Страница:
Чет уже раз сто пробежал взад и вперед по берегу ртутного моря, выкрикивая имя Кремня. У него закружилась голова, но, кроме эха, никто не отвечал. Он все еще не нашел способа перебраться на остров через жидкий металл – ни моста, ни причала. Насколько позволял судить непостоянный мерцающий свет, на той стороне не было и лодки. Но вот какое открытие он сделал: за сине-розовыми всполохами в темноте у него над головой должна быть расщелина, ведущая на поверхность, – что-то вроде каменного дымохода, через который пары ртути выходят из пещеры и рассеиваются над бухтой Бренна. Чет хорошо изучил свойства ртути и знал: если бы в помещении не было вентиляции, у него бы не просто кружилась голова – он бы давно умер или по меньшей мере лежал без сознания.
Интересно, не спустился ли мальчик на остров сверху? Но как тогда Жуколов нашел путь, если не было его запаха? И как мог мальчик спуститься с такой высоты? Противоположный скалистый берег моря, куда Чету было не попасть, находился не ближе от острова, чем берег, где сейчас стоял фандерлинг. На мгновение в воображении Чета мелькнула картинка: ребенок перелетает через море, словно перышко или грибная спора. Но он, слава богам, был в состоянии понять, что это смехотворная идея. Кремень пришел из-за Границы Теней, он прекрасно лазает по камням, но летать не умеет.
Чет направился назад к скале и остановился прямо под выступом-балконом, куда он попал из лабиринта. Он посмотрел еще раз на его неровную поверхность, затем поднялся взглядом по козьей тропе, где видел оленя – призрачного оленя, как он понял, – и подумал: нет ли прохода около самого лабиринта? Какая-нибудь тропинка, невидимая из-за игры света. И со вздохами, из-за тяжелого горячего воздуха превращавшимися сначала в хрип, а потом в кашель, Чет вновь полез по козьей тропе.
Он задержался на балконе, вглядываясь в причудливое свечение Сияющего человека, наполнявшего необъятную пещеру неровным светом. Фандерлинг вытащил остаток коралла и отправился назад по лабиринту. Хорошо, что он оставил себе этот кусочек: не придется идти в темноте, как это было во время посвящения. Тогда он чувствовал себя совершенно беспомощным – они шли, не касаясь друг друга, за голосом прислужника. Темнота и эхо делали его голос странным, не похожим на человеческий. Теперь у Чета все-таки есть свет…
«Шел ли Кремень через лабиринт?»
Ему следовало задаться этим вопросом раньше. Чет рассердился на самого себя. Если бы Кремень приходил к Соляному пруду за светившимся кораллом, Валун, скорее всего, сказал бы об этом Чету. Но как мальчик сумел найти дорогу в лабиринте в кромешной тьме?
Кроме того, как он вообще нашел дорогу сюда?
Эта загадка почище любой легенды о Керниосе и его сказочных битвах.
Чет остановился отдохнуть, пытаясь угадать, какое сейчас время дня. В этих глубинах не работало даже его врожденное чувство времени. Он опять двинулся в путь по извивавшемуся лабиринту. Дойдя до Янтарного зала, он не обнаружил и намека на то, как Кремень прошел на остров, минуя Глубинное море. Он вообще не видел никаких следов мальчика. Чет опять развернулся и снова пошел по лабиринту, с каждым шагом теряя надежду узнать, что произошло с ребенком. Фандерлинг смертельно устал, внимание его притупилось, и он свернул в ту часть лабиринта, где еще не бывал. Он знал это точно, потому что пол под его ногами оказался совсем другим. Путь между Янтарным залом и балконом за многие века был протоптан бессчетным числом ног. Но сейчас он находился в той части лабиринта, где камни пола были гладкими, поскольку по ним не ступала ничья нога.
На миг Чета охватила паника. Потом фандерлинг решил: заблудиться – это ничуть не хуже, чем бегать по берегу ртутного моря. Братья храма, если они все-таки придут, являются хранителями лабиринта, они должны знать каждый его уголок.
Правда, о невезении Чета Голубого Кварца в Городе фандерлингов ходили легенды.
«Да, они должны знать. Но это не означает, что они действительно знают».
Чет попробовал вернуться тем же путем, но отвлекся и вновь ошибся поворотом. Теперь он не мог вспомнить, долго ли шел в этом направлении, сколько раз повернул и куда. Он поднял коралл над головой, чтобы рассмотреть темные стены. В этом месте их покрывала та же загадочная резьба, что и в знакомых частях лабиринта: огромные, во всю стену, фигуры с большими глазами, искривленными ногами и руками, с причудливыми буквами неизвестного языка. Фигуры были одинаковыми во всех переходах и помещениях, поэтому не могли служить ориентиром.
«Я вижу то, что видели только метаморфные братья, – подумал Чет, вспоминая, как шел в темноте по лабиринту в день посвящения. – Интересно, что означают эти письмена? Понимают ли их братья?»
Он вспомнил брата Никеля – странный блеск в его глазах, когда он говорил о старшем брате Сере и его снах, о том, что «приближаются времена, когда вернется Первозданная ночь… когда придет конец нашей свободе». И, хотя в лабиринте было очень жарко, по телу Чета пробежала дрожь. Здесь, глубоко под землей, под взглядами сверхъестественных существ, легко почувствовать у себя за спиной дыхание Первозданной ночи.
Чет резко обернулся: ему показалось, что следом кто-то идет. Но коридор позади него был пуст.
«Я сам себе делаю хуже, – подумал он. – Нужно остановиться и подождать братьев храма».
Но огонек коралла может погаснуть окончательно, если он будет ждать здесь. Раньше Чет не боялся темноты, но сейчас мысль о том, что он останется совсем без света, ужасала.
Он еще раз повернул и оказался в тупике, ограниченном тремя стенами. На него смотрели огромные лица, вырезанные на стенах. Чет почувствовал себя маленьким ребенком, стоящим перед грозными родителями. Он издал удивленный возглас, и эхо подхватило его, разнесло по лабиринту и постепенно стихло. Но прежде чем наступила тишина, Чет услышал глухой звук у себя под ногами, которого раньше не было. Сначала он растерялся и подумал, что в лабиринте еще кто-то бродит, но потом опустился на колени и поднес коралл к самому полу. Он рассмотрел царапины на каменных плитах, постучал по ним костяшками пальцев. Звук был совсем другим.
Чет ухватился за одну из плит. К его удивлению, она чуть-чуть приподнялась и задрожала, освобождаясь от древнего известкового раствора. Он поднатужился и потянул плиту вверх. Приподнялась не одна, а сразу четыре плиты. Он подсунул под них обе руки, с кряхтением и стоном поднял все разом и откинул, словно крышку. Камни, соединенные между собой в форме квадрата, были около ярда в поперечнике, но не толще сжатого кулака Чета. Там, где они только что лежали, зияла черная дыра.
Из отверстия хлынул горячий воздух с запахом ртути. Чет наклонился и посветил кораллом. Вниз, в непроницаемую тьму, уходила крутая лестница. Чет сел и почесал в затылке. Может быть, Кремень нашел этот проход? Или это еще одна загадка Святилища Тайн – дорога, что приведет его к новым несчастьям?
«Похоже, ничего другого мне не остается, – сказал он самому себе. – И если Старейшие мной недовольны… пусть. Хуже уже не будет».
Конечно, у него были в запасе и лучшие аргументы, но он не стал к ним прислушиваться, а осторожно полез в отверстие. Затем присел на корточки на одной из ступенек и посмотрел вниз, желая убедиться, что грубо вытесанная в камне лестница не заканчивается в нескольких ярдах от отверстия и он не провалится в пропасть. Камень здесь был обработан гораздо хуже, чем в других частях лабиринта. Тем не менее чувствовалась основательная работа фандерлингов. Насколько Чет мог видеть, лестница нигде не обрывалась. Он с предосторожностями спустился еще на несколько ступеней, посмотрел наверх и увидел, что в нижней части одного из четырех камней, закрывавших люк, выдолблено углубление, которое могло служить ручкой. Стоя на лестнице, молено было поставить камни на место.
«Нет, я, пожалуй, не стану этого делать», – подумал Чет.
Непонятно, как мог поднять плиты Кремень, если он спускался именно этим путем? Мальчик был очень ловким, но недостаточно сильным для этого.
И тут у Чета возникла новая мысль. Он выбрался обратно и развязал рубашку, обмотанную вокруг пояса. Было слишком жарко, и он не надевал ее после того, как забрал у Жуколова. Чет бросил рубашку у самого входа в тупик. Любой, кто пройдет мимо, увидит ее, прежде чем повернуть за угол.
«По рубашке братья догадаются, куда я направился. Это все равно что отправить им письмо».
Чет слегка приободрился, постарался не бояться того, что ждет его в этом узком проходе, и двинулся вниз по ступенькам лестницы.
То ли пары ртути здесь сгущались, то ли сам колодец был каким-то… странным… но Чет с трудом сосредоточился на простой задаче: не упасть на узких ступеньках.
Лестница не представляла собой ничего особенного. Через каждые десять ступеней Чет проходил мимо линии символов, похожей на длинное-длинное слово. Символы эти были выполнены в одном и том же стиле. На стенах он уже не видел ни лиц, ни фигур. Фандерлинг не мог избавиться от ощущения, что вокруг него мелькают какие-то предметы, а слабый свет коралла отражается от голых стен так, словно они сделаны не из обычного камня, а из чего-то гладкого и прозрачного. Ему казалось, что спуск проделан не в хорошо знакомом известняке, а внутри огромного темного кристалла. Размеры колодца постоянно менялись: он становился то шире, то уже.
Потом Чет впал в странное состояние: он не мог вспомнить, как попал сюда. Ему казалось, что его проглотил Сияющий человек и теперь он спускается по пульсирующей каменной глотке в самое сердце Святилища Тайн. Чуть позже это состояние уступило место вспышкам света, похожим на сверкание искр за закрытыми веками. Колодец заполнился неясными шепотами, глухим и далеким шумом волн, разбивавшихся о камни, и фандерлинга охватил суеверный ужас.
«Нет, мне здесь не место. Сюда могут входить только братья храма, а возможно, и они ничего не знают про этот туннель!.. – произнес он про себя и мысленно позвал: – Кремень!»
Он застыл на месте, пытаясь побороть панику и ужас.
«Помни о мальчике», – твердил он себе.
Чет ясно увидел маленькое, очень серьезное личико, тоненькие ручки, золотисто-белые волосы – как ни старалась Опал пригладить их, они вечно топорщились. Нужно помнить и о ней тоже. Если Чет не найдет Кремня, жена не оправится от горя. Ее душа умрет.
Он заставил себя подняться на ноги и продолжил спуск.
«Один шаг. Все начинается с первого шага. Потом второй. Потом еще и еще… Нет, все началось с Границы Теней, – рассуждал он, словно в тумане, – в тот самый день у самого ее подножия».
К нему внезапно вернулась память, причем необыкновенно ясная – будто открылась дверь и прошлое ворвалось в нее, как шумный гость врывается в тихую комнату. Он вспомнил лесистые холмы, стук лошадиных копыт, запах влажной почвы… Поставив ногу на следующую ступеньку, Чет почувствовал, что сделал что-то не так. Он оступился, замахал руками и пронзительно закричал. Сердце его готово было выскочить из груди. Но тут он понял, что под ногами не пропасть, а пол – просто последняя ступенька ниже остальных. Он дошел до конца спиральной лестницы, казавшейся бесконечной.
Чет поднял вверх осколок коралла и осмотрелся. Мир из вертикального превратился в горизонтальный, в остальном же ничего не изменилось: перед ним, насколько позволял разглядеть слабый свет, тянулся в темноту коридор, столь же безликий, как и лестничный колодец.
«Неужели я нахожусь ниже уровня моря?»
Если это так, конец путешествия уже близко. Правда, Чет опасался, что ему придется идти в глубь земли целые дни или даже недели, чтобы добраться до охраняемых привратником Иммоном турмалиновых дверей подземного дворца самого Керниоса. Туда Чет совершенно точно не хотел попадать, пока жив, даже если легенда больших людей не совсем соответствовала действительности. У фандерлингов эта история была еще более страшной. Он попытался представить ширину ртутного моря, но зыбкий свет привел его в замешательство. Чет пожал плечами и сделал глубокий вдох. Горячий кисловатый воздух не прояснил мысли, и фандерлинг, пошатываясь, поплелся по коридору.
«Недра земли так же не похожи на город, как небо на землю, сынок», – прозвучал вдруг в его голове голос отца.
Большой Нарост (в отличие от своего старшего сына, брата Чета, ставшего теперь магистром, отец никогда не позволил бы себе носить столь вычурное имя, как Нарост Старший) еще в начале правления короля Олина получил увечья при обвале и провел последние годы жизни между кроватью и стулом у камина. Из всех сыновей Большого Нароста Чет больше других походил на отца. Тот нередко говаривал своим друзьям в гильдии, что «любит камень ради самого камня». Отец часто брал сына на продолжительные прогулки по незаконченным туннелям за пределами Города фандерлингов, водил его даже в холмы и на берег залива Бренна. Там он показывал Чету, как известняк выступает на поверхность земли после того, как дожди смывают верхний слой почвы. Они вместе рассматривали древние слои внутри каменного массива прямо над водой. Там было спрессовано само время, словно высохшие цветы между страницами книжки у знатной дамы.
– Тому, кто знает камень и умеет с ним работать – не важно, большой это человек или фандерлинг, принц или бедняк, – всегда есть чем заняться и о чем подумать, – так говорил отец.
Чет вдруг с удивлением обнаружил, что бредет вслепую. Но не из-за того, что погас коралл, – это слезы застилали ему глаза.
«Держись, – сказал он себе. – Твой отец высек тебя нещадно только за то, что ты украл несколько сладких грибов в саду Каменной Соли. А когда он умер, мать последовала за ним, не протянув и года. Но не потому, что слишком сильно скучала по нему. Он так измотал ее, что у нее не осталось сил жить».
Слезы не хотели останавливаться. Идти стало тяжело. Теперь перед Четом стояло лицо матери. Ее глаза с тяжелыми веками смотрели то горделиво, то отстраненно, а рот кривился всякий раз, когда она слышала то, что казалось ей глупостью. Он вспомнил, как Лазурит Голубой Кварц делала тряпичную куклу для одной из своих внучек, вспомнил ее узловатые руки – изуродованные работой, постоянно чем-то занятые, не терпящие праздности.
«А это что еще такое? – ясно вспомнил он резкий, немного насмешливый голос, словно мать была совсем рядом. – Что это за звук? Гром и молния! Похоже, кто-то свежует живого крота!»
Чету пришлось остановиться, чтобы восстановить дыхание, а когда он снова двинулся вперед, ноги почти не слушались. Неровные стены, полностью лишенные надписей или украшений, сближались, словно намеревались схватить его и задержать, пока мир вокруг не изменится. Чету снова казалось, что он находится в животе Сияющего человека, что его тело переваривается, изменяется и становится твердым, как кристалл, неподвижным и вечным. И лишь в центре этого кристалла все еще живут и безуспешно пытаются вырваться на свободу его мысли.
Чет находился сейчас в самом сердце этих таинственных глубин, где власть Сияющего человека была безраздельной. Он чувствовал, что по-другому ощущает теперь присутствие Сияющего человека – оно стало более концентрированным. Чет отчетливо ощущал это. Точно так же он мог с закрытыми глазами определить, где верх, а где низ. Образ Сияющего человека больше не казался ему расплывчатым, он занял место в пространстве – выше и впереди Чета. Сила человека мешала идти, отталкивала от себя, подобно сильному ветру, словно фандерлинг и эта сила были двумя глыбами горной породы, трущимися друг о друга. Слезы по-прежнему стояли в глазах Чета. Он опустил голову и заставил себя идти дальше, с трудом переставляя ноги. «Что за странное место? Что все это значит?» Он попытался вспомнить слова из ритуальной легенды о Повелителе Горячего Мокрого Камня, которую братья храма рассказывали во время инициации. На ум приходили лишь отдельные обрывки, да и те неотчетливо звучали в голове, порождая бледные бессмысленные образы, словно пожелтевшие от времени картинки.
– Земля еще только появилась, – бормотали и кричали голоса, – и была совсем молодой, огни в небе сияли очень ярко, а лик мира оставался темным. Битва за это место со старыми жестокими богами длилась не дни, не недели, а целую вечность. Горы вырастали там, где их раньше не было, раздвигалась земля, образуя впадины, вода устремилась в них, возникали огромные моря…
– В те времена, когда дней еще не было… – читал нараспев старший из братьев, начиная церемонию посвящения.
Чет вместе с остальными участниками лишь издавал стоны. В головах у них рождались видения, оживлявшие темноту вокруг, а животы болели от к'хамао – ритуального напитка, который их заставили выпить после двухдневного поста и очищения, прежде чем повели в Святилище Тайн.
«В те времена, когда дней еще не было…»
Но что это? Туннель вдруг стал прямым, как натянутая струна. Он поднимался и скрывался во мгле. Чет снова вступил на лестницу, что вела наверх. Голова его по-прежнему была наполнена сумбурными мыслями и смутными видениями, а в ушах стоял нескончаемый рев повелителя Горячего Мокрого Камня, сражающегося с врагом. От этого рева мир сотрясался до основания. Чет ощущал его всем телом – казалось, он вот-вот разлетится на куски, разрушится, как скала из песчаника под напором безжалостных волн. Такую скалу показывал ему когда-то отец. Вскоре от Чета не останется ничего, кроме отдельных фрагментов, и они будут распадаться и распадаться на мелкие куски до тех пор, пока не превратятся в пыль и не исчезнут в темноте, куда не доходит свет звезд…
Когда Чет вернулся к реальности, когда видения стали гаснуть и рассеиваться, словно разгоняемые ветром облака, он увидел нечто абсолютно ему непонятное. Фандерлинг даже подумал, что по-прежнему пребывает во власти безумия – разве что оно стало чуть менее сильным. Чет стоял у подножия горы из темного камня, отбрасывающей огромную тень. Тусклый свет лился со всех сторон и ниоткуда. Как внутри горы могла возникнуть еще одна гора?! Однако она существовала, эта чудовищная черная глыба, высотой в сто раз превосходящая рост Чета. Он стоял у ее подножия, словно муравей, созерцающий человека.
«О Старейшие, спасите меня! – взмолился он. – Это ворота! Черные ворота! Значит, я проделал весь путь, чтобы оказаться прямо в руках Керниоса… И Иммон – сам Ноцзла – сейчас увидит меня и съест, разжевав своими ужасными каменными зубами!..»
Внутри огромной черной штуки, нависавшей над ним, что-то вспыхнуло, словно молния. В следующий миг во все стороны из нее начал изливаться невероятный свет, особенно яркий в центре. Чет увидел фигуру… Сияющего человека.
Фандерлинг замер, охваченный благоговейным ужасом и восхищением. К этим чувствам примешивалось и облегчение: он стоял у самых ног фигуры. Он все-таки прошел под Глубинным морем!
Чет все еще не мог поверить, что видит перед собой Сияющего человека. Гора была из полупрозрачного черного базальта, и свет, струившийся изнутри, преломлялся и приобретал много оттенков, гораздо больше, чем в радуге, – великое множество переливавшихся цветов! У Чета закрывались глаза, голова кружилась, его сильно тошнило. Он рухнул на колени. Центр феерического сияния действительно походил на человеческую фигуру, и, хотя камень был полупрозрачным, как вулканическое стекло, постоянно менявшийся свет мешал рассмотреть фигуру. Казалось, она шевелится и корчится внутри камня, словно ей снятся кошмары и она пытается выбраться из своей оболочки.
Чет уже не мог смотреть на светившегося человека, даже сильно прищурив глаза. Он опустил голову и встал на четвереньки, чувствуя, что его вот-вот стошнит. Слепящий свет немного ослаб, и в нескольких ярдах от себя Чет увидел мальчика, лежавшего на покрытом галькой склоне.
– Кремень!
Его крик умножился эхом со всех сторон. Чет вскарабкался наверх по осыпавшимся под ногами камням. Мальчик лежал на боку, свернувшись калачиком и уткнувшись в камни лицом. Одна рука была вытянута вверх по склону, словно он предлагал жертву сияющему божеству. Перевернув ребенка, Чет увидел что-то плоское и блестящее, зажатое в кулаке Кремня. Он рассеянно отметил про себя, что это, должно быть, зеркало, которое они с Опал нашли в мешочке, – единственная дорогая для мальчика вещь. Вид бледного грязного лица и полуоткрытых безжизненных глаз Кремня вытеснил из головы Чета все мысли.
Мальчик не приходил в себя, сколько Чет его ни тряс. Он поднял Кремня с земли, притянул к груди и, прижавшись к его холодной щеке, стал звать на помощь, как будто кто-то мог услышать его крики. Как будто Чет Голубой Кварц не был единственным живым существом во вселенной.
Небо стало светлее, но пения птиц еще не было слышно. Сердце Баррика билось часто, как крылья бабочки, пока он не заставил себя успокоить дыхание. Вокруг раздавался шум пробуждающегося лагеря. Интересно, хоть кто-нибудь спал в эту ночь?
Он еще раз проверил сбрую своего коня, немного ослабил и снова затянул ремни, хотя в этом не было никакой необходимости. Котелок – так звали черного коня – возбужденно ржал. Баррик дал коню это имя, чтобы поддразнить Кендрика – тот считал, что благородная лошадь должна носить благородное имя.
Баррик видел, что Вансен, капитан гвардейцев, переходит от одного тлевшего костра к другому и разговаривает с людьми. Баррика раздражало его серьезное отношение к своим обязанностям.
«Наверняка спал как невинный младенец».
Он понятия не имел, что представляет собой Вансен, но категорически не желал ему доверять. Нет абсолютно честных и искренних людей. Баррик, выросший при дворе Южного Предела, давно убедился в правоте этого утверждения. Капитан гвардейцев вел какую-то скрытую игру – возможно, вполне невинную, связанную с повышением, например. Но не исключено, что и более тонкую. Почему он так пристально следит за Барриком? Ясно, что не просто так. Всякий раз, когда Баррик оборачивался, он ловил на себе взгляд Вансена: капитан сверлил его глазами. Бриони, кажется, простила провинность Вансена, но сестра всегда остывала быстрее, чем сам Баррик.
Чья-то рука коснулась его плеча, и принц подскочил от неожиданности, и Котелок заплясал на месте, нервно похрапывая.
– Простите, молодой человек, – сказал Тайн Олдрич. – Виноват, ваше высочество. Я не хотел вас испугать.
– Вы не испугали меня… Я имею в виду…
Граф Блушо отступил назад. От него пахло вином, хотя нельзя было сказать, что он пьян. Баррик вспомнил ручей, протекавший среди колючих темных вьюнов: он не вправе винить человека, не желающего пить воду из такого источника.
– Ну конечно, – поддержал его Тайн. – Я вспомнил ночь перед моей первой битвой. Вы спали?
– Да, – соврал Баррик.
Принц вдруг понял, чего сейчас на самом деле хочет: когда Тайн неожиданно дотронулся до него, он чуть не обмочился.
– Я вспомнил тот поход, когда отправился со своим дядей в Олвей-Кумб в качестве его сквайра. Димакос Тяжелая Рука, один из последних предводителей серых отрядов, со своими людьми пришел в Марриенсвок, чтобы жечь и грабить. Ваш отец в это время был в Иеросоле с лучшими воинами Южного Предела, но те, кто остался, объединились с жителями Марриенсвока и всеми, кто согласился помочь им. Они решили дать отпор налетчикам. Бой должен был состояться в долине. Димакос пришел первым и занял возвышенность. Правда, нас было больше. – На лице Тайна появилась суровая улыбка. – Мой дядя Лейлин заметил, что я боюсь предстоящей битвы, и взял меня с собой на допрос пленного разведчика Тяжелой Руки, которого нам удалось захватить. Тот не сообщил ничего полезного, и я почувствовал к нему уважение. Когда стало ясно, что мы ничего от него не добьемся, мой дядя перерезал ему глотку и вытер клинок с горячей кровью о мое лицо. «Вот, – сказал он. – Умыться кровью – хорошее начало». Он не позволил мне смыть кровь, пока мы не пошли в бой. Лицо так чесалось, что я ни о чем уже не мог думать. И первый удар я нанес от раздражения. – Тайн тихо засмеялся. – Жестоко, но мой дядя был суровым человеком старой закалки. Такими они все были. Радуйтесь, что мы живем в другие времена… Боюсь только, как бы нам не пришлось пожалеть об этом в скором будущем, если боги не будут к нам благосклонны. – Он сотворил знак Троих, потом похлопал Баррика по спине, отчего принц снова едва не утратил контроль над мочевым пузырем. – Не трусьте, молодой человек, отец еще будет вами гордиться. Мы загоним этих сумеречных назад к их призрачным холмам.
«Неужели от таких слов я должен почувствовать себя увереннее?» – недоуменно подумал Баррик, когда Тайн уходил прочь.
Принц не стал долго размышлять, а принялся поспешно развязывать тесемки своих штанов.
Поскольку они не предполагали осаждать город, в поход взяли лишь небольшую группу фандерлингов-артиллеристов. Баррик старался не вертеться в седле, пока низкорослые человечки в кожаных плащах с капюшонами и в очках с дымчатыми стеклами – отчего фандерлинги походили на насекомых – наводили свои бомбарды на холм. На Баррике были доспехи, но его поставили далеко не в первый ряд всадников – ведь он мог нести лишь легкий меч вместо копья. Принц думал, что такая забота о его персоне оскорбительна, но неожиданно для себя остался доволен.
Рассвет только-только коснулся края неба на востоке. Бесформенные тени постепенно обретали очертания кустов и деревьев, а под светлевшим небом местность уже не казалась устрашающей и таинственной. Для Баррика все было одинаково странным: и туманный лес, и армия смертных. Хотя он находился в рядах воинов, принцу по-прежнему казалось, будто он смотрит на происходящее из окна высокой башни – возможно, Волчьего Клыка.