Между тем, Кирилл заметил, что ему наконец перестали досаждать знаками внимания. Большинство участников вечеринки собралось возле большого экрана. На нем появлялись какие-то люди, затевалась радостная перекличка, смех, звон бокалов и хлопки в ладоши. Видимо, военные делились своей радостью с отдаленными гарнизонами.
   — Слушай, ну я еще трезвый, — раздался рядом недовольный голос Дрына. — На сухой желудок — какой праздник?
   — Пошли, — сказал Кирилл и повел его к столу.
   Они очутились перед невообразимым количеством тарелочек, кувшинчиков, прозрачных шариков, трубочек, палочек. У Кирилла глаза разбежались, он не знал, с чего тут начинать.
   — Что посоветуешь? — деловито спросил Дрын.
   — Сам не знаю, — пробормотал Кирилл, обводя глазами гастрономическое изобилие. — Обожди, сейчас разберемся…
   — Вы что-то ищете? — К ним подошла статная длинноволосая женщина в сине-стальной форме.
   Кирилл невольно задержал на ней взгляд. Женщина была яркая и вообще чертовски красивая. Она была лет на пять, может, на семь старше Кирилла.
   — Где у вас водка? — прямо спросил Дрын.
   — Водка? Сейчас… Вот здесь, — она взяла прозрачный кувшинчик с чем-то желто-оранжевым. Потом обворожительно улыбнулась. — Если не возражаете, я с вами.
   — Правильно, — одобрил Дрын. — Куда вам налить?
   Он попробовал напиток и с недоумением поморщился.
   — Это водка? Это какой-то сок.
   — Да, водка с соком, — радостно кивнула женщина. — Давайте знакомиться. Я — Миоланта.
   — Очень приятно, — кивнул Дрын. — А чистой водки нет?
   — Чистой? — Миоланта искренне удивилась. Она обернулась и поискала глазами прислугу. — Клавдия, принеси чистой водки.
   «Японка — Клавдия? — подумал Кирилл. — Классно придумали…»
   Служанка вернулась на удивление быстро, неся на подносе нечто вроде стеклянного шприца без иголки.
   — Вот, пожалуйста, — улыбнулась Миоланта. — Это чистая водка, можете добавить по своему вкусу.
   — Добавить? — Дрын почесал затылок. — Вот нам таких трубочек штучек бы пятнадцать-двадцать добавить…
   Это уже становилось интересным. Кирилл заметил, что вокруг собираются люди.
   — Хотите пить чистую водку? — спросил кто-то.
   — А что ж мне, грязную пить? — заржал Дрын, блеснув лошадиными зубами.
   Японка Клава принесла поднос с целой грудой «шприцев». Дрын начал энергично опустошать их в два бокала. Кириллу не нравилось, что обыкновенный выпивон превращают в комедию, но приходилось терпеть. Он понюхал свой бокал — водка как водка. Выпил, поморщился и заел какой-то мягкой лепешечкой.
   Зрители весело закричали и захлопали в ладоши. Сквозь толпу протиснулся невысокий лопоухий офицер и тоже потребовал чистой водки, радостно хлопая Дрына по плечу.
   — Будем гнать, кто кого перепьет? — предложил офицеру Дрын, и ему ответило восторженное многоголосье публики.
   Кирилл почувствовал, что Миоланта осторожно взяла его под руку.
   — Пройдемся? — предложила она, протягивая ему высокий зеленоватый бокал.
   — Пошли, — пожал плечами Кирилл. — Я вообще-то хотел еще разок посмотреть ваши чучела в фойе…
   — Твоя основная специальность — военный? — спросила Миоланта, когда Кирилл опять оказался перед выставкой искусственных солдат-монстров.
   — Нет, военным я стану чуть позже. Пока я просто шофер.
   — Шофер — это что?
   — Шофер — водитель автомобиля.
   Женщина недоверчиво улыбнулась.
   — И это твоя профессия?
   — А что такого?
   — Постой, я тоже умею водить машины — и наземные, и летательные, но это не может быть профессией.
   — Почему же?
   — Потому, что водить умеют все. Я умею, например, обращаться с кухонным синтезатором, но это не значит, что моя профессия — кулинар.
   — А у нас — значит — равнодушно пожал плечами Кирилл.
   Он остановился перед очередным выдающимся экземпляром — здоровенным, как медведь, косматым, с мощными трехпалыми руками. Из-под ремней и жилета андроида выбивалась серая искусственная шерсть.
   — Этот вид применяется в северных районах, — пояснила Миоланта.
   — В северных? — Кирилл обошел фигуру кругом. Трудно было представить, против какого врага можно было создать такое кошмарное чудовище.
   — Тебя интересует военная биотехника?
   — Нет, — Кирилл задумчиво покачал головой. — Просто я посмотрел сегодня из окошка машины — травка, солнышко… Классно у вас тут. И никак не пойму, с кем вы воюете.
   — Мы не воюем, мы проводим военные операции, — Миоланта улыбнулась и присела на маленький кожаный диванчик. — Это раньше воевали. Два войска вставали друг перед другом и начинали воевать, так?
   — Ну. А вы как?
   — Ты же знаешь, у нас коммерческое подразделение. Обычно бывает так: большая корпорация получает лицензию на военное установление законности на какой-то территории. Обращаются к нам, а мы по определенным расценкам вводим в районе военное положение и обеспечиваем безопасность гражданских служб. Это не война, это просто чистка, генеральная уборка.
   — И что, вы так любой город можете штурмом взять — за деньги, по лицензии?
   — Нет! — Женщина рассмеялась, встряхнув волосами. — Лицензии не выдаются на любой город. Видишь ли, осталось некоторое количество зон и областей, где нет централизованной власти. Вернее, нет никакой власти. Люди там живут буквально как первобытные племена. Очень много таких мест в Средней Азии, за Уралом. Иногда возникают специфические ситуации на космических объектах. А сейчас мы чаще всего проводим мероприятия на Северном Кавказе — там в горах обитают десятки тысяч полудиких людей.
   — Дикие люди? — пробормотал удивленный Кирилл. — У вас — здесь?
   — Да-да, — вздохнула Миоланта. — Ты говоришь, у нас хорошо. Власть и бизнес заинтересованы, чтобы везде было хорошо, но для этого нужны мы.
   Вдруг в ее больших глазах сверкнул озорной огонек.
   — А хочешь посмотреть?
   —Что?
   — Хочешь увидеть, как это происходит?
   — Можно, — пожал плечами Кирилл. — А это недалеко?
   — Идем, — она упруго поднялась, оставив на диване опустевший бокал. — Я закажу, чтобы нам туда принесли напитки.
   Кирилл взглянул еще раз на ряды чучел-бионетиков, замерших в неведомом порыве, и отправился вслед за женщиной. Пришлось спуститься на лифте — здание имело подземные этажи.
   Он оказался в полутемном низком зале, где приглушенно мерцали огоньки и тихо гудела аппаратура. Было много экранов — на стенах, на столах. Миоланта подвела его к одному из таких столов.
   — Садись, — сказала она и положила руку ему на плечо.
   Некоторое время она водила пальцами по клавишам. На экране сменялись какие-то неразборчивые картины, Кирилл не успевал ничего разглядеть.
   — Вот, — сказала женщина и убрала руку с клавиш, положив ее Кириллу на второе плечо.
   Кирилл увидел дикие горные склоны, обожженные солнцем. Изображение металось, видимо, камера была установлена на машине или даже на шлеме бойца. В какой-то момент стали видны каменные развалины, занавешенные пылью.
   — Это прямая трансляция, — пояснила Миоланта, и Кирилл почувствовал, как ее руки спустились немного ниже плеч — на грудь.
   На экране начало что-то происходить. В кадр то и дело попадало солнце, оставляя размытые пятна, но Кириллу все равно удалось разглядеть группу одетых в лохмотья людей, которые веером разбегались по склону горы.
   Вот один остановился — Кирилл успел увидеть азиатский разрез глаз, — поднял камень, швырнул прямо в объектив, но не попал и побежал дальше. Слева появилась небольшая гусеничная машина — помесь танка и джипа, из раструбов на капоте били струи белого дыма или газа. Люди побежали чуть энергичней. Грохнул взрыв, все заволокло дымом…
   На этом месте Кирилл отвлекся, потому что вошла японка-андроид и принесла поднос с бокалами. Миоланта выключила экран и пригласила Кирилла присесть на кожаный диванчик — такой же, как стоял наверху. Сама она устроилась рядом — непринужденно с ногами забралась на мягкую, почти бархатную кожу.
   — Значит, твоя специализация — водить машины? — сказала она и звонко рассмеялась.
   — Да, — Кирилл виновато улыбнулся.
   — И ты всегда будешь этим заниматься?
   — Не знаю. Всю жизнь трястись-то не очень охота. А чего делать?
   Миоланта снова рассмеялась. Похоже, она уже немного опьянела. Да и Кирилл чувствовал, что голова помаленьку начинает идти кругом. Миоланта ему нравилась, хотя и была старше. Она была красивая, непринужденная и с ней так легко было беседовать. В военной форме она смотрелась просто потрясающе. И еще от нее пахло какими-то особыми духами, от чего сердце начинало сладко ныть.
   — Может, нужно проверить, чем тебе лучше заниматься? — спросила она. — Все так делают.
   — А-а… — Кирилл махнул рукой. — Нас еще в школе проверяли. Вопросы всякие, картинки, квадратики, треугольнички… У меня вышло, что я должен быть учителем или что-то такое. А как я буду учителем, если меня выворачивает, как только школу издалека увижу? Лажа это.
   — Но мы прямо сейчас можем точно установить твой статус-фактор!
   — Это как?
   Миоланта склонилась к нему и провела кончиками пальцев по щеке.
   — Не бойся, — произнесла она нежным шепотом, — это совсем просто.
   Кирилл вдруг обнаружил, что в полумраке ее лицо кажется не таким свежим и красивым, как было наверху. То ли оно немного опухло от выпивки, то ли здешнее освещение вредило женской красоте.
   Миоланта заметила, что Кирилл ее разглядывает, и в ее глазах мелькнула тревога. Она поднялась с дивана.
   — Сейчас все узнаем, — сказала она. — Я только загружу программу в машину.
   Женщина вышла из помещения через неприметную дверь. Кирилл попробовал напиток из бокала. Он был очень ароматным, пузырился на языке, но хотелось привычной горькой водки. Японка не догадалась принести сюда еще десяток «шприцев».
   Кирилл встал, прошелся по залу. Аппаратура заговорщицки подмигивала своими лампочками. Он вдруг увидел, что дверь, через которую ушла Миоланта, не прикрыта. Не желая ничего дурного, он заглянул.
   Женщина была там. Она держала в одной руке зеркальце, а в другой — какой-то предмет, которым водила про лицу. Со стороны казалось, что она бреется. Кирилл смутился и вернулся на диван, где продолжил знакомство с напитком.
   — Ну, садись к терминалу, — бодро сказала Миоланта, вернувшись. Она вновь была прекрасной, просто неотразимой. Кирилл поднялся, но тут у нее на ремне пискнул маленький приборчик, и мужкой голос произнес:
   — Мио, тебя вызывают по внешней линии.
   — Переключи, — сказала женщина, подходя к одному из экранов.
   Возникло лицо маленькой девочки с пухлыми губками.
   — Бабушка, ты скоро придешь? — спросила девочка.
   — Еще не знаю, солнышко, — ласково ответила Миоланта.
   — А что ты мне принесешь? Принеси слоника говорящего, а то мишка совсем уже не рассказывает новых сказок.
   — Постараюсь, рыбонька моя…
   «Бабушка?! — в ужасе подумал Кирилл. — Ах ты дура старая! Тебя внуки ждут, а ты меня на диваны тащишь!»
   Ему стало не по себе, и он поднялся.
   — Пошли наверх.
   — Что случилось? — искренне удивилась женщина.
   — Пошли… меня Дрын там ждет.
   Наверху продолжался тот же веселый шумный кавардак. Слышалось, как ржет Дрын, развлекая публику. Маленького лопоухого офицера откачивал в углу медик — соревнование с Дрыном не пошло ему на пользу. Кирилл постарался сразу затеряться в толпе, чтоб престарелая Миоланта больше не брала под руку и не водила пальцами по его лицу.
   Через минуту его плеча коснулась Ираида.
   — Кирилл, — смущенно сказала она. — Я сейчас уезжаю. Очень жалко, что Сережи с вами нет. Ты не передашь ему кое-что?
   — Какой разговор? Давай.
   — Вот, — она протянула темно-серую пластинку размером с календарик. Одна сторона пластинки была закрыта непрозрачной липкой пленкой. — Только сам не отклеивай, ладно?
   — Конечно.
   — И спасибо еще раз за папу. Я так боялась, что вы его не найдете. Я завтра поеду к нему в госпиталь, доктор уверяет, что, вероятно, мы даже сможем поговорить. Я ему расскажу про вас.
   Она улыбнулась, взмахнула на прощание рукой и ушла. Кирилла вдруг посетил приступ какой-то странной грусти. «А ведь я больше никогда ее не увижу, — подумал он. — И Хрящ тоже…»
   От грусти его отвлек Дрын — веселый, разухабистый, уже прилично набравшийся.
   — Чо за деваха? — спросил он. — Познакомишь?
   — Это не для тебя деваха. Это Хряща.
   — Хряща? Этого корявого…
   — Успокойся, она тебе в дочки годится.
   — Слушай, — Дрын перешел на шепот. — А узбечки-то — ничего, а?
   — Какие тебе узбечки? Это японки. Ты уже мосты наводишь?
   — Ну стараюсь. А что?
   — Во, дурень! — Кирилл рассмеялся. — А двести двадцать вольт между ног не хочешь получить?»
   — Почему? — оторопел Дрын.
   — Они роботы, дубина! Специальные роботы для прислуживания.
   — Да? — Дрын задумчиво поскреб щеку. — Точно? А я уже зажал одну в углу…
   — Поздравляю. Ну и как?
   — Нормально, — пожал плечами Дрын. — Дойки такие рабочие… Неужели роботы? То-то она ничего не сказала. Посмотрела так странно и пошла дальше.
   — Ну ты комик…
   — Только не говори никому дома, — нахмурился Дрын.
   — Ты что? Обязательно расскажу. Пусть все знают, что у тебя эротическая тяга к сложной бытовой технике.
   Дрын сокрушенно покачал головой.
   — Ну ладно… Пошли колдырять, раз такое дело.
   — Пошли, — охотно кивнул Кирилл. — Что тут еще делать? Кстати, могу познакомить с одной симпатичной бабулькой. Милкой зовут…
* * *
   — А водка у них паршивая… — кисло проговорил Дрын утром, держась за голову. — Хуже, чем у Бодуняна.
   — А нечего было лакать литрами, — усмехнулся Кирилл. — Они ж интеллигентные люди, по граммам ее в соки капают.
   — Ладно, осядь. На себя бы вчера посмотрел…
   Оба находились в машине с зашторенными окнами. Их снова куда-то везли. Кирилл подозревал, что на космодром. Машки не было, ее посадили в другую машину.
   — И часто ты здесь проветриваешься? — спросил Дрын.
   — А то! Каждый выходной летаю.
   — Надо б еще разок сюда… со своей водкой.
   — Ага, нужен ты здесь очень.
   За окном раздался нарастающий оглушительный свист, скорее даже визг, от которого почти не защитили стекла машины. Дрын сморщился и опять схватился за голову. Кирилл оттянул шторку, выглянул. Точно, это был космодром. За деревьями опускался в клубах дыма какой-то аппарат, виднелись вышки, решетчатые мачты.
   — Приехали. Попроси хоть таблетку у кого-нибудь, а то так и будешь мучиться.
   — Пивка бы лучше, — покачал головой Дрын. Машина подъехала прямо к трапу. Кирилл вышел и увидел перед собой самый обычный самолет, разве что, какой-то непривычно массивный и приземистый, на очень коротких шасси. Следом подкатила вторая машина, из нее вышла Машка, Спартак, еще какие-то люди.
   Прощание получилось чуточку бестолковым, суетливым. Впрочем, Кирилл и не жаждал обниматься и ронять слезы на погоны этих полузнакомых людей. Он только с тревогой поглядывал на Машку, которая была мрачнее тучи.
   Спартак пока не прощался — он провожал команду до орбитальной базы. Между тем Дрыну энергично жал руку невысокий лопоухий офицер, маскируя мешки под глазами широкой улыбкой.
   Поднялись по трапу, услышали за спиной тяжелый лязг люков. Действительно, самолет как самолет, три ряда кресел… Покрасивее, правда, поинтересней наших. И стюардесса не в юбочке, а в комбинезоне.
   Салон был почти пустой, только где-то впереди трое людей странного вида переговаривались, близко наклоняясь друг к другу. Почему-то у всех у них были белые повязки на лицах.
   Кирилл захотел поговорить с Машкой, но она с печалью глядела в иллюминатор и отвечала односложно. Ей не хотелось разговаривать.
   Засвистели двигатели, самолет начал разбегаться.
   — Это орбитальный рейсовый самолет, — объяснил Спартак. — Ежедневный рейс по восьми гражданским и научным базам. Сегодня они специально меняют маршрут, чтобы нас высадить.
   За стеклами иллюминаторов вскоре появились облака, потом они оказались далеко внизу, а вскоре вообще исчезли. Смотреть вниз стало неинтересно. Земли уже не было видно, а самолет все набирал высоту. То и дело закладывало уши, иногда ускорение начинало вжимать в кресло. Потом стало холодно, но почти сразу из-под кресел начало подниматься тепло.
   Стюардесса прошла между рядами кресел.
   — Что-нибудь принести? — спросила она.
   — Да! — вскричал Дрын. — Пива!
   — Пива? — Девушка растерялась.
   — Что, пива нет? А что тогда есть?
   — Сегодня мы подаем персиковый консагель, поликрилевые фиты и пять видов селектоидов. Плюс обычный набор.
   Дрын в замешательстве взглянул на Кирилла. Тот с сомнением покачал головой — лучше не связывайся. Дрын сокрушенно откинулся на спинку кресла.
   — Пристегнитесь, — улыбнулась стюардесса, проходя мимо.
   — А что, будет невесомость? — поинтересовался Кирилл.
   — Нет, невесомости не будет. Но так положено.
   Кирилл вдруг заметил, что Машка уснула, положив голову ему на плечо. Он замер, боясь разбудить ее. Потом очень осторожно взял ее руку в свою. И ему вдруг стало необыкновенно хорошо. Гул самолета, холодное небо вокруг, чужой странный мир — и родной человек рядом. И рука в руке.
   — Нет, я так не могу, — послышался стон Дрына. — Пойду побазарю с этой подругой.
   Он вернулся очень довольный с маленькой пластиковой бутылочкой. Ему удалось объяснить, что нужен слабоалкогольный газированный напиток со вкусом ячменя. Стюардесса, морща лоб, порылась в своих закромах и нашла нечто под названием «травяной микс». С хорошим настроением Дрын подсел к Кириллу.
   — Кира, — сказал он, — а ты вправду вчера говорил, что я на композитора похож? Или прикалывался?
   — Вчера был похож, — безучастно отозвался Кирилл. — А сегодня — не знаю, на что похож.
   — Ладно, на себя посмотри… Слышь, Кира, — Дрын придвинулся и заговорил тише, — а ты знаешь, что я песни пишу?
   — Ты?! — Кирилл от удивления даже потрудился повернуть голову. — Ты — песни?
   —Да!
   — Про что? Как вы на Промзаводе у пьяных карманы чистите?
   — Ну почему? Про разное. Про десант. Про любовь тоже могу. И музыку сам на гитаре подбираю.
   — Ну удивил… — покачал головой Кирилл. — И кому ты их поешь?
   — А кому там петь? — кисло ответил Дрын. — Я так, для себя…
   — Ну зря. Занялся бы серьезно. Все лучше, чем ворованные мотоциклы разбирать.
   — Как это — серьезно? — не понял Дрын.
   — Не знаю. Собрал бы ансамбль, что ли.
   — И что?
   — А то. Вот смотри: кто сейчас дискотеки ведет?
   — Ну Хомяк.
   — Вот. А то ты мог бы играть на дискотеках. А Хомяк пусть свадьбы обслуживает.
   — Так он не пустит! — проговорил Дрын с нарастающим интересом.
   — Пустит. Он — начальник клуба, должен самодеятельность развивать. А не пустит — кляузу накатаешь куда-нибудь, что он зажимает народ. А потом, можно и в Правобережном играть. Там тоже ДК.
   — Хм… — Дрын не выдержал и расплылся в ухмылке. — Только инструменты ведь нужны.
   — Есть инструменты. Я сам видел. Раз после праздника плакаты в кладовку заносили. Смотрю: стоят — гитары, барабаны. Синтезатор даже. Все в пылище, но есть. Починишь, если что.
   — Интересно, — Дрын даже забыл про свое псевдопиво. — Можно попробовать. У нас вроде Рваный на гитаре чуточку может.
   — Многие могут. А на клавиши — девочку какую-нибудь найдешь после музыкальной школы. Вон, у Машки спросим, она всех там знает. И будешь песни свои петь, деньги зарабатывать.
   — Интересно… — пробормотал Дрын и моментально выключился из разговора, погрузившись в мечты.
   Небо за иллюминатором стало черным, прорезались колючие белые звезды. Кирилл этого уже не видел, он тоже задремал, как Машка. Он чувствовал себя очень разбитым.
   Все пришли в себя от легкого толчка, от которого чуть-чуть задрожал металлический корпус самолета. В иллюминатор был виден только серый бок орбитальной базы и какая-то рукоятка, выкрашенная ярко-красным. Грохнули люки, заскрежетали неведомые механизмы снаружи.
   Через минуту над их головами нависли однотонные потолки базы. Неподалеку группа бойцов-бионетиков неторопливо заходила в двери шлюзового портала, чтобы загрузиться в капсулу и отбыть на очередное задание.
   А через три часа, к началу очередного полупериода, в точно такую же капсулу влезли и Кирилл с Дрыном. Машка присоединилась чуть позже, она прощалась со Спартаком.
   — Дрын, на спуске будет трясти, — предупредил Кирилл. — Не вздумай орать от страха. А то сразу скажу, чтоб тебя усыпили.
   — Смотри сам не заори, — пробурчал Дрын, пристраивая свои нескладные конечности в специальные анхитравматические углубления.
   Старт походил на выстрел из пушки, впрочем, Машке и Кириллу это уже было знакомо. Дрын только ойкнул. И, надо сказать, до конца приземления держал себя в руках. Даже когда началась тряска в атмосфере.
   В Зарыбинске стояла тихая звездная ночь. Как и в прошлый раз, капсула опустилась неподалеку от города.
   Дрын долго смотрел, как капсула, высадив пассажиров, уходит вверх, в небо. Даже когда она совершенно растворилась в темноте, он продолжал смотреть.
   — Идем, чего стоишь, — сказал Кирилл. Они втроем зашагали по скошенному лугу, храня полное молчание. С Дрыном Кириллу говорить было особо и не о чем. А Машка, похоже, вообще не настроена была на разговоры. Она казалась печальной.
   — Машка, а ты куда теперь? — осенило вдруг Кирилла. — У тебя ж все стекла дома побиты. Пошли к нам.
   — Нет, Кирилл, спасибо.
   — Да почему? Мать тебя хоть днем, хоть ночью пустит. И слова не скажет.
   — Нет, спасибо. Я к соседям пойду. Там тетя Вера, она с мамой дружила. Она тоже меня в любое время пустит.
   — Как хочешь, — пожал плечами Кирилл, несколько разочарованный.
   Машку они провожали вдвоем почти до самого дома. Но на перекрестке Кирилл остановился и сказал Дрыну.
   — Ладно, ты иди. Нам поговорить надо.
   — Понял, — легко согласился Дрын и зашагал прочь. Он держал руки в карманах джинсов, и локти торчали в стороны, словно ручки у кувшина.
   Кирилл проводил его взглядом, потом повернулся к Машке.
   — Ну что, — вздохнул он. — Кончилось кино?
   — Кончилось, — кивнула Машка, глядя в землю. — Спасибо вам большое, Кирилл.
   — И продолжения не будет?
   — Какого продолжения? — Машка по-прежнему не смотрела на него.
   — Да так… Дела поделали, теперь разбегаемся — правильно? «Спасибо вам большое» и до свидания.
   — Кирилл, я не понимаю…
   — Это ничего. Зачем мы теперь тебе нужны? У тебя теперь институт, областной город, книжки, театры, друзья-очкарики.
   — Какие очкарики? — Машка чуть оторопела, но Кирилл этого не заметил. Он смотрел на нее и думал: «А что, если сейчас положить руки ей на плечи, прижать к себе, обнять крепко-крепко, найти ее губы… Что будет?»
   Он не решился. Он испугался: вдруг эти плечи окажутся твердыми, как дерево, а губы — холодными и неподвижными.
   Лучше всего просто уйти. И не унижаться.
   — Ладно, пока, — сказал он, отворачиваясь.
   — До свидания, Кирилл, — ответила Машка каким-то бесцветным голосом.
   «Конечно, — с горечью думал он, уходя. — На кой ляд я ей сдался — чурбан деревенский. Для таких, как я, — полная „навозная академия“ будущих доярок и свинарок. А про Машку нечего было и думать. Не для того она ко мне подходила…»
   Он успел пройти шагов десять, как вдруг услышал за спиной какие-то странные звуки. То ли писк, то ли…
   Он повернулся — и остолбенел. Машка не ушла. Она стояла и плакала. Причем — в голос, так, что тряслись плечи.
   — Ты что? — испуганно проговорил Кирилл, торопливо возвращаясь к ней. — Что с тобой, по дяде Спартаку соскучилась?
   — Кирилл… — выговорила наконец она. — Кирилл, я не знаю, как с тобой разговаривать. Ну зачем ты такой?
   — Машка, ты что?! — Кирилл по-настоящему испугался.
   — Я тебя боюсь, — продолжала рыдать она. — Я иногда думаю, что ты меня презираешь, что смотришь и смеешься надо мной.
   — Я — смеюсь?! — изумился Кирилл. — Да когда такое было?
   — Всегда! — почти закричала Машка. — Я никогда не могу понять, что у тебя в голове. Ты бываешь такой далекий, ты как будто не веришь мне, как будто еле терпишь меня.
   — Нет! — Кирилл был поражен. Он не знал, что может выглядеть таким в глазах Машки. — Честное слово, никогда такого не было.
   — Неправда, — прошептала она сквозь слезы. — А что же тогда было?
   Кириллу оставалось только пожать плечами.
   — Ты понимаешь, что у меня здесь никого больше нет? — Машка закрыла лицо ладонями. — Совсем никого, понимаешь? А когда ты со мной — мне ничего не страшно. Я даже в город не побоюсь уезжать, если буду знать, что ты обо мне думаешь, что ждешь.
   Она отняла руки от лица и вдруг посмотрела ясными, почти без слез, глазами.
   — Мы ведь не можем просто уезжать или просто приезжать, это слишком грустно. Приезжать нужно к кому-то, чтобы ждать встречи, чтобы радоваться ей. А я? К кому мне здесь приезжать, кроме как на кладбище? Кирилл, пойми же, у меня есть только ты.
   «У меня есть только ты…» У Кирилла голова закружилась после этих слов. Он вдруг понял, что давно уже Держит Машкины руки в своих.
   — А ты сегодня… — опять появились слезы. — А ты говоришь «пока» и уходишь.
   — Ты тоже сказала «пока», — смутился Кирилл.
   — Я не знаю, как с тобой говорить… — с отчаянием повторила Машка. — Не знаю.
   Кирилл ни о чем уже не думал. Он обнимал Машку, гладил ее волосы и что-то шептал — наверно, какие-то пустяки, просто негромкие и спокойные слова утешения. И Машкины плечи совсем не были твердыми, как он боялся. Наоборот, она прижималась к нему, ее руки держали его так крепко, словно боялись потерять.