Пакля страдал, ему хотелось тепла, еды. Но у него имелось с собой то, что заменяло и дом, и стол. Он, повизгивая от нетерпения, полез в пакет и некоторое время копался там, уронив под ноги шлем.
Наконец он нашел. Медицинский пузырек с бурой жидкостью и шприц, завернутый в пакет из-под орешков, легли в руку хорошо и весомо.
С затаенным восторгом Пакля наблюдал, как наполняется шприц: один кубик, два, три… Сквозь матовый пластик резервуара вспыхивали волшебные искры счастья. Тупая игла больно протыкала кожу. Пакля искровянил всю руку, пока искал вену, но боль была ему приятна.
Мокрый утренний лес вдруг стал наполняться светом, радостным шумом ветра, пением флейт, на которых играли маленькие добрые эльфы.
Взгляд Пакли упал на грязный коровий хвост, болтающийся где-то в кустах. Он видел не корову-урода, а быстрого боевого коня. Он подобрал с земли длинную палку, надел шлем… Чего-то не хватало.
Пакля заставил бойца снять жилет и натянул его на себя. Теперь все было на месте — доспехи, шлем с забралом, копье в руке и верный конь. Напоследок Пакля снял с кроссовки шнурок и повесил на него через плечо свой пневматический пистолет.
«Домой, — думал он. — Я возвращаюсь домой после долгой войны. Рядом с конем идет мой верный оруженосец. За ним плетутся пленные рабы, неся мешки с трофеями. Меня встречают приветливые горожане. Улицы в цветах. Самая лучшая красавица садится ко мне в седло…»
Странная процессия медленно двигалась по безмолвному лесу. Впереди покачивался верхом на корове Пакля, гордо поглядывая по сторонам. За ним — боец-бионетик, следом — еще одна корова и свинья. Было тихо, птицы только начали просыпаться.
Лес кончился, и в глаза Пакли ударили лучи солнца, только-только поднявшегося над горизонтом. Он блаженно улыбнулся — его ждал впереди большой и непознанный мир.
Дорога оказалась долгой, корова не торопилась, а Пакля ее не подгонял. Он сделал остановку лишь один раз, чтобы загнать в шприц последние полтора кубика счастья. Утренняя прохлада рассеялась, стало немного припекать.
Впереди лежала река, но Пакля не остановился — он верил, что боевые кони умеют плавать. И действительно, его корова смело вошла в воду наперекор течению.
И в этот момент сработал, наконец, детектор.
Старуха Ильинична с утра была на кладбище, выпалывая сорняки на могиле мужа. Она единственная увидела, как над заброшенной церковью поднялся прозрачный серый дымок.
Бормоча проклятия в адрес нехристей, которые жгут в храме костры, она вошла под гулкие своды. Но там никого не было. И дым уже рассеялся. Старухе осталось лишь испуганно перекреститься и вернуться к своим сорнякам.
Детектор выполнил свою задачу и превратился в кусок горелого пластика.
Пакля сам не понял, как оказался под водой. Он не успел даже испугаться — боец-бионетик вытащил его на берег. В руке уже не было копья, пропал боевой конь, унесло течением пленных рабов, да и шлем потерялся в темных водах.
Пакля оперся было на плечо верного оруженосца, но тот вдруг сам начал терять равновесие. Пакля отступил, глядя перед собой с молчаливой скорбью. Боец медленно упал на колени, покачнулся, затем распластался на траве ничком.
Подойдя к неподвижному телу, Пакля встал перед ним на одно колено, склонив голову. Затем осторожно снял с бойца шлем. Это был простой шлем, без всяких электронных сложностей — обычная защитная каска. Пакля хотел установить ее на могиле павшего друга.
Но с другом стали происходить странные вещи. Он начал дымиться и съеживаться. Крошечный клапан выпустил в кровь бионетика особый состав, за несколько минут превращающий тело в груду черного шлака. Последняя боевая единица синдиката «Громовержец» перестала существовать. А вместе с ней — и сам синдикат.
Пакля продолжил путь в одиночестве. Ему было тяжело в жилете и шлеме, солнце раскаляло землю, но он а упрямо шел.
И наконец попался на глаза майору Дутову, который по случаю воскресенья ехал на дачу на служебной машине.
Первое, что сделал Дутов, — это насмерть перепугался и собрался дать по газам. Но получше разглядев жалкую фигуру, он понял — пугаться вроде бы нечего. Настал черед для удивления и возмущения.
Через двадцать минут майор ворвался в вагончик командира спецбатальона «Стрепет». Паклю, который глупо улыбался и пускал слюни, он тащил за шиворот.
— Вот он — ваш секретный противник, — с яростью выпалил Дутов и швырнул Паклю на пол. — Вот с кем вы тут сражались все это время и рушили дома.
— Это что?.. — пробормотал оторопевший полковник.
— А вот игрушечное оружие, от которого вы отстреливались из пулеметов, — Дутов грохнул о стол пневматическим пистолетом.
— Объясните! — потребовал полковник, невольно переходя на «вы».
— Объясняю, — злорадно усмехнулся Дутов. — Полторы сотни ваших солдат не смогли поймать одного придурковатого наркомана, который достал где-то каску и бронежилет. Вот он — на блюдечке с голубой каемочкой. И никаких военных секретов!
Из вагончика Дутов вышел с прорезавшимися волевыми складками около рта. Полковник некоторое время разглядывал невменяемого Паклю, который умильно сучил ножками на полу.
— Допросить, — сказал полковник заместителю, хотя было неясно, приказ это или вопрос. Через некоторое время он добавил: — Так, на всякий случай…
ЭПИЛОГ
Наконец он нашел. Медицинский пузырек с бурой жидкостью и шприц, завернутый в пакет из-под орешков, легли в руку хорошо и весомо.
С затаенным восторгом Пакля наблюдал, как наполняется шприц: один кубик, два, три… Сквозь матовый пластик резервуара вспыхивали волшебные искры счастья. Тупая игла больно протыкала кожу. Пакля искровянил всю руку, пока искал вену, но боль была ему приятна.
Мокрый утренний лес вдруг стал наполняться светом, радостным шумом ветра, пением флейт, на которых играли маленькие добрые эльфы.
Взгляд Пакли упал на грязный коровий хвост, болтающийся где-то в кустах. Он видел не корову-урода, а быстрого боевого коня. Он подобрал с земли длинную палку, надел шлем… Чего-то не хватало.
Пакля заставил бойца снять жилет и натянул его на себя. Теперь все было на месте — доспехи, шлем с забралом, копье в руке и верный конь. Напоследок Пакля снял с кроссовки шнурок и повесил на него через плечо свой пневматический пистолет.
«Домой, — думал он. — Я возвращаюсь домой после долгой войны. Рядом с конем идет мой верный оруженосец. За ним плетутся пленные рабы, неся мешки с трофеями. Меня встречают приветливые горожане. Улицы в цветах. Самая лучшая красавица садится ко мне в седло…»
Странная процессия медленно двигалась по безмолвному лесу. Впереди покачивался верхом на корове Пакля, гордо поглядывая по сторонам. За ним — боец-бионетик, следом — еще одна корова и свинья. Было тихо, птицы только начали просыпаться.
Лес кончился, и в глаза Пакли ударили лучи солнца, только-только поднявшегося над горизонтом. Он блаженно улыбнулся — его ждал впереди большой и непознанный мир.
Дорога оказалась долгой, корова не торопилась, а Пакля ее не подгонял. Он сделал остановку лишь один раз, чтобы загнать в шприц последние полтора кубика счастья. Утренняя прохлада рассеялась, стало немного припекать.
Впереди лежала река, но Пакля не остановился — он верил, что боевые кони умеют плавать. И действительно, его корова смело вошла в воду наперекор течению.
И в этот момент сработал, наконец, детектор.
Старуха Ильинична с утра была на кладбище, выпалывая сорняки на могиле мужа. Она единственная увидела, как над заброшенной церковью поднялся прозрачный серый дымок.
Бормоча проклятия в адрес нехристей, которые жгут в храме костры, она вошла под гулкие своды. Но там никого не было. И дым уже рассеялся. Старухе осталось лишь испуганно перекреститься и вернуться к своим сорнякам.
Детектор выполнил свою задачу и превратился в кусок горелого пластика.
Пакля сам не понял, как оказался под водой. Он не успел даже испугаться — боец-бионетик вытащил его на берег. В руке уже не было копья, пропал боевой конь, унесло течением пленных рабов, да и шлем потерялся в темных водах.
Пакля оперся было на плечо верного оруженосца, но тот вдруг сам начал терять равновесие. Пакля отступил, глядя перед собой с молчаливой скорбью. Боец медленно упал на колени, покачнулся, затем распластался на траве ничком.
Подойдя к неподвижному телу, Пакля встал перед ним на одно колено, склонив голову. Затем осторожно снял с бойца шлем. Это был простой шлем, без всяких электронных сложностей — обычная защитная каска. Пакля хотел установить ее на могиле павшего друга.
Но с другом стали происходить странные вещи. Он начал дымиться и съеживаться. Крошечный клапан выпустил в кровь бионетика особый состав, за несколько минут превращающий тело в груду черного шлака. Последняя боевая единица синдиката «Громовержец» перестала существовать. А вместе с ней — и сам синдикат.
Пакля продолжил путь в одиночестве. Ему было тяжело в жилете и шлеме, солнце раскаляло землю, но он а упрямо шел.
И наконец попался на глаза майору Дутову, который по случаю воскресенья ехал на дачу на служебной машине.
Первое, что сделал Дутов, — это насмерть перепугался и собрался дать по газам. Но получше разглядев жалкую фигуру, он понял — пугаться вроде бы нечего. Настал черед для удивления и возмущения.
Через двадцать минут майор ворвался в вагончик командира спецбатальона «Стрепет». Паклю, который глупо улыбался и пускал слюни, он тащил за шиворот.
— Вот он — ваш секретный противник, — с яростью выпалил Дутов и швырнул Паклю на пол. — Вот с кем вы тут сражались все это время и рушили дома.
— Это что?.. — пробормотал оторопевший полковник.
— А вот игрушечное оружие, от которого вы отстреливались из пулеметов, — Дутов грохнул о стол пневматическим пистолетом.
— Объясните! — потребовал полковник, невольно переходя на «вы».
— Объясняю, — злорадно усмехнулся Дутов. — Полторы сотни ваших солдат не смогли поймать одного придурковатого наркомана, который достал где-то каску и бронежилет. Вот он — на блюдечке с голубой каемочкой. И никаких военных секретов!
Из вагончика Дутов вышел с прорезавшимися волевыми складками около рта. Полковник некоторое время разглядывал невменяемого Паклю, который умильно сучил ножками на полу.
— Допросить, — сказал полковник заместителю, хотя было неясно, приказ это или вопрос. Через некоторое время он добавил: — Так, на всякий случай…
ЭПИЛОГ
Больница стояла на отшибе, среди зеленых садов и деревянных домиков. У входа курили старики в синих истрепанных пижамах. Тяжело сопела, изнемогая от жары, большая собака.
Кирилл, поднимаясь по лестнице, ждал, что сейчас его вытолкнет вон какая-нибудь сердитая врачиха. Но второй этаж был пустым и тихим, там не стоял даже столик дежурной сестры.
Облупленная дверь палаты была настежь открыта.
Хрящ валялся на кровати с книгой, сосредоточенно шевеля губами.
— Привет, — сказал Кирилл, обводя взглядом пустые кровати. — А тебя одного, что ли, поселили?
— Ага, как же… — фыркнул Хрящ. — Тут еще трое дедов гнездятся. Один орет по ночам всякую хреновню, другой воздух портит, третий вообще…
— А чего читаешь? — Кирилл присел на соседнюю кровать.
— А-а… — Хрящ отбросил книгу в сторону. Это был учебник немецкого.
— Н-да… — Кирилл снова оглядел уныло-голубые стены палаты. — Не очень тут весело. Кормят хоть?
— Да кормят.
— На, — Кирилл вытащил из пакета небольшой магнитофон и несколько кассет. — Развлекайся. И вот наушники еще, чтоб дедов не волновать.
— От-тана! — обрадовался Хрящ. — Чего хоть за записи? А спицу принес?
— Ага, — на одеяло легла длинная велосипедная спица. Хрящ тут же схватил ее и принялся пихать ее под гипс, чтобы почесать ногу.
— Кайф, — сказал он. — Ну рассказывай, как там городок?
— Да чего рассказывать… Стоит городок, не падает.
— Паклю-то не видел больше?
— Паклю? — Кирилл вздохнул. — Паклю в дурку отвезли — от наркоты лечиться.
— В дурку? Давно пора, — одобрительно сказал Хрящ.
— Ага… Пельмень вот к нему ездит иногда, яблоки всякие возит.
— А Поршень?
— А чего Поршень… Ходит всю дорогу с разбитой рожей. Только зарастет — ему опять расшибают. А вообще, давно не видно его. Тут какие-то братки на «Фордах» приезжали, его спрашивали. Не знаю, в общем…
— Ясно… — Хрящ замолк, перебирая кассеты.
— Когда домой отпустят? — спросил Кирилл.
— Говорят, через недельку. Но это неточно.
— Я попрошу батю, чтоб он на машине отвез. А тебя вообще-то не спрашивали, где так угораздило? — Кирилл постучал пальцем по гипсу. — Что ты докторам сказал?
— Да с докторами-то я договорился. Тут из милиции приходили…
— Да ты что? Ну и…
— Да ничего. Сказал, что упал, — Хрящ пренебрежительно махнул рукой. — Упал так упал — им только легче.
— А по правде как было? Я ж еще не знаю толком.
— Да так… Это ж я стрельнул в потолок, чтоб вы смогли вылететь через дырку. Потом по мне стрельнули. Помню только, железяки на мне звякнули. Потом как швырнуло на штабеля, как посыпалось сверху… Нога пополам. Так что, — подвел итог Хрящ, — это я вас всех спас.
— Ну, с меня литр пива, — почтительно проговорил Кирилл.
Хрящ уставился в окно, где колыхалась черная березовая ветка.
— Кира, — проговорил он, — а ты, когда там был… Вот там, — он показал пальцем в потолок, — с Ираидой-то не виделся?
— Виделся, — кивнул Кирилл.
— И чего?
— Ну чего… Вспоминала тебя.
— Да-а? — Хрящ разволновался. — Ничего не передавала?
— Да, просила передать кое-что.
— Что, говори!
— Просила сказать, что таких дураков набитых она в жизни не видела. Что таких, как ты, надо в банки со спиртом закрывать и показывать за деньги.
Хрящ снова отвернулся к окну и обиженно засопел.
— Да ладно, не плачь, — Кирилл протянул ему небольшой плотный прямоугольник, похожий на календарик. — Вот тебе от нее посылка.
Хрящ вцепился в карточку и подался назад, чтобы Кирилл не подсмотрел.
— Отклеивать надо? — растерянно спросил он.
— Ну отклеивай.
С гипертрофированной осторожностью Хрящ снял с карточки липкую пленку. Его глаза удивленно округлились. Кирилл не выдержал и тоже посмотрел.
На карточке была Ираида — совсем настоящая, живая. Она улыбнулась и начала говорить. Голос был негромким, но очень чистым.
«Сережа, спасибо огромное за папу. Я никогда тебя не забуду. И еще — я про тебя узнала. У тебя все-все будет хорошо. Прощай…»
Она снова улыбнулась и приложила пальцы к губам. Изображение застыло. Теперь в руках Хряща была просто фотография, на которой фантастически красивая девчонка посылала ему воздушный поцелуй.
— Что она узнала? Что? — заволновался Хрящ, едва не подпрыгивая на кровати. Он даже пощелкал ногтем по карточке, помял ее, но Ираида не оживала. — Кира! — взмолился Хрящ. — Про что она говорила? Что у меня будет хорошо?
— Она же сказала — все.
— Но тебе-то она объяснила?
— Ни слова не сказала. Только все вздыхала, что ты не прилетел.
Хрящ откинулся на подушку, кусая губы от досады.
— Ладно тебе… — нерешительно проговорил Кирилл. — Кончай, больным нельзя нервничать, — внезапно он понял, что Хрящ хочет остаться один. — Ну пойду я. Принести еще чего-нибудь?
— Да не знаю… Ты пива вроде обещал?
Кирилл выбрался из больницы и пошел по улице, закинув пакет за плечо. На первом же перекрестке он неожиданно наткнулся на Дрына, который копался в двигателе древнего облупленного «Чезета».
Остановившись, Кирилл некоторое время с усмешкой наблюдал за его стараниями. Потом сказал:
— Салют композиторам. Что, рояль не настраивается?
Дрын обернулся.
— А, привет. Видишь вот, провод вылетает… Обожди пять секунд, подвезу до города.
— Ну подвези, — Кирилл присел на корточки, закурил.
Дрын щелкал плоскогубцами, вполголоса матерясь.
— Как там музыка? — поинтересовался Кирилл. — Играет?
— Да ну на фиг… — пробормотал Дрын, не оборачиваясь. — Рваный нормально такты держит, девочка на «Ионике» тоже терпимо. А Вано на барабанах молотит, как бесноватый. Попробовал Удота посадить — так он, паскуда, сразу мне барабан бычком прожег.
— Тяжелый случай.
— Ага… Может, ты на барабанах посидишь?
— Не-а. Какие мне барабаны — повестка со дня на день придет.
— А-а, у нас Брюхо тоже вот… Вместе пойдете. Ну ничего, я их вышколю, музыкантов этих хреновых, — Дрын поднялся, кинул плоскогубцы под сиденье. — Ну, помчали.
Мотоцикл так звонко трещал, что прочие звуки тонули, как в болоте.
— Ты к Машке? — крикнул Дрын.
— Не, я домой. Машка в город отъехала по делам.
— Все поступает?
— Поступила давно.
— Ну теперь держись, Кира, — засмеялся Дрын.
— С чего это?
— Город! Девка-то красивая… Танцы-жманцы-ресторанцы.
— А ты ее ни с кем не путаешь?
За квартал до центральной улицы Дрын остановил мотоцикл.
— Дальше сам добежишь?
— Добегу, — заверил Кирилл, пряча усмешку. Все понятно: на улице полно людей, и Дрын опасается принародно катать гимназиста. Нет — значит нет, можно и пешком пройтись.
Пройтись не удалось, потому что через десяток шагов мотоцикл Дрына снова оказался рядом.
— Ладно, черт с ними, — сказал он, глядя в сторону. — Поехали.
— Я тоже так думаю, — согласился Кирилл. — Черт с ними, поехали.
— Держись, не падай! — крикнул Дрын, выкручивая газ.
— Не упаду, — заверил его Кирилл.
Кирилл, поднимаясь по лестнице, ждал, что сейчас его вытолкнет вон какая-нибудь сердитая врачиха. Но второй этаж был пустым и тихим, там не стоял даже столик дежурной сестры.
Облупленная дверь палаты была настежь открыта.
Хрящ валялся на кровати с книгой, сосредоточенно шевеля губами.
— Привет, — сказал Кирилл, обводя взглядом пустые кровати. — А тебя одного, что ли, поселили?
— Ага, как же… — фыркнул Хрящ. — Тут еще трое дедов гнездятся. Один орет по ночам всякую хреновню, другой воздух портит, третий вообще…
— А чего читаешь? — Кирилл присел на соседнюю кровать.
— А-а… — Хрящ отбросил книгу в сторону. Это был учебник немецкого.
— Н-да… — Кирилл снова оглядел уныло-голубые стены палаты. — Не очень тут весело. Кормят хоть?
— Да кормят.
— На, — Кирилл вытащил из пакета небольшой магнитофон и несколько кассет. — Развлекайся. И вот наушники еще, чтоб дедов не волновать.
— От-тана! — обрадовался Хрящ. — Чего хоть за записи? А спицу принес?
— Ага, — на одеяло легла длинная велосипедная спица. Хрящ тут же схватил ее и принялся пихать ее под гипс, чтобы почесать ногу.
— Кайф, — сказал он. — Ну рассказывай, как там городок?
— Да чего рассказывать… Стоит городок, не падает.
— Паклю-то не видел больше?
— Паклю? — Кирилл вздохнул. — Паклю в дурку отвезли — от наркоты лечиться.
— В дурку? Давно пора, — одобрительно сказал Хрящ.
— Ага… Пельмень вот к нему ездит иногда, яблоки всякие возит.
— А Поршень?
— А чего Поршень… Ходит всю дорогу с разбитой рожей. Только зарастет — ему опять расшибают. А вообще, давно не видно его. Тут какие-то братки на «Фордах» приезжали, его спрашивали. Не знаю, в общем…
— Ясно… — Хрящ замолк, перебирая кассеты.
— Когда домой отпустят? — спросил Кирилл.
— Говорят, через недельку. Но это неточно.
— Я попрошу батю, чтоб он на машине отвез. А тебя вообще-то не спрашивали, где так угораздило? — Кирилл постучал пальцем по гипсу. — Что ты докторам сказал?
— Да с докторами-то я договорился. Тут из милиции приходили…
— Да ты что? Ну и…
— Да ничего. Сказал, что упал, — Хрящ пренебрежительно махнул рукой. — Упал так упал — им только легче.
— А по правде как было? Я ж еще не знаю толком.
— Да так… Это ж я стрельнул в потолок, чтоб вы смогли вылететь через дырку. Потом по мне стрельнули. Помню только, железяки на мне звякнули. Потом как швырнуло на штабеля, как посыпалось сверху… Нога пополам. Так что, — подвел итог Хрящ, — это я вас всех спас.
— Ну, с меня литр пива, — почтительно проговорил Кирилл.
Хрящ уставился в окно, где колыхалась черная березовая ветка.
— Кира, — проговорил он, — а ты, когда там был… Вот там, — он показал пальцем в потолок, — с Ираидой-то не виделся?
— Виделся, — кивнул Кирилл.
— И чего?
— Ну чего… Вспоминала тебя.
— Да-а? — Хрящ разволновался. — Ничего не передавала?
— Да, просила передать кое-что.
— Что, говори!
— Просила сказать, что таких дураков набитых она в жизни не видела. Что таких, как ты, надо в банки со спиртом закрывать и показывать за деньги.
Хрящ снова отвернулся к окну и обиженно засопел.
— Да ладно, не плачь, — Кирилл протянул ему небольшой плотный прямоугольник, похожий на календарик. — Вот тебе от нее посылка.
Хрящ вцепился в карточку и подался назад, чтобы Кирилл не подсмотрел.
— Отклеивать надо? — растерянно спросил он.
— Ну отклеивай.
С гипертрофированной осторожностью Хрящ снял с карточки липкую пленку. Его глаза удивленно округлились. Кирилл не выдержал и тоже посмотрел.
На карточке была Ираида — совсем настоящая, живая. Она улыбнулась и начала говорить. Голос был негромким, но очень чистым.
«Сережа, спасибо огромное за папу. Я никогда тебя не забуду. И еще — я про тебя узнала. У тебя все-все будет хорошо. Прощай…»
Она снова улыбнулась и приложила пальцы к губам. Изображение застыло. Теперь в руках Хряща была просто фотография, на которой фантастически красивая девчонка посылала ему воздушный поцелуй.
— Что она узнала? Что? — заволновался Хрящ, едва не подпрыгивая на кровати. Он даже пощелкал ногтем по карточке, помял ее, но Ираида не оживала. — Кира! — взмолился Хрящ. — Про что она говорила? Что у меня будет хорошо?
— Она же сказала — все.
— Но тебе-то она объяснила?
— Ни слова не сказала. Только все вздыхала, что ты не прилетел.
Хрящ откинулся на подушку, кусая губы от досады.
— Ладно тебе… — нерешительно проговорил Кирилл. — Кончай, больным нельзя нервничать, — внезапно он понял, что Хрящ хочет остаться один. — Ну пойду я. Принести еще чего-нибудь?
— Да не знаю… Ты пива вроде обещал?
Кирилл выбрался из больницы и пошел по улице, закинув пакет за плечо. На первом же перекрестке он неожиданно наткнулся на Дрына, который копался в двигателе древнего облупленного «Чезета».
Остановившись, Кирилл некоторое время с усмешкой наблюдал за его стараниями. Потом сказал:
— Салют композиторам. Что, рояль не настраивается?
Дрын обернулся.
— А, привет. Видишь вот, провод вылетает… Обожди пять секунд, подвезу до города.
— Ну подвези, — Кирилл присел на корточки, закурил.
Дрын щелкал плоскогубцами, вполголоса матерясь.
— Как там музыка? — поинтересовался Кирилл. — Играет?
— Да ну на фиг… — пробормотал Дрын, не оборачиваясь. — Рваный нормально такты держит, девочка на «Ионике» тоже терпимо. А Вано на барабанах молотит, как бесноватый. Попробовал Удота посадить — так он, паскуда, сразу мне барабан бычком прожег.
— Тяжелый случай.
— Ага… Может, ты на барабанах посидишь?
— Не-а. Какие мне барабаны — повестка со дня на день придет.
— А-а, у нас Брюхо тоже вот… Вместе пойдете. Ну ничего, я их вышколю, музыкантов этих хреновых, — Дрын поднялся, кинул плоскогубцы под сиденье. — Ну, помчали.
Мотоцикл так звонко трещал, что прочие звуки тонули, как в болоте.
— Ты к Машке? — крикнул Дрын.
— Не, я домой. Машка в город отъехала по делам.
— Все поступает?
— Поступила давно.
— Ну теперь держись, Кира, — засмеялся Дрын.
— С чего это?
— Город! Девка-то красивая… Танцы-жманцы-ресторанцы.
— А ты ее ни с кем не путаешь?
За квартал до центральной улицы Дрын остановил мотоцикл.
— Дальше сам добежишь?
— Добегу, — заверил Кирилл, пряча усмешку. Все понятно: на улице полно людей, и Дрын опасается принародно катать гимназиста. Нет — значит нет, можно и пешком пройтись.
Пройтись не удалось, потому что через десяток шагов мотоцикл Дрына снова оказался рядом.
— Ладно, черт с ними, — сказал он, глядя в сторону. — Поехали.
— Я тоже так думаю, — согласился Кирилл. — Черт с ними, поехали.
— Держись, не падай! — крикнул Дрын, выкручивая газ.
— Не упаду, — заверил его Кирилл.