Страница:
несколько ингушей. В прессе появилась своеобразная версия: мол, кто-то
решил, что Тарасов вернулся в Москву. Убивали якобы меня, а пострадали
посторонние люди. Потом мне и это тоже припомнили. Это была третья ошибка,
но уж совсем вроде не моя.
И вот в 1993 году, победив на выборах в Госдуму, я вернулся в Москву и
стал работать депутатом. Дидигов позвонил мне однажды и попросил заказать
пропуск в Думу. Я обрадовался: все же старинный приятель хочет ко мне зайти,
что ж тут плохого?
Пришли двое. Прямо с порога Аслан заявил мне:
- Ну что, когда ты будешь с нами расплачиваться? Я очень удивился:
- За что, Аслан?
Он отвечает:
- Все подсчитано, ты должен мне заплатить шесть миллионов долларов! За
то, что я был твоей "крышей" в "Истоке", ты должен мне половину всех своих
денег! Не заплатишь, будем разбираться по-другому.
Что я ощутил тогда? Теперь уже трудно вспомнить. Россия так
переменилась за два года моей вынужденной эмиграции... Эта была уже совсем
другая страна: криминализированная, беззаконная, мафиозная и беспечная.
Жизнь человека стала разменной монетой. Ею рассчитывались за долги или за
то, чтобы не платить по долгам, она была платой за карьеру, за место
руководителя, которое должен был занять нужный человек. Начали убивать людей
за свободу слова, за то, что много знал или много заработал. За то, что не
так поделился или чтобы присвоить все себе, а свалить грехи на умершего.
Подобные случаи происходили каждый месяц, потом каждую неделю и несколько
раз в неделю. Они распространялись по российским городам, как вирусная
инфекция, как эпидемия убийств. Я понял, что сотворили с Россией за эти два
года - страна вошла в политическое и экономическое пике, из которого,
казалось, не было сил и возможности вырулить обратно...
- - -
Пока существовала плановая советская система, Россия не могла стать
бандитской страной. Экономические преступления совершались в сравнительно
небольших размерах - в теневой экономике, в торговле и мелком производстве.
Люди же, которые контролировали действительно большой капитал, то есть казну
государства, сами в воровстве не нуждались. Они жили на всем готовом,
практически при коммунизме.
Все деньги страны были фактически приватизированы. Их могли расходовать
так, как вздумается, как в голову взбредет! И никто этих людей не
контролировал. Они были вне преследований и вне подозрений. Они работали в
Политбюро ЦК КПСС, в КГБ, в Совете Министров СССР, в Госплане и Госснабе, в
министерствах и ведомствах, в органах партийной власти на местах.
Когда рухнула система планового распределения и централизованного
управления страной, деньги стали распределяться по всей ее территории, и
начался неуправляемый из центра процесс. Неуправляем он был и на местах.
Представьте себе какой-нибудь город в Сибири, где директор
нефтеперерабатывающего завода, которому разрешили напрямую, без
внешнеторговой организации экспортировать продукцию и продавать ее куда
хочешь, вдруг в одночасье становился богатым человеком. У него появилась
иностранная машина, он построил себе роскошную виллу в пригороде...
Конечно, очень скоро к нему приходил местный криминальный авторитет, у
которого была армия бандитов. И директор, не желая портить отношения и
рисковать, начинал отчислять ему сначала рубли, а потом валюту. Тот же
предлагал отныне защищать директора и интересы его предприятия.
Через какое-то время директор обращается к авторитету за помощью,
поскольку у него возникла проблема. Чтобы отгрузить дополнительный объем
нефти, нужна подпись бюрократа из местного представительства государственной
структуры, которую тот не дает.
Авторитет начинает решать проблему. Он обычно обо всем договаривается.
А если нет, этого человека стараются запугать, доводя до такого состояния,
что он все равно подпишет нужные бумаги. Либо его просто убивают. Тогда на
его место приходит другой, свой и понятливый, с которым можно всегда
договориться.
Дальше - больше. Нужно что-то решить, а чиновник в Москве этому
препятствует. Местные авторитеты выходят на московских авторитетов, и работа
идет по той же схеме...
Из российской глубинки в Москву, к центральным группировкам бандитов
устремились потоки различных дел, а значит, и "лаве" - больших денег! Часто
и здесь разборки заканчивались трупами.
Следствие и поиск виновных влекли за собой подкуп милиции и
прокуратуры. Очень скоро стражи порядка, сидевшие на мизерной зарплате,
начинали сотрудничать с криминальным группировками и часто сами переходили в
эти структуры, где платили во много раз больше.
Придя туда, они сохраняли и поддерживали связи в органах со своими
бывшими коллегами, подкармливали их, разлагая эту службу изнутри.
Таким образом, огромные деньги, которые были заработаны на банкротстве
Внешэкономбанка и чеченских авизо, а позднее на приватизации государственной
собственности и торговле природными ресурсами, оседали в криминальных
структурах, что позволило им очень быстро развиваться. У них появились
талантливые менеджеры-финансисты, интеллигентные референты и визажисты.
Очень многие бандиты занялись недвижимостью, в том числе и за рубежом,
которая стоила по российским меркам копейки. Поэтому первая волна
приватизации процентов на шестьдесят оказалась криминальной. А оставшиеся
сорок процентов выкупили западные фирмы через подставных представителей.
В итоге сформировавшиеся российские криминальные структуры сильно
отличаются от всех известных в мире, например, тем, что существуют в бизнесе
совершенно открыто. Когда английские банкиры говорят со мной о вывезенных
российских нелегальных капиталах, я возражаю: таких вообще нет!
- Как это нет? - удивляются они.
- А вот так! По вашим меркам нелегальные деньги - это наркобизнес,
подпольная торговля оружием и проституция. У нас все это процветает, но
вовсе не является главной статьей дохода криминального мира. Наш основной
криминалитет - в банках, финансах, недвижимости, экспортной торговле... А
это легальный бизнес!
Конечно, на Западе это до сих пор вызывает шок - и еще какой! Но такова
реальность...
- - -
...В 1993 году у Дидигова было уже множество контактов с крупными
вооруженными группировками, имевшими на своем счету целый ряд убийств. Я
узнал об этом у самого господина Рушайло, когда он еще был на посту
начальника ОМОНа и согласился со мной встретиться. На Дидигова там имелись
целые папки информации, были описаны все его связи, хранились снятые
оперативные видеопленки. Почему же его не брали? А зачем? Во-первых, не было
на это заказа и никто за это не заплатил, а во-вторых, если не взять "с
поличным", тогда нужно вести гнусное и долгое следствие, которое могло бы
закончиться ничем. Нет, особого смысла брать его в ОМОНе не видели.
- Вот когда он вас обстреляет или похитит, тогда мы его и возьмем, -
сказали мне с улыбкой в милиции.
Всем бандитам, с которыми встречался Дидигов, он рассказывал
вымышленную историю о том, что был "крышей" у Артема Тарасова и что я должен
ему шесть миллионов долларов. Потом он обещал им половину, а может быть, и
больше. Бандиты воодушевлялись и готовили бесконечные наезды на меня,
которые начались в 1994 году и длятся до последних дней беспрестанно.
Впрочем, с небольшими перерывами: после того как мне удается отбиться от
очередных покушений, а Дидигов пребывает в поиске очередных рэкетиров.
- Ребята, вы почитайте газеты, - убеждал Дидигов. - Там пишут, что за
границей у "Истока" осталось двадцать шесть миллионов долларов. Из них
тринадцать мои! Тарасов здесь, давайте получим с него! А потом и Павличенко
достанем, прямо в Монако...
Вскоре Дидигов в сопровождении пяти вооруженных бандитов приехал в
компанию "Милан". Они зашли в кабинет, где сидели мы с Маликом Сайдуллаевым.
Один из них достал пистолет, передернул затвор, положил в карман - так это
все начиналось...
Я спрашиваю Дидигова:
- Почему ты считаешь, что я тебе должен? Ты принимал Участие в каких-то
работах "Истока"?
- Нет, - отвечает он.
Ты вообще знаешь, какие контракты у нас были, куда и кому грузилась
нефть? Какие товары мы завозили из-за рубежа и куда их продавали? Как мы
заработали деньги?
- Нет, не знаю! Но я знаю, что ты мне обещал половину своих средств и я
был твоей "крышей"...
Я тогда не чувствовал испуга, наверное, потому, что не отдавал себе
отчета в серьезности ситуации. Я даже предложил Дидигову: давай поедем
куда-нибудь в ресторан вместе, выпьем, посидим, нормально поговорим. Ну,
разберемся в конце концов между собой сами.
А Малик понимал, насколько все серьезно. Зря затвором в России не
щелкают. Моя жизнь висела на волоске.
- Ты виноват, что тогда в офисе "Истока" расстреляли моего
родственника, - вдруг сказал вооруженный бандит. - Теперь ты мне ответишь за
его смерть. Это тебя хотели расстрелять, а расстреляли по ошибке его. Ты мой
кровник теперь. Я тебя все равно достану!
Обсуждать что-либо после этого было бессмысленно. Надо было просто
выдержать наезд. За дверями офиса ребята тоже вооружились. Откуда-то
появились пистолеты и даже один ручной пулемет. Поскольку наехавшие говорили
по-чеченски, то у оставшихся на улице при джипах с нашей охраной завязалась
беседа.
- Он друг Малика, и мы его не отдадим, - заявили наши чеченцы.
- Вы против вайнахов не пойдете ради какого-то русского, - возражали
другие из свиты ингушей.
Так в первый раз решался вопрос: жить мне дальше или умереть.
- - -
О Малике Сайдуллаеве, конечно, нужно рассказывать отдельно. Впервые я
увидел его, когда он приезжал ко мне в Лондон с Германом Стерлиговым. В то
время Малик был ему абсолютно предан и был готов умереть за него, казалось,
по первому слову.
А потом они разошлись. Малик появился в Лондоне уже один и сказал: "Мы
разделили "Алису", Герман меня обокрал, и я теперь с ним не работаю. Со мной
остались люди, и мы просто не представляем, как зарабатывать деньги. Не мог
бы ты нас этому обучить?"
Просьба была странной, но искренней. Я плохо представлял себе, чем
можно заняться в России, но свел Малика с крупным дельцом, который занимался
внедрением телевизионных лотерей. Суть лотерей заключалась в том, что в них
азарт не покидает игрока с начала до самого конца телевизионного шоу. Люди
садятся у экранов телевизора, розыгрыш происходит у всех на глазах, и каждая
зачеркнутая цифра дает надежду на близкий выигрыш...
Ну просто казино на дому...
Именно поэтому, из-за нездоровых страстей, подобные лотереи запрещены в
Англии, но внедрены в Швеции, Испании и Гибралтаре.
Самым ценным в лотерее считалось программное обеспечение. Англичане
утверждали, что оно стоило два с половиной миллиона долларов. Они хотели
выйти на российский рынок и предложили нам внедрить лотерею в России.
Мы уже подписали протокол о намерениях. Но однажды владелец лотереи
сказал Малику:
- Забудь ты про этого Тарасова. Что он может тут, в Англии? Денег на
внедрение от него мне не надо. У нас их самих хватает. В Россию он не
поедет, так как там его арестуют. Давай работать вдвоем - будешь
зарабатывать миллионы долларов в год! Будем делить прибыль пополам!
Малик очень оскорбился:
- Ты предлагаешь мне продать друга за какие-то миллионы долларов?! Я
друзей не продаю!
Все контракты с англичанином были моментально разорваны.
А я опять почти поверил в существование благородства и чести.
Очень скоро Малик нашел группу программистов из вычислительного центра
Генштаба РСФСР и дал им задание придумать программное обеспечение к игре.
Так появилось знаменитое "Русское лото".
Программисты настолько увлеклись этой идеей, что тут же уволились и
всем отделом перешли работать в специально созданную компанию под названием
"Милан".
- - -
Малик еще раз прекрасно проявил себя, когда мы со Стасом Намином хотели
заполучить спорткомплекс "Олимпийский", чтобы привезти знаменитую группу
"Айронмейден" с концертом в Москву.
В "Олимпийском" шли дискотеки господина Лисовского, с которых он имел
десятки тысяч долларов ежедневно - вход стоил пятнадцать долларов, а
запускал он по тысяче человек и даже больше, и так каждый день!
Остановить дискотеку на несколько дней означало для Лисовского
"попасть" на эти деньги. Если бы он был один, но за ним стояли Иосиф Кобзон
и Отари Квантришвили...
В то время в России уже шли первые крупные разборки. И Малику пришлось
завоевывать авторитет практически с нуля.
Он не был знаком с Отари Квантришвили, но поехал на встречу с ним, взяв
с собой только одного друга. В кабинете гостиницы "Интурист" на Тверской
было полно вооруженных людей, и сам Отарик начал вести себя с посетителями,
как со своими подчиненными. Но Малик вдруг оборвал его на полуслове и
сказал:
- Мы приехали не просить, а поставить условия!
Это прозвучало так неожиданно и резко, что Отарик чуть со стула не
слетел.
- Так вот, - продолжил Малик, - я не намерен разговаривать в
присутствии этих головорезов. Пусть все бандиты выйдут, и тогда я познакомлю
тебя с нашими условиями: если ты их примешь - то примешь, если нет - скажешь
"нет". И все переговоры.
А условие у Малика было такое: или Квантришвили закрывает на десять
дней дискотеку Лисовского и получает за это пятьдесят тысяч долларов, или не
получает этой суммы, но дискотека все равно будет остановлена без его
участия, потому что концерт группы "Айронмейден" состоится в "Олимпийском" в
любом случае.
- Так что ты выбираешь? - спросил Малик.
Отарик не знал, какие люди стоят за Маликом, но понял: лучше с ними не
ссориться. Таким тоном с ним никто не разговаривал последние пять лет....
Договор был подписан тут же - Лисовский отдал зал за пятьдесят тысяч
долларов под концерт группы из Лондона.
- - -
Охранная структура, созданная Маликом, была однажды испытана самым
серьезным образом. В настоящем бою. В конце 98-го года у Малика в Чечне
украли сестру. Вначале родственники думали, что это традиционное воровство
невесты перед замужеством, и особо не беспокоились. И вдруг через четыре дня
выясняется: ее украли с целью выкупа!
Что сделал Малик? Он собрал команду друзей и вылетел в Грозный спасать
сестру. Там он заявил примерно следующее по местному телевидению:
- Я не дам ни копейки выкупа за свою сестру! Но заплачу двести тысяч
долларов за сведения о тех, кто ее украл. Сейчас наша мама лежит в
московской больнице и пока еще ничего не знает, что произошло с моей
сестрой. Если она узнает, то, скорее всего, этого не переживет. А если она
умрет, то я с десятью братьями и родственниками стану всем вам кровником! Мы
создадим свою армию и будем убивать всех вооруженных чеченцев подряд. Даю
вам на размышление несколько дней. Думайте, пока наша мама не узнала о
случившемся...
Уже вечером захватили какую-то банду. Бандитов пытали, и они указали на
другую банду, которая похитила сестру Малика.
Их взяли в плен тоже очень быстро в селе под Грозном. В середине села
вырыли яму, посадили в нее бандитов - и все чеченцы, проходя, плевали в
них... Вот так сестра Малика была спасена.
Можно себе представить: ребята, отъевшиеся на московских харчах, не
воевавшие в Чечне, приехали туда и взяли две вооруженные банды за четыре
дня!
Этот случай очень серьезно поднял авторитет Малика в Чечне. К нему
потянулись люди, родственники которых годами находились в заложниках, как к
человеку, который реально может помочь. У Масхадова, к сожалению, реальной
власти никогда не было...
Малик рассказывал мне, как однажды на собрании, где сидели Радуев,
Басаев и им подобные, Масхадов говорил о новых мерах борьбы с похищениями
людей.
Выслушав его, Радуев предложил:
- Пусть несколько человек, фамилии которых я сейчас назову, покинут
зал!
Названные им люди тут же встали и вышли.
- Вот посмотри, уважаемый господин президент, - сказал тогда Радуев, -
все, кто остался в этом зале, воруют людей. Так, что ты там хотел с нами
сделать?
И Масхадов, проглотив это оскорбление, ушел...
- - -
В 95-м году я был в Чечне - тогда уже начали вести первые переговоры о
перемирии. Я видел разрушенный город, множество свежих могил.
Поскольку я был гостем Малика, то чувствовал себя в полной безопасности
и гулял там совершенно один. Помню, как мы с Маликом однажды отправились на
рыбалку. Чеченец, который шел впереди нас, спрашивает меня:
- Можем пойти в обход, а можем наперерез, но там минные поля. Ты как
предпочитаешь?
Мы пошли по минному полю. Это, конечно, был кураж. Но судьба была к нам
благосклонной. Я не могу передать вам ощущения прогулки по минному полю.
Малик, впрочем, шел впереди, но я, поверьте, практически не отставал и не
старался поставить ногу ему во след.
В озере, где мы ловили рыбу, торчал какой-то железный цилиндр. И меня
попросили в его сторону леску с грузом со спиннинга не кидать.
Спрашиваю:
- А в чем дело?
- Мало ли что, - отвечают мне, - это же ракета упала и, не взорвавшись,
воткнулась в дно озера. Вдруг от удара грузила она все же взорвется?
- - -
Конечно, общаясь в силу обстоятельств с криминальными подонками, я
допускал грубые ошибки. Помню такой случай. В "Милан" часто приходили
несколько дагестанцев - знакомые наших чеченцев. И один из них как-то сказал
мне:
- Артем Михалыч, мы хотим получить большой кредит в банке и прокрутить
его. Нужно, чтобы за нас кто-то ходатайствовал. Помоги нам, пожалуйста!
Я говорю:
- Хорошо, я дам вам проект текста официальной гарантии, как это
делается во всем мире. Если ее подпишет ваш банк и она будет принята другим
банком - ну, например, "Столичным", они проверят, что там реальные фонды, и
тогда под них выдадут деньги. Я могу посодействовать - поговорить об этом с
хозяином "Столичного". Он мой приятель. Только давайте мне проверенную
гарантию от первоклассного банка.
- Вот и замечательно! - говорит дагестанец. - Напиши, пожалуйста, такое
письмо!
И я написал, что при наличии солидной гарантии готов организовать под
нее получение кредитных денег.
А примерно через неделю в "Милане" появилась дама средних лет и
сообщила:
- Знаете, Артем Михайлович, после вашей бумаги мы очень сильно
поистратились. Это стоило нам миллион шестьсот тысяч долларов, которые мы
потратили на переговоры с нашим банком! Вы должны их теперь покрыть.
Это была какая-то чушь, но дама представляла криминальную структуру,
которая осуществляла обычный в России наезд. Она трясла моей бумагой и
кричала, что я за это в ответе!
Потом намекнула, что за ней стоят бывшие деятели КГБ из "убойного"
отдела и что мой случай очень похож на случай с Иваном Кивелиди: мол, если
вы не заплатите, то скоро умрете, как он, отравленный солями тяжелых
металлов, подложенных в телефонную трубку. Я дружил с детства с Иваном
Кивелиди, и его смерть тогда потрясла даже видавших все на свете
представителей московской элиты. Но такой наезд на пустом, казалось бы,
месте... Какая же беспредельная наглость!
Конечно, Малик опять был вынужден вмешаться. Чеченцы возмутились моим
поведением:
- Зачем ты влез в это дело?
Я говорю:
- Но это же люди, которые у вас здесь постоянно толкались в офисе! Ваши
друзья! Откуда я мог знать! И в бумаге написано, что они предоставят
банковскую гарантию на проверку...
Страна продолжала меня удивлять и напрягать. Иммунитета от возможности
погибнуть при странных обстоятельстве или от пули в спину, увы, пока не
появлялось.
- - -
У любого предпринимателя было всего три варианта, как выжить и спасти
свой бизнес в России в 1994-1999 годах.
Первый - пойти под "крышу" воров, что делало бизнес не самостоятельным.
Но у воров были свои критерии и порядок. Они не брали очень много денег.
Процентов десять-двенадцать - это по-божески, что вполне позволяло бизнесу
выжить и развиваться. Кроме того, воры предоставляли реальную защиту.
А талантливые бизнесмены, такие, как Илья Медков, еще и постоянно
обманывали "своих" воров, используя свой гораздо более высокий
интеллектуальный уровень.
Второй вариант - выйти на ФСБ или МВД через структуры, в которых
работают их бывшие сотрудники.
Эти бандиты похуже. У них не было никакой совести и никаких внутренних
ограничителей или понятий. Сегодня они тебя защищали, а завтра вышло
постановление тебя убить: они и убьют! Причем за "крышу" они драли уже
процентов по тридцать-сорок...
Так работал Саша Смоленский, сделав ставку на структуры, приближенные к
Коржакову. В итоге он остался ни с чем после российского дефолта 1998 года.
Каким-то образом тоже избежал тюрьмы, но работать больше в России ему так и
не дали.
Я встречался с Сашей, когда Коржакова уволили. Он был в ужасном
состоянии. Сказал мне в отчаянии:
- Боже, какой я идиот! Единственно, что меня хоть как-то поддерживает в
этой жизни: один из замов Коржакова остался на месте. Если бы не это...
На Гусинского работали Бобков, бывший заместитель председателя КГБ
Крючкова, и Савастьянов, начальник московского КГБ, который слетел с
должности после того, как поддержал "Мост" во время наезда команды Коржакова
на Гусинского.
Был и третий вариант, который осуществил, к примеру, Малик, - это
собственная служба безопасности, сильная настолько, что все остальные ее
боялись и не желали с ней связываться.
В то время я уже знал наиболее сильные московские группировки - Малик,
защищая свой бизнес, вынужден был изучать обстановку и при необходимости
общаться со всеми авторитетами. Мы внедрили игру "Русское лото" на
телевидении, и лотерея начала приносить все больше и больше денег. Сначала
это были тысячи долларов, потом миллионы.
К Малику относились уважительно и со страхом. Вообще к тому времени
чеченцы стали реальной силой в Москве, которая жила по своим законам. У них
был совершенно отвязанный лидер Дудаев, огромные деньги по фальшивым авизо,
ушедшие в Чечню, где строились роскошные особняки, процветала торговля и
отлаживался внутренний рынок.
У компании "Милан" был офис в центре Москвы, на территории, которую
контролировала очень сильная солнцевская группировка. Но к Малику даже никто
не пришел. Солнцевские дали молчаливое "добро" на его существование безо
всякой дани.
Конечно, третий вариант - самый сложный. Он требовал огромной силы воли
и ежедневной готовности умереть за свое дело. И еще определенной
национальности. Вот чеченцы могли создать тогда свою организацию, которая не
признавала ни власти, ни авторитетов. Другим это не удавалось.
Конечно, по большому счету все варианты одинаково плохи. Нашим
бизнесменам было трудно поверить, но факт остается фактом: ни в одной
цивилизованной стране давно уже не существовало ничего подобного! Даже в
Колумбии или на Сицилии. Мафиозные структуры в России, как ядовитые грибы,
которые выросли на месте других паразитирующих в свое время организаций:
обкомов, парткомов, профсоюзов...
Своя охрана была необходимостью, но очень дорогой. Я пишу не о службе
безопасности, а именно об охране. Мы содержали в "Милане"
семьдесят-восемьдесят человек, которые целыми днями ничего не делали, а
просто существовали на случай отбивания наезда и помощи в сборе и
транспортировке наличных лотерейных денег. Каждому из них все равно нужно
было заплатить тысячу долларов в месяц. Значит, восемьдесят тысяч уходило
только на это.
- - -
Во времена "Истока" (не говоря уже о моем кооперативе "Техника"),
созданном в 89-м году, никаких подобных служб у нас не было. Тогда рэкетиры
занимались ресторанами, рынками и маленькими палатками. К внешней торговле
они и близко не подходили. И, конечно, у меня не было никакого постоянного
телохранителя.
Зато в 95-м году со мной иногда ходила третья часть охранной команды
"Милана" - до двадцати вооруженных бойцов.
Кроме того, у меня был личный телохранитель по имени Руслан. В два раза
больше меня по комплекции, абсолютно не испытывавший чувства страха, он мог
прошибить стену кулаком. Блестяще владел боевыми искусствами, но до
последнего не ввязывался в драку, несмотря на то что мог одним ударом убить
хоть человека, хоть быка на выбор.
Руслан вырос в глухом горном селе, поэтому с русским языком у него были
проблемы. Тем не менее он имел привычку беседовать с неодушевленными
предметами. Однажды Руслан гладил свою рубашку и, как обычно, разговаривал с
ней - вот, мол, я тебя глажу, сейчас ты будешь такая красивая... И вдруг
загладилась складка.
Руслан сказал: "Слушай, я тебя предупреждаю! Еще раз такое сделаешь, я
с тобой разберусь!" Стал гладить дальше - появилась еще одна складка. Тогда
Руслан взял рубашку и выкинул ее в окно с третьего этажа!
Она повисла на дереве, и с тех пор каждый раз, проходя мимо Руслан
говорил ей: "Ну что, хорошо тебе там висеть? Теперь ты поймешь, что такое
жизнь! Раньше ты на мне бесплатно каталась себе на здоровье, а теперь сама
виновата! Виси и подыхай там под дождем!"
Был еще забавный случай, когда в Латвии мы с Русланом поселились в
гостинице. Нам дали соседние номера. Руслан появился буквально через пять
минут и говорит: "У меня неприятности. Понимаешь, туалет испорчен, а мне
туда надо..."
Я удивился: как испорчен, не может быть!
Прихожу, а на крышке унитаза бумажная лента: проведена дезинфекция.
Надо было просто сорвать ее...
В общем, с Русланом скучать не приходилось. Но главное - я был
полностью в нем уверен. Скажу больше: в случае покушения на мою жизнь первым
решил, что Тарасов вернулся в Москву. Убивали якобы меня, а пострадали
посторонние люди. Потом мне и это тоже припомнили. Это была третья ошибка,
но уж совсем вроде не моя.
И вот в 1993 году, победив на выборах в Госдуму, я вернулся в Москву и
стал работать депутатом. Дидигов позвонил мне однажды и попросил заказать
пропуск в Думу. Я обрадовался: все же старинный приятель хочет ко мне зайти,
что ж тут плохого?
Пришли двое. Прямо с порога Аслан заявил мне:
- Ну что, когда ты будешь с нами расплачиваться? Я очень удивился:
- За что, Аслан?
Он отвечает:
- Все подсчитано, ты должен мне заплатить шесть миллионов долларов! За
то, что я был твоей "крышей" в "Истоке", ты должен мне половину всех своих
денег! Не заплатишь, будем разбираться по-другому.
Что я ощутил тогда? Теперь уже трудно вспомнить. Россия так
переменилась за два года моей вынужденной эмиграции... Эта была уже совсем
другая страна: криминализированная, беззаконная, мафиозная и беспечная.
Жизнь человека стала разменной монетой. Ею рассчитывались за долги или за
то, чтобы не платить по долгам, она была платой за карьеру, за место
руководителя, которое должен был занять нужный человек. Начали убивать людей
за свободу слова, за то, что много знал или много заработал. За то, что не
так поделился или чтобы присвоить все себе, а свалить грехи на умершего.
Подобные случаи происходили каждый месяц, потом каждую неделю и несколько
раз в неделю. Они распространялись по российским городам, как вирусная
инфекция, как эпидемия убийств. Я понял, что сотворили с Россией за эти два
года - страна вошла в политическое и экономическое пике, из которого,
казалось, не было сил и возможности вырулить обратно...
- - -
Пока существовала плановая советская система, Россия не могла стать
бандитской страной. Экономические преступления совершались в сравнительно
небольших размерах - в теневой экономике, в торговле и мелком производстве.
Люди же, которые контролировали действительно большой капитал, то есть казну
государства, сами в воровстве не нуждались. Они жили на всем готовом,
практически при коммунизме.
Все деньги страны были фактически приватизированы. Их могли расходовать
так, как вздумается, как в голову взбредет! И никто этих людей не
контролировал. Они были вне преследований и вне подозрений. Они работали в
Политбюро ЦК КПСС, в КГБ, в Совете Министров СССР, в Госплане и Госснабе, в
министерствах и ведомствах, в органах партийной власти на местах.
Когда рухнула система планового распределения и централизованного
управления страной, деньги стали распределяться по всей ее территории, и
начался неуправляемый из центра процесс. Неуправляем он был и на местах.
Представьте себе какой-нибудь город в Сибири, где директор
нефтеперерабатывающего завода, которому разрешили напрямую, без
внешнеторговой организации экспортировать продукцию и продавать ее куда
хочешь, вдруг в одночасье становился богатым человеком. У него появилась
иностранная машина, он построил себе роскошную виллу в пригороде...
Конечно, очень скоро к нему приходил местный криминальный авторитет, у
которого была армия бандитов. И директор, не желая портить отношения и
рисковать, начинал отчислять ему сначала рубли, а потом валюту. Тот же
предлагал отныне защищать директора и интересы его предприятия.
Через какое-то время директор обращается к авторитету за помощью,
поскольку у него возникла проблема. Чтобы отгрузить дополнительный объем
нефти, нужна подпись бюрократа из местного представительства государственной
структуры, которую тот не дает.
Авторитет начинает решать проблему. Он обычно обо всем договаривается.
А если нет, этого человека стараются запугать, доводя до такого состояния,
что он все равно подпишет нужные бумаги. Либо его просто убивают. Тогда на
его место приходит другой, свой и понятливый, с которым можно всегда
договориться.
Дальше - больше. Нужно что-то решить, а чиновник в Москве этому
препятствует. Местные авторитеты выходят на московских авторитетов, и работа
идет по той же схеме...
Из российской глубинки в Москву, к центральным группировкам бандитов
устремились потоки различных дел, а значит, и "лаве" - больших денег! Часто
и здесь разборки заканчивались трупами.
Следствие и поиск виновных влекли за собой подкуп милиции и
прокуратуры. Очень скоро стражи порядка, сидевшие на мизерной зарплате,
начинали сотрудничать с криминальным группировками и часто сами переходили в
эти структуры, где платили во много раз больше.
Придя туда, они сохраняли и поддерживали связи в органах со своими
бывшими коллегами, подкармливали их, разлагая эту службу изнутри.
Таким образом, огромные деньги, которые были заработаны на банкротстве
Внешэкономбанка и чеченских авизо, а позднее на приватизации государственной
собственности и торговле природными ресурсами, оседали в криминальных
структурах, что позволило им очень быстро развиваться. У них появились
талантливые менеджеры-финансисты, интеллигентные референты и визажисты.
Очень многие бандиты занялись недвижимостью, в том числе и за рубежом,
которая стоила по российским меркам копейки. Поэтому первая волна
приватизации процентов на шестьдесят оказалась криминальной. А оставшиеся
сорок процентов выкупили западные фирмы через подставных представителей.
В итоге сформировавшиеся российские криминальные структуры сильно
отличаются от всех известных в мире, например, тем, что существуют в бизнесе
совершенно открыто. Когда английские банкиры говорят со мной о вывезенных
российских нелегальных капиталах, я возражаю: таких вообще нет!
- Как это нет? - удивляются они.
- А вот так! По вашим меркам нелегальные деньги - это наркобизнес,
подпольная торговля оружием и проституция. У нас все это процветает, но
вовсе не является главной статьей дохода криминального мира. Наш основной
криминалитет - в банках, финансах, недвижимости, экспортной торговле... А
это легальный бизнес!
Конечно, на Западе это до сих пор вызывает шок - и еще какой! Но такова
реальность...
- - -
...В 1993 году у Дидигова было уже множество контактов с крупными
вооруженными группировками, имевшими на своем счету целый ряд убийств. Я
узнал об этом у самого господина Рушайло, когда он еще был на посту
начальника ОМОНа и согласился со мной встретиться. На Дидигова там имелись
целые папки информации, были описаны все его связи, хранились снятые
оперативные видеопленки. Почему же его не брали? А зачем? Во-первых, не было
на это заказа и никто за это не заплатил, а во-вторых, если не взять "с
поличным", тогда нужно вести гнусное и долгое следствие, которое могло бы
закончиться ничем. Нет, особого смысла брать его в ОМОНе не видели.
- Вот когда он вас обстреляет или похитит, тогда мы его и возьмем, -
сказали мне с улыбкой в милиции.
Всем бандитам, с которыми встречался Дидигов, он рассказывал
вымышленную историю о том, что был "крышей" у Артема Тарасова и что я должен
ему шесть миллионов долларов. Потом он обещал им половину, а может быть, и
больше. Бандиты воодушевлялись и готовили бесконечные наезды на меня,
которые начались в 1994 году и длятся до последних дней беспрестанно.
Впрочем, с небольшими перерывами: после того как мне удается отбиться от
очередных покушений, а Дидигов пребывает в поиске очередных рэкетиров.
- Ребята, вы почитайте газеты, - убеждал Дидигов. - Там пишут, что за
границей у "Истока" осталось двадцать шесть миллионов долларов. Из них
тринадцать мои! Тарасов здесь, давайте получим с него! А потом и Павличенко
достанем, прямо в Монако...
Вскоре Дидигов в сопровождении пяти вооруженных бандитов приехал в
компанию "Милан". Они зашли в кабинет, где сидели мы с Маликом Сайдуллаевым.
Один из них достал пистолет, передернул затвор, положил в карман - так это
все начиналось...
Я спрашиваю Дидигова:
- Почему ты считаешь, что я тебе должен? Ты принимал Участие в каких-то
работах "Истока"?
- Нет, - отвечает он.
Ты вообще знаешь, какие контракты у нас были, куда и кому грузилась
нефть? Какие товары мы завозили из-за рубежа и куда их продавали? Как мы
заработали деньги?
- Нет, не знаю! Но я знаю, что ты мне обещал половину своих средств и я
был твоей "крышей"...
Я тогда не чувствовал испуга, наверное, потому, что не отдавал себе
отчета в серьезности ситуации. Я даже предложил Дидигову: давай поедем
куда-нибудь в ресторан вместе, выпьем, посидим, нормально поговорим. Ну,
разберемся в конце концов между собой сами.
А Малик понимал, насколько все серьезно. Зря затвором в России не
щелкают. Моя жизнь висела на волоске.
- Ты виноват, что тогда в офисе "Истока" расстреляли моего
родственника, - вдруг сказал вооруженный бандит. - Теперь ты мне ответишь за
его смерть. Это тебя хотели расстрелять, а расстреляли по ошибке его. Ты мой
кровник теперь. Я тебя все равно достану!
Обсуждать что-либо после этого было бессмысленно. Надо было просто
выдержать наезд. За дверями офиса ребята тоже вооружились. Откуда-то
появились пистолеты и даже один ручной пулемет. Поскольку наехавшие говорили
по-чеченски, то у оставшихся на улице при джипах с нашей охраной завязалась
беседа.
- Он друг Малика, и мы его не отдадим, - заявили наши чеченцы.
- Вы против вайнахов не пойдете ради какого-то русского, - возражали
другие из свиты ингушей.
Так в первый раз решался вопрос: жить мне дальше или умереть.
- - -
О Малике Сайдуллаеве, конечно, нужно рассказывать отдельно. Впервые я
увидел его, когда он приезжал ко мне в Лондон с Германом Стерлиговым. В то
время Малик был ему абсолютно предан и был готов умереть за него, казалось,
по первому слову.
А потом они разошлись. Малик появился в Лондоне уже один и сказал: "Мы
разделили "Алису", Герман меня обокрал, и я теперь с ним не работаю. Со мной
остались люди, и мы просто не представляем, как зарабатывать деньги. Не мог
бы ты нас этому обучить?"
Просьба была странной, но искренней. Я плохо представлял себе, чем
можно заняться в России, но свел Малика с крупным дельцом, который занимался
внедрением телевизионных лотерей. Суть лотерей заключалась в том, что в них
азарт не покидает игрока с начала до самого конца телевизионного шоу. Люди
садятся у экранов телевизора, розыгрыш происходит у всех на глазах, и каждая
зачеркнутая цифра дает надежду на близкий выигрыш...
Ну просто казино на дому...
Именно поэтому, из-за нездоровых страстей, подобные лотереи запрещены в
Англии, но внедрены в Швеции, Испании и Гибралтаре.
Самым ценным в лотерее считалось программное обеспечение. Англичане
утверждали, что оно стоило два с половиной миллиона долларов. Они хотели
выйти на российский рынок и предложили нам внедрить лотерею в России.
Мы уже подписали протокол о намерениях. Но однажды владелец лотереи
сказал Малику:
- Забудь ты про этого Тарасова. Что он может тут, в Англии? Денег на
внедрение от него мне не надо. У нас их самих хватает. В Россию он не
поедет, так как там его арестуют. Давай работать вдвоем - будешь
зарабатывать миллионы долларов в год! Будем делить прибыль пополам!
Малик очень оскорбился:
- Ты предлагаешь мне продать друга за какие-то миллионы долларов?! Я
друзей не продаю!
Все контракты с англичанином были моментально разорваны.
А я опять почти поверил в существование благородства и чести.
Очень скоро Малик нашел группу программистов из вычислительного центра
Генштаба РСФСР и дал им задание придумать программное обеспечение к игре.
Так появилось знаменитое "Русское лото".
Программисты настолько увлеклись этой идеей, что тут же уволились и
всем отделом перешли работать в специально созданную компанию под названием
"Милан".
- - -
Малик еще раз прекрасно проявил себя, когда мы со Стасом Намином хотели
заполучить спорткомплекс "Олимпийский", чтобы привезти знаменитую группу
"Айронмейден" с концертом в Москву.
В "Олимпийском" шли дискотеки господина Лисовского, с которых он имел
десятки тысяч долларов ежедневно - вход стоил пятнадцать долларов, а
запускал он по тысяче человек и даже больше, и так каждый день!
Остановить дискотеку на несколько дней означало для Лисовского
"попасть" на эти деньги. Если бы он был один, но за ним стояли Иосиф Кобзон
и Отари Квантришвили...
В то время в России уже шли первые крупные разборки. И Малику пришлось
завоевывать авторитет практически с нуля.
Он не был знаком с Отари Квантришвили, но поехал на встречу с ним, взяв
с собой только одного друга. В кабинете гостиницы "Интурист" на Тверской
было полно вооруженных людей, и сам Отарик начал вести себя с посетителями,
как со своими подчиненными. Но Малик вдруг оборвал его на полуслове и
сказал:
- Мы приехали не просить, а поставить условия!
Это прозвучало так неожиданно и резко, что Отарик чуть со стула не
слетел.
- Так вот, - продолжил Малик, - я не намерен разговаривать в
присутствии этих головорезов. Пусть все бандиты выйдут, и тогда я познакомлю
тебя с нашими условиями: если ты их примешь - то примешь, если нет - скажешь
"нет". И все переговоры.
А условие у Малика было такое: или Квантришвили закрывает на десять
дней дискотеку Лисовского и получает за это пятьдесят тысяч долларов, или не
получает этой суммы, но дискотека все равно будет остановлена без его
участия, потому что концерт группы "Айронмейден" состоится в "Олимпийском" в
любом случае.
- Так что ты выбираешь? - спросил Малик.
Отарик не знал, какие люди стоят за Маликом, но понял: лучше с ними не
ссориться. Таким тоном с ним никто не разговаривал последние пять лет....
Договор был подписан тут же - Лисовский отдал зал за пятьдесят тысяч
долларов под концерт группы из Лондона.
- - -
Охранная структура, созданная Маликом, была однажды испытана самым
серьезным образом. В настоящем бою. В конце 98-го года у Малика в Чечне
украли сестру. Вначале родственники думали, что это традиционное воровство
невесты перед замужеством, и особо не беспокоились. И вдруг через четыре дня
выясняется: ее украли с целью выкупа!
Что сделал Малик? Он собрал команду друзей и вылетел в Грозный спасать
сестру. Там он заявил примерно следующее по местному телевидению:
- Я не дам ни копейки выкупа за свою сестру! Но заплачу двести тысяч
долларов за сведения о тех, кто ее украл. Сейчас наша мама лежит в
московской больнице и пока еще ничего не знает, что произошло с моей
сестрой. Если она узнает, то, скорее всего, этого не переживет. А если она
умрет, то я с десятью братьями и родственниками стану всем вам кровником! Мы
создадим свою армию и будем убивать всех вооруженных чеченцев подряд. Даю
вам на размышление несколько дней. Думайте, пока наша мама не узнала о
случившемся...
Уже вечером захватили какую-то банду. Бандитов пытали, и они указали на
другую банду, которая похитила сестру Малика.
Их взяли в плен тоже очень быстро в селе под Грозном. В середине села
вырыли яму, посадили в нее бандитов - и все чеченцы, проходя, плевали в
них... Вот так сестра Малика была спасена.
Можно себе представить: ребята, отъевшиеся на московских харчах, не
воевавшие в Чечне, приехали туда и взяли две вооруженные банды за четыре
дня!
Этот случай очень серьезно поднял авторитет Малика в Чечне. К нему
потянулись люди, родственники которых годами находились в заложниках, как к
человеку, который реально может помочь. У Масхадова, к сожалению, реальной
власти никогда не было...
Малик рассказывал мне, как однажды на собрании, где сидели Радуев,
Басаев и им подобные, Масхадов говорил о новых мерах борьбы с похищениями
людей.
Выслушав его, Радуев предложил:
- Пусть несколько человек, фамилии которых я сейчас назову, покинут
зал!
Названные им люди тут же встали и вышли.
- Вот посмотри, уважаемый господин президент, - сказал тогда Радуев, -
все, кто остался в этом зале, воруют людей. Так, что ты там хотел с нами
сделать?
И Масхадов, проглотив это оскорбление, ушел...
- - -
В 95-м году я был в Чечне - тогда уже начали вести первые переговоры о
перемирии. Я видел разрушенный город, множество свежих могил.
Поскольку я был гостем Малика, то чувствовал себя в полной безопасности
и гулял там совершенно один. Помню, как мы с Маликом однажды отправились на
рыбалку. Чеченец, который шел впереди нас, спрашивает меня:
- Можем пойти в обход, а можем наперерез, но там минные поля. Ты как
предпочитаешь?
Мы пошли по минному полю. Это, конечно, был кураж. Но судьба была к нам
благосклонной. Я не могу передать вам ощущения прогулки по минному полю.
Малик, впрочем, шел впереди, но я, поверьте, практически не отставал и не
старался поставить ногу ему во след.
В озере, где мы ловили рыбу, торчал какой-то железный цилиндр. И меня
попросили в его сторону леску с грузом со спиннинга не кидать.
Спрашиваю:
- А в чем дело?
- Мало ли что, - отвечают мне, - это же ракета упала и, не взорвавшись,
воткнулась в дно озера. Вдруг от удара грузила она все же взорвется?
- - -
Конечно, общаясь в силу обстоятельств с криминальными подонками, я
допускал грубые ошибки. Помню такой случай. В "Милан" часто приходили
несколько дагестанцев - знакомые наших чеченцев. И один из них как-то сказал
мне:
- Артем Михалыч, мы хотим получить большой кредит в банке и прокрутить
его. Нужно, чтобы за нас кто-то ходатайствовал. Помоги нам, пожалуйста!
Я говорю:
- Хорошо, я дам вам проект текста официальной гарантии, как это
делается во всем мире. Если ее подпишет ваш банк и она будет принята другим
банком - ну, например, "Столичным", они проверят, что там реальные фонды, и
тогда под них выдадут деньги. Я могу посодействовать - поговорить об этом с
хозяином "Столичного". Он мой приятель. Только давайте мне проверенную
гарантию от первоклассного банка.
- Вот и замечательно! - говорит дагестанец. - Напиши, пожалуйста, такое
письмо!
И я написал, что при наличии солидной гарантии готов организовать под
нее получение кредитных денег.
А примерно через неделю в "Милане" появилась дама средних лет и
сообщила:
- Знаете, Артем Михайлович, после вашей бумаги мы очень сильно
поистратились. Это стоило нам миллион шестьсот тысяч долларов, которые мы
потратили на переговоры с нашим банком! Вы должны их теперь покрыть.
Это была какая-то чушь, но дама представляла криминальную структуру,
которая осуществляла обычный в России наезд. Она трясла моей бумагой и
кричала, что я за это в ответе!
Потом намекнула, что за ней стоят бывшие деятели КГБ из "убойного"
отдела и что мой случай очень похож на случай с Иваном Кивелиди: мол, если
вы не заплатите, то скоро умрете, как он, отравленный солями тяжелых
металлов, подложенных в телефонную трубку. Я дружил с детства с Иваном
Кивелиди, и его смерть тогда потрясла даже видавших все на свете
представителей московской элиты. Но такой наезд на пустом, казалось бы,
месте... Какая же беспредельная наглость!
Конечно, Малик опять был вынужден вмешаться. Чеченцы возмутились моим
поведением:
- Зачем ты влез в это дело?
Я говорю:
- Но это же люди, которые у вас здесь постоянно толкались в офисе! Ваши
друзья! Откуда я мог знать! И в бумаге написано, что они предоставят
банковскую гарантию на проверку...
Страна продолжала меня удивлять и напрягать. Иммунитета от возможности
погибнуть при странных обстоятельстве или от пули в спину, увы, пока не
появлялось.
- - -
У любого предпринимателя было всего три варианта, как выжить и спасти
свой бизнес в России в 1994-1999 годах.
Первый - пойти под "крышу" воров, что делало бизнес не самостоятельным.
Но у воров были свои критерии и порядок. Они не брали очень много денег.
Процентов десять-двенадцать - это по-божески, что вполне позволяло бизнесу
выжить и развиваться. Кроме того, воры предоставляли реальную защиту.
А талантливые бизнесмены, такие, как Илья Медков, еще и постоянно
обманывали "своих" воров, используя свой гораздо более высокий
интеллектуальный уровень.
Второй вариант - выйти на ФСБ или МВД через структуры, в которых
работают их бывшие сотрудники.
Эти бандиты похуже. У них не было никакой совести и никаких внутренних
ограничителей или понятий. Сегодня они тебя защищали, а завтра вышло
постановление тебя убить: они и убьют! Причем за "крышу" они драли уже
процентов по тридцать-сорок...
Так работал Саша Смоленский, сделав ставку на структуры, приближенные к
Коржакову. В итоге он остался ни с чем после российского дефолта 1998 года.
Каким-то образом тоже избежал тюрьмы, но работать больше в России ему так и
не дали.
Я встречался с Сашей, когда Коржакова уволили. Он был в ужасном
состоянии. Сказал мне в отчаянии:
- Боже, какой я идиот! Единственно, что меня хоть как-то поддерживает в
этой жизни: один из замов Коржакова остался на месте. Если бы не это...
На Гусинского работали Бобков, бывший заместитель председателя КГБ
Крючкова, и Савастьянов, начальник московского КГБ, который слетел с
должности после того, как поддержал "Мост" во время наезда команды Коржакова
на Гусинского.
Был и третий вариант, который осуществил, к примеру, Малик, - это
собственная служба безопасности, сильная настолько, что все остальные ее
боялись и не желали с ней связываться.
В то время я уже знал наиболее сильные московские группировки - Малик,
защищая свой бизнес, вынужден был изучать обстановку и при необходимости
общаться со всеми авторитетами. Мы внедрили игру "Русское лото" на
телевидении, и лотерея начала приносить все больше и больше денег. Сначала
это были тысячи долларов, потом миллионы.
К Малику относились уважительно и со страхом. Вообще к тому времени
чеченцы стали реальной силой в Москве, которая жила по своим законам. У них
был совершенно отвязанный лидер Дудаев, огромные деньги по фальшивым авизо,
ушедшие в Чечню, где строились роскошные особняки, процветала торговля и
отлаживался внутренний рынок.
У компании "Милан" был офис в центре Москвы, на территории, которую
контролировала очень сильная солнцевская группировка. Но к Малику даже никто
не пришел. Солнцевские дали молчаливое "добро" на его существование безо
всякой дани.
Конечно, третий вариант - самый сложный. Он требовал огромной силы воли
и ежедневной готовности умереть за свое дело. И еще определенной
национальности. Вот чеченцы могли создать тогда свою организацию, которая не
признавала ни власти, ни авторитетов. Другим это не удавалось.
Конечно, по большому счету все варианты одинаково плохи. Нашим
бизнесменам было трудно поверить, но факт остается фактом: ни в одной
цивилизованной стране давно уже не существовало ничего подобного! Даже в
Колумбии или на Сицилии. Мафиозные структуры в России, как ядовитые грибы,
которые выросли на месте других паразитирующих в свое время организаций:
обкомов, парткомов, профсоюзов...
Своя охрана была необходимостью, но очень дорогой. Я пишу не о службе
безопасности, а именно об охране. Мы содержали в "Милане"
семьдесят-восемьдесят человек, которые целыми днями ничего не делали, а
просто существовали на случай отбивания наезда и помощи в сборе и
транспортировке наличных лотерейных денег. Каждому из них все равно нужно
было заплатить тысячу долларов в месяц. Значит, восемьдесят тысяч уходило
только на это.
- - -
Во времена "Истока" (не говоря уже о моем кооперативе "Техника"),
созданном в 89-м году, никаких подобных служб у нас не было. Тогда рэкетиры
занимались ресторанами, рынками и маленькими палатками. К внешней торговле
они и близко не подходили. И, конечно, у меня не было никакого постоянного
телохранителя.
Зато в 95-м году со мной иногда ходила третья часть охранной команды
"Милана" - до двадцати вооруженных бойцов.
Кроме того, у меня был личный телохранитель по имени Руслан. В два раза
больше меня по комплекции, абсолютно не испытывавший чувства страха, он мог
прошибить стену кулаком. Блестяще владел боевыми искусствами, но до
последнего не ввязывался в драку, несмотря на то что мог одним ударом убить
хоть человека, хоть быка на выбор.
Руслан вырос в глухом горном селе, поэтому с русским языком у него были
проблемы. Тем не менее он имел привычку беседовать с неодушевленными
предметами. Однажды Руслан гладил свою рубашку и, как обычно, разговаривал с
ней - вот, мол, я тебя глажу, сейчас ты будешь такая красивая... И вдруг
загладилась складка.
Руслан сказал: "Слушай, я тебя предупреждаю! Еще раз такое сделаешь, я
с тобой разберусь!" Стал гладить дальше - появилась еще одна складка. Тогда
Руслан взял рубашку и выкинул ее в окно с третьего этажа!
Она повисла на дереве, и с тех пор каждый раз, проходя мимо Руслан
говорил ей: "Ну что, хорошо тебе там висеть? Теперь ты поймешь, что такое
жизнь! Раньше ты на мне бесплатно каталась себе на здоровье, а теперь сама
виновата! Виси и подыхай там под дождем!"
Был еще забавный случай, когда в Латвии мы с Русланом поселились в
гостинице. Нам дали соседние номера. Руслан появился буквально через пять
минут и говорит: "У меня неприятности. Понимаешь, туалет испорчен, а мне
туда надо..."
Я удивился: как испорчен, не может быть!
Прихожу, а на крышке унитаза бумажная лента: проведена дезинфекция.
Надо было просто сорвать ее...
В общем, с Русланом скучать не приходилось. Но главное - я был
полностью в нем уверен. Скажу больше: в случае покушения на мою жизнь первым