Страница:
Ганс Мантри Удам старался говорить спокойно, но продолжал ходить по комнате, нервно потирая руки.
— Мне пришлось первому иметь дело с двумя представителями Института Стронга. Первый из них — рослый старый немец с лысой головой, Мюллер. О нем говорят, что он был фашистом и работал у японцев в секретной лаборатории.
— Мюллер?! — воскликнула Бекки и сейчас же засмеялась, осуждая себя за горячность.
Конечно, она знала Мюллера из института отца, именно такого рослого, ширококостного, старого и с бритой головой. Он приехал вместе с Отто Бауэром, и они были очень похожи друг на друга мрачным характером, неразговорчивостью и лысинами. По этому поводу даже острили. Отто Бауэр заведовал опытным инсектарием, и Эрих Мюллер помогал ему.
— Да, Мюллер, — продолжал Ганс Мантри Удам, несколько удивленный горячностью девушки. — Он объявил, что прибыл собирать материал по развитию «телифонуса». Этот представитель своеобразной группы жгутоногих, по-латыни — «педипални», из паукообразных, стоит ближе всего к скорпионам. А так как представители этой группы водятся исключительно в тропиках и развитие их в науке не описано, то он, Мюллер, будет их изучать.
Он обманул меня. Уже на третий день я застал его за изучением коллекции членистоногих, и Мюллер пожаловался директору на мою навязчивость, будто бы я за ним слежу. Помощник Мюллера, молодой американец, заявил о своем намерении собрать материал по развитию местных ящериц, имея в виду специальное исследование третьего, теменного, глаза, но тоже обманул меня. Он занялся исследованием вирусных заболеваний растений и все вечера проводил в компании молодых научных работников из других лабораторий, причем сам платил за выпивку и развлечения.
Дирекции стало известно, что эти молодые сотрудники получают у помощника Мюллера деньги за сообщение «сенсационных научных новостей» якобы для американских газет, но в газетах эти сообщения не появлялись.
Бекки подумала: «Просто он покупал идеи и открытия для своей фирмы».
— Потом приехало еще двадцать сотрудников Аллена Стронга, — продолжал ученый. — Они переманили к себе из других лабораторий человек сорок. Руководители этих лабораторий заявили протест и потребовали возвращения своих сотрудников, но ничего не получилось. Мюллер официально объявил об организации филиала Института Стронга. Когда я зашел к ним, меня дальше канцелярии не пустили под предлогом сохранения научных секретов.
— Это поразительно! — сказала Бекки, действительно пораженная всем услышанным. — А что они у себя делают?
— Разводят вредных жучков и заражают плантации.
— Вы сами видели?
— Мне рассказали очевидцы. Они выследили сотрудников филиала и поймали, но офицер заставил отпустить этих людей с американскими паспортами.
— Эти очевидцы не могли ошибиться?
Ганс Мантри Удам остановился возле Бекки и тихо сказал:
— У меня есть родственники-малайцы. Один работает у них в лаборатории. Мне он не соврет.
— Но какой смысл заражать?
Ганс Мантри Удам молча положил ладонь на акт:
— Я думаю, это делают авантюристы, назвавшиеся филиалом Института Стронга. Надо бы их разоблачить.
— А что, если вы сами, Ганс Мантри Удам, разоблачите этих врагов человечества на Международном конгрессе по борьбе с вредителями и болезнями растений?
— Хорошо, — сказал ученый, — если бы можно было рассказать всему миру о диверсии против зеленых растений, о тех, кто пытается рукой голода поставить народы на колени!
— Так вы бы помогли не только народам Индонезии, а всему миру разоблачить врагов мира! — воскликнула Бекки.
Они еще долго говорили, и Ганс Мантри Удам утвердился в своем решении выступить против врагов мира.
— Только не говорите пока об этом никому, — предупредила Бекки. — А теперь устройте меня в гостиницу для проезжающих, но не называйте моего имени.
Вскоре Бекки шагала по густой и прохладной аллее бутылочных пальм в поисках человека, служащего этого Бейтензоргского сада, чтобы он мог указать направление. У служащих гостиницы Бекки не пожелала спрашивать.
Везде на аллеях были этикетки с обозначениями названий растений. Здесь была большая коллекция пальм: королевские и кокосовые, саговые и винные, пальмы нипа, хорошо знакомые ей ротанговые и сотни других видов.
Среди деревьев спокойно бродили желтые олени и серны с пятнами, как у пантер.
Было какое-то удивительное спокойствие в аллее огромных кенарских орехов, увитых сверху донизу паразитическими растениями и орхидеями. Орхидеи поразили Бекки своим великолепием. Здесь были и ярко-розовые, и голубые, и багряно-красные, и черные со снежно-белыми жилками. Росли здесь и тигровые орхидеи, гиганты среди орхидей. Их коричневые и желтые цветы помещались на многочисленных прямостоящих стеблях, достигавших роста человека. И странно, вся эта идиллия еще больше взволновала Бекки, как разительный контраст к ее настроениям.
Наконец в аллее, среди тысяч белых ароматных цветков голубиной орхидеи, она увидела, судя по одежде, служащего парка и спросила, где помещается филиал Института Аллена Стронга. Служащий объяснил. Бекки подошла к домам. Не сразу, но все же она отыскала филиал. Это, во всяком случае, не было выдумано Гансом Мантри Удамом.
В филиале, вопреки утверждениям Ганса Мантри Удама, никто ее не остановил, когда она без стука прошла в дверь с небольшой медной дощечкой: «Индонезийский филиал Института Аллена Стронга академии Мак-Манти».
В первой комнате, где пахло сухими травами и у стен стояли шкафы, никого не было. Она быстро прошла вторую, третью, ожидая увидеть чуть ли не комнату «синей бороды», и попала в лабораторию со множеством склянок и приборов.
Здесь возле вытяжных шкафов, где гудели газовые горелки, стояли два молодых человека в белых халатах. Бекки попросила проводить ее к Мюллеру. Оба молодых человека переглянулись.
— Господин Мюллер в отъезде, — сказал один из них. — Но если вы желаете написать ему о цели визита, он, возможно, назначит вам день встречи.
«Значит, Мюллер здесь», — решила Бекки.
— Я знала одного Эриха Мюллера. Я просто хотела узнать, не мой ли это знакомый. Нет ли здесь его фотографии? Если это не тот, встречаться незачем.
Бекки кокетливо улыбнулась. Лаборант, восхищенно смотревший на нее, вышел с обещанием разыскать фото. Бекки подошла к оставшемуся лаборанту и спросила, что он делает. Молодой человек с готовностью принялся объяснять.
— Герман, займитесь своим делом! — послышался резкий голос. В дверях стоял мужчина, чем-то похожий на хищную птицу. У него были высокая шея и хищный, горбатый нос.
— Вас, мисс Анна Ван-Коорен, интересовало фото нашего шефа, господина Мюллера?
Бекки подтвердила.
— Прошу! — Мужчина жестом пригласил ее пройти в дверь.
Бекки вышла за ним и очутилась в кабинете.
— Вы, как мне известно, виделись не раз с господином Мюллером, — сказал мужчина. — Зачем вам его портрет?
— Я не знаю, кто вы, — ответила Бекки, — но могу сказать. Конечно, никакого портрета мне не надо было. Мне был нужен сам Мюллер. И я просто выпытывала, здесь ли он, и не верила, что здесь его нет.
— Предположим… Можно ли узнать цель вашего визита к господину Мюллеру?
— Мне сказали, что Мюллер не настоящий Мюллер, работающий у Аллена Стронга, и этот филиал не настоящий филиал Института Стронга, а… подделка. Вот я и хотела выяснить.
— Предположим, что так. — Мужчина подошел к столу и жестом пригласил Бекки. Он показал на кипу конвертов со штемпелем Института Стронга, адресованных филиалу, в Бейтензорг, на Яву.
Бекки слишком хорошо знала эти конверты. Может быть, это хорошая подделка? Мужчина пристально смотрел на дочь Ван-Коорена и, видимо, ждал вразумительного ответа.
— Вы даете неправильную информацию в американских газетах об экономическом хаосе, в частности о гибнущих плантациях. Это снижает цену акций. Или Мюллер играет на бирже? — спросила Бекки.
Этот прямой деловой вопрос, видимо, удовлетворил мужчину. Теперь ему была понятна цель визита.
— Тот, кто распространяет эти гнусные слухи о Мюллере, лжец! — сказал мужчина.
— Вот об этом я и хотела узнать от самого Мюллера! — резко сказала Бекки и вышла.
Итак, хотя Мюллер и работает здесь и это действительно филиал института отца, но здесь нет ничего секретного, вход свободен, а значит, утверждение Ганса Мантри Удама о заражении полей институтом — ошибочно.
— Скоро поедем, — сказала Бекки, с видом старой знакомой кивая хозяину дома, появившемуся на пороге. — Машина в порядке, Тунг?
— Все в порядке! — со значением ответил Тунг и улыбнулся.
— Я знаю, что вы не завтракали, — сказал Ганс Мантри Удам, почтительно пожимая руку Бекки и пропуская ее вперед.
Бекки остановилась в дверях и сказала:
— Вы меня не совсем правильно информировали. Я была в филиале Института Стронга. Туда пускают свободно, по всем комнатам, и там нет никаких секретов.
— Очень странно! — сказал ученый.
— Очень странно! — многозначительно подчеркнула Бекки.
Так они стояли друг против друга, испытующе глядя в глаза.
— Вы были на горе? — наконец спросил ученый.
— Нет, я была в парке, — ответила Бекки.
— О, это совсем другое! — с облегчением заметил ученый. — Я имел в виду основную лабораторию.
— Значит, вы настаиваете?
— Конечно.
— Я бы хотела лично убедиться, — отозвалась Бекки и вдруг предложила: Садитесь, поедем.
— Без завтрака?
— Завтрак подождет. — И Бекки села на заднее сиденье.
Ученый молча поместился рядом с шофером. Они поехали.
Бекки видела красно-бурую почву, круглые листья лотоса с розовыми цветами, темную воду реки Тиндьи, наполненную купающимися, высокие кровли малайских хижин, крытых пальмовыми листьями, и темные пятна рощ и плантаций.
Две горные вершины уже окутались тучами. Постоянство жары и духоты изнуряло Бекки. Она вынула платок из сумочки и вытерла лицо. Ученый показывал путь.
— Тормози! — вдруг крикнул он.
Тунг затормозил. Ученый высунулся в окошко и что-то спросил прохожего. Малаец, недоверчиво кося глазами на Бекки, тихо ответил. Поехали дальше. Дорога тянулась среди леса, по склону горы, а потом спустилась в долину.
— Вот, — сказал Ганс Мантри Удам и показал среди деревьев фасад нового дома.
Дом был частью высокой белой стены, увенчанной острыми металлическими гвоздями. Бекки вышла у ворот. Вывески не было. Она попробовала открыть дверь рядом с воротами. Дверь оказалась запертой. Бекки позвонила. За круглым стеклом двери показалось лицо белого человека.
— Это филиал Института Аллена Стронга? — спросила Бекки.
— Ну и что? — настороженно отозвался незнакомец.
— Да или нет? — рассердилась Бекки. — Откройте дверь!
— Приема нет! — ответил незнакомец и дверь не открыл, как ни требовала Бекки.
— Возмутительно!.. Я бы ничего не пожалела, чтобы хоть одним глазом заглянуть за стены, — сказала Бекки, садясь в машину.
— Я могу еще раз попытаться доставить вам эту возможность, — осторожно ответил ученый.
— Сторож не откроет! — сердито сказала Бекки. — Или есть другой вход?
Ученый приказал Тунгу ехать назад и потом свернуть влево, на первую лесную дорогу. Тунг свернул. Машина с трудом двигалась по красно-бурой грязной дороге. Ученый распорядился остановить машину и пригласил Бекки следовать за собой. Они молча шли по дороге, под огромными деревьями. Если бы Бекки спросили, она бы уже могла назвать породы этих гигантов: аурингины и расамаль.
Потом они свернули по тропинке налево, и в роще кокосовых пальм Бекки увидела малайские домики. Следуя за ученым, Бекки подошла к домику. Хозяйка радостно приветствовала ученого. Они разговаривали по-малайски.
— Это мои родственники, — сказал Ганс Мантри Удам более официальным тоном, чем говорил обычно.
Бекки сразу оценила мужество ученого, не постеснявшегося признаться в таком родстве перед дочерью белого магната.
— Удивительно симпатичная хозяйка! — тотчас же отозвалась Бекки, и ученый вполне оценил ее тактичность.
— К сожалению, моя затея неосуществима. Нет моего племянника, а без него вам не влезть по висячей лестнице на верхушку копалового дерева, откуда видно все, что делается за высокой оградой.
Желание узнать правду об Институте Стронга было так велико у Бекки, что она решила попробовать подняться. Гансу Мантри Удаму пришлось долго уговаривать хозяйку и, видимо, в чем-то убеждать, прежде чем та на это согласилась.
— Моя двоюродная сестра просит вас поклясться, — сказал ученый, — что никто никогда не узнает о существовании гнезда на дереве, так как она обещала сыну скрывать это.
Бекки поклялась и тут же подумала, как мало могла значить такая клятва для Анны Коорен.
Наконец женщина повела их к дереву. Это было очень толстое дерево, вершина которого исчезала где-то вверху, за ветками. Хозяйка потянула за тонкий шнурок, и из нижних ветвей упала лестница.
— Лестница сплетена из ротанга и очень крепкая, — успокоил ученый, заметив нерешительность Бекки. — А бинокль вы найдете наверху, в гнезде племянника.
Бекки взялась обеими руками за тонкие ротанговые плети и поставила правую ногу на первую ступеньку. Поднявшись метров на пять, она подпрыгнула и дернула лестницу книзу.
— Удержит, не бойтесь! — крикнул снизу ученый.
Только страстное желание узнать правду и честолюбивое намерение не выказать страха заставили Бекки карабкаться по узкой лестнице из ротанга все выше и выше, но наконец ветки скрыли от нее пугающую глубину. Над головой послышались свист и ворчанье, и стая летучих собак, висевших вдоль веток вниз головами, вдруг зашевелилась, закричала, как маленькие обезьяны. Они мгновенно пробрались сквозь листву вверх.
Бекки испуганно замерла, ожидая нападения собак, но они исчезли. Девушка смахнула ладонью капли пота с лица и снова полезла выше. Почти у самой вершины она увидела «гнездо». Оно было сложено из бамбуковых жердей, привязанных ротангом к веткам. Над ним был устроен навес от дождя из пальмовых листьев. Бекки задыхалась больше от страха, вызванного высотой, чем от произведенных усилий. Она влезла в «гнездо», села на циновку и, откинув руки назад, уперлась в подушки. Так и сидела она, пока не отдышалась. Отдохнув, она влезла поглубже, стала на колени и осмотрелась.
Через просветы в ветвях с одной стороны просматривалась шоссейная дорога, с другой стороны, в роще кокосовых пальм, выглядывали хижины. Вокруг них тянулись рисовые поля, грушевые и ананасовые сады. Их обрамляла сине-зеленая кайма высоких деревьев. Бекки повернулась и с другой стороны увидела дорогу, двигавшиеся грузовики с солдатами и минометами. Еще увидела Бекки вершины вулканов и наконец двор по ту сторону высокой бетонной стены с колючей проволокой наверху. В глубине двора виднелись застекленные оранжереи, участки, загороженные со всех сторон и покрытые сверху густой проволочной сеткой; там же зеленели открытые плантации различных культур. Некоторые деревья были под стеклянными колпаками.
За оградой, на дорожках и возле оранжерей, Бекки увидела людей. Один из них был очень похож на Мюллера. Но ведь Бекки могла ошибиться. Где же бинокль, о котором говорил Ганс Мантри Удам?
Бекки отбросила подушку — пусто; откинула возвышающиеся горкой свернутые одеяла; под ними оказалась шкатулка. Не раздумывая о том, вежливо ли это, Бекки торопливо откинула крышку и увидела бинокль, высовывающийся из-под книги. Бекки подняла книгу. Это был номер советского журнала «Новое время» на английском языке. В нем была статья о положении в Индонезии. Так вот чем интересовался молодой малаец!
Бекки схватила бинокль, и вдруг ее взор приковал знакомый конверт со штампом Института Стронга.
Бекки положила бинокль и вынула из разорванного конверта письмо. Уже первые прочитанные строчки перехватили дыхание девушки. После грифа «весьма секретно» значилось: «Инструкция по применению вредителя кофейных деревьев „гемилия вестатрикс“ и „хилотрикус кадрупес“».
Бекки прочла все. От волнения она плохо понимала написанное и перечитывала по нескольку раз один и тот же абзац. Сердце ее мучительно сжалось. Письмо было подписано Алленом Стронгом, ее отцом! Пусть это была не собственноручная подпись, а факсимиле, но все равно — это была инструкция Института Стронга.
Бекки все еще не верила своим глазам. Неужели там, за оградой, были действительно помощники ее отца?
Она схватила бинокль. Ей очень хотелось убедиться, что она ошибается. Сильный бинокль оказался у ее глаз. Люди, ходившие за оградой инсектария, были ей незнакомы… Но что это? Неужели это Джек Райт? Да, это был тот самый Джек Райт, помощник ее отца, которого она бросила на ночном «параде» куклуксклановцев.
Бекки смотрела и, сама того не замечая, стонала.
Если люди Ганса Мантри Удама видели, как сотрудники филиала Института Аллена Стронга заражали плантации — а зачем им врать? — то это было ужасно.
Потрясенная, сразу притихшая, Бекки сидела в гнезде, поджав ноги, и ее руки безвольно лежали на коленях. Она смотрела вперед невидящим взором. Горло ее сдавило, и это причиняло ей физическую боль.
Трудно, очень трудно отрешиться от веры в человека, которому веришь всю жизнь, особенно, когда этот человек — отец.
Бекки смотрела вперед, глотая слезы и не слыша призывных криков снизу. Наконец она поймала себя на том, что у нее шевелятся губы и она твердит слова: «Ах, отец! Ах, отец, отец!» Смысл был не в самих словах, а в интонации, выражавшей чувства сомнения, разочарования и множество других сложных, только что возникших переживаний, рожденных всем случившимся.
Бекки вдруг почувствовала себя сиротой, ей стало очень жаль себя, и она громко, по-детски, заплакала, размазывая кулаками слезы по щекам. Она перестала плакать в тот миг, когда внезапно увидела перед собой незнакомое удивленное лицо.
Девушка быстро вытерла лицо ладонями и вынула носовой платок из сумочки.
— Дядя Ганс Мантри Удам беспокоится, — сказал молодой человек, и вдруг лицо его стало напряженным.
Бекки проследила направление его взгляда и увидела книгу — «Новое время».
Бекки приподняла большую подушку, чтобы спрятать книгу, и увидела под этой подушкой пистолет. Бекки все же положила книгу на пистолет, прикрыла подушкой и сказала:
— Я ничего не видела, и вам нечего бояться меня…
Она осеклась, поняв, что чуть не проговорилась. Бекки раскрыла сумочку, вынула несколько пачек долларов, переданных Ван-Коореном для фашистских молодчиков, и сунула их под подушку.
— Запомните: я никогда и ничего не давала людям, борющимся за мир в своей стране!
Молодой человек хотел что-то сказать, но был так поражен, что промолчал.
— А теперь слезайте первым. Я больно, до слез, ушибла колено, и слезать мне будет нелегко.
Они спустились на землю.
— Вы оказались правы! — сказала Бекки Гансу Мантри Удаму и направилась к машине.
Когда они сели в машину, Бекки попросила ученого показать путь к ближайшим пораженным плантациям. Возражения Ганса Мантри Удама о необходимости возвратиться к членам комиссии не возымели успеха.
Вот почему они очутились среди деревьев, напоминавших зимний пейзаж. Это была мертвая плантация кофейных деревьев — голых стволов и обнаженных веток. Бекки ходила от одного мертвого дерева к другому.
Ганса Мантри Удама было такое впечатление, будто она не верит своим глазам: зачем бы ей тогда дотрагиваться рукой до каждого дерева, как слепой?
Пока гремел гром и ливень лил как из ведра, Бекки угощала свою группу членов комиссии. Она была вежлива, предупредительна, заставляла пить джин, виски, голландскую водку и другие крепкие напитки, но сама ничего не пила и была, против обыкновения, грустна и задумчива.
Члены комиссии все время громко выражали готовность исполнить все ее желания. Бекки вопросительно посмотрела на Ганса Мантри Удама.
— Полетим на Мадуру, — сказал он.
— А потом на Суматру, чтобы встретиться с группой Сайреса, — добавила Бекки, рассчитывавшая в пути разминуться с Анной Коорен и на Суматре разыскать Джима через преподобного Скотта, который все равно должен был подписать акт Ван-Коорена и сейчас находился на Суматре, в своей резиденции.
«Не прячется ли он там от встречи с Ван-Коореном?» — подумала Бекки и решила, что если так, то это даже лучше.
Полковник, изрядно пьяный, был польщен вниманием Бекки.
— Ван-Коорен — наш ангел-хранитель, — заявил полковник. — Где бессильны бомба и пуля, там решают деньги, а значит, влияние Ван-Коорена. Он крепко держит в руках местных правителей — раджей, султанов и принцев. Он в дружбе со многими мусульманскими и христианскими пастырями. Вот почему мы победили!
— Еще не совсем, — послышался голос одного из членов комиссии, и это вызвало у полковника вспышку ярости.
Он потребовал, чтобы тот, кто сказал это, назвался, он «ему покажет». Никто не назвался. Полковника попробовали успокоить, но безуспешно. Он кричал, что сказавший эти слова снижает дух голландских войск, поэтому так много дезертиров.
— Вы думаете, легко воевать, — кричал полковник, — когда в Европе докеры отказываются грузить пароходы для Индонезии, а команды этих пароходов не хотят везти военный груз? Вчера вечером взорвали огромный военный склад, и он сгорел дотла. Миллионные убытки! Вы думаете, легко воевать, — продолжал полковник, — когда тратятся миллионы долларов на обмундирование и вооружение туземных войск, а эти войска, откуда-нибудь с острова Бали, вместо того чтобы воевать с мятежниками на острове Суматра и грабить их дома, вдруг повертывают вверенное им оружие против своих голландских, немецких или японских офицеров и переходят на сторону бунтовщиков? Это как гидра: мы рубим тысячи голов, а появляются десятки тысяч новых! Мы хотим отбить желание к сопротивлению поголовным истреблением недовольных. Недовольство растет. Наши враги номер первый — коммунисты! Наши друзья и союзники номер первый — деловые американцы, объявившие крестовый поход против красной опасности, а это также поход и против желтой опасности, против черной опасности!
Полковник резко встал, и стул упал на пол. Его поднял слуга. Полковник приказал слугам убраться и поднял бокал.
— Я здесь для того, — сказал он, — чтобы все было в порядке! Вы все здесь для того, — он обвел тяжелым взглядом членов комиссии, — чтобы подписать протокол. Американские танки, орудия и бомбардировщики — это хорошо, хоть нам и сплавляют заваль, но Индонезия только для голландцев! Кто не пьет за это, тот мой личный враг — вот мой тост! — Запрокинув голову, полковник выпил все до дна, снова налил бокал и снова выпил.
Все члены комиссии, кроме Ганса Мантри Удама, последовали его примеру.
Полковник, выпивая бокал за бокалом, все больше и больше пьянел. Он хвастался вновь прибывающим подкреплением. Он с восторгом называл количество войск, танков, самолетов.
Бекки отозвала его в сторону, усадила на диван и посоветовала не говорить так громко о военных тайнах, тем более что, наверное, не все то, что он говорит, соответствует истине.
— Не совсем, — сознался полковник, удивляясь ее осведомленности. Но дочь Ван-Коорена могла и имела право знать многое.
Утомленная Бекки села на диван. Полковник-болтун рассказывал ей о тактике последних сражений, о расположении и численности войск и о многом другом.
Полковник говорил, пока не охрип, а затем нетвердой походкой направился к столу и принес бутылку и два бокала. Один бокал он подал Бекки.
— Вы очень много пьете! — заметила Бекки.
— Пир во время чумы! — вдруг сказал полковник. — Я хочу наслаждаться ведь рано или поздно с нами покончат. Ловите минуты счастья!
Он наклонился к Бекки, пытаясь ей что-то сказать на ухо. Она резко поднялась и пригласила членов комиссии двинуться в путь.
— Я не вернусь больше в дом Ван-Коорена. Гидроплан уже довез всех четырех летчиков на Суматру к Эрлу и завтра вечером привезет Анну Коорен. В доме Скотта есть шофер Мутасси, это наш человек.
Бекки предложила Тунгу лететь с ней, а к «бьюику» вызвать шофера от Ван-Коорена.
— У меня еще остались неоконченные дела. Мы встретимся на Суматре, в Паданге. Это близко от Скотта. Мутасси все устроит.
— Мне пришлось первому иметь дело с двумя представителями Института Стронга. Первый из них — рослый старый немец с лысой головой, Мюллер. О нем говорят, что он был фашистом и работал у японцев в секретной лаборатории.
— Мюллер?! — воскликнула Бекки и сейчас же засмеялась, осуждая себя за горячность.
Конечно, она знала Мюллера из института отца, именно такого рослого, ширококостного, старого и с бритой головой. Он приехал вместе с Отто Бауэром, и они были очень похожи друг на друга мрачным характером, неразговорчивостью и лысинами. По этому поводу даже острили. Отто Бауэр заведовал опытным инсектарием, и Эрих Мюллер помогал ему.
— Да, Мюллер, — продолжал Ганс Мантри Удам, несколько удивленный горячностью девушки. — Он объявил, что прибыл собирать материал по развитию «телифонуса». Этот представитель своеобразной группы жгутоногих, по-латыни — «педипални», из паукообразных, стоит ближе всего к скорпионам. А так как представители этой группы водятся исключительно в тропиках и развитие их в науке не описано, то он, Мюллер, будет их изучать.
Он обманул меня. Уже на третий день я застал его за изучением коллекции членистоногих, и Мюллер пожаловался директору на мою навязчивость, будто бы я за ним слежу. Помощник Мюллера, молодой американец, заявил о своем намерении собрать материал по развитию местных ящериц, имея в виду специальное исследование третьего, теменного, глаза, но тоже обманул меня. Он занялся исследованием вирусных заболеваний растений и все вечера проводил в компании молодых научных работников из других лабораторий, причем сам платил за выпивку и развлечения.
Дирекции стало известно, что эти молодые сотрудники получают у помощника Мюллера деньги за сообщение «сенсационных научных новостей» якобы для американских газет, но в газетах эти сообщения не появлялись.
Бекки подумала: «Просто он покупал идеи и открытия для своей фирмы».
— Потом приехало еще двадцать сотрудников Аллена Стронга, — продолжал ученый. — Они переманили к себе из других лабораторий человек сорок. Руководители этих лабораторий заявили протест и потребовали возвращения своих сотрудников, но ничего не получилось. Мюллер официально объявил об организации филиала Института Стронга. Когда я зашел к ним, меня дальше канцелярии не пустили под предлогом сохранения научных секретов.
— Это поразительно! — сказала Бекки, действительно пораженная всем услышанным. — А что они у себя делают?
— Разводят вредных жучков и заражают плантации.
— Вы сами видели?
— Мне рассказали очевидцы. Они выследили сотрудников филиала и поймали, но офицер заставил отпустить этих людей с американскими паспортами.
— Эти очевидцы не могли ошибиться?
Ганс Мантри Удам остановился возле Бекки и тихо сказал:
— У меня есть родственники-малайцы. Один работает у них в лаборатории. Мне он не соврет.
— Но какой смысл заражать?
Ганс Мантри Удам молча положил ладонь на акт:
— Я думаю, это делают авантюристы, назвавшиеся филиалом Института Стронга. Надо бы их разоблачить.
— А что, если вы сами, Ганс Мантри Удам, разоблачите этих врагов человечества на Международном конгрессе по борьбе с вредителями и болезнями растений?
— Хорошо, — сказал ученый, — если бы можно было рассказать всему миру о диверсии против зеленых растений, о тех, кто пытается рукой голода поставить народы на колени!
— Так вы бы помогли не только народам Индонезии, а всему миру разоблачить врагов мира! — воскликнула Бекки.
Они еще долго говорили, и Ганс Мантри Удам утвердился в своем решении выступить против врагов мира.
— Только не говорите пока об этом никому, — предупредила Бекки. — А теперь устройте меня в гостиницу для проезжающих, но не называйте моего имени.
9
Бекки проснулась рано утром и увидела в окно безоблачное белое небо и огромные деревья. Свет отражался от мокрых листьев и висящих на них дождевых капель. Бекки вспомнила вчерашний разговор о филиале Института Аллена Стронга, куда никого не впускали, и вскочила с постели. Желание поскорее пойти и убедиться самой в ошибочности обвинений Ганса Мантри Удама заставило ее спешить. Она отказалась от завтрака, но вынуждена была вызвать парикмахера и маникюршу. Анна Коорен не могла поступить иначе.Вскоре Бекки шагала по густой и прохладной аллее бутылочных пальм в поисках человека, служащего этого Бейтензоргского сада, чтобы он мог указать направление. У служащих гостиницы Бекки не пожелала спрашивать.
Везде на аллеях были этикетки с обозначениями названий растений. Здесь была большая коллекция пальм: королевские и кокосовые, саговые и винные, пальмы нипа, хорошо знакомые ей ротанговые и сотни других видов.
Среди деревьев спокойно бродили желтые олени и серны с пятнами, как у пантер.
Было какое-то удивительное спокойствие в аллее огромных кенарских орехов, увитых сверху донизу паразитическими растениями и орхидеями. Орхидеи поразили Бекки своим великолепием. Здесь были и ярко-розовые, и голубые, и багряно-красные, и черные со снежно-белыми жилками. Росли здесь и тигровые орхидеи, гиганты среди орхидей. Их коричневые и желтые цветы помещались на многочисленных прямостоящих стеблях, достигавших роста человека. И странно, вся эта идиллия еще больше взволновала Бекки, как разительный контраст к ее настроениям.
Наконец в аллее, среди тысяч белых ароматных цветков голубиной орхидеи, она увидела, судя по одежде, служащего парка и спросила, где помещается филиал Института Аллена Стронга. Служащий объяснил. Бекки подошла к домам. Не сразу, но все же она отыскала филиал. Это, во всяком случае, не было выдумано Гансом Мантри Удамом.
В филиале, вопреки утверждениям Ганса Мантри Удама, никто ее не остановил, когда она без стука прошла в дверь с небольшой медной дощечкой: «Индонезийский филиал Института Аллена Стронга академии Мак-Манти».
В первой комнате, где пахло сухими травами и у стен стояли шкафы, никого не было. Она быстро прошла вторую, третью, ожидая увидеть чуть ли не комнату «синей бороды», и попала в лабораторию со множеством склянок и приборов.
Здесь возле вытяжных шкафов, где гудели газовые горелки, стояли два молодых человека в белых халатах. Бекки попросила проводить ее к Мюллеру. Оба молодых человека переглянулись.
— Господин Мюллер в отъезде, — сказал один из них. — Но если вы желаете написать ему о цели визита, он, возможно, назначит вам день встречи.
«Значит, Мюллер здесь», — решила Бекки.
— Я знала одного Эриха Мюллера. Я просто хотела узнать, не мой ли это знакомый. Нет ли здесь его фотографии? Если это не тот, встречаться незачем.
Бекки кокетливо улыбнулась. Лаборант, восхищенно смотревший на нее, вышел с обещанием разыскать фото. Бекки подошла к оставшемуся лаборанту и спросила, что он делает. Молодой человек с готовностью принялся объяснять.
— Герман, займитесь своим делом! — послышался резкий голос. В дверях стоял мужчина, чем-то похожий на хищную птицу. У него были высокая шея и хищный, горбатый нос.
— Вас, мисс Анна Ван-Коорен, интересовало фото нашего шефа, господина Мюллера?
Бекки подтвердила.
— Прошу! — Мужчина жестом пригласил ее пройти в дверь.
Бекки вышла за ним и очутилась в кабинете.
— Вы, как мне известно, виделись не раз с господином Мюллером, — сказал мужчина. — Зачем вам его портрет?
— Я не знаю, кто вы, — ответила Бекки, — но могу сказать. Конечно, никакого портрета мне не надо было. Мне был нужен сам Мюллер. И я просто выпытывала, здесь ли он, и не верила, что здесь его нет.
— Предположим… Можно ли узнать цель вашего визита к господину Мюллеру?
— Мне сказали, что Мюллер не настоящий Мюллер, работающий у Аллена Стронга, и этот филиал не настоящий филиал Института Стронга, а… подделка. Вот я и хотела выяснить.
— Предположим, что так. — Мужчина подошел к столу и жестом пригласил Бекки. Он показал на кипу конвертов со штемпелем Института Стронга, адресованных филиалу, в Бейтензорг, на Яву.
Бекки слишком хорошо знала эти конверты. Может быть, это хорошая подделка? Мужчина пристально смотрел на дочь Ван-Коорена и, видимо, ждал вразумительного ответа.
— Вы даете неправильную информацию в американских газетах об экономическом хаосе, в частности о гибнущих плантациях. Это снижает цену акций. Или Мюллер играет на бирже? — спросила Бекки.
Этот прямой деловой вопрос, видимо, удовлетворил мужчину. Теперь ему была понятна цель визита.
— Тот, кто распространяет эти гнусные слухи о Мюллере, лжец! — сказал мужчина.
— Вот об этом я и хотела узнать от самого Мюллера! — резко сказала Бекки и вышла.
Итак, хотя Мюллер и работает здесь и это действительно филиал института отца, но здесь нет ничего секретного, вход свободен, а значит, утверждение Ганса Мантри Удама о заражении полей институтом — ошибочно.
10
Большой белый «бьюик», с Тунгом за рулем, уже ждал Бекки перед домиком Ганса Мантри Удама. Тунг вышел из машины, поклонился Бекки и открыл дверцу машины.— Скоро поедем, — сказала Бекки, с видом старой знакомой кивая хозяину дома, появившемуся на пороге. — Машина в порядке, Тунг?
— Все в порядке! — со значением ответил Тунг и улыбнулся.
— Я знаю, что вы не завтракали, — сказал Ганс Мантри Удам, почтительно пожимая руку Бекки и пропуская ее вперед.
Бекки остановилась в дверях и сказала:
— Вы меня не совсем правильно информировали. Я была в филиале Института Стронга. Туда пускают свободно, по всем комнатам, и там нет никаких секретов.
— Очень странно! — сказал ученый.
— Очень странно! — многозначительно подчеркнула Бекки.
Так они стояли друг против друга, испытующе глядя в глаза.
— Вы были на горе? — наконец спросил ученый.
— Нет, я была в парке, — ответила Бекки.
— О, это совсем другое! — с облегчением заметил ученый. — Я имел в виду основную лабораторию.
— Значит, вы настаиваете?
— Конечно.
— Я бы хотела лично убедиться, — отозвалась Бекки и вдруг предложила: Садитесь, поедем.
— Без завтрака?
— Завтрак подождет. — И Бекки села на заднее сиденье.
Ученый молча поместился рядом с шофером. Они поехали.
Бекки видела красно-бурую почву, круглые листья лотоса с розовыми цветами, темную воду реки Тиндьи, наполненную купающимися, высокие кровли малайских хижин, крытых пальмовыми листьями, и темные пятна рощ и плантаций.
Две горные вершины уже окутались тучами. Постоянство жары и духоты изнуряло Бекки. Она вынула платок из сумочки и вытерла лицо. Ученый показывал путь.
— Тормози! — вдруг крикнул он.
Тунг затормозил. Ученый высунулся в окошко и что-то спросил прохожего. Малаец, недоверчиво кося глазами на Бекки, тихо ответил. Поехали дальше. Дорога тянулась среди леса, по склону горы, а потом спустилась в долину.
— Вот, — сказал Ганс Мантри Удам и показал среди деревьев фасад нового дома.
Дом был частью высокой белой стены, увенчанной острыми металлическими гвоздями. Бекки вышла у ворот. Вывески не было. Она попробовала открыть дверь рядом с воротами. Дверь оказалась запертой. Бекки позвонила. За круглым стеклом двери показалось лицо белого человека.
— Это филиал Института Аллена Стронга? — спросила Бекки.
— Ну и что? — настороженно отозвался незнакомец.
— Да или нет? — рассердилась Бекки. — Откройте дверь!
— Приема нет! — ответил незнакомец и дверь не открыл, как ни требовала Бекки.
— Возмутительно!.. Я бы ничего не пожалела, чтобы хоть одним глазом заглянуть за стены, — сказала Бекки, садясь в машину.
— Я могу еще раз попытаться доставить вам эту возможность, — осторожно ответил ученый.
— Сторож не откроет! — сердито сказала Бекки. — Или есть другой вход?
Ученый приказал Тунгу ехать назад и потом свернуть влево, на первую лесную дорогу. Тунг свернул. Машина с трудом двигалась по красно-бурой грязной дороге. Ученый распорядился остановить машину и пригласил Бекки следовать за собой. Они молча шли по дороге, под огромными деревьями. Если бы Бекки спросили, она бы уже могла назвать породы этих гигантов: аурингины и расамаль.
Потом они свернули по тропинке налево, и в роще кокосовых пальм Бекки увидела малайские домики. Следуя за ученым, Бекки подошла к домику. Хозяйка радостно приветствовала ученого. Они разговаривали по-малайски.
— Это мои родственники, — сказал Ганс Мантри Удам более официальным тоном, чем говорил обычно.
Бекки сразу оценила мужество ученого, не постеснявшегося признаться в таком родстве перед дочерью белого магната.
— Удивительно симпатичная хозяйка! — тотчас же отозвалась Бекки, и ученый вполне оценил ее тактичность.
— К сожалению, моя затея неосуществима. Нет моего племянника, а без него вам не влезть по висячей лестнице на верхушку копалового дерева, откуда видно все, что делается за высокой оградой.
Желание узнать правду об Институте Стронга было так велико у Бекки, что она решила попробовать подняться. Гансу Мантри Удаму пришлось долго уговаривать хозяйку и, видимо, в чем-то убеждать, прежде чем та на это согласилась.
— Моя двоюродная сестра просит вас поклясться, — сказал ученый, — что никто никогда не узнает о существовании гнезда на дереве, так как она обещала сыну скрывать это.
Бекки поклялась и тут же подумала, как мало могла значить такая клятва для Анны Коорен.
Наконец женщина повела их к дереву. Это было очень толстое дерево, вершина которого исчезала где-то вверху, за ветками. Хозяйка потянула за тонкий шнурок, и из нижних ветвей упала лестница.
— Лестница сплетена из ротанга и очень крепкая, — успокоил ученый, заметив нерешительность Бекки. — А бинокль вы найдете наверху, в гнезде племянника.
Бекки взялась обеими руками за тонкие ротанговые плети и поставила правую ногу на первую ступеньку. Поднявшись метров на пять, она подпрыгнула и дернула лестницу книзу.
— Удержит, не бойтесь! — крикнул снизу ученый.
Только страстное желание узнать правду и честолюбивое намерение не выказать страха заставили Бекки карабкаться по узкой лестнице из ротанга все выше и выше, но наконец ветки скрыли от нее пугающую глубину. Над головой послышались свист и ворчанье, и стая летучих собак, висевших вдоль веток вниз головами, вдруг зашевелилась, закричала, как маленькие обезьяны. Они мгновенно пробрались сквозь листву вверх.
Бекки испуганно замерла, ожидая нападения собак, но они исчезли. Девушка смахнула ладонью капли пота с лица и снова полезла выше. Почти у самой вершины она увидела «гнездо». Оно было сложено из бамбуковых жердей, привязанных ротангом к веткам. Над ним был устроен навес от дождя из пальмовых листьев. Бекки задыхалась больше от страха, вызванного высотой, чем от произведенных усилий. Она влезла в «гнездо», села на циновку и, откинув руки назад, уперлась в подушки. Так и сидела она, пока не отдышалась. Отдохнув, она влезла поглубже, стала на колени и осмотрелась.
Через просветы в ветвях с одной стороны просматривалась шоссейная дорога, с другой стороны, в роще кокосовых пальм, выглядывали хижины. Вокруг них тянулись рисовые поля, грушевые и ананасовые сады. Их обрамляла сине-зеленая кайма высоких деревьев. Бекки повернулась и с другой стороны увидела дорогу, двигавшиеся грузовики с солдатами и минометами. Еще увидела Бекки вершины вулканов и наконец двор по ту сторону высокой бетонной стены с колючей проволокой наверху. В глубине двора виднелись застекленные оранжереи, участки, загороженные со всех сторон и покрытые сверху густой проволочной сеткой; там же зеленели открытые плантации различных культур. Некоторые деревья были под стеклянными колпаками.
За оградой, на дорожках и возле оранжерей, Бекки увидела людей. Один из них был очень похож на Мюллера. Но ведь Бекки могла ошибиться. Где же бинокль, о котором говорил Ганс Мантри Удам?
Бекки отбросила подушку — пусто; откинула возвышающиеся горкой свернутые одеяла; под ними оказалась шкатулка. Не раздумывая о том, вежливо ли это, Бекки торопливо откинула крышку и увидела бинокль, высовывающийся из-под книги. Бекки подняла книгу. Это был номер советского журнала «Новое время» на английском языке. В нем была статья о положении в Индонезии. Так вот чем интересовался молодой малаец!
Бекки схватила бинокль, и вдруг ее взор приковал знакомый конверт со штампом Института Стронга.
Бекки положила бинокль и вынула из разорванного конверта письмо. Уже первые прочитанные строчки перехватили дыхание девушки. После грифа «весьма секретно» значилось: «Инструкция по применению вредителя кофейных деревьев „гемилия вестатрикс“ и „хилотрикус кадрупес“».
Бекки прочла все. От волнения она плохо понимала написанное и перечитывала по нескольку раз один и тот же абзац. Сердце ее мучительно сжалось. Письмо было подписано Алленом Стронгом, ее отцом! Пусть это была не собственноручная подпись, а факсимиле, но все равно — это была инструкция Института Стронга.
Бекки все еще не верила своим глазам. Неужели там, за оградой, были действительно помощники ее отца?
Она схватила бинокль. Ей очень хотелось убедиться, что она ошибается. Сильный бинокль оказался у ее глаз. Люди, ходившие за оградой инсектария, были ей незнакомы… Но что это? Неужели это Джек Райт? Да, это был тот самый Джек Райт, помощник ее отца, которого она бросила на ночном «параде» куклуксклановцев.
Бекки смотрела и, сама того не замечая, стонала.
Если люди Ганса Мантри Удама видели, как сотрудники филиала Института Аллена Стронга заражали плантации — а зачем им врать? — то это было ужасно.
Потрясенная, сразу притихшая, Бекки сидела в гнезде, поджав ноги, и ее руки безвольно лежали на коленях. Она смотрела вперед невидящим взором. Горло ее сдавило, и это причиняло ей физическую боль.
Трудно, очень трудно отрешиться от веры в человека, которому веришь всю жизнь, особенно, когда этот человек — отец.
Бекки смотрела вперед, глотая слезы и не слыша призывных криков снизу. Наконец она поймала себя на том, что у нее шевелятся губы и она твердит слова: «Ах, отец! Ах, отец, отец!» Смысл был не в самих словах, а в интонации, выражавшей чувства сомнения, разочарования и множество других сложных, только что возникших переживаний, рожденных всем случившимся.
Бекки вдруг почувствовала себя сиротой, ей стало очень жаль себя, и она громко, по-детски, заплакала, размазывая кулаками слезы по щекам. Она перестала плакать в тот миг, когда внезапно увидела перед собой незнакомое удивленное лицо.
Девушка быстро вытерла лицо ладонями и вынула носовой платок из сумочки.
— Дядя Ганс Мантри Удам беспокоится, — сказал молодой человек, и вдруг лицо его стало напряженным.
Бекки проследила направление его взгляда и увидела книгу — «Новое время».
Бекки приподняла большую подушку, чтобы спрятать книгу, и увидела под этой подушкой пистолет. Бекки все же положила книгу на пистолет, прикрыла подушкой и сказала:
— Я ничего не видела, и вам нечего бояться меня…
Она осеклась, поняв, что чуть не проговорилась. Бекки раскрыла сумочку, вынула несколько пачек долларов, переданных Ван-Коореном для фашистских молодчиков, и сунула их под подушку.
— Запомните: я никогда и ничего не давала людям, борющимся за мир в своей стране!
Молодой человек хотел что-то сказать, но был так поражен, что промолчал.
— А теперь слезайте первым. Я больно, до слез, ушибла колено, и слезать мне будет нелегко.
Они спустились на землю.
— Вы оказались правы! — сказала Бекки Гансу Мантри Удаму и направилась к машине.
Когда они сели в машину, Бекки попросила ученого показать путь к ближайшим пораженным плантациям. Возражения Ганса Мантри Удама о необходимости возвратиться к членам комиссии не возымели успеха.
Вот почему они очутились среди деревьев, напоминавших зимний пейзаж. Это была мертвая плантация кофейных деревьев — голых стволов и обнаженных веток. Бекки ходила от одного мертвого дерева к другому.
Ганса Мантри Удама было такое впечатление, будто она не верит своим глазам: зачем бы ей тогда дотрагиваться рукой до каждого дерева, как слепой?
11
В Бейтензорг они возвратились перед самым дождем. Оказывается, Энджело Сайрес звонил из Джакарты о том, что не застал гидросамолета. Бекки распорядилась дать знать этой группе, чтобы она ждала гидросамолет.Пока гремел гром и ливень лил как из ведра, Бекки угощала свою группу членов комиссии. Она была вежлива, предупредительна, заставляла пить джин, виски, голландскую водку и другие крепкие напитки, но сама ничего не пила и была, против обыкновения, грустна и задумчива.
Члены комиссии все время громко выражали готовность исполнить все ее желания. Бекки вопросительно посмотрела на Ганса Мантри Удама.
— Полетим на Мадуру, — сказал он.
— А потом на Суматру, чтобы встретиться с группой Сайреса, — добавила Бекки, рассчитывавшая в пути разминуться с Анной Коорен и на Суматре разыскать Джима через преподобного Скотта, который все равно должен был подписать акт Ван-Коорена и сейчас находился на Суматре, в своей резиденции.
«Не прячется ли он там от встречи с Ван-Коореном?» — подумала Бекки и решила, что если так, то это даже лучше.
Полковник, изрядно пьяный, был польщен вниманием Бекки.
— Ван-Коорен — наш ангел-хранитель, — заявил полковник. — Где бессильны бомба и пуля, там решают деньги, а значит, влияние Ван-Коорена. Он крепко держит в руках местных правителей — раджей, султанов и принцев. Он в дружбе со многими мусульманскими и христианскими пастырями. Вот почему мы победили!
— Еще не совсем, — послышался голос одного из членов комиссии, и это вызвало у полковника вспышку ярости.
Он потребовал, чтобы тот, кто сказал это, назвался, он «ему покажет». Никто не назвался. Полковника попробовали успокоить, но безуспешно. Он кричал, что сказавший эти слова снижает дух голландских войск, поэтому так много дезертиров.
— Вы думаете, легко воевать, — кричал полковник, — когда в Европе докеры отказываются грузить пароходы для Индонезии, а команды этих пароходов не хотят везти военный груз? Вчера вечером взорвали огромный военный склад, и он сгорел дотла. Миллионные убытки! Вы думаете, легко воевать, — продолжал полковник, — когда тратятся миллионы долларов на обмундирование и вооружение туземных войск, а эти войска, откуда-нибудь с острова Бали, вместо того чтобы воевать с мятежниками на острове Суматра и грабить их дома, вдруг повертывают вверенное им оружие против своих голландских, немецких или японских офицеров и переходят на сторону бунтовщиков? Это как гидра: мы рубим тысячи голов, а появляются десятки тысяч новых! Мы хотим отбить желание к сопротивлению поголовным истреблением недовольных. Недовольство растет. Наши враги номер первый — коммунисты! Наши друзья и союзники номер первый — деловые американцы, объявившие крестовый поход против красной опасности, а это также поход и против желтой опасности, против черной опасности!
Полковник резко встал, и стул упал на пол. Его поднял слуга. Полковник приказал слугам убраться и поднял бокал.
— Я здесь для того, — сказал он, — чтобы все было в порядке! Вы все здесь для того, — он обвел тяжелым взглядом членов комиссии, — чтобы подписать протокол. Американские танки, орудия и бомбардировщики — это хорошо, хоть нам и сплавляют заваль, но Индонезия только для голландцев! Кто не пьет за это, тот мой личный враг — вот мой тост! — Запрокинув голову, полковник выпил все до дна, снова налил бокал и снова выпил.
Все члены комиссии, кроме Ганса Мантри Удама, последовали его примеру.
Полковник, выпивая бокал за бокалом, все больше и больше пьянел. Он хвастался вновь прибывающим подкреплением. Он с восторгом называл количество войск, танков, самолетов.
Бекки отозвала его в сторону, усадила на диван и посоветовала не говорить так громко о военных тайнах, тем более что, наверное, не все то, что он говорит, соответствует истине.
— Не совсем, — сознался полковник, удивляясь ее осведомленности. Но дочь Ван-Коорена могла и имела право знать многое.
Утомленная Бекки села на диван. Полковник-болтун рассказывал ей о тактике последних сражений, о расположении и численности войск и о многом другом.
Полковник говорил, пока не охрип, а затем нетвердой походкой направился к столу и принес бутылку и два бокала. Один бокал он подал Бекки.
— Вы очень много пьете! — заметила Бекки.
— Пир во время чумы! — вдруг сказал полковник. — Я хочу наслаждаться ведь рано или поздно с нами покончат. Ловите минуты счастья!
Он наклонился к Бекки, пытаясь ей что-то сказать на ухо. Она резко поднялась и пригласила членов комиссии двинуться в путь.
12
На аэродром их отвез Тунг. Он задержал Бекки взглядом и, когда все члены комиссии пошли к самолету, сказал:— Я не вернусь больше в дом Ван-Коорена. Гидроплан уже довез всех четырех летчиков на Суматру к Эрлу и завтра вечером привезет Анну Коорен. В доме Скотта есть шофер Мутасси, это наш человек.
Бекки предложила Тунгу лететь с ней, а к «бьюику» вызвать шофера от Ван-Коорена.
— У меня еще остались неоконченные дела. Мы встретимся на Суматре, в Паданге. Это близко от Скотта. Мутасси все устроит.