Страница:
Он не обратил внимания, когда очередная быстрая тень промелькнула среди руин где-то справа. Он поднял глаза, лишь когда заметил препятствие на тропинке впереди себя. Посмотрел — и остолбенел.
Сначала показалось, что кто-то глупо и жестоко пошутил над собакой, обвешав ее разной ерундой. Это действительно была собака — большая, лохматая, косолапая. Голова, во всяком случае, точно была собачьей.
Но вот остальное…
Во-первых, Кириллу никогда не приходилось видеть таких крупных собак. Туловище казалось раздутым, словно кто-то накачал его насосом. Ноги — толстенные, мощные — подошли бы скорей лошади. Да к тому же все тело чудища покрывала драная полиэтиленовая пленка, прихваченная кое-где проводками, резинками и изолентой. Под пленкой жирно блестело живое мясо — получалось, что с собаки кто-то содрал клоки шкуры, прикрыв раны полиэтиленом.
Собака неловко двинулась с места. Кирилл тут же подался назад. Она шла неловко, наверно, это непомерное израненное тело мешало ей. Но потом вдруг неожиданно сильно прыгнула и оказалась совсем рядом.
В воздухе тут же растеклось омерзительное зловоние. Собака словно гнила заживо. И в самом деле, с малого расстояния стало видно, что ее тело сплошь воспаленное, гноящееся, местами серое, омертвелое. Пленка была грязной, вся в каких-то брызгах изнутри и снаружи, под ней что-то дрожало, булькало. На землю закапала серо-желтая слизь.
Кирилл замер, как парализованный. Он забыл обо всем. Он не знал, кто мог сделать подобное с несчастным животным и чего теперь можно ждать от искалеченного существа. Человек, если б с ним такое сотворили, пожалуй, сошел бы с ума и возненавидел мир.
Тут вдруг собака как-то горестно вздохнула и уселась на тропинке. В следующий момент она издала звук, похожий на трель кнопочного телефона. Одновременно на ее груди замигала под пленкой слабая желтая лампочка. Кирилл не успел ничего подумать, как из-за развалин бетонного забора выскочил Пакля.
Сначала Кирилл даже обрадовался, что оказался не один перед ужасным существом. Но тут же ему в голову пришла самая простая догадка. «Конечно, — подумал он, — кто еще у нас плодит животных-уродов, кроме Пакли».
— Ага! — удовлетворенно заявил тот, убедившись, что Кирилл ни жив ни мертв. — Я так и думал, что это был ты.
— Где был я? — не понял Кирилл.
— Ты ко мне во двор лазил. Тебя моя собака унюхала.
— Чего ты брешешь? — пробормотал Кирилл, делая мелкие незаметные шажки назад.
— Да ладно! А ну. Жучка, повтори! — Собака вновь издала телефонную трель. Похоже, ее даже отучили лаять. — Видишь?! Собака брехать не станет!
Все-таки чувствовалось, что Пакля в легком замешательстве. Он-то думал, что на него покушались какие-то особые враги, прежде неведомые — что-то из рода секретного спецназа, имеющего в своем хозяйстве бесшумно летающие аппараты и прочее. А тут простой зарыбинский пацан. И что ему за интерес лазить по чужим дворам? И откуда у него та штука, на которой он улетел?
Впрочем, теперь это довольно легко было выяснить.
— Так, — произнес Пакля с видом судьи и палача одновременно, — сейчас будем вопросы разбирать.
— Какие еще вопросы?
— А такие… Зачем ломился ко мне? — это раз. Чего было надо? С кем лазил? Вот тебе для начала. — А не твое дело.
— Мое это дело. Сейчас Жучка от тебя кусочек оттяпает — сразу будет мое дело.
Собака-монстр при этих словах зашевелилась, напряглась и вдруг встала на задние лапы, став похожей на беременного кенгуру. Кирилл отшатнулся, его прошиб холодный пот.
— А-а! — Пакля злорадно рассмеялся. — А сейчас еще и близнецы подойдут. А я погляжу, как ты с ними в догонялки сыграешь.
— Ах ты козел! — вырвалось у Кирилла.
— Чего-чего? — Пакля тронул ободок на шее. — Ну, сейчас ты скажешь это Жучке…
Собака придвинулась почти вплотную, и у Кирилла перехватило дух от ее тошнотворного запаха. Он близко-близко увидел ее дрожащие черные губы, с которых текла слюна, гноящиеся красные глаза, мокрые обвислые уши.
— Жучка! — крикнул Пакля, но не успел закончить команду.
Потому что Кирилл выстрелил в собаку.
Он не сразу вспомнил, что у него под мышкой есть перфотрон. И вообще, как выяснилось, он до последнего момента не мог принять то, что ему придется использовать оружие против кого-то.
Кирилл никогда ни в кого не стрелял, даже в голубей. Выстрел в умное живое существо, пусть даже такое обезображенное и опасное, мог стать для него настоящим испытанием.
Но все оказалось по-другому. Во-первых, собака была какая-то ненастоящая. И оружие — не вполне оружие. Все было ненастоящее, как в игровом автомате. И поэтому Кирилл выстрелил почти без колебаний. Он даже не развернул пакет, просто проткнул его пальцем, нащупав крючок.
Но результат оказался вполне настоящим. Глухой щелчок — и собаки не стало. Ее задняя часть еще дрыгала ногами, а передняя уже превратилась в зловонную лужу. В этой луже лопались пузырьки, оседали комки розовой слизи да блестели осколки каких-то кристалликов.
Пакля успел обронить только растерянное «Ай!» — и замер с нелепо расставленными руками. Он мог бы завопить, заверещать, позвать бойцов, но не решился на это. Потому что перфотрон теперь смотрел ему в живот.
Последнее вышло у Кирилла случайно. Он, конечно, не собирался расстреливать Паклю, подобное даже в голову не приходило. Он просто повернулся в его сторону — ну и оружие тоже повернулось.
Пакля выглядел жалко. Вся его новоприобретенная спесь растаяла как дым. Впервые за много дней он почувствовал себя беззащитным, голым. Впервые он по-настоящему испугался. Потому что на узкой дорожке между заброшенными постройками он был один против вооруженного и, видимо, злого Кирилла. Все могла решить одна секунда. Близнецы, которые паслись где-то неподалеку, могли не успеть прийти за эту секунду.
Но Кирилл не собирался стрелять. Он опустил перфотрон и произнес безо всякого выражения. — Вот так… чик — и готово.
Пакля, уловив в этих нечаянных словах какую-то угрозу, всхлипнул и бросился бежать. Некоторое время его грязный пиджак мелькал среди строений.
Кирилл быстро стряхнул оцепенение, развернулся и быстрыми шагами отправился обратно в город. Он свернул с тропинки, где его легко могли найти, и двинулся напрямик — через заброшенную промышленную зону.
Все-таки, не зря говорят, что нет худа без добра. Теперь у него появился убедительный повод, чтоб повидаться с Машкой.
— У него такая же пушка, как те, что у близнецов! — с горячностью убеждал он. — Я же знаю, как стрелять из нее, я же сам пробовал…
— Да ты успокойся, — посоветовал Поршень. — На вот, глотни микстуры.
Пакля жадно опустошил предложенный стакан «Анапы» и несколько секунд простоял с закрытыми глазами. Потом закурил, перевел дух. «Микстура» чуть-чуть успокоила, расслабив и тело, и душу.
— Что ж делать теперь, а? Откуда у Киры все это… и автомат, и та летающая хреновина… Где он взял?
— Да не трясись. У нас — два бойца и целое стадо кошмариков под землей, — равнодушно проговорил Поршень. — А ты из-за какого-то Киры весь соплями истек.
— А-а! Ничего себе «какой-то Кира»! А если окажется, что у него тоже и десантники, и все остальное?
— А если б у него что серьезное было, — так же спокойно продолжал Поршень, — ты бы первый это на своей заднице узнал. Но ни хрена у него нет, поэтому он ходит и помалкивает. Осядь, в общем. Разберемся и с Кирой.
Пельмень пока только беспокойно прислушивался к разговору. Но вот он услышал, что придется вдобавок ко всему разбираться с вооруженным Кирой. Он тут же подал голос:
— А как разберемся?
Пакля сначала только мельком взглянул на Пельменя, но вдруг вытаращил глаза.
— Что это с тобой?!
Пельмень был абсолютно лыс. Его свежевыбритая голова отливала трогательно беззащитной синевой.
— Ну как… — он скромно потупился. — Вы ж сами говорили, чтоб прибарахлился, фасон чтоб сделал…
— Ну? А бошку-то сбрил зачем?
— Ну как… — смущение Пельменя удвоилось, он покраснел, взялся за ухо. — Ну чтоб был похож на крутого.
— Знаешь, на кого ты похож? На жирного придурка, который постригся, чтоб стать похожим на крутого.
— Почему на придурка, — сразу обиделся Пельмень. — А вот, — он тронул себя за штанину, — костюм еще спортивный купил.
— Костюм, — нервно рассмеялся Пакля. — Сдается мне, этот костюм еще твоя бабка зимой поддевала, чтоб не мерзнуть.
— Почему бабка? — Пельмень стал мрачен. — Никакая не бабка. Купил на рынке… чистая шерсть, между прочим.
— Интересно, у кого из жирной задницы эту шерсть выдирали?
— Да пусть, — небрежно бросил Поршень. — Все лучше, чем в школьных штанах.
Хмурый Пельмень отошел к оконному проему и принялся глядеть вдаль. Он подумал, что вот у него есть прекрасный повод, чтоб обидеться и уйти домой, подальше от этого синдиката и его операций. И не просто уйти, а сбежать, не оглядываясь, лишь бы не участвовать в поездке на Узловую и всяких ужасных вещах. Но, как обычно, он не решился пойти против коллектива.
— Поршень, — не мог успокоиться Пакля, — что с Кирой будем делать?
— Пока — ничего. Пока другие дела есть.
Спокойствие Поршня было в некоторой мере напускным. На самом деле, его не меньше испугало известие, что в городе появился еще кто-то, владеющий суперсовременной боевой техникой и оружием. Но торопиться с решением он не стал. Проблему стоило обдумать отдельно.
Для поездки на станцию Поршень раздобыл машину — проржавевший, но еще живой «ЕрАЗ»-фургон, на котором несколько лет развозили обеды рабочим леспромхоза. Ключи доверил сосед-шофер, взяв за это пол-ящика вина. Пакля не мог нарадоваться — вот что значит пацан со связями!
Поршень уже прогрел двигатель, и пора было отправляться, но неожиданно вышла заминка с Пельменем. Тот нипочем не хотел ехать в фургоне вместе с близнецами.
— Да-а, — плаксиво говорил он, — вы-то в кабине будете. А я — с этими… А если у них замкнет что-нибудь в башке — куда мне бежать?
— Пойми, дурень, — шипел от злости Пакля, — в кабине нельзя втроем, запрещено. Хочешь, чтоб нас первый же мент за хобот взял?
— Вот сам и лезь в фургон! — капризничал Пельмень.
— Ага! — злорадно сказал Пакля. — А кто дорогу будет показывать? Ты хоть знаешь, куда ехать?
Пельмень не знал. Да и Пакля тоже не знал, но уступать не собирался. Кончилось тем, что Поршень отвел его в сторону и тихо сказал:
— А на хрен Пельменя вообще брать? Что от него проку?
— Не знаю, — пожал плечами Пакля. Странно, но эта мысль в его голову до сих пор не приходила.
— Ну и гони его на фиг. Он так и будет ныть всю дорогу.
— Гнать? — Пакля почесал макушку. — Нет, гнать нельзя. Мы ж с ним уже повязаны. Вместе лазили. Да пусть едет. Пригодится — за пивом сбегать, за сигаретами.
— Ну, дело твое, — пожал плечами Поршень и вернулся в кабину.
Через пару минут стонущего Пельменя удалось загнать в фургон. Пакля убедил его простым способом: сказал, что прикажет близнецам втащить силком и держать всю дорогу за шиворот. Пельмень предпочел влезть добровольно.
Все сорок минут, пока машина прыгала по ухабам, он сидел у дверей, вжавшись в стенку, и не отрывал от близнецов панического взгляда. Но они даже не пошевелились ни разу, просто сидели друг против друга. Сегодня бойцы были в полной форме и экипировке, с оружием. Так захотел Поршень. Он убедил Паклю, что это будет гораздо круче.
— Подумают, что у нас крыша красная, — сказал он.
— Это как?
— Это значит, нас ОМОН охраняет или спецназ.
Пакля кивнул, но задумался. Он не мог взять в толк, как может ОМОН охранять налетчиков и рэкетиров.
Что за ерунда?
Впрочем, Пакля еще многого не знал о своем мире. На подъезде к Узловой пошел дождь. Пельмень с тревогой слушал, как капли стучат в крышу фургона, и терзал ухо. Ему было не по себе. Дождь в его представлении был связан с несчастьями, обездоленностью, с неуютом и дальними дорогами. Он окончательно упал духом.
Наконец машина остановилась, и Пакля распахнул дверцы фургона. Пельмень увидел маленькую улочку, раскисшую от дождя. Вокруг мокли заборы, деревья, крыши небольших старых домиков. Взъерошенные курицы ковыляли между лужами, зябко поджимая ноги.
Пельмень поглубже натянул панаму и выбрался под дождик.
— Видишь, домик стоит? — небрежно спросил Пакля.
—Ну?
— Там, между прочим. Терминатор.
— И что? — Глаза Пельменя моментально налились страхом.
— Сейчас пойдешь бабки из него выколачивать.
— Я?!! — Пельмень даже отскочил назад.
— А чего? Ты сегодня вон какой крутой! Даже бабушкины рейтузы надел. Терминатор только тебя увидит, сразу обрыдается.
Поршень с кривой усмешкой следил за этим диалогом, прилаживая на шее черный ободок, который доверил ему Пакля. С Терминатором он собирался разбираться сам. Он хотел мстить и не желал никого в это вмешивать. Кроме, естественно, бессловесных близнецов.
— Ладно, не плачь, —он похлопал Пельменя по животу. — Так и быть, посиди пока в машине, посмотри, как это делается.
— Нечего сидеть, пусть за пивом дует, — Пакля достал из кармана пару купюр. — Знаешь, где ларек?
— Найду! — горячо пообещал Пельмень и умчался, шлепая по лужам. Он был страшно рад, что ему выпало сейчас быть подальше отсюда.
— А я пока кино посмотрю, — пробормотал Пакля И, вернувшись в машину, начал осторожно вынимать из сумки шлем.
Поршень немного нервничал, заходя в заросший дворик. Но все равно он был полон решимости, ибо сбывалось то, о чем он не смел даже мечтать.
Как всегда, он вошел в дом, не стучась. И сразу же увидел Терминатора, который пыхтел у стола, пытаясь открыть вино сломанной вилкой. На диване курила какая-то блеклая деваха, на которой был только лифчик и вафельное полотенце. При виде гостя она подтянула полотенце повыше, но Поршень успел прочитать наколку на животе: «Воровка никогда не станет прачкой».
— А-а, пацан… — без особой радости проронил Терминатор. — Деньги, что ли, привез? Давай выкладывай скорее, мне сейчас некогда…
Поршень постоял несколько секунд, привыкая к обстановке. Затем подтянул табуретку и сел, сбросив на пол какие-то газеты, тряпки, чашки.
Терминатор уставился на него с недоумением.
— Ты чо, поддатый?
Поршень молча закурил, сплюнул через зубы на пол. И пристально посмотрел на обалдевшего Терминатора.
— Ты мне бабки должен, — сказал он.
— Кому? — выдавил Терминатор после небольшой паузы.
— Мне. Ты меня столько на шарах катал, что теперь по жизни должен. Каждый месяц буду приезжать, и чтоб все для меня было готово. Никаких «нету», никаких «потом». Понял?
Терминатор озадаченно уставился на Поршня. Он силился понять, что стряслось с пацаном. Напился? Рехнулся? Или нехорошо пошутил?
Он растерянно посмотрел на подругу. Та безучастно курила, заторможенно хлопая белесыми ресницами.
Она привыкла к нежданным визитам, к вечным разговорам о деньгах, о долгах…
— Так… я не понял, — пробормотал Терминатор.
— Все ты понял. Будешь теперь мне платить. Деньги у тебя есть, лохоту каждый день приводишь. Теперь будешь делиться. — И Поршень звучно плюнул, постаравшись, чтоб плевок повис на стене.
— Так… — выдохнул Терминатор, скомкав в кулаке алюминиевую вилку. В следующий миг он ринулся на обнаглевшего Поршня.
— Оба-на! — воскликнул тот и, ловко вскочив, запустил табуретку прямо под ноги Терминатору. Тот грохнулся на пол, девка заверещала, с печки моментально донесся хриплый кашель и крик: «На хрен, падлы!!!»
Тут же в дом ворвались оба близнеца. Они очень легко и сноровисто подхватили Терминатора, подняли и прижали к стене стволами своих устрашающих автоматов. Девка при этом визжала и прыгала по дивану, потеряв полотенце с талии. Дед на печке надрывался в лютых проклятиях. Терминатор первое время дергался, но потом затих, рыча и переводя злобный и изумленный взгляд с одного близнеца на другого.
— Ты… пацан… сука… Ментов на меня навел… Да я… я теперь тебя…
— Что ты меня? Что ты теперь? — Поршень произнес это с брезгливой жалостью. Затем подошел и с размаху залепил Терминатору оплеуху по небритой физиономии. Тот рванулся всем телом, но тут же крякнул от боли. Близнецы были начеку.
— Ты теперь — чмо позорное, — продолжал Поршень. — Ты теперь будешь мне платить, да еще спасибо говорить, что мало беру. А ну повторяй: «Я чмо позорное».
— Ты… — хрипел Терминатор. — Ты… пацан… сука…
— Я сука? — Поршень лениво пнул его между ног. — Кто сука? Ну-ка, повторяй: «Я чмо позорное…»
Поскольку Терминатор не слушался, Поршень тронул ободок на шее, и бойцы едва заметно пошевелились. Терминатор тут же взвыл от боли, у него захрустели суставы.
— Повторяй: «Я чмо…»
— Да, да! — заорал Терминатор. — Я чмо, только пусти!
— Вот, — умиротворенно вздохнул Поршень. — Молодец.
На мгновение ему сделалось не по себе. Что, если близнецы сейчас перестанут слушаться? Что, если Пакля там что-то перемудрит со шлемом?
Но он прогнал эти предательские мысли прочь.
— Все, Жека, нам пора, — сказал он. — Последний вопрос — где у тебя купюры лежат? И мы уходим.
Ошалевший от боли и ужаса Терминатор даже не стал делать вид, что денег нет. Он просто кивнул на буфет.
— Беру все, — заявил Поршень, выудив из ящика лохматую стопку денег. — Штраф за то, что ругался некрасивыми словами. Через месяц готовь по новой.
Близнецы наконец выпустили пленника, и тот рухнул без сил на колени. Поршень, посвистывая, вышел на улицу.
Одно дело, отобрать ящик вина и блок сигарет у пугливых лохов-горожан. Совсем другое — обойтись так с ужасным и беспощадным Терминатором, которого боялась вся округа. Даже всемогущие близнецы не казались теперь таким уж надежным заслоном.
Поршню, впрочем, тоже было не по себе, он даже не взялся вести машину, посадив за руль Паклю. Но он всеми силами пытался поднять себе настроение. Даже насвистывал, отбивая такт пачкой денег по коленке.
— Куда теперь-то? — безрадостно спросил Пакля.
— Пожрать, выпить, — пожал плечами Поршень. — Надо же отметить. Жми прямо, я знаю кой-какие места.
Дождь уже ушел, оставив после себя пустые неуютные улицы и потемневшие от сырости дома. Машина остановилась возле подвальчика с вывеской «Терек». Пакля выпустил из фургона Пельменя и хотел было закрыть дверь, но Поршень его предостерег.
— Не запирай — на всякий случай.
У Пакли совсем не было настроения зависать по ресторанам. Ему вообще казалось, что после подобной выходки нужно драпать со станции со всех ног. Пока поверженный Терминатор не поднялся с колен и не привел толпу своих безумных дружков с кольями на перевес.
Но Поршень считал иначе. Он не для того хотел покорять Узловую, чтоб от всех бегать и всех бояться.
В низком сумрачном зальчике на них не обратили особого внимания. На Узловой всегда было полно новых лиц, всяких там приезжих, и, естественно, все они сидели по кабакам. Для них, собственно, кабаки и открывались.
Из сумрака появилась официантка, на ходу вытирая руки о передник. Лицо у нее было немолодое и строгое. Она была, как часовой, ежеминутно готовый к отражению атаки. Женщина привыкла, что заезжие водилы и торговцы вечно ей улыбаются, шутят, заигрывают, а между собой спорят, сколько палок ей кидает хозяин, сколько повар, а сколько — грузчик.
Поршень со снисходительной миной полистал меню, написанное авторучкой на обратной стороне каких-то старых накладных, тяжко вздохнул и сказал:
— Ну ладно… Вот это — на всех, — он ткнул в строчку «Бевштекс из евин. с горниром». — И салатиков. И три по сто пятьдесят.
— Хлеб надо? — с легким раздражением спросила официантка, которой, видимо, смертельно надоело всем задавать этот вопрос.
— Надо. Очень надо.
Оба приятеля Поршня сидели как на гвоздях. Беззащитная лысина Пельменя тускло отсвечивала над столом. Пакля настороженно водил глазами по сторонам, особенно часто бросая взгляд на столик в углу. Там шумно трапезничала компания небритых, помятых после дальней дороги азербайджанцев.
Поршень вдруг почувствовал приступ острого отвращения и презрения к своим новым приятелям. «Валенки они и есть валенки, — подумал он. — Хоть в ресторане, хоть в казино». Он даже разозлился. Тут бы посидеть тепло и уютно, порадоваться первой удаче, поговорить о грядущем… А эти два сидят, как пингвины, глазьями хлопают.
Выпили, поели. Поршень закурил, одновременно ковыряясь спичкой в зубах. Потом, видимо, что-то пришло ему в голову. Он толкнул коленом Паклю и прошептал ему на ухо несколько слов.
— Щас придем, — сказал Поршень, поднимаясь. Пакля тоже встал.
— Куда? — всполошился Пельмень.
— Посиди пока. Скоро чай принесут.
Оба вышли на улицу. Пельмень остался один за столом и от безысходности принялся наматывать ухо на палец. Ему ужасно тут не нравилось. Он вообще не любил чужие места и чужих людей.
Хорошая жизнь, которую так расписывал Пакля, оказалась совсем не такой. Потому что по-прежнему Пельмень ходил дурак дураком — без прав, без денег, без обещанного нового аквариума. И уж, само собой, без авторитета. Какой тут авторитет, когда все только насмехаются…
Лишь изредка ему перепадали какие-то сомнительные мелкие радости, да и то по прихоти Пакли. А еще этот Поршень появился. Зачем, спрашивается, он нужен?
Пельмень сидел один довольно долго, и его разобрало беспокойство. И официантка уже поглядывала подозрительно. Наконец она подошла и напряженно спросила:
— Еще что-нибудь?
— Нет-нет! — испугался Пельмень.
— А чай?
— И чай не надо.
Женщина отошла, а Пельмень решил пробираться потихоньку к выходу, чтобы разыскать пропавших приятелей. Но стоило ему сделать лишь один пробный шаг, как бдительная официантка вылетела наперерез.
— Куда?!! — закричала она блажным голосом, более характерным для овощных лотков, чем для ресторанов. — А платить?
— Я ребят искать… они платить… — залепетал Пельмень, приходя в страшное смятение.
Азербайджанцы в углу начали поудобнее рассаживаться, предвкушая зрелище.
— Какие еще ребята?! Я тебе дам ребята!
— Ребята, у них деньги… отошли куда-то, — Пельмень едва не расплакался, он впервые попал в такое дурацкое положение.
— Я тебе щас дам ребят! — трубила дамочка, сверкая глазами. — Ишь! Ребята ему какие-то…
Она начала кого-то визгливо звать, и почти сразу из-за неприметной дверки выдвинулся хозяин заведения — черноволосый атлетический Тагир. Его сопровождала группа единоверцев — земляки или братья.
— Чего? — грозно вопросил он.
— Вот! — Официантка уперла руки в бока. — уходить собрался, деятель. Без денег. Говорит, какие-то ребята за него должны платить.
Хозяин нахмурился. Он подошел и навис над Пельменем, с отвращением глядя на его бритую голову.
— Дэньги есть?
Пельмень замотал головой, сжимаясь в тугой нервный комочек.
— Много он сожрал? — поинтересовался Тагир у дамочки.
— Вот! — мстительно проговорила она и подала заготовленный заранее счет.
— Так… — Тагир еще больше помрачнел. — Если дэньги нет — зачэм приходить, зачэм пить, кушать?
— Ребята… — пискнул Пельмень.
— Гдэ рэбята? Нэ вижу рэбята, — огорченно развел руками Тагир.
Один из джигитов что-то посоветовал на своем языке. Пельмень разобрал только слово «рубль», да еще парочку совсем уж непечатных слов. Тагир ответил. Явственно прозвучало слово «ублюдок».
— Ладно, — сказал хозяин и пожал большими плечами. — Дэньги нет — будэм работать. Пол будэм мыть. Потом на кухня пойдем — тарэлька мыть будэм, виль-ка-ложка мыть будэм…
Пельмень представил, как ползает по полу этого гнусного кабака, собирая тряпкой плевки посетителей. Его затрясло. Он подумал, что избавление от кошмара совсем рядом. Вот дверь, там лестница, там машина с близнецами, там Пакля и Поршень, которые почему-то задерживаются. Всего-то пара шагов…
— Пускай покорячится, пускай… — злорадно проговорила официантка. — А то жрать они все здоровы…
Если б она этого не сказала. Пельмень так бы и стоял, трясясь и покоряясь судьбе. Но услышанное его взбесило. Там, на улице, — воздух, друзья, свобода, а здесь — эта стервозная дамочка, эти хамоватые кавказцы, и грязь, и унижение…
Словно какая-то тайная пружина освободилась в теле Пельменя. Он рванулся и прыгнул к двери. Но Тагир, привычный к подобным поворотам, выставил ладошку и засветил ею Пельменю прямо по физиономии.
Тот свалился. Не столько от силы удара, сколько от испуга. Просто не решился стоять, боясь снова получить по зубам. Он упал, и кто-то из кучерявой братии лениво наподдал его ногой, уже лежащего. Всем было ясно, что взять денег с этого потного дрожащего субъекта не удастся — так хотя бы попинать, поразвлечься…
Сначала показалось, что кто-то глупо и жестоко пошутил над собакой, обвешав ее разной ерундой. Это действительно была собака — большая, лохматая, косолапая. Голова, во всяком случае, точно была собачьей.
Но вот остальное…
Во-первых, Кириллу никогда не приходилось видеть таких крупных собак. Туловище казалось раздутым, словно кто-то накачал его насосом. Ноги — толстенные, мощные — подошли бы скорей лошади. Да к тому же все тело чудища покрывала драная полиэтиленовая пленка, прихваченная кое-где проводками, резинками и изолентой. Под пленкой жирно блестело живое мясо — получалось, что с собаки кто-то содрал клоки шкуры, прикрыв раны полиэтиленом.
Собака неловко двинулась с места. Кирилл тут же подался назад. Она шла неловко, наверно, это непомерное израненное тело мешало ей. Но потом вдруг неожиданно сильно прыгнула и оказалась совсем рядом.
В воздухе тут же растеклось омерзительное зловоние. Собака словно гнила заживо. И в самом деле, с малого расстояния стало видно, что ее тело сплошь воспаленное, гноящееся, местами серое, омертвелое. Пленка была грязной, вся в каких-то брызгах изнутри и снаружи, под ней что-то дрожало, булькало. На землю закапала серо-желтая слизь.
Кирилл замер, как парализованный. Он забыл обо всем. Он не знал, кто мог сделать подобное с несчастным животным и чего теперь можно ждать от искалеченного существа. Человек, если б с ним такое сотворили, пожалуй, сошел бы с ума и возненавидел мир.
Тут вдруг собака как-то горестно вздохнула и уселась на тропинке. В следующий момент она издала звук, похожий на трель кнопочного телефона. Одновременно на ее груди замигала под пленкой слабая желтая лампочка. Кирилл не успел ничего подумать, как из-за развалин бетонного забора выскочил Пакля.
Сначала Кирилл даже обрадовался, что оказался не один перед ужасным существом. Но тут же ему в голову пришла самая простая догадка. «Конечно, — подумал он, — кто еще у нас плодит животных-уродов, кроме Пакли».
— Ага! — удовлетворенно заявил тот, убедившись, что Кирилл ни жив ни мертв. — Я так и думал, что это был ты.
— Где был я? — не понял Кирилл.
— Ты ко мне во двор лазил. Тебя моя собака унюхала.
— Чего ты брешешь? — пробормотал Кирилл, делая мелкие незаметные шажки назад.
— Да ладно! А ну. Жучка, повтори! — Собака вновь издала телефонную трель. Похоже, ее даже отучили лаять. — Видишь?! Собака брехать не станет!
Все-таки чувствовалось, что Пакля в легком замешательстве. Он-то думал, что на него покушались какие-то особые враги, прежде неведомые — что-то из рода секретного спецназа, имеющего в своем хозяйстве бесшумно летающие аппараты и прочее. А тут простой зарыбинский пацан. И что ему за интерес лазить по чужим дворам? И откуда у него та штука, на которой он улетел?
Впрочем, теперь это довольно легко было выяснить.
— Так, — произнес Пакля с видом судьи и палача одновременно, — сейчас будем вопросы разбирать.
— Какие еще вопросы?
— А такие… Зачем ломился ко мне? — это раз. Чего было надо? С кем лазил? Вот тебе для начала. — А не твое дело.
— Мое это дело. Сейчас Жучка от тебя кусочек оттяпает — сразу будет мое дело.
Собака-монстр при этих словах зашевелилась, напряглась и вдруг встала на задние лапы, став похожей на беременного кенгуру. Кирилл отшатнулся, его прошиб холодный пот.
— А-а! — Пакля злорадно рассмеялся. — А сейчас еще и близнецы подойдут. А я погляжу, как ты с ними в догонялки сыграешь.
— Ах ты козел! — вырвалось у Кирилла.
— Чего-чего? — Пакля тронул ободок на шее. — Ну, сейчас ты скажешь это Жучке…
Собака придвинулась почти вплотную, и у Кирилла перехватило дух от ее тошнотворного запаха. Он близко-близко увидел ее дрожащие черные губы, с которых текла слюна, гноящиеся красные глаза, мокрые обвислые уши.
— Жучка! — крикнул Пакля, но не успел закончить команду.
Потому что Кирилл выстрелил в собаку.
Он не сразу вспомнил, что у него под мышкой есть перфотрон. И вообще, как выяснилось, он до последнего момента не мог принять то, что ему придется использовать оружие против кого-то.
Кирилл никогда ни в кого не стрелял, даже в голубей. Выстрел в умное живое существо, пусть даже такое обезображенное и опасное, мог стать для него настоящим испытанием.
Но все оказалось по-другому. Во-первых, собака была какая-то ненастоящая. И оружие — не вполне оружие. Все было ненастоящее, как в игровом автомате. И поэтому Кирилл выстрелил почти без колебаний. Он даже не развернул пакет, просто проткнул его пальцем, нащупав крючок.
Но результат оказался вполне настоящим. Глухой щелчок — и собаки не стало. Ее задняя часть еще дрыгала ногами, а передняя уже превратилась в зловонную лужу. В этой луже лопались пузырьки, оседали комки розовой слизи да блестели осколки каких-то кристалликов.
Пакля успел обронить только растерянное «Ай!» — и замер с нелепо расставленными руками. Он мог бы завопить, заверещать, позвать бойцов, но не решился на это. Потому что перфотрон теперь смотрел ему в живот.
Последнее вышло у Кирилла случайно. Он, конечно, не собирался расстреливать Паклю, подобное даже в голову не приходило. Он просто повернулся в его сторону — ну и оружие тоже повернулось.
Пакля выглядел жалко. Вся его новоприобретенная спесь растаяла как дым. Впервые за много дней он почувствовал себя беззащитным, голым. Впервые он по-настоящему испугался. Потому что на узкой дорожке между заброшенными постройками он был один против вооруженного и, видимо, злого Кирилла. Все могла решить одна секунда. Близнецы, которые паслись где-то неподалеку, могли не успеть прийти за эту секунду.
Но Кирилл не собирался стрелять. Он опустил перфотрон и произнес безо всякого выражения. — Вот так… чик — и готово.
Пакля, уловив в этих нечаянных словах какую-то угрозу, всхлипнул и бросился бежать. Некоторое время его грязный пиджак мелькал среди строений.
Кирилл быстро стряхнул оцепенение, развернулся и быстрыми шагами отправился обратно в город. Он свернул с тропинки, где его легко могли найти, и двинулся напрямик — через заброшенную промышленную зону.
Все-таки, не зря говорят, что нет худа без добра. Теперь у него появился убедительный повод, чтоб повидаться с Машкой.
* * *
Пакля прибежал на живодерню в страшном смятении. Именно сегодня, когда синдикат «Громовержец» собирался впервые потрясти Узловую, произошло это умопомрачительное событие с Кириллом и застреленной собакой. Пакля просто не мог удержать это в себе, поэтому с ходу выложил новость Поршню и Пельменю.— У него такая же пушка, как те, что у близнецов! — с горячностью убеждал он. — Я же знаю, как стрелять из нее, я же сам пробовал…
— Да ты успокойся, — посоветовал Поршень. — На вот, глотни микстуры.
Пакля жадно опустошил предложенный стакан «Анапы» и несколько секунд простоял с закрытыми глазами. Потом закурил, перевел дух. «Микстура» чуть-чуть успокоила, расслабив и тело, и душу.
— Что ж делать теперь, а? Откуда у Киры все это… и автомат, и та летающая хреновина… Где он взял?
— Да не трясись. У нас — два бойца и целое стадо кошмариков под землей, — равнодушно проговорил Поршень. — А ты из-за какого-то Киры весь соплями истек.
— А-а! Ничего себе «какой-то Кира»! А если окажется, что у него тоже и десантники, и все остальное?
— А если б у него что серьезное было, — так же спокойно продолжал Поршень, — ты бы первый это на своей заднице узнал. Но ни хрена у него нет, поэтому он ходит и помалкивает. Осядь, в общем. Разберемся и с Кирой.
Пельмень пока только беспокойно прислушивался к разговору. Но вот он услышал, что придется вдобавок ко всему разбираться с вооруженным Кирой. Он тут же подал голос:
— А как разберемся?
Пакля сначала только мельком взглянул на Пельменя, но вдруг вытаращил глаза.
— Что это с тобой?!
Пельмень был абсолютно лыс. Его свежевыбритая голова отливала трогательно беззащитной синевой.
— Ну как… — он скромно потупился. — Вы ж сами говорили, чтоб прибарахлился, фасон чтоб сделал…
— Ну? А бошку-то сбрил зачем?
— Ну как… — смущение Пельменя удвоилось, он покраснел, взялся за ухо. — Ну чтоб был похож на крутого.
— Знаешь, на кого ты похож? На жирного придурка, который постригся, чтоб стать похожим на крутого.
— Почему на придурка, — сразу обиделся Пельмень. — А вот, — он тронул себя за штанину, — костюм еще спортивный купил.
— Костюм, — нервно рассмеялся Пакля. — Сдается мне, этот костюм еще твоя бабка зимой поддевала, чтоб не мерзнуть.
— Почему бабка? — Пельмень стал мрачен. — Никакая не бабка. Купил на рынке… чистая шерсть, между прочим.
— Интересно, у кого из жирной задницы эту шерсть выдирали?
— Да пусть, — небрежно бросил Поршень. — Все лучше, чем в школьных штанах.
Хмурый Пельмень отошел к оконному проему и принялся глядеть вдаль. Он подумал, что вот у него есть прекрасный повод, чтоб обидеться и уйти домой, подальше от этого синдиката и его операций. И не просто уйти, а сбежать, не оглядываясь, лишь бы не участвовать в поездке на Узловую и всяких ужасных вещах. Но, как обычно, он не решился пойти против коллектива.
— Поршень, — не мог успокоиться Пакля, — что с Кирой будем делать?
— Пока — ничего. Пока другие дела есть.
Спокойствие Поршня было в некоторой мере напускным. На самом деле, его не меньше испугало известие, что в городе появился еще кто-то, владеющий суперсовременной боевой техникой и оружием. Но торопиться с решением он не стал. Проблему стоило обдумать отдельно.
Для поездки на станцию Поршень раздобыл машину — проржавевший, но еще живой «ЕрАЗ»-фургон, на котором несколько лет развозили обеды рабочим леспромхоза. Ключи доверил сосед-шофер, взяв за это пол-ящика вина. Пакля не мог нарадоваться — вот что значит пацан со связями!
Поршень уже прогрел двигатель, и пора было отправляться, но неожиданно вышла заминка с Пельменем. Тот нипочем не хотел ехать в фургоне вместе с близнецами.
— Да-а, — плаксиво говорил он, — вы-то в кабине будете. А я — с этими… А если у них замкнет что-нибудь в башке — куда мне бежать?
— Пойми, дурень, — шипел от злости Пакля, — в кабине нельзя втроем, запрещено. Хочешь, чтоб нас первый же мент за хобот взял?
— Вот сам и лезь в фургон! — капризничал Пельмень.
— Ага! — злорадно сказал Пакля. — А кто дорогу будет показывать? Ты хоть знаешь, куда ехать?
Пельмень не знал. Да и Пакля тоже не знал, но уступать не собирался. Кончилось тем, что Поршень отвел его в сторону и тихо сказал:
— А на хрен Пельменя вообще брать? Что от него проку?
— Не знаю, — пожал плечами Пакля. Странно, но эта мысль в его голову до сих пор не приходила.
— Ну и гони его на фиг. Он так и будет ныть всю дорогу.
— Гнать? — Пакля почесал макушку. — Нет, гнать нельзя. Мы ж с ним уже повязаны. Вместе лазили. Да пусть едет. Пригодится — за пивом сбегать, за сигаретами.
— Ну, дело твое, — пожал плечами Поршень и вернулся в кабину.
Через пару минут стонущего Пельменя удалось загнать в фургон. Пакля убедил его простым способом: сказал, что прикажет близнецам втащить силком и держать всю дорогу за шиворот. Пельмень предпочел влезть добровольно.
Все сорок минут, пока машина прыгала по ухабам, он сидел у дверей, вжавшись в стенку, и не отрывал от близнецов панического взгляда. Но они даже не пошевелились ни разу, просто сидели друг против друга. Сегодня бойцы были в полной форме и экипировке, с оружием. Так захотел Поршень. Он убедил Паклю, что это будет гораздо круче.
— Подумают, что у нас крыша красная, — сказал он.
— Это как?
— Это значит, нас ОМОН охраняет или спецназ.
Пакля кивнул, но задумался. Он не мог взять в толк, как может ОМОН охранять налетчиков и рэкетиров.
Что за ерунда?
Впрочем, Пакля еще многого не знал о своем мире. На подъезде к Узловой пошел дождь. Пельмень с тревогой слушал, как капли стучат в крышу фургона, и терзал ухо. Ему было не по себе. Дождь в его представлении был связан с несчастьями, обездоленностью, с неуютом и дальними дорогами. Он окончательно упал духом.
Наконец машина остановилась, и Пакля распахнул дверцы фургона. Пельмень увидел маленькую улочку, раскисшую от дождя. Вокруг мокли заборы, деревья, крыши небольших старых домиков. Взъерошенные курицы ковыляли между лужами, зябко поджимая ноги.
Пельмень поглубже натянул панаму и выбрался под дождик.
— Видишь, домик стоит? — небрежно спросил Пакля.
—Ну?
— Там, между прочим. Терминатор.
— И что? — Глаза Пельменя моментально налились страхом.
— Сейчас пойдешь бабки из него выколачивать.
— Я?!! — Пельмень даже отскочил назад.
— А чего? Ты сегодня вон какой крутой! Даже бабушкины рейтузы надел. Терминатор только тебя увидит, сразу обрыдается.
Поршень с кривой усмешкой следил за этим диалогом, прилаживая на шее черный ободок, который доверил ему Пакля. С Терминатором он собирался разбираться сам. Он хотел мстить и не желал никого в это вмешивать. Кроме, естественно, бессловесных близнецов.
— Ладно, не плачь, —он похлопал Пельменя по животу. — Так и быть, посиди пока в машине, посмотри, как это делается.
— Нечего сидеть, пусть за пивом дует, — Пакля достал из кармана пару купюр. — Знаешь, где ларек?
— Найду! — горячо пообещал Пельмень и умчался, шлепая по лужам. Он был страшно рад, что ему выпало сейчас быть подальше отсюда.
— А я пока кино посмотрю, — пробормотал Пакля И, вернувшись в машину, начал осторожно вынимать из сумки шлем.
Поршень немного нервничал, заходя в заросший дворик. Но все равно он был полон решимости, ибо сбывалось то, о чем он не смел даже мечтать.
Как всегда, он вошел в дом, не стучась. И сразу же увидел Терминатора, который пыхтел у стола, пытаясь открыть вино сломанной вилкой. На диване курила какая-то блеклая деваха, на которой был только лифчик и вафельное полотенце. При виде гостя она подтянула полотенце повыше, но Поршень успел прочитать наколку на животе: «Воровка никогда не станет прачкой».
— А-а, пацан… — без особой радости проронил Терминатор. — Деньги, что ли, привез? Давай выкладывай скорее, мне сейчас некогда…
Поршень постоял несколько секунд, привыкая к обстановке. Затем подтянул табуретку и сел, сбросив на пол какие-то газеты, тряпки, чашки.
Терминатор уставился на него с недоумением.
— Ты чо, поддатый?
Поршень молча закурил, сплюнул через зубы на пол. И пристально посмотрел на обалдевшего Терминатора.
— Ты мне бабки должен, — сказал он.
— Кому? — выдавил Терминатор после небольшой паузы.
— Мне. Ты меня столько на шарах катал, что теперь по жизни должен. Каждый месяц буду приезжать, и чтоб все для меня было готово. Никаких «нету», никаких «потом». Понял?
Терминатор озадаченно уставился на Поршня. Он силился понять, что стряслось с пацаном. Напился? Рехнулся? Или нехорошо пошутил?
Он растерянно посмотрел на подругу. Та безучастно курила, заторможенно хлопая белесыми ресницами.
Она привыкла к нежданным визитам, к вечным разговорам о деньгах, о долгах…
— Так… я не понял, — пробормотал Терминатор.
— Все ты понял. Будешь теперь мне платить. Деньги у тебя есть, лохоту каждый день приводишь. Теперь будешь делиться. — И Поршень звучно плюнул, постаравшись, чтоб плевок повис на стене.
— Так… — выдохнул Терминатор, скомкав в кулаке алюминиевую вилку. В следующий миг он ринулся на обнаглевшего Поршня.
— Оба-на! — воскликнул тот и, ловко вскочив, запустил табуретку прямо под ноги Терминатору. Тот грохнулся на пол, девка заверещала, с печки моментально донесся хриплый кашель и крик: «На хрен, падлы!!!»
Тут же в дом ворвались оба близнеца. Они очень легко и сноровисто подхватили Терминатора, подняли и прижали к стене стволами своих устрашающих автоматов. Девка при этом визжала и прыгала по дивану, потеряв полотенце с талии. Дед на печке надрывался в лютых проклятиях. Терминатор первое время дергался, но потом затих, рыча и переводя злобный и изумленный взгляд с одного близнеца на другого.
— Ты… пацан… сука… Ментов на меня навел… Да я… я теперь тебя…
— Что ты меня? Что ты теперь? — Поршень произнес это с брезгливой жалостью. Затем подошел и с размаху залепил Терминатору оплеуху по небритой физиономии. Тот рванулся всем телом, но тут же крякнул от боли. Близнецы были начеку.
— Ты теперь — чмо позорное, — продолжал Поршень. — Ты теперь будешь мне платить, да еще спасибо говорить, что мало беру. А ну повторяй: «Я чмо позорное».
— Ты… — хрипел Терминатор. — Ты… пацан… сука…
— Я сука? — Поршень лениво пнул его между ног. — Кто сука? Ну-ка, повторяй: «Я чмо позорное…»
Поскольку Терминатор не слушался, Поршень тронул ободок на шее, и бойцы едва заметно пошевелились. Терминатор тут же взвыл от боли, у него захрустели суставы.
— Повторяй: «Я чмо…»
— Да, да! — заорал Терминатор. — Я чмо, только пусти!
— Вот, — умиротворенно вздохнул Поршень. — Молодец.
На мгновение ему сделалось не по себе. Что, если близнецы сейчас перестанут слушаться? Что, если Пакля там что-то перемудрит со шлемом?
Но он прогнал эти предательские мысли прочь.
— Все, Жека, нам пора, — сказал он. — Последний вопрос — где у тебя купюры лежат? И мы уходим.
Ошалевший от боли и ужаса Терминатор даже не стал делать вид, что денег нет. Он просто кивнул на буфет.
— Беру все, — заявил Поршень, выудив из ящика лохматую стопку денег. — Штраф за то, что ругался некрасивыми словами. Через месяц готовь по новой.
Близнецы наконец выпустили пленника, и тот рухнул без сил на колени. Поршень, посвистывая, вышел на улицу.
* * *
Когда поехали дальше. Пакля выглядел подавленным. Он наблюдал за всем через телеметрические системы шлема. Он не знал, что это будет настолько всерьез.Одно дело, отобрать ящик вина и блок сигарет у пугливых лохов-горожан. Совсем другое — обойтись так с ужасным и беспощадным Терминатором, которого боялась вся округа. Даже всемогущие близнецы не казались теперь таким уж надежным заслоном.
Поршню, впрочем, тоже было не по себе, он даже не взялся вести машину, посадив за руль Паклю. Но он всеми силами пытался поднять себе настроение. Даже насвистывал, отбивая такт пачкой денег по коленке.
— Куда теперь-то? — безрадостно спросил Пакля.
— Пожрать, выпить, — пожал плечами Поршень. — Надо же отметить. Жми прямо, я знаю кой-какие места.
Дождь уже ушел, оставив после себя пустые неуютные улицы и потемневшие от сырости дома. Машина остановилась возле подвальчика с вывеской «Терек». Пакля выпустил из фургона Пельменя и хотел было закрыть дверь, но Поршень его предостерег.
— Не запирай — на всякий случай.
У Пакли совсем не было настроения зависать по ресторанам. Ему вообще казалось, что после подобной выходки нужно драпать со станции со всех ног. Пока поверженный Терминатор не поднялся с колен и не привел толпу своих безумных дружков с кольями на перевес.
Но Поршень считал иначе. Он не для того хотел покорять Узловую, чтоб от всех бегать и всех бояться.
В низком сумрачном зальчике на них не обратили особого внимания. На Узловой всегда было полно новых лиц, всяких там приезжих, и, естественно, все они сидели по кабакам. Для них, собственно, кабаки и открывались.
Из сумрака появилась официантка, на ходу вытирая руки о передник. Лицо у нее было немолодое и строгое. Она была, как часовой, ежеминутно готовый к отражению атаки. Женщина привыкла, что заезжие водилы и торговцы вечно ей улыбаются, шутят, заигрывают, а между собой спорят, сколько палок ей кидает хозяин, сколько повар, а сколько — грузчик.
Поршень со снисходительной миной полистал меню, написанное авторучкой на обратной стороне каких-то старых накладных, тяжко вздохнул и сказал:
— Ну ладно… Вот это — на всех, — он ткнул в строчку «Бевштекс из евин. с горниром». — И салатиков. И три по сто пятьдесят.
— Хлеб надо? — с легким раздражением спросила официантка, которой, видимо, смертельно надоело всем задавать этот вопрос.
— Надо. Очень надо.
Оба приятеля Поршня сидели как на гвоздях. Беззащитная лысина Пельменя тускло отсвечивала над столом. Пакля настороженно водил глазами по сторонам, особенно часто бросая взгляд на столик в углу. Там шумно трапезничала компания небритых, помятых после дальней дороги азербайджанцев.
Поршень вдруг почувствовал приступ острого отвращения и презрения к своим новым приятелям. «Валенки они и есть валенки, — подумал он. — Хоть в ресторане, хоть в казино». Он даже разозлился. Тут бы посидеть тепло и уютно, порадоваться первой удаче, поговорить о грядущем… А эти два сидят, как пингвины, глазьями хлопают.
Выпили, поели. Поршень закурил, одновременно ковыряясь спичкой в зубах. Потом, видимо, что-то пришло ему в голову. Он толкнул коленом Паклю и прошептал ему на ухо несколько слов.
— Щас придем, — сказал Поршень, поднимаясь. Пакля тоже встал.
— Куда? — всполошился Пельмень.
— Посиди пока. Скоро чай принесут.
Оба вышли на улицу. Пельмень остался один за столом и от безысходности принялся наматывать ухо на палец. Ему ужасно тут не нравилось. Он вообще не любил чужие места и чужих людей.
Хорошая жизнь, которую так расписывал Пакля, оказалась совсем не такой. Потому что по-прежнему Пельмень ходил дурак дураком — без прав, без денег, без обещанного нового аквариума. И уж, само собой, без авторитета. Какой тут авторитет, когда все только насмехаются…
Лишь изредка ему перепадали какие-то сомнительные мелкие радости, да и то по прихоти Пакли. А еще этот Поршень появился. Зачем, спрашивается, он нужен?
Пельмень сидел один довольно долго, и его разобрало беспокойство. И официантка уже поглядывала подозрительно. Наконец она подошла и напряженно спросила:
— Еще что-нибудь?
— Нет-нет! — испугался Пельмень.
— А чай?
— И чай не надо.
Женщина отошла, а Пельмень решил пробираться потихоньку к выходу, чтобы разыскать пропавших приятелей. Но стоило ему сделать лишь один пробный шаг, как бдительная официантка вылетела наперерез.
— Куда?!! — закричала она блажным голосом, более характерным для овощных лотков, чем для ресторанов. — А платить?
— Я ребят искать… они платить… — залепетал Пельмень, приходя в страшное смятение.
Азербайджанцы в углу начали поудобнее рассаживаться, предвкушая зрелище.
— Какие еще ребята?! Я тебе дам ребята!
— Ребята, у них деньги… отошли куда-то, — Пельмень едва не расплакался, он впервые попал в такое дурацкое положение.
— Я тебе щас дам ребят! — трубила дамочка, сверкая глазами. — Ишь! Ребята ему какие-то…
Она начала кого-то визгливо звать, и почти сразу из-за неприметной дверки выдвинулся хозяин заведения — черноволосый атлетический Тагир. Его сопровождала группа единоверцев — земляки или братья.
— Чего? — грозно вопросил он.
— Вот! — Официантка уперла руки в бока. — уходить собрался, деятель. Без денег. Говорит, какие-то ребята за него должны платить.
Хозяин нахмурился. Он подошел и навис над Пельменем, с отвращением глядя на его бритую голову.
— Дэньги есть?
Пельмень замотал головой, сжимаясь в тугой нервный комочек.
— Много он сожрал? — поинтересовался Тагир у дамочки.
— Вот! — мстительно проговорила она и подала заготовленный заранее счет.
— Так… — Тагир еще больше помрачнел. — Если дэньги нет — зачэм приходить, зачэм пить, кушать?
— Ребята… — пискнул Пельмень.
— Гдэ рэбята? Нэ вижу рэбята, — огорченно развел руками Тагир.
Один из джигитов что-то посоветовал на своем языке. Пельмень разобрал только слово «рубль», да еще парочку совсем уж непечатных слов. Тагир ответил. Явственно прозвучало слово «ублюдок».
— Ладно, — сказал хозяин и пожал большими плечами. — Дэньги нет — будэм работать. Пол будэм мыть. Потом на кухня пойдем — тарэлька мыть будэм, виль-ка-ложка мыть будэм…
Пельмень представил, как ползает по полу этого гнусного кабака, собирая тряпкой плевки посетителей. Его затрясло. Он подумал, что избавление от кошмара совсем рядом. Вот дверь, там лестница, там машина с близнецами, там Пакля и Поршень, которые почему-то задерживаются. Всего-то пара шагов…
— Пускай покорячится, пускай… — злорадно проговорила официантка. — А то жрать они все здоровы…
Если б она этого не сказала. Пельмень так бы и стоял, трясясь и покоряясь судьбе. Но услышанное его взбесило. Там, на улице, — воздух, друзья, свобода, а здесь — эта стервозная дамочка, эти хамоватые кавказцы, и грязь, и унижение…
Словно какая-то тайная пружина освободилась в теле Пельменя. Он рванулся и прыгнул к двери. Но Тагир, привычный к подобным поворотам, выставил ладошку и засветил ею Пельменю прямо по физиономии.
Тот свалился. Не столько от силы удара, сколько от испуга. Просто не решился стоять, боясь снова получить по зубам. Он упал, и кто-то из кучерявой братии лениво наподдал его ногой, уже лежащего. Всем было ясно, что взять денег с этого потного дрожащего субъекта не удастся — так хотя бы попинать, поразвлечься…