Страница:
3
— Вы замечательно говорили! — сказал Роман, когда они вышли из зала.— Вы предсказывали бой, так и вышло, — заметил Егор.
— Потом поговорим! — оборвал их Сапегин.
Подали машины. Советские делегаты молча вернулись в гостиницу.
— А что, если нам прокатиться и посмотреть город? — предложил профессор после обеда в ресторане гостиницы.
Пока они обсуждали, куда ехать, показался портье вместе с полным, рослым американцем.
— Я — Вильям Гильбур, дядя Аллена Стронга. Я хотел с вами познакомиться, — сказал тот, протягивая большую мозолистую руку.
Сапегин встал и вежливо поздоровался с ним. То же сделали остальные.
— Вы хорошо выступали, правильно, — сказал Гильбур. — Жаль, что Аллен где-то в Южной Америке…
— Значит, все разговоры о его болезни ложь?
Гильбур смутился и покраснел.
— Очень жаль, — прервал неловкое молчание Сапегин. — Мне бы хотелось повидать профессора Стронга именно теперь.
— Я приглашаю вас завтра к себе, — сказал Гильбур. — Посмотрите поля американского фермера. Правда, у меня сейчас хвастать особенно нечем — от «фитофторы специес» погиб картофель. Но овощи хороши…
— А откуда «фитофтора специес»?
— Заразили! — вдруг в сердцах крикнул Гильбур и осекся.
Он испуганно оглянулся по сторонам. Портье стоял в стороне и делал вид, что не слушает.
Сапегин поблагодарил. Молодые люди с любопытством смотрели на американского фермера. Гильбур пожал руку Сапегину, секунду помедлил, и Егору, стоявшему ближе всех, послышалось, что он прошептал: «Не приезжайте!»
— Благодарю вас! — сказал, улыбаясь, Сапегин и отказался приехать завтра, но обещал в ближайшие дни выбрать время.
Егор испытующе посмотрел на своего учителя и увидел в его глазах немое предостережение. Гильбур ушел.
— А пока пройдемся по городу, — предложил Анатолий.
Они пошли пешком.
Мальчишки-газетчики с экстренными выпусками газет в руках кричали:
— Советский профессор угрожает всему миру биологической войной!
— Какие негодяи! — сказал Роман возмущенно.
Они прошли через весь парк, не обольщаясь «развлечениями» в виде механических гадалок, механических бильярдов и механических лотерей, и вышли к стоянке такси.
К ним приблизился водитель одной из машин.
— Извините, — сказал он, обратившись к профессору, — я шофер. Если вы хотите прокатиться — посмотреть город и окрестности, очень прошу, возьмите мое такси.
Сапегин испытующе посмотрел в глаза шоферу. Рослый, с крупным открытым лицом, он казался простым и честным малым. Впрочем, наружность бывает обманчива. Но так как выбор такси все равно был бы случайностью, то Сапегин согласился. Советские делегаты сели в предложенную машину и поехали.
4
Улицы города ничего примечательного не представляли. Пригород оказался гораздо интереснее. У океана виднелся ряд белых кабин для туристов и густые ряды сверкающих на солнце трейлеров — этих передвижных дач. На пляже царило оживление. Здесь были и толстые дельцы с сигарами в зубах, в костюмах пастельных тонов, и девушки в светлых платьях, с тщательно завитыми волосами и кроваво-красными ногтями на ногах.Потом показался целый негритянский поселок, жители которого обитали в старых, разбитых автомобилях. Надпись на грузовом автомобиле гласила: «Сдается внаем теплая постель».
— Америка на колесах, — сказал шофер.
— В этих «трейлерах», — пояснил профессор, — треть населения Америки, не имея постоянного жилья, двигается по стране в поисках работы.
По бокам шоссе потянулись холмы, изглоданные землечерпалками, и вырисовались очертания огромных корпусов. Вокруг них была возведена прочная ограда вышиной в двенадцать футов и длиной мили в три. Поверху ограды тянулся тяжелый кабель, через который, судя по изоляторам, проходил сильный ток. Вдоль всей ограды были устроены на уровне человеческого роста бойницы, каждая по четыре дюйма в поперечнике. Вдоль изгороди тянулись рвы и виднелись металлические контуры шлангов, по-видимому для воды. Все это было окружено сотнями дуговых фонарей и прожекторов. Часть построек была отделена рвом и мостом, на котором стояли часовые.
— Эта тюрьма хорошо охраняется, — заметил Анатолий.
— Это заводы Мак-Манти! — сказал шофер и добавил: — В разных пунктах заводов установлены фотоаппараты для снятия моментальных снимков с тех, кто появляется на территории завода, и для дальнейшего установления их личности. На Гемстедовских заводах бронированные катера с пулеметами употребляются для перевозки штрейкбрехеров. Здесь же для этого дела пускают в ход бронированные машины. «Корпоративная вспомогательная компания» поставляет вооруженных наемников для провокаций и насилия.
— Зачем вы все это нам говорите? — холодно спросил профессор.
— Я знаю, с кем имею дело, — ответил шофер и дружелюбно улыбнулся.
— А кто же мы? — настаивал профессор.
Шофер молча вынул из кармана сложенную газету и протянул Сапегину. Там крупным планом был помещен снимок всей советской делегации.
— Вы не боитесь большевиков? — поинтересовался Роман.
— Мы уже привыкли жить на американском вулкане и прекрасно знаем, что нам, рабочим, грозит опасность не со стороны коммунистов.
— Довольно, Роман! — заметил Максим Иванович по-русски.
Роман замолчал.
— Вы думаете, я шпион Мак-Манти или провокатор? — сказал шофер.
Пассажиры молчали.
— Я простой шофер, — продолжал он. — Я подписал воззвание сторонников мира. Я знаю от наших ребят, что вы на самом деле говорили на конгрессе. Мы, простой народ, боимся монополистов!
— Сознательный парень! — заметил Егор.
— Стоп! — приказал Сапегин и вылез из машины.
Отдав распоряжение шоферу ждать, профессор со своими учениками пошел к берегу океана.
5
— Видимо, только здесь мы и сможем поговорить, не опасаясь любопытных ушей, — сказал Сапегин, оглядывая пустынный берег. — Я хочу предупредить, что нас будут травить… собственно, уже начали. Возможны всякие провокации, но до конца конгресса уехать нельзя. В разговорах с делегатами, в кулуарах, вы должны говорить всю правду, ту правду, которую я попытался сказать с трибуны. Жаль, конечно, что Луи Дрэйк не пойман с поличным. Хорошо, если бы делегаты других стран рассказали об истинном положении дел у себя и не принимали бы биологические диверсии за обычные явления природы.Помолчав немного, профессор продолжал:
— Я говорил с Джонсоном. Это он дал мне сведения о «фитофторе специес» в Америке. Он знаком с дочерью Аллена Стронга и уверяет, с ее слов, что Стронг в последние дни был чем-то страшно взволнован и угнетен. Джонсон просил помочь Стронгу. Но как? Точно ли Стронг в Южной Америке, неизвестно. Но зато точно известно, что Стронгом очень заинтересовались Пирсон и Луи Дрэйк. Работает Стронг без адреса, значит в абсолютно секретных условиях… Возможно, что Пирсон и Дрэйк готовят нам сюрприз…
Трое молодых ученых слушали Сапегина с напряженным вниманием.
— Я получил ряд очень интересных писем, — говорил он. — Вскрывается ряд новых поразительных фактов организации биологической войны на сельскохозяйственном фронте. Луи Дрэйк хочет стать всемирным монополистом. Но он и его партнеры не понимают, что если бы им даже удалось монополизировать продажу продуктов всей капиталистической зоны земного шара, то создастся перенапряжение цен. Оно найдет свое ограничение в том, что потребность в продуктах будет удовлетворяться путем замены их суррогатами. Таким образом, самая мысль о создании единого мирового треста пищевых продуктов абсурдна. Но американский международный аграрный бандитизм — это факт. Что же касается экономической войны, — я уже говорил вам, друзья, — еще в 1939 году в Англии было учреждено «Министерство экономической войны» с целью дезорганизовать экономику врага таким образом, чтобы затруднить ему эффективное ведение военных операций. Известные вам из истории вредительские акты в советской промышленности были организованы из-за границы.
Три друга внимательно слушали профессора. Анатолий смотрел, как солнце закатывалось в океан. Пароход, дымя, уходил вдаль. Много говорил Сапегин, намечая дальнейший план действий. Потом они вернулись к такси.
— Товарищи! — обратился к ним шофер такси. — Если сейчас вы захотите куда-нибудь прокатиться, я к вашим услугам. Хотите — верьте, хотите — нет, но я не агент ФБР и не из конторы Пинкертона. Я просто шофер, зовут меня Франк.
Сапегин обещал пользоваться его такси, если представится случай.
На обратном пути их догнала машина.
— Ради бога, профессор! — закричал Лифкен, высовываясь из ее окна. Ваше исчезновение нас всех перепугало!
— Разве? — с нескрываемой насмешкой спросил Сапегин.
— После вашего выступления никто не может поручиться за жизнь всех членов советской делегации, если они не будут под нашей охраной.
— Значит, вы наш ангел-хранитель? — с легкой иронией заметил Сапегин.
— О да! Я прошу вас, пересаживайтесь в мою машину. Я искал вас, чтобы отвезти к президенту Международного синдиката пищевой индустрии и сбыта Луи Дрэйку. Он хочет иметь с вами важный разговор.
— Со всеми нами? — спросил Сапегин.
— Нет, профессор, только с вами. Беседа конфиденциальная… Ваших спутников я могу подвезти.
— А мы с Романом, чтобы не стеснять вас, поедем в такси, — предложил Егор.
Сапегин согласился. Вместе с Анатолием он пересел в машину Лифкена.
Профессор вернулся поздно вечером. Встретив вопрошающие взгляды помощников, Сапегин лаконично сказал:
— Этот агробандит хотел купить меня чисто по-американски, как они покупают правителей маршаллизованных стран. Надо признаться, что он не скупится. А когда я послал его к черту, он попробовал запугать меня! Сапегин даже засмеялся нелепости подобных попыток. — Конечно, они без всякого основания могут выслать нас, но сами мы не дезертируем. Ведь это, друзья мои, самое настоящее поле боя в борьбе за мир, за разоблачение бесчеловечных методов борьбы, которые монополисты применяют уже сегодня. Пусть это еще не военная интервенция, но мы должны, мы обязаны разоблачать биологическую войну перед лицом всего мира! Они требуют фактов. Как жаль, что у нас нет с собой бутылок, банок, ящиков и всего того, в чем американские самолеты сбрасывают вредителей!
6
Робин Стилл встретился с Полем на углу улицы, возле аптеки. Поль шел в сопровождении большой шумной компании, и все они были навеселе.Робина Стилла удивило то, что Поль, озлобленный Поль, после гибели жены сторонившийся женщин, шел в сопровождении высокой стройной молодой женщины, лет двадцати.
— Хелло, Роб! — окликнул его Поль и, поравнявшись, дружески хлопнул Робина Стилла по спине.
Стилл ответил тем же. Они были почти одного роста. Рядом с плотным Полем Робин Стилл казался юношески стройным, хотя ему было за тридцать лет.
— Пусть меня съедят аллигаторы, если ты не Роб Стилл из Пятой воздушной! — воскликнул, подходя, высокий загорелый мужчина в светлом костюме и шляпе, сдвинутой на затылок, шедший рядом с Полем.
Во время войны Робин Стилл служил в Пятой воздушной армии авиамехаником и знал в лицо многих летчиков. Всех, конечно, он помнить не мог, но этот длинноносый и долговязый парень ему кого-то напоминал.
— Помнишь джунгли Новой Гвинеи?
— А как же! — в тон ему ответил Стилл, стараясь вспомнить, где он видел это лицо.
— А помнишь, как на Новой Гвинее мы обрызгивали особой смесью огороды тех японских самураев, которые засели на вершине горы в пещерах?
— А как же! — ответил Стилл. — Мне приказали добавить отработанное моторное масло в эту смесь из нефти и бензина.
— Гнусная смесь! Когда мой самолет разбился, я вымазался в этой смеси от пяток до макушки, включая переломанную руку. Жгло, как в пекле. Думал умру от заражения крови. Правда, японцы потом сдались. Им нечего стало есть. Овощи с огородов, обрызганных нашей смесью, пропали.
— Стоп! Так, выходит, ты Джон? Джон Милиган?
— А ты только сейчас меня узнал?
— Но ведь ты погиб при аварии!
— Так считали вначале, пока меня не подобрали. Я везучий… — Голос Джона звучал хрипло, а смех был какой-то странный. Похоже было, что Джон сильно навеселе.
Было воскресенье, и Стилл, чтобы заработать, шел исправить автомобиль знакомому журналисту. Он хотел продолжать свой путь, но Поль сжал его руку выше локтя и, показав глазами на женщину, негромко спросил:
— Что мне с ней делать? Если бы не эти славные ребята, ей пришлось бы плохо. Они вступились, когда на нее набросились хулиганы.
— Опасная блондинка! — пошутил кто-то из летчиков.
— Не говорите глупостей! — скороговоркой сердито возразила молодая женщина. — Я шла в рядах женщин. Многие несли плакаты: «Мир — лучшая защита Америки!», «Мистер президент и конгрессмены! Мы требуем заключения Пакта Мира между пятью великими державами!», «Запретить атомную и водородную бомбы!», «Наша защита — в борьбе за мир!» Ну, и многие другие лозунги. Я несла плакат с призывом протестовать против преследования греческих патриотов… Из толпы начали кричать о том, что лозунги о мире несовместимы с военными действиями греческих патриотов. Ну, тогда я не вытерпела и сказала несколько слов… Я просто прочла обращение Долорес Ибаррури… Не знаю, говорит ли вам что-нибудь это имя… Хулиганы захотели вырвать у меня плакат. Я не хотела отдать… Они вытащили меня из рядов, порвали плакат… И тогда подоспели эти летчики и привели сюда. Я не знаю, куда мы идем. Лучше мне было бы возвратиться в ряды демонстрантов.
— Хулиганы нацеливались именно на вас, — заметил Поль. — Они и потом долго шли за нами. Или они уже не первый раз вас встречают?
— Нет. — Женщина тряхнула коротко остриженными белокурыми локонами. — Я впервые попала в переделку, но они меня не испугали.
— Так куда же вы идете? — спросил Робин Стилл у Поля.
— Я сам не знаю, куда мы идем, — отозвался Поль и, обращаясь к Робину Стиллу, пояснил: — Я встретил Джона Милигана. Он действительно почти с того света. Мы шли вдвоем, и когда вступились за женщину, ребята помогли. Я не знаю, что она говорила, но эффект ее слов я видел.
— Значит, ты, Джон, уже не в военной авиации? — спросил Робин Стилл.
— Работаю на синдикат Дрэйка, — отозвался Джон. — Эти ребята тоже. А сейчас гуляем. Вечером загрузят самолеты — и ночью в путь.
— Хотя бы улыбнулась или засмеялась! — сказал один из летчиков, кивая на блондинку. — Может быть, мы сделали ошибку, спасая ее?
— Я не просила вашей помощи, — вспыхнув, отозвалась молодая женщина. — Я делаю и говорю то, что хочу и когда хочу, и я не сказала ничего плохого…Она быстро обвела глазами собравшихся, заметила окружившую их небольшую толпу, чуть прищурила веки, соображая что-то, и, видимо решившись, предложила: — Хотите, я прочту вам эти строки? И вы сможете судить о том, плохо это или хорошо.
Летчики одобрительно закивали головами.
Молодая женщина быстро взошла на верхнюю ступеньку, ведущую в аптеку. Она окинула взглядом тротуар и, вынув из кармана листок бумаги, преувеличенно громко начала читать, видимо рассчитывая, чтобы ее слышали все прохожие.
«Смелая женщина», — с удовольствием подумал Робин Стилл.
— «Мы должны говорить правду нашим мужьям и детям! — начала она. — Мы должны приучить их к мысли о том, что когда Родина подвергается нападению иностранной армии, тогда защита Родины является священным делом».
— Правильно! — закричали летчики.
Из возникшей вокруг них толпы послышались одобрительные возгласы.
— «Но мы также должны им сказать, — продолжала молодая женщина, и голос ее зазвенел от волнения, — что они не могут идти на смерть ради защиты интересов каст, угнетающих и эксплуатирующих их. Мы должны сказать нашим мужьям, что научиться владеть оружием необходимо не для нападения на мирные народы, но для защиты мира, для борьбы против агрессивной войны, для защиты прав народов быть независимыми, для защиты права угнетенных и эксплуатируемых на достаточную жизнь, для защиты своих собственных прав и права своего народа быть свободными!»
— Правильно! — первым закричал Робин Стилл.
Летчики, не все, но тоже закричали «правильно».
— «Миллионы женщин уже поняли, — продолжала молодая женщина, — что воспитание чувства национальной гордости, так же как и борьба за улучшение экономического положения и заботы о будущем детей, неразрывно связаны с борьбой за мир. Как бы подло и лживо ни выступала капиталистическая пресса, пытаясь скрыть от народа правду, миллионы простых, честных людей мира понимают, что расходы на войну, военные приготовления и бремя кризиса взваливаются на плечи трудящихся».
— Красная пропаганда! — крикнул кто-то из толпы.
— С меня дерут шестьдесят процентов заработка на всякие налоги! донесся голос.
— Не на что жить! — раздались голоса женщин.
— Мужчины могут иногда промолчать, — сказала одна из женщин, — но мы, домашние хозяйки, не боимся потерять работу и говорим прямо.
Ободренная этими возгласами, стоявшая на ступеньках аптеки молодая женщина быстро вынула из кармана жакета листок бумаги и прочитала:
— «Кто хочет войны? Вот прибыли американских монополий за последние годы. Монополисты заработали в 1939 году пять миллиардов долларов, в 1944 одиннадцать, в 1949 — семнадцать, в 1952 году на военные нужды шло полтораста миллиардов долларов бюджета, а в последующие годы и до наших дней — семьдесят процентов бюджета».
Из толпы раздались гневные возгласы в адрес миллиардеров. Народ остро ненавидел монополистов и не скрывал этого.
Толпа запрудила улицу. Машины гудели. Полисмен, расталкивая толпу, пробирался к аптеке.
Робин Стилл быстро оценил создавшееся положение. Митинги под открытым небом были запрещены. Эта славная женщина могла попасть в переделку. Он скомандовал:
— За мной! За углом есть ресторан.
Робин Стилл относился к той плеяде неунывающих людей, которая всегда, в любых условиях борется за лучшую жизнь и не «сбавляет газ» даже в беде. Как и многие другие труженики, он имел несколько профессий. Его слабостью была любовь к моторам. Слабостью, ибо каждый американский рабочий ненавидит свою работу — ведь он работает на хозяина. Американский рабочий ненавидит свой конвейер, выматывающий его силы. Рабочий ненавидит своего босса, которому он платит за право работать.
Робин Стилл, прекрасно понимая, что он работает на хозяина, а не на народ, все же самозабвенно любил моторы. В войну он работал авиамехаником, а после войны его уволили из армии, как коммуниста. Его не посадили в концлагерь. Его, как и других, постарались устранить из жизни, лишив права на работу. Но Робина Стилла выручали его прекрасное знание моторов и огромная трудоспособность. Ради его «золотых рук» хозяин авторемонтной мастерской терпел коммуниста Стилла у себя на работе. Иногда Стилл выступал как боксер. Он не был профессионалом, но в клубах пользовался известностью и симпатией.
На состязаниях знаменитых боксеров журналисты старались быть рядом со Стиллом, так как он тонко подмечал плутовство боксеров и мог разоблачить преднамеренный сговор. Впрочем, Робин Стилл разоблачал не только махинации боссов в спорте — он разоблачал всякие махинации и везде, где только мог. Он считал это своим кровным делом и находил в этом даже спортивный интерес.
Отец Робина Стилла принадлежал к тем рабочим, которые еще верили в «добрые» и «злые» тресты, а также верили в то, что стоит расстроить козни «злых» трестовиков — врагов американского народа — и выбрать в сенат «порядочных дельцов», дающих заработок, и жизнь исправится. Робин Стилл давно расстался с этим заблуждением и мучился сознанием своего бессилия переубедить отца. Робин Стилл любил свою многоликую, богатую и несчастную Америку, страну, в которой народ мог бы ликвидировать безработицу, быть сытым и счастливым, если бы взял управление в свои руки. Но, прежде чем вырвать власть у тех, кто вел страну к гибели, надо было научить народ разбираться, где правда, а где ложь, когда ложь выдают за правду. Это было очень трудно делать в стране, где симпатии часто, вне зависимости от существа спора, были на стороне того, кто сумел проломить противнику череп в драке.
Полупустой подвальчик встретил компанию летчиков шумными звуками танца «буги-вуги».
— Виски на всех! — крикнул Поль.
— Повторить за мой счет! — отозвался Джон.
— Я не буду пить, — решительно заявила молодая женщина, не в силах побороть нараставший внутренний протест, вызванный резкой сменой обстановки: от героической речи перед народом до пошлых завываний «буги-вуги» в этом ресторанчике. Приглашать даже своих лучших знакомых в ресторан, вместо того чтобы звать домой, не было нарушением общепринятых норм. Все же она жалела, что пошла сюда, и готова была уйти.
Робин Стилл хорошо понимал душевное смятение молодой женщины.
— Вы не должны обижать своих спасителей пренебрежением к их маленьким слабостям. Ведь вы выше этого… и вам надо переждать, — сказал Робин Стилл, ласково кивнул и указал глазами на стул рядом.
Молодой женщине сразу понравилась простота Стилла. Она бурно вздохнула, села и вдруг успокоилась, будто в ее вздохе отлетело то, что волновало ее.
— Вы обязаны выпить за спасителей! — патетически воскликнул один из летчиков.
— Такая красивая, а занимается таким безнадежным делом, — сказал рослый, краснощекий летчик и, не находя слов, поднял правую руку и пошевелил пальцами.
— Что вы имеете в виду? — резко спросила женщина.
— Эптон прав! Спаслась и даже не улыбается! — шутливо заметил второй.
— Ни разу не улыбнулась! — поддержали его товарищи.
— Да? — И женщина улыбнулась, показывая ослепительно белые зубы. — А теперь объясните мне, каким безнадежным делом я занимаюсь?
— Да, этой… как ее… агитацией, — пояснил краснощекий летчик, которого назвали Эптоном.
— А если поточнее? — спросила женщина, сразу перестав улыбаться, и в глазах ее мелькнул вызов.
— Эптон явно не оратор, — заметил Поль, — но пусть объяснится.
Эптон наморщил лоб и, помолчав, признался:
— Я далеко не оратор. Вот вы кричите на улице: мир! мир! А что толку? Если нас мобилизуют в военную авиацию и прикажут бросать бомбы, мы вынуждены будем бросать.
Издалека донесся свист падающей авиабомбы. Первоначальная высокая нота быстро переходила в низкую. Этот давно слышанный, но такой памятный противный звук сорвал всех летчиков с мест, и они упали ничком. Следуя им, Робин Стилл тоже машинально нагнулся. Только их спутница, видимо незнакомая с этим звуком, да Поль продолжали сидеть.
Робин Стилл, уже нагнувшись, понял, что свисту падающей бомбы мастерски подражает Поль, и первым расхохотался. С пола поднялись смущенные летчики.
— Ничего смешного, — раздался осипший голос хозяина. — Народ так напуган пропагандой войны, что если громко чихнуть, все подскочат на метр.
— А ну, еще раз! — попросил один из летчиков.
— Это я для того, чтобы обратить внимание, — пояснил Поль. — Слушайте, я недавно был в кино. Показывали куски хроники прошлых лет. Оказывается, японский генерал Араки сказал так: «Война — биологический закон японцев. Она — мать созидания и цивилизации». Ты тоже так думаешь? — Поль устремил злой взгляд на Эптона.
— Нет, вы, Эптон, не борец за мир! — саркастически заметила молодая женщина и вдруг, взяв рюмку, весело сказала: — Мой тост — за мир!
Летчики весело засмеялись: им понравилась настойчивость их спутницы.
— Если вы так же танцуете, как говорите, то считайте, что мое сердце у вас в плену. Приглашаю! — сказал Эптон.
— Скажите совершенно честно: неужели вы действительно не верите в силу слова? — спросила молодая женщина.
— Нет, — решительно заявил Эптон. — Военная сила — вот это аргумент! Деньги — тоже сильный аргумент. Атомная бомба тоже может и убить и запугать. А слово? Я много слышал пасторских проповедей. Они меня не убеждали, я не верю газетам… там все ложь, все слова…
Поль снова протяжно засвистел, подражая звуку падения авиабомбы, и многие машинально нагнули головы, потом засмеялись.
— Я не окончил свой рассказ о кинохронике, — напомнил Поль. — Там показали, что думают американцы об атомной бомбе: надо делать атомные бомбы или не надо? Один сенатор заявил, что атомная бомба необходима, как средство против агрессии; второй сказал, что она поможет уменьшить перенаселение земного шара и тем самым сделает для других жизнь счастливой, а то не хватает на всех еды.
— Правильно! На всех не хватает, — отозвался один из летчиков, все время молча пивший виски. — Безработные есть везде!
— Стоп! — решительно заявил Стилл и поднял руку. — Где вы слышали, чтобы в Советском Союзе и в странах народной демократии была безработица? Если кто-либо из вас был в Берлине, то знает, что в восточной зоне Берлина безработицы нет, а в западной зоне множество безработных, и дело не в лишних людях, а в порядках, создающих безработицу. Разве у нас не сжигают и не портят пшеницу и кукурузу, чтобы ее нельзя было есть? Разве у нас не топят в океане картофель и не выливают молоко в реки, вместо того чтобы отдать эти продукты безработным?
— Ну, ты, парень, не агитируй! — возразил молчаливый летчик. — Ты, видно, из того же лагеря, что и девица… Одни слова!
Снова раздался звук падающей бомбы, и летчики, с трудом подавив желание броситься ничком, обернулись к Полю.