Страница:
Однако митинги продолжались, хотя владельцы залов и стадионов снова отказывались сдавать внаем свои помещения «красным», а губернаторы штатов сулили кару за нарушение закона, запрещавшего митинги в городах под открытым небом.
Пирсон угрюмо сидел за своим столом и не обращал внимания на ползущие под стеклом ленты. «Почему же так получается? — думал он. — Имея на каждые десять американцев одного шпиона, мы не можем выловить и уничтожить тех, кто недоволен американским образом жизни и политикой. Если их нельзя ни купить, ни запугать — их надо рукой голода поставить на колени или уничтожить». Пирсон отдал ряд срочных приказаний.
Глава IX
Аллен Стронг уже в юношеские годы сформировался как крупный ученый. Раньше Лифкен заставлял его работать только по темам, «окупавшим себя» у местных магнатов, не давая ни цента на разработку теоретических проблем. Теперь Аллен Стронг мог делать что хотел, как хотел и где хотел.
Аллен Стронг познал усовершенствованные условия работы. Он мог не писать пером на бумаге, а диктовать стенографистке, но ее настороженный взгляд торопил его, нарушая привычный ход мыслей. Это нервировало Стронга, и он отказался от стенографистки. Парлографы и диктофоны стояли во всех помещениях, где задерживался Аллен Стронг. Это было приятно — нажать кнопку, продиктовать; а надо подумать — снова нажал кнопку, и машина ждет, не бросая нетерпеливых взглядов. Аллену Стронгу достаточно было сказать несколько слов, и услужливые ученые разрабатывали его мысль. Но система и стиль работы, выработанный всей предыдущей жизнью, мешали Стронгу широко пользоваться новыми для него условиями работы. В гонце концов он снова начал писать пером на бумаге, а не диктовать.
Чтобы сберечь время для работы, Стронг спешил есть, меньше спал, работал изо всех сил, тая в глубине души страх, что вдруг все эти блестящие возможности исчезнут или он умрет, не завершив начатых опытов. Он стал еще более жаден к работе и первые шесть дней только забегал домой перекусить; спал же в рабочем кабинете института на диване. В эти дни Аллен Стронг вставал не в 7 часов 15 минут, как обычно, а в 6 часов утра.
На седьмые сутки в институт явилась Дебора и увела мужа домой.
— Все говорят, что ты ведешь адскую жизнь. Я не хочу, чтобы ты был несчастен, — сказала она.
— Во-первых, выключи радио, — потребовал Стронг, — я ненавижу этот рекламный визг! Во-вторых, убери эти газеты. Отец всегда презирал желтую прессу!
За обедом Дебора сделала, как ей казалось, совершенно последовательный вывод:
— Наконец-то мы богаты! Теперь мы можем позволить себе жить по-человечески. Как только вернется бедная девочка — а судя по ее вчерашней телеграмме, она вернется на днях, — мы уедем отсюда в Палм-Бич, на берег океана. Там мы будем шикарно одеваться, принимать гостей, бывать в театрах, ресторанах и вести приличествующий нам образ жизни!
— Мы никуда не уедем. Никаких баров, обществ и ресторанов. Можешь одеваться, как хочешь, но я не хочу, чтобы гости отнимали у меня время. Лучше ты ходи к ним сама или с Бекки. Я надеялся, — продолжал Стронг, — что деньги помогут мне сберечь время для научной работы. А теперь на обед у меня уходит на семнадцать минут больше, чем раньше. К чему эта смена блюд, эти подогретые тарелки, эта торжественность и две прислуги?
— Но обед из восьми блюд!
— И за что ты меня мучаешь! Я очень спешу, меня ждет президент академии с докладом о плане научной работы.
Аллен Стронг быстро ел, с тоской думая о том, что приходится отрываться от работы только для того, чтобы ввести через рот внутрь организма необходимую для жизни энергию, заключающуюся в углеводах, белках и жирах пищевых продуктов. Когда же изобретут питательные таблетки, чтобы этот процесс занимал одну-две секунды и не мешал работе мозга! Всякий отрыв от работы Аллен Стронг считал вынужденным прогулом, была ли это еда, отдых или сон, отнимающий у человека почти треть его сознательной жизни. Он поморщился, увидев, что несут еще новое блюдо, и категорически отказался от него, чем возмутил Дебору:
— Аллен, ты никогда не уважал моих забот! Ешь со вкусом. Когда же ты станешь джентльменом!
— К черту джентльменов, этих дикарей в белых воротничках! Ручаюсь, что любой из них не сможет ответить на вопрос, вертится Земля или не вертится.
— Аллен, что за выражения в устах профессора! Когда же мы начнем жить по-настоящему?
— По-настоящему можно жить в лабораториях. И потом, Ди, если ты ничего не понимаешь в науке, не давай, ради бога, интервью журналистам. Говорят, что ты черт знает что наболтала газетчикам о моих работах.
— Ты сам виноват, Аллен. Ты никогда не говорил мне ни слова о своей науке. Ты скрыл от меня даже тайну с Лифкеном. Я не могу не давать интервью, раз ты их не даешь. Я хочу, чтобы ты был знаменит.
Аллен испытующе посмотрел на жену, потом на часы и, отхлебывая кофе маленькими глотками, спросил:
— Ты читала книгу Крэнкэ «Циклическая теория моложения и старения»?
— Не помню. О чем это?
— О том, что сущность старения заключается в том, что в живых клетках замыкаются и отвердевают углеродные скелеты. Смерть — это, так сказать, циклизация.
— Нет, не читала.
— О токсикологии, науке о ядах, ты имеешь представление?
— Конечно. Я читала «Мстительницу» и «Тайну опиокурения», «Любовь бразилианки» и массу других романов, где причиной смерти были ужасные яды.
— Первый раз слышу, чтобы токсикологию изучали по бульварным романам!
— Я всегда имела отличные отметки в школе.
— Ну так вот, слушай. Ты не представляешь себе, как я спешил, как я искал…
— Боже мой, что за поиски! Надеюсь, ключ от квартиры не потерян?
— Ключ?.. Н-да, конечно, ключ. Ключ от нейрона. Нейрон, видишь ли, вершина творчества природы. Таинственная их совокупность — это мозг, это мысль.
— Но я не понимаю, при чем тут токсикология?
— Сейчас ты поймешь. Когда ты ощупью идешь в темноте, нейроны бесчисленных нервных окончаний в пальцах протянутых рук дают сигналы о твердом, холодном, мягком, теплом и т. д. У насекомых на лапках есть особые сенсорные, то есть чувствующие, органы…
— Ты, кажется, хочешь прочитать мне лекцию по энтомологии?
— Минутку терпения. Я воспользовался трудами советских ученых, Джонсона и усовершенствовал яд, которому кураре и аква тофана в подметки не годятся, — это король ядов. Его имя — ДДТ, то есть дихлордифенилтрихлорэтан, таково его полное название. Для насекомых это страшный яд, а для нас он безвреден. Он действует на нейроны сенсорных органов на лапках насекомых. Нейроны и вся нервная система цепенеет, как будто зажатая в страшных тисках. Оконное стекло, смоченное раствором ДДТ и затем протертое до блеска, сохраняет смертоносную силу много недель.
— Но для нас этот яд — не яд?
— Да, для позвоночных он безвреден. Но где-то рядом с ключом от нейронов насекомых лежит ключ от нейронов человека. Прикосновение, оцепенение, смерть… Представь себе ясное утро, лес, пронизанный солнечными лучами, необозримые поля, песню жаворонка и среди этого великолепия медленно цепенеющие села и могильную тишину городов. Роса смерти, ключ от нейронов, как саваном, покроет страну.
— Бррр… Это страшно, Аллен… Я не верю, это лишь страшный сон.
— А ведь нашлись люди, которые предложили мне работать над созданием такого яда. Я отверг это предложение. Ты хотела знать сущность ДДТ? Смотри! — Аллен взял из стаканчика бумажную салфетку, развернул ее на столе и начертил карандашом шестигранник. — Это формула бензола. H — можно заменить чем угодно, и шестигранное кольцо не развалится. Два таких кольца вместе нафталин. Ты употребляешь его против моли. Три кольца — антрацен. Очень много колец — графит, то есть чистый углерод. Если в бензоле H заменить группой OH, то это будет карболка, фенол. Две группы OH с присоединением цепочки из трех углеродов дают адреналин. А если в адреналине заменить группы OH водородом и присоединить аминогруппу, то получится бензедрит. Это сильнейший возбудитель нейронов. Его дают летчикам. ДДТ — две фенольные группы: дихлордифенилтрихлорэтан. Я его усложнил.
— Я знаю бензедрит по рекламе… Говорят, там у тебя в лаборатории есть какая-то Томпси… — неожиданно сказала Дебора.
— Клара Томпсон? Очень способная! Ей достаточно нескольких моих слов, чтобы построить рабочую гипотезу. Поразительный ум!
— Я так и знала, я так и чувствовала, что если ты разбогатеешь, тебе понравится молодая вертихвостка!
— Дебора, стыдись!
— Аллен, я знаю, ты добрый человек. Обещай мне, что допустишь к себе Арнольда Лифкена и поговоришь с ним. Об этом просил мистер Ихара.
— С Лифкеном? Человеком, который бессовестно эксплуатировал меня, как негра?! Никогда!
— Но ведь Иисус Христос заповедал прощать врагам…
— Я не Иисус Христос.
— Аллен, профессор Лифкен считался женихом Бекки. Я слишком хорошо знаю, что значит общественное мнение. Я не хочу позора нашей девочки! Прими Арнольда, прости и потребуй, чтобы он официально отказался от Бекки. Теперь он ей не пара.
— Я не хочу его видеть, Дебора! Я и так опаздываю на доклад к президенту академии.
— Но я прошу тебя! Это ты делаешь не для него, а для нашей девочки.
Как только хозяева ушли из столовой, горничная Бетси быстро схватила со стола бумажную салфетку с написанной на ней формулой и сунула за блузку.
— Пусть я негодяй, пусть я вор, пусть я подлец и шантажист, — сказал Лифкен, — но это вы, мой учитель, внушили мне веру в науку, возбудили мое честолюбие, и я возомнил, что могу быть ученым. Дайте досказать… Да, я крал ваши труды, подписывал на них свою фамилию первой. Но теперь я понял, что я жалкий червь в куче научных фактов и не мне открыты небеса науки. Но будьте милостивы ко мне, профессор! Простите заблуждение… Откройте мне глаза! Помогите! Я раскаялся, раскаялся — и вот свидетельство этому…Лифкен протянул Стронгу пачку книг. — Я переиздал все ваши книги, где мое имя стояло первым. Теперь, вы видите, они носят только ваше имя. Эти издания были сделаны за пять дней и стоили мне, не скрою, огромных денег. Пусть это убедит вас в моей искренности и раскаянии. Вот книги… Только ваша фамилия.
Аллен Стронг посмотрел: действительно, на книге стояло одно только его имя. Он смутился.
— Вот уж это напрасно! Что было, то было. Ведь вы тоже помогали мне, Лифкен. Это даже несправедливо — только мое имя. Тогда я обязан упомянуть об этом в предисловии. И потом, кто поверит, что это написал я, раз книги раньше вышли под вашим именем!
— Вот, — закричал Арнольд Лифкен, — вот, смотрите! — Он выхватил из кармана свернутую газету. — Здесь на второй странице опубликовано мое покаянное письмо. В нем я признаю, что, будучи вашим учеником, я несправедливо пользовался вашей скромностью, свойственной великим людям, пользовался как ваш начальник и раб тщеславия. Я ставил вашу фамилию второй, отодвинул вас, моего научного отца, на второй план. Обуреваемый научным тщеславием, я совершил преступление. Меня уволили из колледжа, и я считаю это справедливым. Простите, от щедрости души вашей, ради вашей великой любви к науке!
— Неужели вы всегда понимали мою любовь к науке, Арнольд? Неужели ваше раскаяние искренне?
— Клянусь! Испытайте меня!
— Вы были моим злым гением, но теперь… теперь я прощаю вас…
— Арнольд, — сказала Дебора, стоявшая за спиной Аллена, — вы должны отказаться от Бекки.
— Я откажусь! Я подпишу все, что вы продиктуете. Профессор, возьмите меня опять к себе на работу, снова учеником!
— Нет, нет! — поспешно ответил Аллен Стронг.
— Я буду вашим негром, я буду подметать полы и мыть колбы. Вам нужен свой человек, преданный, как собака, чтобы знать, что говорят и думают о вас. Я буду…
— Только не это! Шпионить? Вы с ума сошли, Лифкен!
— Не гоните меня от мира науки! Дайте мне счастье быть учеником вашей школы! Ведь я все годы верил в вас и если не давал вам ходу, то только потому, что боялся вас потерять. — Лифкен упал на колени и обхватил руками ноги Аллена.
— Встаньте, как вам не стыдно! Пустите! — сердито закричал Аллен, пытаясь вырваться из цепких рук Лифкена.
— Не встану… Обещайте! — настойчиво бормотал Лифкен.
— Я подумаю! Но встаньте, ради бога… Ну хорошо… Я почти обещаю… ну, обещаю!
— Спасибо, профессор! Отныне, если вы мне скажете: «убей» — я убью.
— Арнольд, — сказала Дебора, — я дам вам адрес. Встретьте нашу дочь, привезите ее, и вы снова будете работать с мужем.
— Прикажете сейчас же отправляться на поиски?
— Действуйте! — ответил Стронг, взглянул на часы и поспешно скрылся за дверью.
— Я помогу вам, Арнольд. Вы будете работать в институте не лаборантом, но помощником мужа. Услуга за услугу. Вы будете меня информировать обо всем, что делает Аллен в институте, в частности о женщине Кларе Томпсон. Это опасная авантюристка, а бедный Аллен так плохо знает жизнь и женщин. Во-вторых, я скучаю, Арнольд. Вы будете сопровождать меня в театры и рестораны… Будете танцевать со мной… Я буду прекрасно одеваться! Только измените старый покровительственно-снисходительный тон в разговоре со мной.
Арнольд Лифкен, не скрывая удивления, пристально смотрел на нее.
— Вы, кажется, не хотите работать в институте? — спросила Дебора.
— Согласен на все ваши условия, миссис Дебора.
Дебора протянула ему руку для поцелуя. Как долго, в течение многих лет, она мечтала о таком моменте! Арнольд Лифкен почтительно поцеловал руку, а Дебора чмокнула его в лоб. Так делали в кинокартинах все великосветские особы.
Зазвонил телефон. Дебора подошла и сняла трубку:
— Что? Что? Пришлете к нам рабочих сделать у нас резервуар для воды? А водопровод? Началась забастовка? Лампы для керосина у меня нет… Пришлете три? Лучше пять…
Дебора повернулась к поверженному Лифкену, но последнего в комнате уже не оказалось. Дебора посмотрела на себя в зеркало и приняла, как ей казалось, величественную позу.
В кабинете президента Аллен не обратил внимания на роскошную обстановку — пушистые ковры, большие картины. Президент, худощавый пожилой мужчина в темном костюме, говорил по телефону. Едва Аллен Стронг переступил порог, он тотчас же прервал разговор, положил трубку и пошел к нему навстречу. Это был больше чем акт вежливости, и Аллен почувствовал себя еще более уверенным. Наконец-то его оценили!
— Очень рад! Как вы поживаете, профессор Стронг? Я надеюсь, что вашей жене понравился дом? Он теперь ваш собственный.
Аллену Стронгу подарили дом, но он был так поглощен мыслями о составленном плане работ, что слова президента о таком ценном подарке не произвели на него никакого впечатления.
— Я принес план работ, — сказал Аллен Стронг, нетерпеливо тряхнув протянутую ему руку. — Мне сказали от вашего имени, мистер президент, чтобы я составил такой план, какой считаю нужным.
— Конечно.
— Надеюсь, вас не испугают размеры ассигнований. Вот этот план. Стронг подал папку.
Президент комплексной академии Мак-Манти взял в руки папку, вернулся к столу, пригласил Аллена сесть в кресло; бегло перелистал страницы плана и удивленно спросил:
— Как, вы хотите послать шестнадцать экспедиций?
— Да, — решительно сказал Стронг. — Это совершенно необходимо. Ни одной меньше.
— Вы намереваетесь истратить на это дело около миллиона долларов?
— Но мне передали, что вы распорядились составить широкий план…
— Правильно, но… миллион долларов!
— Сюда входит и постройка инсектария для испытания ядов на насекомых, и постройка изолированных лабораторий для разведения культур различных видов микробов, и выписка семян, а также самой необходимой научной литературы из главнейших стран! — взволнованно сказал Стронг. «Вот так всегда, — подумал он: — как только дело касается денег, сразу все срывается».
— Вот видите! — укоризненно сказал президент.
— Но поймите: нельзя работать успешно, если не знать успехов науки в СССР и других странах…
— Я все понимаю, — прервал его президент, — но ваш план мне не нравится.
Стронг покраснел.
— Я не мог иначе, — растерянно пробормотал он. — Уж если делать, так делать.
— Вот именно! Поэтому пошлите не шестнадцать экспедиции, а шестьдесят!
— Шестьдесят? — Стронг даже привскочил от удивления.
— А если и этого мало, пошлите сто, и не на пароходах, как вы указываете в графе «транспортные расходы», а на самолетах. И не на самолетах авиакомпаний, а на своих собственных. Если выписывать научную литературу из других стран, а это, между нами говоря, самое дешевое средство добывать оригинальные научные идеи, то надо выписывать не только основную научную литературу, а всю — решительно все, что выходит. И не только то, что опубликовано, но и то, что еще не напечатано и находится еще в виде рукописей и заметок, будь то работы Сапегина в России или Джонсона на острове Барбадос.
— Но ведь советскую литературу к нам почти не пропускают.
— Это я беру на себя.
— Никакой ученый не даст своих неопубликованных работ в виде рукописи.
— Это мы берем на себя. Итак, дорогой профессор Стронг, вы можете тратить много больше, чем предложено вашим планом.
— Мне не приходилось работать в таких масштабах.
— Я знаю. Поэтому я хочу дать вам администратора. Он освободит вас от деловых забот.
— Пожалуйста. Буду только благодарен.
Президент нажал кнопку и сказал в диктофон:
— Попросите Трумса…
— Трумс?! — воскликнул Стронг. — Вы сказали — Трумс?
Аллен Стронг вытер лицо платком и машинально вложил свою руку в огромную ладонь Трумса.
— Мистер Стронг, — сказал Трумс, наклоняя голову набок и не выпуская пальцев Стренга из своей сильной потной руки. — Вы меня знали, как частного предпринимателя, может быть не слишком вежливого, но настойчивого. В этом вы могли убедиться. Теперь вы можете быть уверены, что всю свою энергию человека, умеющего делать дело, я вложу в осуществление ваших великих научных идей. Пожмем же друг другу руки, как будущие партнеры в одной и той же игре, в одном и том же великом научном деле!
— Никогда! Я не согласен! — сказал Аллен Стронг, решительно вырывая свою руку. — Вы мне не подходите. Мне нужен другой тип администратора, более, так сказать, научный…
— Вы меня еще не знаете, мистер Стронг! Я ограблю любого, но партнерам я предан, как собака. У меня каторжная совесть. Со мной вы будете как за каменной стеной.
— Скажите, мистер Трумс, Земля вертится? — вдруг спросил Стронг.
— То есть, как прикажете понимать?
— Ну, крутится земной шар или не крутится?
— А, знаю! Вы шутник, профессор, — Трумс засмеялся. — Земной шар крутится у меня под ногами, когда я крепко выпью.
— Я не хотел вас обидеть, Трумс, но почему бы вам и в дальнейшем не торговать ДДТ? Вы фабрикант и купец, но, извините, не ученый.
Трумс вопросительно посмотрел на президента; тот слегка кивнул головой.
— С тех пор, мистер Стронг, как вы разгласили тайну проданного мне рецепта инсектицида англичанам, — сказал Трумс, — того рецепта, на котором я хотел разбогатеть, как фабрикант и торговец я вылетел в трубу. И неужели вы, разорив меня, не дадите мне работу?
— Вы клевещете на меня, Трумс. Никаким англичанам я не продавал свой секрет. Я хотел подарить его дяде, но вы этому помешали. Вспомните Джека Райта… Мистер президент, я требую справедливости.
— Один момент, — сказал Трумс. Он вынул из кармана портсигар, достал из него смятую бумажную салфетку и разостлал ее на столе. — Это не ваш почерк, профессор? — спросил он.
Аллен узнал свою формулу:
— Час назад я объяснял жене за обедом формулу инсектицида.
— Да, еще час назад она была передана в Англию и запатентована.
— Но кто же это сделал?
— Люди английского финансового магната, — пояснил президент. — Надо быть очень осторожным! Наши конкуренты способны на все.
— Первый раз слышу о таком магнате.
— Пусть это вас не волнует, — оказал президент. — Мы верим, что вы создадите нечто гораздо большее, но чтобы обезопасить вашу работу, я очень прошу вас согласиться на помощь в лице Трумса… Настаиваю на этом, профессор!
— Согласен, — устало сказал Стронг.
— Доклад о результатах работы экспедиций, — продолжал президент, — вы сделаете через один месяц и три недели вместо намечавшихся трех месяцев. Международная политическая ситуация такова, что мы вынуждены форсировать вашу работу. Этот доклад вы прочтете на Всемирном конгрессе по борьбе с вредителями и болезнями сельского хозяйства.
— Но мы не успеем созвать так скоро этот всемирный конгресс. Ученые других стран не успеют подготовиться, — запротестовал Стронг.
— Этот конгресс намечался уже много лет, и созываем его не мы, а международная организация. Вас я попрошу об одном: пошлите лично от себя приглашение в Советский Союз, профессору Сапегину, с просьбой сделать доклад о его последних достижениях в области борьбы с вредителями. Сейчас Сапегин возглавляет группу ученых, помогающих бороться с вредителями сельского хозяйства в Восточной Германии.
— Хорошо, я напишу. И я с радостью встречусь с этим гениальным ученым…
Президент и Трумс многозначительно переглянулись.
— Обещайте ознакомить его со своими последними работами, — посоветовал президент.
В обхождении с посторонними людьми Стронг оставался все таким же сдержанным и угрюмым, но в кабинете, в лаборатории или в кругу своих ближайших помощников этот внешне сухой и скучный человек преображался. Здесь он чувствовал себя полководцем. Он громил позиции своих научных врагов и подкреплял наступление своих союзников-дарвинистов вновь полученными фактами и данными.
В своей прикладной науке он умел находить богатейший материал для теоретических обобщений. Он по-прежнему не читал газет, и единственные заметки, с которыми он ознакомился, были о присуждении ему премии Мак-Манти за работу в области «сохранения сокровищ Солнца». Он жил как бы вне времени и пространства, жил в мире идей, воодушевленный темпами и ритмом работы, и если бы его спросили, сколько времени он работает в институте, он бы затруднился ответить, неделю или месяц.
Он мог бы сказать, что все экспедиции выехали во все страны, кроме Советского Союза и стран народной демократии. Там американских экспедиций не приняли, зато предложили воспользоваться богатейшей литературой по борьбе с вредителями сельского хозяйства. Советское правительство, со своей стороны, предложило не чинить препятствий советским энтомологам по уничтожению саранчи в Иране и Индии, так как размножение саранчи в этих странах принимало угрожающие размеры. Американцы заявили, что это их не касается, но по их инициативе огромные скопления саранчи в Индии остались неуничтоженными.
Трумс доложил, что требуются дополнительные ассигнования, так как помощь ученых тех стран, где работали экспедиции, стоила много денег, но зато экспедиции проводят опрос населения, обследуют участки, производят аэрофотосъемки, создают коллекции и заготавливают живые экземпляры вредителей: жуков, личинок, живых бабочек, расы микробов, а также собирают семена всех видов сорняков, чтобы испытать действие ядов.
Работы было очень много: экспедиции доставляли коллекции, образцы поврежденных растений, расы микробов, вызвавших заболевания, вредных жуков, червяков, клопов и прочих насекомых в живом виде. Все это надо было рассматривать, обеспечить их хранение и заняться их разведением для опытов.
Стронг поручил Трумсу постройку помещения для насекомых — инсектария. Он должен был состоять из пяти небольших оранжерей и двух домиков для опытного испытания действия ядов на вредителях и микробах.
С каждым днем количество специалистов в институте Стронга увеличивалось. Они приезжали из Германии, из Южной Америки, из Австралии. Возвращались экспедиции. Надо было выслушать доклады. У Аллена Стронга оставалось несколько дней до конгресса, на котором он должен был сделать свой доклад, и он очень спешил.
Пирсон угрюмо сидел за своим столом и не обращал внимания на ползущие под стеклом ленты. «Почему же так получается? — думал он. — Имея на каждые десять американцев одного шпиона, мы не можем выловить и уничтожить тех, кто недоволен американским образом жизни и политикой. Если их нельзя ни купить, ни запугать — их надо рукой голода поставить на колени или уничтожить». Пирсон отдал ряд срочных приказаний.
Глава IX
Аллен Стронг счастлив
1
Если в Западном полушарии и был воистину счастливый человек, то это профессор Аллен Стронг. Ведь счастье — это полное развитие творческих сил человека. Человек вполне счастлив только тогда, когда применение этих сил дает ему полное удовлетворение, как достижение определенной цели в жизни, цели, выработанной воспитанием и, в частности, влиянием окружающей среды.Аллен Стронг уже в юношеские годы сформировался как крупный ученый. Раньше Лифкен заставлял его работать только по темам, «окупавшим себя» у местных магнатов, не давая ни цента на разработку теоретических проблем. Теперь Аллен Стронг мог делать что хотел, как хотел и где хотел.
Аллен Стронг познал усовершенствованные условия работы. Он мог не писать пером на бумаге, а диктовать стенографистке, но ее настороженный взгляд торопил его, нарушая привычный ход мыслей. Это нервировало Стронга, и он отказался от стенографистки. Парлографы и диктофоны стояли во всех помещениях, где задерживался Аллен Стронг. Это было приятно — нажать кнопку, продиктовать; а надо подумать — снова нажал кнопку, и машина ждет, не бросая нетерпеливых взглядов. Аллену Стронгу достаточно было сказать несколько слов, и услужливые ученые разрабатывали его мысль. Но система и стиль работы, выработанный всей предыдущей жизнью, мешали Стронгу широко пользоваться новыми для него условиями работы. В гонце концов он снова начал писать пером на бумаге, а не диктовать.
Чтобы сберечь время для работы, Стронг спешил есть, меньше спал, работал изо всех сил, тая в глубине души страх, что вдруг все эти блестящие возможности исчезнут или он умрет, не завершив начатых опытов. Он стал еще более жаден к работе и первые шесть дней только забегал домой перекусить; спал же в рабочем кабинете института на диване. В эти дни Аллен Стронг вставал не в 7 часов 15 минут, как обычно, а в 6 часов утра.
На седьмые сутки в институт явилась Дебора и увела мужа домой.
— Все говорят, что ты ведешь адскую жизнь. Я не хочу, чтобы ты был несчастен, — сказала она.
— Во-первых, выключи радио, — потребовал Стронг, — я ненавижу этот рекламный визг! Во-вторых, убери эти газеты. Отец всегда презирал желтую прессу!
За обедом Дебора сделала, как ей казалось, совершенно последовательный вывод:
— Наконец-то мы богаты! Теперь мы можем позволить себе жить по-человечески. Как только вернется бедная девочка — а судя по ее вчерашней телеграмме, она вернется на днях, — мы уедем отсюда в Палм-Бич, на берег океана. Там мы будем шикарно одеваться, принимать гостей, бывать в театрах, ресторанах и вести приличествующий нам образ жизни!
— Мы никуда не уедем. Никаких баров, обществ и ресторанов. Можешь одеваться, как хочешь, но я не хочу, чтобы гости отнимали у меня время. Лучше ты ходи к ним сама или с Бекки. Я надеялся, — продолжал Стронг, — что деньги помогут мне сберечь время для научной работы. А теперь на обед у меня уходит на семнадцать минут больше, чем раньше. К чему эта смена блюд, эти подогретые тарелки, эта торжественность и две прислуги?
— Но обед из восьми блюд!
— И за что ты меня мучаешь! Я очень спешу, меня ждет президент академии с докладом о плане научной работы.
Аллен Стронг быстро ел, с тоской думая о том, что приходится отрываться от работы только для того, чтобы ввести через рот внутрь организма необходимую для жизни энергию, заключающуюся в углеводах, белках и жирах пищевых продуктов. Когда же изобретут питательные таблетки, чтобы этот процесс занимал одну-две секунды и не мешал работе мозга! Всякий отрыв от работы Аллен Стронг считал вынужденным прогулом, была ли это еда, отдых или сон, отнимающий у человека почти треть его сознательной жизни. Он поморщился, увидев, что несут еще новое блюдо, и категорически отказался от него, чем возмутил Дебору:
— Аллен, ты никогда не уважал моих забот! Ешь со вкусом. Когда же ты станешь джентльменом!
— К черту джентльменов, этих дикарей в белых воротничках! Ручаюсь, что любой из них не сможет ответить на вопрос, вертится Земля или не вертится.
— Аллен, что за выражения в устах профессора! Когда же мы начнем жить по-настоящему?
— По-настоящему можно жить в лабораториях. И потом, Ди, если ты ничего не понимаешь в науке, не давай, ради бога, интервью журналистам. Говорят, что ты черт знает что наболтала газетчикам о моих работах.
— Ты сам виноват, Аллен. Ты никогда не говорил мне ни слова о своей науке. Ты скрыл от меня даже тайну с Лифкеном. Я не могу не давать интервью, раз ты их не даешь. Я хочу, чтобы ты был знаменит.
Аллен испытующе посмотрел на жену, потом на часы и, отхлебывая кофе маленькими глотками, спросил:
— Ты читала книгу Крэнкэ «Циклическая теория моложения и старения»?
— Не помню. О чем это?
— О том, что сущность старения заключается в том, что в живых клетках замыкаются и отвердевают углеродные скелеты. Смерть — это, так сказать, циклизация.
— Нет, не читала.
— О токсикологии, науке о ядах, ты имеешь представление?
— Конечно. Я читала «Мстительницу» и «Тайну опиокурения», «Любовь бразилианки» и массу других романов, где причиной смерти были ужасные яды.
— Первый раз слышу, чтобы токсикологию изучали по бульварным романам!
— Я всегда имела отличные отметки в школе.
— Ну так вот, слушай. Ты не представляешь себе, как я спешил, как я искал…
— Боже мой, что за поиски! Надеюсь, ключ от квартиры не потерян?
— Ключ?.. Н-да, конечно, ключ. Ключ от нейрона. Нейрон, видишь ли, вершина творчества природы. Таинственная их совокупность — это мозг, это мысль.
— Но я не понимаю, при чем тут токсикология?
— Сейчас ты поймешь. Когда ты ощупью идешь в темноте, нейроны бесчисленных нервных окончаний в пальцах протянутых рук дают сигналы о твердом, холодном, мягком, теплом и т. д. У насекомых на лапках есть особые сенсорные, то есть чувствующие, органы…
— Ты, кажется, хочешь прочитать мне лекцию по энтомологии?
— Минутку терпения. Я воспользовался трудами советских ученых, Джонсона и усовершенствовал яд, которому кураре и аква тофана в подметки не годятся, — это король ядов. Его имя — ДДТ, то есть дихлордифенилтрихлорэтан, таково его полное название. Для насекомых это страшный яд, а для нас он безвреден. Он действует на нейроны сенсорных органов на лапках насекомых. Нейроны и вся нервная система цепенеет, как будто зажатая в страшных тисках. Оконное стекло, смоченное раствором ДДТ и затем протертое до блеска, сохраняет смертоносную силу много недель.
— Но для нас этот яд — не яд?
— Да, для позвоночных он безвреден. Но где-то рядом с ключом от нейронов насекомых лежит ключ от нейронов человека. Прикосновение, оцепенение, смерть… Представь себе ясное утро, лес, пронизанный солнечными лучами, необозримые поля, песню жаворонка и среди этого великолепия медленно цепенеющие села и могильную тишину городов. Роса смерти, ключ от нейронов, как саваном, покроет страну.
— Бррр… Это страшно, Аллен… Я не верю, это лишь страшный сон.
— А ведь нашлись люди, которые предложили мне работать над созданием такого яда. Я отверг это предложение. Ты хотела знать сущность ДДТ? Смотри! — Аллен взял из стаканчика бумажную салфетку, развернул ее на столе и начертил карандашом шестигранник. — Это формула бензола. H — можно заменить чем угодно, и шестигранное кольцо не развалится. Два таких кольца вместе нафталин. Ты употребляешь его против моли. Три кольца — антрацен. Очень много колец — графит, то есть чистый углерод. Если в бензоле H заменить группой OH, то это будет карболка, фенол. Две группы OH с присоединением цепочки из трех углеродов дают адреналин. А если в адреналине заменить группы OH водородом и присоединить аминогруппу, то получится бензедрит. Это сильнейший возбудитель нейронов. Его дают летчикам. ДДТ — две фенольные группы: дихлордифенилтрихлорэтан. Я его усложнил.
— Я знаю бензедрит по рекламе… Говорят, там у тебя в лаборатории есть какая-то Томпси… — неожиданно сказала Дебора.
— Клара Томпсон? Очень способная! Ей достаточно нескольких моих слов, чтобы построить рабочую гипотезу. Поразительный ум!
— Я так и знала, я так и чувствовала, что если ты разбогатеешь, тебе понравится молодая вертихвостка!
— Дебора, стыдись!
— Аллен, я знаю, ты добрый человек. Обещай мне, что допустишь к себе Арнольда Лифкена и поговоришь с ним. Об этом просил мистер Ихара.
— С Лифкеном? Человеком, который бессовестно эксплуатировал меня, как негра?! Никогда!
— Но ведь Иисус Христос заповедал прощать врагам…
— Я не Иисус Христос.
— Аллен, профессор Лифкен считался женихом Бекки. Я слишком хорошо знаю, что значит общественное мнение. Я не хочу позора нашей девочки! Прими Арнольда, прости и потребуй, чтобы он официально отказался от Бекки. Теперь он ей не пара.
— Я не хочу его видеть, Дебора! Я и так опаздываю на доклад к президенту академии.
— Но я прошу тебя! Это ты делаешь не для него, а для нашей девочки.
Как только хозяева ушли из столовой, горничная Бетси быстро схватила со стола бумажную салфетку с написанной на ней формулой и сунула за блузку.
2
Аллен Стронг вошел в гостиную. Арнольд Лифкен шагнул ему навстречу.— Пусть я негодяй, пусть я вор, пусть я подлец и шантажист, — сказал Лифкен, — но это вы, мой учитель, внушили мне веру в науку, возбудили мое честолюбие, и я возомнил, что могу быть ученым. Дайте досказать… Да, я крал ваши труды, подписывал на них свою фамилию первой. Но теперь я понял, что я жалкий червь в куче научных фактов и не мне открыты небеса науки. Но будьте милостивы ко мне, профессор! Простите заблуждение… Откройте мне глаза! Помогите! Я раскаялся, раскаялся — и вот свидетельство этому…Лифкен протянул Стронгу пачку книг. — Я переиздал все ваши книги, где мое имя стояло первым. Теперь, вы видите, они носят только ваше имя. Эти издания были сделаны за пять дней и стоили мне, не скрою, огромных денег. Пусть это убедит вас в моей искренности и раскаянии. Вот книги… Только ваша фамилия.
Аллен Стронг посмотрел: действительно, на книге стояло одно только его имя. Он смутился.
— Вот уж это напрасно! Что было, то было. Ведь вы тоже помогали мне, Лифкен. Это даже несправедливо — только мое имя. Тогда я обязан упомянуть об этом в предисловии. И потом, кто поверит, что это написал я, раз книги раньше вышли под вашим именем!
— Вот, — закричал Арнольд Лифкен, — вот, смотрите! — Он выхватил из кармана свернутую газету. — Здесь на второй странице опубликовано мое покаянное письмо. В нем я признаю, что, будучи вашим учеником, я несправедливо пользовался вашей скромностью, свойственной великим людям, пользовался как ваш начальник и раб тщеславия. Я ставил вашу фамилию второй, отодвинул вас, моего научного отца, на второй план. Обуреваемый научным тщеславием, я совершил преступление. Меня уволили из колледжа, и я считаю это справедливым. Простите, от щедрости души вашей, ради вашей великой любви к науке!
— Неужели вы всегда понимали мою любовь к науке, Арнольд? Неужели ваше раскаяние искренне?
— Клянусь! Испытайте меня!
— Вы были моим злым гением, но теперь… теперь я прощаю вас…
— Арнольд, — сказала Дебора, стоявшая за спиной Аллена, — вы должны отказаться от Бекки.
— Я откажусь! Я подпишу все, что вы продиктуете. Профессор, возьмите меня опять к себе на работу, снова учеником!
— Нет, нет! — поспешно ответил Аллен Стронг.
— Я буду вашим негром, я буду подметать полы и мыть колбы. Вам нужен свой человек, преданный, как собака, чтобы знать, что говорят и думают о вас. Я буду…
— Только не это! Шпионить? Вы с ума сошли, Лифкен!
— Не гоните меня от мира науки! Дайте мне счастье быть учеником вашей школы! Ведь я все годы верил в вас и если не давал вам ходу, то только потому, что боялся вас потерять. — Лифкен упал на колени и обхватил руками ноги Аллена.
— Встаньте, как вам не стыдно! Пустите! — сердито закричал Аллен, пытаясь вырваться из цепких рук Лифкена.
— Не встану… Обещайте! — настойчиво бормотал Лифкен.
— Я подумаю! Но встаньте, ради бога… Ну хорошо… Я почти обещаю… ну, обещаю!
— Спасибо, профессор! Отныне, если вы мне скажете: «убей» — я убью.
— Арнольд, — сказала Дебора, — я дам вам адрес. Встретьте нашу дочь, привезите ее, и вы снова будете работать с мужем.
— Прикажете сейчас же отправляться на поиски?
— Действуйте! — ответил Стронг, взглянул на часы и поспешно скрылся за дверью.
— Я помогу вам, Арнольд. Вы будете работать в институте не лаборантом, но помощником мужа. Услуга за услугу. Вы будете меня информировать обо всем, что делает Аллен в институте, в частности о женщине Кларе Томпсон. Это опасная авантюристка, а бедный Аллен так плохо знает жизнь и женщин. Во-вторых, я скучаю, Арнольд. Вы будете сопровождать меня в театры и рестораны… Будете танцевать со мной… Я буду прекрасно одеваться! Только измените старый покровительственно-снисходительный тон в разговоре со мной.
Арнольд Лифкен, не скрывая удивления, пристально смотрел на нее.
— Вы, кажется, не хотите работать в институте? — спросила Дебора.
— Согласен на все ваши условия, миссис Дебора.
Дебора протянула ему руку для поцелуя. Как долго, в течение многих лет, она мечтала о таком моменте! Арнольд Лифкен почтительно поцеловал руку, а Дебора чмокнула его в лоб. Так делали в кинокартинах все великосветские особы.
Зазвонил телефон. Дебора подошла и сняла трубку:
— Что? Что? Пришлете к нам рабочих сделать у нас резервуар для воды? А водопровод? Началась забастовка? Лампы для керосина у меня нет… Пришлете три? Лучше пять…
Дебора повернулась к поверженному Лифкену, но последнего в комнате уже не оказалось. Дебора посмотрела на себя в зеркало и приняла, как ей казалось, величественную позу.
3
Впервые за всю свою жизнь Аллен Стронг вошел в кабинет своего начальника, не испытывая смущения. Наоборот, он чувствовал необычайный подъем духа, ему не терпелось поскорее добиться утверждения разработанного им плана научной работы. Даже походка Аллена Стронга стала иной: «агрессивно-наступательной», как определила ее Дебора.В кабинете президента Аллен не обратил внимания на роскошную обстановку — пушистые ковры, большие картины. Президент, худощавый пожилой мужчина в темном костюме, говорил по телефону. Едва Аллен Стронг переступил порог, он тотчас же прервал разговор, положил трубку и пошел к нему навстречу. Это был больше чем акт вежливости, и Аллен почувствовал себя еще более уверенным. Наконец-то его оценили!
— Очень рад! Как вы поживаете, профессор Стронг? Я надеюсь, что вашей жене понравился дом? Он теперь ваш собственный.
Аллену Стронгу подарили дом, но он был так поглощен мыслями о составленном плане работ, что слова президента о таком ценном подарке не произвели на него никакого впечатления.
— Я принес план работ, — сказал Аллен Стронг, нетерпеливо тряхнув протянутую ему руку. — Мне сказали от вашего имени, мистер президент, чтобы я составил такой план, какой считаю нужным.
— Конечно.
— Надеюсь, вас не испугают размеры ассигнований. Вот этот план. Стронг подал папку.
Президент комплексной академии Мак-Манти взял в руки папку, вернулся к столу, пригласил Аллена сесть в кресло; бегло перелистал страницы плана и удивленно спросил:
— Как, вы хотите послать шестнадцать экспедиций?
— Да, — решительно сказал Стронг. — Это совершенно необходимо. Ни одной меньше.
— Вы намереваетесь истратить на это дело около миллиона долларов?
— Но мне передали, что вы распорядились составить широкий план…
— Правильно, но… миллион долларов!
— Сюда входит и постройка инсектария для испытания ядов на насекомых, и постройка изолированных лабораторий для разведения культур различных видов микробов, и выписка семян, а также самой необходимой научной литературы из главнейших стран! — взволнованно сказал Стронг. «Вот так всегда, — подумал он: — как только дело касается денег, сразу все срывается».
— Вот видите! — укоризненно сказал президент.
— Но поймите: нельзя работать успешно, если не знать успехов науки в СССР и других странах…
— Я все понимаю, — прервал его президент, — но ваш план мне не нравится.
Стронг покраснел.
— Я не мог иначе, — растерянно пробормотал он. — Уж если делать, так делать.
— Вот именно! Поэтому пошлите не шестнадцать экспедиции, а шестьдесят!
— Шестьдесят? — Стронг даже привскочил от удивления.
— А если и этого мало, пошлите сто, и не на пароходах, как вы указываете в графе «транспортные расходы», а на самолетах. И не на самолетах авиакомпаний, а на своих собственных. Если выписывать научную литературу из других стран, а это, между нами говоря, самое дешевое средство добывать оригинальные научные идеи, то надо выписывать не только основную научную литературу, а всю — решительно все, что выходит. И не только то, что опубликовано, но и то, что еще не напечатано и находится еще в виде рукописей и заметок, будь то работы Сапегина в России или Джонсона на острове Барбадос.
— Но ведь советскую литературу к нам почти не пропускают.
— Это я беру на себя.
— Никакой ученый не даст своих неопубликованных работ в виде рукописи.
— Это мы берем на себя. Итак, дорогой профессор Стронг, вы можете тратить много больше, чем предложено вашим планом.
— Мне не приходилось работать в таких масштабах.
— Я знаю. Поэтому я хочу дать вам администратора. Он освободит вас от деловых забот.
— Пожалуйста. Буду только благодарен.
Президент нажал кнопку и сказал в диктофон:
— Попросите Трумса…
— Трумс?! — воскликнул Стронг. — Вы сказали — Трумс?
4
Толстяк Трумс вошел в кабинет, отвешивая почтительные поклоны. Теперь в его зубах не было сигары и все его жесты выражали раболепие.Аллен Стронг вытер лицо платком и машинально вложил свою руку в огромную ладонь Трумса.
— Мистер Стронг, — сказал Трумс, наклоняя голову набок и не выпуская пальцев Стренга из своей сильной потной руки. — Вы меня знали, как частного предпринимателя, может быть не слишком вежливого, но настойчивого. В этом вы могли убедиться. Теперь вы можете быть уверены, что всю свою энергию человека, умеющего делать дело, я вложу в осуществление ваших великих научных идей. Пожмем же друг другу руки, как будущие партнеры в одной и той же игре, в одном и том же великом научном деле!
— Никогда! Я не согласен! — сказал Аллен Стронг, решительно вырывая свою руку. — Вы мне не подходите. Мне нужен другой тип администратора, более, так сказать, научный…
— Вы меня еще не знаете, мистер Стронг! Я ограблю любого, но партнерам я предан, как собака. У меня каторжная совесть. Со мной вы будете как за каменной стеной.
— Скажите, мистер Трумс, Земля вертится? — вдруг спросил Стронг.
— То есть, как прикажете понимать?
— Ну, крутится земной шар или не крутится?
— А, знаю! Вы шутник, профессор, — Трумс засмеялся. — Земной шар крутится у меня под ногами, когда я крепко выпью.
— Я не хотел вас обидеть, Трумс, но почему бы вам и в дальнейшем не торговать ДДТ? Вы фабрикант и купец, но, извините, не ученый.
Трумс вопросительно посмотрел на президента; тот слегка кивнул головой.
— С тех пор, мистер Стронг, как вы разгласили тайну проданного мне рецепта инсектицида англичанам, — сказал Трумс, — того рецепта, на котором я хотел разбогатеть, как фабрикант и торговец я вылетел в трубу. И неужели вы, разорив меня, не дадите мне работу?
— Вы клевещете на меня, Трумс. Никаким англичанам я не продавал свой секрет. Я хотел подарить его дяде, но вы этому помешали. Вспомните Джека Райта… Мистер президент, я требую справедливости.
— Один момент, — сказал Трумс. Он вынул из кармана портсигар, достал из него смятую бумажную салфетку и разостлал ее на столе. — Это не ваш почерк, профессор? — спросил он.
Аллен узнал свою формулу:
— Час назад я объяснял жене за обедом формулу инсектицида.
— Да, еще час назад она была передана в Англию и запатентована.
— Но кто же это сделал?
— Люди английского финансового магната, — пояснил президент. — Надо быть очень осторожным! Наши конкуренты способны на все.
— Первый раз слышу о таком магнате.
— Пусть это вас не волнует, — оказал президент. — Мы верим, что вы создадите нечто гораздо большее, но чтобы обезопасить вашу работу, я очень прошу вас согласиться на помощь в лице Трумса… Настаиваю на этом, профессор!
— Согласен, — устало сказал Стронг.
— Доклад о результатах работы экспедиций, — продолжал президент, — вы сделаете через один месяц и три недели вместо намечавшихся трех месяцев. Международная политическая ситуация такова, что мы вынуждены форсировать вашу работу. Этот доклад вы прочтете на Всемирном конгрессе по борьбе с вредителями и болезнями сельского хозяйства.
— Но мы не успеем созвать так скоро этот всемирный конгресс. Ученые других стран не успеют подготовиться, — запротестовал Стронг.
— Этот конгресс намечался уже много лет, и созываем его не мы, а международная организация. Вас я попрошу об одном: пошлите лично от себя приглашение в Советский Союз, профессору Сапегину, с просьбой сделать доклад о его последних достижениях в области борьбы с вредителями. Сейчас Сапегин возглавляет группу ученых, помогающих бороться с вредителями сельского хозяйства в Восточной Германии.
— Хорошо, я напишу. И я с радостью встречусь с этим гениальным ученым…
Президент и Трумс многозначительно переглянулись.
— Обещайте ознакомить его со своими последними работами, — посоветовал президент.
5
Аллен Стронг с помощью Трумса оборудовал институт, познакомился с работниками, отправил сорок одну экспедицию, послал приглашения ученым Советского Союза принять участие в работе предстоящего конгресса по вопросам борьбы с вредителями сельского хозяйства и составил новый план работы. Он гордился этим планом, весьма благосклонно принятым президентом.В обхождении с посторонними людьми Стронг оставался все таким же сдержанным и угрюмым, но в кабинете, в лаборатории или в кругу своих ближайших помощников этот внешне сухой и скучный человек преображался. Здесь он чувствовал себя полководцем. Он громил позиции своих научных врагов и подкреплял наступление своих союзников-дарвинистов вновь полученными фактами и данными.
В своей прикладной науке он умел находить богатейший материал для теоретических обобщений. Он по-прежнему не читал газет, и единственные заметки, с которыми он ознакомился, были о присуждении ему премии Мак-Манти за работу в области «сохранения сокровищ Солнца». Он жил как бы вне времени и пространства, жил в мире идей, воодушевленный темпами и ритмом работы, и если бы его спросили, сколько времени он работает в институте, он бы затруднился ответить, неделю или месяц.
Он мог бы сказать, что все экспедиции выехали во все страны, кроме Советского Союза и стран народной демократии. Там американских экспедиций не приняли, зато предложили воспользоваться богатейшей литературой по борьбе с вредителями сельского хозяйства. Советское правительство, со своей стороны, предложило не чинить препятствий советским энтомологам по уничтожению саранчи в Иране и Индии, так как размножение саранчи в этих странах принимало угрожающие размеры. Американцы заявили, что это их не касается, но по их инициативе огромные скопления саранчи в Индии остались неуничтоженными.
Трумс доложил, что требуются дополнительные ассигнования, так как помощь ученых тех стран, где работали экспедиции, стоила много денег, но зато экспедиции проводят опрос населения, обследуют участки, производят аэрофотосъемки, создают коллекции и заготавливают живые экземпляры вредителей: жуков, личинок, живых бабочек, расы микробов, а также собирают семена всех видов сорняков, чтобы испытать действие ядов.
Работы было очень много: экспедиции доставляли коллекции, образцы поврежденных растений, расы микробов, вызвавших заболевания, вредных жуков, червяков, клопов и прочих насекомых в живом виде. Все это надо было рассматривать, обеспечить их хранение и заняться их разведением для опытов.
Стронг поручил Трумсу постройку помещения для насекомых — инсектария. Он должен был состоять из пяти небольших оранжерей и двух домиков для опытного испытания действия ядов на вредителях и микробах.
С каждым днем количество специалистов в институте Стронга увеличивалось. Они приезжали из Германии, из Южной Америки, из Австралии. Возвращались экспедиции. Надо было выслушать доклады. У Аллена Стронга оставалось несколько дней до конгресса, на котором он должен был сделать свой доклад, и он очень спешил.