Тушкан Георгий Павлович. Черный смерч

   — Но ведь это убийство! — закричала Бекки.
   — Конечно, массовое убийство.
   — Но почему же их не остановят?
   — А сейчас все американские газеты и радиокомпании только и делают, что призывают к новой войне. Монополисты на все способны. Выдвинули же они проект умерщвления людей, чтобы сократить народонаселение, так как, по их словам, всех нельзя прокормить. Мы живые свидетели заката капитализма. А теперь они придумали еще новый аппарат — «БЧ».
   Джим так рассердился, что замолчал. Дождь прекратился, только шум стекавшей воды нарушал послегрозовую тишину.

6

   Показался большой аэродром, освещенный прожекторами. На нем стояло много самолетов.
   — Одевайтесь скорее! — остановив машину, сказал Джим. — Я забыл… Вот, наденьте все это. — Он сунул Бекки сверток.
   Она пересела на заднее сиденье и раскрыла пакет. Там были теплый комбинезон, ботинки и шлем. Бекки быстро оделась. Они подъехали к стоянке машин, и Бекки пошла вслед за Джимом.
   — Где ты шляешься, Том? — грозно крикнул ей летчик Эрл, стоявший возле огромного самолета-амфибии вместе со служащим аэродрома.
   — Исполнял ваше поручение, да дождь задержал, — ответила Бекки.
   Джим влез в самолет последним. Здесь уже были Франк и Викки.
   — И вы, Франк? — спросила Бекки.
   — Я — сменный летчик и бортмеханик. Я навестил Джонсона, — сказал Франк. — Его семья уже находится в безопасном месте. Но мы условились, что он не будет говорить о случившемся.
   — Ох, спасибо, Франк! — И Бекки схватила его за руки.
   — Да я-то при чем! — удивился Франк. — Я — крошечный винтик в огромном двигателе.
   Бекки очень была рада, что Франк тоже едет. Он передал ей чемодан с вещами. Эрл сел на место пилота. Моторы заревели.
   — Вы штурман? — опять искренне удивилась Бекки, глядя на Джима, занявшего штурманское место.
   — Имеющий военные награды за работу на «летающих крепостях»! — добавил с веселой гордостью Джим.
   Бекки взволнованно рассказала о секрете «БЧ». Джим дополнил ее рассказ подробностями.
   — Теперь моей женушке можно не беспокоиться, — сказал развеселившийся Франк. — После того как ее спас Поль от хулиганов и я отправил ее домой, Руфи угрожали, что если она не перестанет выступать за мир, то наверняка заболеет «негритянской болезнью».
   — Вот и еще одно изуверское оружие разоблачено, — сказал Эрл и сел за руль.
   Моторы заревели сильнее, и самолет покатился.
   — Прощайтесь с детством! — крикнул Джим на ухо Бекки и сделал вид, что вытирает рукавом слезы.
   Бекки повторила его движение. Самолет разворачивался в воздухе. «Авиационные части», — прочитала Бекки надпись на деревянных ящиках, стоявших в проходах. Внутри самолет был шикарно отделан красным деревом, цветной резиной, кожей и пластмассой.
   — Бекки, ложитесь спать! — посоветовал Джим. — Ночью ничего не увидите, а утром я разбужу вас. Будет остановка на островной авиационной базе. Там ваше дело — молчать и не вылезать из машины.
   Джим откинул мягкое кресло, и Бекки легла. Спать ей не хотелось.
   — Хорошо? — спросил Джим и, сев на кресло рядом, похлопал по резиновому матрацу.
   — Вполне, — ответила Бекки.
   — Хорошо будет держать на волнах, — пояснил Джим, — когда самолет упадет в океан и утонет.
   Бекки погрозила ему кулаком и повернулась на другой бок. «Ну и пусть, решила она. — Будь что будет».

7

   Максим Иванович, Егор и Анатолий только краем уха услышали радиопередачу в фойе зала. Они очень спешили. Выходя, Сапегин распорядился:
   — Анатолий, дождись Романа, поезжайте в отель и ждите меня в номере. Никуда не отлучайтесь! Ты, Егор, со мной!
   Максим Иванович вместе с Егором пришли в кабинет президента академии и, не сообщая о том, что одна из биобомб находится в портфеле Егора, попросили срочно вызвать судью штата, прокурора и журналистов, чтобы сделать им заявление.
   Прошло немало времени, пока приехали судья штата и прокурор; журналисты собрались быстрее.
   «Биби» — так уже прозвали корреспонденты «ББ», биобомбу — была выставлена для обозрения, чтобы стать достоянием широкой гласности. Ее осмотрели прокурор, судья штата и корреспонденты. «Биби» была заснята со всех сторон и только тогда передана прокуратуре. Забегая вперед, надо сказать, что ни одного снимка с «ББ», принесенной Егором, не появилось в печати. Зато прокурор вручил Сапегину газету с изложением антиамериканского выступления Романа Крестьянинова на приеме у Мак-Манти.
   Сапегин заявил, что это фальшивка уже по одному тому, что советский гражданин может критически относиться к форме правления и режиму страны, но оскорблять ее народ не будет. Он начал вслух вспоминать все сказанное Романом на приеме. Но прокурор не дал ему договорить и пригласил поехать с ним, чтобы убедиться собственными ушами в подлинности звукозаписи.
   Вскоре Сапегин и не отходивший от него ни на шаг Егор Смоленский сидели в кабинете прокурора.
   При первых же звуках голоса, записанного на пленку, Сапегин побледнел. Он сразу узнал голос своего помощника. «Да, это говорил Роман, но когда и зачем?» — недоумевал Сапегин.
   — Теперь, — сказал прокурор, — вы можете убедиться, что газеты в точности воспроизвели весь текст без искажений.
   Профессор был так потрясен, что не понял очень настойчивого желания Егора прослушать запись еще раз. Прокурор пожал плечами, но приказал повторить. После первых же обличительных фраз Романа Егор, глядя в глаза профессору, вдруг предостерегающе поднял палец. При первом прослушивании Сапегин не обратил внимания на изменившийся оттенок в тембре голоса. Он отнес это за счет дефектов записи. Сейчас профессор явственно различил разницу в тембре. Если первые фразы и были сказаны Романом, то середину и конец договорил за него хорошо подобранный дублер.
   — Это фальшивка! — уверенно заявил Сапегин.
   Прокурора это отнюдь не смутило. Он потребовал доказательств.
   — Вы можете спросить об этом у самого Романа Крестьянинова. Кроме того, были свидетели разговора на приеме у Мак-Манти.
   На вопрос, кого он может указать, Сапегин назвал Анабеллу Мак-Манти, Пирсона, Лифкена, профессора де Бризиона, себя, Егора и Анатолия. Прокурор отвел свидетельские показания Сапегина и его друзей, как лиц заинтересованных, и тут же позвонил Пирсону.
   Во время разговора с Пирсоном Сапегин держал вторую телефонную трубку и был удивлен, когда Пирсон самым наглым образом подтвердил правдивость газетного сообщения. Запрошенный де Бризион трусливо сослался на то, что «не слышал». От звонка к Лифкену и Анабелле Мак-Манти Сапегин отказался и, в свою очередь, сказал, что заявления Пирсона и его единомышленников, как заинтересованных сторон, не могут быть приняты во внимание. Сапегин снова объявил радиопередачу грубой фальшивкой, предложил вызвать Романа и заставить его проговорить весь текст записи, после чего сравнить обе записи. Как ни странно, но прокурор согласился.
   Сапегин позвонил в отель и узнал от Анатолия, что Роман Крестьянинов исчез. Анатолий так и сказал:
   — Ромка исчез. Я искал его в зале и везде, но не нашел. В отель он не приходил и не звонил, как условились.
   Профессор, зная исполнительность Крестьянинова, тотчас же сообщил об этом прокурору и попросил помочь ему поскорее разыскать Романа.
   — Это в моих интересах! — торжественно заявил прокурор. — Вряд ли чужестранцы, оскорбляющие страну, могут рассчитывать на гостеприимство. В связи с вашим выступлением, профессор, я прошу вас всех зарегистрироваться, как агентов иностранного государства, использующих свободу слова в нашей стране для агитации и пропаганды.
   — Наша делегация, — сказал Сапегин, — покинет пределы вашей «гостеприимной» страны только в полном составе. Потрудитесь возвратить Романа Крестьянинова!
   — Можно подумать, что мы его похитили! Берегитесь оскорбить меня!
   — Тем лучше, что у вас в стране нет ни одного случая похищения детей… Нет гангстеров, похищающих людей, чтобы получить выкуп или уничтожить их…
   — Я уверен, что ваш Крестьянинов околачивается где-нибудь в баре и скоро вернется! — сердито сказал прокурор.
   — Я хочу верить вашему слову, что Роман Крестьянинов скоро вернется, отозвался Сапегин.
   — Можете верить, — буркнул прокурор и встал.
   Не обращая внимания на то, что прокурор явно хотел от него отделаться, Сапегин позвонил в советское посольство, сообщил о происшествии и передал трубку прокурору. Последний отвечал вежливо, но уклончиво.
   — Пожалуй, теперь нас не пустят в Индонезию, — сказал Егор, когда они вышли на улицу.
   Сапегин согласился с ним.
   Как только закрылась дверь за советскими делегатами, прокурор поднял телефонную трубку.
   — Луи, — сказал он Дрэйку, — в это дело вмешалось советское посольство. Придется вернуть этого русского парня или представить заявление от него, что он просит устроить его на работу в Институте Стронга, но это он должен будет подтвердить устно Сапегину в моем присутствии. Иначе от Сапегина не отделаешься. — Услышав ответ, прокурор криво усмехнулся и сказал: — Ну хорошо, действуй. Я разрешу им остаться еще на несколько дней.

* * *

   В саду отеля собрались профессор Сапегин, Егор и Анатолий.
   — Несколько начальных фраз в звукозаписи, если это не хорошая подделка, сказаны голосом Романа, — заметил взволнованно профессор, остальное — фальшивка. Но почему и когда он сказал первые фразы?
   — Мне кажется, я вспомнил, — сказал Егор. — Обрывки этого разговора я слышал на пароходе, когда Ромка сцепился с фоторепортером, у которого, очевидно, был карманный аппарат типа диктофона или парлографа. Ну, а потом кто-то за Романа договорил. Подделка под голос.
   — Если сопоставить все звенья цепи событий, — начал Сапегин, — то налицо организованная провокация. Сначала провокационная выходка фоторепортера, чтобы вызвать Романа на ответную реплику. Затем интервью Анабеллы Мак-Манти у молодого советского ученого, и при этом обязательно у Романа. Затем последующая публикация в газетах всех интервью, кроме Романа. О самом факте интервью газеты упомянули. К нескольким подлинным фразам Романа добавили девяносто процентов лжи и использовали против нас. Теперь вы понимаете, какая здесь нужна выдержка и бдительность! Будем выручать Романа. Надеюсь, он держит себя, как подобает советскому человеку.
   — За Ромку я ручаюсь, — уверенно сказал Егор.
   — Я тоже! — горячо откликнулся Анатолий.
   Прибыл представитель советского посольства. Несмотря на все принятые меры, разыскать Романа Крестьянинова в тот день не удалось. От мэра города звонили регулярно каждый час, сообщая о розысках, предпринятых полицией.
   — По-видимому, он захвачен гангстерами, — заявил прокурор представителю советского посольства. — Мы не теряем надежды разыскать его не далее чем через несколько дней.
   Профессор Сапегин знал о тесной связи гангстеров с официальными лицами, и обещание вернуть Крестьянинова хотя бы через несколько дней показалось ему почти реальным. Но это только умножило усилия представителя посольства и Сапегина поскорее найти Крестьянинова. Обо всем случившемся Сапегин дал интервью корреспондентам газет и просил помочь. На другой день в газетах появилось сообщение об исчезновении Романа Крестьянинова и отчет о заседании конгресса, якобы возмущенного выступлением Сапегина.
   Профессор и Егор направились в зал заседаний. Здесь их ожидал новый сюрприз. Заседание было отменено, хотя об этом не предупредили. Президент академии Мак-Манти объявил, что для участников конгресса устраивается десятидневная поездка по США для ознакомления с американскими методами борьбы с вредителями, а также для того, чтобы дать время съехаться остальным участникам конгресса.
   — Они хотят сгладить впечатление от моего выступления, — сказал Сапегин.
   Сапегин не ошибался. Не кто иной, как Пирсон, распорядился сделать десятидневный перерыв и вызвать двести «своих» ученых на конгресс, чтобы организовать контрнаступление. Дрэйк получил приказ «любым путем выжать» все наиболее интересные сведения из участников конгресса и постараться завербовать их для помощи институту за границей.
   Для участников конгресса была намечена широкая увеселительная программа.

8

   Роман Крестьянинов был похищен. Оглушенный ударом пистолета по голове, он очнулся в машине. Его руки были скованы наручниками. В машине сидели «тип» и еще двое. Часа через два машина остановилась. Сопротивляющегося Романа опять так сильно ударили по голове, что он потерял сознание. Придя в себя, он увидел того же «типа» с расплющенным носом и изуродованными ушами, который держал у его носа флакон с нашатырным спиртом. Роман чихнул и отстранил флакон.
   — Вот мы и в порядке! — услышал Роман чей-то голос.
   Он повернул голову и увидел Луи Дрэйка. «Король» сельского хозяйства сидел в кресле и занимался тем, что пускал табачные кольца.
   Роман мгновенно припомнил все случившееся, опустил ноги и сел. Голова его, что называется, разламывалась от боли. Он притронулся к затылку, и пальцы нащупали бинт.
   Луи Дрэйк с любопытством смотрел на юношу.
   — Это насилие! Я требую свободы! — сказал Роман.
   — У меня есть для вас блестящий бизнес, — услышал Роман.
   Он оглянулся и увидел незнакомого человека, улыбавшегося ему самым дружеским образом. Все в этом человеке располагало: открытое, честное лицо, прямой взгляд больших глаз и полная приязни улыбка.
   Роман быстро оглядел комнату. Она напоминала электротехническую лабораторию. От высокого кресла, в котором сидел незнакомец, тянулись провода к электроусилителям — большим шкафам с изображением мертвой головы. А над креслом высился металлический колпак.
   — Электрический стул? — презрительно спросил Роман.
   — Мое предложение, которому позавидовал бы любой ученый, заключается вот в чем… — продолжал незнакомец.
   Тоном привычного оратора в пространной речи он обещал Роману все блага мира. В обмен он просил у Романа только его дружбу. Юноша, сразу понявший, какого сорта эта «дружба», все же попросил уточнить, чего именно от него хотят. Объяснение последовало. Если отбросить все завуалированные, дипломатические выражения, то от Романа требовали измены своему народу, своей Родине.
   — Неужели, — спросил Роман, — во мне есть что-то такое, что подает вам надежду на успех подобного предложения?
   — Вы и так подложили свинью своей делегации. Ее сегодня высылают из Америки, — заявил Луи Дрэйк и кивнул Юному Бобу.
   Тот подал Роману газету с его выступлением на приеме у Мак-Манти. Потом его заставили выслушать звукозапись этого выступления. Роман возмутился и ужаснулся. Он вспомнил свою ссору с фоторепортером. Это были первые слова записи. Остальное было сказано тем, чей голос был очень похож на его.
   — Чисто сработано! — сказал Роман.
   — Девяносто девять процентов поверили, и в том числе профессор Сапегин, — отозвался Луи Дрэйк, пуская в потолок очередное табачное кольцо.
   Обычно вспыльчивый, Роман на этот раз держался с подчеркнутой выдержкой и хладнокровием. Все предложения «американского гостеприимства» он отверг и потребовал вызвать советского посла.
   — Я же говорил тебе, Пат! — с безнадежным видом сказал Дрэйк Пату Рушпету.
   О чем именно он говорил, Дрэйк не пояснил, но это было и так понятно.
   — Ну что же, — сказал Пат Рушпет, хлопая ладонями по ручкам кресла. Покажем гостю сюрприз «БЧ».
   Дрэйк кивнул Юному Бобу. Тот вышел.
   Где-то поблизости раздался громкий крик. Дверь распахнулась, четверо мужчин втащили человека. На лице его были следы побоев, глаза блуждали.
   — Да я же свой! — кричал он. — Я своими руками ухлопал десятка два коммунистов! Да ради бога!
   — Это один из моих людей, он много болтает, — холодно заметил Луи Дрэйк.
   Мужчину усадили в кресло, привязали ремнями руки и ноги, а на голове укрепили шлем.
   — Бросьте эти шутки! Юный Боб, чего ты смотришь! — кричал привязанный.
   Но Юный Боб не шевельнулся.
   Человек в белом халате включил рубильник. Стрелки на контрольных приборах дрогнули и поползли. Человек в кресле рванулся. Он трепетал и дергался, умолял и ругался. Потом он замер, широко раскрыв рот. Из глаз его постепенно исчезало сознательное выражение, в них появилось что-то тупое, животное.
   — Объясните русскому, док, — сказал Дрэйк врачу.
   — Медицине известны случаи потери памяти, — начал тот, кого назвали доктором. — Человек в результате некоторых видов контузии забывает, кто он, все свое прошлое, друзей, привязанности. Человек нормально ест, нормально спит, неплохо работает.
   — Работает! — громко повторил Дрэйк.
   — Но умственная деятельность его несколько притуплена. Впрочем, бывают разные степени. В данном случае мы искусственно создаем потерю памяти. И это на всю жизнь. Человек за десять-пятнадцать минут теряет самого себя.
   Мужчину отвязали. Дрэйк приказал ему встать. Тот встал. На все вопросы о его имени, месяце, числе, о родных и прошлом он отмалчивался и только хмурил лоб. Он дрожал. Дрэйк распорядился увести его.
   — Для родных, — сказал Дрэйк, когда они остались втроем, — этот человек заболел легкой формой «негритянской», или «фермерской», болезни. Есть более тяжелая форма «негритянской болезни». Это распад красных кровяных шариков, вызванный в результате воздействия атомного процесса… А к вам, Крестьянинов, если вы будете упорствовать, мы не будем применять «НБ-4001», мы вас не будем убивать. Для вас — вот этот аппарат «БЧ», что означает условное обозначение процесса: «биэлектрическое число». — Дрэйк решительно встал, швырнул сигарету на пол и подошел к Роману. С его лица исчезло искусственное спокойствие. Да и речь его изменилась. — Брось канителиться! зло сказал он. — И не таких покупали. Чего ломаешься! Только лошади денег не берут!
   Роман, не терпевший угроз, так недвусмысленно посмотрел на Дрэйка, что тот отскочил со словами «ну-ну», и в его руке появился пистолет. Роман остался сидеть. Дрэйк разжал пальцы, и пистолет исчез в его рукаве.
   — Все-таки, Крестьянинов, вы должны обратить внимание на то, что я с вами очень откровенен, — опять перейдя на прежний тон, сказал Дрэйк.
   — Я вас за язык не тянул! — в тон ему отозвался Роман.
   — Я показал вам секрет того, что мы называем «БЧ». Никто, кроме своих, не знает этой тайны. Для чужака, если он узнал это, есть только два выхода: или стать нашим единомышленником, или… — Дрэйк сделал многозначительную паузу, — или стать живым трупом, или…
   — Или? — спросил Роман, вознегодовавший при одном только упоминании о «единомышленнике».
   — Или превратиться в пар! — резко сказал Дрэйк. — Видите, я и этого не скрываю от вас. Желаете посмотреть процесс превращения в пар?
   — Не надо. Я видел кинофильмы об Освенцимском лагере и представляю себе.
   — То были детские игрушки! — усмехнулся Дрэйк. — Ну что, договоримся? Выбросьте на свалку всякие ваши идеи! Завтра утром мы еще побеседуем. А пока у вас целая ночь для размышлений.
   Романа вывели во двор и заперли в небольшой, совершенно пустой комнате. Стены и пол были обиты кожаными подушками. Самоубийца не мог бы разбить о них себе голову.
   Для Романа Крестьянинова это была самая значительная ночь в его жизни. Как быть — в этом для юноши не было сомнений. Яркие образы юных советских патриотов все время стояли у него перед глазами. Но он хотел умереть так, чтобы его смерть не была бесполезной, а помогла общему делу разоблачения поджигателей войны. Вот чего он хотел!
   Роману принесли вечернюю газету. Крупным шрифтом было напечатано интервью профессора Сапегина, отрекавшегося от него, Романа, как врага народа. Первые минуты после прочтения интервью были ужасны. Но, подумав, он понял, что это фальшивка. Роман страдал, понимая, что доставляет своим друзьям огромное беспокойство. Без конца проклинал он себя за свою несдержанность в разговоре с фоторепортером. Это была преступная неосторожность, которую использовали враги. Кроме того, Роман не выполнил требования профессора Сапегина — позвать на помощь в случае нападения. Его утешало только то, что ему удалась уловка с пустым портфелем и что о биологической бомбе, наверно, знает весь мир. Но больше всего его угнетала мысль, что он может умереть бесполезно, в то время как он знает сущность этого страшного средства уничтожения людей — «БЧ», и не может избавить от него человечество. Всю ночь он провел, не смыкая глаз, строя планы, как предупредить людей о грозящей им беде.

9

   Утром в камеру вошел Луи Дрэйк. Он привез с собой какого-то пожилого, обрюзгшего мужчину. Этот мужчина сидел молча и испытующе смотрел на Романа.
   Луи Дрэйк протянул руку для пожатия, но Роман не подал своей. Дрэйк не смутился. Он развалился в кресле и тоже молча уставился на Романа.
   — У нас есть шикарные изобретения, — начал Луи Дрэйк, — изобретения, не имеющие авторов. Я могу подарить вам первенство открытия.
   — Красть чужие идеи! — возмутился Роман. — Обратились не по адресу!
   — Я дал бы вам миллион долларов на научную работу. На вас бы работали сотни научных работников. Вы бы двигали мировую науку вперед.
   — Чтобы грабить плодородие почвы и превращать цветущие страны в пустыни? — стараясь не кричать, спросил Роман.
   — У нас все самое совершенное!
   — Это вам так кажется. Да дело не в качестве стали, из которой сделан нож, как сказал один ученый, а в том, у кого он в руках: у хирурга, спасающего больного от смерти, или в руках убийцы!
   — Это намек? — иронически спросил Луи Дрэйк.
   — Нет, это прямое указание на ваши гангстерские приемы в мировом масштабе!
   — Один наш ученый, — сказал Дрэйк, — открыл способ переводить микробы в вирусы, а вирусы — в кристаллы и обратно. Скажи мне, птенчик, «да», и все газеты напишут, что это твое монопольное изобретение.
   — Вы опоздали! Открытие, о котором вы говорите, принадлежит советским ученым.
   — Вот здорово! Значит, у нас одинаковые изобретения! — с живостью отозвался Луи Дрэйк. — А как вы переводите микробов в вирусы и вирусы в кристаллы? Э?
   — Я вижу, вас это очень интересует?
   — Не очень! — воскликнул Дрэйк слишком поспешно.
   — Ну понятно! — насмешливо отозвался Роман. — Вы же сказали, что все это уже известно вашим ученым.
   — Известно! — раздраженно сказал Дрэйк. — Но я хочу узнать ваш патент. И, не в силах сдержать себя, он заорал: — А ну, выкладывай, и живо!
   Его выводил из себя этот мальчишка, державший себя так, как будто он, а не Дрэйк, был хозяин положения. Если бы не задание Пирсона «выжать» из парня все, что можно, любыми средствами, он бы прикончил Романа.
   Роман так яростно посмотрел на Луи Дрэйка, что тот снова поспешно вынул пистолет.
   — Я скажу одно! — с ненавистью крикнул Роман. — Вы бандиты, бандиты во всем! Я никогда не буду изменником! Лучше смерть! — Он замолчал, переводя дух и еле сдерживая себя, чтобы не ударить Луи Дрэйка.
   — Как ваши психологические наблюдения, Ван-Вик? — спросил Дрэйк. Удастся подружиться с этим парнем?
   Тот, покачав головой, сказал: «Безнадежно», и вышел из комнаты.
   — К черту все эти переходы микробов в вирусы и обратно! — сказал Дрэйк. — Или вы раскроете мне все карты, то есть все, что нас интересует в советской науке, или я не Луи Дрэйк…
   — Безнадежно! — в тон Ван-Вику ответил Роман и рассмеялся.
   — Или вы мне раскроете секрет, — продолжал Дрэйк, — или Сапегин получит ваш живой труп! Ну? Вам, мальчишке, я предлагаю командовать вместе со мной! Я предлагаю вам власть! Славу! Деньги! Все! Ну?
   — Ваши слова звучат для меня, как бред сумасшедшего. Вы грозите мне физической смертью и прельщаете смертью моральной. Предатель не живет! И вы, агрогангстер в мировом масштабе, вы сами себе роете могилу! Вы грабите плодородие, создававшееся веками.
   — А что мне плодородие, подумаешь! — Луи Дрэйк закурил и жадно затянулся. — Истощатся поля Северной Америки — я брошу их, как уже сделал это в центральной части страны, и буду собирать урожай в Южной Америке. А истощатся там, переберусь в Африку, в Австралию, на острова, в Европу… На наш с тобой век хватит!.. Ну как? В последний раз спрашиваю!
   — Нет, — ответил Роман Крестьянинов.
   И это было его последнее слово, но повторять его заставили много раз в течение двух дней, так как Луи Дрэйк не терял надежды, что Роман передумает.
   Роман и не думал о предложении Дрэйка. Ответ мог быть только один, и он уже дал его. Роман мысленно был со своими друзьями. Он вспоминал последние дни в Москве и Люду — подругу их детства, в которую они все, юноши, были влюблены, хоть и скрывали это друг от друга и от нее. Больше всего мучила Романа мысль о том, что будут думать о нем на родине. Какая память останется о нем! Неужели люди Дрэйка сумеют выдать его за изменника? Как связаться со своими? Роман никак не мог найти выхода, но найти нужно было во что бы то ни стало.

10

   На третий день утром к Роману вошли Дрэйк и Юный Боб.
   — Услышу я наконец разумный ответ? — спросил Дрэйк. — С одним таким же, как ты, упрямцем мне пришлось немало повозиться. А все-таки одумался старик.