Мальчик прикусил нижнюю губу, обдумывая услышанное.
   – Королем? – спросил он.
   Чет не хотел пускаться в объяснения великой тайны, но что-то мешало ему сказать ребенку неправду.
   – Да, безусловно, без короля тут не обошлось. Люди не хотят, чтобы мы рыли туннели прямо под сердцем замка. Это опасно, если в случае нападения извне Город фандерлингов будет захвачен врагами.
   – Но ведь есть и другая причина, – произнес мальчик не как вопрос, а как спокойное утверждение.
   Чет только пожал плечами.
   – Любое событие в этом мире редко обходится лишь одной причиной.
   Они поднимались наверх все более запутанными ходами, направляясь во внутренний двор. Пройти туда по туннелям фандерлингов было все-таки можно, но этот величайший секрет был известен только Чету. По крайней мере, сам Чет так думал. Это знание открылось ему давно, как особый дар богов. Конечно, можно вообразить себе, что кто-то способен пробраться под стеной внутреннего двора и напасть на замок изнутри, но вряд ли существо, в чьих жилах не течет кровь фандерлингов, сумеет найти дорогу в лабиринте недостроенных туннелей и ходов.
   «А этот мальчик? – неожиданно для самого себя подумал Чет. – Похоже, у него прекрасная память».
   Нет, даже с его памятью нельзя запомнить каждый изгиб и поворот, дюжину перекрестков и множество ложных троп – они заведут чужака в бесконечные пустые переходы. И если кому-то из незваных гостей повезет выбраться из лабиринта живым, он, скорее всего, попадет на одну из главных улиц Города фандерлингов.
   И все же… Стоит ли рисковать и открывать тайну секретного хода ребенку, которого Чет почти не знает?
   Он посмотрел на мальчика. Тот бодро шагал рядом с Четом в свете тускнеющего кораллового фонарика. Мальчик появился в жизни четы фандерлингов очень необычно, однако Чет не усматривал в этом ничего дурного. Трудно поверить, что маленького ребенка подослали в качестве шпиона, да еще так ловко все спланировали, что он попал именно к Чету, знавшему расположение подземных ходов. Это слишком сложно. Кроме того, если Чет сейчас изменит маршрут, он зря потеряет большую часть дня и будет вынужден уговаривать стражников у Вороновых ворот пропустить его во внутренний двор. Вряд ли они послушают – даже если он скажет, к кому идет. Если же объяснить, в чем дело, то уже к вечеру о случившемся будет широко известно, а значит, страх и множество диких слухов расползутся по городу. Нет, придется двигаться дальше, доверяясь здравому смыслу и везению.
   Только повернув в последний туннель, он вспомнил: в семействе Голубого Кварца слова «везение Чета» означали полное отсутствие удачи.
 
   Мальчик уставился на дверь. Странно было не удивиться такой красоте, пройдя пару километров по туннелям, похожим на норы; подобные рыли дети фандерлингов, пока их не начинали учить ремеслу. Дверь была прекрасна – если, конечно, уместно так говорить о простой двери из темного твердого дерева, блестевшего в свете коралловых фонариков. Прикрепленные к ней металлические накладки украшал бронзовый филигранный узор. Столько усилий – и ради чего? Чет был почти уверен, что никто, кроме него, не пользовался этим входом, да и сам он за десять лет пришел сюда лишь в третий раз.
   Не было ни замка, ни ручки – по крайней мере, с этой стороны. Чет потянул за шнурок, что свешивался из отверстия на Двери. Потом дернул сильнее. Звука колокольчика здесь не было слышно. Чет дернул еще раз, на всякий случай. Ждать пришлось довольно долго. Чет уже в третий раз протянул руку к шнурку, когда дверь открылась.
   – О, к нам пожаловал мастер Голубой Кварц? – сказал открывший дверь полный человек и удивленно приподнял брови. – Да не один, как я погляжу.
   – Извините, что беспокоим вас, доктор. – Чет вдруг смутился. Зачем было брать с собой ребенка? Ведь он мог просто рассказать о нем. – Этот мальчик… он живет сейчас у нас. И он… тоже имеет отношение к тому, о чем я хочу с вами поговорить. Это очень важно.
   Фандерлинг снова почувствовал неловкость. Чавен не был рассержен, но Чет отвык от его настойчивого, проницательного взгляда. Иногда так же проницательно смотрел на фандерлинга и найденный мальчик. Но в отличие от ребенка Чавен никогда не опускал глаза.
   – Ну, тогда вам следует войти, чтобы мы могли спокойно поговорить, – сказал врач. – Простите, что заставил вас ждать. Нужно было выпроводить моего помощника. Я не люблю делиться секретами этого туннеля. – Чавен улыбнулся, и Чет подумал, что королевский врач хотел добавить: «Даже если другие так делают».
   По пустым темным проходам под домом врач повел гостей к обсерватории.
   – Я сказал тебе правду, – зашептал Чет мальчику. – Копать под внутренним двором действительно запрещено. Мы только что прошли под его стенами, но попали не во двор, а в дом этого человека. Здесь наш туннель заканчивается.
   Мальчик взглянул на Чета так, словно тот заявил, что свистом можно подзывать рыбу. Чет и сам не понимал, зачем это сказал. Разве для этого ребенка имеет значение верность королевской семье? Собственно говоря, ему и от самого Чета ничего не нужно, кроме еды и ночлега.
   Вслед за врачом Чет и мальчик долго поднимались вверх по лестнице, пока не попали в устланную коврами небольшую комнату. Вдоль ее стен стояли кувшины и деревянные ящики, поскольку это помещение служило не только местом для совещаний, но и кладовой. Узкие окна прикрывались занавесками цвета ночного неба, украшенными созвездиями из драгоценных камней.
   Врач оказался сильнее и быстрее, чем можно было предположить, а больше всех запыхался Чет.
   – Хотите что-нибудь съесть или выпить? – спросил Чавен. – Мне потребуется немного времени, чтобы приготовить угощение. Я отослал Тоби и не предупредил слуг, что ко мне придут гости. Причем придут не через двери – по крайней мере, не через те, о которых всем известно.
   – Я бы с удовольствием выпил с вами, но, думаю, лучше сразу перейти к делу, – отказался от угощения Чет. – Ничего, если мальчик немного осмотрится здесь?
   Кремень бродил по комнате и разглядывал стоявшие у стен предметы, ни к чему не прикасаясь. Особенно его заинтересовали сосуды из стекла и полированной меди.
   – Пусть смотрит, – согласился Чавен, – но мне придется взять свои слова обратно, если я не узнаю, что именно привело вас сюда.
   Чет рассказал ему обо всем, что видел накануне в холмах к северу от замка. Врач слушал, иногда задавал вопросы, а когда маленький человек закончил свой рассказ, долго молчал. Тем временем Кремень осмотрел комнату и уселся на пол, чтобы получше разглядеть ковры и сверкающие на них звезды.
   – Меня это не удивляет, – наконец заговорил Чавен. – Я уже… кое-что слышал. И кое-что видел. Но, так или иначе, это ужасная новость.
   – И что это значит?
   – Не могу пока сказать, – покачал головой врач. – Но коварство создателей Границы Теней неизмеримо превосходит наше. Их тайны до сих пор не разгаданы. Мало кому из тех, кто пересек Границу Теней, удалось возвратиться назад, и все вернувшиеся оттуда потеряли рассудок. Граница веками оставалась на месте, и это успокаивало, но теперь она движется. Я склонен думать, что Граница будет перемещаться до тех пор, пока ее не остановят. Но что может ее остановить?
   Он поднялся, потирая руки.
   – Будет перемещаться? – переспросил Чет.
   – Да, боюсь, что так. Она продолжит движение и начнет поглощать Южный Предел, а может быть, и весь Эон, пока планета снова не погрузится в тень и первозданный мрак. – Врач нахмурил брови и посмотрел на свои руки, потом повернулся к Кремню. Он говорил спокойно, но глаза выдавали его. – Думаю, теперь мне пора взглянуть на мальчика.
 
   Ни Мойна и Роза, ни другие фрейлины Бриони не могли, как ни старались, остановить ее безудержные рыдания. Бриони злилась на себя за столь детскую несдержанность и в то же время чувствовала: она пропадает, и никто ей не поможет. Надежды на спасение нет. Словно она упала в глубокий колодец и не знает, как оттуда выбраться.
   Баррик барабанил в дверь, он требовал, чтобы сестра открыла и поговорила с ним. Принц был одновременно зол и напуган. Но Бриони велела Розе прогнать его, хотя чувствовала себя так, словно отсекала часть собственного тела. Но Баррик – мужчина. Откуда ему понять, что сейчас на душе у девушки? Ведь никому не придет в голову продать его, как свинью на рынке.
   «За меня они выгадали восемьдесят тысяч долфинов, – горько подумала Бриони. – Куча денег, большая часть выкупа! Я должна гордиться, что меня так высоко оценили».
   Она швырнула в стену подушку и при этом опрокинула масляную лампу. Фрейлины завизжали и бросились гасить разгорающееся пламя. Бриони это не волновало: пускай сгорит весь замок.
   – Что здесь происходит? – раздался знакомый голос. Предательница Роза все-таки открыла дверь, но вместо Баррика в нее вошла тетка Бриони – вдовствующая герцогиня Meроланна. Она принюхалась, ее глаза округлились при виде Мойны, затаптывающей последние языки пламени. Мероланна повернулась к Бриони и спросила:
   – Что ты вытворяешь, детка? Хочешь всех нас убить? Бриони собралась ответить, что именно этого и добивается, но новый приступ рыданий не позволил ей выговорить ни слова. Фрейлины бросились открывать дверь, чтобы проветрить комнату, а герцогиня подошла к кровати племянницы, осторожно опустила на постель свое большое холеное тело и обняла принцессу.
   – Я все знаю, – сказала она, поглаживая Бриони по спине – Не нужно так убиваться. Кендрик может передумать. Но даже если он согласится, это не самое страшное в жизни. Когда я приехала сюда, чтобы выйти замуж за брата твоего отца, я боялась не меньше твоего.
   – Но ведь Лудис – ч-чудовище! – Бриони отчаянно пыталась сдержать рыдания. – Убийца! Разбойник, похитивший моего отца! Да я пойду замуж за кого угодно, хоть за старого Пазла, только не за него!
   И она снова зарыдала.
   – Ну что ты, детка, – проговорила Мероланна, но других слов для утешения не нашла.
 
   Тетка ушла, а фрейлины старались держаться от Бриони подальше, словно боялись, что госпожа заразит их какой-то болезнью.
   «Так оно и есть, – думала Бриони. – Несчастье – тоже болезнь».
   Потом к покоям принцессы прибыл гонец. Он был третьим за истекший час: девушка уже отправила назад посланника старшего брата и не сумела собраться с мыслями, чтобы передать что-то вразумительное для Гейлона Саммерфильдского.
   – Это записка от сестры Утты, моя госпожа, – сообщила Мойна. – Она спрашивает, почему вы не зашли к ней сегодня, и справляется о вашем здоровье.
   – Вероятно, она единственная в замке, кто ничего не знает, – заметила Роза. Она едва не засмеялась: неужели кто-то в замке пропустил такие события? Однако, посмотрев на заплаканное лицо госпожи, дочь коменданта сдержалась и сказала: – Мы сообщим ей, что вы не можете прийти…
   Бриони села на кровати. Она совсем позабыла о своей наставнице, но сейчас ей вдруг захотелось увидеть именно сестру Утту.
   – Не нужно, – ответила она фрейлине. – Я схожу к ней.
   – Но, принцесса…
   – Я пойду!
   Бриони уже взяла в руки накидку. Дамы торопливо бросились надевать туфли и плащи, однако принцесса их остановила:
   – Оставайтесь здесь. Я пойду одна. – Жуткий мрак в душе Бриони рассеялся, и она решила не тратить время на любезности. – У меня есть охранники. Думаю, этого достаточно, чтобы я не сбежала.
   Роза и Мойна смотрели на нее, не скрывая удивления, но принцесса уже направлялась к двери.
 
   Утта была одной из сестер Зории – жрицей девственной богини познания. Когда-то Зория не уступала по влиянию своему божественному отцу Перину и считалась самой могущественной богиней, владычицей тысячи храмов. Сейчас ее служители лишь давали советы по мелким вопросам внутренней политики и обучали детей аристократов читать, писать и (хотя во многих семьях это не считалось необходимым) думать.
   Утта была почти одного возраста с Мероланной. Но если тетушка Бриони походила на королевскую ладью, сверкающую яркими красками и украшениями, то жрица – высокая и стройная, с коротко подстриженными волосами – больше напоминала быстроходный парусный корабль.
   Когда вошла принцесса, Утта что-то шила. Ее бледно-голубые глаза широко раскрылись от удивления при виде слез Бриони. Жрица участливо расспросила и внимательно выслушала девушку. Она не спешила обнять воспитанницу, поскольку терпеть не могла такого рода нежностей и не хотела делать исключение даже для самой высокородной ученицы.
   Бриони закончила свой горестный рассказ, и Утта задумчиво кивнула.
   – Вы права, наша доля тяжела. В этой жизни женщин передают от одного мужчины другому, и можно лишь надеяться на доброту того, кому принадлежит твоя свобода.
   – Но вами не владеет ни один мужчина, – возразила Бриони. Она постепенно успокаивалась. Спокойная уверенность Утты была подобна непоколебимой силе старого дерева на склоне горы, обдуваемой всеми ветрами, и это всегда действовало на Бриони умиротворяюще. – У вас нет ни мужа, ни хозяина, и вы делаете, что хотите.
   Сестра Утта печально улыбнулась.
   – Не думаю, что принцесса захочет лишиться всего того, от чего отказалась я. И почему вы решили, что у меня нет хозяина? Если ваш отец или брат вдруг решит меня выслать или убить, меня тут же прогонят вдоль по Маркет-роуд вон из города либо повесят на столбе.
   – Но ведь это несправедливо! Я ни за что не соглашусь. Утта обдумывала то, что сообщила ей Бриони.
   – Когда дойдет до дела, никто не станет принуждать женщину силой, – сказала она. – Возможно, волноваться еще рано. Вы ведь не знаете ответа вашего брата.
   – Знаю. – В голосе Бриони звучала горечь. – Члены совета, то есть большинство вельмож, давно жалуются, что выкуп за отца слишком велик. Они не раз советовали Кендрику выдать меня замуж за какого-нибудь принца из богатых южных королевств, чтобы получить оттуда помощь. Когда Кендрик отказывается, они начинают перешептываться у него за спиной, что он слишком молод для управления страной. Если последует их советам, он устранит это недовольство. На его месте я бы так и сделала.
   – Но вы не Кендрик и не можете знать, что он решил. – Сказав это, Утта совершила невиданный для нее поступок: потянулась к Бриони и пожала ей руку. Потом она продолжила: – Однако я не говорю, что ваши опасения беспочвенны. Все, что я слышала о Лудисе Дракаве, не слишком вдохновляет.
   – Я ни за что не соглашусь! Ни за что! Какая несправедливость! Мне указывают, что надеть, что говорить, что делать… а теперь еще и такое! Быть женщиной – настоящее проклятие. Ненавижу это! – Тут Бриони взглянула на Утту и воскликнула: – Но ведь я могу стать жрицей, как вы! Если бы я стала сестрой Зории, моя девственность была бы священной, не так ли?
   – И вечной, – ответила Утта, на этот раз не сумев заставить себя улыбнуться. – Так или иначе, я не думаю, что вы можете стать жрицей против воли брата. Впрочем, еще рано об этом думать.
   Бриони вдруг вспомнила посла Давета дан-Фаара, его хищные гордые глаза. Он не походил на человека, готового терпеливо дожидаться, пока поверженный противник примет условия капитуляции.
   – Едва ли у меня много времени. Самое большее – до завтра. Сестра, что же мне делать? – спросила девушка.
   – Поговорите сначала с принцем-регентом. Расскажите ему, как вы относитесь к этому замужеству. Думаю, он добрый человек, как и ваш отец. Если окажется, что другого пути нет… ну, тогда я, возможно, попробую дать вам совет и даже помочь. – На миг на продолговатом волевом лице Утты промелькнула тревога. – Но не сейчас. – Она выпрямилась. – До ужина остался час, принцесса. Давайте проведем его с пользой. Полагаю, занятия хотя бы ненадолго отвлекут вас от печалей.
   Бриони так долго плакала, что совсем ослабела, словно кости ее размякли. В комнате горела лишь одна свеча, а света из окна было явно недостаточно. Солнце медленно опускалось в залив, и его последние лучи бросали отблеск на стену: продолговатое овальное пятно медленно ползло вверх. Совсем недавно Бриони казалось, что самое страшное позади, но сейчас она вновь чувствовала, как над ней нависают темные призрачные крылья. Словно существовала еще одна угроза, о которой принцесса пока не знала.
   – Хорошо, поучите меня, – вяло согласилась принцесса. – Чего я еще не знаю?
   – У вас есть знания, – ответила Утта, – но есть еще и молитвы. Не забывай молиться, дитя мое. Зория защитит тебя, если ты этого заслуживаешь. Нас ждут нелегкие времена.
 
   Чавен рассмотрел мальчика, сунул руку в карман, вытащил стеклянный диск с бронзовой ручкой и протянул его Кремню. Ребенок взял в руки диск и стал разглядывать сквозь стекло сначала мерцающий светильник, потом стену, будто изучая строение камня, выступающего между гобеленами.
   «Из него может выйти фандерлинг», – подумал Чет.
   Мальчик с улыбкой повернулся и поглядел на него через линзу на бронзовой ручке. Глаз ребенка за увеличительным стеклом стал огромным, и Чет невольно засмеялся. Кремень казался самым обычным мальчишкой лет пяти-шести.
   Чавен пришел к тому же выводу.
   – Я не нахожу в нем ничего особенного, – сказал он очень тихо, глядя на играющего мальчика. – Ни лишних пальцев, ни таинственных знаков. У него свежее дыхание – по крайней мере, если учесть, что он ел пряную репу на завтрак, – чистые глаза. Он ничем не отличается от обычного ребенка. Это, конечно, не доказательство, но пока мы не обнаружили в нем никаких загадочных странностей, я вынужден согласиться с вашей женой. Он всего лишь ребенок смертных, заблудившийся за Границей Теней. Вероятно, там он повстречал всадников, которых вы видели, они отвезли его на другую сторону, а он не может сам найти дорогу домой. – Чавен задумался. – Вы говорите, мальчик не помнит, кто он такой. Если он лишился только памяти, то малышу крупно повезло. Как я уже говорил, у всех, кто переходил Границу Теней и возвращался назад, помрачался рассудок.
   – Похоже, ему и впрямь повезло. Наверное, так оно и есть, – неуверенно сказал Чет. Он должен был почувствовать облегчение, но никак не мог отделаться от чувства, что они узнали о мальчике далеко не все. Он продолжил: – Почему сумеречные существа, когда Граница Теней сдвинулась, вдруг проявили такую невиданную доброту и принесли мальчика смертных на нашу сторону? Если бы они перерезали ему горло, как кролику, и бросили где-нибудь в чаще, это было бы больше на них похоже.
   Чавен лишь пожал плечами.
   – У меня нет ответа на ваш вопрос, мой друг. Даже когда люди этого племени убивали смертных в Унылой Пустоши, они совершали такие вещи, что никто не мог их понять. В последние месяцы войны группа солдат-фейлов как-то раз наткнулась на группу существ из племени кваров. Тех было намного больше, и они легко могли перебить солдат. Но вместо этого они накормили и напоили фейлов, а потом веселились вместе с ними. Некоторые солдаты даже уверяли, что в ту ночь совокуплялись с женщинами племени кваров.
   – Кваров? – переспросил Чет. Чавен махнул рукой.
   – Это их старое имя. Я потратил большую часть своей жизни на изучение этих созданий, но и сейчас знаю немногим больше, чем в самом начале. Они могут быть необычайно добры и щедры к смертным, но если Граница Теней пройдет по нашим землям, это принесет нам зло.
   Чет вздрогнул.
   – Я слишком много времени провел рядом с Границей, чтобы хоть на миг усомниться в ваших словах, – сказал он и посмотрел на мальчика. – Вы сообщите принцу-регенту и его семье, что она сдвинулась с места?
   – Вероятно, придется. Но сначала я должен все хорошенько обдумать, чтобы предложить принцу какой-нибудь план. Иначе решения будут приниматься под влиянием страха и непонимания, а это к добру не приведет. – Чавен поднялся со стула и расправил складки одежды. – Теперь мне пора заняться делом, в том числе и поразмыслить над вашими новостями.
   Когда Чет и Кремень уже выходили из комнаты, мальчик обернулся и спросил Чавена:
   – А где же сова?
   Врач на миг застыл, потом улыбнулся и ответил:
   – О чем ты? Здесь нет совы и, насколько мне известно, никогда не было.
   – Нет, была, – упрямо настаивал Кремень. – Белая. Чавен любезно попрощался с гостями, но Чет отметил про себя, что врач немного встревожился.
 
   Убедившись, что никто их не видит, Чавен выпустил фандерлинга и мальчика из парадных дверей обсерватории. Чет и сам не знал, почему решил возвращаться домой обычной дорогой, а не через Вороновы ворота. Как раз заступила на пост новая стража, а значит, солдаты не заподозрят, что Чет и Кре-мень вошли во внутренний двор без тщательной проверки.
   – А что это ты сказал про сову? – спросил у мальчика Чет, когда они спускались вниз по ступеням.
   – Какую сову?
   – Ты спросил нашего хозяина, где сова – та, что жила в его комнате.
   Кремень пожал плечами. Ноги у него были длиннее, чем у Чета поэтому он спускался легко и смотрел не на ступеньки, а любовался полуденным небом.
   – Я не знаю, – ответил Кремень и сдвинул брови. Он разглядывал что-то в небе, откуда уже исчезли утренние облака. Чет не видел там ничего, кроме месяца – белого, точно морская раковина. – У него на стенах звезды.
   Чет вспомнил гобелены, покрытые созвездиями из драгоценных камней.
   – Да, звезды.
   – Лист, Певцы, Белый Корень… Я знаю про них песню. – Мальчик задумался и еще сильнее нахмурился. – Нет, не могу вспомнить.
   – Лист? – Чет был озадачен. – Белый корень? О чем ты говоришь?
   – О звездах. Разве ты не знаешь их названий? – Кремень уже спустился вниз и двинулся дальше, поэтому Чет, все еще осторожно переставлявший ноги по высоким ступеням, едва расслышал эти слова. – Еще есть Соты и Водопад… а остальные не помню.
   Мальчик остановился и оглянулся. Его лицо под копной почти белых волос было растерянным, из-за чего он напоминал маленького старичка.
   – Не помню… – тихо повторил он. Чет догнал его.
   – Я никогда не слышал таких названий, – проговорил он, задыхаясь от быстрой ходьбы и от тревоги. – Соты? Где ты Узнал об этом, малыш?
   – Я знал одну песенку про звезды, – сказал Кремень, не останавливаясь. – А еще знаю одну про луну.
   Мальчик стал напевать мелодию. Чет почти не разобрал ее, но напев был таким скорбным, что по телу фандерлинга пробежал холодок.
   – Я не могу вспомнить слова, – пожаловался Кремень. – В ней говорится о том, как луна спустился с небес, чтобы отыскать стрелу, которой он выстрелил в звезды…
   – Но ведь луна – женщина. Разве большие люди считают иначе? – спросил Чет, и в голове у него промелькнула мысль, что его слова звучат курьезно: мальчик был одного с ним роста, даже чуть ниже. Но он не произнес этого вслух, а только сказал: – Ведь Мезия – богиня-луна.
   – Ничего подобного! – возразил Кремень и расхохотался от всей души, как только дети умеют смеяться над глупостью взрослых. – Он – брат солнца. Это все знают.
   Мальчик побежал вприпрыжку по оживленной улице, заполненной людьми и разными интересными вещами. Чету пришлось поспешить, чтобы снова не отстать. Фандерлинг чувствовал: сейчас случилось нечто важное; но даже во имя собственной жизни он не мог понять, что это значит.

6. КРОВНЫЕ УЗЫ

   ТАЙНОЕ МЕСТО
 
   Стены из соломы, стены из волос.
   В каждой комнате по три вздоха.
   Каждый вздох – час.
Из «Оракулов падающих костей»

   Она не переселилась в древний город Кул-на-Квар, хотя имела право на эту честь и по рождению, и по своим деяниям. Она предпочла жить на высоком уступе в горах Рехег-с'Лей, что приблизительно означает «вольный ветер». Ее дом был огромным. Он занимал почти весь выступ скалы, но на первый взгляд казался простоватым (как, впрочем, и сама хозяйка). Только при определенном положении солнца и с определенной точки можно было различить блеск хрусталя и лазурита на темных каменных стенах. Дом напоминал Кул-на-Квар лишь в одном: он глубоко врезался в гору, многие его помещения не знали дневного света, а под ними, словно корни старого-старого дерева, в разные стороны расходились туннели. Окна, находившиеся у поверхности земли, всегда прикрывались ставнями; по крайней мере, так казалось. Здешние слуги были молчаливы, а гости приходили редко.
   Многие молодые люди из племени кваров знали о склонности хозяйки дома к уединению, но никогда не видели ее. Они прозвали хозяйку «леди Дикобраз». Тех, кто был с ней знаком, пробирала дрожь от меткости прозвища: им доводилось наблюдать, как в моменты ярости вокруг нее распространялось облако колючей тени – завеса из призрачных шипов.
   Настоящее имя хозяйки известно немногим – может, двоим или троим из живущих на земле. Ее звали Ясаммез.
   Дом, в котором она жила, назывался Шехен, что значит «плакучий». Слово это в языке с'а-квар употреблялось и в других смыслах: и как предчувствие неожиданного конца, и как запах растения, называемого в солнечных землях миртом… Но главным все же оставалось значение «плакучий».
 
   За свою долгую жизнь Ясаммез смеялась лишь дважды. Сначала – в детстве, когда впервые увидела поле боя, почуяла запах крови и дым пожара. Потом – когда ее изгоняли из Кул-на-Квара за преступления и дерзкие поступки, давным-давно позабытые нынешними жителями земли.
   – Вы не сможете спрятать меня или спрятаться от меня, – сказала она тогда своим обвинителям, – потому что вам меня не найти. Я затерялась, едва появившись на свет.