Уильямс Тэд. Марш теней

   – Не убивай меня, господин, прошу тебя, – пропищал он. Теперь в его глазах была надежда, а не страх. – Отпусти меня на волю. Исполню любое твое желание. Всем известно, крышевики верны своему слову.
   Кремень нахмурился, но отпустил человечка. Пленник поднялся на ноги, поколебался немного, сделал несколько шажков и остановился. Кремень не шевелился. Лицо крошечного человека выражало недоумение. Наконец он развернулся и направился по заросшим мхом стыкам шифера к гребню крыши, держа лук в руке, но через каждые несколько шагов оглядывался назад, словно боялся, что его освобождение – лишь жестокая игра. Но вот он добрался до гребня, а мальчик по-прежнему не сдвинулся с места.
   – Вы очень добры, господин! – крикнул ему человечек. Его голос был едва слышен даже с полутора ярдов. – Клянусь, Жуколов и его потомки не забудут вас!
   Он скрылся за гребнем крыши.
   Кремень сидел, прислонившись к трубе. Когда солнце поднялось высоко, а в часовне смолкло приглушенное пение, он начал спускаться вниз.
 
   Роза держала наготове носовой платок. Бриони испытывала благодарность к ней и одновременно сердилась на себя за то, что нуждалась в этом. Она и представить не могла, что отполированный деревянный ящик будет выглядеть так жутко. Монотонные погребальные песни сменяли друг друга, и постепенно Бриони успокоилась.
   Тело Кендрика покоилось в гробу, не подобающем особе королевской крови. Сделать подходящий не хватило времени, и это казалось Бриони позором. Найнор заверил ее, что им и так повезло: фандерлинги привели в порядок склеп за очень короткое время. Настоящий гроб с резными украшениями закончат позже, без спешки. Если поспешить, перед вечностью предстанет незавершенное изображение – словно на Кендрика надели грубую маску. Ведь она не захочет такого, не правда ли? Как только каменный гроб будет готов, тело Кендрика переложат в него.
   Тем не менее это казалось позором.
   В зале часовни присутствовали члены семьи и домочадцы, такие как Роза и Мойна. Здесь же был мрачный, словно туча, Чавен и старый Пазл, одетый в черно-серый шутовской костюм, но без шляпы. Однако передняя скамья, предназначенная для королевской семьи, оставалась полупустой. Мачеха Бриони Анисса, прикрывая живот, сидела чуть в стороне, рядом с Мероланной. Лицо королевы скрывала черная вуаль. Анисса громко рыдала и всхлипывала.
   «В кои-то веки мы вытащили ее из постели», – с горечью подумала Бриони.
   В последнее время она очень редко видела королеву. Анисса превратила башню Весны в свою крепость, занавесив все окна и окружив себя женщинами, как попавший в осаду монарх окружает себя солдатами. Бриони всегда недолюбливала мачеху, теперь же эта женщина стала ей и вовсе неприятна.
   «Твой муж в плену, женщина, а один из его детей убит, – мысленно говорила мачехе принцесса. – В такой ситуации, даже с ребенком во чреве, ты могла бы оказать нам какую-нибудь помощь. Вместо этого ты прячешься в своем гнездышке, словно ворона, высиживающая яйца».
   Наконец пение прекратилось. Иерарх Сисел, одетый в парадный красно-серебристый наряд, поднялся и встал у гроба, чтобы начать похоронную молитву. Сисел умел делать это очень хорошо, и было ясно, почему на столь высокий пост король Олин выбрал именно его, несмотря на несогласие духовных властей в Сиане. Там Сисела считали слишком слабым сторонником политики тригоната.
   Сисел произносил знакомые слова с состраданием и искренностью. Часовня Эривора наполнилась звуками заупокойной литании, и Бриони показалось, что в ее памяти воскресают воспоминания детства. Она словно слышала отголоски тех дней, когда они с братьями стояли в церкви и перешептывались, раздражая и Мероланну, и старого набожного отца Тимойда – те двое знали, что король Олин не станет бранить детей за проступки, которые он и сам нередко совершал и считал пустяками.
   «Но теперь я не ребенок, и мне негде спрятаться от жизни».
   Сисел уже произносил слова эпитафии. Придворные покорно вторили ему, а Бриони отвлек какой-то шум рядом с ней. Мойна тихо, но раздраженно разговаривала с юным пажом.
   – Чего хочет мальчик? – шепотом спросила Бриони.
   – Я от вашего брата, ваше высочество, – тоже шепотом сообщил паж.
   Бриони с трудом наклонилась к мальчику. Платье мешало ей дышать.
   – От Баррика? – спросила она.
   Ну конечно от Баррика. Если бы старший брат прислал сейчас гонца, этот посланец не был бы сопливым мальчишкой.
   – Он хорошо себя чувствует?
   – Ему лучше. Он просил передать, чтобы вы не ходили в ск… скл – Мальчик нервничал и не мог вспомнить слово.
   «Неудивительно: ведь он стоит перед богиней ночи, – подумала она. – Вы рады, лорд Броун? Я больше не плачущая девочка – теперь мной можно пугать детей».
   – Наверное, в склеп?
   – Да, ваше высочество, – тотчас кивнул ребенок, по-прежнему не глядя ей в глаза. – Принц сказал, что вы не должны туда входить, пока не увидите то, что он вам пришлет.
   – Что он хочет мне прислать?
   Бриони обернулась к Розе – та с несчастным видом смотрела на гроб в алтаре, украшенный знаменем с изображением волка и звезд Эддонов, но по-прежнему внушавший ужас.
   Громко переговаривавшиеся за спиной Бриони вельможи вызвали у принцессы приступ гнева: какое неуважение!
   – Почему эти болваны шумят? – обратилась она к фрейлине. – Роза, ты слышала, что сказал мальчик? Что собирается прислать мне Баррик?
   – Себя самого, – прозвучал ответ, и Бриони обернулась. Сердце больно екнуло в ее груди. В длинном плаще, кое-как наброшенном на ночную рубашку, с лицом еще бледнее обычного, Баррик и сам походил на покойника. Брат-близнец Бриони стоял в проходе часовни, поддерживаемый с обеих сторон стражниками. Принцу стоило невероятных усилий дойти сюда, лицо его блестело от пота, и он никак не мог сфокусировать взгляд на сестре.
   Бриони выпрямилась и протиснулась мимо Мойны. Хорошо, что они стояли впереди, и принцессе не пришлось прокладывать себе путь между двумя рядами скамей, словно каравелле у тесного причала. Платье и жесткий корсет мешали, но она сумела обнять Баррика. Теперь все в часовне смотрели на них. Отстранившись от юноши, Бриони поцеловала его в щеку, горячую то ли от лихорадки, то ли от напряжения.
   – Какой же ты дурачок, – шепнула она. – Что ты здесь делаешь? Тебе нужно лежать в постели!
   Он застыл в ее объятиях, потом отступил на шаг и оттолкнул стражников, которые поддерживали его.
   – Что я здесь делаю? – громко спросил он. – Я принц дома Эддонов! Неужели ты хотела похоронить брата без меня?
   Бриони прижала пальцы к губам. Ее удивил тон Баррика, но еще более поразило злобное выражение его лица.
   Похоже, этот жест сестры тронул принца больше, чем объятие и поцелуй. Злость прошла, и он расслабился. Один из стражников снова поддержал его за локоть.
   – Ах, Бриони, прости, – уже совсем другим тоном заговорил Баррик. – Я болен. Было так трудно дойти сюда, приходилось то и дело останавливаться, чтобы отдышаться. Но я должен… ради Кендрика.
   – Конечно, Баррик, конечно. Садись.
   Бриони освободила место для брата. Он устроился рядом, продолжая крепко сжимать руку сестры в своей влажной горячей ладони.
   Иерарх Сисел подождал, пока все придворные рассядутся. Он едва приподнял бровь, выражая сдержанное удивление, и вернулся к прерванной молитве.
 
   – «В счастливый час или в час скорби пришли мы в мир. Достойно ли мы живем, или поступки наши оскорбляют небеса – лишь краткий миг на земле отпущен нам богами». Так говорил оракул Иарис во дни славы Иеросоля. И он был прав. Ничто в мире не убережет нас от смерти, как бы высоко ни взлетел человек. А за ее порогом самый простой человек может занять место рядом с бессмертными. Мы предаем Керниосу, покровителю плодородных земель, смертную оболочку Кендрика Эддона. Мы возвращаем покровителю вод Эривору кровь, что текла в жилах покойного. Перину, повелителю неба, мы передаем его душу, чтобы она смогла вознестись к небесам и попасть в чертоги богов, как птица, летящая по ветру, возвращается в свое гнездо. Да пребудет с тобой благословение Троих, брат наш. Да пребудет оно и с теми, кто остается. В мире станет темнее без света, что ты унес с собой, но свет этот ярко воссияет в чертогах богов и станет звездой в ночи…
 
   Завершив молитву, иерарх бросил горсть земли на крышку гроба, пролил туда воды из кувшина для церемоний, а сверху положил белое перо. Вельможи повторяли слова священника. Четверо стражников вставили два длинных шеста в специальные отверстия, чуть-чуть помяв знамя Эддонов, так что оскал волка приобрел смущенный вид, потом подняли гроб и понесли его к дверям часовни.
   Бриони шла за гробом очень медленно, чтобы Баррик не отставал. Она протянула руку, приподняла знамя и коснулась полированного дерева. Она не находила слов и никак не могла заставить себя поверить, что в деревянном ящике действительно лежит Кендрик.
   «Это слишком жестоко – положить его под камень. Он так любил ездить верхом, бегать…»
   Когда гроб выносили из часовни, Бриони, шедшая позади стражников, снова заплакала. Придворные выстроились в ряд за спинами близнецов. Остальные домочадцы остались ждать на дорожке, усыпанной цветами. Слуги и менее значительные вельможи провожали взглядами гроб с останками принца. Многие плакали и причитали, словно он умер сегодня. Бриони растрогала их скорбь, но одновременно ее раздражал этот шум. На мгновение она потеряла над собой контроль – пришлось сделать усилие, чтобы не побежать обратно в часовню. Она повернулась к Баррику и поняла, что брат едва замечал окружающих. Он смотрел в землю и сосредоточенно передвигал ноги, словно тащил себя вслед за гробом. Бриони видела, что брату очень плохо, и ей было больно и страшно смотреть на него: казалось, здесь присутствовало только тело Баррика, а сам он по-прежнему оставался в плену лихорадочного бреда.
   Бриони отвернулась, обвела взглядом толпу и заметила на стене крошечного светловолосого ребенка, внимательно наблюдавшего за происходящим. Надо полагать, он залез туда, чтобы лучше видеть похороны. Принцесса испугалась: мальчик забрался слишком высоко. Впрочем, он казался очень спокойным, словно белка на верхушке дерева.
   Баррик догнал ее и зашептал на ухо:
   – Знаешь, они повсюду.
   – Кто они? – переспросила Бриони. Сначала она решила, что брат говорит о маленьком мальчике на стене.
   – Только тихо. – Принц прижал палец к губам. – Они не догадываются, что я все о них знаю. Но когда я воспользуюсь своим правом по рождению, они заплатят за то, что сотворили.
   Он приостановился и опустил глаза. Губы его растянулись в мучительной улыбке.
   «Пусть это побыстрее закончится, – взмолилась принцесса. – О милосердная Зория, позволь нам упокоить тело брата, и пусть этот день наконец завершится».
   На кладбище процессия растянулась в проходах среди древних надгробий, постепенно продвигаясь к фамильной усыпальнице. Бриони, Баррик, Анисса, Мероланна и еще несколько человек прошли внутрь склепа вслед за стражниками, поднявшими на плечи скорбную ношу. Вельможи остались за порогом.
 
   В толпе одетых в траурные платья больших людей, собравшихся на кладбище, Чет чувствовал себя так, будто заблудился в чаще черных деревьев. Мальчика нигде не было.
   Чету оставалось лишь ждать. Похороны почти закончились. Очень скоро королевская семья покинет усыпальницу, и люди разойдутся. Может быть, тогда удастся найти мальчишку.
   «Опал никогда не простит мне этого, – подумал он. – Что могло с ним случиться? Здесь столько народу. Он мог встретить своих родственников».
   Чет был уверен: это Опал сумеет пережить, если будет точно знать, что так оно и есть.
   «Но дело не только в жене, – признался он самому себе. – Я тоже буду скучать по мальчику и горевать о нем… Гром и молния, Чет, ты послушай себя! Говоришь так, будто в гробу лежит не принц, а Кремень. Да он просто сбежал погулять, и все…»
   Чья-то рука коснулась спины фандерлинга. Он оглянулся и увидел мальчика.
   – Ты?! Где ты был?
   Сердце его забилось от неожиданной радости. Чет обнял мальчика и прижал к себе, сам удивляясь своему порыву. Кремню это и вовсе не понравилось. Чет отпустил его и внимательно осмотрел. Ребенок был спокоен. Казалось, он знает какую-то тайну; впрочем, так казалось всегда.
   – Где ты был? – снова спросил Чет.
   – Я встретил одного старичка.
   – Какого еще старичка? О ком ты?
   Кремень не ответил. Он пристально смотрел на дверь усыпальницы, где недавно скрылась королевская семья. Оттуда уже кто-то выходил – значит, похороны закончились.
   – Так ты не сказал, где был, – настаивал Чет.
   – Почему та женщина смотрит на меня? – спросил мальчик.
   Чет обернулся и в центре похоронной процессии увидел полную пожилую даму в платье из черно-золотой парчи. Ему показалось, что это тетушка покойного принца – Мероланна. Удивительно, но она и в самом деле пристально смотрела на мальчика, а потом зашаталась, словно собиралась упасть в обморок. Кремень быстро спрятался за спину Чета, но фандерлинг не понял: испугался мальчик или просто не хотел, чтобы на него глядели. Чет повернулся к герцогине: служанки поддерживали ее под руки и уводили в сторону внутреннего двора. Она оглядывалась по сторонам, и по лицу ее было видно, что она и боится, и хочет еще раз увидеть ребенка. Наконец она скрылась в толпе.
   Не успел Чет понять, что все это значит, как люди заволновались и стали перешептываться. Чет ухватил мальчика за рукав, чтобы тот снова не сбежал. Из усыпальницы выходили принц и принцесса. Стражники окружали их. Королевские дети выглядели глубоко потрясенными, особенно принц: бледный, с ввалившимися глазами, он и сам походил на ожившего мертвеца, решившего прогуляться.
   «Несчастная семья Эддонов», – подумал Чет, когда близнецы шли мимо него.
   Их окружали придворные и слуги, но и в этой толпе они казались совершенно одинокими, словно на земле осталась только малая часть их существа. Трудно было поверить, что перед фандерлингом предстали те же люди, что встретились Чету и Опал на холмах несколько дней назад.
   «Сейчас на них лежит весь груз мира», – подумал Чет.
   Впервые он понял истинное значение древнего изречения и явственно ощутил убийственную тяжесть грязного холодного камня. Это чувство заставило его содрогнуться.
 

 

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Лунный свет

   Король Клаон, отца воды возлюбленный потомок, напуган был словами нищего бродяги и поклялся, что всякого ребенка, рожденного со знаком порочности на теле, найдет и уничтожит…

Из «Компендиума прописных истин».

Книга Тригона

13. ЗАДАНИЕ ВАНСЕНА

   ЗАЛ СУДЕБНЫХ ЗАСЕДАНИЙ
 
   Силен тот человек, кто не поет,
   А кто поет, не повернется даже
   На двери закрывающейся стук.

Из «Оракулов падающих костей»

   – Я не желаю ничего больше слушать.
   Он устал. Голова болела. Он чувствовал себя смертельно больным. Ему казалось, он никогда уже не поправится по-настоящему. Хотелось только одного: бросать об пол тяжелый кожаный мяч, что он и делал. И не собирался останавливаться, чтобы о чем-то думать.
   – Ну пожалуйста, Баррик, умоляю тебя, – говорил Гейлон Толли.
   Он изо всех сил старался не показать своего нетерпения. Это и позабавило, и рассердило Баррика.
   – Принц Баррик, – поправил он молодого герцога. – С недавних пор я принц-регент, а не просто ваш младший кузен, поэтому вы не должны разговаривать со мной в таком тоне.
   Гейлон кивнул.
   – Конечно, ваше высочество. Простите мою оплошность.
   – Уже лучше. – Баррик улыбнулся. – Ладно, повторите еще раз.
   – Я хотел… – Герцог Саммерфильдский снова изобразил терпеливое выражение лица. – Я хотел сказать, что сегодня утром ваша сестра опять встречалась с послом Лудиса – с этим черным Даветом.
   – Одна? За закрытыми дверями?
   – Нет. – Гейлон покраснел. – В саду, в присутствии других людей.
   – Ага.
   Баррик снова стукнул по мячу. Новость взволновала его, но он не хотел это показывать, чтобы не доставлять удовольствия Гейлону.
   – Значит, моя сестра, принцесса-регент, разговаривала в саду с послом человека, который держит нашего отца в плену?
   – Да, но… – Гейлон нахмурился и повернулся к Авину Броуну: – Принц Баррик не желает меня понимать, Броун. Попытайтесь объяснить вы.
   Комендант пожал плечами. Он был необыкновенно крупным человеком, и его простое движение, казалось, способно обрушить лавину.
   – Создается впечатление, что ей приятно общество посла, – сказал Броун. – Она очень внимательно прислушивается к его словам.
   – Когда вы болели, принцесса имела продолжительную встречу с Даветом, ваше высочество, – подхватил Гейлон. – Кроме дан-Фаара, она ни на кого не обращала внимания.
   «Не обращала внимания…» – мысленно повторил его слова Баррик.
   Даже сквозь болезненный туман в воображении принца, сквозь усталость и лихорадочное состояние, что опутывали его, словно паутина, он все-таки смог понять значение этих слов.
   – То есть она обращает больше внимания на него, нежели на вас, – произнес Баррик. – Вы это хотите сказать, Гейлон?
   – Вовсе нет!
   – У меня создается впечатление, что вы пытаетесь рассорить меня с сестрой. – Баррик снова ударил мячом о пол. Мяч попал в стык между плитками и покатился прочь. Двое пажей едва успели отскочить в сторону, огромный пес бросился ловить мяч, загнал его в угол за сундук и недовольно зарычал. – Но я и сестра – одно целое, герцог Гейлон. И вам следует это запомнить.
   – Вы неверно меня поняли, ваше высочество. Мы переживаем ужасные времена. И должны быть сильными. Все знатные дома Южного Предела должны держаться вместе: Эддоны, Толли, остальные. Я прекрасно это понимаю. Но нельзя давать простым людям повод шептаться, что ваша сестра… проводит время в компании похитителя вашего отца.
   Гейлон повернулся к Броуну.
   Всем своим видом показывая, что не имеет никакого отношения к этому разговору, комендант внимательно наблюдал, как пес лапой пытается достать из-за сундука мяч.
   Баррик начал сердиться. Гнев его был еще слабым, как сверкающая над дальним холмом молния.
   – Вы забываетесь, – ответил он герцогу. – Уходите. Так и быть, я прощу вашу бестактность, Гейлон, но впредь остерегайтесь. В другой раз вам придется защищать свою честь с оружием в руках, причем моя сестра не станет искать для вас противника, а сразится сама.
   – О боги! Неужели они все безумны? – воскликнул Гейлон Толли.
   Броун крепко сжал его плечо и настойчиво подтолкнул к дверям, что-то шепча на ухо герцогу. Выпроваживая Гей лона, комендант странно взглянул на Баррика: в удивленном взгляде было то ли одобрение, то ли плохо скрытое презрение.
   Баррик не нашел в себе сил разобраться в этом. За три дня, что принц провел на ногах, ему пришлось присутствовать на похоронах брата, потом, уже в замке, выдержать долгую утомительную церемонию в пропахшем ладаном огромном храме Тритона, после чего его и Бриони произвели в регенты. Баррик до сих пор чувствовал себя плохо. Лихорадка пронеслась по его телу, точно огонь по лесной поляне. Сгорело самое главное: корни и ветви, – и понадобится много времени, чтобы они отросли вновь. Но и это еще не все. Лихорадка оставила после себя какие-то таинственные зародыши – семена новых идей. Баррик чувствовал, как они зреют внутри и ждут часа, чтобы выйти наружу.
   «Кем я стану? – задумался Баррик, глядя на свою скрюченную левую руку. – Я и без того урод, объект насмешек, меня преследуют кошмарные сны… тень отца. Неужели меня ожидает еще и предательство?»
   Эти новые мысли не покидали Баррика. Его и раньше изводила подозрительность, во сне и наяву. Он много молился, но боги не желали облегчать его страдания.
   «Возможно, мне стоило прислушаться к словам Гейлона?»
   Баррик не очень-то доверял кузену. Гейлон был честолюбив, о чем все знали, хотя нельзя было назвать его худшим в семье. На фоне братьев – коварного Карадона и безответственного Хендона – герцог Саммерфильдский казался скромным, как благонравная девица. Впрочем, Баррик не верил ни одному аристократу Южного Предела: ни Броуну, ни Тайну Олдричу из Блушо, ни даже старому смотрителю замка Найнору. Ему было совершенно безразлично, преданно ли они служили его отцу. Он доверял лишь сестре. Теперь же слова Гейлона попытались разрушить и эту связь.
   Баррик поднялся. Его так переполняли злоба и страдание, что собака поджала хвост и убежала от него подальше. Двое пажей ожидали распоряжений, глядя на своего господина снизу вверх: так мелкие зверьки смотрят на крупного зверя, пытаясь угадать, не голоден ли он. С той минуты, как принц утром поднялся с постели, он уже не раз накричал на пажей.
   – Мне пора одеваться, – произнес он, стараясь говорить спокойно.
   Совет собирается через час. Может быть, правильнее спросить Бриони напрямую, о чем она разговаривала с черным послом? Баррик вспомнил худое темное лицо, улыбку превосходства – и по его спине пробежал холодок. Посол напоминал тех жестоких призрачных существ, что преследовали принца в лихорадочных снах. Правда, теперь и реальная жизнь стала кошмаром. Баррику все время приходилось убеждать себя, что он не спит, что стены твердые и никто не наблюдает за ним из каждого угла.
   «Я чуть не проговорился Бриони про отца», – вдруг подумал он.
   Этого делать не следует. Если он скажет Бриони, сестра уже не сможет относиться к отцу так, как раньше.
   – Я жду, черт побери! – прикрикнул он.
   Пажи достали из сундука отделанную мехом мантию и поспешили к нему, неуклюже согнувшись под ее тяжестью. Казалось, они несут тело мертвого врага.
   Что нужно Бриони от посла? А еще важнее, почему она ничего не сказала Баррику, своему брату? Он не мог отделаться от подозрения, будто принцесса решила стать единовластным регентом, оставив его одного бороться с болезнью.
   Нет!
   Он попытался отбросить мрачные мысли, но они приходили снова и снова, как голодные нищие, которых гонят прочь, а они возвращаются.
   «Нет, только не Бриони! Если кому-то в мире можно верить, то именно ей», – решил наконец Баррик.
   У принца дрожали колени, когда пажи, поднявшись на цыпочки, надевали мантию ему на плечи. Ему незачем было смотреть на слуг: он прекрасно знал, что они переглядываются и считают его больным.
   «Может, моя лихорадка еще не прошла? – подумал Баррик. – Или это начало того, о чем говорил отец? Неужели это оно?»
   На миг он вернулся в мрачные лабиринты своей болезни, погрузившись взглядом в раскаленную докрасна темноту. И не увидел пути к спасению.
 
   На продолговатом лице сестры Утты читались интерес и озабоченность. Она старательно подбирала слова.
   – Я считаю, что это очень смелая мысль, ваше высочество.
   – Но не очень удачная – так вы думаете? – нетерпеливо перебила ее Бриони.
   Она очень много передумала за эти дни. Ее переполнял поток чувств и желаний, и иногда даже казалось, что в ней зреет сила – сила, которую следовало прятать от посторонних глаз. Эти противоречивые чувства управляли и телом и мыслями, словно она была куклой-марионеткой.
   – Вы, наверное, решили, что я ищу неприятностей? – продолжала Бриони. – И хотите предостеречь меня.
   – Вы теперь принцесса-регент, – возразила Утта. – Вы можете поступать так, как считаете нужным. Но будущее наше неясно и подобно мутному потоку. И разве уместно сейчас, чтобы глава королевства носила одежду, похожую на мужскую?
   – Уместно ли это сейчас? – Бриони раздраженно хлопнула рукой по колену. – Если не сейчас, то когда? Все меняется. Еще неделю назад Кендрик собирался отправить меня замуж за разбойника из Иеросоля. А теперь я правлю в Южном Пределе.
   – Вместе с братом.
   – Да, естественно, вместе с братом. Братом-близнецом. Мы можем делать все, что хотим. Все, что считаем правильным.
   – Прежде всего, – возразила Утта, – не забывайте, что хоть вы с принцем и близнецы, но вы не являетесь единым целым. Между вами существует некоторое различие.
   – То есть вы хотите сказать, что он рассердится? – воскликнула девушка. – На то, что я хочу носить удобное платье вместо рюшей и кружев, которыми украшают себя безмозглые существа, стремящиеся лишь к тому, чтобы радовать чей-то взгляд?
   – Я хочу сказать, что ваш брат тоже видел, как мир перевернулся. Как жизнь в королевстве изменилась. Это случилось за несколько последних дней, принцесса Бриони. Год тому назад здесь правил ваш отец и, казалось, боги были милостивы к нам. Но теперь все иначе. Помните об этом! Близится темная холодная зима, на высоких холмах уже лежит снег. Люди будут жаться к огню, слушать завывания ветра и гадать, что их ждет дальше. Их король томится в плену. Наследник убит, и никто не знает, как это произошло. Что ваши подданные будут говорить друг другу? «Спасибо богам, что на троне теперь дети и они не боятся крушить старые традиции!» – так?
   Бриони не могла оторвать взгляд от красивого строгого лица сестры Утты.
   «Я бы все отдала, чтобы стать на нее похожей, – думала она. – Мудрая, очень мудрая и спокойная. Будь я такой, люди доверяли бы мне! А я похожа на коровницу: красное лицо, вспотевшее тело».
   – Я ведь пришла за советом, – напомнила она жрице. Утта грациозно пожала плечами.
   – По-моему, вы пришли на урок.
   – Спасибо, сестра. Я непременно подумаю над тем, что вы мне сказали.