Страница:
научится увязывать звуки со смыслом -- иными словами, овладеет речью.
-- Большие Уроды даже на своем языке не умеют говорить внятно, --
высокомерно сказал Тессрек.
Однако он не стал продолжать спор с Томалссом -- очевидно, признал его
правоту.
-- Поскольку идет постоянная видео- и аудиозапись того, что происходит
в этом помещении, я хочу поблагодарить тебя за вклад, который ты внес в мою
работу.
Тессрек прошипел какую-то гадость и стремительно удалился. Томалсс
приоткрыл рот -- он смеялся, сегодня его победа не вызывала сомнений.
Тосевитский птенец издал звук, который заменял ему смех. Иногда звуки, не
похожие на речь Расы, ужасно раздражали Томалсса. Теперь же он засмеялся еще
сильнее. Птенец понял его чувства и разделял их. Чтобы зафиксировать
достигнутый результат, Томалсс добавил:
-- Растущий уровень взаимных контактов требует новых серьезных
исследований. -- Неожиданно для себя он с теплотой посмотрел на маленького
тосевита. -- Пусть только попробуют тебя забрать. Ты представляешь слишком
большую ценность, чтобы мы могли вернуть тебя Большим Уродам.
Йенс Ларссен выглянул в окошко фермерского домика, в котором скрывался
несколько дней. Большую часть времени, проведенного здесь, он наблюдал за
отрядом, прочесывающим местность. Рано или поздно они уйдут.
-- Им меня не поймать, -- пробормотал он. -- Я слишком умен для них. И
не позволю себя обнаружить.
Он не сомневался, что сумеет оторваться от погони, преследовавшей его
от самого Денвера, и выйти на территорию, которую контролируют ящеры. Однако
проблема оказалась более сложной. Выяснилось, что его ждут на востоке. И
Ларссен не забыл о телеграфе и телефоне (даже если они не работают, зачем
рисковать), а также о радиосвязи и почтовых голубях.
Поэтому он ждал, когда его перестанут искать. Пройдет еще несколько
дней, или даже недель, и они решат, что он замерз в горах во время метели
или сумел проскользнуть мимо постов. Наконец нельзя исключать, что военные
действия обострятся, и людям станет не до него. Тогда он вновь пустится в
дорогу. Ему казалось, что это время уже почти пришло. Он рассмеялся.
-- Им меня не поймать, -- повторил Ларссен. -- Черт побери, они были в
доме, но им не пришло в голову, что я здесь прячусь.
Ларссен повел себя умно. Конечно, всем известно, что физики обладают
высоким интеллектом. Он выбрал домик с подвалом. Всякий раз, когда к дому
кто-то направлялся, он прятался внизу. Ему удалось даже накрыть ковриком
люк, ведущий в подвал. Не раз тяжелые сапоги солдат стучали по полу у него
над головой, но ни один из них не догадался, что он сидит в темноте, положив
палец на спусковой крючок "Спрингфилда".
Йенс снова рассмеялся. У солдат не хватило ума заглянуть себе под ноги.
Ничего другого Ларссен от них и не ждал -- и не ошибся.
-- Я почти всегда прав, -- заметил он. -- Если бы эти глупцы меня
послушали... -- Он покачал головой.
Они не слушали. А вот ящеры не пренебрегут его мнением.
Люди, построившие дом, не были физиками, но казались довольно умными.
Однако они куда-то исчезли -- значит, им не удалось спастись от ящеров. Или
просто не повезло. Так или иначе, они исчезли.
Однако подвал остался, причем забитый продуктами, которых хватит, чтобы
прокормить целый взвод в течение месяца. Во всяком случае, так показалось
Йенсу. Говядина, свинина, курятина, овощи... Сада с фруктовыми деревьями не
было, и Ларссену не хватало сладкого, пока он не отыскал здоровенную банку с
пудингом из тапиоки. Очевидно, хозяйка дома сделала слишком большую порцию
лакомства, а остатки отправила в погреб. Он ел пудинг до тех пор, пока его
не затошнило.
Ларссен отыскал здесь даже сигареты, но не стал курить, чтобы его не
выдал запах. Вот когда он вновь окажется на дороге -- тогда другое дело. Он
с нетерпением ждал этого момента, хотя и помнил, что когда начинал курить
после большого перерыва, на него нападал кашель -- как на Тома Сойера,
которому Гек Финн предложил первую трубку.
Йенс подошел к окну, выходящему на поля и сороковое шоссе. Снова пошел
снег, не сильный, как во времена его детства в Миннесоте, но такой густой,
что видимость существенно ухудшилась. В некотором смысле снегопад был
вреден, поскольку он мог не заметить, если кто-нибудь подойдет к дому.
Впрочем, сейчас Ларссен не ощущал опасности.
Шоссе оставалось пустым с тех пор, как поисковый отряд три дня назад
осмотрел дом. Кстати, снегопад мог сыграть и на руку Ларссену -- при такой
слабой видимости его будет трудно заметить, а тем более узнать.
-- Ну, похоже, пришло время двигаться дальше, -- сказал Йенс.
Он находился неподалеку от Лимона. А там до границы рукой подать. Ему
снова придется соблюдать осторожность: на границе много американских солдат.
Но если он правильно понимает, их гораздо больше будут занимать ящеры, чем
Йенс Ларссен.
Он был уверен, что рассчитал все правильно. Ну, не мог он больше
ошибаться. Да, один промах он совершил: сбежать следовало гораздо раньше.
Ларссен спустился в подземное убежище и вытащил свой велосипед. Выехав на
шоссе, он сразу закурит сигарету. Наверное, его затошнит, но он вновь
почувствует замечательный вкус табака.
* * *
Русецкому уже приходилось бывать похороненным заживо, сначала в
подземном бункере в Варшаве, а потом в подводной лодке, которая перевезла их
из Польши в Англию. Из чего вовсе не следовало, что Мойше это нравилось.
Впрочем, выбирать не приходилось.
Светловолосый морской офицер по фамилии Стэнсфилд командовал военным
кораблем "Морская нимфа".
-- Добро пожаловать на борт, -- сказал он, когда Мойше, Ривка и Рейвен
перешли на его корабль с грузового судна, на которое сели в Англии. Это было
где-то на побережье Португалии или Испании. -- Могу спорить, что вы мечтаете
погрузиться под воду.
Как и многие другие военные, с которыми Мойше приходилось встречаться,
-- поляки, нацисты, англичане и даже ящеры, -- он до неприличия небрежно
говорил о своей профессии. Может быть, без этого военным не удавалось
привыкнуть к постоянной опасности.
-- Да, -- коротко ответил Мойше, решив, что не стоит вдаваться в
подробности.
Когда англичане решили отправить его вместе с семьей в Палестину, все
казалось очень просто: ящеры довольно редко атаковали корабли. Но затем
американцы взорвали одну за другой две атомные бомбы, сначала в Чикаго,
затем в Майами. Когда Мойше думал о Чикаго, он сразу вспоминал о гангстерах.
О Майами он и вовсе ничего не знал.
Теперь уже не имело значения, что он думал об этих городах. Очевидно,
ящеры решили, что корабли каким-то образом связаны со взрывами атомных бомб,
поскольку принялись с упорством, достойным лучшего применения, уничтожать
все морские суда, которые попадались им на глаза Мойше не мог сосчитать,
сколько раз он поднимал голову к небу, пока они плыли из Англии в Испанию.
Правда, он довольно быстро сообразил, что это совершенно бесполезное
занятие. Ну, заметит он самолеты ящеров, и что изменится? Однако он
продолжал задирать голову вверх.
Сначала путешествие на "Морской нимфе" показалось ему безопасным. Под
водой им не только не угрожали ящеры, но отсутствовало и волнение,
доставлявшее ему и Ривке с Рейвеном немало неприятностей. На больших
глубинах было совершенно спокойно.
Отсутствие волнения облегчало жизнь всем, поскольку в узких проходах
было полно труб и торчащих в разные стороны металлических предметов, не
говоря уже о краях огромных люков, при помощи которых одно помещение
герметически отделялось от другого. Приходилось постоянно беречь голову,
плечи и ноги. Мойше считал, что все это следовало спрятать под обшивкой --
явная недоработка конструктора, который, наверное, имел не самую высокую
квалификацию. Интересно, почему?
На своем не слишком уверенном английском он спросил об этом у капитана
Стэнсфидда.
Офицер удивленно заморгал и пожал плечами.
-- Будь я проклят, если знаю ответ на ваш вопрос. Наверное, все дело в
том, что подлодки строились в такой ужасной спешке, что инженеры думали
только об одном: как бы побыстрее отправить корабль в плавание. Пройдет пара
поколений, и в подводных лодках станет гораздо приятнее жить. Впрочем,
говорят, что по сравнению с лодками времен прошлой войны наши корабли --
настоящий рай для моряков.
Русецки не мог себе представить, что райские кущи могут произрастать в
узкой вонючей и шумной трубе, освещенной тусклыми оранжевыми лампами. Уж
скорее это христианский ад. Если нынешнее положение вещей является
существенным улучшением, остается только пожалеть матросов, которые служили
на таких лодках со времен рождения подводного флота.
Мойше с семьей разместили в каюте одного из старших офицеров. Даже по
чудовищным стандартам варшавского гетто здесь было тесновато для одного
человека, а уж втроем... Впрочем, по сравнению с кубриками простых матросов,
чьи койки громоздились в три этажа, их каюта казалась недостижимой роскошью.
Подвешенное на проволоке одеяло создавало иллюзию уединения.
-- Когда мы плыли из Польши в Англию, -- сказала на идиш Ривка, -- я
боялась, что буду единственной женщиной на корабле, полном матросов. Теперь
это меня не пугает. Они совсем не похожи на нацистов и не пытаются
воспользоваться нашей беспомощностью.
Мойше задумался, а потом сказал:
-- Мы на одной стороне с англичанами, а для нацистов мы были хорошей
дичью, на которую разрешили охоту.
-- Что значит "хорошая дичь"? -- спросил Рейвен.
Он помнил гетто, где голодал и всего боялся, но с тех пор прошел почти
год. В жизни маленького мальчика это большой срок. Его шрамы успели
зарубцеваться. Как жаль, что страшные воспоминания у взрослых не стираются с
такой же легкостью.
После пребывания под водой в течение целого дня -- заметим, когда ты
находишься в темном тесном месте, время подчиняется своим собственным
законам -- "Морская нимфа" всплыла. Открылись люки, чтобы впустить внутрь
свежий воздух и яркий солнечный свет, который тут же проник в сумрачные
помещения подлодки. Никогда зимнее солнце Варшавы или Лондона не казалось
Мойше таким ослепительным.
-- Мы войдем в Гибралтар, чтобы поменять батареи и взять свежие
продукты, -- сказал капитан Стэнсфилд Мойше. -- Потом вновь совершим
погружение и под водой пойдем в Средиземное море на встречу с судном,
которое доставит вас в Палестину. -- Он нахмурился. -- Во всяком случае,
таков исходный план. К сожалению, в Средиземном море ощущается заметное
присутствие ящеров. Если их авиация столь же активно атакует корабли, как и
в океане...
-- Что мы будем делать тогда? -- спросил Мойше. Стэнсфилд состроил
гримасу.
-- Я точно не знаю. Вероятно, ваша миссия имеет большое значение: в
противном случае в ней не было бы задействовано такое количество людей и
ресурсов. Однако у меня нет ни топлива, ни припасов для длительного
путешествия, и сейчас никто не знает, удастся ли нам добыть все необходимое.
Возможно, ситуация прояснится после того, как я свяжусь с командованием в
Лондоне. Будем надеяться, что до худшего не дойдет.
-- Да, -- кивнул Мойше, -- всегда следует рассчитывать на лучшее.
Они с Ривкой и Рейвеном погуляли по палубе "Морской нимфы", пока шла
заправка топливом и продовольствием. Зимнее солнце жарило здесь изо всех
сил, и бледная кожа очень быстро начала розоветь.
Немцы и итальянцы бомбили Гибралтар еще в те времена, когда в войне
участвовали только люди. Затем пришел черед ящеров, которые все делали
намного эффективнее. Тем не менее порт остался в руках англичан. Здесь не
было мощных военных кораблей, но Мойше заметил еще две подводные лодки. Одна
заметно отличалась от "Морской нимфы". Возможно, ее строили не англичане.
Неужели ось Берлин -- Рим использовала порт, который пыталась уничтожить?
Когда команда лодки задраила люки у них над головой, Мойше ощутил укол
в сердце -- ему вдруг показалось, что невидимая сила тащит его в темную
пещеру. После яркого средиземноморского солнца тусклые лампы подействовали
на Русецкого особенно угнетающе. Однако через два часа он снова привык к их
оранжевому свету.
Время медленно ползло вперед. Матросы либо спали, либо несли боевое
дежурство. Мойше также старался побольше спать, поскольку не мог придумать
себе никакого полезного занятия. Еще никогда в жизни он не испытывал такой
скуки. Даже в бункере, под полом варшавской квартиры, он мог заниматься
любовью с Ривкой. Здесь это было невозможно.
Много времени отнимала возня с Рейвеном. Его сын также скучал и никак
не мог понять, почему нельзя выйти в коридор и посмотреть, что делают
матросы.
-- Так нечестно! -- снова и снова повторял он.
Вероятно, он был прав, но выпустить мальчика из каюты Мойше не мог.
"Морская нимфа" плыла на восток, отрезанная от остального мира. "Похоже
ли путешествие между мирами на космических кораблях ящеров на то, что
происходит сейчас с нами?" -- гадал Мойше. Он понимал, что ящерам приходится
проводить в своих кораблях гораздо больше времени.
Когда субмарина вновь поднялась на поверхность, вокруг царила ночь.
Ящеров опасаться не приходилось, но пересадка в темноте оказалась непростым
делом.
-- С таким же успехом можно искать черную кошку в подвале с углем в
полночь, -- проворчал капитан Стэнсфилд. -- Я уже не говорю о том, что кошки
там, вполне возможно, и нет.
-- Насколько точно вы можете определить местонахождение корабля под
водой? -- спросил Русецки.
-- Лодки, -- рассеянно поправил его Стэнсфилд. -- Конечно, задача
довольно трудная. Если мы в нескольких милях от цели, то с тем же успехом
можем быть и в Колорадо. -- Он улыбнулся, словно вспомнил старую шутку.
Однако Мойше не понял ее смысла. Стэнсфилд продолжал: -- Ночь сегодня
выдалась ясная. Мы можем узнать наше положение по звездам и переместиться в
нужном направлении. Но очень скоро рассветет -- мы находимся заметно южнее,
и ночь кончается раньше, чем в британских водах, -- мне совсем не хочется,
чтобы нас засекли.
-- Да, я понимаю, -- кивнул Мойше. -- Вы можете доплыть обратно до
Гибралтара под водой?
-- Мы воспользуемся дизельным двигателем, чтобы подзарядить
аккумуляторы, -- ответил капитан субмарины.
Далеко не сразу Русецки понял, что Стэнсфилд не дал полного ответа.
"Морская нимфа" подвергалась серьезной опасности, доставляя Мойше и его
семью на место встречи.
Стэнсфилд достал секстант, и тут из боевой рубки вышел матрос и сказал:
-- Сэр, мы засекли корабль в полумиле по правому борту. Похоже, они нас
не заметили. Это то судно, которое мы ищем?
-- Вряд ли здесь будет болтаться другой корабль, -- ответил Стэнсфилд.
-- А если и так, они все равно никому про нас не расскажут. Мы об этом
позаботимся.
Мойше не сразу понял, что имеет в виду Стэнсфилд. Капитан был военным
человеком -- и совершенно спокойно говорил о необходимости убивать людей.
"Морская нимфа" почти бесшумно заскользила навстречу другому кораблю.
Мойше хотелось выйти на палубу, но он понимал, что будет только путаться у
матросов под ногами, в точности как Рейвен. Мойше не любил, когда за него
решали его судьбу -- это случалось слишком часто.
Послышался стук шагов по ступенькам железной лестницы, ведущей в боевую
рубку.
-- Сэр, мадам, капитан просит вас собрать вещи и пройти со мной, --
сказал матрос.
Речь матроса была не слишком чистой, но это не смутило Мойше, который и
сам говорил с ошибками. Они с Ривкой подхватили свой скромный багаж и,
пропустив Рейве-на вперед, начали подниматься вверх по лестнице.
Мойше вглядывался в темноту. Грузовой пароход покачивался на волнах
совсем рядом с "Морской нимфой". Даже в темноте Мойше разглядел, какой он
старый и грязный. Подошел капитан Стэнсфилд и показал на стоящее рядом
судно.
-- Это "Накос", -- сказал он. -- Он отвезет вас на Святую Землю. Удачи
вам. -- Он протянул руку, и Мойше пожал ее.
Зазвенели цепи, и с "Наксоса" спустили шлюпку. Мойше помог жене и сыну
забраться в нее, затем перебросил вещи и сел сам. Один из матросов на веслах
что-то сказал на не знакомом Мойше языке. К его удивлению, Рейвен ответил.
Матрос удивленно посмотрел на мальчика и расхохотался.
-- Это какой язык? Когда ты успел его выучить? -- спросил на идиш у
сына Мойше.
-- Что значит, какой язык? -- ответил Рейвен тоже на идиш. -- Матрос
сказал те же слова, которые говорили близнецы Стефанопулос, и я ему ответил.
Мне нравилось с ними играть, хотя они и не евреи.
-- Он выучил греческий, -- с укором сказал Мойше Ривке, но уже в
следующую минуту рассмеялся. -- Интересно, успели ли близнецы Стефанопулос
продемонстрировать матери знание идиш?
-- Да, они пользуются моими словами, папа, -- сказал Рейвен. -- В этом
нет ничего плохого, правда? -- Мальчик встревожился, не выдал ли он своим
друзьям какую-то тайну; в гетто быстро узнаешь, что болтать опасно.
-- Все в порядке, -- успокоил сына Мойше. -- Более того, я горжусь
тобой. Ты быстро выучил слова чужого языка. -- Он почесал в затылке. --
Надеюсь, что не только ты сможешь объясняться с матросами.
Когда они поднялись на палубу "Наксоса", капитан испробовал несколько
языков, прежде чем выяснилось, что оба говорят по-немецки.
-- Меня зовут Панайотис Маврокордато, -- сказал капитан, театрально
ударяя себя в грудь. -- Они наши общие враги, но мы вынуждены пользоваться
их языком, чтобы говорить друг с другом. -- Он сплюнул на палубу, чтобы
показать, что он думает о немцах.
-- Теперь общими врагами стали ящеры, -- сказал Мойше.
Грек поскреб подбородок, кивнул и вновь сплюнул.
"Морская нимфа" исчезла под волнами Средиземного моря, и Мойше вдруг
почувствовал себя одиноким и беспомощным. Он доверял британским матросам.
Кто знает, какие планы у команды маленького греческого парохода? Если они
решат выбросить его за борт, кто им помешает? При желании капитан может
передать их первым же попавшимся ящерам.
-- Куда мы поплывем? -- осторожно спросил Мойше. Маврокордато, загибая
пальцы, принялся перечислять города:
-- Рим, Афины, Тарсус, Хайфа. В Хайфе вы сойдете на берег.
-- Но... -- Неужели Маврокордато пытается его обмануть? -- Рим
находится в руках ящеров. Ими захвачена большая часть Италии.
-- Вот почему мы отправляемся туда. -- Маврокордато сделал вид, что
слизывает что-то с ладони. -- Ящеры будут очень gamemeno рады нас видеть.
Мойше не знал, что значит слово gamemeno. Рейвен ахнул и захихикал, что
приоткрыло завесу тайны над смыслом слова. Впрочем, Мойше уже догадался, о
чем говорит грек. Значит, он перевозит имбирь. Инопланетяне будут рады его
видеть -- а капитан не сдаст семейство евреев официальным властям ящеров.
-- Они отдают нам немало интересных штучек в обмен на... -- продолжал
Маврокордато, вновь сделав знакомый жест. -- Мы привозим то, что им нужно. У
нас отличные доходы. А когда англичане заплатили нам за вашу доставку... --
Он поднес пальцы к губам и поцеловал их.
Русецки впервые видел этот жест, но понял его и без переводчика.
Капитан "Наксоса" отвел их в каюту. В ней стояла узкая койка для него и
Ривки, на полу лежал соломенный тюфяк для Рейвена. Каюта была тесной и
грязноватой, но после пребывания на борту "Морской нимфы" новое пристанище
показалось им загородной виллой.
-- Зажигайте свет только после того, как плотно закроете дверь и
опустите занавеску на иллюминатор, -- предупредил Маврокордато. -- Если вы
этого не сделаете, мы будем очень вами недовольны, сколько бы англичане за
вас ни заплатили. Вы меня поняли?
И, не дожидаясь ответа, он присел на корточки и, обращаясь к Рейвену,
медленно произнес короткую фразу на греческом.
-- _Нет, нет_, -- ответил Рейвен -- или так только показалось Мойше?
Его сын явно рассердился, что с ним говорят, как с ребенком, и добавил: --
Malakas.
Глаза Маврокордато округлились, и он принялся неудержимо хохотать.
Выпрямившись во весь рост, он сказал:
-- У вас замечательный мальчик. Из него получится настоящий мужчина,
если его кто-нибудь не задушит раньше.
Через пару часов, когда взойдет солнце, у нас будет завтрак -- булочки
и паршивый чай. Присоединяйтесь к нам. -- Коротко поклонившись, он вышел из
каюты.
Ривка закрыла дверь, опустила затемнение на иллюминатор и включила
свет. Загорелась тусклая лампочка на потолке, защищенная металлической
сеткой, очень похожая на те, что были на борту "Морской нимфы". Однако Мойше
пришлось прикрыть веки -- после темноты глаза начали слезиться.
Он оглядел каюту. Много времени не потребовалось: если не считать
отслаивающейся краски и следов ржавчины, смотреть было не на что.
-- Половина пути, -- сказал он.
-- Половина пути, -- повторила Ривка.
-- Мама, папа, мне нужно в туалет, -- сказал Рейвен. Мойше взял его за
руку.
-- Пойдем, -- сказал он. -- Поищем, где здесь гальюн.
* * *
Еще никогда в жизни Уссмаку не приходилось надевать на себя столько
одежды. Дома он вообще ничего не носил, если не считать раскраски и пояса с
сумками. Но если бы он в таком виде вышел на улицу, то замерз бы до смерти,
не успев добежать до танка. Он повернул один из глазных бугорков и осмотрел
тяжелые перчатки у себя на руках.
-- Интересно, как можно работать в этих неуклюжих штуках? -- не в
первый раз пожаловался он. -- С тем же успехом я мог бы управлять танком при
помощи обрубка хвоста.
-- Мы обязаны управлять танком в любых условиях, -- ответил Неджас.
Командир танка, как и Уссмак, закутался в теплую одежду до самого носа. --
Машина должна находиться в идеальном состоянии, повсюду чистота, двигатель
тщательно смазан. Если у нас будут даже минимальные неполадки, Большие Уроды
моментально прикончат нас -- мы и заметить ничего не успеем -- Он немного
помолчал и добавил: -- Мне бы не помешала щепотка имбиря.
-- Я бы и сам не отказался, недосягаемый господин, -- ответил Уссмак.
Он знал, что спас Неджасу жизнь, дав ему имбирь, когда командир получил
ранение во время вторжения в Британию.
Однако имбирь обострил мировосприятие Неджаса. Он и раньше стремился к
совершенству во всем; теперь же малейшие недочеты приводили командира в
ярость. Имбирь также усилил свойство Неджаса из-за всего тревожиться,
особенно когда он надолго лишался наркотика.
Многие самцы давно лишились душевного равновесия в этой забытой
Императором части Советского Союза. Им целыми днями приходилось сидеть в
казармах -- однообразие жизни нарушало лишь патрулирование. И еще они могли
наблюдать по видео за тем, как идет покорение Тосев-3. И хотя дикторы
старались подчеркнуть даже минимальные успехи, любому здравомыслящему самцу
становилось ясно: положение не улучшается.
-- Недосягаемый господин, а будет ли от планеты хоть какой-то толк
после того, как мы ее покорим? -- спросил Уссмак. -- Если дело пойдет так и
дальше, очень скоро от нее ничего не останется.
-- Не нам подвергать сомнению стратегию командования. Мы должны
выполнять приказы, -- ответил Неджас; как и всякий достойный самец Расы, он
умел не только отдавать приказы, но и подчиняться им.
Может быть, причина заключалась в имбире или в количестве убитых
товарищей по оружию, а может быть, в дикторах, не имеющих ни малейшего
представления о том, что такое настоящая война, -- но Уссмак больше не
чувствовал себя достойным самцом.
-- У меня и в мыслях нет выказывать неуважение недосягаемому
командующему флотом и тем, кто дает ему советы, недосягаемый господин, но
слишком многие из их замыслов не удалось осуществить. Взгляните на то, что
произошло в Британии. А как насчет отравляющих газов и атомных бомб, которые
Большие Уроды применяют против нас?
Скуб также успел нацепить на себя множество одежек, без которых самцу в
Сибири не выжить. Стрелок недовольно сказал:
-- Наши командиры лучше знают, как завершить покорение Тосев-3, разве
не так, недосягаемый господин? -- И он повернулся к Неджасу.
Скуб не получил ранений во время кампании в Британии; он также
удержался от соблазна засунуть язык в растолченный имбирь, хотя и научился
отводить в сторону глазные бугорки, когда этим занимались его товарищи по
экипажу. Но каким-то непостижимым образом Скуб умудрился сохранить
поразительную невинность и не замечал коварства тосевитов, подобно самцам
Расы, только что прилетевшим на Тосев-3. В некотором смысле Уссмак ему
завидовал. Сам он сильно изменился, а для Расы любые изменения есть повод
для сомнений и неуверенности.
Да и Неджас изменился -- не так сильно, как Уссмак, но заметно. Со
вздохом командир танка ответил:
-- Стрелок, иногда я задаю себе вопрос: а что на уме у командующего
флотом? Я повинуюсь -- но вопрос остается.
Скуб посмотрел на своего командира так, словно тот сдал их базу
русским. Стрелку осталось только искать утешения в работе.
-- Тогда, недосягаемый господин, давайте убедимся в том, что наш танк в
полном порядке. Если техника перестанет нам подчиняться, мы не сможем
выполнять приказы командиров.
-- Верно, -- согласился Неджас. -- Я не хочу спорить или огорчать тебя,
Скуб, но и лгать у меня нет ни малейшего желания. В противном случае ты мог
бы подумать, что я говорю с тобой с экрана видео. -- На Неджаса уже не
производил благоприятного впечатления поток хороших новостей, льющийся с
экрана.
Поддержание танка в рабочем состоянии стало настоящим кошмаром. Даже
если бы Уссмак не страдал от холода, задача оставалась чрезвычайно трудной.
Замерзшая вода заполняла все пространство между колесами, гусеницами и
ходовой частью, превращая их в единое целое. От невероятного холода металл
становился хрупким. Смазка при таких морозах переставала выполнять свои
-- Большие Уроды даже на своем языке не умеют говорить внятно, --
высокомерно сказал Тессрек.
Однако он не стал продолжать спор с Томалссом -- очевидно, признал его
правоту.
-- Поскольку идет постоянная видео- и аудиозапись того, что происходит
в этом помещении, я хочу поблагодарить тебя за вклад, который ты внес в мою
работу.
Тессрек прошипел какую-то гадость и стремительно удалился. Томалсс
приоткрыл рот -- он смеялся, сегодня его победа не вызывала сомнений.
Тосевитский птенец издал звук, который заменял ему смех. Иногда звуки, не
похожие на речь Расы, ужасно раздражали Томалсса. Теперь же он засмеялся еще
сильнее. Птенец понял его чувства и разделял их. Чтобы зафиксировать
достигнутый результат, Томалсс добавил:
-- Растущий уровень взаимных контактов требует новых серьезных
исследований. -- Неожиданно для себя он с теплотой посмотрел на маленького
тосевита. -- Пусть только попробуют тебя забрать. Ты представляешь слишком
большую ценность, чтобы мы могли вернуть тебя Большим Уродам.
Йенс Ларссен выглянул в окошко фермерского домика, в котором скрывался
несколько дней. Большую часть времени, проведенного здесь, он наблюдал за
отрядом, прочесывающим местность. Рано или поздно они уйдут.
-- Им меня не поймать, -- пробормотал он. -- Я слишком умен для них. И
не позволю себя обнаружить.
Он не сомневался, что сумеет оторваться от погони, преследовавшей его
от самого Денвера, и выйти на территорию, которую контролируют ящеры. Однако
проблема оказалась более сложной. Выяснилось, что его ждут на востоке. И
Ларссен не забыл о телеграфе и телефоне (даже если они не работают, зачем
рисковать), а также о радиосвязи и почтовых голубях.
Поэтому он ждал, когда его перестанут искать. Пройдет еще несколько
дней, или даже недель, и они решат, что он замерз в горах во время метели
или сумел проскользнуть мимо постов. Наконец нельзя исключать, что военные
действия обострятся, и людям станет не до него. Тогда он вновь пустится в
дорогу. Ему казалось, что это время уже почти пришло. Он рассмеялся.
-- Им меня не поймать, -- повторил Ларссен. -- Черт побери, они были в
доме, но им не пришло в голову, что я здесь прячусь.
Ларссен повел себя умно. Конечно, всем известно, что физики обладают
высоким интеллектом. Он выбрал домик с подвалом. Всякий раз, когда к дому
кто-то направлялся, он прятался внизу. Ему удалось даже накрыть ковриком
люк, ведущий в подвал. Не раз тяжелые сапоги солдат стучали по полу у него
над головой, но ни один из них не догадался, что он сидит в темноте, положив
палец на спусковой крючок "Спрингфилда".
Йенс снова рассмеялся. У солдат не хватило ума заглянуть себе под ноги.
Ничего другого Ларссен от них и не ждал -- и не ошибся.
-- Я почти всегда прав, -- заметил он. -- Если бы эти глупцы меня
послушали... -- Он покачал головой.
Они не слушали. А вот ящеры не пренебрегут его мнением.
Люди, построившие дом, не были физиками, но казались довольно умными.
Однако они куда-то исчезли -- значит, им не удалось спастись от ящеров. Или
просто не повезло. Так или иначе, они исчезли.
Однако подвал остался, причем забитый продуктами, которых хватит, чтобы
прокормить целый взвод в течение месяца. Во всяком случае, так показалось
Йенсу. Говядина, свинина, курятина, овощи... Сада с фруктовыми деревьями не
было, и Ларссену не хватало сладкого, пока он не отыскал здоровенную банку с
пудингом из тапиоки. Очевидно, хозяйка дома сделала слишком большую порцию
лакомства, а остатки отправила в погреб. Он ел пудинг до тех пор, пока его
не затошнило.
Ларссен отыскал здесь даже сигареты, но не стал курить, чтобы его не
выдал запах. Вот когда он вновь окажется на дороге -- тогда другое дело. Он
с нетерпением ждал этого момента, хотя и помнил, что когда начинал курить
после большого перерыва, на него нападал кашель -- как на Тома Сойера,
которому Гек Финн предложил первую трубку.
Йенс подошел к окну, выходящему на поля и сороковое шоссе. Снова пошел
снег, не сильный, как во времена его детства в Миннесоте, но такой густой,
что видимость существенно ухудшилась. В некотором смысле снегопад был
вреден, поскольку он мог не заметить, если кто-нибудь подойдет к дому.
Впрочем, сейчас Ларссен не ощущал опасности.
Шоссе оставалось пустым с тех пор, как поисковый отряд три дня назад
осмотрел дом. Кстати, снегопад мог сыграть и на руку Ларссену -- при такой
слабой видимости его будет трудно заметить, а тем более узнать.
-- Ну, похоже, пришло время двигаться дальше, -- сказал Йенс.
Он находился неподалеку от Лимона. А там до границы рукой подать. Ему
снова придется соблюдать осторожность: на границе много американских солдат.
Но если он правильно понимает, их гораздо больше будут занимать ящеры, чем
Йенс Ларссен.
Он был уверен, что рассчитал все правильно. Ну, не мог он больше
ошибаться. Да, один промах он совершил: сбежать следовало гораздо раньше.
Ларссен спустился в подземное убежище и вытащил свой велосипед. Выехав на
шоссе, он сразу закурит сигарету. Наверное, его затошнит, но он вновь
почувствует замечательный вкус табака.
* * *
Русецкому уже приходилось бывать похороненным заживо, сначала в
подземном бункере в Варшаве, а потом в подводной лодке, которая перевезла их
из Польши в Англию. Из чего вовсе не следовало, что Мойше это нравилось.
Впрочем, выбирать не приходилось.
Светловолосый морской офицер по фамилии Стэнсфилд командовал военным
кораблем "Морская нимфа".
-- Добро пожаловать на борт, -- сказал он, когда Мойше, Ривка и Рейвен
перешли на его корабль с грузового судна, на которое сели в Англии. Это было
где-то на побережье Португалии или Испании. -- Могу спорить, что вы мечтаете
погрузиться под воду.
Как и многие другие военные, с которыми Мойше приходилось встречаться,
-- поляки, нацисты, англичане и даже ящеры, -- он до неприличия небрежно
говорил о своей профессии. Может быть, без этого военным не удавалось
привыкнуть к постоянной опасности.
-- Да, -- коротко ответил Мойше, решив, что не стоит вдаваться в
подробности.
Когда англичане решили отправить его вместе с семьей в Палестину, все
казалось очень просто: ящеры довольно редко атаковали корабли. Но затем
американцы взорвали одну за другой две атомные бомбы, сначала в Чикаго,
затем в Майами. Когда Мойше думал о Чикаго, он сразу вспоминал о гангстерах.
О Майами он и вовсе ничего не знал.
Теперь уже не имело значения, что он думал об этих городах. Очевидно,
ящеры решили, что корабли каким-то образом связаны со взрывами атомных бомб,
поскольку принялись с упорством, достойным лучшего применения, уничтожать
все морские суда, которые попадались им на глаза Мойше не мог сосчитать,
сколько раз он поднимал голову к небу, пока они плыли из Англии в Испанию.
Правда, он довольно быстро сообразил, что это совершенно бесполезное
занятие. Ну, заметит он самолеты ящеров, и что изменится? Однако он
продолжал задирать голову вверх.
Сначала путешествие на "Морской нимфе" показалось ему безопасным. Под
водой им не только не угрожали ящеры, но отсутствовало и волнение,
доставлявшее ему и Ривке с Рейвеном немало неприятностей. На больших
глубинах было совершенно спокойно.
Отсутствие волнения облегчало жизнь всем, поскольку в узких проходах
было полно труб и торчащих в разные стороны металлических предметов, не
говоря уже о краях огромных люков, при помощи которых одно помещение
герметически отделялось от другого. Приходилось постоянно беречь голову,
плечи и ноги. Мойше считал, что все это следовало спрятать под обшивкой --
явная недоработка конструктора, который, наверное, имел не самую высокую
квалификацию. Интересно, почему?
На своем не слишком уверенном английском он спросил об этом у капитана
Стэнсфидда.
Офицер удивленно заморгал и пожал плечами.
-- Будь я проклят, если знаю ответ на ваш вопрос. Наверное, все дело в
том, что подлодки строились в такой ужасной спешке, что инженеры думали
только об одном: как бы побыстрее отправить корабль в плавание. Пройдет пара
поколений, и в подводных лодках станет гораздо приятнее жить. Впрочем,
говорят, что по сравнению с лодками времен прошлой войны наши корабли --
настоящий рай для моряков.
Русецки не мог себе представить, что райские кущи могут произрастать в
узкой вонючей и шумной трубе, освещенной тусклыми оранжевыми лампами. Уж
скорее это христианский ад. Если нынешнее положение вещей является
существенным улучшением, остается только пожалеть матросов, которые служили
на таких лодках со времен рождения подводного флота.
Мойше с семьей разместили в каюте одного из старших офицеров. Даже по
чудовищным стандартам варшавского гетто здесь было тесновато для одного
человека, а уж втроем... Впрочем, по сравнению с кубриками простых матросов,
чьи койки громоздились в три этажа, их каюта казалась недостижимой роскошью.
Подвешенное на проволоке одеяло создавало иллюзию уединения.
-- Когда мы плыли из Польши в Англию, -- сказала на идиш Ривка, -- я
боялась, что буду единственной женщиной на корабле, полном матросов. Теперь
это меня не пугает. Они совсем не похожи на нацистов и не пытаются
воспользоваться нашей беспомощностью.
Мойше задумался, а потом сказал:
-- Мы на одной стороне с англичанами, а для нацистов мы были хорошей
дичью, на которую разрешили охоту.
-- Что значит "хорошая дичь"? -- спросил Рейвен.
Он помнил гетто, где голодал и всего боялся, но с тех пор прошел почти
год. В жизни маленького мальчика это большой срок. Его шрамы успели
зарубцеваться. Как жаль, что страшные воспоминания у взрослых не стираются с
такой же легкостью.
После пребывания под водой в течение целого дня -- заметим, когда ты
находишься в темном тесном месте, время подчиняется своим собственным
законам -- "Морская нимфа" всплыла. Открылись люки, чтобы впустить внутрь
свежий воздух и яркий солнечный свет, который тут же проник в сумрачные
помещения подлодки. Никогда зимнее солнце Варшавы или Лондона не казалось
Мойше таким ослепительным.
-- Мы войдем в Гибралтар, чтобы поменять батареи и взять свежие
продукты, -- сказал капитан Стэнсфилд Мойше. -- Потом вновь совершим
погружение и под водой пойдем в Средиземное море на встречу с судном,
которое доставит вас в Палестину. -- Он нахмурился. -- Во всяком случае,
таков исходный план. К сожалению, в Средиземном море ощущается заметное
присутствие ящеров. Если их авиация столь же активно атакует корабли, как и
в океане...
-- Что мы будем делать тогда? -- спросил Мойше. Стэнсфилд состроил
гримасу.
-- Я точно не знаю. Вероятно, ваша миссия имеет большое значение: в
противном случае в ней не было бы задействовано такое количество людей и
ресурсов. Однако у меня нет ни топлива, ни припасов для длительного
путешествия, и сейчас никто не знает, удастся ли нам добыть все необходимое.
Возможно, ситуация прояснится после того, как я свяжусь с командованием в
Лондоне. Будем надеяться, что до худшего не дойдет.
-- Да, -- кивнул Мойше, -- всегда следует рассчитывать на лучшее.
Они с Ривкой и Рейвеном погуляли по палубе "Морской нимфы", пока шла
заправка топливом и продовольствием. Зимнее солнце жарило здесь изо всех
сил, и бледная кожа очень быстро начала розоветь.
Немцы и итальянцы бомбили Гибралтар еще в те времена, когда в войне
участвовали только люди. Затем пришел черед ящеров, которые все делали
намного эффективнее. Тем не менее порт остался в руках англичан. Здесь не
было мощных военных кораблей, но Мойше заметил еще две подводные лодки. Одна
заметно отличалась от "Морской нимфы". Возможно, ее строили не англичане.
Неужели ось Берлин -- Рим использовала порт, который пыталась уничтожить?
Когда команда лодки задраила люки у них над головой, Мойше ощутил укол
в сердце -- ему вдруг показалось, что невидимая сила тащит его в темную
пещеру. После яркого средиземноморского солнца тусклые лампы подействовали
на Русецкого особенно угнетающе. Однако через два часа он снова привык к их
оранжевому свету.
Время медленно ползло вперед. Матросы либо спали, либо несли боевое
дежурство. Мойше также старался побольше спать, поскольку не мог придумать
себе никакого полезного занятия. Еще никогда в жизни он не испытывал такой
скуки. Даже в бункере, под полом варшавской квартиры, он мог заниматься
любовью с Ривкой. Здесь это было невозможно.
Много времени отнимала возня с Рейвеном. Его сын также скучал и никак
не мог понять, почему нельзя выйти в коридор и посмотреть, что делают
матросы.
-- Так нечестно! -- снова и снова повторял он.
Вероятно, он был прав, но выпустить мальчика из каюты Мойше не мог.
"Морская нимфа" плыла на восток, отрезанная от остального мира. "Похоже
ли путешествие между мирами на космических кораблях ящеров на то, что
происходит сейчас с нами?" -- гадал Мойше. Он понимал, что ящерам приходится
проводить в своих кораблях гораздо больше времени.
Когда субмарина вновь поднялась на поверхность, вокруг царила ночь.
Ящеров опасаться не приходилось, но пересадка в темноте оказалась непростым
делом.
-- С таким же успехом можно искать черную кошку в подвале с углем в
полночь, -- проворчал капитан Стэнсфилд. -- Я уже не говорю о том, что кошки
там, вполне возможно, и нет.
-- Насколько точно вы можете определить местонахождение корабля под
водой? -- спросил Русецки.
-- Лодки, -- рассеянно поправил его Стэнсфилд. -- Конечно, задача
довольно трудная. Если мы в нескольких милях от цели, то с тем же успехом
можем быть и в Колорадо. -- Он улыбнулся, словно вспомнил старую шутку.
Однако Мойше не понял ее смысла. Стэнсфилд продолжал: -- Ночь сегодня
выдалась ясная. Мы можем узнать наше положение по звездам и переместиться в
нужном направлении. Но очень скоро рассветет -- мы находимся заметно южнее,
и ночь кончается раньше, чем в британских водах, -- мне совсем не хочется,
чтобы нас засекли.
-- Да, я понимаю, -- кивнул Мойше. -- Вы можете доплыть обратно до
Гибралтара под водой?
-- Мы воспользуемся дизельным двигателем, чтобы подзарядить
аккумуляторы, -- ответил капитан субмарины.
Далеко не сразу Русецки понял, что Стэнсфилд не дал полного ответа.
"Морская нимфа" подвергалась серьезной опасности, доставляя Мойше и его
семью на место встречи.
Стэнсфилд достал секстант, и тут из боевой рубки вышел матрос и сказал:
-- Сэр, мы засекли корабль в полумиле по правому борту. Похоже, они нас
не заметили. Это то судно, которое мы ищем?
-- Вряд ли здесь будет болтаться другой корабль, -- ответил Стэнсфилд.
-- А если и так, они все равно никому про нас не расскажут. Мы об этом
позаботимся.
Мойше не сразу понял, что имеет в виду Стэнсфилд. Капитан был военным
человеком -- и совершенно спокойно говорил о необходимости убивать людей.
"Морская нимфа" почти бесшумно заскользила навстречу другому кораблю.
Мойше хотелось выйти на палубу, но он понимал, что будет только путаться у
матросов под ногами, в точности как Рейвен. Мойше не любил, когда за него
решали его судьбу -- это случалось слишком часто.
Послышался стук шагов по ступенькам железной лестницы, ведущей в боевую
рубку.
-- Сэр, мадам, капитан просит вас собрать вещи и пройти со мной, --
сказал матрос.
Речь матроса была не слишком чистой, но это не смутило Мойше, который и
сам говорил с ошибками. Они с Ривкой подхватили свой скромный багаж и,
пропустив Рейве-на вперед, начали подниматься вверх по лестнице.
Мойше вглядывался в темноту. Грузовой пароход покачивался на волнах
совсем рядом с "Морской нимфой". Даже в темноте Мойше разглядел, какой он
старый и грязный. Подошел капитан Стэнсфилд и показал на стоящее рядом
судно.
-- Это "Накос", -- сказал он. -- Он отвезет вас на Святую Землю. Удачи
вам. -- Он протянул руку, и Мойше пожал ее.
Зазвенели цепи, и с "Наксоса" спустили шлюпку. Мойше помог жене и сыну
забраться в нее, затем перебросил вещи и сел сам. Один из матросов на веслах
что-то сказал на не знакомом Мойше языке. К его удивлению, Рейвен ответил.
Матрос удивленно посмотрел на мальчика и расхохотался.
-- Это какой язык? Когда ты успел его выучить? -- спросил на идиш у
сына Мойше.
-- Что значит, какой язык? -- ответил Рейвен тоже на идиш. -- Матрос
сказал те же слова, которые говорили близнецы Стефанопулос, и я ему ответил.
Мне нравилось с ними играть, хотя они и не евреи.
-- Он выучил греческий, -- с укором сказал Мойше Ривке, но уже в
следующую минуту рассмеялся. -- Интересно, успели ли близнецы Стефанопулос
продемонстрировать матери знание идиш?
-- Да, они пользуются моими словами, папа, -- сказал Рейвен. -- В этом
нет ничего плохого, правда? -- Мальчик встревожился, не выдал ли он своим
друзьям какую-то тайну; в гетто быстро узнаешь, что болтать опасно.
-- Все в порядке, -- успокоил сына Мойше. -- Более того, я горжусь
тобой. Ты быстро выучил слова чужого языка. -- Он почесал в затылке. --
Надеюсь, что не только ты сможешь объясняться с матросами.
Когда они поднялись на палубу "Наксоса", капитан испробовал несколько
языков, прежде чем выяснилось, что оба говорят по-немецки.
-- Меня зовут Панайотис Маврокордато, -- сказал капитан, театрально
ударяя себя в грудь. -- Они наши общие враги, но мы вынуждены пользоваться
их языком, чтобы говорить друг с другом. -- Он сплюнул на палубу, чтобы
показать, что он думает о немцах.
-- Теперь общими врагами стали ящеры, -- сказал Мойше.
Грек поскреб подбородок, кивнул и вновь сплюнул.
"Морская нимфа" исчезла под волнами Средиземного моря, и Мойше вдруг
почувствовал себя одиноким и беспомощным. Он доверял британским матросам.
Кто знает, какие планы у команды маленького греческого парохода? Если они
решат выбросить его за борт, кто им помешает? При желании капитан может
передать их первым же попавшимся ящерам.
-- Куда мы поплывем? -- осторожно спросил Мойше. Маврокордато, загибая
пальцы, принялся перечислять города:
-- Рим, Афины, Тарсус, Хайфа. В Хайфе вы сойдете на берег.
-- Но... -- Неужели Маврокордато пытается его обмануть? -- Рим
находится в руках ящеров. Ими захвачена большая часть Италии.
-- Вот почему мы отправляемся туда. -- Маврокордато сделал вид, что
слизывает что-то с ладони. -- Ящеры будут очень gamemeno рады нас видеть.
Мойше не знал, что значит слово gamemeno. Рейвен ахнул и захихикал, что
приоткрыло завесу тайны над смыслом слова. Впрочем, Мойше уже догадался, о
чем говорит грек. Значит, он перевозит имбирь. Инопланетяне будут рады его
видеть -- а капитан не сдаст семейство евреев официальным властям ящеров.
-- Они отдают нам немало интересных штучек в обмен на... -- продолжал
Маврокордато, вновь сделав знакомый жест. -- Мы привозим то, что им нужно. У
нас отличные доходы. А когда англичане заплатили нам за вашу доставку... --
Он поднес пальцы к губам и поцеловал их.
Русецки впервые видел этот жест, но понял его и без переводчика.
Капитан "Наксоса" отвел их в каюту. В ней стояла узкая койка для него и
Ривки, на полу лежал соломенный тюфяк для Рейвена. Каюта была тесной и
грязноватой, но после пребывания на борту "Морской нимфы" новое пристанище
показалось им загородной виллой.
-- Зажигайте свет только после того, как плотно закроете дверь и
опустите занавеску на иллюминатор, -- предупредил Маврокордато. -- Если вы
этого не сделаете, мы будем очень вами недовольны, сколько бы англичане за
вас ни заплатили. Вы меня поняли?
И, не дожидаясь ответа, он присел на корточки и, обращаясь к Рейвену,
медленно произнес короткую фразу на греческом.
-- _Нет, нет_, -- ответил Рейвен -- или так только показалось Мойше?
Его сын явно рассердился, что с ним говорят, как с ребенком, и добавил: --
Malakas.
Глаза Маврокордато округлились, и он принялся неудержимо хохотать.
Выпрямившись во весь рост, он сказал:
-- У вас замечательный мальчик. Из него получится настоящий мужчина,
если его кто-нибудь не задушит раньше.
Через пару часов, когда взойдет солнце, у нас будет завтрак -- булочки
и паршивый чай. Присоединяйтесь к нам. -- Коротко поклонившись, он вышел из
каюты.
Ривка закрыла дверь, опустила затемнение на иллюминатор и включила
свет. Загорелась тусклая лампочка на потолке, защищенная металлической
сеткой, очень похожая на те, что были на борту "Морской нимфы". Однако Мойше
пришлось прикрыть веки -- после темноты глаза начали слезиться.
Он оглядел каюту. Много времени не потребовалось: если не считать
отслаивающейся краски и следов ржавчины, смотреть было не на что.
-- Половина пути, -- сказал он.
-- Половина пути, -- повторила Ривка.
-- Мама, папа, мне нужно в туалет, -- сказал Рейвен. Мойше взял его за
руку.
-- Пойдем, -- сказал он. -- Поищем, где здесь гальюн.
* * *
Еще никогда в жизни Уссмаку не приходилось надевать на себя столько
одежды. Дома он вообще ничего не носил, если не считать раскраски и пояса с
сумками. Но если бы он в таком виде вышел на улицу, то замерз бы до смерти,
не успев добежать до танка. Он повернул один из глазных бугорков и осмотрел
тяжелые перчатки у себя на руках.
-- Интересно, как можно работать в этих неуклюжих штуках? -- не в
первый раз пожаловался он. -- С тем же успехом я мог бы управлять танком при
помощи обрубка хвоста.
-- Мы обязаны управлять танком в любых условиях, -- ответил Неджас.
Командир танка, как и Уссмак, закутался в теплую одежду до самого носа. --
Машина должна находиться в идеальном состоянии, повсюду чистота, двигатель
тщательно смазан. Если у нас будут даже минимальные неполадки, Большие Уроды
моментально прикончат нас -- мы и заметить ничего не успеем -- Он немного
помолчал и добавил: -- Мне бы не помешала щепотка имбиря.
-- Я бы и сам не отказался, недосягаемый господин, -- ответил Уссмак.
Он знал, что спас Неджасу жизнь, дав ему имбирь, когда командир получил
ранение во время вторжения в Британию.
Однако имбирь обострил мировосприятие Неджаса. Он и раньше стремился к
совершенству во всем; теперь же малейшие недочеты приводили командира в
ярость. Имбирь также усилил свойство Неджаса из-за всего тревожиться,
особенно когда он надолго лишался наркотика.
Многие самцы давно лишились душевного равновесия в этой забытой
Императором части Советского Союза. Им целыми днями приходилось сидеть в
казармах -- однообразие жизни нарушало лишь патрулирование. И еще они могли
наблюдать по видео за тем, как идет покорение Тосев-3. И хотя дикторы
старались подчеркнуть даже минимальные успехи, любому здравомыслящему самцу
становилось ясно: положение не улучшается.
-- Недосягаемый господин, а будет ли от планеты хоть какой-то толк
после того, как мы ее покорим? -- спросил Уссмак. -- Если дело пойдет так и
дальше, очень скоро от нее ничего не останется.
-- Не нам подвергать сомнению стратегию командования. Мы должны
выполнять приказы, -- ответил Неджас; как и всякий достойный самец Расы, он
умел не только отдавать приказы, но и подчиняться им.
Может быть, причина заключалась в имбире или в количестве убитых
товарищей по оружию, а может быть, в дикторах, не имеющих ни малейшего
представления о том, что такое настоящая война, -- но Уссмак больше не
чувствовал себя достойным самцом.
-- У меня и в мыслях нет выказывать неуважение недосягаемому
командующему флотом и тем, кто дает ему советы, недосягаемый господин, но
слишком многие из их замыслов не удалось осуществить. Взгляните на то, что
произошло в Британии. А как насчет отравляющих газов и атомных бомб, которые
Большие Уроды применяют против нас?
Скуб также успел нацепить на себя множество одежек, без которых самцу в
Сибири не выжить. Стрелок недовольно сказал:
-- Наши командиры лучше знают, как завершить покорение Тосев-3, разве
не так, недосягаемый господин? -- И он повернулся к Неджасу.
Скуб не получил ранений во время кампании в Британии; он также
удержался от соблазна засунуть язык в растолченный имбирь, хотя и научился
отводить в сторону глазные бугорки, когда этим занимались его товарищи по
экипажу. Но каким-то непостижимым образом Скуб умудрился сохранить
поразительную невинность и не замечал коварства тосевитов, подобно самцам
Расы, только что прилетевшим на Тосев-3. В некотором смысле Уссмак ему
завидовал. Сам он сильно изменился, а для Расы любые изменения есть повод
для сомнений и неуверенности.
Да и Неджас изменился -- не так сильно, как Уссмак, но заметно. Со
вздохом командир танка ответил:
-- Стрелок, иногда я задаю себе вопрос: а что на уме у командующего
флотом? Я повинуюсь -- но вопрос остается.
Скуб посмотрел на своего командира так, словно тот сдал их базу
русским. Стрелку осталось только искать утешения в работе.
-- Тогда, недосягаемый господин, давайте убедимся в том, что наш танк в
полном порядке. Если техника перестанет нам подчиняться, мы не сможем
выполнять приказы командиров.
-- Верно, -- согласился Неджас. -- Я не хочу спорить или огорчать тебя,
Скуб, но и лгать у меня нет ни малейшего желания. В противном случае ты мог
бы подумать, что я говорю с тобой с экрана видео. -- На Неджаса уже не
производил благоприятного впечатления поток хороших новостей, льющийся с
экрана.
Поддержание танка в рабочем состоянии стало настоящим кошмаром. Даже
если бы Уссмак не страдал от холода, задача оставалась чрезвычайно трудной.
Замерзшая вода заполняла все пространство между колесами, гусеницами и
ходовой частью, превращая их в единое целое. От невероятного холода металл
становился хрупким. Смазка при таких морозах переставала выполнять свои