Страница:
проделывали проходы в колючей проволоке, но американцы вели слишком мощный
ответный огонь.
Как только колючая проволока была преодолена, американцы рассыпались
веером и принялись охотиться на ящеров.
-- Всю жизнь мечтал взорвать свою школу, -- признался один из солдат,
швыряя гранату в подозрительный дверной проем.
Однако никто наружу не выскочил. Ауэрбах осторожно заглянул внутрь. На
грязном полу валялись перевернутые столы и стулья. Пыль и паутина покрывали
доску, на которой остались записи от последнего урока -- очевидно, речь шла
об общественном строе. Уголки рта Ауэрбаха опустились. Едва ли детям
пригодится то, что они проходили на том уроке.
Ящеры продолжали отвечать автоматным огнем, схватка еще не закончилась.
Ауэрбах поспешил туда, откуда доносилась стрельба. Ящеры засели в туалете
для девочек.
-- Сдавайтесь! -- закричал капитан, а затем произвел звук, напоминающий
скрежет тостера, закончившего поджаривать хлеб, -- так его предложение
звучало на языке ящеров.
Он не рассчитывал, что из этого что-нибудь выйдет, однако дверь,
ведущая в туалет, отворилась. Ящер осторожно выбросил в коридор свой
автомат.
-- Прекратить огонь! -- приказал Ауэрбах своим людям.
Он еще раз воспроизвел скрежет тостера. Дверь приоткрылась пошире.
Наружу вышел ящер. Он знал, что ему следует поднять руки. Он был абсолютно
голым -- все его снаряжение осталось в туалете. Он повторил слово, которое
проскрежетал Ауэрбах, -- получалось, что капитан произнес его правильно.
-- Хагерман! Кэлоун! Заберите его, -- приказал Ауэрбах. -- Начальство
любит, когда мы приводим пленных ящеров; нас похвалят, если мы доставим его
на базу.
Макс Хагерман с сомнением посмотрел на ящера.
-- Как мы посадим его на лошадь, сэр? До Ламара довольно далеко.
-- Будь я проклят, если знаю, но ты что-нибудь придумаешь, -- весело
сказал Ауэрбах, из чего следовало, что теперь Хагерман отвечает за ящера.
Повернувшись к Джеку Кэлоуну, капитан продолжал: -- Зайди внутрь и забери
его снаряжение. Разведка будет довольна.
На лице кавалериста появилось сомнение -- он кивнул на надпись "Для
девочек".
-- Иди, не бойся, их там нет.
-- Наверное, сэр, -- пробормотал Кэлоун, словно пытался убедить в этом
сам себя.
Больше на территории школы никто не пытался оказывать сопротивление.
Минометные и пулеметные расчеты уже начали окапываться.
-- Ребята, я вам больше не нужен, -- сказал Ауэрбах. -- Вы сможете
продолжить шоу без меня.
Солдаты ухмыльнулись в ответ. Минометы принялись обстреливать 25-е
шоссе, сосредоточив огонь на полотне.
-- Им придется хорошо поработать, чтобы прорвать нашу оборону, --
сказал сержант. -- Каждый миномет будет пристрелян к определенному участку
дороги, мы сможем полностью контролировать шоссе. Ну, а если они приведут в
действие тяжелую артиллерию, мы успеем сменить позицию.
-- Точно, -- согласился Ауэрбах. -- Теперь остается выяснить, такие ли
мы умные, как нам казалось.
Если ящеры пошлют с запада, со стороны Гарден-сити, один или два танка,
вместо того чтобы гнать обратно из Лидии гарнизон, стоявший в Лакине, у
кавалеристов будут большие проблемы. Конечно, у них есть реактивный миномет,
который сможет сделать дюжину залпов, но подбить танк ящеров таким способом
удавалось очень редко. А танк с легкостью расправится с кавалеристами.
Один из солдат закричал, показывая на север. Ауэрбах вытащил бинокль из
футляра. Крошечные точки на дороге превратились в бронированные машины
ящеров, за ними следовала пара грузовиков. Колонна быстро двигалась на юг.
-- Приготовьтесь, ребята, -- сказал он, убирая бинокль. -- С
броневиками шутить не приходится.
Бронетранспортеры ящеров могли на равных сражаться с танком Ли. Однако
против реактивного миномета они были бессильны. Он отдал приказ остальным
солдатам рассредоточиться среди разрушенных зданий и найти себе подходящие
укрытия. Теперь ящерам придется атаковать американцев, которые успели
неплохо укрепиться. Если не считать Чикаго, подобные вещи происходили не
слишком часто.
Сержант зарядил миномет.
Бум!
По широкой дуге снаряд полетел навстречу ящерам. Он еще находился в
полете, когда сержант выстрелил второй раз. Миномет успел выплюнуть третий
снаряд, пока первые два еще не разорвались. Наконец земля и куски асфальта
взметнулись над шоссе, за кормой одного из броневиков. Второй снаряд
разорвался между двумя грузовиками, третий -- рядом с одним из них.
Однако броневые машины и грузовики продолжали двигаться вперед -- но
теперь они вошли в зону второго миномета, который тут же открыл огонь.
Американцы радостно завопили, когда снаряд угодил в грузовик. Машина сползла
на обочину и загорелась. Ящеры бросились врассыпную. Некоторые так и
остались лежать на дороге. По ним и по второму грузовику начал стрелять
50-миллиметровый пулемет американцев.
На броневиках имелись пулеметы и легкие пушки, которые открыли мощный
ответный огонь. Ауэрбах бросился на землю возле рухнувшей стены. Оставалось
надеяться, что она послужит ему достаточной защитой.
Он выругался, когда 50-миллиметровый пулемет замолчал. Минометы
стреляли по дуге, поэтому оставались в относительной безопасности, а вот
расчет пулемета на такую роскошь рассчитывать не мог, к тому же яркие
вспышки выстрелов позволяли ящерам накрыть его прицельным огнем. Ауэрбах
пополз в сторону пулемета. Как капитан и предполагал, оба пулеметчика были
выведены из строя -- одному пуля пробила голову, а другой стонал, держась за
простреленное плечо. Быстро перебинтовав рану, Ауэрбах посмотрел на поле боя
через прицел пулемета.
Второй грузовик загорелся и остановился прямо посреди дороги. Ящеры
спрыгивали с него по обе стороны шоссе. Ауэрбах открыл огонь по ним. Когда
лента закончилась, он наклонился, чтобы сменить ее.
-- Я позабочусь о ленте, сэр, -- предложил кавалерист. -- Я не раз имел
дело с тридцатимиллиметровым пулеметом, а этот просто побольше.
-- Хорошо, -- согласился Ауэрбах.
Он снова нажал на спусковой крючок. Тяжелый пулемет напоминал отбойный
молоток, а уж шума от него было, как от дюжины молотков, работавших
одновременно. Рансу приходилось щуриться -- такой яркой была струя пламени,
вырывавшаяся из дула. У его ног росла гора медных гильз.
Он вновь выругался, когда увидел, как пушка броневика, которая
перенесла огонь на другие цели, начала поворачиваться в его сторону.
-- Ложись! -- крикнул он капралу, подававшему пулеметную ленту.
Пули со свистом ударяли в развалины, острые кусочки гранита больно
врезались в шею.
Неожиданно наступила тишина. Ауэрбах осторожно поднял голову, ожидая
выстрела снайпера. Но нет -- над броневиком поднимался дым. Удачный выстрел
из миномета повредил двигатель. Теперь, когда вражеский броневик
остановился, все минометы сосредоточились на нем. Через несколько секунд
прямо на его крышу упал снаряд. Броневик загорелся, затем в нем начали
рваться снаряды, напомнив Ауэрбаху фейерверк 4 июля.
Несколько ящеров, оставшихся в поле, продолжали стрелять из автоматов.
По сравнению с тем, что было раньше, это походило на комариные укусы.
Минометы и пулемет Ауэрбаха теперь стреляли только на поражение. Лишившиеся
пушек ящеры ничего не могли им противопоставить.
-- Мы их разбили, -- сказал лейтенант Магрудер, который, казалось, не
верил собственным словам.
Ауэрбах не винил лейтенанта; он и сам с трудом мог поверить свалившейся
на них удаче.
-- Да, мы их остановили, -- подтвердил он. -- Нужно послать голубя в
Ламар, пусть там узнают о нашей победе. А еще мы отправим на базу пленника с
охраной. Кроме того, нужно привести лошадей в город.
-- Есть, сэр, -- сказал Магрудер. -- Значит, мы остаемся в Лакине?
-- До тех пор, пока я не получу приказа об отступлении или ящеры не
подведут войска из Гарден-сити, -- ответил Ауэрбах. -- Проклятье, почему бы
и нет? Мы одержали победу. Видит бог, я намерен удерживать Лакин.
* * *
Лесли Гровс, не веря своим глазам, смотрел на телефон, словно тот
превратился в змею и только что его укусил.
-- Прошу прощения, генерал, -- продолжал голос в трубке, -- но я не
представляю себе, как мы доставим стволы, взрывчатку и детонаторы.
-- Тогда вам нужно проявить инициативу, мистер, -- прорычал Гровс. --
Вы ведь в Миннеаполисе, не так ли? И у вас продолжает работать железная
дорога. Доставьте их через Дакоту или Канаду; северный путь через Форт-Грили
большую часть времени открыт. Только не сидите на месте, вы меня слышите?
Человек из Миннеаполиса -- Порлок, так его, кажется, звали -- продолжал
ныть.
-- Не знаю, сможем ли мы отправить вам новую партию. Мне известно, что
вы имеете самые высокие приоритеты, но мы несем такие тяжелые потери при
железнодорожных перевозках, что я не готов пойти на столь серьезный риск.
Перевозить грузы при помощи фургонов гораздо надежнее, -- раздраженно заявил
он.
-- Отлично. Пришлите нам комплект в фургоне, -- сказал Гровс.
-- Рад, что вам понятны мои проблемы, -- с облегчением ответил Порлок.
Порлока следовало бы назвать Морлоком, в честь подземных существ из
"Машины времени". Потом Гровс передумал. Морлоки любили машины; они бы с
уважением отнеслись к технологии, несмотря на собственные жалкие попытки
что-нибудь создать.
-- Я еще не закончил, Порлок, -- прорычал Гровс. -- Мне плевать на ваши
проблемы, сэр, но если я говорю, что хочу получить ваши утренние тосты и
яичницу, то они должны быть горячими, когда я отправлюсь за ними в аэропорт.
Вот что такое наивысший приоритет наших заказов. Если вы намерены прислать
мне дубликаты, пожалуйста, выбирайте любой удобный для вас способ. Однако
то, что я вам заказал, вы доставите указанным мной способом и по моему
расписанию, иначе о вашей деятельности узнает президент Соединенных Штатов.
Вы хорошо меня поняли, мистер? Для вас будет лучше, если между нами наступит
полная ясность.
Несколько раз Порлок пытался его прервать, но Гровс использовал свой
мрачный громкий голос так же, как мощное, тучное тело: пробивал себе дорогу,
не обращая внимания на препятствия. Когда он сделал паузу, чтобы набрать
воздуху, Порлок сказал:
-- Существуют и другие проекты, кроме вашего, генерал. Отравляющий
газ...
-- Имеет приоритет на три уровня ниже нашего, -- перебил его Гровс.
Когда генерал считал нужным прервать своего собеседника, он его прерывал. --
Отравляющий газ -- это всего лишь отвлекающий удар, мистер. Рано или поздно
ящеры научатся делать противогазы и сами будут производить отравляющие
вещества. А если у них не получится, то за лишний доллар они найдут того,
кто им поможет. А вот то, над чем мы здесь работаем... -- он не стал
произносить слово "бомба" по телефону; неизвестно, кто может их услышать, --
...такое сильное оружие, что защититься от него можно только одним способом
-- оказаться подальше от того места, где его применили.
-- Железнодорожное сообщение слишком ненадежно, -- запротестовал
Порлок.
-- Мистер, на случай, если вы не заметили, напоминаю: у нас идет война.
В Соединенных Штатах все и вся подвергается опасности. Мне нужно то, что мне
нужно, и оно должно оказаться у меня вовремя. Вы пришлете нам необходимые
грузы или нет? -- Гровс произнес вопрос так, что в нем явственно слышалась
угроза. "Вы сделаете так, как я сказал, иначе..."
-- Ну да, но...
-- Вот и договорились, -- сказал Гровс и повесил трубку.
Он долго смотрел на телефон. Порой люди, работающие па твоей стороне,
оказываются хуже ящеров. И хотя Соединенные Штаты уже полтора года воюют, а
ящеры целый год находятся на территории Соединенных Штатов, кое-кто не
понимает, что иногда необходимо рисковать. Иначе следующего раза может
вообще не быть. Он презрительно фыркнул. Если судить по инициативе, которую
проявляют некоторые люди, из них получились бы превосходные ящеры.
Гровс еще раз фыркнул. Никто и никогда не сможет упрекнуть его в
отсутствии инициативы. Возможно, он слишком активно рвется к цели, но
промедление ему никогда не было свойственно.
На столе стояла фотография жены. Он смотрел на нее не так часто, как
следовало бы, поскольку всякий раз осознавал, что сильно по ней скучает, и
тогда действовал менее эффективно. А сейчас он не мог себе этого позволить.
Размышления о собственной жене заставили его вспомнить о Йенсе
Ларссене. Парню сильно не повезло. Конечно, трудно пережить, когда твоя жена
уходит к другому. Но Ларссен принял случившееся слишком близко к сердцу, а в
результате никто не хотел с ним работать. У него настоящий талант, но без
команды он раскрыться не может, а для самостоятельной работы в качестве
теоретика у него не хватает способностей. Гровс решил, что правильно сделал,
отослав Ларссена. Он надеялся, что в другом месте ученому будет лучше.
-- Ханфорд, -- с досадой пробормотал Гровс.
Тогда это казалось ему замечательной идеей. Река Колумбия -- идеальный
источник охлаждения для атомного реактора, а восточная часть штата Вашингтон
находится достаточно далеко от ящеров.
Но с того момента, как Ларссен уселся на свой верный велосипед, многое
изменилось. Проект успешно развивался здесь, плутоний накапливался в
реакторах грамм за граммом, началось сооружение третьего реактора.
И дело не только в этом. Гровс начал сомневаться в том, что им удастся
реализовать столь грандиозный промышленный проект в сонном городке вроде
Ханфорда, не привлекая внимания ящеров. Сомнения стали грызть его еще
сильнее после того, как Токио исчез в ослепительной вспышке света и огромной
туче пыли, а Корделл Халл вернулся после переговоров с ящерами и сообщил,
что ящеры поступят с центром американских ядерных исследований точно так же,
если обнаружат, что США продолжают ядерные исследования.
Поскольку Ханфорд являлся идеальным местом для строительства атомного
реактора, Гровс опасался, что ящеры догадаются, какие работы ведутся в
городке. В таком случае город будет стерт с лица земли. Конечно, если
подобные опасения возникнут относительно Денвера, ящеры без колебаний
сбросят на него атомную бомбу -- а в Денвере проживает гораздо больше людей,
чем в Ханфорде. Большинство из них -- Гровс очень на это надеялся -- ничего
не знают о том, что неподалеку ведется производство атомной бомбы. Все они
остаются заложниками: если ящеры раскроют тайну, их ждет смерть.
Кроме того, жители города служат маскировкой. Ящеры много летают над
Денвером, бомбят заводы по производству шин, кирпичей, мебели и оборудования
для рудников (некоторые заводы в последнее время переключились на
производство деревянных деталей для самолетов). Соединенные Штаты нуждаются
во всем, что они производят. Тем не менее Гровс не слишком переживал, когда
их бомбили. До тех пор пока ящеры наносят удары по этим объектам, они не
разрушат ничего существенного. И здесь в отличие от Ханфорда постройка новых
цехов не покажется ящерам странной.
Даже если Ларссен вернется и скажет, что в Ханфорде настоящий рай для
проведения атомных исследований, Гровс решил, что Металлургическая
лаборатория останется здесь, к востоку от рая. Сборы и переезд отнимут очень
много сил и времени, не говоря уже о том, что соблюдение секретности
превратится в почти невыполнимую задачу. Уж лучше мириться с недостатками
Денвера и пользоваться его достоинствами.
-- А Ларссен страшно разозлится, -- пробормотал Гровс.
Если Ларссен, рискуя жизнью ради проекта и страны, вернется обратно с
рекомендациями перенести центр исследований в Ханфорд, вряд ли он запляшет
от радости, когда узнает, что они решили остаться на прежнем месте.
-- Будет чертовски плохо, -- сообщил Гровс потолку.
Что ж, если ему не понравится решение генерала, пусть отправляется в
Ханфорд в одиночку.
Гровс вернулся к изучению документов, от которых его оторвал Порлок.
Для охлаждения атомных реакторов требовалось много воды из Черри-Крик и
Саут-Платт. Для выделения плутония из урана используются химические реакции,
для которых необходима вода. После ее использования она становится
радиоактивной. Радиоактивный след может привести к Денверу -- с тем же
успехом можно установить для ящеров плакат: БОМБИТЕ ЗДЕСЬ.
Воду очищали мощные фильтры и справлялись со своей задачей достаточно
успешно; счетчики Гейгера, установленные ниже по течению за Денверским
университетом, показывали, что уровень радиации не превышает нормы.
Стекловатa, диатомит и другие вещества в фильтре (в отчете следовало длинное
перечисление) через некоторое время сами становились радиоактивными. После
замены их следовало где-то прятать. Для захоронения радиоактивных отходов
требовались свинцовые трубы и баки.
Майор, написавший отчет, жаловался, что у него не хватает свинца для
защиты труб и баков. Гровс нацарапал на нолях: "В нашей стране полно
серебряных рудников. А там, где есть серебро, можно найти свинец. Необходимо
решить эту проблему".
Если потребуется реквизировать свинец вне города, один только бог
знает, сколько на это уйдет времени. Но если он сумеет решить проблему
местными средствами, ему удастся контролировать процесс от начала до конца.
Он вдруг отчетливо представил себе, как жилось феодальным баронам, которым
приходилось производить все необходимое для жизни в своих владениях.
Гровс улыбнулся.
-- Удачливые ублюдки, -- проворчал генерал Гровс.
Нога Дэвида Гольдфарба, обожженная ипритом, мучительно пульсировала от
боли. Брюки лишь на несколько мгновений приподнялись над носками, когда он
пробирался сквозь высокую траву возле воронки от разорвавшегося снаряда с
ипритом Этого оказалось достаточно.
Он задрал штанину. Несмотря на вязкую мазь, которой санитар смазал
пораженное место, опухоль и краснота не проходили Дэвиду показалось, что в
рану попала инфекция. Иприт -- отвратительная штука. Нога теперь будет долго
болеть. Оставалось радоваться, что он был в противогазе, когда неподалеку
разорвался снаряд. Мысль о том, что ему пришлось бы дышать обожженными
легкими, заставила его содрогнуться.
-- Что с тобой, летун? -- спросил Фред Стейнгейт.
Он говорил на таком невнятном йоркширском диалекте, что Гольдфарб с
трудом его понимал. Стейнгейт был высоким светловолосым парнем и скорее
походил на викинга, чем на англичанина. Пулемет системы Стена в его мощных
руках с толстыми пальцами выглядел, как пистолет. Стейнгейт был настоящим
анахронизмом -- гораздо больше ему подошли бы боевой топор и кольчуга, а не
грязная солдатская форма
-- Надеюсь, я выживу, -- ответил Гольдфарб. Стейнгейт засмеялся, словно
Дэвид сказал что-то смешное. Похоже, у йоркширцев весьма своеобразное
чувство юмора.
-- Очень странно, что тебя не вернули обратно, -- заявил Стейнгейт. --
Странно. -- Он повторил это слово, растянув его по слогам
-- В Брантингторпе вряд ли что-нибудь останется после того, как ящеры с
ним разберутся, -- пожав плечами, сказал Гольдфарб.
После первой атаки ящеров на военно-воздушную базу Бэзила Раундбуша
сразу же посадили в боевой самолет, но приказа о переводе Гольдфарба так и
не пришло Затем ящеры начали бомбардировку Брантингторпа при помощи
беспилотных летательных аппаратов, а когда посреди ночи бомба угодила в
офицерские казармы, не осталось никого, кто мог бы отдавать Дэвиду приказы
Пехотный командир с радостью взял Гольдфарба в свой отряд.
-- Ты умеешь обращаться с оружием и знаешь, как выполнять команды, -- и
это дает тебе огромное преимущество перед парнями, которые встали под ружье
совсем недавно.
Гольдфарб с сомнением отнесся к _такому_ преимуществу, но не стал
спорить с майором. Он хотел только одного: побыстрее вступить в схватку с
врагом.
Дэвид сделал неопределенный жест рукой и сказал:
-- И вот мы приближаемся к прелестному центру культурной и деловой
жизни Маркет-Харборо со всеми его красотами, которые...
-- С чем? -- это Фред Стейнгейт.
-- Со всем тем хорошим, что в нем есть, -- пояснил Гольдфарб.
По сравнению с Брантингторпом Маркет-Харборо, город с населением в
пятнадцать тысяч человек, действительно можно было считать крупным центром,
хотя в нем едва ли нашлось бы что-нибудь интересное. Несколько раз Гольдфарб
приезжал сюда на велосипеде -- Маркет-Харборо располагался совсем рядом с
Брантингторпом.
-- В "Трех лебедях" даже сейчас подают очень приличное пиво.
-- О да, точно Теперь я вспомнил. -- На лице Стейнгейта появилось
блаженное выражение -- А на рынке -- ну, возле школы -- можно купить маслица
на хлеб, если знаешь, к кому обратиться.
-- В самом деле? -- Гольдфарб не знал, к кому обращаться, он даже не
представлял себе, что такие люди там есть.
Впрочем, сейчас слишком поздно переживать по этому поводу, даже если
маргарин, который он размазывал по хлебу, по вкусу напоминал смазку
двигателя ржавого грузовика.
-- Да, так было. -- Фред Стейнгейт вздохнул. -- Интересно, что осталось
от тех мест? -- Он мрачно покачал головой. -- Могу спорить, что почти
ничего. Вообще теперь мало что осталось.
-- Красивые места, -- сказал Гольдфарб, вновь показав рукой на
раскинувшийся перед ними ландшафт. Кое-где на зеленых лугах виднелись
воронки от разорвавшихся снарядов, но ящеры до сих пор не трогали
Маркет-Харборо, и людям еще не пришлось сражаться за каждый дом. -- Я
представляю себе, как всадники с собаками преследуют лису.
-- Ну, я всегда старался поймать лису за хвост, если ты понимаешь, о
чем я говорю, когда она принималась охотиться возле моего скотного двора.
-- Тогда ты знаешь больше меня, -- признался Гольдфарб. -- Охоту я
видел только в кино.
-- Похоже, здесь можно было хорошо порезвиться, если у тебя хватало
денег на содержание лошадей, собак и всего прочего, -- сказал Стейнгейт. --
Ну, а я получал пару фунтов в неделю, поэтому мне не приходилось охотиться с
собаками. -- Он говорил без малейших следов злобы или обиды, просто
рассказывал о том, как жил. Потом Стейнгейт ухмыльнулся. -- А теперь я в
армии и получаю еще меньше, чем пара фунтов в неделю. Жизнь -- мерзкая
штука, приятель, не так ли?
-- Не стану с тобой спорить. -- Гольдфарб поправил каску на голове и
положил указательный палец правой руки на спусковой крючок пулемета Стена.
Они вошли в Маркет-Харборо, теперь дома стояли совсем близко друг от
друга. Хотя ящеры не заняли город, они бомбили и обстреливали его. Часть
снарядов могла не разорваться, и Гольдфарбу совсем не хотелось наступить на
один из них.
Многие жители Маркет-Харборо бежали. Гольдфарб не сомневался, что
немалая часть населения погибла от бомбежек и обстрелов. Из чего не
следовало, что людей в городе совсем не осталось. Наоборот, здесь скопилось
множество беженцев из центральных графств -- на юге все еще шли ожесточенные
сражения. Вокруг старой начальной школы стояли палатки, другие беженцы
разложили одеяла на земле. Именно здесь Фред Стейнгейт покупал масло до
того, как ящеры вторглись в Великобританию.
За последние несколько недель Гольдфарб видел много беженцев. На первый
взгляд, эти люди ничем не отличались от мужчин и женщин, которые уходили на
север: усталые, бледные, исхудавшие, грязные. С опустошенных лиц смотрели
потерявшие надежду глаза. Впрочем, не все. Медсестры в белом (у некоторых
были лишь красные кресты на рукавах) ухаживали за больными с ожогами от
иприта, только значительно более серьезными. Другие пытались облегчить
страдания людей с обожженными легкими.
-- Отравляющие газы -- ужасная штука, -- заметил Гольдфарб.
-- Да уж! -- энергично закивал Стейнгейт. -- Мой отец воевал во Франции
во время прошлой войны, он говорил, что страшнее ничего не было.
-- Глядя на беженцев, я готов с ним согласиться.
Гольдфарба тревожил тот факт, что Англия стала использовать отравляющие
вещества против ящеров -- и не только из-за того, что он сам от них
пострадал. Его кузен Мойше Русецки рассказывал о лагерях в Польше, где
нацисты испытывали отравляющие газы на евреях. Как можно после этого считать
газ легальным оружием, Гольдфарб не понимал.
Но Фред Стейнгейт сказал:
-- Если он убивает проклятых ящеров, мне плевать на все остальное.
Навоз -- грязная штука, но он необходим для сада.
-- Верно, -- признал Гольдфарб.
Когда в твою страну вторгается враг, ты делаешь все, чтобы заставить
его уйти, а с последствиями будешь разбираться потом, после победы. А если
ты потерпишь поражение сейчас, у тебя вообще не будет возможности
тревожиться о морали. После таких рассуждений применение газа уже не кажется
бесчеловечным. Во всяком случае, Черчилль принял именно такое решение.
-- Ты прав, мы живем в ужасном мире.
-- Кажется, здесь находились "Три лебедя"? -- спросил Стейнгейт.
-- Да, здесь, -- грустно ответил Гольдфарб.
Раньше на гостинице красовалась эффектная вывеска, выкованная еще в
восемнадцатом веке. Теперь в канаве валялись ее куски. Снаряд разорвался
возле двери, все стекла были выбиты.
-- Проклятье!
-- Однако они продолжают работать, -- заметил Стейнгейт.
Похоже, йоркширец не ошибся. Здание не производило впечатление
заброшенного; кто-то повесил одеяла на месте дверей. Они увидели человека в
кожаном фартуке бармена, который выскользнул наружу, чтобы посмотреть, во
что превратился Маркет-Харборо.
Увидев грязную форму Гольдфарба и Стейнгейта, он поманил их рукой.
-- Заходите, парни, я угощу вас пинтой пива.
Они переглянулись. Конечно, идет война, но пинта есть пинта.
-- Тогда разрешите мне купить пинту для вас, -- ответил Гольдфарб.
ответный огонь.
Как только колючая проволока была преодолена, американцы рассыпались
веером и принялись охотиться на ящеров.
-- Всю жизнь мечтал взорвать свою школу, -- признался один из солдат,
швыряя гранату в подозрительный дверной проем.
Однако никто наружу не выскочил. Ауэрбах осторожно заглянул внутрь. На
грязном полу валялись перевернутые столы и стулья. Пыль и паутина покрывали
доску, на которой остались записи от последнего урока -- очевидно, речь шла
об общественном строе. Уголки рта Ауэрбаха опустились. Едва ли детям
пригодится то, что они проходили на том уроке.
Ящеры продолжали отвечать автоматным огнем, схватка еще не закончилась.
Ауэрбах поспешил туда, откуда доносилась стрельба. Ящеры засели в туалете
для девочек.
-- Сдавайтесь! -- закричал капитан, а затем произвел звук, напоминающий
скрежет тостера, закончившего поджаривать хлеб, -- так его предложение
звучало на языке ящеров.
Он не рассчитывал, что из этого что-нибудь выйдет, однако дверь,
ведущая в туалет, отворилась. Ящер осторожно выбросил в коридор свой
автомат.
-- Прекратить огонь! -- приказал Ауэрбах своим людям.
Он еще раз воспроизвел скрежет тостера. Дверь приоткрылась пошире.
Наружу вышел ящер. Он знал, что ему следует поднять руки. Он был абсолютно
голым -- все его снаряжение осталось в туалете. Он повторил слово, которое
проскрежетал Ауэрбах, -- получалось, что капитан произнес его правильно.
-- Хагерман! Кэлоун! Заберите его, -- приказал Ауэрбах. -- Начальство
любит, когда мы приводим пленных ящеров; нас похвалят, если мы доставим его
на базу.
Макс Хагерман с сомнением посмотрел на ящера.
-- Как мы посадим его на лошадь, сэр? До Ламара довольно далеко.
-- Будь я проклят, если знаю, но ты что-нибудь придумаешь, -- весело
сказал Ауэрбах, из чего следовало, что теперь Хагерман отвечает за ящера.
Повернувшись к Джеку Кэлоуну, капитан продолжал: -- Зайди внутрь и забери
его снаряжение. Разведка будет довольна.
На лице кавалериста появилось сомнение -- он кивнул на надпись "Для
девочек".
-- Иди, не бойся, их там нет.
-- Наверное, сэр, -- пробормотал Кэлоун, словно пытался убедить в этом
сам себя.
Больше на территории школы никто не пытался оказывать сопротивление.
Минометные и пулеметные расчеты уже начали окапываться.
-- Ребята, я вам больше не нужен, -- сказал Ауэрбах. -- Вы сможете
продолжить шоу без меня.
Солдаты ухмыльнулись в ответ. Минометы принялись обстреливать 25-е
шоссе, сосредоточив огонь на полотне.
-- Им придется хорошо поработать, чтобы прорвать нашу оборону, --
сказал сержант. -- Каждый миномет будет пристрелян к определенному участку
дороги, мы сможем полностью контролировать шоссе. Ну, а если они приведут в
действие тяжелую артиллерию, мы успеем сменить позицию.
-- Точно, -- согласился Ауэрбах. -- Теперь остается выяснить, такие ли
мы умные, как нам казалось.
Если ящеры пошлют с запада, со стороны Гарден-сити, один или два танка,
вместо того чтобы гнать обратно из Лидии гарнизон, стоявший в Лакине, у
кавалеристов будут большие проблемы. Конечно, у них есть реактивный миномет,
который сможет сделать дюжину залпов, но подбить танк ящеров таким способом
удавалось очень редко. А танк с легкостью расправится с кавалеристами.
Один из солдат закричал, показывая на север. Ауэрбах вытащил бинокль из
футляра. Крошечные точки на дороге превратились в бронированные машины
ящеров, за ними следовала пара грузовиков. Колонна быстро двигалась на юг.
-- Приготовьтесь, ребята, -- сказал он, убирая бинокль. -- С
броневиками шутить не приходится.
Бронетранспортеры ящеров могли на равных сражаться с танком Ли. Однако
против реактивного миномета они были бессильны. Он отдал приказ остальным
солдатам рассредоточиться среди разрушенных зданий и найти себе подходящие
укрытия. Теперь ящерам придется атаковать американцев, которые успели
неплохо укрепиться. Если не считать Чикаго, подобные вещи происходили не
слишком часто.
Сержант зарядил миномет.
Бум!
По широкой дуге снаряд полетел навстречу ящерам. Он еще находился в
полете, когда сержант выстрелил второй раз. Миномет успел выплюнуть третий
снаряд, пока первые два еще не разорвались. Наконец земля и куски асфальта
взметнулись над шоссе, за кормой одного из броневиков. Второй снаряд
разорвался между двумя грузовиками, третий -- рядом с одним из них.
Однако броневые машины и грузовики продолжали двигаться вперед -- но
теперь они вошли в зону второго миномета, который тут же открыл огонь.
Американцы радостно завопили, когда снаряд угодил в грузовик. Машина сползла
на обочину и загорелась. Ящеры бросились врассыпную. Некоторые так и
остались лежать на дороге. По ним и по второму грузовику начал стрелять
50-миллиметровый пулемет американцев.
На броневиках имелись пулеметы и легкие пушки, которые открыли мощный
ответный огонь. Ауэрбах бросился на землю возле рухнувшей стены. Оставалось
надеяться, что она послужит ему достаточной защитой.
Он выругался, когда 50-миллиметровый пулемет замолчал. Минометы
стреляли по дуге, поэтому оставались в относительной безопасности, а вот
расчет пулемета на такую роскошь рассчитывать не мог, к тому же яркие
вспышки выстрелов позволяли ящерам накрыть его прицельным огнем. Ауэрбах
пополз в сторону пулемета. Как капитан и предполагал, оба пулеметчика были
выведены из строя -- одному пуля пробила голову, а другой стонал, держась за
простреленное плечо. Быстро перебинтовав рану, Ауэрбах посмотрел на поле боя
через прицел пулемета.
Второй грузовик загорелся и остановился прямо посреди дороги. Ящеры
спрыгивали с него по обе стороны шоссе. Ауэрбах открыл огонь по ним. Когда
лента закончилась, он наклонился, чтобы сменить ее.
-- Я позабочусь о ленте, сэр, -- предложил кавалерист. -- Я не раз имел
дело с тридцатимиллиметровым пулеметом, а этот просто побольше.
-- Хорошо, -- согласился Ауэрбах.
Он снова нажал на спусковой крючок. Тяжелый пулемет напоминал отбойный
молоток, а уж шума от него было, как от дюжины молотков, работавших
одновременно. Рансу приходилось щуриться -- такой яркой была струя пламени,
вырывавшаяся из дула. У его ног росла гора медных гильз.
Он вновь выругался, когда увидел, как пушка броневика, которая
перенесла огонь на другие цели, начала поворачиваться в его сторону.
-- Ложись! -- крикнул он капралу, подававшему пулеметную ленту.
Пули со свистом ударяли в развалины, острые кусочки гранита больно
врезались в шею.
Неожиданно наступила тишина. Ауэрбах осторожно поднял голову, ожидая
выстрела снайпера. Но нет -- над броневиком поднимался дым. Удачный выстрел
из миномета повредил двигатель. Теперь, когда вражеский броневик
остановился, все минометы сосредоточились на нем. Через несколько секунд
прямо на его крышу упал снаряд. Броневик загорелся, затем в нем начали
рваться снаряды, напомнив Ауэрбаху фейерверк 4 июля.
Несколько ящеров, оставшихся в поле, продолжали стрелять из автоматов.
По сравнению с тем, что было раньше, это походило на комариные укусы.
Минометы и пулемет Ауэрбаха теперь стреляли только на поражение. Лишившиеся
пушек ящеры ничего не могли им противопоставить.
-- Мы их разбили, -- сказал лейтенант Магрудер, который, казалось, не
верил собственным словам.
Ауэрбах не винил лейтенанта; он и сам с трудом мог поверить свалившейся
на них удаче.
-- Да, мы их остановили, -- подтвердил он. -- Нужно послать голубя в
Ламар, пусть там узнают о нашей победе. А еще мы отправим на базу пленника с
охраной. Кроме того, нужно привести лошадей в город.
-- Есть, сэр, -- сказал Магрудер. -- Значит, мы остаемся в Лакине?
-- До тех пор, пока я не получу приказа об отступлении или ящеры не
подведут войска из Гарден-сити, -- ответил Ауэрбах. -- Проклятье, почему бы
и нет? Мы одержали победу. Видит бог, я намерен удерживать Лакин.
* * *
Лесли Гровс, не веря своим глазам, смотрел на телефон, словно тот
превратился в змею и только что его укусил.
-- Прошу прощения, генерал, -- продолжал голос в трубке, -- но я не
представляю себе, как мы доставим стволы, взрывчатку и детонаторы.
-- Тогда вам нужно проявить инициативу, мистер, -- прорычал Гровс. --
Вы ведь в Миннеаполисе, не так ли? И у вас продолжает работать железная
дорога. Доставьте их через Дакоту или Канаду; северный путь через Форт-Грили
большую часть времени открыт. Только не сидите на месте, вы меня слышите?
Человек из Миннеаполиса -- Порлок, так его, кажется, звали -- продолжал
ныть.
-- Не знаю, сможем ли мы отправить вам новую партию. Мне известно, что
вы имеете самые высокие приоритеты, но мы несем такие тяжелые потери при
железнодорожных перевозках, что я не готов пойти на столь серьезный риск.
Перевозить грузы при помощи фургонов гораздо надежнее, -- раздраженно заявил
он.
-- Отлично. Пришлите нам комплект в фургоне, -- сказал Гровс.
-- Рад, что вам понятны мои проблемы, -- с облегчением ответил Порлок.
Порлока следовало бы назвать Морлоком, в честь подземных существ из
"Машины времени". Потом Гровс передумал. Морлоки любили машины; они бы с
уважением отнеслись к технологии, несмотря на собственные жалкие попытки
что-нибудь создать.
-- Я еще не закончил, Порлок, -- прорычал Гровс. -- Мне плевать на ваши
проблемы, сэр, но если я говорю, что хочу получить ваши утренние тосты и
яичницу, то они должны быть горячими, когда я отправлюсь за ними в аэропорт.
Вот что такое наивысший приоритет наших заказов. Если вы намерены прислать
мне дубликаты, пожалуйста, выбирайте любой удобный для вас способ. Однако
то, что я вам заказал, вы доставите указанным мной способом и по моему
расписанию, иначе о вашей деятельности узнает президент Соединенных Штатов.
Вы хорошо меня поняли, мистер? Для вас будет лучше, если между нами наступит
полная ясность.
Несколько раз Порлок пытался его прервать, но Гровс использовал свой
мрачный громкий голос так же, как мощное, тучное тело: пробивал себе дорогу,
не обращая внимания на препятствия. Когда он сделал паузу, чтобы набрать
воздуху, Порлок сказал:
-- Существуют и другие проекты, кроме вашего, генерал. Отравляющий
газ...
-- Имеет приоритет на три уровня ниже нашего, -- перебил его Гровс.
Когда генерал считал нужным прервать своего собеседника, он его прерывал. --
Отравляющий газ -- это всего лишь отвлекающий удар, мистер. Рано или поздно
ящеры научатся делать противогазы и сами будут производить отравляющие
вещества. А если у них не получится, то за лишний доллар они найдут того,
кто им поможет. А вот то, над чем мы здесь работаем... -- он не стал
произносить слово "бомба" по телефону; неизвестно, кто может их услышать, --
...такое сильное оружие, что защититься от него можно только одним способом
-- оказаться подальше от того места, где его применили.
-- Железнодорожное сообщение слишком ненадежно, -- запротестовал
Порлок.
-- Мистер, на случай, если вы не заметили, напоминаю: у нас идет война.
В Соединенных Штатах все и вся подвергается опасности. Мне нужно то, что мне
нужно, и оно должно оказаться у меня вовремя. Вы пришлете нам необходимые
грузы или нет? -- Гровс произнес вопрос так, что в нем явственно слышалась
угроза. "Вы сделаете так, как я сказал, иначе..."
-- Ну да, но...
-- Вот и договорились, -- сказал Гровс и повесил трубку.
Он долго смотрел на телефон. Порой люди, работающие па твоей стороне,
оказываются хуже ящеров. И хотя Соединенные Штаты уже полтора года воюют, а
ящеры целый год находятся на территории Соединенных Штатов, кое-кто не
понимает, что иногда необходимо рисковать. Иначе следующего раза может
вообще не быть. Он презрительно фыркнул. Если судить по инициативе, которую
проявляют некоторые люди, из них получились бы превосходные ящеры.
Гровс еще раз фыркнул. Никто и никогда не сможет упрекнуть его в
отсутствии инициативы. Возможно, он слишком активно рвется к цели, но
промедление ему никогда не было свойственно.
На столе стояла фотография жены. Он смотрел на нее не так часто, как
следовало бы, поскольку всякий раз осознавал, что сильно по ней скучает, и
тогда действовал менее эффективно. А сейчас он не мог себе этого позволить.
Размышления о собственной жене заставили его вспомнить о Йенсе
Ларссене. Парню сильно не повезло. Конечно, трудно пережить, когда твоя жена
уходит к другому. Но Ларссен принял случившееся слишком близко к сердцу, а в
результате никто не хотел с ним работать. У него настоящий талант, но без
команды он раскрыться не может, а для самостоятельной работы в качестве
теоретика у него не хватает способностей. Гровс решил, что правильно сделал,
отослав Ларссена. Он надеялся, что в другом месте ученому будет лучше.
-- Ханфорд, -- с досадой пробормотал Гровс.
Тогда это казалось ему замечательной идеей. Река Колумбия -- идеальный
источник охлаждения для атомного реактора, а восточная часть штата Вашингтон
находится достаточно далеко от ящеров.
Но с того момента, как Ларссен уселся на свой верный велосипед, многое
изменилось. Проект успешно развивался здесь, плутоний накапливался в
реакторах грамм за граммом, началось сооружение третьего реактора.
И дело не только в этом. Гровс начал сомневаться в том, что им удастся
реализовать столь грандиозный промышленный проект в сонном городке вроде
Ханфорда, не привлекая внимания ящеров. Сомнения стали грызть его еще
сильнее после того, как Токио исчез в ослепительной вспышке света и огромной
туче пыли, а Корделл Халл вернулся после переговоров с ящерами и сообщил,
что ящеры поступят с центром американских ядерных исследований точно так же,
если обнаружат, что США продолжают ядерные исследования.
Поскольку Ханфорд являлся идеальным местом для строительства атомного
реактора, Гровс опасался, что ящеры догадаются, какие работы ведутся в
городке. В таком случае город будет стерт с лица земли. Конечно, если
подобные опасения возникнут относительно Денвера, ящеры без колебаний
сбросят на него атомную бомбу -- а в Денвере проживает гораздо больше людей,
чем в Ханфорде. Большинство из них -- Гровс очень на это надеялся -- ничего
не знают о том, что неподалеку ведется производство атомной бомбы. Все они
остаются заложниками: если ящеры раскроют тайну, их ждет смерть.
Кроме того, жители города служат маскировкой. Ящеры много летают над
Денвером, бомбят заводы по производству шин, кирпичей, мебели и оборудования
для рудников (некоторые заводы в последнее время переключились на
производство деревянных деталей для самолетов). Соединенные Штаты нуждаются
во всем, что они производят. Тем не менее Гровс не слишком переживал, когда
их бомбили. До тех пор пока ящеры наносят удары по этим объектам, они не
разрушат ничего существенного. И здесь в отличие от Ханфорда постройка новых
цехов не покажется ящерам странной.
Даже если Ларссен вернется и скажет, что в Ханфорде настоящий рай для
проведения атомных исследований, Гровс решил, что Металлургическая
лаборатория останется здесь, к востоку от рая. Сборы и переезд отнимут очень
много сил и времени, не говоря уже о том, что соблюдение секретности
превратится в почти невыполнимую задачу. Уж лучше мириться с недостатками
Денвера и пользоваться его достоинствами.
-- А Ларссен страшно разозлится, -- пробормотал Гровс.
Если Ларссен, рискуя жизнью ради проекта и страны, вернется обратно с
рекомендациями перенести центр исследований в Ханфорд, вряд ли он запляшет
от радости, когда узнает, что они решили остаться на прежнем месте.
-- Будет чертовски плохо, -- сообщил Гровс потолку.
Что ж, если ему не понравится решение генерала, пусть отправляется в
Ханфорд в одиночку.
Гровс вернулся к изучению документов, от которых его оторвал Порлок.
Для охлаждения атомных реакторов требовалось много воды из Черри-Крик и
Саут-Платт. Для выделения плутония из урана используются химические реакции,
для которых необходима вода. После ее использования она становится
радиоактивной. Радиоактивный след может привести к Денверу -- с тем же
успехом можно установить для ящеров плакат: БОМБИТЕ ЗДЕСЬ.
Воду очищали мощные фильтры и справлялись со своей задачей достаточно
успешно; счетчики Гейгера, установленные ниже по течению за Денверским
университетом, показывали, что уровень радиации не превышает нормы.
Стекловатa, диатомит и другие вещества в фильтре (в отчете следовало длинное
перечисление) через некоторое время сами становились радиоактивными. После
замены их следовало где-то прятать. Для захоронения радиоактивных отходов
требовались свинцовые трубы и баки.
Майор, написавший отчет, жаловался, что у него не хватает свинца для
защиты труб и баков. Гровс нацарапал на нолях: "В нашей стране полно
серебряных рудников. А там, где есть серебро, можно найти свинец. Необходимо
решить эту проблему".
Если потребуется реквизировать свинец вне города, один только бог
знает, сколько на это уйдет времени. Но если он сумеет решить проблему
местными средствами, ему удастся контролировать процесс от начала до конца.
Он вдруг отчетливо представил себе, как жилось феодальным баронам, которым
приходилось производить все необходимое для жизни в своих владениях.
Гровс улыбнулся.
-- Удачливые ублюдки, -- проворчал генерал Гровс.
Нога Дэвида Гольдфарба, обожженная ипритом, мучительно пульсировала от
боли. Брюки лишь на несколько мгновений приподнялись над носками, когда он
пробирался сквозь высокую траву возле воронки от разорвавшегося снаряда с
ипритом Этого оказалось достаточно.
Он задрал штанину. Несмотря на вязкую мазь, которой санитар смазал
пораженное место, опухоль и краснота не проходили Дэвиду показалось, что в
рану попала инфекция. Иприт -- отвратительная штука. Нога теперь будет долго
болеть. Оставалось радоваться, что он был в противогазе, когда неподалеку
разорвался снаряд. Мысль о том, что ему пришлось бы дышать обожженными
легкими, заставила его содрогнуться.
-- Что с тобой, летун? -- спросил Фред Стейнгейт.
Он говорил на таком невнятном йоркширском диалекте, что Гольдфарб с
трудом его понимал. Стейнгейт был высоким светловолосым парнем и скорее
походил на викинга, чем на англичанина. Пулемет системы Стена в его мощных
руках с толстыми пальцами выглядел, как пистолет. Стейнгейт был настоящим
анахронизмом -- гораздо больше ему подошли бы боевой топор и кольчуга, а не
грязная солдатская форма
-- Надеюсь, я выживу, -- ответил Гольдфарб. Стейнгейт засмеялся, словно
Дэвид сказал что-то смешное. Похоже, у йоркширцев весьма своеобразное
чувство юмора.
-- Очень странно, что тебя не вернули обратно, -- заявил Стейнгейт. --
Странно. -- Он повторил это слово, растянув его по слогам
-- В Брантингторпе вряд ли что-нибудь останется после того, как ящеры с
ним разберутся, -- пожав плечами, сказал Гольдфарб.
После первой атаки ящеров на военно-воздушную базу Бэзила Раундбуша
сразу же посадили в боевой самолет, но приказа о переводе Гольдфарба так и
не пришло Затем ящеры начали бомбардировку Брантингторпа при помощи
беспилотных летательных аппаратов, а когда посреди ночи бомба угодила в
офицерские казармы, не осталось никого, кто мог бы отдавать Дэвиду приказы
Пехотный командир с радостью взял Гольдфарба в свой отряд.
-- Ты умеешь обращаться с оружием и знаешь, как выполнять команды, -- и
это дает тебе огромное преимущество перед парнями, которые встали под ружье
совсем недавно.
Гольдфарб с сомнением отнесся к _такому_ преимуществу, но не стал
спорить с майором. Он хотел только одного: побыстрее вступить в схватку с
врагом.
Дэвид сделал неопределенный жест рукой и сказал:
-- И вот мы приближаемся к прелестному центру культурной и деловой
жизни Маркет-Харборо со всеми его красотами, которые...
-- С чем? -- это Фред Стейнгейт.
-- Со всем тем хорошим, что в нем есть, -- пояснил Гольдфарб.
По сравнению с Брантингторпом Маркет-Харборо, город с населением в
пятнадцать тысяч человек, действительно можно было считать крупным центром,
хотя в нем едва ли нашлось бы что-нибудь интересное. Несколько раз Гольдфарб
приезжал сюда на велосипеде -- Маркет-Харборо располагался совсем рядом с
Брантингторпом.
-- В "Трех лебедях" даже сейчас подают очень приличное пиво.
-- О да, точно Теперь я вспомнил. -- На лице Стейнгейта появилось
блаженное выражение -- А на рынке -- ну, возле школы -- можно купить маслица
на хлеб, если знаешь, к кому обратиться.
-- В самом деле? -- Гольдфарб не знал, к кому обращаться, он даже не
представлял себе, что такие люди там есть.
Впрочем, сейчас слишком поздно переживать по этому поводу, даже если
маргарин, который он размазывал по хлебу, по вкусу напоминал смазку
двигателя ржавого грузовика.
-- Да, так было. -- Фред Стейнгейт вздохнул. -- Интересно, что осталось
от тех мест? -- Он мрачно покачал головой. -- Могу спорить, что почти
ничего. Вообще теперь мало что осталось.
-- Красивые места, -- сказал Гольдфарб, вновь показав рукой на
раскинувшийся перед ними ландшафт. Кое-где на зеленых лугах виднелись
воронки от разорвавшихся снарядов, но ящеры до сих пор не трогали
Маркет-Харборо, и людям еще не пришлось сражаться за каждый дом. -- Я
представляю себе, как всадники с собаками преследуют лису.
-- Ну, я всегда старался поймать лису за хвост, если ты понимаешь, о
чем я говорю, когда она принималась охотиться возле моего скотного двора.
-- Тогда ты знаешь больше меня, -- признался Гольдфарб. -- Охоту я
видел только в кино.
-- Похоже, здесь можно было хорошо порезвиться, если у тебя хватало
денег на содержание лошадей, собак и всего прочего, -- сказал Стейнгейт. --
Ну, а я получал пару фунтов в неделю, поэтому мне не приходилось охотиться с
собаками. -- Он говорил без малейших следов злобы или обиды, просто
рассказывал о том, как жил. Потом Стейнгейт ухмыльнулся. -- А теперь я в
армии и получаю еще меньше, чем пара фунтов в неделю. Жизнь -- мерзкая
штука, приятель, не так ли?
-- Не стану с тобой спорить. -- Гольдфарб поправил каску на голове и
положил указательный палец правой руки на спусковой крючок пулемета Стена.
Они вошли в Маркет-Харборо, теперь дома стояли совсем близко друг от
друга. Хотя ящеры не заняли город, они бомбили и обстреливали его. Часть
снарядов могла не разорваться, и Гольдфарбу совсем не хотелось наступить на
один из них.
Многие жители Маркет-Харборо бежали. Гольдфарб не сомневался, что
немалая часть населения погибла от бомбежек и обстрелов. Из чего не
следовало, что людей в городе совсем не осталось. Наоборот, здесь скопилось
множество беженцев из центральных графств -- на юге все еще шли ожесточенные
сражения. Вокруг старой начальной школы стояли палатки, другие беженцы
разложили одеяла на земле. Именно здесь Фред Стейнгейт покупал масло до
того, как ящеры вторглись в Великобританию.
За последние несколько недель Гольдфарб видел много беженцев. На первый
взгляд, эти люди ничем не отличались от мужчин и женщин, которые уходили на
север: усталые, бледные, исхудавшие, грязные. С опустошенных лиц смотрели
потерявшие надежду глаза. Впрочем, не все. Медсестры в белом (у некоторых
были лишь красные кресты на рукавах) ухаживали за больными с ожогами от
иприта, только значительно более серьезными. Другие пытались облегчить
страдания людей с обожженными легкими.
-- Отравляющие газы -- ужасная штука, -- заметил Гольдфарб.
-- Да уж! -- энергично закивал Стейнгейт. -- Мой отец воевал во Франции
во время прошлой войны, он говорил, что страшнее ничего не было.
-- Глядя на беженцев, я готов с ним согласиться.
Гольдфарба тревожил тот факт, что Англия стала использовать отравляющие
вещества против ящеров -- и не только из-за того, что он сам от них
пострадал. Его кузен Мойше Русецки рассказывал о лагерях в Польше, где
нацисты испытывали отравляющие газы на евреях. Как можно после этого считать
газ легальным оружием, Гольдфарб не понимал.
Но Фред Стейнгейт сказал:
-- Если он убивает проклятых ящеров, мне плевать на все остальное.
Навоз -- грязная штука, но он необходим для сада.
-- Верно, -- признал Гольдфарб.
Когда в твою страну вторгается враг, ты делаешь все, чтобы заставить
его уйти, а с последствиями будешь разбираться потом, после победы. А если
ты потерпишь поражение сейчас, у тебя вообще не будет возможности
тревожиться о морали. После таких рассуждений применение газа уже не кажется
бесчеловечным. Во всяком случае, Черчилль принял именно такое решение.
-- Ты прав, мы живем в ужасном мире.
-- Кажется, здесь находились "Три лебедя"? -- спросил Стейнгейт.
-- Да, здесь, -- грустно ответил Гольдфарб.
Раньше на гостинице красовалась эффектная вывеска, выкованная еще в
восемнадцатом веке. Теперь в канаве валялись ее куски. Снаряд разорвался
возле двери, все стекла были выбиты.
-- Проклятье!
-- Однако они продолжают работать, -- заметил Стейнгейт.
Похоже, йоркширец не ошибся. Здание не производило впечатление
заброшенного; кто-то повесил одеяла на месте дверей. Они увидели человека в
кожаном фартуке бармена, который выскользнул наружу, чтобы посмотреть, во
что превратился Маркет-Харборо.
Увидев грязную форму Гольдфарба и Стейнгейта, он поманил их рукой.
-- Заходите, парни, я угощу вас пинтой пива.
Они переглянулись. Конечно, идет война, но пинта есть пинта.
-- Тогда разрешите мне купить пинту для вас, -- ответил Гольдфарб.