Страница:
соперником Кирела в борьбе за лидерство с остальными капитанами кораблей.
Теперь у Кирела не осталось серьезных соперников. После Атвара Кирел
оставался самым авторитетным офицером. Если Кирел решит, что ему следует
занять место Атвара... Кирел не воспользовался своим шансом, но тогда на его
пути стоял Страха.
-- Как я уже говорил, нам удалось реализовать часть наших целей после
вторжения в Британию. Нам не следует стыдиться результатов, достигнутых на
острове.
-- Ты прав, -- согласился Атвар. Он слегка приоткрыл рот в печальном
смехе. -- В любом месте Империи, кроме То-сев-3, частичная реализация
поставленных целей считается позором и заслуживает наказания. Здесь,
сражаясь против Больших Уродов, мы готовы праздновать любой успех.
-- Относительным оказывается не только поведение объектов при
приближении к скорости света, -- заметил Кирел. -- В своей среде, или на
Работев-2, или на Халесс-1 мы можем учесть при планировании значение почти
всех переменных факторов. Когда имеешь дело с Большими Уродами, почти все
переменные имеют неопределенное значение.
-- Верно, -- печально согласился Атвар. -- Иногда нам даже не известно,
что Переменная существует, пока она не появляется и не кусает нас за кончик
хвоста. К примеру, ядовитые газы: у тосевитов накопились огромные запасы
отравляющих веществ, но они не применяли их друг против друга. Даже против
нас они решили пустить их в ход только сейчас. Не исключено, что на
территории, находящейся под нашим контролем, находятся немалые запасы этой
дряни -- а мы ничего не знаем.
-- Хорошая мысль, благородный адмирал, -- отметил Кирел. -- Нам следует
тщательно изучить арсеналы империй, находящихся под нашим контролем. Тогда у
нас появится возможность наносить ответные удары тосевитам.
-- Проследи за этим, -- сказал Атвар. -- У них все равно останется
преимущество, поскольку их защитные технологии лучше наших, -- он в смущении
сжал и разжал пальцы, -- но появление такого оружия в нашем арсенале может
оказаться полезным. Сегодня же начни расследование.
-- Будет исполнено, -- сказал Кирел.
-- Найдем мы запасы ядовитых газов или нет, но мы | узнали об их
существовании только после того, как британцы оказались в отчаянном
положении и решились применить газы против нас.
-- Причем с успехом, -- сказал Кирел.
-- Да, с ошеломляющим успехом, -- согласился Атвар. -- Большие Уроды не
думают о будущем. Если они придумают способ решить свои сегодняшние
проблемы, то пойдут на все. Меня бы не удивило, если бы они в конце концов
уничтожили сами себя. -- Он вздохнул. -- Да, сложное наступило время.
-- Русские использовали атомную бомбу с тем же эффектом, -- сказал
Кирел. -- Когда мы начинаем очень сильно давить на тосевитов -- во всяком
случае на некоторых из них, -- они способны совершать удивительные поступки.
-- Да, удивительные, -- сухо ответил Атвар. -- Я бы даже сказал
отвратительные. Я не сомневаюсь, что несколько империй и не-империй
продолжают работать над созданием атомного оружия. И если мы надавим на них
слишком сильно...
-- Но если мы не будем давить, благородный адмирал, как нам выиграть
войну?
-- Нашим планировщикам и в голову не приходило, что на Тосев-3
возникнут такие проблемы, -- сказал Атвар. -- Клянусь Императором, я им
завидую!
Людмила Горбунова привыкла летать над бесконечными просторами Украины и
центральной России. Ей практически не приходилось видеть огромных хвойных и
лиственных лесов, которые произрастали в северных районах страны.
Вот и Псков окружали густые леса, а не привычные ей степи. Бесконечные
зеленые просторы назывались "Лесной республикой", и советские партизаны
разбивали здесь свои лагеря и штабы, воюя с нацистами, которые захватили
город. Теперь русские и немцы использовали леса в борьбе против ящеров.
Впрочем, ящеры тоже их использовали. Людмила сразу поняла огромную
разницу между степями и открытыми равнинами и лесами: если на равнине,
несмотря на все старания советских командиров, замаскировать солдат и орудия
было чрезвычайно сложно, в лесу это не составляло никакого труда.
Только с самолета, который летал низко и не слишком быстро, такого как
ее биплан У-2, можно было увидеть, чем занимается враг. Людмила уже в
который раз пожалела, что ее "кукурузник" не умеет летать низко и быстро.
Если ее заметит вражеский вертолет, ей несдобровать -- он легко догонит и
расстреляет маленький самолетик.
Она пронеслась над лесной тропинкой и заметила на ней два грузовика,
которые направлялись на север. Грузовики были сделаны людьми -- один в
Германии, другой, американский, скорее всего, ящеры захватили у русских, но
место и направление движения без сомнений указывали на то, они принадлежат
ящерам. Более того, если ей удалось заметить два, значит, где-то прячется
еще две дюжины плюс бронированные транспортеры и танки.
Людмила слышала истории о пилотах Красной Армии, которые спускались на
своих самолетах ниже уровня деревьев и, пролетая над лесными тропинками,
расстреливали все, что попадалось им на глаза. За свои подвиги они получали
звание Героя Советского Союза. Иногда орден прикреплял на гимнастерку сам
Сталин. Очень заманчиво, но...
-- Меня обязательно прикончат, -- заявила Людмила так, словно спорила с
невидимкой, сидевшим рядом с ней в "кукурузнике".
Она не боялась, что ящеры ее собьют, Людмила рисковала с тех самых пор,
как вступила в ряды Военно-Воздушных Сил. Но она сомневалась, что ей удастся
пролететь по недостаточно широкой тропинке -- зацепиться крылом за
какое-нибудь дерево не входило в ее планы. По крайней мере, так ее учили в
летной школе.
Оставалось только одно -- она развернулась и полетела в сторону Пскова.
У немцев достаточно артиллерии, чтобы обстрелять эту часть леса и территорию
к северу от нее. Конечно, у ящеров потери будут не слишком серьезными, но
радости такой поворот событий им не доставит.
И снова Людмила пожалела о медлительности своего "кукурузника". Чем
быстрее она доберется до Пскова, тем меньшее расстояние пройдут вражеские
машины с боеприпасами и провиантом по тропе и тем больше шансов нанести им
значительный урон.
Появились высокий каменный Кром и луковицы церквей -- значит, город уже
близко. Старая крепость не слишком сильно пострадала, но из некоторых
церковных куполов были вырваны целые куски, а отдельные части здания
наклонялись под самыми неожиданными углами. Несколько храмов, как, впрочем,
и гражданские здания лежали в руинах.
Людмила, верное дитя Октябрьской революции, не слишком беспокоилась за
судьбу церквей. Если бы советское правительство приказало снести все до
единой, она бы пережинать не стала. Но тот факт, что их разрушили вторгшиеся
на территорию ее родины инопланетяне, сильно менял дело. Даже нацисты, пусть
и по совсем иным причинам, старались храмы не трогать.
Вместо того чтобы направиться на аэродром к востоку от Пскова, где
Людмила обычно сажала свой "кукурузник", она приземлилась в самом центре
парка, как в тот первый раз, когда они прилетели в город. И снова ей
удалось, ловко маневрируя, не задеть ни людей, ни домашних животных, которые
там паслись. Тут же появились солдаты и быстро утащили маленький самолетик в
укрытие.
Людмила же, выбравшись из "кукурузника", поспешила в Кром, где
находился штаб генерал-лейтенанта Курта Шилла. То, что обороной советского
города руководил нацистский генерал, возмущало Людмилу, но с этим она ничего
не могла поделать -- по крайней мере пока. Сражаясь с ящерами, Шилл защищает
не только Псков, но и собственную задницу тоже.
Вслед ей неслись вопросы, все хотели знать, что заставило се посадить
самолет в самом центре города.
-- Я не могу ответить на ваши вопросы, -- говорила Людмила.
Многие из псковитян понятия не имели о том, что такое повышенные меры
безопасности, -- в отличие от Людмилы.
Она подошла к Крому. Около него не было охраны -- ни немецкой, ни
советской. Ящерам ни к чему знать, что здесь располагается штаб защитников
города. Внутри дорогу Людмиле преградили два крепких нацистских солдата,
которые окинули ее насмешливыми взглядами. Немцы почему-то считали, что
женщинам не место в армии.
-- Was willst du, Liebchen? [Чем займемся, любимая? (нем.)] -- спросил
один, а его товарищ, грубоватый на вид парень, нагло рассмеялся.
-- Ich will Generalleutnant Chill sofort zu sehen, -- ответила Людмила
самым ледяным тоном, на который только была способна: "Я хочу немедленно
поговорить с генерал-лейтенантом Шиллом".
-- Сначала поцелуй меня, -- предложил охранник, и его приятель согнулся
пополам от хохота.
Людмила вытащила пистолет и прицелилась не в грудь. или в голову парня,
а прямо в пах.
-- Хватит отнимать у меня время, кретин, -- ласково проговорила она. --
Если мы из-за тебя упустим ящеров, мало тебе не покажется, уж можешь не
сомневаться.
-- Сука, -- выругался один из немцев.
-- Лесбиянка, -- едва слышно проворчал его приятель, но оба отошли в
сторону.
Людмила убрала пистолет в кобуру, только когда завернула за угол.
Другой немец, капитан, сидел за столом в приемной перед кабинетом
генерал-лейтенанта Шилла. Он вел себя с Людмилой как с солдатом, но помочь
ей ничем не мог.
-- Мне очень жаль, старший лейтенант, но генерал на передовой, --
сказал немец. -- Думаю, он вернется только через несколько дней.
-- Мне нужно организовать артиллерийский обстрел колонны ящеров, --
сообщила Людмила и рассказала о том, что видела на лесной тропе, к югу от
города.
Капитан нахмурился.
-- Я имею право использовать артиллерию только для непосредственной
обороны города и линии фронта, -- с сомнением произнес он. -- Кроме того,
такие атаки всегда приводят к огромным потерям в технике и живой силе,
поскольку ящеры отвечают нам мощным огнем из своих орудий, -- а мы не можем
себе этого позволить.
-- Я рисковала жизнью, чтобы доставить вам информацию о ящерах, --
сказала Людмила. -- Неужели вы не намерены ничего предпринять?
Капитан показался ей слишком чистеньким и откормленным -- похоже, он
давненько не бывал на линии фронта в отличие от своего генерала.
Вместо того чтобы разозлиться, он спокойно проговорил:
-- Если вы считаете, что данная проблема имеет значение, сообщите о
том, что вам удалось узнать, англичанам. Они сидят чуть дальше по коридору.
-- Он показал, в какую сторону Людмиле следует идти. -- В отсутствие
командующего они принимают все решения.
Он говорил как человек, который цитирует наизусть строчки инструкции.
Впрочем, Людмила, как ни старалась, не смогла ее вспомнить или узнать. А еще
он не скрывал, что ему не нравится сложившееся положение вещей, -- однако
никого не волновали чувства капитана. Главное, чтобы он выполнял приказы, --
считалось, что немцы умеют это делать превосходно.
-- Хорошо, я попытаюсь поговорить с ними. Спасибо, -- сказала Людмила и
поспешила к двери.
В обвешанном картами кабинете Людмила обнаружила троих англичан и
светловолосую женщину, вооруженную винтовкой с оптическим прицелом. Она была
необыкновенно красива, и в первый момент Людмила решила, что она просто не
имеет права носить военную форму и держать в руках снайперское оружие. Но,
взглянув в глаза женщине, она поняла, что ошиблась. Людмила принимала
участие в достаточном количестве сражений, чтобы распознать человека, немало
повидавшего на своем веку.
Один из англичан -- Джоунз -- стоял рядом с женщиной, положив руку ей
на плечо, но она не сводила глаз с другого парня, которого звали Бэгнолл и с
которым Людмила познакомилась, когда приземлилась в парке на своем
"кукурузнике". У нее тут же возникло ощущение, будто она оказалась в самом
центре действия "Анны Карениной", а не в комнате, где планируются боевые
действия.
Однако Кен Эмбри, третий англичанин, увидел ее и сказал:
-- _Чито_... Что? -- Его русский оставался в зачаточном состоянии, но
тем не менее ему удалось обратить внимание остальных на появление Людмилы.
Джоунз убрал руку с плеча светловолосой красавицы так быстро, словно
она вдруг превратилась в раскаленную головешку.
"Пожалуй, лучше всего сделать вид, что я ничего не заметила", --
подумала Людмила. Что делают англичане в свободное время, ее не касается,
хотя Людмила считала, что им следует заниматься _этим_ за пределами Крома.
Смешивая немецкие слова с русскими, Людмила рассказала о том, что видела и
что, как ей кажется, следует сделать. Джордж Бэгнолл переводил ее слова на
английский.
-- Подойдите к карте, -- попросил он по-немецки, когда Людмила
замолчала, и показал на лес, расположенный к югу от Пскова. -- Где точно вы
видели грузовики и как давно?
Людмила принялась разглядывать карту. Она немного нервничала; в
Советском Союзе военные карты не принято показывать всем подряд.
-- Вот здесь, к западу от пруда, -- показала она. -- Я совершенно
уверена. Это было... -- Она посмотрела на часы у себя на руке. -- Двадцать
три минуты назад. Я вернулась, чтобы доложить о передвижениях противника,
как только засекла грузовики.
Джордж Бэгнолл улыбнулся. По русским стандартам у него было слишком
вытянутое, худое и непропорциональное лицо. Людмила не считала таких мужчин
привлекательными, но стоило ему улыбнуться, и он становился настоящим
красавцем.
-- Вы правильно поступили, запомнив точное время и сразу вернувшись в
Псков, -- сказал он.
И тут же, перейдя на английский, заговорил со своими товарищами.
Людмила, которая не понимала ни слова, сначала разозлилась, но потом
сообразила, что английским летчикам нужно обсудить ее сообщение, и сразу
успокоилась.
Вскоре Бэгнолл заговорил на смеси немецкого и русского, которым
пользовалась сама Людмила.
-- К тому времени как мы сможем все подготовить и начать артиллерийский
обстрел, грузовики практически доберутся до линии фронта ящеров -- вот
видите? -- Он показал на карте предполагаемый маршрут грузовиков,
направлявшихся к красной линии за пределами Пскова. Увидев разочарование на
лице Людмилы, он продолжал: -- Но ящеры не успеют их разгрузить. Может быть,
парочка снарядов окажется очень даже кстати. Подождите здесь.
Он вышел из комнаты с картами, но через несколько минут вернулся с
улыбкой на лице.
-- Капитан Дельгер нас не одобряет, но он хороший солдат. Если ему
приказано что-то сделать, он это делает.
Он оказался прав -- через несколько минут полевые орудия, расположенные
к северу и востоку от Пскова, начали обстрел позиций ящеров, причем прежде
чем враг успел ответить, батареи поменяли свое местоположение.
Впрочем, ящеры без задержки ответили яростным огнем.
-- Надеюсь, они успели отвести пушки на новую позицию, -- сказала
Людмила и покачала головой. -- Мне всякий раз становится не по себе, когда я
желаю чего-нибудь хорошего немцам. -- Она произнесла эти слова по-немецки и
смущенно повторила их по-русски.
Женщина со снайперской винтовкой согласно закивала.
-- Мы тоже чувствуем себя не слишком уютно, -- сказал на своем вполне
приличном русском Джоунз, самый молодой из англичан. -- Не забывайте, мы
ведь воевали с гитлеровцами два года, прежде чем к нам присоединился
Советский Союз.
Людмила все прекрасно помнила. В те два года пропаганда утверждала, что
гитлеровская Германия не делает ничего плохого. Она наносит удар за ударом
по империалистическим державам... а потом она напала на Советский Союз,
который устоял чудом.
-- Они наши союзники в борьбе против ящеров, -- сказала Людмила. -- Я
стараюсь все остальное забыть и помнить только об этом. Я стараюсь... но мне
очень трудно.
-- Да, трудно, -- согласился с ней Джордж Бэгнолл. -- То, что я видел
здесь и во Франции, заставило меня ликовать, когда мы сбрасывали им на
головы бомбы. Однако следует признать, что нацисты задали ящерам серьезную
трепку. Очень странно.
Большая часть была сказана по-немецки, но русская блондинка поняла
достаточно, чтобы ответить:
-- Никто не утверждает, будто нацисты не умеют воевать. А если кто-то и
говорит такое -- это вранье; мы все достаточно видели, чтобы знать, что они
отличные солдаты. Но они не думают, зачем и почему сражаются. Кто-то отдает
им приказ, и они его выполняют -- безукоризненно. И все ради чего? Ради
победы гитлеризма? -- В ее небесно-голубых глазах появилось презрение.
Никто не стал с ней спорить. Через несколько минут в комнату вбежал
капитан Дельгер. Его упитанное красивое лицо сияло.
-- Мы получили сообщение с линии фронта. Наша артиллерия обстреляла
вражеские грузовики. Похоже, они везли снаряды, потому что возникло
несколько новых взрывов.
Бэгнолл сказал ему, что делать, и он прекрасно справился со своей
задачей.
Блондинка со снайперской винтовкой бросилась Бэгноллу на шею и
поцеловала его в губы. Капитан Дельгер смущенно закашлялся и поспешил
покинуть кабинет англичан. Джером Джоунз покраснел и стал похож на вареного
рака, а Людмила смущенно отвернулась. Такое поведение, исключительно
неприличное, не пристало советской женщине.
Она ожидала, что Бэгнолл воспользуется доступностью бесстыжей
снайперши. Во-первых, мужчины все одинаковые и хотят только одного. А
во-вторых, он англичанин, а значит, капиталист и эксплуататор. Но он
осторожно, чтобы не обидеть, высвободился из объятий красотки. Людмила
видела, что он смущен не меньше, чем она сама.
Она задумчиво пригладила волосы. Бэгнолл совсем не походил на
англичанина из ее школьной программы и вел себя иначе. А что это значит? Она
и сама не знала, но чем больше смотрела на мир, тем сложнее он становился.
* * *
Йенс Ларссен въехал в Ханфорд, штат Вашингтон, из последних сил нажимая
на педали своего велосипеда, и остановился посреди центральной улицы.
-- Боже, какая помойка, -- проворчал он.
Он сразу понял, почему физики из Металлургической лаборатории с таким
восторгом рассказывали об этом городке -- даже отсюда он слышал громкий шум
реки Колумбия, которая текла неподалеку. Отличная река, именно то, что
нужно. Кроме того, Ларссен отлично знал, что представляет собой Миссисипи.
А еще здесь имелась железная дорога, которая вела сюда с севера: здание
вокзала оказалось самым большим в городе. Однако на юг она не продолжалась
-- значит, Ханфорд -- конечная станция. "Во многих отношениях", -- подумал
Йенс. Наличие железной дороги говорит в пользу городка. По ней можно
доставлять и увозить все, что потребуется. Без нее все было бы гораздо
сложнее.
Итак, река и железная дорога: два серьезных достоинства. Все остальное,
с точки зрения Йенса, представляло собой недостатки. В Ханфорде живет
несколько сотен человек. И если здесь начнется промышленное строительство,
это сразу же насторожит ящеров, поскольку своих заводов и крупного -- как,
впрочем, и мелкого -- производства Ханфорд не имел.
Йенс огляделся по сторонам. Завод по производству плутония придется
строить под землей; нет ни одного достаточно крупного здания, где он мог бы
незаметно разместиться. А как организовать такие работы, чтобы неприятель
ничего не заметил? Ларссен не знал.
-- Слишком маленький, -- сказал Ларссен так, словно кто-то ему
возражал.
Ханфорд всю свою жизнь служил рыночным городом для окрестных ферм.
Кое-какие поля, расположенные к северу, югу и западу от него, оставались
зелеными; но большая их часть высохла и умерла из-за ящеров, которые
разрушили водонапорные башни.
Около железнодорожной станции располагались пара магазинов (один был
закрыт), заправочная станция (она тоже не функционировала), школа (поскольку
наступило время летних каникул, Йенс не знал, работает она или нет) и
кабинет врача. Ларссен заметил, что туда вошла беременная женщина -- значит,
врач на своем посту.
Он задумчиво почесал запястье. В Огдене, штат Юта, доктор -- кажется,
его звали Шарп -- сказал, что в каком-нибудь маленьком городке у
какого-нибудь врача, возможно, остались сульфаниламиды, которые могут
избавить его от триппера. По дороге сюда он поспрашивал у местных эскулапов,
но ни у кого из них не оказалось лекарства -- либо они не хотели тратить его
на чужого парня, оказавшегося в их городке проездом. Ну, раз он сюда попал,
можно еще раз попробовать. Скажут ему "нет" -- значит, нет. Ничего нового
для себя он не услышит.
Он подошел к кабинету врача и поставил велосипед на тормоз, но уже в
следующую минуту покачал головой и решил взять его с собой. Если кто-нибудь
из местных его утащит, все остальные будут делать вид, что вообще ничего не
видели. Йенс вырос в маленьком городке и хорошо знал, какие здесь царят
нравы.
В приемной оказалось чисто и достаточно уютно. На столике лежали
журналы годичной давности. Даже если бы ящеры и не заявились в Америку,
здесь было бы точь-в-точь то же самое. За конторкой сидела средних лет
симпатичная женщина в льняном платье. Если появление грязного незнакомца с
винтовкой и велосипедом в руках и удивило ее, она этого не показала.
-- Доброе утро, сэр, -- поздоровалась она. -- Доктор Генри скоро вас
примет.
-- Хорошо, спасибо.
Йенс сел. Он не обратил внимания на вывеску снаружи, где стояло имя
врача. Ему было все равно. Он принялся листать журнал "Лайф", разглядывая
фотографии немцев, отступающих под ударами суровой русской зимы. Сейчас
происходили гораздо более ужасные вещи, хотя тогда, в 1942 году, казалось,
что самое страшное уже случилось.
-- Э-э-э, извините, сэр, -- сказала медсестра. -- Ваше имя?
Ларссен назвал, а потом произнес его по буквам, он привык, что люди,
как правило, путают либо его имя, либо фамилию, а порой и то и другое.
Дверь рядом с конторкой медсестры открылась, и из кабинета вышла
беременная женщина. Если не считать того, что она была похожа на дирижабль,
выглядела она прекрасно. Она улыбалась. Видимо, доктор сказал, что у нее все
в порядке.
Женщина, чуть моложе медсестры, высунула голову и позвала:
-- Заходите, мистер э-э-э... Ларссен.
Она была в стареньком, но идеально чистом белом халате, а на шее у нее
висел стетоскоп.
Йенс вошел в комнату. Женщина взвесила его, измерила кровяное давление,
а потом спросила, на что он жалуется. Йенс почувствовал, что краснеет.
-- Я бы хотел поговорить с доктором, -- смущенно пролепетал он.
Женщина приподняла одну бровь. У нее было худое лошадиное лицо, а
темные волосы собраны в короткий хвостик.
-- А я и есть доктор, -- ответила она. -- Марджори Генри. Вы решили,
что я медсестра? -- По тому, как она задала свой вопрос, стало ясно, что
люди на протяжении многих лет спрашивали у нее одно и то же.
-- А, понятно, -- пробормотал Йенс, который теперь смутился совсем по
другой причине. -- Прошу меня простить.
Ему стало не по себе, и он не имел ни малейшего представления о том,
как выберется из трудного положения. Как он скажет женщине, пусть даже и
врачу, что у него триппер? Он пожалел, что не прочитал вывеску у входа.
Гонорея его не прикончит, а он мог поискать и другого доктора.
-- Ну, так что же вас беспокоит? -- повторила свой вопрос доктор Генри.
Ларссен ничего не сказал, и она снова удивленно на него посмотрела. --
Уверяю вас, мистер Ларссен, какая бы у вас ни была проблема, я могу с ней
справиться. А если нет, я честно вам об этом скажу.
Йенсу нравился ее уверенный серьезный вид.
-- Я, ну... видите ли, у меня...
Он сдался, понимая, что не сможет заставить себя сказать вслух, зачем
сюда пришел.
Доктор Генри встала и закрыла дверь в кабинет.
-- Вот так. Теперь Белла нас не услышит, -- сказала она. -- Мистер
Ларссен, должна ли я сделать вывод из вашего смущенного заикания, что речь
идет о венерическом заболевании? -- Йенс поморщился и кивнул. Она коротко
кивнула в ответ. -- Хорошо. Вы знаете, чем вы больны?
-- Гонорея, -- прошептал Ларссен и принялся внимательно изучать свои
армейские ботинки. Из всех слов, которые он никогда не произносил в
присутствии женщин, это значилось в списке среди первых. Собравшись с
силами, он продолжал: -- Я слышал, что сульфаниламиды могут помочь, но ни у
кого из врачей, к которым я обращался, их не оказалось.
-- Да, сейчас с лекарствами трудно, -- ответила она. -- Но вам повезло.
Перед самым появлением ящеров я получила большую партию необходимого вам
препарата. Думаю, могу выделить вам несколько граммов. Поверьте мне, иметь
возможность повести атаку на болезнь гораздо приятнее, чем просто от нее
защищаться.
-- И вы действительно дадите мне лекарство? -- переспросил Йенс, не
веря в свое счастье. -- Здорово!
Он начал быстро менять свое мнение о Ханфорде. "Отличный город,
дружелюбные люди", -- подумал он.
Доктор Генри открыла шкафчик с лекарствами, и Йенс увидел несколько
больших банок с маленькими желтыми таблетками.
-- Принимайте по три штуки пять раз в первый день, -- сказала она. --
Четыре раза -- во второй, три -- в третий, а потом два раза в день, пока они
не закончатся. У вас есть куда их положить? Таблеток у меня полно, а вот
баночек для них не хватает.
-- Вот, есть, -- сказал Йенс и вытащил из мешка носок.
Доктор Генри рассмеялась, но принялась ссыпать таблетки в носок. Их
было ужасно много, но Йенса это не беспокоило. Он бы с радостью проглотил
шар для боулинга, чтобы избавиться от мерзкой болячки. Когда доктор
закончила считать таблетки, он спросил:
-- Сколько я вам должен?
-- Мистер Ларссен, в наше время люди не в состоянии покупать лекарства
за деньги, -- поджав губы, ответила доктор. -- Но кое-что другое купить
можно, поэтому деньги никто не отменял... если по справедливости, вы мне
должны двести долларов. Но если их у вас столько нет, а у вас наверняка
Теперь у Кирела не осталось серьезных соперников. После Атвара Кирел
оставался самым авторитетным офицером. Если Кирел решит, что ему следует
занять место Атвара... Кирел не воспользовался своим шансом, но тогда на его
пути стоял Страха.
-- Как я уже говорил, нам удалось реализовать часть наших целей после
вторжения в Британию. Нам не следует стыдиться результатов, достигнутых на
острове.
-- Ты прав, -- согласился Атвар. Он слегка приоткрыл рот в печальном
смехе. -- В любом месте Империи, кроме То-сев-3, частичная реализация
поставленных целей считается позором и заслуживает наказания. Здесь,
сражаясь против Больших Уродов, мы готовы праздновать любой успех.
-- Относительным оказывается не только поведение объектов при
приближении к скорости света, -- заметил Кирел. -- В своей среде, или на
Работев-2, или на Халесс-1 мы можем учесть при планировании значение почти
всех переменных факторов. Когда имеешь дело с Большими Уродами, почти все
переменные имеют неопределенное значение.
-- Верно, -- печально согласился Атвар. -- Иногда нам даже не известно,
что Переменная существует, пока она не появляется и не кусает нас за кончик
хвоста. К примеру, ядовитые газы: у тосевитов накопились огромные запасы
отравляющих веществ, но они не применяли их друг против друга. Даже против
нас они решили пустить их в ход только сейчас. Не исключено, что на
территории, находящейся под нашим контролем, находятся немалые запасы этой
дряни -- а мы ничего не знаем.
-- Хорошая мысль, благородный адмирал, -- отметил Кирел. -- Нам следует
тщательно изучить арсеналы империй, находящихся под нашим контролем. Тогда у
нас появится возможность наносить ответные удары тосевитам.
-- Проследи за этим, -- сказал Атвар. -- У них все равно останется
преимущество, поскольку их защитные технологии лучше наших, -- он в смущении
сжал и разжал пальцы, -- но появление такого оружия в нашем арсенале может
оказаться полезным. Сегодня же начни расследование.
-- Будет исполнено, -- сказал Кирел.
-- Найдем мы запасы ядовитых газов или нет, но мы | узнали об их
существовании только после того, как британцы оказались в отчаянном
положении и решились применить газы против нас.
-- Причем с успехом, -- сказал Кирел.
-- Да, с ошеломляющим успехом, -- согласился Атвар. -- Большие Уроды не
думают о будущем. Если они придумают способ решить свои сегодняшние
проблемы, то пойдут на все. Меня бы не удивило, если бы они в конце концов
уничтожили сами себя. -- Он вздохнул. -- Да, сложное наступило время.
-- Русские использовали атомную бомбу с тем же эффектом, -- сказал
Кирел. -- Когда мы начинаем очень сильно давить на тосевитов -- во всяком
случае на некоторых из них, -- они способны совершать удивительные поступки.
-- Да, удивительные, -- сухо ответил Атвар. -- Я бы даже сказал
отвратительные. Я не сомневаюсь, что несколько империй и не-империй
продолжают работать над созданием атомного оружия. И если мы надавим на них
слишком сильно...
-- Но если мы не будем давить, благородный адмирал, как нам выиграть
войну?
-- Нашим планировщикам и в голову не приходило, что на Тосев-3
возникнут такие проблемы, -- сказал Атвар. -- Клянусь Императором, я им
завидую!
Людмила Горбунова привыкла летать над бесконечными просторами Украины и
центральной России. Ей практически не приходилось видеть огромных хвойных и
лиственных лесов, которые произрастали в северных районах страны.
Вот и Псков окружали густые леса, а не привычные ей степи. Бесконечные
зеленые просторы назывались "Лесной республикой", и советские партизаны
разбивали здесь свои лагеря и штабы, воюя с нацистами, которые захватили
город. Теперь русские и немцы использовали леса в борьбе против ящеров.
Впрочем, ящеры тоже их использовали. Людмила сразу поняла огромную
разницу между степями и открытыми равнинами и лесами: если на равнине,
несмотря на все старания советских командиров, замаскировать солдат и орудия
было чрезвычайно сложно, в лесу это не составляло никакого труда.
Только с самолета, который летал низко и не слишком быстро, такого как
ее биплан У-2, можно было увидеть, чем занимается враг. Людмила уже в
который раз пожалела, что ее "кукурузник" не умеет летать низко и быстро.
Если ее заметит вражеский вертолет, ей несдобровать -- он легко догонит и
расстреляет маленький самолетик.
Она пронеслась над лесной тропинкой и заметила на ней два грузовика,
которые направлялись на север. Грузовики были сделаны людьми -- один в
Германии, другой, американский, скорее всего, ящеры захватили у русских, но
место и направление движения без сомнений указывали на то, они принадлежат
ящерам. Более того, если ей удалось заметить два, значит, где-то прячется
еще две дюжины плюс бронированные транспортеры и танки.
Людмила слышала истории о пилотах Красной Армии, которые спускались на
своих самолетах ниже уровня деревьев и, пролетая над лесными тропинками,
расстреливали все, что попадалось им на глаза. За свои подвиги они получали
звание Героя Советского Союза. Иногда орден прикреплял на гимнастерку сам
Сталин. Очень заманчиво, но...
-- Меня обязательно прикончат, -- заявила Людмила так, словно спорила с
невидимкой, сидевшим рядом с ней в "кукурузнике".
Она не боялась, что ящеры ее собьют, Людмила рисковала с тех самых пор,
как вступила в ряды Военно-Воздушных Сил. Но она сомневалась, что ей удастся
пролететь по недостаточно широкой тропинке -- зацепиться крылом за
какое-нибудь дерево не входило в ее планы. По крайней мере, так ее учили в
летной школе.
Оставалось только одно -- она развернулась и полетела в сторону Пскова.
У немцев достаточно артиллерии, чтобы обстрелять эту часть леса и территорию
к северу от нее. Конечно, у ящеров потери будут не слишком серьезными, но
радости такой поворот событий им не доставит.
И снова Людмила пожалела о медлительности своего "кукурузника". Чем
быстрее она доберется до Пскова, тем меньшее расстояние пройдут вражеские
машины с боеприпасами и провиантом по тропе и тем больше шансов нанести им
значительный урон.
Появились высокий каменный Кром и луковицы церквей -- значит, город уже
близко. Старая крепость не слишком сильно пострадала, но из некоторых
церковных куполов были вырваны целые куски, а отдельные части здания
наклонялись под самыми неожиданными углами. Несколько храмов, как, впрочем,
и гражданские здания лежали в руинах.
Людмила, верное дитя Октябрьской революции, не слишком беспокоилась за
судьбу церквей. Если бы советское правительство приказало снести все до
единой, она бы пережинать не стала. Но тот факт, что их разрушили вторгшиеся
на территорию ее родины инопланетяне, сильно менял дело. Даже нацисты, пусть
и по совсем иным причинам, старались храмы не трогать.
Вместо того чтобы направиться на аэродром к востоку от Пскова, где
Людмила обычно сажала свой "кукурузник", она приземлилась в самом центре
парка, как в тот первый раз, когда они прилетели в город. И снова ей
удалось, ловко маневрируя, не задеть ни людей, ни домашних животных, которые
там паслись. Тут же появились солдаты и быстро утащили маленький самолетик в
укрытие.
Людмила же, выбравшись из "кукурузника", поспешила в Кром, где
находился штаб генерал-лейтенанта Курта Шилла. То, что обороной советского
города руководил нацистский генерал, возмущало Людмилу, но с этим она ничего
не могла поделать -- по крайней мере пока. Сражаясь с ящерами, Шилл защищает
не только Псков, но и собственную задницу тоже.
Вслед ей неслись вопросы, все хотели знать, что заставило се посадить
самолет в самом центре города.
-- Я не могу ответить на ваши вопросы, -- говорила Людмила.
Многие из псковитян понятия не имели о том, что такое повышенные меры
безопасности, -- в отличие от Людмилы.
Она подошла к Крому. Около него не было охраны -- ни немецкой, ни
советской. Ящерам ни к чему знать, что здесь располагается штаб защитников
города. Внутри дорогу Людмиле преградили два крепких нацистских солдата,
которые окинули ее насмешливыми взглядами. Немцы почему-то считали, что
женщинам не место в армии.
-- Was willst du, Liebchen? [Чем займемся, любимая? (нем.)] -- спросил
один, а его товарищ, грубоватый на вид парень, нагло рассмеялся.
-- Ich will Generalleutnant Chill sofort zu sehen, -- ответила Людмила
самым ледяным тоном, на который только была способна: "Я хочу немедленно
поговорить с генерал-лейтенантом Шиллом".
-- Сначала поцелуй меня, -- предложил охранник, и его приятель согнулся
пополам от хохота.
Людмила вытащила пистолет и прицелилась не в грудь. или в голову парня,
а прямо в пах.
-- Хватит отнимать у меня время, кретин, -- ласково проговорила она. --
Если мы из-за тебя упустим ящеров, мало тебе не покажется, уж можешь не
сомневаться.
-- Сука, -- выругался один из немцев.
-- Лесбиянка, -- едва слышно проворчал его приятель, но оба отошли в
сторону.
Людмила убрала пистолет в кобуру, только когда завернула за угол.
Другой немец, капитан, сидел за столом в приемной перед кабинетом
генерал-лейтенанта Шилла. Он вел себя с Людмилой как с солдатом, но помочь
ей ничем не мог.
-- Мне очень жаль, старший лейтенант, но генерал на передовой, --
сказал немец. -- Думаю, он вернется только через несколько дней.
-- Мне нужно организовать артиллерийский обстрел колонны ящеров, --
сообщила Людмила и рассказала о том, что видела на лесной тропе, к югу от
города.
Капитан нахмурился.
-- Я имею право использовать артиллерию только для непосредственной
обороны города и линии фронта, -- с сомнением произнес он. -- Кроме того,
такие атаки всегда приводят к огромным потерям в технике и живой силе,
поскольку ящеры отвечают нам мощным огнем из своих орудий, -- а мы не можем
себе этого позволить.
-- Я рисковала жизнью, чтобы доставить вам информацию о ящерах, --
сказала Людмила. -- Неужели вы не намерены ничего предпринять?
Капитан показался ей слишком чистеньким и откормленным -- похоже, он
давненько не бывал на линии фронта в отличие от своего генерала.
Вместо того чтобы разозлиться, он спокойно проговорил:
-- Если вы считаете, что данная проблема имеет значение, сообщите о
том, что вам удалось узнать, англичанам. Они сидят чуть дальше по коридору.
-- Он показал, в какую сторону Людмиле следует идти. -- В отсутствие
командующего они принимают все решения.
Он говорил как человек, который цитирует наизусть строчки инструкции.
Впрочем, Людмила, как ни старалась, не смогла ее вспомнить или узнать. А еще
он не скрывал, что ему не нравится сложившееся положение вещей, -- однако
никого не волновали чувства капитана. Главное, чтобы он выполнял приказы, --
считалось, что немцы умеют это делать превосходно.
-- Хорошо, я попытаюсь поговорить с ними. Спасибо, -- сказала Людмила и
поспешила к двери.
В обвешанном картами кабинете Людмила обнаружила троих англичан и
светловолосую женщину, вооруженную винтовкой с оптическим прицелом. Она была
необыкновенно красива, и в первый момент Людмила решила, что она просто не
имеет права носить военную форму и держать в руках снайперское оружие. Но,
взглянув в глаза женщине, она поняла, что ошиблась. Людмила принимала
участие в достаточном количестве сражений, чтобы распознать человека, немало
повидавшего на своем веку.
Один из англичан -- Джоунз -- стоял рядом с женщиной, положив руку ей
на плечо, но она не сводила глаз с другого парня, которого звали Бэгнолл и с
которым Людмила познакомилась, когда приземлилась в парке на своем
"кукурузнике". У нее тут же возникло ощущение, будто она оказалась в самом
центре действия "Анны Карениной", а не в комнате, где планируются боевые
действия.
Однако Кен Эмбри, третий англичанин, увидел ее и сказал:
-- _Чито_... Что? -- Его русский оставался в зачаточном состоянии, но
тем не менее ему удалось обратить внимание остальных на появление Людмилы.
Джоунз убрал руку с плеча светловолосой красавицы так быстро, словно
она вдруг превратилась в раскаленную головешку.
"Пожалуй, лучше всего сделать вид, что я ничего не заметила", --
подумала Людмила. Что делают англичане в свободное время, ее не касается,
хотя Людмила считала, что им следует заниматься _этим_ за пределами Крома.
Смешивая немецкие слова с русскими, Людмила рассказала о том, что видела и
что, как ей кажется, следует сделать. Джордж Бэгнолл переводил ее слова на
английский.
-- Подойдите к карте, -- попросил он по-немецки, когда Людмила
замолчала, и показал на лес, расположенный к югу от Пскова. -- Где точно вы
видели грузовики и как давно?
Людмила принялась разглядывать карту. Она немного нервничала; в
Советском Союзе военные карты не принято показывать всем подряд.
-- Вот здесь, к западу от пруда, -- показала она. -- Я совершенно
уверена. Это было... -- Она посмотрела на часы у себя на руке. -- Двадцать
три минуты назад. Я вернулась, чтобы доложить о передвижениях противника,
как только засекла грузовики.
Джордж Бэгнолл улыбнулся. По русским стандартам у него было слишком
вытянутое, худое и непропорциональное лицо. Людмила не считала таких мужчин
привлекательными, но стоило ему улыбнуться, и он становился настоящим
красавцем.
-- Вы правильно поступили, запомнив точное время и сразу вернувшись в
Псков, -- сказал он.
И тут же, перейдя на английский, заговорил со своими товарищами.
Людмила, которая не понимала ни слова, сначала разозлилась, но потом
сообразила, что английским летчикам нужно обсудить ее сообщение, и сразу
успокоилась.
Вскоре Бэгнолл заговорил на смеси немецкого и русского, которым
пользовалась сама Людмила.
-- К тому времени как мы сможем все подготовить и начать артиллерийский
обстрел, грузовики практически доберутся до линии фронта ящеров -- вот
видите? -- Он показал на карте предполагаемый маршрут грузовиков,
направлявшихся к красной линии за пределами Пскова. Увидев разочарование на
лице Людмилы, он продолжал: -- Но ящеры не успеют их разгрузить. Может быть,
парочка снарядов окажется очень даже кстати. Подождите здесь.
Он вышел из комнаты с картами, но через несколько минут вернулся с
улыбкой на лице.
-- Капитан Дельгер нас не одобряет, но он хороший солдат. Если ему
приказано что-то сделать, он это делает.
Он оказался прав -- через несколько минут полевые орудия, расположенные
к северу и востоку от Пскова, начали обстрел позиций ящеров, причем прежде
чем враг успел ответить, батареи поменяли свое местоположение.
Впрочем, ящеры без задержки ответили яростным огнем.
-- Надеюсь, они успели отвести пушки на новую позицию, -- сказала
Людмила и покачала головой. -- Мне всякий раз становится не по себе, когда я
желаю чего-нибудь хорошего немцам. -- Она произнесла эти слова по-немецки и
смущенно повторила их по-русски.
Женщина со снайперской винтовкой согласно закивала.
-- Мы тоже чувствуем себя не слишком уютно, -- сказал на своем вполне
приличном русском Джоунз, самый молодой из англичан. -- Не забывайте, мы
ведь воевали с гитлеровцами два года, прежде чем к нам присоединился
Советский Союз.
Людмила все прекрасно помнила. В те два года пропаганда утверждала, что
гитлеровская Германия не делает ничего плохого. Она наносит удар за ударом
по империалистическим державам... а потом она напала на Советский Союз,
который устоял чудом.
-- Они наши союзники в борьбе против ящеров, -- сказала Людмила. -- Я
стараюсь все остальное забыть и помнить только об этом. Я стараюсь... но мне
очень трудно.
-- Да, трудно, -- согласился с ней Джордж Бэгнолл. -- То, что я видел
здесь и во Франции, заставило меня ликовать, когда мы сбрасывали им на
головы бомбы. Однако следует признать, что нацисты задали ящерам серьезную
трепку. Очень странно.
Большая часть была сказана по-немецки, но русская блондинка поняла
достаточно, чтобы ответить:
-- Никто не утверждает, будто нацисты не умеют воевать. А если кто-то и
говорит такое -- это вранье; мы все достаточно видели, чтобы знать, что они
отличные солдаты. Но они не думают, зачем и почему сражаются. Кто-то отдает
им приказ, и они его выполняют -- безукоризненно. И все ради чего? Ради
победы гитлеризма? -- В ее небесно-голубых глазах появилось презрение.
Никто не стал с ней спорить. Через несколько минут в комнату вбежал
капитан Дельгер. Его упитанное красивое лицо сияло.
-- Мы получили сообщение с линии фронта. Наша артиллерия обстреляла
вражеские грузовики. Похоже, они везли снаряды, потому что возникло
несколько новых взрывов.
Бэгнолл сказал ему, что делать, и он прекрасно справился со своей
задачей.
Блондинка со снайперской винтовкой бросилась Бэгноллу на шею и
поцеловала его в губы. Капитан Дельгер смущенно закашлялся и поспешил
покинуть кабинет англичан. Джером Джоунз покраснел и стал похож на вареного
рака, а Людмила смущенно отвернулась. Такое поведение, исключительно
неприличное, не пристало советской женщине.
Она ожидала, что Бэгнолл воспользуется доступностью бесстыжей
снайперши. Во-первых, мужчины все одинаковые и хотят только одного. А
во-вторых, он англичанин, а значит, капиталист и эксплуататор. Но он
осторожно, чтобы не обидеть, высвободился из объятий красотки. Людмила
видела, что он смущен не меньше, чем она сама.
Она задумчиво пригладила волосы. Бэгнолл совсем не походил на
англичанина из ее школьной программы и вел себя иначе. А что это значит? Она
и сама не знала, но чем больше смотрела на мир, тем сложнее он становился.
* * *
Йенс Ларссен въехал в Ханфорд, штат Вашингтон, из последних сил нажимая
на педали своего велосипеда, и остановился посреди центральной улицы.
-- Боже, какая помойка, -- проворчал он.
Он сразу понял, почему физики из Металлургической лаборатории с таким
восторгом рассказывали об этом городке -- даже отсюда он слышал громкий шум
реки Колумбия, которая текла неподалеку. Отличная река, именно то, что
нужно. Кроме того, Ларссен отлично знал, что представляет собой Миссисипи.
А еще здесь имелась железная дорога, которая вела сюда с севера: здание
вокзала оказалось самым большим в городе. Однако на юг она не продолжалась
-- значит, Ханфорд -- конечная станция. "Во многих отношениях", -- подумал
Йенс. Наличие железной дороги говорит в пользу городка. По ней можно
доставлять и увозить все, что потребуется. Без нее все было бы гораздо
сложнее.
Итак, река и железная дорога: два серьезных достоинства. Все остальное,
с точки зрения Йенса, представляло собой недостатки. В Ханфорде живет
несколько сотен человек. И если здесь начнется промышленное строительство,
это сразу же насторожит ящеров, поскольку своих заводов и крупного -- как,
впрочем, и мелкого -- производства Ханфорд не имел.
Йенс огляделся по сторонам. Завод по производству плутония придется
строить под землей; нет ни одного достаточно крупного здания, где он мог бы
незаметно разместиться. А как организовать такие работы, чтобы неприятель
ничего не заметил? Ларссен не знал.
-- Слишком маленький, -- сказал Ларссен так, словно кто-то ему
возражал.
Ханфорд всю свою жизнь служил рыночным городом для окрестных ферм.
Кое-какие поля, расположенные к северу, югу и западу от него, оставались
зелеными; но большая их часть высохла и умерла из-за ящеров, которые
разрушили водонапорные башни.
Около железнодорожной станции располагались пара магазинов (один был
закрыт), заправочная станция (она тоже не функционировала), школа (поскольку
наступило время летних каникул, Йенс не знал, работает она или нет) и
кабинет врача. Ларссен заметил, что туда вошла беременная женщина -- значит,
врач на своем посту.
Он задумчиво почесал запястье. В Огдене, штат Юта, доктор -- кажется,
его звали Шарп -- сказал, что в каком-нибудь маленьком городке у
какого-нибудь врача, возможно, остались сульфаниламиды, которые могут
избавить его от триппера. По дороге сюда он поспрашивал у местных эскулапов,
но ни у кого из них не оказалось лекарства -- либо они не хотели тратить его
на чужого парня, оказавшегося в их городке проездом. Ну, раз он сюда попал,
можно еще раз попробовать. Скажут ему "нет" -- значит, нет. Ничего нового
для себя он не услышит.
Он подошел к кабинету врача и поставил велосипед на тормоз, но уже в
следующую минуту покачал головой и решил взять его с собой. Если кто-нибудь
из местных его утащит, все остальные будут делать вид, что вообще ничего не
видели. Йенс вырос в маленьком городке и хорошо знал, какие здесь царят
нравы.
В приемной оказалось чисто и достаточно уютно. На столике лежали
журналы годичной давности. Даже если бы ящеры и не заявились в Америку,
здесь было бы точь-в-точь то же самое. За конторкой сидела средних лет
симпатичная женщина в льняном платье. Если появление грязного незнакомца с
винтовкой и велосипедом в руках и удивило ее, она этого не показала.
-- Доброе утро, сэр, -- поздоровалась она. -- Доктор Генри скоро вас
примет.
-- Хорошо, спасибо.
Йенс сел. Он не обратил внимания на вывеску снаружи, где стояло имя
врача. Ему было все равно. Он принялся листать журнал "Лайф", разглядывая
фотографии немцев, отступающих под ударами суровой русской зимы. Сейчас
происходили гораздо более ужасные вещи, хотя тогда, в 1942 году, казалось,
что самое страшное уже случилось.
-- Э-э-э, извините, сэр, -- сказала медсестра. -- Ваше имя?
Ларссен назвал, а потом произнес его по буквам, он привык, что люди,
как правило, путают либо его имя, либо фамилию, а порой и то и другое.
Дверь рядом с конторкой медсестры открылась, и из кабинета вышла
беременная женщина. Если не считать того, что она была похожа на дирижабль,
выглядела она прекрасно. Она улыбалась. Видимо, доктор сказал, что у нее все
в порядке.
Женщина, чуть моложе медсестры, высунула голову и позвала:
-- Заходите, мистер э-э-э... Ларссен.
Она была в стареньком, но идеально чистом белом халате, а на шее у нее
висел стетоскоп.
Йенс вошел в комнату. Женщина взвесила его, измерила кровяное давление,
а потом спросила, на что он жалуется. Йенс почувствовал, что краснеет.
-- Я бы хотел поговорить с доктором, -- смущенно пролепетал он.
Женщина приподняла одну бровь. У нее было худое лошадиное лицо, а
темные волосы собраны в короткий хвостик.
-- А я и есть доктор, -- ответила она. -- Марджори Генри. Вы решили,
что я медсестра? -- По тому, как она задала свой вопрос, стало ясно, что
люди на протяжении многих лет спрашивали у нее одно и то же.
-- А, понятно, -- пробормотал Йенс, который теперь смутился совсем по
другой причине. -- Прошу меня простить.
Ему стало не по себе, и он не имел ни малейшего представления о том,
как выберется из трудного положения. Как он скажет женщине, пусть даже и
врачу, что у него триппер? Он пожалел, что не прочитал вывеску у входа.
Гонорея его не прикончит, а он мог поискать и другого доктора.
-- Ну, так что же вас беспокоит? -- повторила свой вопрос доктор Генри.
Ларссен ничего не сказал, и она снова удивленно на него посмотрела. --
Уверяю вас, мистер Ларссен, какая бы у вас ни была проблема, я могу с ней
справиться. А если нет, я честно вам об этом скажу.
Йенсу нравился ее уверенный серьезный вид.
-- Я, ну... видите ли, у меня...
Он сдался, понимая, что не сможет заставить себя сказать вслух, зачем
сюда пришел.
Доктор Генри встала и закрыла дверь в кабинет.
-- Вот так. Теперь Белла нас не услышит, -- сказала она. -- Мистер
Ларссен, должна ли я сделать вывод из вашего смущенного заикания, что речь
идет о венерическом заболевании? -- Йенс поморщился и кивнул. Она коротко
кивнула в ответ. -- Хорошо. Вы знаете, чем вы больны?
-- Гонорея, -- прошептал Ларссен и принялся внимательно изучать свои
армейские ботинки. Из всех слов, которые он никогда не произносил в
присутствии женщин, это значилось в списке среди первых. Собравшись с
силами, он продолжал: -- Я слышал, что сульфаниламиды могут помочь, но ни у
кого из врачей, к которым я обращался, их не оказалось.
-- Да, сейчас с лекарствами трудно, -- ответила она. -- Но вам повезло.
Перед самым появлением ящеров я получила большую партию необходимого вам
препарата. Думаю, могу выделить вам несколько граммов. Поверьте мне, иметь
возможность повести атаку на болезнь гораздо приятнее, чем просто от нее
защищаться.
-- И вы действительно дадите мне лекарство? -- переспросил Йенс, не
веря в свое счастье. -- Здорово!
Он начал быстро менять свое мнение о Ханфорде. "Отличный город,
дружелюбные люди", -- подумал он.
Доктор Генри открыла шкафчик с лекарствами, и Йенс увидел несколько
больших банок с маленькими желтыми таблетками.
-- Принимайте по три штуки пять раз в первый день, -- сказала она. --
Четыре раза -- во второй, три -- в третий, а потом два раза в день, пока они
не закончатся. У вас есть куда их положить? Таблеток у меня полно, а вот
баночек для них не хватает.
-- Вот, есть, -- сказал Йенс и вытащил из мешка носок.
Доктор Генри рассмеялась, но принялась ссыпать таблетки в носок. Их
было ужасно много, но Йенса это не беспокоило. Он бы с радостью проглотил
шар для боулинга, чтобы избавиться от мерзкой болячки. Когда доктор
закончила считать таблетки, он спросил:
-- Сколько я вам должен?
-- Мистер Ларссен, в наше время люди не в состоянии покупать лекарства
за деньги, -- поджав губы, ответила доктор. -- Но кое-что другое купить
можно, поэтому деньги никто не отменял... если по справедливости, вы мне
должны двести долларов. Но если их у вас столько нет, а у вас наверняка