с моим портретом, привезенный из
Англии.
А Бунич был везде, и огромным тиражом. Все громадные рекламные щиты
напротив входов в метро, в самых престижных местах были с портретом Бунича.
Он беспрестанно вещал по местному кабельному телевидению, его показывали по
Центральному телевидению, интервью с ним были во всех газетах, выходивших в
районе и распространявшихся большим тиражом.
Но все это не было решающим в технологии выборов, внедренной в том году
с подачи Моссовета. Чтобы безусловно победили нужные Москве кандидаты во
всех контролируемых округах, необходимо было придумать такие ухищрения,
которые не давали бы осечки. О некоторых из них я узнал уже после выборов,
просто из любопытства и опыта ради.
А до выборов, помня советы брянского губернатора, я поехал
встрече с ним.
Однако мне запомнились некоторые эпизоды этой беседы с представителями
прессы. Впервые широкой московской публике и центральной прессе были
предложены переработанные мной идеи профессора Кедрова по обустройству
государства. Они не могли не произвести должного эффекта, так как работа
правительства Гайдара считалась полностью проваленной, а внятного выхода
никто не предлагал.
Когда меня спросили, какой пост мне хотелось бы занять, если бы я попал
в правительство, я сказал, что готов возглавить только одно министерство -
Министерство внутренних дел!
Корреспонденты очень оживились. А я объяснил, что, став министром
внутренних дел, возьму за основу опыт Сан-Франциско. В этом городе, который
в свое время погибал от преступности, придумали очень простой и эффективный
способ - разбили город на сектора, прикрепили к ним городских полицейских и
сказали: "Это ваш маленький район, вы за него отвечаете. А кормят вас те
люди, которые живут в этом районе, в зависимости от того, как вы будете
работать. И место шерифа района можете передавать по наследству своим
сыновьям!" Результат был почти мгновенный!
Имелись цифры: на десять миллионов москвичей приходилось тогда сто
двадцать тысяч милиционеров. Если Москву разделить на десять районов, то на
каждый миллион жителей окажется двенадцать тысяч милиционеров - этого вполне
достаточно. А если каждый житель скинется по десять долларов в год, тогда
зарплата милиционера составит почти тысячу долларов в месяц - вот вам и
деньги, и полностью защищенная от преступников территория!
Я изложил эту теорию журналистам, только вышел из зала-и тут мне
вручают повестку: явиться в день выборов, в воскресенье, в отдел по борьбе с
организованной преступностью на допрос. Что было дальше - вы уже знаете.
Милицейская мафия ждала меня! Мне пришлось расписаться в повестке о
том, что в воскресенье в одиннадцать утра обязуюсь прийти на допрос, после
чего произошел мой побег по крышам с переходом границы в Эстонию, о котором
уже подробно рассказывалось...
Но главным сюрпризом для многих оказался результат: я выиграл выборы и
стал депутатом Государственной думы от центра Москвы, как и заказывал, от
Кремля.
Английские газеты на первых полосах поместили статьи обо мне под яркими
заголовками. Особенно запомнилась одна: "From Mayfair to Kremlin. Made in
Great Britain" - "Из Мэйфейра в Кремль. Сделано в Великобритании".
- - -
Работа в Государственной думе оказалась занятием неинтересным,
неэффективным и ни на что не влияющим. Законы, которые Государственная дума
плодила пачками, внедрялись только формально, они всегда были недостаточно
обеспечены деньгами, поэтому оставались на бумаге. Но, кроме того,
практически все эти законы были ущербными, так как законами, по существу, не
являлись!
Как я обнаружил, в России практиковалось "третье право", доставшееся в
наследство от СССР. Дело в том, что в мире известны два вида правовых
систем: "законодательный" (такой, как в Америке, во Франции и во многих
других странах) и "прецедентный" (такой, как в Англии, о чем я писал уже в
этой книге). В России существовал и существует до сих пор третий тип права -
"толковательный", когда законы неконкретны и их можно толковать в любую
сторону. "Закон что дышло, куда повернешь - туда и вышло", - гласит
известная русская пословица.
Все это происходит от того, что в текстах законов, создаваемых
Государственной думой, всегда есть простор для толкования в любую сторону.
Они избегают конкретности и часто содержат ссылки на какие-то подзаконные
акты, которых никто не видел и которые часто вообще еще не написаны.
Заниматься деятельностью, представляющей собой простую трату времени,
мне очень быстро надоело. И два года работы в Государственной думе я до сих
пор считаю полной потерей драгоценного времени, за которое многое можно было
сделать полезного для России.
Но депутатство помогло мне прекратить уголовное преследование. Дело о
компании "Исток" и "Урожай-90" было закрыто, правда, с формулировкой "по
недостаточности доказательств". Эта была очередная хитрость органов
преследования. Такая формулировка давала им возможность при необходимости в
любое время снова открыть дело, якобы по вновь обнаруженным обстоятельствам.
Я понимал, что милицейская мафия решила просто переждать время моего
депутатства. Тем более что я вступил в комитет по безопасности Госдумы и
тронуть там меня они не могли.
Короткий двухлетний срок существования первой Государственной думы
быстро прошел, и надо было либо готовиться к следующей избирательной
кампании, либо улаживать поджидавшее меня уголовное дело другими способами.
Общаться с ментами мне вообще ужасно не хотелось, хотя я понимал, что в
случае проигрыша на выборах выход один - срочно покидать Россию в очередной
раз.
Тогда мы и решили с депутатом Марком Горячевым вновь баллотироваться в
Государственную думу. С тем самым Горячевым, который ударил Жириновского
кулаком в нос в столовой и стал после этого знаменитым. Марку переизбираться
в депутаты надо было еще больше, чем мне. Он надеялся, что кредиторы простят
ему огромные миллионные долги, которые он набрал в банках и не мог
возвратить обратно, если он станет депутатом.
Мы начали думать о том, как правильно создать избирательный блок,
способный преодолеть пятипроцентный барьер, чтобы пройти в Государственную
думу. В тот момент блоки создавались разные, да еще шел процесс регистрации
новых партий вроде Партии любителей пива или Партии обиженных вкладчиков,
которые наскоро регистрировались и получали право участвовать в выборах.
Мои английские консультанты советовали сделать блок органичным. Они
заранее предсказывали неудачу всем блокам, которые пошли просто по пути
набора известных личностей, часто совершенно несовместимых по своей природе
и сути. Например, блок, в который вошли покойный ныне актер Ролан Быков,
политическая звезда Ирина Хакамада и космонавт Джанибеков, был явно
сфабрикован к выборам и никакого блока собой не представлял. Не укладывалось
в головах избирателей такое сочетание имен!
Родилась идея создать очень органичный блок предпринимателей - сплав
имен, олицетворявших в России бизнес. Мы решили пригласить Святослава
Федорова, известного врача-офтальмолога и бизнесмена с хорошей репутацией,
стать лидером блока. Он олицетворял старшее поколение предпринимателей.
Потом шел я как среднее поколение, Марк Горячев представлял молодое
поколение бизнеса. Если бы нам это удалось, мы гарантированно были бы в
Думе, причем со своей отдельной фракцией. Доказательство этой уверенности вы
найдете дальше.
Три поколения деловых людей в России - это выглядело очень органично.
Вначале Федоров согласился с нашей концепцией. Мы часто с ним
встречались в его деревне, которую он построил под Москвой на собственные
инвестиции и которая в честь своего создателя так и была названа - Славино.
Но, являясь по натуре единоличным лидером, Федоров вскоре начал
проповедовать нам свою теорию государственного капитализма.
Он действительно построил такой капитализм в своей клинике.
Идею Федоров заимствовал у знаменитого Вадима Туманова. Я хорошо того
знал, поскольку ездил изучать, как работали артели в Республике Коми.
Туманов был первым человеком, который сказал: "Оцените, сколько стоит
объект, дайте мне деньги вперед, а дальше мое дело, как я вам его построю".
Это могло быть строительство нового колхоза или скотоводческого
комплекса, дороги или рудника по добыче золота. Все, что угодно. Туманов со
своими людьми первым делом строил баню, потом жилой дом для рабочих и только
после этого приступал к строительству объекта.
Строили полгода, получали, допустим, свой миллион. А потом отправлялись
в отпуск месяцев на пять всей командой - пока денег хватит.
Все деньги в артели делили поровну, а на общих собраниях решали: кто им
нужен, а кто нет. Вылетали из артели за пьянство и за любовные похождения.
Сокращали должности и людей, если кто-то готов был в целях экономии
совмещать, например, работу в артели и уборку помещений, стирку и готовку.
Та же система, с небольшой модификацией, работала и в глазном центре
Святослава Федорова. Отличие заключалось в том, что каждая должность имела
свой весовой коэффициент, на который умножалась доля в прибыли. Базовая
заработная плата была у всех одинаковая, а директора от уборщицы отличал
только коэффициент, на который эту зарплату ежемесячно умножали. Он первый
организовал глазной конвейер, добившись привлечения огромного количества
пациентов. И вот теперь проповедовал то, что большинство предприятий должны
стать общественными и работать так же, как и глазной центр.
Конечно, это заложено в психологии российского человека - делить
заработанные деньги по справедливости, и эффективность труда была высокой,
поскольку люди зависели от конечного результата.
В отличие от Федорова, мы были ориентированы на свободное
предпринимательство. И все же принципиальных разногласий у нас не было, блок
вполне имел право на существование.
Когда Федоров дал предварительное согласие, я стал активно за него
агитировать. На фоне чеченской войны это было очень легко. Я говорил:
Федоров - врач, он никогда не допустил бы расстрела больницы, как это
произошло в Буденновске. Еще не зарегистрировавшись единым блоком, мы уже
стали набирать рейтинг.
Однако следом за своей теорией народного капитализма Федоров стал
менять состав участников нашего блока. Он без всякого совета с нами
пригласил на место второго человека в блоке бывшего генерального прокурора,
в прошлом народного депутата СССР Казанника.
- Это милейший человек, - сказал Федоров. - Народ его любит и будет за
него голосовать.
Мы поговорили с Марком, и он согласился переместиться на четвертое
место в списке блока. Однако теперь надо было менять идеологию нашего
объединения. Чтобы не потерять органику, пришлось срочно придумывать новые
лозунги - "За законное предпринимательство" или "За взаимодействие власти и
бизнеса". Возможно, если бы все это осталось неизменным до выборов, мы все
же могли бы рассчитывать на поддержку избирателей.
Только и эта идея Федоровым опять была переделана. Святослав Николаевич
вдруг пригласил в наш блок режиссера Станислава Говорухина, известного
своими реакционными выпадами против бизнеса. Федорову теперь показалось, что
я недостаточно вписываюсь в первую тройку лидеров блока и могу также быть в
тени. Тем более что действующий премьер-министр Черномырдин пригласил к себе
в первую тройку блока "Наш дом - Россия" знаменитого режиссера Никиту
Михалкова.
Это оказалось последней каплей, и мы вместе с Горячевым покинули
объединение Федорова, пожелав им удачи. Михаил Фишман-Борисов, по профессии
тоже режиссер, прекрасно зная характер Говорухина, отвел им на возникновение
скандала с Федоровым две недели. Но скандал произошел еще раньше - уже через
неделю они разругались насмерть, и Говорухин организовал собственный
предвыборный блок, а Федоров призвал под свои знамена популярного киноактера
Пороховщикова.
В результате этого органика его блока рухнула окончательно, и то, что
он умудрился набрать больше трех процентов, свидетельствовало только о том,
что наши расчеты оказались правильными, а все вместе мы бы смогли преодолеть
искомый рубеж.
После срыва наших общих планов Горячев решил идти на выборы по
одномандатному округу самостоятельно, а я примкнул к экологической партии
"Кедр", где, конечно, первым лицом в тройке стал председатель этой партии,
малоизвестный в России Панфилов. Вторым сделали меня, а на третье место
собирались пригласить какую-нибудь звезду. Идея защиты окружающей среды
могла объединить кого угодно. Только проблемы эти для голодающей и нищей
России были совсем не главными, что создавало реальные предпосылки того, что
за партию никто голосовать не станет.
"Кедр" оказался партией санэпидстанций России. Сначала хотели
пригласить Познера - известного телеведущего, который по телефону согласился
подумать. Потом хотели обратиться к Алле Пугачевой, но в конце концов
остановились на Леониде Якубовиче.
Я попал именно туда, куда мне больше всего не советовали английские
имиджмейкеры: в блок, неорганичность которого была очевидна на самом высшем
уровне.
Но было поздно - Якубович согласился. Леня признался: "Надоело мне быть
всероссийским клоуном, хочу заняться чем-нибудь серьезным". И нам все же
казалось, что за Якубовича полстраны отдаст свои голоса. Сказывались наш
непрофессионализм и неверие в квалификацию английских политтехнологов.
Хотя мы выступали в защиту экологии, все ждали от Якубовича шуток в
эфире и были разочарованы его серьезными высказываниями. А от меня ждали
рассказов об экономике и предпринимательстве и недоумевали, почему я вдруг
заделался экологом и защитником окружающей среды. "Не верю, ребята", -
сказал бы нашему блоку Станиславский, будь он жив.
Все выступления были отлично срежиссированы. Особенно запомнилось мне
одно: Панфилов представил наш блок и передал слово мне. А я говорю: "Ну что
вам сказать, дорогие телезрители? Вы и сами все знаете! Давайте просто
помолчим".
И замолчал! Это было одно из самых ярких агитационных выступлений: пять
минут камера показывала нас, сидящих молча. Пять минут они не могли
выключить нас из эфира, так как это было время выступления нашего блока.
В другой передаче мы показали собранные по магазинам испорченные
продукты. Я как ведущий объяснил: "Вот помидор, он выращен в Чернобыле, вот
морковь с пестицидами, а это пирожки, которые есть уже нельзя, так как их
срок давности истек два месяца назад, а купили их только вчера!"
Еще были продемонстрированы колбаса с давно истекшим сроком хранения,
испорченная рыба. Готовясь к выступлению, мы наткнулись в одном из
гастрономов на жуткий отдел уцененных пищевых товаров и накрыли стол из
таких продуктов.
И в итоге мы набрали 1,7 процента голосов. Вот бы сложить эти проценты
с федоровскими, получилось бы больше пяти процентов голосов! Мы бы победили
и получили фракцию в Думе. А тогда и мы, и Федоров, и Говорухин, и Хакамада
с Роланом Быковым пролетели на выборах, не набрав нужного количества
процентов.
Если бы мы победили, судьба сложилась бы совсем по-другому...
- - -
Как и большинство известных тогда политиков, для страховки своего
личного результата я мог выдвинуться на выборах и по одномандатному
избирательному округу, в частности в Москве. Так сделала Хакамада,
оставшаяся в Думе, несмотря на проигрыш блока, Элла Панфилова, Гайдар и
многие другие.
Я тоже решил воспользоваться этим правом. Тем более что отношения с
мэром Москвы Юрием Михайловичем Лужковым у меня наладились после
установления факта откровенной клеветы на меня со стороны Гусинского, и я
вполне мог рассчитывать на его поддержку.
Мэрия очень серьезно готовилась к этим выборам. Москве было просто
необходимо, чтобы во всех округах победили люди, лояльные к власти, которые
потом могли бы составить лобби, помогающее столице выбивать отдельные блага
не только в бюджете России, но и принимая необходимые законы. Теперь
самотеком выборы не шли. Кроме того, у мэра имелись собственные притязания
на лидерство в стране, и ему требовалась мощная поддержка во всех ветвях
власти России.
Заранее надеясь на благосклонность Лужкова, я пошел к нему на прием.
Юрий Михайлович принял меня как своего старого товарища, мы попили чаю с
пирожными, повосхищались его планами восстановления храма Христа Спасителя и
строительства подземного торгового центра на Манежной площади, поговорили о
жизни, и, в конце концов, я сказал о своем намерении баллотироваться в
депутаты на следующий срок.
- Конечно, Артем! - ободрил меня Лужков. - Единственное, что прошу не
делать, не выдвигайся в этот раз по Центральному округу. Там пойдет на
выборы Николай Гончар, он оставляет свое место в Совете Федерации, и мы с
ним уже договорились. А ты выбирай себе другой округ! Я тебя поддержу.
Все было прекрасно. Лужков сделал у себя на перекидном календаре
пометку: "Тарасов - выборы", и я довольный удалился.
Первым делом надо было информировать Панфилова - председателя партии
"Кедр", чтобы мое выдвижение баллотироваться по округу было одобрено
всероссийским съездом партии как лидера в первой тройке партийного списка.
Таков был порядок.
Я снимал квартиру в Университетском районе Москвы и поэтому, не долго
думая, решил выдвигаться в Думу по Университетскому округу.
Всероссийский съезд партии "Кедр" единогласно утвердил список
кандидатов от партии, в том числе и меня, выдвинувшегося по одномандатному
Университетскому округу Москвы.
Наверное, здесь я допустил ошибку. Мне надо было срочно
проинформировать мэра о том, что съезд утвердил меня избираться по
Университетскому округу. Я честно пытался дозвониться, назначить время
встречи, но не смог этого сделать. То Лужков был в отъезде, то я был занят и
не мог найти время.
Мы организовали сбор подписей в округе, и, когда семь тысяч были
собраны, я наконец вновь попал в кабинет к Юрию Михайловичу Лужкову.
Зашел к нему радостный и говорю:
- Хочу сообщить, Юрий Михайлович, что все в порядке. Собрали уже
подписи и завтра подаем на регистрацию моей кандидатуры по Университетскому
округу Москвы. Можете меня поздравить!
- В каком округе? - переспросил Лужков.
- В Университетском.
И тут он говорит:
- Там нельзя. Я этот округ уже обещал Буничу.
- Но что же мне делать?
- Ладно, сейчас что-нибудь придумаем.
Лужков нажал кнопку селектора:
- Василий, тут ко мне пришел Тарасов Артем. Посмотри там, по какому
округу он может баллотироваться. Где у нас сложности с нашими
выдвиженцами...
- Есть тут один округ, Юрий Михайлович, там выдвигаются Константин
Боровой и Юрий Власов. Мы их не поддерживаем. Туда и надо Тарасову.
Я говорю:
- Юрий Михайлович, а как же подписи? Мне ведь нужно сдать семь тысяч!
Мы их три недели собирали. А осталось только два дня до последнего часа
сдачи подписей в Центральную избирательную комиссию.
- Вася, сколько тебе надо на сбор подписей? - поинтересовался в
селектор Лужков.
- Полдня хватит, Юрий Михайлович! - ответил в трубку Вася.
Мне стало ясно, что я попал в какую-то машину. В отлаженный механизм,
который собирались испытать на выборах московские власти, чтобы все
оставалось под контролем и не было сбоя. Но поскольку все-таки до конца не
понимал, что происходит, и иного выхода не видел, то согласился.
- Ну вот и хорошо! Иди сейчас ко мне в секретариат, поговори с Васей о
деталях.
"Вася" оказался Василием Савельевичем Шахновским, который стал известен
в России по делу ЮКОСа, как глава его московского отделения, избежавший
тюрьмы. Тогда же Вася был управляющим делами московской мэрии и правой рукой
Лужкова по всем организационным вопросам. Он проходил ту же школу Юрия
Михайловича, какую в свое время прошел и я сам.
- Завтра, к полудню, Артем Михайлович, зайдете ко мне за подписями.
Потом я вас свяжу со всеми субпрефектами округа, и дальше заедете к
префекту.
- Посидеть, водочки попить, поговорить... - сказал я, вспоминая
брянского секретаря.
- Ну конечно!
Я вышел из кабинета Шахновского с каким-то тяжелым чувством. Что-то во
всем этом было нехорошее, какой-то признак серьезного изменения в российском
обществе, который я, видно, не заметил, когда вернулся из Англии. Нет, я,
конечно, видел и смерти моих друзей, политиков и предпринимателей, и
взяточничество чиновников, и измену принципам демократии самими демократами.
Но все же мне казалось, что основы общества закладывались правильно. Рынок,
предпринимательство, конкуренция, независимые суды, свободные выборы.
Наверное, мне очень хотелось в это верить, поэтому я так все и воспринимал в
розовом цвете, словно забыв снять солнечные очки.
Звоню Панфилову и говорю, что в Моссовете мне посоветовали изменить
округ и теперь я иду не по Университетскому, а по совсем другому.
Панфилов очень разозлился:
- Ты что, Артем, с ума сошел? Тебя же в этот округ выдвинул
всероссийский съезд! Ты хочешь угробить всю нашу партию "Кедр"! Ты же в
тройке лидеров партии, а по закону любые несанкционированные изменения в
тройке лидеров влекут за собой снятие всей партии с выборов! Чтобы изменить
твой округ, надо собирать всероссийский съезд партии "Кедр", а до конца
регистрации осталось три дня!
- Но в моем округе победит Бунич, что я могу сделать?
- Слушай, ну пусть этот Бунич перейдет в другой округ, а? Он же не от
партии идет, самостоятельно. Может в любой момент изменить решение. Тем
более что подписи ему сразу же оформят.
- А ты откуда знаешь про подписи? - наивно спросил я у Панфилова.
- Да так, догадался! - ответил мне председатель партии "Кедр".
Вообще-то самому "Кедру" собрать хоть десять миллионов подписей было
очень легко. Эти подписи для партии собирали работники санэпидстанций,
которые все были членами партии "Кедр", ведомые главным санитарным врачом
России. Представьте на минутку, что такой служащий приходит в ресторан или
на любое другое предприятие и предлагает всем подписаться. Думаете,
кто-нибудь откажется?
После разговора с Панфиловым мне срочно пришлось искать Бунича, чтобы
убедить его переменить округ. Бунич выслушал меня и тут же наотрез
отказался. Он сказал, что уже настроился именно на Университетский округ,
что уже переговорил с префектом и они обо всем договорились. Что возникшие
проблемы его не касаются и он желает мне удачи.
Тогда я возвратился к Васе. Лужков куда-то уехал, и его ожидали только
на следующей неделе. Пришлось выложить реакцию Панфилова и Бунича Василию
Шахновскому.
- Пусть твоя партия не волнуется. Сейчас согласуем вопрос с Центральной
избирательной комиссией.
Я подумал, что Вася шутит, но он набрал телефон и попросил председателя
Центральной избирательной комиссии Рябова.
- Привет вам, это говорит Шахновский, - сказал Вася. - Тут у нас
ошибочка вышла с выдвижением Тарасова. Там его партия сдала протокол съезда,
на котором его выдвинули по Университетскому округу, а в действительности он
пойдет по другому. Ну не собирать же им снова съезд партии, чтобы это
поменять? Можем мы чем-нибудь ему помочь?
- Нет проблем, Вася! - ответил Рябов. - Переменим номер округа - и все
дела! Привет Юрию Михайловичу!
Я тут же набрал телефон Панфилова и сказал, что с Центральной
избирательной комиссией все улажено.
- Этого не может быть! - ответил Панфилов. - Они берут нас "на пушку".
Сначала пообещают исправить ошибку вопреки закону о выборах, а потом в
последний момент просто снимут партию с дистанции! И ты будешь виноват во
всем! Я против этого категорически!
Я включил громкую связь, чтобы Шахновский мог слышать Панфилова,
который продолжал:
- Этот Рябов, известный обманщик и паразит, купленный чиновник! Он еще
наделает дел, ты увидишь! Ему нельзя доверять! Партия "Кедр" против! И ты не
соглашайся! Иди против Бунича, ты же все равно победишь этого старого
пердуна, горе-экономиста! Тебе будет с ним в дебатах просто - он же ничего в
экономике не соображает!
И я сказал Василию Савельевичу, что буду баллотироваться по
Университетскому округу против Бунича и - так уж получилось - против
пожелания Лужкова.
Вася пожал плечами, сказал, что это сильно облегчает его задачу, и на
том мы расстались.
На полноценное участие в выборах по собственному округу у меня не было
времени из-за того, что все время выступал за партию "Кедр" и мотался по
России. Но вдобавок ко всему мы еще наняли в качестве рекламного агентства
мне в помощь по округу абсолютных аферистов. Достаточно только упомянуть об
одном факте, который вскрылся после выборов: целый грузовик "КамАЗ", доверху
груженный моими листовками и плакатами, был обнаружен так и не разгруженным.
Хотя агентство отчиталось, что чуть ли не в каждый почтовый ящик был положен
мой агитационный материал. Нераспространенной оказалась и моя газета,
которая в тысячах экземпляров валялась в помещении агентства, и ею никто
практически не занимался. Все, что удалось сделать агентству, это развесить
несколько растяжек с моей фамилией в самых неприглядных углах по Ленинскому
проспекту и запустить в небо аэростат с моим портретом, привезенный из
Англии.
А Бунич был везде, и огромным тиражом. Все громадные рекламные щиты
напротив входов в метро, в самых престижных местах были с портретом Бунича.
Он беспрестанно вещал по местному кабельному телевидению, его показывали по
Центральному телевидению, интервью с ним были во всех газетах, выходивших в
районе и распространявшихся большим тиражом.
Но все это не было решающим в технологии выборов, внедренной в том году
с подачи Моссовета. Чтобы безусловно победили нужные Москве кандидаты во
всех контролируемых округах, необходимо было придумать такие ухищрения,
которые не давали бы осечки. О некоторых из них я узнал уже после выборов,
просто из любопытства и опыта ради.
А до выборов, помня советы брянского губернатора, я поехал