Страница:
окажется, что жизнь -- диковинная штука.
Показав вперед на надменный изломанный каменный горизонт, переводчик
Молотова сказал:
-- Американцы тоже пострадали в этой войне, товарищ комиссар
иностранных дел.
-- Пострадали, -- согласился с ним Молотов.
Почти во всех окнах небоскребов были разбиты стекла, сами дома
изуродовали черные шрамы пожаров. Некоторые здания стояли, накренившись под
необычными углами, словно пьяные матросы, которые больше не в силах
держаться на ногах. Молотов окинул город холодным взглядом и заявил:
-- Им полезно было напомнить, что идет война. Когда на нас напала
фашистская Германия, они строили, а мы умирали.
К борту судна подошел буксир, на носу которого стоял человек с
мегафоном в руках. Он что-то крикнул по-английски, и переводчик тут же
повторил его слова Молотову.
-- Он говорит: "Приветствую вас, литовский корабль! Вы оказались далеко
от дома". Думаю, он решил пошутить.
-- Хи-хи, -- проворчал Молотов.
Он забыл, что на корабле развевается желто-зелено-красный флаг
Литовской Советской Социалистической Республики (кроме того, он умудрился
забыть, что до прихода ящеров она находилась в руках фашистов, а сейчас
по-прежнему не желала подчиняться Москве).
-- Что я должен ответить? -- спросил переводчик.
Молотову ужасно хотелось поприветствовать американцев от имени съезда
народных депутатов Литвы, но он сдержался.
-- Скажи, что я приветствую их от имени советского народа и
генерального секретаря партии большевиков товарища Сталина.
Прозвучал ответ по-английски, и переводчик сказал:
-- На этот раз он ответил, как полагается. Он предлагает помочь
доставить нас к причалу.
-- Ладно, -- ответил Молотов. -- Обсуди это с офицерами корабля, я тут
ни при чем. Я полагал, что они отправят на встречу с нами настоящих
дипломатов, но, похоже, придется нам высадиться в Нью-Йорке.
Он сказал это так, словно был вынужден войти в джунгли, где его
поджидают кровожадные звери и дикари. Впрочем, именно так он и считал: с его
точки зрения капиталисты представляли собой хищных диких зверей, а Нью-Йорк
являлся их логовом.
Следуя за буксиром, судно под литовским флагом вошло в Ист-Ривер.
Потрепанный корабль оставил за кормой статую Свободы, которая гордо стояла
на острове Бедлор. Молотов в принципе не имел ничего против идей, которые
прославляла статуя, но считал, что Соединенные Штаты, где белые
эксплуатируют черных, богатые -- бедных, а капиталисты -- пролетариат, не
слишком их придерживаются.
Грузовое судно замерло у причала No 11, совсем рядом с берегом.
Переводчик указал на знак и надпись на английском языке.
-- Товарищ комиссар иностранных дел, знаете, что находится между этим и
следующим причалом под номером двенадцать? -- спросил он, и его голос
задрожал от возмущения. -- Муниципальная посадочная площадка. Здесь богатые
капиталисты сажали свои личные аквапланы, чтобы оказаться как можно ближе к
Уолл-стрит.
-- Человек может быть настолько богат, что у него имеется собственный
акваплан... -- Молотов покачал головой.
Сколько человек голодает, чтобы горстка богачей купалась в роскоши?
Но он прибыл сюда не затем, чтобы порицать капиталистов, его задача --
заключить с ними союз. Он уже встречался с нацистами и ничего, сумел
справиться с собой. Молотов огляделся по сторонам: в доках кипела жизнь.
Несмотря на вторжение инопланетян, в Америке продолжали функционировать
предприятия, производившие необходимую стране продукцию. Он даже успел
заметить несколько грузовиков, которые работали на бензине и вывозили
товары, доставленные на кораблях. В СССР каждая капля бензина и дизельного
топлива шла на военные нужды. Гражданским транспортом служили ослы, лошади и
люди.
Молотов думал, что на причале их будет встречать автомобиль, но его
ожидания не оправдались -- их ждал фургон, запряженный лошадьми. Молотов
нисколько не обиделся -- ящеры имели обыкновение обстреливать машины,
считая, что их пассажиры обязательно окажутся важными персонами. В
результате важные персоны передвигались, как и все остальные, -- на
повозках.
Когда Молотов и его переводчик уселись в фургон, возница удивил их,
поздоровавшись по-русски:
-- Добрый день, господин Молотов.
-- И вам добрый день, только я прошу вас называть меня _товарищ_
Молотов, -- ответил комиссар иностранных дел.
"Господин" -- так называли аристократов до революции, ему больше
нравилось простое слово "товарищ".
-- Как пожелаете, -- добродушно согласился возница.
Молотов решил, что русский для него не родной язык, поскольку говорил
он с характерным английским акцентом.
Возможно, его родители когда-то приехали в Соединенные Штаты, и он
выучил язык своих предков, разговаривая с ними, -- или он американец,
который изучал русский язык, как переводчик Молотова -- английский.
Когда фургон сдвинулся с места, русский переводчик наклонился вперед.
Вид у него был крайне недовольный. Молотов его прекрасно понимал: если в
переводчике нет необходимости, ему придется отправиться туда, где от него
будет больше пользы, а именно: с винтовкой в руках, терпя всяческие лишения,
стараться выжить, участвуя в военных действиях против ящеров.
-- Вы едете в здание казначейства США, товарищ комиссар иностранных
дел, -- сказал возница. -- Наш первый президент Джордж Вашингтон принял
присягу перед старым зданием городского муниципалитета. Камень, на котором
он стоял, сейчас хранится в стеклянной витрине, чтобы все могли его видеть.
-- Очень интересно, -- пробормотал Молотов.
-- Товарищ комиссар иностранных дел, -- вмешался переводчик и показал
вывеску на углу улицы. -- Мы сейчас едем по Уолл-стрит.
Он с опаской оглядывался по сторонам, словно в любой момент ожидал
нападения взвода жирных плутократов в цилиндрах, визитках и коротких гетрах.
Пальцы у них должны быть унизаны кольцами с огромными бриллиантами, а в
зубах торчат толстые сигары.
Молотов тоже принялся оглядываться по сторонам. Некоторые прохожие на
знаменитой улице действительно были одеты в деловые костюмы, но большинство
носили простую рабочую одежду или военную форму. И хотя выглядели они не
такими измученными и потрепанными, как жители Москвы, истерзанной войной,
они не производили впечатления людей богатых или даже процветающих.
-- Здание казначейства находится напротив нью-йоркской фондовой биржи,
-- словно пытаясь их утешить, сказал возница.
Если бы у русского переводчика имелся подходящий к случаю амулет, он бы
обязательно его вытащил и принялся лепетать молитвы, чтобы защититься от
козней идеологического врага Советов.
Казначейство располагалось в высоком здании, построенном в прошлом веке
в стиле Возрождения. С точки зрения Молотова, который верил в
социалистический реализм, как Папа Пий XII в переселение душ, тот факт, что
внешний вид сооружения не имел никакого отношения к его функциям, являлся
очередным доказательством лживости капиталистической системы. А то, что на
фоне небоскребов здание казначейства казалось серым карликом, показывало,
где в действительности находится средоточие экономического могущества
Соединенных Штатов.
На ступенях стояла бронзовая статуя мужчины в старомодном костюме;
когда Молотов проходил мимо нее, переводчик пояснил:
-- Джордж Вашингтон, первый президент Соединенных Штатов.
-- Он одет, как аристократ, -- заявил Молотов, едва скользнув взглядом
по статуе первого президента.
Услышав его презрительное замечание, человек, который их сюда привез,
что-то тихонько пробормотал. Молотов рассмеялся про себя, однако лицо его
оставалось совершенно бесстрастным.
Когда они вошли внутрь, лакей провел Молотова и его переводчика в
просторную, ярко освещенную комнату. Все, кто находился внутри, встали со
своих мест, чтобы приветствовать гостей.
-- Доброе утро, товарищ комиссар иностранных дел, -- сказал Корделл
Халл. -- Рад вас видеть.
-- Я тоже рад, что мне представилась возможность встретиться с нашими
союзниками в общей борьбе с империалистическими агрессорами со звезд, --
официальным тоном ответил Молотов. -- Хорошо, что здесь присутствуют
представители Великобритании, народ которой оказал героическое сопротивление
силам инопланетян, вторгшимся на территорию их страны.
-- Вы знакомы с лордом Бивербруком и лордом Галифаксом? -- спросил
государственный секретарь США.
-- Я имел честь встречаться с лордом Бивербруком в Москве, когда он
возглавлял англо-американскую миссию, целью которой являлось оказание помощи
Советскому Союзу после бессовестного и ничем не обоснованного нападения
фашисткой Германии на СССР, -- ответил Молотов, кивнув британскому министру.
-- Рад снова вас видеть, Молотов, -- сказал лорд Бивербрук и протянул
руку.
Он был высоким, румяным человеком за шестьдесят, с умным открытым лицом
и бьющей через край энергией, которой мог бы позавидовать и юноша.
-- Вы представите меня лорду Галифаксу? -- попросил Молотов. -- Нам с
ним не довелось встречаться лично.
То, что Молотов знал про Галифакса, ему совсем не нравилось. Посол
Британии в Соединенных Штатах служил министром иностранных дел при Невилле
Чемберлене перед началом войны и весь первый год. После захвата Гитлером
Скандинавии, Нидерландов и Франции правительство Чемберлена пало. Пока
Галифакс занимал свой пост, он постоянно выступал за то, чтобы отдавать
ненасытным гитлеровским захватчикам одну страну за другой.
Однако сейчас он вежливо кивнул Молотову и протянул ему Правую руку.
Левый рукав его пиджака безжизненно висел вдоль тела; у Галифакса от
рождения была сухая рука без кисти.
-- Я рад, что нам удалось наконец познакомиться, -- пробормотал он.
-- Я тоже, -- ответил Молотов и окинул его оценивающим взглядом.
Галифакс оказался выше Бивербрука -- около двух метров, -- а его лысина
могла дать сто очков вперед лысине британского министра. Что касается
Молотова, он высоким ростом похвастаться не мог, но это -- как, впрочем, и
многое другое -- нисколько не мешало ему в работе. -- А теперь, когда все
формальности соблюдены, я предлагаю перейти непосредственно к делу.
-- Да, да, разумеется. -- Корделл Халл собственноручно выдвинул стул
для Молотова, а затем для его переводчика.
Молотов пришел в ужас -- так не полагается вести себя человеку, который
занимает пост не ниже его собственного. Страсть американцев всюду
демонстрировать равенство высших и низших классов даже в тех случаях -- и
особенно в тех случаях, -- когда его нет и в помине, казалась ему
лицемерием.
Однако дипломатия не может существовать без лицемерия.
-- Давайте обсудим, в каком состоянии в настоящий момент находится наш
альянс, а затем поговорим о дальнейших шагах в борьбе с общим врагом, --
предложил Молотов.
-- К сожалению, не всегда возможно заранее спланировать будущие шаги,
-- заметил лорд Бивербрук. -- Прошлым летом мы, к нашему великому сожалению,
узнали, что проклятые ящеры тоже планируют свою кампанию.
-- На нас сначала напали фашисты, а потом ящеры, -- вмешался Молотов.
-- И мы прекрасно понимаем, что вам пришлось испытать.
-- Поскольку Россия -- большая страна... -- начал лорд Галифакс.
-- Поскольку Советский Союз -- большая страна, -- демонстративно
ледяным тоном поправил его Молотов.
-- Да. Разумеется. Поскольку Советский Союз -- большая страна, --
повторил лорд Галифакс, -- вы имели возможность некоторое время не
прекращать торговые операции и поставки и, следовательно, в смысле
стратегических запасов находились в более выгодном положении, чем мы.
-- Именно по этой причине вы сразу же использовали отравляющий газ, --
сказал Молотов. -- Да. И сумели, как и мы с нашей бомбой из взрывчатого
металла, застать ящеров врасплох.
Бивербрук и Галифакс надулись от важности, словно именно они сбросили
на ящеров бомбы с ипритом. Возможно, Бивербрук действительно имел какое-то
отношение к принятию этого решения: он довольно активно работал в области
развития оружия. Молотов считал использование отравляющего газа палкой о
двух концах. Сразу вслед за англичанами к его помощи прибегли немцы --
причем применили гораздо более смертоносную разновидность. Кроме того, у
немцев имелись ракеты, с помощью которых они могли доставлять бомбы с газом
на очень большие расстояния. Уже в который раз Молотов порадовался, что
ящеры захватили Польшу. Впрочем, лучше бы они приземлились в Германии.
Похоже, Бивербрук тоже подумал о немецком отравляющем газе, поскольку
сказал:
-- Сотрудничество в области развития технологий между союзниками еще
далеко от идеала. Мы так и не получили из Берлина...
-- Вы ничего не получите из Берлина, как, впрочем, и из Вашингтона, --
перебил его Корделл Халл. -- Кстати, из Токио тоже.
-- Я хотел сказать, из Германии, -- ответил лорд Бивербрук. -- Итак, мы
не получили из Германии никаких данных, касающихся нового отравляющего газа.
А также довольно долго не поступало сообщений о том, как продвигаются их
исследования по ядерному оружию.
-- Раньше мы с ними были врагами; наш союз с Германией является
необходимостью, -- заявил Молотов. -- Вас не должно удивлять, что иногда он
дает трещины.
Альянс СССР с Америкой и Великобританией, заключенный против Германии,
тоже был необходимостью, а перед ним -- пакт между Германией и Советской
Россией. Союз сохраняется не потому, что он заключен, а потому, что полезен.
Что сказала Австрия, когда отказалась помочь России во время Крымской войны,
после того как Романовы спасли трон Габсбургов? "Мир будет потрясен нашей
неблагодарностью, но мы на это готовы" -- кажется, так. Если ты играешь в
подобные игры, будь готов к тому, что в них постоянно меняются правила.
Британцы знают, как это бывает. "Интересно, знают ли американцы?" -- подумал
Молотов.
Молотова продолжала беспокоить Германия почти так же сильно, как ящеры,
и потому он сказал:
-- По нашим сведениям, немцы будут готовы использовать ядерные бомбы
следующей весной.
Он не стал говорить, что узнал это от самого Риббентропа. Соединенные
Штаты и Великобритания представляли не меньшую, чем Германия, опасность для
Советского Союза.
-- Мы от них не отстаем, -- спокойно проговорил Корделл Халл. -- Если
все пойдет хорошо, мы, возможно, даже их перегоним.
Риббентроп ничего ему про это не говорил. "А знает ли Риббентроп о том,
что происходит в Америке?" -- подумал Молотов. По правде говоря, он не
уставал удивляться тому, что Риббентроп вообще что-то знает.
-- Если дело обстоит так, как вы говорите, война с ящерами примет
кардинально иной поворот, -- заметил он.
-- Именно, -- сказал Халл. -- У вас ведь тоже скоро должно появиться
свое атомное оружие?
-- Разумеется, -- ответил Молотов.
К сожалению, оружие должно было появиться, но это вовсе не означало,
что оно появится. "Сколько еще пройдет времени, прежде чем Сталин отдаст
приказ начать расстреливать физиков -- просто от отчаяния и безысходности?"
У великого Сталина много самых разных достоинств -- он и сам любит о них
говорить, но терпение не из их числа.
-- Если мы продемонстрируем ящерам, что обладаем серьезным оружием,
которое можем противопоставить их военной машине, -- проговорил лорд
Галифакс, -- возможно, нам удастся вступить с ними в переговоры и заключить
мир на приемлемых для нас условиях.
"Тот, кто единожды попытался умиротворить агрессора, никогда не
отказывается от своих попыток и потом", -- подумал Молотов.
-- А _я_ надеюсь, что нам удастся изгнать их с нашей планеты, -- сказал
он. -- Тогда историческая диалектика сможет и дальше управлять миром.
"И тогда Британия окажется на свалке истории".
-- Даже при самом благоприятном стечении обстоятельств это будет совсем
не просто, -- заметил лорд Бивербрук. -- А сейчас обстоятельства
складываются не слишком для нас удачно. Если вы не забыли, на Землю летит
колонизационный флот ящеров -- что-то вроде "Мейфлауэра", который доставил
англичан в Новый Свет. Неужели их армия бежит оставив колонистов без
поддержки и помощи, без надежды приземлиться? Вряд ли.
Молотов об этом не подумал. И не сомневался, что Сталин тоже не
рассматривал данную проблему под столь неожиданным углом зрения. Однако
слова Бивербрука звучали вполне разумно, даже с точки зрения диалектики.
Ящеры -- самые настоящие империалисты, это очевидно. А что империалисты
делают? Они не просто покоряют другие территории, где живут мирные люди. Они
создают там колонии -- и сражаются, защищая то, что, как они считают,
принадлежит им по праву.
-- Я не могу смириться с постоянным присутствием на Земле инопланетян,
-- медленно проговорил он.
-- Должен заметить, что краснокожие индейцы тоже не слишком радовались,
когда у них появились новые соседи, -- ответил Бивербрук. -- Нам прежде
всего нужно позаботиться о том, чтобы они нас не захватили и не подчинили
себе, как это произошло с индейцами.
-- Чрезвычайно важное замечание, -- сказал Корделл Халл. -- Одна из
причин, по которой индейцы потерпели поражение, заключалась в том, что они
никогда не объединялись в борьбе с белыми пришельцами. Точнее, недостаточно
часто. Если два соседних племени враждовали, им не приходило в голову
заключить союз и изгнать белых поселенцев со своих территорий. В несколько
лет со всеми такими племенами было покончено. Нам не следует забывать, что
мы не можем себе этого позволить. Какими бы отвратительными ни считали мы
своих соседей, жизнь под игом ящеров будет значительно хуже.
Молотов думал не об индейцах, а о русских царях, которые расширяли свои
владения за счет степных кочевников и жителей Кавказа. В принципе все то же
самое. Халл совершенно прав: об этом должны помнить лидеры мировых держав, в
том числе и великий Сталин.
-- Я передам ваши соображения генеральному секретарю партии большевиков
товарищу Сталину, -- сказал Молотов. -- А также сообщу ему, что я полностью
с ними согласен, -- добавил он.
-- Благодарю вас, товарищ комиссар иностранных дел, -- улыбаясь,
проговорил Корделл Халл. -- Надеюсь, вы не обидитесь, если я скажу, что вы
впервые за время всех наших переговоров высказали свое личное мнение по
поводу обсуждаемого вопроса.
Молотов задумался, а потом медленно кивнул.
-- Вы правы, господин государственный секретарь, -- сказал он. -- Прошу
меня простить за совершенную оплошность. Уверяю вас, я допустил ее невольно.
* * *
Генрих Ягер купил три метра веревки и получил у хозяина лавки три
франка сдачи. Два из них оказались довоенной чеканки, третий вместо
привычного герба украшал топор с двумя лезвиями, два стебля пшеницы и буквы
ETAT FRANCAIS [Государство Франция]. Она была из алюминия и казалась
невесомой.
Хозяин, видимо, заметил недовольный взгляд Ягера.
-- Виши требует, чтобы мы использовали эти монеты, -- сказал он, пожав
плечами. -- Кстати, и ящеры тоже.
Ягер тоже пожал плечами и сунул монету в карман. Чем меньше он
демонстрировал свое весьма приблизительное знание французского в Альби, тем
спокойнее себя чувствовал. Они с Отто Скорцени и так задержались здесь
дольше, чем собирались. Другие операции, спланированные Скорцени,
срабатывали с точностью до минуты. Здесь же казалось, что часы вдруг
замедлили ход.
Ягер свернул веревку в моток и вышел из лавки на авеню дю Марешаль Фош.
Всякий раз, когда он оказывался на улицах Альби, в голову ему приходили
строчки из стихотворения английского поэта: "Красно-розовый город, старый,
как само время". Дома здесь были выстроены из красного и розового кирпича с
примесью коричневого и желтого тонов. Если кому-нибудь вдруг придет в голову
до конца своих дней поселиться в глухой провинции, лучше Альби места не
сыскать.
Алюминиевая монетка, выпущенная на монетном дворе маршала Петена, ушла
на покупку килограмма зеленых бобов, после чего Ягер отправился на квартиру,
которую они снимали со Скорцени.
По дороге домой Ягер молил всех святых, чтобы Скорцени не привел с
собой очередную шлюху. Когда у него было дело, он ни на что другое не
отвлекался. Но в свободное время ему требовалось чем-нибудь себя занять, и
тогда он пускался во все тяжкие. И пил без меры.
Впрочем, вернувшись на квартиру, Ягер обнаружил трезвого Скорцени в
полном одиночестве, причем его товарищ по оружию не мог сдержать счастливой
улыбки.
-- Угадай, что случилось! -- вскричал эсэсовец. -- Старина дядюшка
Генри прислал нам последнюю деталь, без которой мы не могли собрать нашу
игрушку.
-- Правда? Здорово, -- сказал Ягер.
Миномет не производил впечатления опасного оружия, в особенности в
разобранном виде. Кусок металлической трубы, железная пластина основания,
три железки для треноги, какие-то ремешки, шурупы и оптический прицел.
Каждая из них по отдельности пришла по почте, причем ни у кого не вызвала ни
малейших подозрений. Но сейчас, когда они наконец получили основание, им
требовалось всего несколько минут, чтобы собрать миномет.
-- Давай займемся делом, -- предложил Скорцени, который едва сдерживал
возбуждение.
-- Днем? -- Ягер покачал головой. Он до сих пор не мог убедить себя в
разумности плана Скорцени. -- На заводе работает три смены. Если мы нанесем
удар ночью, будет все то же самое, только у нас появится больше шансов уйти
отсюда живыми.
-- Знаешь что, Ягер, ты ужасный зануда, -- проворчал Скорцени.
-- А ты иногда ведешь себя так, будто окончательно спятил, -- заявил
Ягер.
Он уже давно понял, что нельзя допускать, чтобы Скорцени получил
преимущество, пусть даже самое минимальное и в самом несущественном вопросе.
Иначе он обязательно постарается сесть тебе на шею. Единственное, к чему он
относился серьезно, это сильный характер, под стать его собственному, а
таких было совсем немного.
Громкий хохот Скорцени наполнил крошечную квартирку, которую они
занимали.
-- Я спятил? Может быть, и правда спятил, но я получаю удовольствие и
доставляю ящерам массу хлопот.
-- У них будет гораздо больше хлопот, когда мы с ними покончим, --
заявил Ягер. -- Может, прогуляемся мимо завода еще разок, вдруг мы
что-нибудь упустили?
-- Наконец-то я слышу разумную вещь! -- Возможность действовать и
опасность всегда возбуждали Скорцени. -- Пошли.
-- Сначала замажь шрам, -- сказал Ягер, ему приходилось напоминать об
этом Скорцени всякий раз, когда они выходили на улицу.
Ящеры плохо отличали людей друг от друга, но весьма заметный шрам и
огромный рост Скорцени привлекали к себе взгляды прохожих -- всех без
разбора, включая и предателей-коллаборационистов.
-- Зануда, -- повторил Скорцени, но принялся наносить коричневый
тональный крем на щеку.
В результате у всякого, кто на него смотрел, возникало ощущение, будто
он получил страшные ожоги, но ящеры не искали человека с обожженной щекой.
Им был нужен человек со шрамом. "И уж конечно, они не станут церемониться с
его спутником", -- подумал Ягер.
Мешковатые штаны, твидовый пиджак, матерчатый берет... на взгляд Ягера,
Скорцени был похож на немца в потрепанной французской одежде, а не на
бедняка-француза, на долю которого выпало немало тяжких испытаний. Но он
знал, что ящеры не столь требовательно, как он, относятся к внешнему виду.
Он считал, что берет придает Скорцени неотразимый вид, а тот утверждал, что
берет похож на коровью лепешку, надетую на голову. Впрочем, по большей части
он все равно его носил; сейчас береты во Франции украшали головы тех, кто
поддерживал виши, -- именно то, что нужно.
Завод находился на улице Де-ла-Круа-Верт, в северо-восточной части
города. По дороге к ней Ягер и Скорцени миновали театр и Национальный парк.
Они шли не спеша, засунув руки в карманы, словно им было совершенно нечем
заняться. Скорцени подмигнул хорошенькой девушке, та вздернула носик и гордо
прошествовала мимо. Скорцени громко расхохотался.
Когда Ягер и Скорцени подошли к заводу по производству противогазов, из
ворот выезжали грузовики. Они направлялись на восток, чтобы спасти ящеров от
немецкого газа. Сам завод располагался в огромном, малопримечательном здании
из оранжевого кирпича. Снаружи здание не производило никакого впечатления, и
только охрана с оружием в руках указывала на то, что здесь размещается
что-то очень важное.
Ягер даже головы не повернул в сторону ящеров-охранников, лишь искоса
взглянул на них, когда они со Скорцени проходили мимо. Что касается
Скорцени, тот вел себя так, словно шел мимо пустыря. Природа наградила его
высокомерием и завышенным самомнением, но дело свое он знал великолепно.
Они с Ягером позавтракали в маленьком кафе, в нескольких кварталах от
завода. Жаркое из цыпленка -- практически без цыпленка -- было ужасным, даже
по меркам военного времени, но вино, которое здесь подавали, оказалось
просто превосходным. После нескольких стаканов вы переставали замечать
одинокие плевочки моркови и картошки, которые составляли компанию крошечным
кусочкам курицы -- или кролика, а может быть, кошатины.
Закончив есть, Ягер и Скорцени тем же путем отправились домой. Ящеры не
обращали на них никакого внимания. Скорцени принялся насвистывать, но через
несколько тактов Ягер сильно пихнул его локтем в бок -- Скорцени насвистывал
веселую немецкую песенку.
Оказавшись в квартире, Скорцени начал от нетерпения подпрыгивать на
месте, точно ребенок, получивший новую игрушку.
-- Я хочу заняться ими прямо сейчас! -- говорил он. -- Ну, давай,
сейчас! Хочу сейчас!
Показав вперед на надменный изломанный каменный горизонт, переводчик
Молотова сказал:
-- Американцы тоже пострадали в этой войне, товарищ комиссар
иностранных дел.
-- Пострадали, -- согласился с ним Молотов.
Почти во всех окнах небоскребов были разбиты стекла, сами дома
изуродовали черные шрамы пожаров. Некоторые здания стояли, накренившись под
необычными углами, словно пьяные матросы, которые больше не в силах
держаться на ногах. Молотов окинул город холодным взглядом и заявил:
-- Им полезно было напомнить, что идет война. Когда на нас напала
фашистская Германия, они строили, а мы умирали.
К борту судна подошел буксир, на носу которого стоял человек с
мегафоном в руках. Он что-то крикнул по-английски, и переводчик тут же
повторил его слова Молотову.
-- Он говорит: "Приветствую вас, литовский корабль! Вы оказались далеко
от дома". Думаю, он решил пошутить.
-- Хи-хи, -- проворчал Молотов.
Он забыл, что на корабле развевается желто-зелено-красный флаг
Литовской Советской Социалистической Республики (кроме того, он умудрился
забыть, что до прихода ящеров она находилась в руках фашистов, а сейчас
по-прежнему не желала подчиняться Москве).
-- Что я должен ответить? -- спросил переводчик.
Молотову ужасно хотелось поприветствовать американцев от имени съезда
народных депутатов Литвы, но он сдержался.
-- Скажи, что я приветствую их от имени советского народа и
генерального секретаря партии большевиков товарища Сталина.
Прозвучал ответ по-английски, и переводчик сказал:
-- На этот раз он ответил, как полагается. Он предлагает помочь
доставить нас к причалу.
-- Ладно, -- ответил Молотов. -- Обсуди это с офицерами корабля, я тут
ни при чем. Я полагал, что они отправят на встречу с нами настоящих
дипломатов, но, похоже, придется нам высадиться в Нью-Йорке.
Он сказал это так, словно был вынужден войти в джунгли, где его
поджидают кровожадные звери и дикари. Впрочем, именно так он и считал: с его
точки зрения капиталисты представляли собой хищных диких зверей, а Нью-Йорк
являлся их логовом.
Следуя за буксиром, судно под литовским флагом вошло в Ист-Ривер.
Потрепанный корабль оставил за кормой статую Свободы, которая гордо стояла
на острове Бедлор. Молотов в принципе не имел ничего против идей, которые
прославляла статуя, но считал, что Соединенные Штаты, где белые
эксплуатируют черных, богатые -- бедных, а капиталисты -- пролетариат, не
слишком их придерживаются.
Грузовое судно замерло у причала No 11, совсем рядом с берегом.
Переводчик указал на знак и надпись на английском языке.
-- Товарищ комиссар иностранных дел, знаете, что находится между этим и
следующим причалом под номером двенадцать? -- спросил он, и его голос
задрожал от возмущения. -- Муниципальная посадочная площадка. Здесь богатые
капиталисты сажали свои личные аквапланы, чтобы оказаться как можно ближе к
Уолл-стрит.
-- Человек может быть настолько богат, что у него имеется собственный
акваплан... -- Молотов покачал головой.
Сколько человек голодает, чтобы горстка богачей купалась в роскоши?
Но он прибыл сюда не затем, чтобы порицать капиталистов, его задача --
заключить с ними союз. Он уже встречался с нацистами и ничего, сумел
справиться с собой. Молотов огляделся по сторонам: в доках кипела жизнь.
Несмотря на вторжение инопланетян, в Америке продолжали функционировать
предприятия, производившие необходимую стране продукцию. Он даже успел
заметить несколько грузовиков, которые работали на бензине и вывозили
товары, доставленные на кораблях. В СССР каждая капля бензина и дизельного
топлива шла на военные нужды. Гражданским транспортом служили ослы, лошади и
люди.
Молотов думал, что на причале их будет встречать автомобиль, но его
ожидания не оправдались -- их ждал фургон, запряженный лошадьми. Молотов
нисколько не обиделся -- ящеры имели обыкновение обстреливать машины,
считая, что их пассажиры обязательно окажутся важными персонами. В
результате важные персоны передвигались, как и все остальные, -- на
повозках.
Когда Молотов и его переводчик уселись в фургон, возница удивил их,
поздоровавшись по-русски:
-- Добрый день, господин Молотов.
-- И вам добрый день, только я прошу вас называть меня _товарищ_
Молотов, -- ответил комиссар иностранных дел.
"Господин" -- так называли аристократов до революции, ему больше
нравилось простое слово "товарищ".
-- Как пожелаете, -- добродушно согласился возница.
Молотов решил, что русский для него не родной язык, поскольку говорил
он с характерным английским акцентом.
Возможно, его родители когда-то приехали в Соединенные Штаты, и он
выучил язык своих предков, разговаривая с ними, -- или он американец,
который изучал русский язык, как переводчик Молотова -- английский.
Когда фургон сдвинулся с места, русский переводчик наклонился вперед.
Вид у него был крайне недовольный. Молотов его прекрасно понимал: если в
переводчике нет необходимости, ему придется отправиться туда, где от него
будет больше пользы, а именно: с винтовкой в руках, терпя всяческие лишения,
стараться выжить, участвуя в военных действиях против ящеров.
-- Вы едете в здание казначейства США, товарищ комиссар иностранных
дел, -- сказал возница. -- Наш первый президент Джордж Вашингтон принял
присягу перед старым зданием городского муниципалитета. Камень, на котором
он стоял, сейчас хранится в стеклянной витрине, чтобы все могли его видеть.
-- Очень интересно, -- пробормотал Молотов.
-- Товарищ комиссар иностранных дел, -- вмешался переводчик и показал
вывеску на углу улицы. -- Мы сейчас едем по Уолл-стрит.
Он с опаской оглядывался по сторонам, словно в любой момент ожидал
нападения взвода жирных плутократов в цилиндрах, визитках и коротких гетрах.
Пальцы у них должны быть унизаны кольцами с огромными бриллиантами, а в
зубах торчат толстые сигары.
Молотов тоже принялся оглядываться по сторонам. Некоторые прохожие на
знаменитой улице действительно были одеты в деловые костюмы, но большинство
носили простую рабочую одежду или военную форму. И хотя выглядели они не
такими измученными и потрепанными, как жители Москвы, истерзанной войной,
они не производили впечатления людей богатых или даже процветающих.
-- Здание казначейства находится напротив нью-йоркской фондовой биржи,
-- словно пытаясь их утешить, сказал возница.
Если бы у русского переводчика имелся подходящий к случаю амулет, он бы
обязательно его вытащил и принялся лепетать молитвы, чтобы защититься от
козней идеологического врага Советов.
Казначейство располагалось в высоком здании, построенном в прошлом веке
в стиле Возрождения. С точки зрения Молотова, который верил в
социалистический реализм, как Папа Пий XII в переселение душ, тот факт, что
внешний вид сооружения не имел никакого отношения к его функциям, являлся
очередным доказательством лживости капиталистической системы. А то, что на
фоне небоскребов здание казначейства казалось серым карликом, показывало,
где в действительности находится средоточие экономического могущества
Соединенных Штатов.
На ступенях стояла бронзовая статуя мужчины в старомодном костюме;
когда Молотов проходил мимо нее, переводчик пояснил:
-- Джордж Вашингтон, первый президент Соединенных Штатов.
-- Он одет, как аристократ, -- заявил Молотов, едва скользнув взглядом
по статуе первого президента.
Услышав его презрительное замечание, человек, который их сюда привез,
что-то тихонько пробормотал. Молотов рассмеялся про себя, однако лицо его
оставалось совершенно бесстрастным.
Когда они вошли внутрь, лакей провел Молотова и его переводчика в
просторную, ярко освещенную комнату. Все, кто находился внутри, встали со
своих мест, чтобы приветствовать гостей.
-- Доброе утро, товарищ комиссар иностранных дел, -- сказал Корделл
Халл. -- Рад вас видеть.
-- Я тоже рад, что мне представилась возможность встретиться с нашими
союзниками в общей борьбе с империалистическими агрессорами со звезд, --
официальным тоном ответил Молотов. -- Хорошо, что здесь присутствуют
представители Великобритании, народ которой оказал героическое сопротивление
силам инопланетян, вторгшимся на территорию их страны.
-- Вы знакомы с лордом Бивербруком и лордом Галифаксом? -- спросил
государственный секретарь США.
-- Я имел честь встречаться с лордом Бивербруком в Москве, когда он
возглавлял англо-американскую миссию, целью которой являлось оказание помощи
Советскому Союзу после бессовестного и ничем не обоснованного нападения
фашисткой Германии на СССР, -- ответил Молотов, кивнув британскому министру.
-- Рад снова вас видеть, Молотов, -- сказал лорд Бивербрук и протянул
руку.
Он был высоким, румяным человеком за шестьдесят, с умным открытым лицом
и бьющей через край энергией, которой мог бы позавидовать и юноша.
-- Вы представите меня лорду Галифаксу? -- попросил Молотов. -- Нам с
ним не довелось встречаться лично.
То, что Молотов знал про Галифакса, ему совсем не нравилось. Посол
Британии в Соединенных Штатах служил министром иностранных дел при Невилле
Чемберлене перед началом войны и весь первый год. После захвата Гитлером
Скандинавии, Нидерландов и Франции правительство Чемберлена пало. Пока
Галифакс занимал свой пост, он постоянно выступал за то, чтобы отдавать
ненасытным гитлеровским захватчикам одну страну за другой.
Однако сейчас он вежливо кивнул Молотову и протянул ему Правую руку.
Левый рукав его пиджака безжизненно висел вдоль тела; у Галифакса от
рождения была сухая рука без кисти.
-- Я рад, что нам удалось наконец познакомиться, -- пробормотал он.
-- Я тоже, -- ответил Молотов и окинул его оценивающим взглядом.
Галифакс оказался выше Бивербрука -- около двух метров, -- а его лысина
могла дать сто очков вперед лысине британского министра. Что касается
Молотова, он высоким ростом похвастаться не мог, но это -- как, впрочем, и
многое другое -- нисколько не мешало ему в работе. -- А теперь, когда все
формальности соблюдены, я предлагаю перейти непосредственно к делу.
-- Да, да, разумеется. -- Корделл Халл собственноручно выдвинул стул
для Молотова, а затем для его переводчика.
Молотов пришел в ужас -- так не полагается вести себя человеку, который
занимает пост не ниже его собственного. Страсть американцев всюду
демонстрировать равенство высших и низших классов даже в тех случаях -- и
особенно в тех случаях, -- когда его нет и в помине, казалась ему
лицемерием.
Однако дипломатия не может существовать без лицемерия.
-- Давайте обсудим, в каком состоянии в настоящий момент находится наш
альянс, а затем поговорим о дальнейших шагах в борьбе с общим врагом, --
предложил Молотов.
-- К сожалению, не всегда возможно заранее спланировать будущие шаги,
-- заметил лорд Бивербрук. -- Прошлым летом мы, к нашему великому сожалению,
узнали, что проклятые ящеры тоже планируют свою кампанию.
-- На нас сначала напали фашисты, а потом ящеры, -- вмешался Молотов.
-- И мы прекрасно понимаем, что вам пришлось испытать.
-- Поскольку Россия -- большая страна... -- начал лорд Галифакс.
-- Поскольку Советский Союз -- большая страна, -- демонстративно
ледяным тоном поправил его Молотов.
-- Да. Разумеется. Поскольку Советский Союз -- большая страна, --
повторил лорд Галифакс, -- вы имели возможность некоторое время не
прекращать торговые операции и поставки и, следовательно, в смысле
стратегических запасов находились в более выгодном положении, чем мы.
-- Именно по этой причине вы сразу же использовали отравляющий газ, --
сказал Молотов. -- Да. И сумели, как и мы с нашей бомбой из взрывчатого
металла, застать ящеров врасплох.
Бивербрук и Галифакс надулись от важности, словно именно они сбросили
на ящеров бомбы с ипритом. Возможно, Бивербрук действительно имел какое-то
отношение к принятию этого решения: он довольно активно работал в области
развития оружия. Молотов считал использование отравляющего газа палкой о
двух концах. Сразу вслед за англичанами к его помощи прибегли немцы --
причем применили гораздо более смертоносную разновидность. Кроме того, у
немцев имелись ракеты, с помощью которых они могли доставлять бомбы с газом
на очень большие расстояния. Уже в который раз Молотов порадовался, что
ящеры захватили Польшу. Впрочем, лучше бы они приземлились в Германии.
Похоже, Бивербрук тоже подумал о немецком отравляющем газе, поскольку
сказал:
-- Сотрудничество в области развития технологий между союзниками еще
далеко от идеала. Мы так и не получили из Берлина...
-- Вы ничего не получите из Берлина, как, впрочем, и из Вашингтона, --
перебил его Корделл Халл. -- Кстати, из Токио тоже.
-- Я хотел сказать, из Германии, -- ответил лорд Бивербрук. -- Итак, мы
не получили из Германии никаких данных, касающихся нового отравляющего газа.
А также довольно долго не поступало сообщений о том, как продвигаются их
исследования по ядерному оружию.
-- Раньше мы с ними были врагами; наш союз с Германией является
необходимостью, -- заявил Молотов. -- Вас не должно удивлять, что иногда он
дает трещины.
Альянс СССР с Америкой и Великобританией, заключенный против Германии,
тоже был необходимостью, а перед ним -- пакт между Германией и Советской
Россией. Союз сохраняется не потому, что он заключен, а потому, что полезен.
Что сказала Австрия, когда отказалась помочь России во время Крымской войны,
после того как Романовы спасли трон Габсбургов? "Мир будет потрясен нашей
неблагодарностью, но мы на это готовы" -- кажется, так. Если ты играешь в
подобные игры, будь готов к тому, что в них постоянно меняются правила.
Британцы знают, как это бывает. "Интересно, знают ли американцы?" -- подумал
Молотов.
Молотова продолжала беспокоить Германия почти так же сильно, как ящеры,
и потому он сказал:
-- По нашим сведениям, немцы будут готовы использовать ядерные бомбы
следующей весной.
Он не стал говорить, что узнал это от самого Риббентропа. Соединенные
Штаты и Великобритания представляли не меньшую, чем Германия, опасность для
Советского Союза.
-- Мы от них не отстаем, -- спокойно проговорил Корделл Халл. -- Если
все пойдет хорошо, мы, возможно, даже их перегоним.
Риббентроп ничего ему про это не говорил. "А знает ли Риббентроп о том,
что происходит в Америке?" -- подумал Молотов. По правде говоря, он не
уставал удивляться тому, что Риббентроп вообще что-то знает.
-- Если дело обстоит так, как вы говорите, война с ящерами примет
кардинально иной поворот, -- заметил он.
-- Именно, -- сказал Халл. -- У вас ведь тоже скоро должно появиться
свое атомное оружие?
-- Разумеется, -- ответил Молотов.
К сожалению, оружие должно было появиться, но это вовсе не означало,
что оно появится. "Сколько еще пройдет времени, прежде чем Сталин отдаст
приказ начать расстреливать физиков -- просто от отчаяния и безысходности?"
У великого Сталина много самых разных достоинств -- он и сам любит о них
говорить, но терпение не из их числа.
-- Если мы продемонстрируем ящерам, что обладаем серьезным оружием,
которое можем противопоставить их военной машине, -- проговорил лорд
Галифакс, -- возможно, нам удастся вступить с ними в переговоры и заключить
мир на приемлемых для нас условиях.
"Тот, кто единожды попытался умиротворить агрессора, никогда не
отказывается от своих попыток и потом", -- подумал Молотов.
-- А _я_ надеюсь, что нам удастся изгнать их с нашей планеты, -- сказал
он. -- Тогда историческая диалектика сможет и дальше управлять миром.
"И тогда Британия окажется на свалке истории".
-- Даже при самом благоприятном стечении обстоятельств это будет совсем
не просто, -- заметил лорд Бивербрук. -- А сейчас обстоятельства
складываются не слишком для нас удачно. Если вы не забыли, на Землю летит
колонизационный флот ящеров -- что-то вроде "Мейфлауэра", который доставил
англичан в Новый Свет. Неужели их армия бежит оставив колонистов без
поддержки и помощи, без надежды приземлиться? Вряд ли.
Молотов об этом не подумал. И не сомневался, что Сталин тоже не
рассматривал данную проблему под столь неожиданным углом зрения. Однако
слова Бивербрука звучали вполне разумно, даже с точки зрения диалектики.
Ящеры -- самые настоящие империалисты, это очевидно. А что империалисты
делают? Они не просто покоряют другие территории, где живут мирные люди. Они
создают там колонии -- и сражаются, защищая то, что, как они считают,
принадлежит им по праву.
-- Я не могу смириться с постоянным присутствием на Земле инопланетян,
-- медленно проговорил он.
-- Должен заметить, что краснокожие индейцы тоже не слишком радовались,
когда у них появились новые соседи, -- ответил Бивербрук. -- Нам прежде
всего нужно позаботиться о том, чтобы они нас не захватили и не подчинили
себе, как это произошло с индейцами.
-- Чрезвычайно важное замечание, -- сказал Корделл Халл. -- Одна из
причин, по которой индейцы потерпели поражение, заключалась в том, что они
никогда не объединялись в борьбе с белыми пришельцами. Точнее, недостаточно
часто. Если два соседних племени враждовали, им не приходило в голову
заключить союз и изгнать белых поселенцев со своих территорий. В несколько
лет со всеми такими племенами было покончено. Нам не следует забывать, что
мы не можем себе этого позволить. Какими бы отвратительными ни считали мы
своих соседей, жизнь под игом ящеров будет значительно хуже.
Молотов думал не об индейцах, а о русских царях, которые расширяли свои
владения за счет степных кочевников и жителей Кавказа. В принципе все то же
самое. Халл совершенно прав: об этом должны помнить лидеры мировых держав, в
том числе и великий Сталин.
-- Я передам ваши соображения генеральному секретарю партии большевиков
товарищу Сталину, -- сказал Молотов. -- А также сообщу ему, что я полностью
с ними согласен, -- добавил он.
-- Благодарю вас, товарищ комиссар иностранных дел, -- улыбаясь,
проговорил Корделл Халл. -- Надеюсь, вы не обидитесь, если я скажу, что вы
впервые за время всех наших переговоров высказали свое личное мнение по
поводу обсуждаемого вопроса.
Молотов задумался, а потом медленно кивнул.
-- Вы правы, господин государственный секретарь, -- сказал он. -- Прошу
меня простить за совершенную оплошность. Уверяю вас, я допустил ее невольно.
* * *
Генрих Ягер купил три метра веревки и получил у хозяина лавки три
франка сдачи. Два из них оказались довоенной чеканки, третий вместо
привычного герба украшал топор с двумя лезвиями, два стебля пшеницы и буквы
ETAT FRANCAIS [Государство Франция]. Она была из алюминия и казалась
невесомой.
Хозяин, видимо, заметил недовольный взгляд Ягера.
-- Виши требует, чтобы мы использовали эти монеты, -- сказал он, пожав
плечами. -- Кстати, и ящеры тоже.
Ягер тоже пожал плечами и сунул монету в карман. Чем меньше он
демонстрировал свое весьма приблизительное знание французского в Альби, тем
спокойнее себя чувствовал. Они с Отто Скорцени и так задержались здесь
дольше, чем собирались. Другие операции, спланированные Скорцени,
срабатывали с точностью до минуты. Здесь же казалось, что часы вдруг
замедлили ход.
Ягер свернул веревку в моток и вышел из лавки на авеню дю Марешаль Фош.
Всякий раз, когда он оказывался на улицах Альби, в голову ему приходили
строчки из стихотворения английского поэта: "Красно-розовый город, старый,
как само время". Дома здесь были выстроены из красного и розового кирпича с
примесью коричневого и желтого тонов. Если кому-нибудь вдруг придет в голову
до конца своих дней поселиться в глухой провинции, лучше Альби места не
сыскать.
Алюминиевая монетка, выпущенная на монетном дворе маршала Петена, ушла
на покупку килограмма зеленых бобов, после чего Ягер отправился на квартиру,
которую они снимали со Скорцени.
По дороге домой Ягер молил всех святых, чтобы Скорцени не привел с
собой очередную шлюху. Когда у него было дело, он ни на что другое не
отвлекался. Но в свободное время ему требовалось чем-нибудь себя занять, и
тогда он пускался во все тяжкие. И пил без меры.
Впрочем, вернувшись на квартиру, Ягер обнаружил трезвого Скорцени в
полном одиночестве, причем его товарищ по оружию не мог сдержать счастливой
улыбки.
-- Угадай, что случилось! -- вскричал эсэсовец. -- Старина дядюшка
Генри прислал нам последнюю деталь, без которой мы не могли собрать нашу
игрушку.
-- Правда? Здорово, -- сказал Ягер.
Миномет не производил впечатления опасного оружия, в особенности в
разобранном виде. Кусок металлической трубы, железная пластина основания,
три железки для треноги, какие-то ремешки, шурупы и оптический прицел.
Каждая из них по отдельности пришла по почте, причем ни у кого не вызвала ни
малейших подозрений. Но сейчас, когда они наконец получили основание, им
требовалось всего несколько минут, чтобы собрать миномет.
-- Давай займемся делом, -- предложил Скорцени, который едва сдерживал
возбуждение.
-- Днем? -- Ягер покачал головой. Он до сих пор не мог убедить себя в
разумности плана Скорцени. -- На заводе работает три смены. Если мы нанесем
удар ночью, будет все то же самое, только у нас появится больше шансов уйти
отсюда живыми.
-- Знаешь что, Ягер, ты ужасный зануда, -- проворчал Скорцени.
-- А ты иногда ведешь себя так, будто окончательно спятил, -- заявил
Ягер.
Он уже давно понял, что нельзя допускать, чтобы Скорцени получил
преимущество, пусть даже самое минимальное и в самом несущественном вопросе.
Иначе он обязательно постарается сесть тебе на шею. Единственное, к чему он
относился серьезно, это сильный характер, под стать его собственному, а
таких было совсем немного.
Громкий хохот Скорцени наполнил крошечную квартирку, которую они
занимали.
-- Я спятил? Может быть, и правда спятил, но я получаю удовольствие и
доставляю ящерам массу хлопот.
-- У них будет гораздо больше хлопот, когда мы с ними покончим, --
заявил Ягер. -- Может, прогуляемся мимо завода еще разок, вдруг мы
что-нибудь упустили?
-- Наконец-то я слышу разумную вещь! -- Возможность действовать и
опасность всегда возбуждали Скорцени. -- Пошли.
-- Сначала замажь шрам, -- сказал Ягер, ему приходилось напоминать об
этом Скорцени всякий раз, когда они выходили на улицу.
Ящеры плохо отличали людей друг от друга, но весьма заметный шрам и
огромный рост Скорцени привлекали к себе взгляды прохожих -- всех без
разбора, включая и предателей-коллаборационистов.
-- Зануда, -- повторил Скорцени, но принялся наносить коричневый
тональный крем на щеку.
В результате у всякого, кто на него смотрел, возникало ощущение, будто
он получил страшные ожоги, но ящеры не искали человека с обожженной щекой.
Им был нужен человек со шрамом. "И уж конечно, они не станут церемониться с
его спутником", -- подумал Ягер.
Мешковатые штаны, твидовый пиджак, матерчатый берет... на взгляд Ягера,
Скорцени был похож на немца в потрепанной французской одежде, а не на
бедняка-француза, на долю которого выпало немало тяжких испытаний. Но он
знал, что ящеры не столь требовательно, как он, относятся к внешнему виду.
Он считал, что берет придает Скорцени неотразимый вид, а тот утверждал, что
берет похож на коровью лепешку, надетую на голову. Впрочем, по большей части
он все равно его носил; сейчас береты во Франции украшали головы тех, кто
поддерживал виши, -- именно то, что нужно.
Завод находился на улице Де-ла-Круа-Верт, в северо-восточной части
города. По дороге к ней Ягер и Скорцени миновали театр и Национальный парк.
Они шли не спеша, засунув руки в карманы, словно им было совершенно нечем
заняться. Скорцени подмигнул хорошенькой девушке, та вздернула носик и гордо
прошествовала мимо. Скорцени громко расхохотался.
Когда Ягер и Скорцени подошли к заводу по производству противогазов, из
ворот выезжали грузовики. Они направлялись на восток, чтобы спасти ящеров от
немецкого газа. Сам завод располагался в огромном, малопримечательном здании
из оранжевого кирпича. Снаружи здание не производило никакого впечатления, и
только охрана с оружием в руках указывала на то, что здесь размещается
что-то очень важное.
Ягер даже головы не повернул в сторону ящеров-охранников, лишь искоса
взглянул на них, когда они со Скорцени проходили мимо. Что касается
Скорцени, тот вел себя так, словно шел мимо пустыря. Природа наградила его
высокомерием и завышенным самомнением, но дело свое он знал великолепно.
Они с Ягером позавтракали в маленьком кафе, в нескольких кварталах от
завода. Жаркое из цыпленка -- практически без цыпленка -- было ужасным, даже
по меркам военного времени, но вино, которое здесь подавали, оказалось
просто превосходным. После нескольких стаканов вы переставали замечать
одинокие плевочки моркови и картошки, которые составляли компанию крошечным
кусочкам курицы -- или кролика, а может быть, кошатины.
Закончив есть, Ягер и Скорцени тем же путем отправились домой. Ящеры не
обращали на них никакого внимания. Скорцени принялся насвистывать, но через
несколько тактов Ягер сильно пихнул его локтем в бок -- Скорцени насвистывал
веселую немецкую песенку.
Оказавшись в квартире, Скорцени начал от нетерпения подпрыгивать на
месте, точно ребенок, получивший новую игрушку.
-- Я хочу заняться ими прямо сейчас! -- говорил он. -- Ну, давай,
сейчас! Хочу сейчас!