Страница:
на такую, и у танка срывало гусеницу или он мог загореться. "Пантера"
миновала два изувеченных Pz-IV -- их экипажи с мрачным видом шагали на
запад.
Ягер пожевал нижнюю губу. Эле находится всего в пятнадцати километрах к
востоку от Бреслау. Ящеры уже начали обстреливать город с берега Одера. Если
они установят свою артиллерию в Элсе, то смогут вести по Бреслау прицельный
огонь и разбросают столько маленьких мин, что по городу станет невозможно
ходить, не говоря уже о перемещении танков.
И все же ему приказали оставить позицию, которую он мог успешно
защищать. Приказы не подлежат обсуждению, и Ягер даже не стал возражать. Его
не удивил бы приказ стойко держаться, даже если бы цена оказалась очень
высокой, а отступление выглядело естественным. Но теперь, когда они держали
стойкую оборону, он получил приказ отходить. Ну, как еще это можно назвать?
Безумие!
Его тревога только усилилась, когда танки заняли новые позиции. В
деревушке, расположенной неподалеку от окраины Бреслау, стержне нового
рубежа обороны, до войны проживало человек пятьдесят, не больше. Вокруг
расстилалась равнина, и Ягер не нашел никаких оправданий для ее
существования. Несколько участков, затянутых колючей проволокой, несколько
траншей для пехоты -- явно недостаточно для серьезной обороны, какими бы
убедительными они ни выглядели на карте в теплой штабной комнате, куда не
достает артиллерия ящеров.
Его водителю пришла в голову такая же мысль.
-- Господин полковник, нас заставили отступить и занять _эти_ позиции?
-- Иоганнес, поверь мне, я бы такой приказ не отдал, -- ответил Ягер.
У кого-то возникли кое-какие разумные мысли по организации обороны.
Солдат в белой парке, надетой поверх черного комбинезона, направил "пантеру"
в амбар, ворота которого выходили на восток: хорошая позиция для стрельбы,
если ящеры будут наступать со стороны Элса на Бреслау. В двух сотнях метров
к западу от амбара находился каменный дом, куда можно было отступить после
нескольких первых залпов, -- хорошая запасная позиция. Но если ящеры начнут
развернутое наступление, их не остановить.
Следовало отдать должное артиллерии, пытавшейся не выпустить ящеров из
Элса. К западу от города земля дрожала от разрывов тяжелых снарядов.
Казалось, все пушки, которые имелись в распоряжении немцев в Бреслау, вели
огонь по этому участку земли. Со времен Первой мировой войны Ягер не видел
такого мощного обстрела.
Присмотревшись, он с удивлением обнаружил, что ни один снаряд не
разорвался на территории Элса. Вермахт сдал город ящерам, и Ягер никак не
мог понять, зачем. Теперь противник мог спокойно накопить силы, чтобы
нанести следующий удар в самый удобный для себя момент. Неприятель с
удовольствием воспользовался ошибками, которые совершило немецкое
командование. В полевой бинокль Ягер наблюдал за тем, как танки и грузовики
въезжают в Эле и концентрируются к востоку от города.
-- Проклятье, что происходит? -- осведомился Гюнтер Грилльпарцер, в его
голосе звучал праведный гнев. -- Почему мы не обстреливаем Эле отравляющим
газом? Направление ветра нам благоприятствует -- он дует прямо на запад. У
нас превосходная цель, но мы ее игнорируем. Я видел, как важные шишки
совершали глупости, но это уже слишком.
Ягеру следовало пресечь подобные разговоры, но он промолчал. Еще секунд
тридцать он разглядывал Эле в бинокль, а потом опустил его и покачал
головой. Он рисковал своей шкурой, чтобы обстрелять отравляющим газом
фабрику в Альби, где производились противогазы. Какого дьявола начальство не
отдает приказа о газовой атаке?
-- Отломи мне кусок хлеба, Гюнтер, -- попросил он.
Когда стрелок протянул ему хлеб, Ягер выдавил на него мясную пасту из
жестяного тюбика. Глупость командиров -- еще не повод голодать. Умереть --
да, голодать -- нет.
Он продолжал разглядывать мясо и хлеб, когда в амбаре вдруг стало
светло, как днем. Нет, даже ярче, чем днем.
В наушники Ягер услышал, как закричал Иоганнес:
-- Глаза!
Ягер поднял голову и тут же опустил. На Эле, превратившийся в огненный
шар, было больно смотреть. Наполнивший амбар свет из белого последовательно
стал желтым, оранжевым и красным, постепенно тускнея. Когда Ягер вновь
выглянул наружу, он увидел огромный огненный столб, окрасивший облака в цвет
крови.
Он ощутил, как содрогнулась земля под гусеницами "пантеры". Ветер
ударил в двери амбара и мгновенно стих. Сидевший внутри башни Гюнтер
нетерпеливо спросил:
-- Черт подери, что там у вас происходит?
-- Я не знаю, -- ответил Ягер, а через мгновение добавил: -- О господи!
Он знал, что сделала бомба из взрывчатого металла с Берлином; он слышал
о том, что произошло с Вашингтоном, Токио и к югу от Москвы. Но знать, на
что такая бомба способна, и видеть собственными глазами -- разница примерно
такая же, как между написанием любовного стихотворения и потерей
девственности.
-- Им удалось, -- ошеломленно проговорил Ягер.
-- Кому, господин полковник? -- с негодованием спросил стрелок.
-- Физикам в... не имеет значения, где, Гюнтер, -- ответил Ягер; его
охватило благоговение, которого он не испытывал даже в церкви, но тем не
менее он не забыл про великого бога безопасности. -- Мы только что отомстили
ящерам за Берлин.
Экипаж танка завопил так, словно людьми овладел дьявол. Ягер
присоединился к ликованию, но не терял хладнокровия. Благоговение
по-прежнему переполняло его. Он участвовал подобно Прометею в похищении у
ящеров части взрывчатого металла. Не так уж часто полковникам бронетанковых
войск удается лично повлиять на ход истории. И сейчас у Ягера было именно
такое ощущение. Оно затопило все его существо.
Он встряхнулся, стараясь вернуться в нормальное состояние.
-- Иоганнес, как глаза? -- спросил он по внутренней связи.
-- Думаю, все будет в порядке, -- ответил водитель. -- Прямо у меня
перед носом неожиданно сверкнула самая большая вспышка в мире, я еще вижу
огненное кольцо, но оно постепенно тускнеет.
-- Хорошо, -- сказал Ягер. -- Подумай вот о чем: для ящеров,
находившихся в Элсе, это было подобно вспышке солнца в сантиметре от их
морды -- последнее, что они увидели.
Раздались новые восторженные крики. Гюнтер Грилльпарцер сказал:
-- Знаете что, господин полковник? Я должен извиниться перед большими
шишками. Никогда не думал, что доживу до этого дня.
-- Я принял решение, капрал, -- ответил Ягер. -- Пожалуй, я не стану им
рассказывать про твое недостойное поведение, иначе, не дай бог, они все
перемрут от потрясения. -- Стрелок громко расхохотался, а Ягер добавил: -- Я
и сам думал, что они тронулись умом, и мне не стыдно в этом признаться. Но
сейчас все встало на свои места: ящеры сконцентрировали большие силы в Элсе,
мы не обстреливали город, чтобы удержать их там и чтобы случайно не
повредить бомбу, а потом...
-- Да, господин полковник, -- с энтузиазмом согласился Гюнтер. -- А
потом!
По цвету и форме облако, поднимающееся над местом взрыва, походило на
императорский мухомор [Росшие в лесах Галлии красные мухоморы достигали
метровой высоты. -- Прим. ред.]. Впрочем, цвет больше напоминал мякоть
абрикоса, чем ярко-оранжевый оттенок гриба, знаменитого еще со времен
Римской империи, но это уже не имело значения. Интересно, на какую высоту
вырос чудовищный гриб?
-- Ну, -- сказал он негромко, -- теперь ящеры не возьмут Бреслау.
Но Гюнтер Грилльпарцер его услышал и издал победный вопль.
* * *
Настойчиво шипел сигнал тревоги. Атвар дергался и вертелся в
невесомости, ему ужасно не хотелось просыпаться. Но очень скоро он понял,
что сражение проиграно. И вместе с сознанием к нему вернулся страх.
Командующего флотом не будят для того, чтобы сообщить хорошую новость. Один
из глазных бугорков повернулся к монитору связи. Так и есть, оттуда на него
смотрело лицо Пшинга. Рот адъютанта двигался совершенно беззвучно. Он
выглядел ужасно, а может быть, у Атвара было отвратительное настроение из-за
того, что его разбудили.
-- Активировать двустороннюю связь, -- приказал Атвар компьютеру, а
потом обратился к Пшингу: -- Я слушаю. В чем дело?
-- Недосягаемый командующий флотом! -- воскликнул Пшинг. -- Большие
Уроды -- дойчевитские Большие Уроды -- взорвали ядерную бомбу, когда мы
готовились взять город под названием Бреслау. Мы сосредоточили самцов и
технику для решительного наступления, в результате наши войска понесли
большие потери.
Атвар оскалил зубы в гримасе боли -- тосевит, имевший некоторые
представления о Расе, мог бы принять ее за смех. План Атвара по покорению
Дойчланда предполагал, что Большие Уроды располагают какими-то образцами
нового оружия, но только не атомной бомбой.
-- Ситуация повторяет историю с бомбой, взорванной в СССР, когда
Большие Уроды воспользовались украденным у нас плутонием?
-- Недосягаемый командующий флотом, в настоящий момент результаты
анализов носят предварительный характер, -- ответил Пшинг. -- В первом
приближении получается, что часть материала бомбы действительно украдена у
нас, но вторую половину они произвели самостоятельно.
Атвар снова состроил гримасу. Если анализ верен, произошло то, чего он
опасался больше всего. В СССР Большие Уроды взорвали бомбу, созданную из
плутония, украденного у Расы, но тогда они еще не умели производить
собственные бомбы. Раса понесла большие потери, но с ними можно было
смириться. Если дойчевиты теперь не только умеют делать бомбы из готового
плутония, но и производить собственный, война с Большими Уродами принимает
новый, отвратительный характер.
-- Какими будут ваши приказы, недосягаемый командующий флотом? --
спросил Пшинг. -- Следует ли нам сбросить бомбу на Бреслау, чтобы отомстить
за погибших самцов?
-- Ты имеешь в виду наше атомное оружие? -- уточнил Атвар. Когда
адъютант сделал утвердительный жест, Атвар тяжело замотал головой: -- Нет.
Какой смысл? Зачем создавать дополнительные зоны заражения, которые придется
пересекать нашим самцам. А радиоактивные осадки? Учитывая погоду на Тосев-3,
от них пострадают наши войска на востоке. К сожалению, нам не удалось
установить район, в котором дойчевиты проводят свои ядерные эксперименты.
-- В этом нет ничего удивительного, -- заметил Пшинг. -- Они настолько
отравили свою территорию, когда у них взорвался реактор, что мы не можем
определить, где находится их новый научный центр.
-- Верно, -- с горечью ответил Атвар. -- Даже собственные ошибки и
некомпетентность идут им на пользу. Ведь после того урока, который мы
преподали ниппонцам, они должны были понять, что мы будем самым жестким
образом подавлять любые попытки создания атомного оружия. Так что дойчевиты
стараются соблюдать максимальную секретность.
-- Но вы же не оставите их безнаказанными только из-за того, что не
можете обнаружить их ядерные реакторы! -- воскликнул Пшинг.
-- Ни в коем случае, -- ответил Атвар.
Если он не нанесет ответного удара, восстание, которое пытался
организовать Страха, покажется мелкой неприятностью по сравнению с тем, что
сделают капитаны кораблей и офицеров _теперь_. Если он не хочет уступить
свою должность Кирелу, необходимо дать достойный ответ Большим Уродам.
-- Пусть наши специалисты выберут подходящий город дойчевитов,
находящийся в зоне радиоактивного заражения. Мы напомним Большим Уродам, что
с нами следует считаться. Доложите о выборе цели немедленно.
-- Будет исполнено. -- Лицо Пшинга исчезло с монитора.
Атвар попытался снова заснуть. Так он сможет показать, что последняя
неудача не вывела его из равновесия. Однако взрыв атомной бомбы произвел на
него сильное впечатление, и сон оказался таким же неуловимым, как победа над
Большими Уродами.
"Да, таким способом мне не удастся укрепить свою репутацию среди
самцов", -- подумал Атвар. Оставалось только посмеяться над самим собой. К
тому времени, когда война будет закончена -- если это вообще когда-нибудь
произойдет, -- ему повезет, если он сумеет сохранить хоть какую-то
репутацию.
Вновь ожил монитор связи.
-- Самый крупный город, находящийся в зоне заражения, называется
Мюнхен, недосягаемый командующий флотом, -- доложил Пшинг. На экране
появилась карта, показывающая местонахождение Мюнхена. -- К тому же это
промышленный центр и транспортный узел.
Атвар внимательно изучил сеть железных дорог и шоссе, окружающих город.
-- Очень хорошо, -- ответил он, -- пусть Мюнхен будет уничтожен,
дойчевиты и остальные Большие Уроды на То-сев-3 получат хороший урок.
-- Будет исполнено, -- сказал Пшинг.
* * *
Существует легенда о Вечном жиде. С рюкзаком и немецкой винтовкой за
плечами Мордехай Анелевич успел столько постранствовать, что вполне мог быть
героем этой легенды.
На востоке от Лодзи партизанам было непросто находить места для своих
баз, где их не смогли бы отыскать ящеры. Поэтому Анелевичу пока не удалось
найти партизанский отряд. Несколько раз мимо проезжали транспортеры ящеров.
Они не обращали внимания на пешехода. Вооруженные люди часто встречались на
дорогах Польши, некоторые из них поддерживали ящеров. Кроме того, ящеры
спешили на запад, где кипело сражение с нацистами.
Даже на таком большом расстоянии был слышен далекий гул артиллерии,
словно где-то там бушевала летняя гроза. Мордехай пытался следить за ходом
сражения по возрастающему или затихающему гулу, но понимал, что это
бессмысленно.
Он шагал по направлению к крестьянскому дому в надежде отработать ужин,
когда западный горизонт вспыхнул. Может быть, это солнце показалось из-за
туч? Нет -- сияние испускали сами облака.
Мордехай в благоговейном страхе смотрел на огромный сияющий гриб,
который медленно поднимался к небу. Как и Генрих Ягер, он сразу сообразил,
что произошло. Но в отличие от Ягера он не знал, кто взорвал бомбу. Если
немцы, тогда Мордехай внес в ее создание свой вклад, ведь он участвовал в
транспортировке взрывчатого металла.
-- Если нацисты, должен ли я гордиться собой, или мне следует принять
на себя часть вины? -- спросил он вслух.
И вновь в отличие от Ягера не нашел однозначного ответа.
* * *
Теэрц проверил показания радара. Нигде нет следов самолетов дойчевитов.
И тут же Ссереп, один из его ведомых, сказал:
-- Похоже, сегодня будет легкий день, недосягаемый господин.
-- Так думал Ниввек -- вспомни, что с ним стало, -- ответил Теэрц.
Раса не успела спасти Ниввека, и он попал в плен к дойчевитам. Если
верить отчетам, дойчевиты лучше относились к пленным, чем ниппонцы. Он
надеялся, что отчеты не врут. Бедный Ниввек! Теэрцу до сих пор снились
кошмары о плене.
Теэрц подозревал, что его ждут новые кошмары. Он хотел -- о, как он
хотел! -- чтобы Элифрим выбрал другого самца, чтобы возглавить полет,
направленный к Мюнхену с целью нанесения удара возмездия. Если бы дойчевиты
знали, что находится на борту одного из самолетов, они подняли бы в воздух
всю свою авиацию, чтобы его сбить. Дойчевиты взорвали атомную бомбу,
уничтожив множество самцов Расы, и теперь им следует напомнить, что за такие
поступки приходится платить.
Благодаря Теэрцу Токио уже заплатил эту цену, а ведь ниппонцы даже не
успели создать свое атомное оружие -- они лишь занимались исследованиями.
Конечно, они Большие Уроды, но Теэрц почему-то чувствовал вину за гибель
невинных мирных жителей. А теперь ему придется стать свидетелем того, как
целый тосевитский город сгорит в пламени атомного взрыва.
Пилота по имени Джисрин, чей самолет нес ядерную бомбу, сомнения не
мучили.
-- Цель закрыта облаками. -- Его голос звучал механически -- казалось,
говорит компьютер. -- Бомбометание будет осуществляться по радару.
-- Вас понял, -- ответил Теэрц и обратился к Ссерепу и второму
ведомому, сравнительно неопытному летчику по имени Хоссад: -- Нам следует
уходить от истребителя возмездия по широкой дуге, после того как он сбросит
бомбу. Судя по тому, что я слышал на семинарах, истребителю будет грозить
опасность, если он окажется слишком близко к месту взрыва. Повторяйте мой
маневр.
-- Будет исполнено, -- хором ответили Ссереп и Хоссад.
По командному каналу связи Теэрц слышал, как Джисрин отдает практически
аналогичные команды своим ведомым. Потом он добавил:
-- Я выпускаю бомбу на отметке... Время. Взрыв произойдет только после
того, как высотомер покажет соответствующую величину. Пора расходиться.
Теэрц направил свой истребитель по широкой дуге, чтобы лечь на обратный
курс. Скоро они будут на базе, в южной Франции. Ведомые последовали за ним.
Все шло прекрасно, как во время тренировочных полетов, и он почувствовал
облегчение -- такие вещи редко случаются на Тосев-3, -- впрочем, интуиция
подсказывала ему, что их наверняка поджидают какие-то неприятности.
Ничего. Не в этот раз. Огромный огненный шар прожег облака, которые
почти мгновенно испарились. Сияние было таким невероятно ярким и ужасающим,
что на глаза Теэрца тут же опустились защитные мембраны.
Еще через несколько мгновений ударная волна догнала убегающий
истребитель. Она оказалась более мощной, чем предполагал Теэрц, и корпус
истребителя застонал под напором воздуха, но выдержал. Теэрцу при помощи
компьютера удалось удержать контроль над истребителем.
-- Клянусь Императором, -- негромко проговорил Хоссад, выравнивая свой
самолет. -- Мы привыкли к тому, что делает для нас атом. Он дает нам
электрическую энергию, производит электролиз водорода и кислорода,
обеспечивая наши двигатели топливом, позволяет кораблям летать к звездам. Но
стоит выпустить его на свободу... -- Он не стал продолжать.
Теэрцу ужасно захотелось имбиря.
-- Цель уничтожена, -- прозвучал в наушниках спокойный голос Джисрина.
-- Возвращаемся на базу.
* * *
Атвар слушал животные крики ярости, разносившиеся по коротким волнам из
Дойчланда. Атомная бомба, которая стерла с лица земли Мюнхен, не смогла
покончить с Гитлером, дойчландским не-императором. Даже не понимая ни
единого слова на языке дойчевитов, Атвар знал, что не сумел заставить
Гитлера сдаться.
Он перестал вслушиваться в истерические крики безумного не-императора и
обратился к переводу его речи:
"Мы отомстим, -- обещал Гитлер; переводчик добавил выразительное
покашливание, чтобы подчеркнуть энергию, которую вкладывал в свои слова
Большой Урод. -- Наша сила лежит не в обороне, а нападении. Человечество
обрело могущество в бесконечной борьбе. Мы вновь принимаем решение
продолжать героическое сопротивление. Наши идеи верны; наш народ стоит на
правильном пути -- а значит, мы непобедимы; любые внешние удары приведут
лишь к укреплению наших внутренних сил. Эта война положит начало новой эре.
В конце концов Дойчланд либо станет во главе мира, либо прекратит свое
существование! Если дойчевитский народ придет в отчаяние, он не заслуживает
лучшей участи. И тогда я не стану жалеть, если Бог отвернется от него".
Заговорил переводчик:
-- От себя должен добавить, что все эти невероятные глупости
сопровождались оглушительными аплодисментами Больших Уродов, которые его
слушали. В любом случае следует отметить, что Гитлер имеет сильное влияние
на тосевитов своей не-империи.
Когда переводчик заговорил снова, его голос приобрел лихорадочные
интонации Гитлера:
-- Я снова повторяю, мы отомстим! За каждую бомбу, которую сбросят на
нас самцы, ответим шестью, десятью, сотнями бомб. Мы их уничтожим, на
Тосев-3 вообще не останется ни одного самца. Они осмелились выступить против
расы господ, и их ждет поражение! -- Переводчик еще раз выразительно
кашлянул, а потом добавил:
-- Абсурдное и полное тщеславия заявление вновь встречено
аплодисментами.
Атвар выключил приемник, передававший речь тосевитского не-императора.
-- Ну, и что ты об этом думаешь? -- спросил он у Кирела.
-- Уничтожение Мюнхена не напугало дойчевитов, -- ответил Кирел. -- Я
считаю, что нам не повезло.
-- Да, мы потерпели неудачу, -- сказал Атвар, добавив утвердительное
покашливание. Иногда сдержанная манера речи Кирела оказывалась очень к
месту. -- А что ты скажешь относительно угрозы Гитлера отвечать бомбой на
бомбу?
-- Я считаю, благородный адмирал, что он сдержит свое слово, если у
него будет такая возможность, -- ответил Кирел. -- А поскольку анализ
показывает, что они научились производить обогащенный плутоний... -- Он
замолчал.
-- Получается, что у него такая возможность есть или скоро будет, --
мрачно продолжил мысль своего заместителя Атвар. -- Я пришел к аналогичному
выводу. И еще я заметил, что эта война становится все более трудной.
* * *
Остолоп Дэниелс открыл фляжку и налил в чашку янтарную жидкость, затем,
прежде чем выпить, торжественно поднял чашку.
-- Будем здоровы, мисс Уиллард, -- сказал он и залпом осушил чашку с
виски.
-- Потрясающая штука, не так ли, лейтенант? -- спросил сержант Малдун,
у которого имелась собственная фляга с виски. -- Выпить в доме самой Фрэнсис
Элизабет Уиллард [Суфражистка, участница движения за равноправие женщин. В
1879 году организовала Национальный женский христианский союз трезвости
(НЖХСТ)]. -- Он сделал хороший глоток виски. -- Леди из НЖХСТ, должно быть,
вертятся в своих могилах.
-- Еще совсем мальчишкой я знал многих женщин из Христианского союза
трезвости, дома, в Миссисипи, -- заметил Остолоп. -- И уже тогда понял: все,
против чего возражают вредные старые зануды, наверняка мне подходит. И
знаешь, что оказалось? Я не ошибся.
-- Черт побери, совершенно согласен, -- заявил Малдун, делая добрый
глоток виски.
-- Но я выбрал этот дом совсем по другой причине, -- сказал Дэниелс.
Герман Малдун расхохотался.
-- Я знаю, почему вы его выбрали, лейтенант: он еще не развалился на
части.
-- Вечно ты насмешничаешь.
Даже здесь, в Эванстоне, к северу от Чикаго, разрушения были весьма
значительными. Студенческий городок северо-западного университета
практически перестал существовать. Завод по очистке воды превратился в
руины. Возможно, виски сделало свое дело -- хотя он выпил совсем немного, --
но Дэниелс неожиданно выпалил:
-- Проклятье, зачем мы отступили в Эванстон? Нам следовало продолжать
сражаться с ящерами в Чикаго.
-- Скажите мне что-нибудь новенькое, лейтенант, -- проворчал Малдун. --
Но раз уж мы здесь, почему бы не посидеть возле уютного огня, словно парочка
тараканов, пригревшаяся на ковре.
Камин в гостиной дома Уиллард все еще прекрасно работал, ну а дров
теперь хватало. На стене висела табличка с посвящением мисс Анне Гордон,
многолетней спутнице Фрэнсис Уиллард, которая также занимала пост
председательницы НЖХСТ. "Интересно, -- подумал Остолоп, -- что значит
многолетняя спутница?" Погибшая Люси Поттер объяснила ему, что даже если его
подозрения истинны, у него нет права считать такую жизнь шокирующей и
греховной.
-- Знаешь, что я тебе скажу, -- задумчиво проговорил Дэниелс. -- Когда
начинаешь воевать, ты подвергаешь опасности не только свое тело. Все, что ты
знал и передумал, влезает в окоп вместе с тобой, а некоторая часть умирает,
даже если тебе самому удается уцелеть.
-- Ну, это сложновато для меня, лейтенант, -- признался Малдун. -- Я
всего лишь тупой сержант и ничего больше. Пусть думают офицеры вроде вас. --
И он рассмеялся, показывая, что Остолопу не стоит принимать его слова
всерьез. -- Полагаю, нам не помешало бы еще выпить.
-- Я бы с удовольствием, -- ответил Дэниелс. -- Но если я хочу и дальше
управлять взводом дикарей, мне пора остановиться.
Позднее он часто спрашивал у себя: может быть, Бог его услышал? Яркий
желто-белый свет вспыхнул в выходящем на юг окне гостиной, и длинная тень
Дэниелса упала на заднюю стену, на которой висела табличка. Остолоп
почему-то вспомнил вспышку фотоаппарата. Однако она сразу же гаснет, а
сейчас ослепительный свет сиял в окне несколько секунд, хотя постепенно и он
начал тускнеть, становясь красным.
Земля содрогнулась у Дэниелса под ногами, от неожиданности он вскрикнул
и тут же услышал звук далекого взрыва, словно в сотне ярдов разорвался
тяжелый артиллерийский снаряд. Осколки стекол в окнах гостиной посыпались на
пол. К счастью, ни один из них не задел ни Дэниелса, ни Малдуна.
-- Проклятье, что происходит? -- вскричал сержант. -- Ну и грохот,
никогда ничего похожего не слышал, а у меня, уж можете не сомневаться, по
этой части опыт имеется. Может быть, у кого-то взлетел на воздух склад с
боеприпасами? Надеюсь, у них, а не у нас.
-- Да. -- Остолоп подошел к окну и выглянул наружу. Через мгновение к
нему присоединился Малдун. Потом, едва слышно и даже с некоторым
благоговением, Остолоп прошептал: -- Проклятье!..
Голова Малдуна дернулась, казалось, он потерял дар речи.
Остолоп видел множество взрывов и их последствия. У него на глазах
взлетел на воздух ящик со снарядами -- на месте взрыва не осталось ровным
счетом ничего. Но такого ему видеть не приходилось.
Высоко в небо вздымалась сияющая туча -- на несколько миль, никак не
меньше. Кроме того, теперь он уже не сомневался, что сам взрыв произошел
гораздо дальше, чем он предполагал, -- из чего следовало, что размеры тучи
огромны.
-- О-господь-всемогущий-проклятье-вы-только-на-это-посмотрите! --
залепетал Малдун, словно только что научился произносить слова, но еще не
знает, когда следует делать паузы.
У Остолопа сложилось впечатление, что слова, которые могли бы описать
происходящее, еще не изобретены -- возможно, никогда и не будут.
Но _что_ же это такое? Продолжая пришедшую ему на ум мысль, Дэниелс
миновала два изувеченных Pz-IV -- их экипажи с мрачным видом шагали на
запад.
Ягер пожевал нижнюю губу. Эле находится всего в пятнадцати километрах к
востоку от Бреслау. Ящеры уже начали обстреливать город с берега Одера. Если
они установят свою артиллерию в Элсе, то смогут вести по Бреслау прицельный
огонь и разбросают столько маленьких мин, что по городу станет невозможно
ходить, не говоря уже о перемещении танков.
И все же ему приказали оставить позицию, которую он мог успешно
защищать. Приказы не подлежат обсуждению, и Ягер даже не стал возражать. Его
не удивил бы приказ стойко держаться, даже если бы цена оказалась очень
высокой, а отступление выглядело естественным. Но теперь, когда они держали
стойкую оборону, он получил приказ отходить. Ну, как еще это можно назвать?
Безумие!
Его тревога только усилилась, когда танки заняли новые позиции. В
деревушке, расположенной неподалеку от окраины Бреслау, стержне нового
рубежа обороны, до войны проживало человек пятьдесят, не больше. Вокруг
расстилалась равнина, и Ягер не нашел никаких оправданий для ее
существования. Несколько участков, затянутых колючей проволокой, несколько
траншей для пехоты -- явно недостаточно для серьезной обороны, какими бы
убедительными они ни выглядели на карте в теплой штабной комнате, куда не
достает артиллерия ящеров.
Его водителю пришла в голову такая же мысль.
-- Господин полковник, нас заставили отступить и занять _эти_ позиции?
-- Иоганнес, поверь мне, я бы такой приказ не отдал, -- ответил Ягер.
У кого-то возникли кое-какие разумные мысли по организации обороны.
Солдат в белой парке, надетой поверх черного комбинезона, направил "пантеру"
в амбар, ворота которого выходили на восток: хорошая позиция для стрельбы,
если ящеры будут наступать со стороны Элса на Бреслау. В двух сотнях метров
к западу от амбара находился каменный дом, куда можно было отступить после
нескольких первых залпов, -- хорошая запасная позиция. Но если ящеры начнут
развернутое наступление, их не остановить.
Следовало отдать должное артиллерии, пытавшейся не выпустить ящеров из
Элса. К западу от города земля дрожала от разрывов тяжелых снарядов.
Казалось, все пушки, которые имелись в распоряжении немцев в Бреслау, вели
огонь по этому участку земли. Со времен Первой мировой войны Ягер не видел
такого мощного обстрела.
Присмотревшись, он с удивлением обнаружил, что ни один снаряд не
разорвался на территории Элса. Вермахт сдал город ящерам, и Ягер никак не
мог понять, зачем. Теперь противник мог спокойно накопить силы, чтобы
нанести следующий удар в самый удобный для себя момент. Неприятель с
удовольствием воспользовался ошибками, которые совершило немецкое
командование. В полевой бинокль Ягер наблюдал за тем, как танки и грузовики
въезжают в Эле и концентрируются к востоку от города.
-- Проклятье, что происходит? -- осведомился Гюнтер Грилльпарцер, в его
голосе звучал праведный гнев. -- Почему мы не обстреливаем Эле отравляющим
газом? Направление ветра нам благоприятствует -- он дует прямо на запад. У
нас превосходная цель, но мы ее игнорируем. Я видел, как важные шишки
совершали глупости, но это уже слишком.
Ягеру следовало пресечь подобные разговоры, но он промолчал. Еще секунд
тридцать он разглядывал Эле в бинокль, а потом опустил его и покачал
головой. Он рисковал своей шкурой, чтобы обстрелять отравляющим газом
фабрику в Альби, где производились противогазы. Какого дьявола начальство не
отдает приказа о газовой атаке?
-- Отломи мне кусок хлеба, Гюнтер, -- попросил он.
Когда стрелок протянул ему хлеб, Ягер выдавил на него мясную пасту из
жестяного тюбика. Глупость командиров -- еще не повод голодать. Умереть --
да, голодать -- нет.
Он продолжал разглядывать мясо и хлеб, когда в амбаре вдруг стало
светло, как днем. Нет, даже ярче, чем днем.
В наушники Ягер услышал, как закричал Иоганнес:
-- Глаза!
Ягер поднял голову и тут же опустил. На Эле, превратившийся в огненный
шар, было больно смотреть. Наполнивший амбар свет из белого последовательно
стал желтым, оранжевым и красным, постепенно тускнея. Когда Ягер вновь
выглянул наружу, он увидел огромный огненный столб, окрасивший облака в цвет
крови.
Он ощутил, как содрогнулась земля под гусеницами "пантеры". Ветер
ударил в двери амбара и мгновенно стих. Сидевший внутри башни Гюнтер
нетерпеливо спросил:
-- Черт подери, что там у вас происходит?
-- Я не знаю, -- ответил Ягер, а через мгновение добавил: -- О господи!
Он знал, что сделала бомба из взрывчатого металла с Берлином; он слышал
о том, что произошло с Вашингтоном, Токио и к югу от Москвы. Но знать, на
что такая бомба способна, и видеть собственными глазами -- разница примерно
такая же, как между написанием любовного стихотворения и потерей
девственности.
-- Им удалось, -- ошеломленно проговорил Ягер.
-- Кому, господин полковник? -- с негодованием спросил стрелок.
-- Физикам в... не имеет значения, где, Гюнтер, -- ответил Ягер; его
охватило благоговение, которого он не испытывал даже в церкви, но тем не
менее он не забыл про великого бога безопасности. -- Мы только что отомстили
ящерам за Берлин.
Экипаж танка завопил так, словно людьми овладел дьявол. Ягер
присоединился к ликованию, но не терял хладнокровия. Благоговение
по-прежнему переполняло его. Он участвовал подобно Прометею в похищении у
ящеров части взрывчатого металла. Не так уж часто полковникам бронетанковых
войск удается лично повлиять на ход истории. И сейчас у Ягера было именно
такое ощущение. Оно затопило все его существо.
Он встряхнулся, стараясь вернуться в нормальное состояние.
-- Иоганнес, как глаза? -- спросил он по внутренней связи.
-- Думаю, все будет в порядке, -- ответил водитель. -- Прямо у меня
перед носом неожиданно сверкнула самая большая вспышка в мире, я еще вижу
огненное кольцо, но оно постепенно тускнеет.
-- Хорошо, -- сказал Ягер. -- Подумай вот о чем: для ящеров,
находившихся в Элсе, это было подобно вспышке солнца в сантиметре от их
морды -- последнее, что они увидели.
Раздались новые восторженные крики. Гюнтер Грилльпарцер сказал:
-- Знаете что, господин полковник? Я должен извиниться перед большими
шишками. Никогда не думал, что доживу до этого дня.
-- Я принял решение, капрал, -- ответил Ягер. -- Пожалуй, я не стану им
рассказывать про твое недостойное поведение, иначе, не дай бог, они все
перемрут от потрясения. -- Стрелок громко расхохотался, а Ягер добавил: -- Я
и сам думал, что они тронулись умом, и мне не стыдно в этом признаться. Но
сейчас все встало на свои места: ящеры сконцентрировали большие силы в Элсе,
мы не обстреливали город, чтобы удержать их там и чтобы случайно не
повредить бомбу, а потом...
-- Да, господин полковник, -- с энтузиазмом согласился Гюнтер. -- А
потом!
По цвету и форме облако, поднимающееся над местом взрыва, походило на
императорский мухомор [Росшие в лесах Галлии красные мухоморы достигали
метровой высоты. -- Прим. ред.]. Впрочем, цвет больше напоминал мякоть
абрикоса, чем ярко-оранжевый оттенок гриба, знаменитого еще со времен
Римской империи, но это уже не имело значения. Интересно, на какую высоту
вырос чудовищный гриб?
-- Ну, -- сказал он негромко, -- теперь ящеры не возьмут Бреслау.
Но Гюнтер Грилльпарцер его услышал и издал победный вопль.
* * *
Настойчиво шипел сигнал тревоги. Атвар дергался и вертелся в
невесомости, ему ужасно не хотелось просыпаться. Но очень скоро он понял,
что сражение проиграно. И вместе с сознанием к нему вернулся страх.
Командующего флотом не будят для того, чтобы сообщить хорошую новость. Один
из глазных бугорков повернулся к монитору связи. Так и есть, оттуда на него
смотрело лицо Пшинга. Рот адъютанта двигался совершенно беззвучно. Он
выглядел ужасно, а может быть, у Атвара было отвратительное настроение из-за
того, что его разбудили.
-- Активировать двустороннюю связь, -- приказал Атвар компьютеру, а
потом обратился к Пшингу: -- Я слушаю. В чем дело?
-- Недосягаемый командующий флотом! -- воскликнул Пшинг. -- Большие
Уроды -- дойчевитские Большие Уроды -- взорвали ядерную бомбу, когда мы
готовились взять город под названием Бреслау. Мы сосредоточили самцов и
технику для решительного наступления, в результате наши войска понесли
большие потери.
Атвар оскалил зубы в гримасе боли -- тосевит, имевший некоторые
представления о Расе, мог бы принять ее за смех. План Атвара по покорению
Дойчланда предполагал, что Большие Уроды располагают какими-то образцами
нового оружия, но только не атомной бомбой.
-- Ситуация повторяет историю с бомбой, взорванной в СССР, когда
Большие Уроды воспользовались украденным у нас плутонием?
-- Недосягаемый командующий флотом, в настоящий момент результаты
анализов носят предварительный характер, -- ответил Пшинг. -- В первом
приближении получается, что часть материала бомбы действительно украдена у
нас, но вторую половину они произвели самостоятельно.
Атвар снова состроил гримасу. Если анализ верен, произошло то, чего он
опасался больше всего. В СССР Большие Уроды взорвали бомбу, созданную из
плутония, украденного у Расы, но тогда они еще не умели производить
собственные бомбы. Раса понесла большие потери, но с ними можно было
смириться. Если дойчевиты теперь не только умеют делать бомбы из готового
плутония, но и производить собственный, война с Большими Уродами принимает
новый, отвратительный характер.
-- Какими будут ваши приказы, недосягаемый командующий флотом? --
спросил Пшинг. -- Следует ли нам сбросить бомбу на Бреслау, чтобы отомстить
за погибших самцов?
-- Ты имеешь в виду наше атомное оружие? -- уточнил Атвар. Когда
адъютант сделал утвердительный жест, Атвар тяжело замотал головой: -- Нет.
Какой смысл? Зачем создавать дополнительные зоны заражения, которые придется
пересекать нашим самцам. А радиоактивные осадки? Учитывая погоду на Тосев-3,
от них пострадают наши войска на востоке. К сожалению, нам не удалось
установить район, в котором дойчевиты проводят свои ядерные эксперименты.
-- В этом нет ничего удивительного, -- заметил Пшинг. -- Они настолько
отравили свою территорию, когда у них взорвался реактор, что мы не можем
определить, где находится их новый научный центр.
-- Верно, -- с горечью ответил Атвар. -- Даже собственные ошибки и
некомпетентность идут им на пользу. Ведь после того урока, который мы
преподали ниппонцам, они должны были понять, что мы будем самым жестким
образом подавлять любые попытки создания атомного оружия. Так что дойчевиты
стараются соблюдать максимальную секретность.
-- Но вы же не оставите их безнаказанными только из-за того, что не
можете обнаружить их ядерные реакторы! -- воскликнул Пшинг.
-- Ни в коем случае, -- ответил Атвар.
Если он не нанесет ответного удара, восстание, которое пытался
организовать Страха, покажется мелкой неприятностью по сравнению с тем, что
сделают капитаны кораблей и офицеров _теперь_. Если он не хочет уступить
свою должность Кирелу, необходимо дать достойный ответ Большим Уродам.
-- Пусть наши специалисты выберут подходящий город дойчевитов,
находящийся в зоне радиоактивного заражения. Мы напомним Большим Уродам, что
с нами следует считаться. Доложите о выборе цели немедленно.
-- Будет исполнено. -- Лицо Пшинга исчезло с монитора.
Атвар попытался снова заснуть. Так он сможет показать, что последняя
неудача не вывела его из равновесия. Однако взрыв атомной бомбы произвел на
него сильное впечатление, и сон оказался таким же неуловимым, как победа над
Большими Уродами.
"Да, таким способом мне не удастся укрепить свою репутацию среди
самцов", -- подумал Атвар. Оставалось только посмеяться над самим собой. К
тому времени, когда война будет закончена -- если это вообще когда-нибудь
произойдет, -- ему повезет, если он сумеет сохранить хоть какую-то
репутацию.
Вновь ожил монитор связи.
-- Самый крупный город, находящийся в зоне заражения, называется
Мюнхен, недосягаемый командующий флотом, -- доложил Пшинг. На экране
появилась карта, показывающая местонахождение Мюнхена. -- К тому же это
промышленный центр и транспортный узел.
Атвар внимательно изучил сеть железных дорог и шоссе, окружающих город.
-- Очень хорошо, -- ответил он, -- пусть Мюнхен будет уничтожен,
дойчевиты и остальные Большие Уроды на То-сев-3 получат хороший урок.
-- Будет исполнено, -- сказал Пшинг.
* * *
Существует легенда о Вечном жиде. С рюкзаком и немецкой винтовкой за
плечами Мордехай Анелевич успел столько постранствовать, что вполне мог быть
героем этой легенды.
На востоке от Лодзи партизанам было непросто находить места для своих
баз, где их не смогли бы отыскать ящеры. Поэтому Анелевичу пока не удалось
найти партизанский отряд. Несколько раз мимо проезжали транспортеры ящеров.
Они не обращали внимания на пешехода. Вооруженные люди часто встречались на
дорогах Польши, некоторые из них поддерживали ящеров. Кроме того, ящеры
спешили на запад, где кипело сражение с нацистами.
Даже на таком большом расстоянии был слышен далекий гул артиллерии,
словно где-то там бушевала летняя гроза. Мордехай пытался следить за ходом
сражения по возрастающему или затихающему гулу, но понимал, что это
бессмысленно.
Он шагал по направлению к крестьянскому дому в надежде отработать ужин,
когда западный горизонт вспыхнул. Может быть, это солнце показалось из-за
туч? Нет -- сияние испускали сами облака.
Мордехай в благоговейном страхе смотрел на огромный сияющий гриб,
который медленно поднимался к небу. Как и Генрих Ягер, он сразу сообразил,
что произошло. Но в отличие от Ягера он не знал, кто взорвал бомбу. Если
немцы, тогда Мордехай внес в ее создание свой вклад, ведь он участвовал в
транспортировке взрывчатого металла.
-- Если нацисты, должен ли я гордиться собой, или мне следует принять
на себя часть вины? -- спросил он вслух.
И вновь в отличие от Ягера не нашел однозначного ответа.
* * *
Теэрц проверил показания радара. Нигде нет следов самолетов дойчевитов.
И тут же Ссереп, один из его ведомых, сказал:
-- Похоже, сегодня будет легкий день, недосягаемый господин.
-- Так думал Ниввек -- вспомни, что с ним стало, -- ответил Теэрц.
Раса не успела спасти Ниввека, и он попал в плен к дойчевитам. Если
верить отчетам, дойчевиты лучше относились к пленным, чем ниппонцы. Он
надеялся, что отчеты не врут. Бедный Ниввек! Теэрцу до сих пор снились
кошмары о плене.
Теэрц подозревал, что его ждут новые кошмары. Он хотел -- о, как он
хотел! -- чтобы Элифрим выбрал другого самца, чтобы возглавить полет,
направленный к Мюнхену с целью нанесения удара возмездия. Если бы дойчевиты
знали, что находится на борту одного из самолетов, они подняли бы в воздух
всю свою авиацию, чтобы его сбить. Дойчевиты взорвали атомную бомбу,
уничтожив множество самцов Расы, и теперь им следует напомнить, что за такие
поступки приходится платить.
Благодаря Теэрцу Токио уже заплатил эту цену, а ведь ниппонцы даже не
успели создать свое атомное оружие -- они лишь занимались исследованиями.
Конечно, они Большие Уроды, но Теэрц почему-то чувствовал вину за гибель
невинных мирных жителей. А теперь ему придется стать свидетелем того, как
целый тосевитский город сгорит в пламени атомного взрыва.
Пилота по имени Джисрин, чей самолет нес ядерную бомбу, сомнения не
мучили.
-- Цель закрыта облаками. -- Его голос звучал механически -- казалось,
говорит компьютер. -- Бомбометание будет осуществляться по радару.
-- Вас понял, -- ответил Теэрц и обратился к Ссерепу и второму
ведомому, сравнительно неопытному летчику по имени Хоссад: -- Нам следует
уходить от истребителя возмездия по широкой дуге, после того как он сбросит
бомбу. Судя по тому, что я слышал на семинарах, истребителю будет грозить
опасность, если он окажется слишком близко к месту взрыва. Повторяйте мой
маневр.
-- Будет исполнено, -- хором ответили Ссереп и Хоссад.
По командному каналу связи Теэрц слышал, как Джисрин отдает практически
аналогичные команды своим ведомым. Потом он добавил:
-- Я выпускаю бомбу на отметке... Время. Взрыв произойдет только после
того, как высотомер покажет соответствующую величину. Пора расходиться.
Теэрц направил свой истребитель по широкой дуге, чтобы лечь на обратный
курс. Скоро они будут на базе, в южной Франции. Ведомые последовали за ним.
Все шло прекрасно, как во время тренировочных полетов, и он почувствовал
облегчение -- такие вещи редко случаются на Тосев-3, -- впрочем, интуиция
подсказывала ему, что их наверняка поджидают какие-то неприятности.
Ничего. Не в этот раз. Огромный огненный шар прожег облака, которые
почти мгновенно испарились. Сияние было таким невероятно ярким и ужасающим,
что на глаза Теэрца тут же опустились защитные мембраны.
Еще через несколько мгновений ударная волна догнала убегающий
истребитель. Она оказалась более мощной, чем предполагал Теэрц, и корпус
истребителя застонал под напором воздуха, но выдержал. Теэрцу при помощи
компьютера удалось удержать контроль над истребителем.
-- Клянусь Императором, -- негромко проговорил Хоссад, выравнивая свой
самолет. -- Мы привыкли к тому, что делает для нас атом. Он дает нам
электрическую энергию, производит электролиз водорода и кислорода,
обеспечивая наши двигатели топливом, позволяет кораблям летать к звездам. Но
стоит выпустить его на свободу... -- Он не стал продолжать.
Теэрцу ужасно захотелось имбиря.
-- Цель уничтожена, -- прозвучал в наушниках спокойный голос Джисрина.
-- Возвращаемся на базу.
* * *
Атвар слушал животные крики ярости, разносившиеся по коротким волнам из
Дойчланда. Атомная бомба, которая стерла с лица земли Мюнхен, не смогла
покончить с Гитлером, дойчландским не-императором. Даже не понимая ни
единого слова на языке дойчевитов, Атвар знал, что не сумел заставить
Гитлера сдаться.
Он перестал вслушиваться в истерические крики безумного не-императора и
обратился к переводу его речи:
"Мы отомстим, -- обещал Гитлер; переводчик добавил выразительное
покашливание, чтобы подчеркнуть энергию, которую вкладывал в свои слова
Большой Урод. -- Наша сила лежит не в обороне, а нападении. Человечество
обрело могущество в бесконечной борьбе. Мы вновь принимаем решение
продолжать героическое сопротивление. Наши идеи верны; наш народ стоит на
правильном пути -- а значит, мы непобедимы; любые внешние удары приведут
лишь к укреплению наших внутренних сил. Эта война положит начало новой эре.
В конце концов Дойчланд либо станет во главе мира, либо прекратит свое
существование! Если дойчевитский народ придет в отчаяние, он не заслуживает
лучшей участи. И тогда я не стану жалеть, если Бог отвернется от него".
Заговорил переводчик:
-- От себя должен добавить, что все эти невероятные глупости
сопровождались оглушительными аплодисментами Больших Уродов, которые его
слушали. В любом случае следует отметить, что Гитлер имеет сильное влияние
на тосевитов своей не-империи.
Когда переводчик заговорил снова, его голос приобрел лихорадочные
интонации Гитлера:
-- Я снова повторяю, мы отомстим! За каждую бомбу, которую сбросят на
нас самцы, ответим шестью, десятью, сотнями бомб. Мы их уничтожим, на
Тосев-3 вообще не останется ни одного самца. Они осмелились выступить против
расы господ, и их ждет поражение! -- Переводчик еще раз выразительно
кашлянул, а потом добавил:
-- Абсурдное и полное тщеславия заявление вновь встречено
аплодисментами.
Атвар выключил приемник, передававший речь тосевитского не-императора.
-- Ну, и что ты об этом думаешь? -- спросил он у Кирела.
-- Уничтожение Мюнхена не напугало дойчевитов, -- ответил Кирел. -- Я
считаю, что нам не повезло.
-- Да, мы потерпели неудачу, -- сказал Атвар, добавив утвердительное
покашливание. Иногда сдержанная манера речи Кирела оказывалась очень к
месту. -- А что ты скажешь относительно угрозы Гитлера отвечать бомбой на
бомбу?
-- Я считаю, благородный адмирал, что он сдержит свое слово, если у
него будет такая возможность, -- ответил Кирел. -- А поскольку анализ
показывает, что они научились производить обогащенный плутоний... -- Он
замолчал.
-- Получается, что у него такая возможность есть или скоро будет, --
мрачно продолжил мысль своего заместителя Атвар. -- Я пришел к аналогичному
выводу. И еще я заметил, что эта война становится все более трудной.
* * *
Остолоп Дэниелс открыл фляжку и налил в чашку янтарную жидкость, затем,
прежде чем выпить, торжественно поднял чашку.
-- Будем здоровы, мисс Уиллард, -- сказал он и залпом осушил чашку с
виски.
-- Потрясающая штука, не так ли, лейтенант? -- спросил сержант Малдун,
у которого имелась собственная фляга с виски. -- Выпить в доме самой Фрэнсис
Элизабет Уиллард [Суфражистка, участница движения за равноправие женщин. В
1879 году организовала Национальный женский христианский союз трезвости
(НЖХСТ)]. -- Он сделал хороший глоток виски. -- Леди из НЖХСТ, должно быть,
вертятся в своих могилах.
-- Еще совсем мальчишкой я знал многих женщин из Христианского союза
трезвости, дома, в Миссисипи, -- заметил Остолоп. -- И уже тогда понял: все,
против чего возражают вредные старые зануды, наверняка мне подходит. И
знаешь, что оказалось? Я не ошибся.
-- Черт побери, совершенно согласен, -- заявил Малдун, делая добрый
глоток виски.
-- Но я выбрал этот дом совсем по другой причине, -- сказал Дэниелс.
Герман Малдун расхохотался.
-- Я знаю, почему вы его выбрали, лейтенант: он еще не развалился на
части.
-- Вечно ты насмешничаешь.
Даже здесь, в Эванстоне, к северу от Чикаго, разрушения были весьма
значительными. Студенческий городок северо-западного университета
практически перестал существовать. Завод по очистке воды превратился в
руины. Возможно, виски сделало свое дело -- хотя он выпил совсем немного, --
но Дэниелс неожиданно выпалил:
-- Проклятье, зачем мы отступили в Эванстон? Нам следовало продолжать
сражаться с ящерами в Чикаго.
-- Скажите мне что-нибудь новенькое, лейтенант, -- проворчал Малдун. --
Но раз уж мы здесь, почему бы не посидеть возле уютного огня, словно парочка
тараканов, пригревшаяся на ковре.
Камин в гостиной дома Уиллард все еще прекрасно работал, ну а дров
теперь хватало. На стене висела табличка с посвящением мисс Анне Гордон,
многолетней спутнице Фрэнсис Уиллард, которая также занимала пост
председательницы НЖХСТ. "Интересно, -- подумал Остолоп, -- что значит
многолетняя спутница?" Погибшая Люси Поттер объяснила ему, что даже если его
подозрения истинны, у него нет права считать такую жизнь шокирующей и
греховной.
-- Знаешь, что я тебе скажу, -- задумчиво проговорил Дэниелс. -- Когда
начинаешь воевать, ты подвергаешь опасности не только свое тело. Все, что ты
знал и передумал, влезает в окоп вместе с тобой, а некоторая часть умирает,
даже если тебе самому удается уцелеть.
-- Ну, это сложновато для меня, лейтенант, -- признался Малдун. -- Я
всего лишь тупой сержант и ничего больше. Пусть думают офицеры вроде вас. --
И он рассмеялся, показывая, что Остолопу не стоит принимать его слова
всерьез. -- Полагаю, нам не помешало бы еще выпить.
-- Я бы с удовольствием, -- ответил Дэниелс. -- Но если я хочу и дальше
управлять взводом дикарей, мне пора остановиться.
Позднее он часто спрашивал у себя: может быть, Бог его услышал? Яркий
желто-белый свет вспыхнул в выходящем на юг окне гостиной, и длинная тень
Дэниелса упала на заднюю стену, на которой висела табличка. Остолоп
почему-то вспомнил вспышку фотоаппарата. Однако она сразу же гаснет, а
сейчас ослепительный свет сиял в окне несколько секунд, хотя постепенно и он
начал тускнеть, становясь красным.
Земля содрогнулась у Дэниелса под ногами, от неожиданности он вскрикнул
и тут же услышал звук далекого взрыва, словно в сотне ярдов разорвался
тяжелый артиллерийский снаряд. Осколки стекол в окнах гостиной посыпались на
пол. К счастью, ни один из них не задел ни Дэниелса, ни Малдуна.
-- Проклятье, что происходит? -- вскричал сержант. -- Ну и грохот,
никогда ничего похожего не слышал, а у меня, уж можете не сомневаться, по
этой части опыт имеется. Может быть, у кого-то взлетел на воздух склад с
боеприпасами? Надеюсь, у них, а не у нас.
-- Да. -- Остолоп подошел к окну и выглянул наружу. Через мгновение к
нему присоединился Малдун. Потом, едва слышно и даже с некоторым
благоговением, Остолоп прошептал: -- Проклятье!..
Голова Малдуна дернулась, казалось, он потерял дар речи.
Остолоп видел множество взрывов и их последствия. У него на глазах
взлетел на воздух ящик со снарядами -- на месте взрыва не осталось ровным
счетом ничего. Но такого ему видеть не приходилось.
Высоко в небо вздымалась сияющая туча -- на несколько миль, никак не
меньше. Кроме того, теперь он уже не сомневался, что сам взрыв произошел
гораздо дальше, чем он предполагал, -- из чего следовало, что размеры тучи
огромны.
-- О-господь-всемогущий-проклятье-вы-только-на-это-посмотрите! --
залепетал Малдун, словно только что научился произносить слова, но еще не
знает, когда следует делать паузы.
У Остолопа сложилось впечатление, что слова, которые могли бы описать
происходящее, еще не изобретены -- возможно, никогда и не будут.
Но _что_ же это такое? Продолжая пришедшую ему на ум мысль, Дэниелс