Азербайджанцы за столиком от радости едва не подпрыгивали на своих стульях. Они никак не ожидали, что, заплатив за вино и мясо, получат еще и такой замечательный спектакль, совершенно бесплатный. Все было очень интересно, весело, динамично, но тут вдруг кто-то пинком открыл дверь.
   — Так, я не понял…
   На пороге стоял Поршень. Он оглядел всех собравшихся внимательным пронизывающим взглядом и вошел.
   — Я не понял. Кто-то хочет обидеть моего друга?
   — Еще один, — злобно прошипела официантка. Тагир, услышав, что появился просто очередной оболтус из той же никчемной компании, сразу осмелел. Он сложил мускулистые волосатые руки на груди и с кривой усмешкой покачал головой.
   — Вай, какой мальчик злой пришоль! Что, тоже тарэлька мыть будэм?
   — Кто его ударил? — негромко и внушительно проговорил Поршень, не обращая внимания на смешки.
   — А никто. Сам упаль. Пьяный быль, кушаль много, пузо тяжелый — и упаль.
   — Значит, это ты, чурка тупорылая? — Поршень остановился перед Тагиром, сверля его глазами.
   Все примолкли. Это уже не был рядовой скандальчик, запахло кровью. Тагир просто не мог перед лицом земляков спустить такое.
   — Что ты сказаль? — выдавилхозяин, и его глаза начали стекленеть.
   — Что слышал, урод черножопый. К тебе люди отдыхать пришли, а ты их по рожам?
   — Отдыхать? А дэньги люди принес отдыхать?
   — Не воняй, деньги у меня.
   — Так плати. А потом поговорим.
   — За что платить? За это? — Он указал на Пельменя, который под шумок поднялся и бочком-бочком отошел к двери.
   Кавказцы из свиты хозяина тихо загудели. Поршень против них смотрелся довольно бледно, но его наглость всех сбивала с толку.
   — В общем, ты мне теперь должен, — заявил он с непроницаемым лицом. — Вот за него.
   Пельмень, о котором шла речь, испуганно запыхтел. Он был весь в пыли, на спине отпечатался чей-то ботинок с узким носом.
   Джигиты загудели громче. Многие держали руки в карманах, тиская складные ножи. Но Поршень, душа которого уходила в пятки, пока держался молодцом. Он выдохнул дым в лицо Тагира и сплюнул на пол.
   Тагир, ошалев от нахальства приезжего незнакомца, вдруг потерял самообладание. Он сгреб Поршня за шиворот, задышал тяжело и выпучил глаза. Он не знал, как уничтожить этого молокососа: порвать пополам, свернуть шею или затоптать. Но, естественно, ничего такого сделать не успел.
   Близнецы влетели стремительно и ошеломляюще. Тагир оторвался от пола и, совершив полное сальто, приземлился на столик — прямо к оторопевшим азербайджанцам.
   Друзья хозяина загалдели было, защелкали ножичками, замахали ногами, но тоже разлетелись в стороны, как мелкий бисер. Досталось и приезжим азербайджанцам, ибо близнецы работали по принципу «свой—чужой» и нейтралитета не признавали. Даже официантка хныкала в углу, держась за отбитую ляжку.
   Буквально в течение минуты в ресторане наступил полный разгром. Тагир стоял на коленях и судорожно хрипел — один из бойцов туго держал его за шиворот. Поршень уже сидел на стуле, заложив ногу на ногу, курил и поплевывал на пол.
   — Эй, черножопый, — позвал он. — Деньги-то платить за обед или уже не надо?
   Тагир что-то просипел, по-рыбьи забившись в железном захвате близнеца.
   — Да, я тоже думаю, что не надо, — вздохнул Поршень. — Да и кормил ты нас тут какой-то парашей. Признавайся, сам собак для котлет ловишь?
   Все молчали и старались не шевелиться. Один боец держал хозяина, второй размеренно прогуливался туда-сюда, следя, чтоб никто снова не полез в драку. Никто и не лез. У всех теперь хватало ума не высовываться.
   — Ну что, чурка, ты нас запомнил? Меня, его и его, — Поршень по очереди показал на Пельменя и Паклю, который незаметно вошел и теперь стоял у двери. — Будем к тебе заезжать иногда в гости. Дружить семьями, понял? Чтоб держал для нас столик. И мясо чтоб свежее было, а не эта тухлятина. А услышу про деньги — сделаю из тебя девочку, понял?
   Тагир снова задергался и захрипел. По безмолвному приказу боец затянул ему воротник, перекрывая воздух.
   — Не слышу! Понял?
   — Понял, — выдавил Тагир.
   — Ну вот… Пошли, пацаны.
   Победоносная экспедиция никого, кроме Поршня, не обрадовала. Пакля и Пельмень по-настоящему испугались. Они боялись Поршня, как боятся ржавой гранаты, рядом с которой просто опасно находиться. Это был человек не их пошиба, у него были свои понятия и свои интересы. Он знал, что делал — а они нет.
   — Ладно, давай, — сказал Пакля и протянул руку за черным ободком, который все еще сидел на шее у Поршня.
   — Зачем? Обожди, сначала доедем. Мало ли что случится…
   «Быстро освоился, сука, — со злостью подумал Пакля. — Понравилось. Ну ничего, главное — шлем у меня».
   «А на хрен он мне теперь нужен, этот Пакля?» — подумал в свою очередь Поршень.
* * *
   — Во всем виновата только я, — вздохнула Машка и посмотрела в окно, где уже сгущались сумерки.
   — Да нет… — помотал головой Кирилл. — Я ж сам нарвался на Паклю с его страшилищем. Нечего было ходить где попало.
   — Он все равно бы тебя нашел, — ответила Машка каким-то чужим, безжизненным голосом. — Или меня. Мне кажется, он не просто так ходил с собакой-бионетиком, он искал.
   — Чего он искал?
   — Того, кто оставил следы в его дворе. Нас с тобой. Бионетику можно приказать найти кого угодно по запаху. Без всякого обучения и дрессировки собака поймет приказ и выполнит.
   Они некоторое время помолчали. Кирилл услышал, как где-то пискнула мышь.
   — Что делать будем? — проговорил он. — Или ничего пока не будем делать? Дождемся этого твоего… дядю Спартака.
   — Дождаться тоже непросто. Я даже не знаю, когда он сюда доберется. Совершенно не знаю. Может, через пять минут появится, а может — пять дней.
   — Пять дней?! — ужаснулся Кирилл. — Да он что, пешком добирается? За пять дней откуда угодно можно долететь. Он что — на Марсе?
   Машка посмотрела на Кирилла, потом сказала:
   — Нет, не на Марсе.
   — Вот это да… — сокрушенно пробормотал Кирилл. — Машка, ну так нельзя, честное слово. Дядя твой не торопится, а Пакля творит, чего хочет, и всех пугает своими уродами. Ну есть на него хоть какая-то управа?
   — Нет, — покачала головой Машка. — Пока — никакой. Только ждать.
   — Ждать? — Кирилл готов был взорваться. — Ждать и прятаться от этого придурочного? Да я прямо сейчас пойду и рожу ему набью. Очень даже просто…
   — Не набьешь. Сам знаешь, что не набьешь.
   — Ну хорошо. Зачем тогда ты раздала нам эти погремушки? — Он хлопнул по пакету с перфотроном.
   — На крайний случай, я же говорила.
   — А сейчас разве не крайний?
   — А тебе разве не пригодилось сегодня оружие?
   — Ну, это случайность… — нахмурился Кирилл. — Я говорю, почему нам не пойти и не разобраться с этим писюном? Чего бояться? Есть же и оружие, и броня, и эта штука летающая.
   — Как разобраться? — Машка внимательно посмотрела на Кирилла. — Ты хочешь застрелить Паклакова?
   — Ты что?! Нет, конечно. А вот этих чурок с глазками и весь его зоопарк…
   — Кирилл, не забывай, эти «чурки с глазками» — настоящие боевые машины. Это не по голубям стрелять. Хоть весь обвешайся броней и оружием — они все равно окажутся сильнее.
   — Ну не знаю… — буркнул Кирилл. — Подкараулить из кустов, прицелиться хорошо…
   — И получить тепловой удар градусов в пятьсот, — закончила Машка. — Вот чего ты добьешься. Кроме того, ты не подкрадешься — они слышат и чувствуют, как кошки. И наконец, ты сможешь стрелять в людей?
   — Так они ж не люди — ты говорила.
   — Почти люди. Очень похожи на людей. Просто попробуй представить, как ты целишься и… и все остальное.
   Кирилл попробовал. Ничего особенного. Идет мужик — берешь его на мушку, нажимаешь крючок — и все дела. Проще, чем в тире.
   — Ты, конечно, прав, что-то надо делать, — продолжала Машка. — Но забота у нас должна быть одна — собственная безопасность. Ни в коем случае не лезть на рожон.
   — Значит, прятаться… — скривился Кирилл. — И от кого — от Пакли!
   — Кирилл, давай попробуем разобраться.
   — Ну давай.
   — Паклаков теперь знает, что у тебя есть оружие и эвакуатор. Что он может сделать в ответ, как ты сам думаешь?
   — А я откуда знаю, что взбредет в его тупую башку?
   — Подумай. Он же твой знакомый.
   — Ну не знаю… Вообще, он очень хотел узнать, откуда у меня все это взялось. Спрашивал, собакой стращал.
   — Вот, — кивнула Машка. — Для него это важно. Значит, может прийти и еще раз попытаться узнать.
   — Куда прийти? — изумился Кирилл.
   — К тебе домой, например.
   — Домой… что-то не верится, — хмыкнул Кирилл. В Зарыбинске было не принято вмешивать в свои дела дом и родственников. Все вопросы разбирались подальше от пап и мам.
   — Почему ты сомневаешься?
   — Да ну… — поморщился Кирилл. — Пакля внаглую никогда не идет. Не такой он.
   — Только поэтому?
   Эти слова почему-то сразу отрезвили Кирилла.
   — Вообще-то, не знаю, — осторожно проговорил он. — Пакля теперь обнаглел. Такие понты ломает, что удивишься.
   — Пойми, Кирилл, все очень серьезно. Я и так кругом виновата, что втянула вас. А если вдобавок с вами что-то случится…
   Она замолчала и уставилась в окно. Там был мягкий уютный вечер. Ветерок шевелил листву, у забора переговаривались соседки, бегали детишки, кто-то ремонтировал машину, звеня ключами.
   Кирилл смотрел на Машку. Она хмурилась, переживала, чуть не плакала — а он, стыдно сказать, почти ликовал. Он был рад, что все вернулось, что Машка переживает за него, что у них опять общие заботы. А что касается Пакли и разных там опасностей, то их Кирилл даже не принимал всерьез.
   А вот Машка — она принимала. Она сидела прямо перед ним, совсем рядом — такая близкая, такая своя. И так хотелось ее утешить, защитить, убедить, что бояться нечего, что все будет хорошо.
   А еще почему-то жутко хотелось пройтись с нею по улице. Пройти через весь город — чтобы все это видели. Кирилл не удержался и вдруг взял Машку за руку. Она сразу крепко сжала его ладонь.
   — Боишься? — спросила она.
   — Да нет! — Смущенный и разочарованный Кирилл убрал руку. Он имел в виду совсем не это.
   — Понимаешь, Кирилл, если Паклаков вышел на тебя, он точно так же может вычислить любого из нас.
   — И Хряща?
   — Любого. И, мне кажется, у нас только один выход — это держаться вместе. Постоянно.
   — Это как? — Кириллу почему-то представилось, как ходят они втроем по городу, сцепившись за руки, все обвешанные доспехами и оружием.
   — Все решится за несколько дней. Эти дни вы можете побыть у меня.
   — Где у тебя? — удивился Кирилл.
   — Здесь, в доме. Или, если удобно, в саду — там есть летний домик для гостей. Главное, чтобы рядом.
   — Мы? Здесь? У тебя? — У Кирилла, видимо, был очень глупый вид, поэтому Машка принялась объяснять.
   — Понимаешь, вести войну с бионетиками бесполезно. Мы не сможем даже правильно обороняться от них — только прятаться и отступать. У нас на троих — один эвакуатор и один пульт для его вызова. Лучше будет, если мы поставим его где-нибудь здесь и всегда будем рядом. Понимаешь?
   — Ага, — механически кивнул Кирилл.
   — Если что-то произойдет — мы очень быстро окажемся далеко отсюда. Понимаешь? — повторила она.
   — Ага. А скажи мне, Машка, одну вещь. У тебя столько разных стреляющих и летающих заморочек. Неужели нет ни одной, чтобы этих бионетиков как-нибудь потихоньку выключить издаля?
   — Кирилл, — проговорила Машка с некоторой укоризной. — Ты так ничего и не понял. Скажи, тебя можно «выключить издаля»?
   — В каком смысле? Застрелить, что ли?
   — Вот именно, разве что застрелить. А они — в десятки раз сильнее тебя. Они умеют маскироваться и находить укрытия. Они прекрасно стреляют и уклоняются от выстрелов врага. Они — боевые андроиды, их создавали не для того, чтобы кто-то мог просто «выключить».
   — Не понимаю, Машка, что ты говоришь. Ты же смогла как-то?
   — Да, смогла. Просто разрядила высоковольтную батарею обоим в нервные узлы. Только потому, что они не обращали на меня внимания. Думаешь, будет второй шанс незаметно подойти к ним вплотную?
   — Не знаю.
   — Вряд ли. Да и батареи у меня больше нет.
   Кирилл сокрушенно покачал головой. Он до сих пор не мог смириться с тем, что приходится бегать от Пакли. От того Пакли, которого раньше можно было просто прогнать пинком.
   Да, в друзьях у этого слизняка появились быкообразные громилы с железными мышцами. Ну и что? Пакля—он и есть Пакля, пусть хоть целая армия за ним встанет. Ну не может такого быть на свете, чтоб его кто-то боялся. Противоестественно это.
   — Машка, — позвал Кирилл. — А ты на полном серьезе говоришь, что мы с Хрящем пока у тебя покантуемся?
   — Конечно. А тебя что-то смущает?
   — Нет-нет, я так…
   Он попытался представить, как каждое утро просыпается — и сразу видит Машку, как завтракает с ней за одним столом. Неужели такое может быть правдой? Жаль, недолго продлится. Хоть бы этот дядя Спартак не торопился, что ли…
   — Я просто так спросил, — произнес Кирилл. И добавил: — Когда нам можно перебираться?
* * *
   Майор Дутов недолго носил в себе информацию, принесенную бдительной Ильиничной. В тот же вечер он передал ее по инстанции начальнику милиции общественной безопасности. Тот, в свою очередь, на утренней планерке дал указание начальнику службы участковых.
   Последнему ничего не оставалось, как дать одному из своих подчиненных задание: проверить, действительно ли на Париже бесчинствует некий Паклаков, нарождающийся пьяница и хулиган.
   Старший участковый инспектор капитан Багота, разумеется, и не думал стремглав бежать на выполнение приказа. Он был опытным служакой и познал немало нюансов, от которых зависит успех и благополучие в службе. Он знал, что на следующий день в городе намечен локальный профилактический рейд по борьбе с пьянством, самогоноварением и заодно — с нарушением правил дорожной безопасности.
   На этот день капитан и запланировал визит к Паклакову. Всякий знает: дорого яичко к Христову дню. Ну какой интерес, какая доблесть в том, чтобы притащить в отдел очередной материал на очередного пьяницу? Их в Зарыбинске можно было отлавливать в промысловом порядке, дело обычное.
   Другой эффект, если улов приурочен к какому-то мероприятию. Тогда это будет не рутинный протокол, а показатель. Тогда в рапорте можно специально написать: «В ходе такой-то операции участковый Багота задержал…» Сводку прочитают в области, она ляжет и на стол начальника УВД.
   Нельзя сказать, что капитан был не прав. Областное начальство требовало результативности рейдов и операций. А откуда им взяться, результатам? Ну объявили усиление патрулей, и что? Те же самые милиционеры ходят по тем же улицам и хватают все тех же алкоголиков.
   Потому-то участковые и записывали загодя в свои блокноты: у кого, случись опять рейд, ружьишко изъять незарегистрированное, у кого — самогонный аппарат, у кого — мешок ворованной картошки. А кому и старый пьяный скандал припомнить.
   Таким образом, получалось, что в перерывах между рейдами горожане могли почти спокойно воровать, напиваться и вышибать зубы родным и близким. Этим они, собственно, и занимались с большой охотой.
   На время рейда райотдел расщедрился и выделил капитану Баготе автомобиль с водителем. Участковому предстояло проутюжить большой и разбросанный район, а кроме того, человеком он был вполне заслуженным, опытным, дающим стабильный результат — одним словом, можно уважить.
   Покатавшись несколько часов по окраинам и навестив постоянную клиентуру, Багота велел держать курс на Париж, где тоже имел немало подопечных. Вскоре автомобиль остановился возле дома Пакли.
   В кабине, кроме водителя и капитана Баготы, был также помощник участкового сержант Выползухин — юный парнишка, поддавшийся после армии на бессовестные посулы кадровиков-вербовщиков и пришедший служить в милицию. Пока служба ему нравилась, поскольку с него, новичка, много и не требовали.
   Проверка дебошира Паклакова представлялась капитану делом абсолютно рядовым и неопасным, поэтому в дом он отправился один. Выползухин, оставшийся в кабине без дела, бросил в рот уже которую за день сигарету и попытался поболтать с водителем:
   — А вот если, к примеру, в меня кирпичами кидают — я имею право пистолет применить?
   — Язык ты чересчур сегодня применяешь, — осадил его водитель — усатый, суровый и немногословный прапорщик.
   Выползухин докурил сигарету, хотел было зажечь еще одну, но передумал. Участковый сегодня все делал сам, без помощника. От скуки и безделья сегодня сержант выкурил столько, что во рту уже было горько.
   — Пойду отолью, — сказал он и выбрался из кабины.
   Он нашел укромный уголок между дворами, где обильно разрослась одичавшая малина. И вдруг сквозь забор заметил двоих полностью экипированных и вооруженных бойцов, которые неподвижно стояли за сараем.
   — Вы с области, а, ребята? — крикнул Выползухин. Бойцы быстро взглянули на него, но ничего не ответили. Сержант пожал плечами, после чего сделал свои дела и вернулся в машину.
   — А я и не знал, что нам в рейд ОМОН пригнали, — весело сообщил сказал он водителю.
   Прапорщик ответил ему хмурым взглядом.
   — Что городишь? Какой ОМОН?
   — А вон там стоят двое. В бронежилетах, в касках…
   Водитель неопределенно хмыкнул. После некоторого раздумья он произнес:
   — Что-то я не слышал про ОМОН. А ну-ка… — он поднял трубку рации. — Камчатка — Два один. ОМОН, что ли, тоже участвует?
   Несмотря на скверную связь, было слышно, как в дежурке кто-то засмеялся.
   — Чего, Петрович, хреново проспался после выходных?
 
   Водитель хотел было достойно ответить, но переговоры прослушивал начальник МОБ, который тут же вмешался.
   — Не засоряйте служебный канал, раздолбай! Прапорщик сердито посмотрел на Выползухина.
   — Какого лешего ты там видел? Какой ОМОН?
   — Ну говорю же, там двое стоят. Во дворике.
   — И что, прямо с оружием?
   — Вроде того.
   Прапорщик нервно забарабанил пальцами по рулю. Потом сплюнул в окно. Наконец щелкнул замком двери.
   — Пошли.
   Выползухин повел водителя в малину. Он уже и сам сомневался, не померещилось ли. Он шел вторым и тактично промолчал, когда прапорщик наступил в оставшуюся после его визита лужицу.
   — Ну вот! — радостно воскликнул сержант. — Стоят!
   — Вижу, — хмуро процедил водитель.
   Близнецы неподвижно, словно два изваяния, стояли между забором и стеной сарая. Как на посту. Ничего общего с ОМОНом водитель у них не заметил — ни нашивок, ни беретов с двуглавым орлом, ни резиновых дубинок на поясе. Просто два вооруженных субъекта в незнакомой форме.
   Прежде чем их окликнуть, многоопытный прапорщик предпринял одну вещь: переложил пистолет из кобуры в карман. Штатная закрытая кобура со всеми ее замочками и ремешками разрабатывалась вовсе не для того, чтоб народная милиция по-ковбойски выхватывала оружие. Напротив, выделывая замысловатые манипуляции на пути к пистолету, милиционер получал достаточно времени подумать: стоит ли идти на крайности? Не попытаться ли убедить бандита словами?
   — Эй! — позвал водитель. — Вы откуда такие? Его голос впечатлил бойцов не больше, чем кудахтанье из курятника. Они даже не повернули головы.
   — Позвать, что ли, Баготу? — вслух подумал водитель. — А, ладно… Подойдем сами пока.
   В заборе нашлись дыры достаточной величины, чтобы два милиционера пролезли, не снимая фуражек. В душе прапорщика шевелились сомнения. Он помнил тот черный для всей местной милиции день, когда банда террористов захватила универмаг. Злодеев он так и не увидел, зато освободители из спецвойск были в точности похожи на этих вот незнакомцев. Выходит, снова вернулись? А зачем? Это ему и хотелось выяснить, прежде чем докладывать участковому.
   Выползухин же был совершенно спокоен. Он полагался на опыт старшего товарища. Они подошли к бойцам почти вплотную и очень удивились полному отсутствию реакции.
   — Ну здрасьте, значит… — пробормотал прапорщик, несколько теряясь. — Вы тут по делу или как?
   — Да, — подключился Выползухин, который тоже должен был что-то сказать.
   Некоторое время бойцы сохраняли неподвижность. Но затем один из них поднял руку, отстранил прапорщика и направился в глубь двора. Второй молча двинулся за ним.
   Прапорщик и сержант озадаченно переглянулись. «Черт-те чо…» — пробормотал водитель и быстро зашагал за незнакомцами. Сержант увязался за ним.
   Участковый Багота тем временем нашел Паклю на заднем дворе, где тот перекладывал вино и сигареты из коробок в сумку.
   — Ты — Паклаков? — недоверчиво спросил Багота. Ему как-то сразу не поверилось, что этот прыщавый шибздик может быть источником беспорядков на Париже. Даже самые отъявленные забулдыги не всегда умели вызвать в этом районе или менее заметное беспокойство, поскольку жители тут были привычны ко многому. И вдруг — какой-то взъерошенный молокосос…
   Пакля по детской привычке сначала испугался милиционера и заканючил:
   — А что я сделал-то?
   Его и в самом деле удивило, что им интересуется участковый. Тем более сразу после набегов на злачные места Узловой. Неужели Тагир или кто-то еще побежали жаловаться? Не должны бы… Поршень очень подробно объяснил, чего им будут стоить такие жалобы.
   Впрочем, довольно быстро Пакля вспомнил, что бояться ему в этом городе особо нечего. Близнецы — они всегда рядом. Он расслабился, привалился к стене и закурил.
   — Ну? В чем дело-то?
   — В чем дело? — переспросил Багота и зловеще прищурил глаза. Словно хотел тотчас обвинить Паклю в серии убийств, шпионаже и заодно терроризме. — Жалуются на тебя соседи. Вот в чем дело.
   Пакля некоторое время ошалело хлопал глазами, а потом вдруг согнулся пополам и зашелся в хохоте. Он-то решил было, что на хвост синдикату села милиция, а оказывается, все дело в склочных соседях!
   Участковый от ярости потемнел лицом. Он не привык к тому, чтобы зарыбинская шпана над ним посмеивалась. Он любого мог заставить плакать.
   — А ну, не ржать! — рявкнул он, сжимая кулаки.
   — Да ладно… — выдавил Пакля, не в силах успокоиться. — Отдыхай, командир. Все нормально.
   Такой фамильярности Багота уже не мог стерпеть. Потеряв самообладание, он схватил Паклю за шиворот и так припечатал к стене сарая, что смех внезапно перешел в кашель.
   Одного не учел капитан — на шее у Пакли болтался черный ободок, связывающий его невидимыми нитями с телохранителями. Пакле даже не пришлось их звать. Сигнал боли и тревоги, вспыхнувший в его голове, моментально передался бойцам. И те, естественно, поспешили на помощь, отстранив с дороги водителя и сержанта Выползухина.
   Прапорщик, бежавший за близнецами, увидел, что те берут на прицел участкового. Он заорал «Стоять!», выхватил из кармана пистолет и спрятался за стволом дерева. Выползухин тоже достал пистолет и тоже спрятался, но молча.
   Встроенные детекторы бойцов-андроидов определили наличие оружия у неприятеля. Но бойцы не имели специальной директивы на физическое уничтожение людей. Поэтому первый выстрел в сторону прапорщика был предупредительным. От него с треском вспыхнула крона позади стоящей груши.
   Выползухин, лежавший под той самой грушей, даже не раздумывал, имеет ли он право применить оружие. Он с нескольких попыток передернул затвор, который все выскальзывал из взмокших дрожащих пальцев. Выстрелил наугад, перекатился под другое дерево, снова выстрелил. И опять перекатился — как его и натаскивали в учебном центре.
   Бойцы, в отличие от людей, в первую же секунду просчитали идеальные для себя позиции. Один спрятался за поленницей, другой — за непробиваемой дубовой бочкой, служившей здесь для сбора мусора.
   В мгновение ока двор и сад опустели. Все спрятались и замерли, в том числе и Пакля. Один лишь Выползухин продолжал колбаской кататься между деревьями и суматошно стрелять в воздух.
   Бойцы воспринимали его стрельбу, как прямую агрессию. Но приказа ликвидировать противника у них не было — у Пакли хватило соображения не обострять свое положение. Без директивы они могли только держать врага на расстоянии. Они и держали: от их нечастых, но впечатляющих выстрелов земля поднималась столбом. Потом рухнула часть забора. Следом снесло крышу с уборной. И наконец разлетелось в щепки дерево, за которым прятался прапорщик.
   — Отходим! — закричал он. — К машине! — тут ему по голове попала горячая гильза, вылетевшая из пистолета Выползухина. — Ты, дурень, кончай палить!
   Участковый Багота выбрался из кучи прелых опилок, в которые упал, едва началась заваруха, и постарался переместиться к своим. Но тут над его головой что-то хрустнуло, посыпались щепки, и он снова распластался.
   — Капитан, ползи, я прикрываю! — раздался крик водителя. Тут же раздались частые хлопки его пистолета — прапорщик наугад поливал огнем позиции противника. Где-то разлетелось стекло, обиженно заревела корова.
   — Петрович, гони к машине, к рации! — хрипло закричал участковый. — Я выберусь.
   Выползухин тем временем вставил свежую обойму и на четвереньках побежал к забору в поисках выгодной позиции. Ему хотелось найти место, откуда можно уничтожить врага единственным уверенным выстрелом, без беготни и канонады. К счастью, по пути он провалился в компостную яму, да еще уронил в ее гнилостные недра свой пистолет, так что никаких глупостей натворить не успел.
   Пока он искал оружие среди перепревшей ботвы, яблочных огрызков и яичной скорлупы, участковый и водитель выбрались из садика на дорогу. Они встретились в пересохшей сточной канаве — оба ошеломленные, растерянные, с выпученными глазами.