Уотт-Эванс Лоуренс. Отмеченный богами

   Маллед мгновенно узнал женщину в шубе и меховой шапке.
   — Анва! — крикнул он. — Ты-то что здесь делаешь?!
   Она смотрела мимо мужчин прямо на него.
   — Маллед! — воскликнула она. — Так вот ты где!
   Анва пробралась меж двух здоровенных кузнецов и понеслась к мужу. У них хватило ума расступиться и дать ей дорогу. Лохматые мужики могли серьезно пострадать, окажись они на пути бегущего навстречу жене Малледа.
   Следующие несколько минут в коридоре царило молчание. Обернувшись, кузнецы увидели, как Анва исчезла в объятиях Малледа. Один из мужиков деликатно кашлянул.
   Ни Маллед, ни Анва не обратили на это ни малейшего внимания.
   Кузнецы переглянулись.
   — Что ж, — сказал наконец один, — похоже, его она и искала.
   — Уж он точно знает все правила, — заметил второй.
   — В таком случае нам с тобой здесь делать нечего, — бросил первый.
   Пожав плечами, они дружно повернулись и затрусили по коридору.
   Солдат же их примеру не последовал. Он остался стоять, не спуская глаз с Малледа и Анвы.
   Жрицы встали справа и слева от солдата и тоже принялись ждать. Личико одной из них начало постепенно заливаться краской. За спиной Малледа из дверей возник Дарсмит.
   Наконец супруги ослабили объятия и, глубоко вдохнув воздух открытыми ртами, воззрились друг на друга.
   — Прошу прощения, — произнес солдат.
   Маллед повернул голову и бросил на него вопросительный взгляд.
   — Боюсь, эта женщина вошла в Арсенал без разрешения. Хотя вы с ней явно знакомы, я все-таки вынужден попросить её покинуть помещение.
   — Мы оба уйдем, — заявил Маллед, прежде чем Анва успела воспротивиться. — Мы сможем поговорить и в другом месте.
   — Вот и хорошо. Могу ли я проводить вас до дверей?
   — Как вам будет угодно, — ответил кузнец.
   — Маллед, — воскликнул Дарсмит, — что случилось? Может, мне пойти с тобой?
   — Кончай свой обед. Я вернусь чуть позже.
   Немного поколебавшись, Дарсмит вернулся в комнату отдыха.
   Остальные — Маллед, Анва, две жрицы и солдат — прошагали по коридору, спустились по лестнице и, пройдя через лабиринт комнат и переходов, оказались на улице.
   Пешеходы уже давно превратили снег, выпавший за триаду до сего дня, в грязь, и лишь на карнизах домов по обе стороны улицы оставались грязно-белые полосы. Из-за свирепого холода город был пустынным. Смельчаки, решившиеся покинуть дом, были закутаны в тяжелые одежды и не шли, а почти бежали. Резкие порывы ветра сдували остатки снега с карнизов и обжигали морозом лица и руки.
   Маллед, посмотрев вслед удаляющемуся солдату, заметил:
   — Похоже, неплохой парень.
   — Этот противный маленький человечишка послал его вслед за нами, когда я отказалась ждать возвращения посыльного, — сказала Анва.
   — А… — произнес Маллед. Он хорошо знал этого буквоеда, торчавшего у входа в Арсенал. Бросив взгляд на жриц, он спросил:
   — Это их прислал к тебе Вадевия?
   — Ее. — Анва указала на более высокую женщину. — Ее зовут Безида. Вторая — из Великого Храма в Зейдабаре. Ее имя Эзгора.
   Безида была пухленькая, темноволосая и постоянно улыбалась. Эзгора, невысокая блондинка, при упоминании её имени слегка склонила голову.
   Маллед вежливо поклонился в ответ.
   — А где дети? — спросил он.
   — Там, где им и положено быть. В Грозеродже, с твоими родителями, дядей Спарраком и ещё одной жрицей по имени Задаи. Маллед, а в этом городе можно найти местечко потеплее? — закончила она, дрожа от холода.
   — Ну конечно! — Маллед огляделся, обнял Анву за плечи и развернул её лицом к ближайшему трактиру. — И мы что-нибудь выпьем. Вы ели сегодня?
   Через двадцать минут все четверо уже сидели за небольшим столом у окна безымянного трактира, расположившегося напротив дворца Лорда Грауша. Три женщины слегка подкрепились, поглотив ученическое пособие Малледа за целую триаду. Успев пообедать, Маллед ограничился хлебом, сыром и двумя пинтами золотистого эля.
   — Итак, — выпалил он, со стуком возвращая кружку на стол, — что же вы здесь делаете?
   — Я пришла за тобой. — Анва положила огрызок зимнего яблока на тарелку. — До триады Баранмеля всего восемь дней, но ты ещё успеешь вернуться домой и провести праздник с детьми, вместо того чтобы торчать в этой грязной, холодной груде камней, которая почему-то называется Арсеналом.
   — Но я ещё не закончил дела, — возразил Маллед. — Я учусь на оружейника. Буду ковать мечи. Для весенней кампании армии потребуется очень много мечей.
   — Ты можешь ковать мечи и в Грозеродже, если на то пошло.
   — Но мечи нужны здесь!
   — А ты нужен мне в Грозеродже!
   Маллед уставился на нее, потеряв на минуту дар речи.
   — Тебя здесь держит вовсе не оружейное дело, — бросила Анва.
   Маллед взглянул на жриц, которые до сих пор хранили молчание.
   — Они знают, кто ты, — объяснила Анва. — Безида услышала об этом от Задаи, а Задаи узнала обо всем ещё в Бьекдау. Говорит, видела тебя у входа в храм, когда ты демонстрировал кому-то свое знаменитое письмо. Кроме того, Маллед, они жили со мной в Грозеродже, а там все всё знают. Это тебе прекрасно известно.
   Маллед, помрачнев, ткнул большим пальцем в сторону второй жрицы.
   — А она?
   — Я ей сказала, — ответила Анва.
   Кузнец нахмурился ещё сильнее.
   — Маллед, если ты хотел сохранить все в тайне, тебе следовало остаться дома, а не тащиться сюда, — упрекнула его Анва. — В Грозеродже только о тебе и толкуют. Или, вернее, шепчутся, если я оказываюсь поблизости. Ведь всем известно — ты терпеть не можешь, когда об этом говорят. Но, Маллед, они действительно верят в то, что ты отмечен богами и отправился на войну! Естественно, со мной об этом не говорят. Они ждут известий, хотят услышать, как ты отрубил грязную башку этому олнамскому колдуну.
   — Я пришел ковать мечи, — пробубнил Маллед.
   — Ты пришел сюда потому, что этот противный, старый Вадевия убедил тебя, что это твой долг, — парировала Анва.
   — Мой долг — ковать мечи.
   — Чушь! Ты считаешь себя Богоизбранным Заступником. То же самое думает и Вадевия. Именно поэтому вы оба здесь и очутились. Эти жрицы нянчат твоих детей, делают за меня домашнюю работу, охраняют меня и теперь пришли со мной сюда только потому, что Вадевия считает тебя Заступником! Я спрашивала его — он ведь до сих пор здесь, в Великом Храме. Это он посоветовал мне искать тебя в Арсенале. Я побывала в Бьекдау, и Безида уговорила кого-то из магов направить послание — так мы узнали, что ты и Вадевия все ещё в Зейдабаре. Вот я и пришла, чтобы забрать тебя домой.
   — Может, Вадевия и думает, что я Заступник, — промолвил Маллед, — но кроме него здесь никто так не думает, включая меня. Богоизбранным Заступником все считают Лорда Дузона.
   — Я слышала о нем, — кивнула Анва. — Он, кажется, командует Ротой Заступников, не так ли?
   Маллед подтвердил.
   — Если б я думал, что являюсь Богоизбранным Заступником, — сказал он, — то разве стал бы торчать здесь? В таком случае мое место было бы не в Арсенале, а в рядах этой самой роты.
   — Ага, значит, ты не считаешь себя Богоизбранным? Значит, ты полагаешь, что Мезизар врал в тот день, когда ты появился на свет? И ты думаешь, что послание Главного Жреца — фальшивка?
   — Не знаю. — Кузнец уставился в пустую кружку. — Никто кроме меня не может ничего сказать ни об оракулах, ни о письме от Главного Жреца. Я специально интересовался. Лорд Дузон, судя по всему, подходящий человек, и я думаю, он станет героем, но это вовсе не означает, что он и есть Богоизбранный Заступник. — Он поднял голову и встретился со взглядом Анвы. — Может быть, сейчас вообще нет Богоизбранного Заступника?
   Безида, похоже, была шокирована. Эзгоре удалось сохранить самообладание. Но Маллед заметил краем глаза, как слегка изменилось выражение её лица. Очевидно, она слушала его очень внимательно.
   — Не исключено, — согласилась Анва.
   Маллед изучающе посмотрел на жену.
   — Анва, ты веришь, что я — Богоизбранный Заступник?
   — Не знаю, — молвила она. — Я была уверена, что ты об этом спросишь, поэтому пыталась решить. А вообще я старалась найти ответ на твой вопрос много-много лет. Еще с тех пор, как мы были только помолвлены. И не смогла найти. Не знаю… Порой, когда я вижу тебя за работой или рядом с другими мужчинами… ты такой огромный и такой великолепный… Я начинаю думать, ты нечто большее, чем обыкновенный человек, но иногда… Кроме того, все толкуют о Лорде Дузоне… Ну почему, спрашивается, боги выбрали кого-то в таком крохотном и тихом месте, как Грозеродж, если они вообще выбрали кого-то… Словом, не знаю.
   — А как ты думаешь, хочу ли я быть Богоизбранным Заступником? — нежно улыбнулся Маллед.
   — Нет, — ни секунды не колебалась она.
   — Значит, ты понимаешь, что я пришел сюда не в поисках славы. Просто я делаю то, что нужно делать и что кажется мне правильным.
   — Но откуда тебе известно, что правильно, а что нет? Мы хотим, чтобы ты был дома, Маллед! Дети очень скучают по тебе. Я тоже.
   Нервный клубок в горле мешал Малледу говорить. Он отвернулся к окну, не в силах выдержать взгляд Анвы, и прикоснулся к латунной планке, соединяющий две части рамы. Планка была холодная и влажная. От прикосновения пальцев на поверхности металла остался след.
   — Мне тоже тебя не хватает, — наконец сказал он, повернувшись лицом к жене. — Но, может быть… может быть, ты переберешься сюда, в Зейдабар, вместе с детьми…
   — С детьми?.. — Она посмотрела в окно на продуваемые ледяным ветром улицы, на серые каменные здания. — Сюда? Для того, чтобы жить с тобой в этом гадком Арсенале?
   Эзгора откашлялась и произнесла:
   — Госпожа, я уверена, мы сможем найти комнату в Храме.
   — Нет, нет. — Анва в ужасе посмотрела на жрицу. — Я не смогу жить в этом… в этом месте. Здесь слишком многолюдно, ужасно грязно и вообще омерзительно. А вся эта вонь…
   — Но ты не видела… — попытался возразить Маллед.
   — Я видела достаточно! — резко оборвала его Анва. — Я не намерена тащить сюда детей. Я хочу, чтобы ты ушел вместе со мной, Маллед! — Для вящей убедительности она хлопнула ладонью по столу.
   — А я не уйду отсюда, пока Ребири Назакри угрожает Империи, — мягко ответил Маллед. — Прости меня, Анва, я тебя очень люблю и очень без тебя тоскую, но домой я пока не пойду.
   — Но почему? Я слышала от магов в храме, что за целую дюжину триад колдун ни на шаг не приблизился к Зейдабару. Может быть, он вообще не придет!
   — Анва, он пережидает зиму, — терпеливо стал объяснять Маллед. — Сейчас Назакри и его армия находятся в поселении под названием Винагуем, в трехстах милях к востоку от столицы. Он ждет, когда растает снег. Новые Маги летали туда и все видели. Он рядом и весной явится сюда или, во всяком случае, попытается явиться.
   — Откуда тебе это известно? — в отчаянии спросила Анва. — Может быть, он не придет! Может быть, он замерзнет до смерти, или помрет от голода, или его армия разбежится!
   — Не исключено, что не придет. Если он умрет или армия распадется, мы сразу же об этом узнаем, и я немедленно вернусь домой. Но если он возобновит марш на Зейдабар, а армия Лорда Кадана не сможет его задержать, то мое место здесь! — Немного поколебавшись, он добавил с улыбкой:
   — Буду ковать мечи.
   — Нет, ты все-таки думаешь, что ты Заступник! — обвиняющим тоном заявила Анва.
   — Мне так долго об этом твердили, — сказал Маллед, — что я теперь тоже так думаю, хотя и не уверен. — Он ужасно удивился своим собственным словам, но в то же время не мог не признать их правдивость.
   — В таком случае почему ты не отправился в это самое поселение, где сидит колдун… как оно там? Или в крайнем случае в Дривабор?
   — Винагуем. Потому что я до конца не уверен; и, кроме того, что мне там делать? Подойти к Ребири Назакри и приказать ему сдаться? Возможно, я и отмечен богами, но сам я не бог, и никто ещё не говорил, что Заступники бессмертны.
   — Ну, и что же ты намерен делать здесь?
   — Ковать мечи.
   — О-о-о, ты просто невозможен!
   — Упрям. Так же как и ты.
   — Значит, домой ты не идешь?
   — Нет. А ты, выходит, не остаешься?
   — Нет.
   — Даже на одну ночь?
   Анва широко улыбнулась.
   — Этого я не говорила. Я обещала вернуться к началу триады Баранмеля. Если, конечно, опять не начнется снегопад… Но уж на одну ночь я точно могу задержаться.

Глава тридцатая

   Алдасси мертвой хваткой держал перед собой дорожный мешок и доску с кристаллами, скатываясь с высокого сугроба на веранду. Конечно, на веранду это мало было похоже — со всех сторон её окружали горы снега, уже слежавшегося и ставшего похожим на белый твердый камень. Он предпочел бы входить в дом через какое-нибудь окно верхнего этажа, но другие обитатели постоялого двора требовали, чтобы все окна были плотно закрыты ставнями.
   Можно ли их за это осуждать?
   Алдасси глянул на обледенелый лаз, связывающий постоялый двор с системой туннелей, прорытых по всей деревне, и протопал по веранде к дверям, стряхивая на ходу снег с одежды. Вокруг него сразу же заклубилось снежное облако. У самых дверей, несмотря на то что они были защищены крышей, тоже лежал твердый как камень снег. Правда, глубина его здесь не превышала одного-двух дюймов. От снега нигде не было спасения.
   Хорошо, что хоть в Зейдабаре улицы регулярно очищали. Когда, примерно полсезона назад, подули северные ветры и начались первые снегопады, Алдасси предложил использовать для очистки снега Бредущих в нощи. Поначалу нежити справлялись с этим делом, но затем промерзли насквозь и теперь покоились под десятифутовым снежным покровом.
   Запор опять обледенел и не открывался. Алдасси переложил мешок в одну руку и, направив на щеколду кристалл, послал луч горячего света. Лед мгновенно растаял, а превратившаяся в снежную пещеру веранда засверкала голубыми искрами. Алдасси поднял щеколду и открыл дверь.
   На него тут же обрушилась вонь сотни немытых людей, набившихся в сравнительно небольшое помещение. Каждый раз, возвращаясь после очередного задания отца, он находил этот запах все более невыносимым. Алдасси не был уверен, действительно ли смрад усиливается, или так ему кажется после свежего воздуха.
   Понимая, что войти все равно придется, он вдохнул воздух полной грудью и шагнул через порог.
   Под потолком на железном крюке трепетал огонек одинокого фонаря, в очаге светилось несколько угольев, и сквозь щели над ставнями едва пробивался дневной свет. В остальном же помещение было погружено в темноту, и наполнявшие её люди казались лишь расплывчатыми силуэтами. Сияние волшебных кристаллов в его руке на этом фоне было просто ослепительным.
   — Назови свое имя, — прошипел ему в ухо чей-то голос.
   Алдасси почувствовал, как через плащ, куртку и тунику в бок уперлось острие ножа.
   — Алдасси Назакри, — ответил он. — И ты, Хирини Абаради, меня знаешь.
   — Тебе известно мое имя. — Хирини отступил в сторону и вернул кинжал в ножны. — Это убедительное доказательство.
   — Доказательство чего?
   — Того, что ты действительно Алдасси, а не домдарский маг, принявший его форму.
   — С каких это пор домдарские маги владеют искусством перевоплощения? — удивился Алдасси. — Насколько мне известно, последнего мастера субституции телесной формы казнили тысячу лет назад.
   — Да, так считают, — пожал плечами Хирини. — Но Бредущие в нощи тоже исчезли, однако твой отец сумел вернуть их. Мы здесь недавно потолковали между собой и решили, что домдарцы могли возродить искусство перевоплощения, чтобы внедриться в наши ряды.
   — Вы слишком долго сидите взаперти, — рассмеялся Алдасси. — Скоро вы начнете слышать голоса в вое ветра и видеть призраки в снежных вихрях.
   — А ты мог бы поклясться, что голосов и призраков не существует? — мрачно поинтересовался Хирини.
   — Я могу поклясться, что ветер — это ветер, снег — это снег, точно такие, какими они были всегда, — изрек Алдасси и тут же спросил:
   — Где отец?
   — В своей комнате, — ответил Хирини. — Ступай наверх. — Он отошел в сторону, пропуская Алдасси. — Ты принес что-нибудь пожевать?
   — Много издалека не принесешь, — извиняющимся тоном произнес Назакри-младший. — У меня лишь несколько караваев черного хлеба да круг доброго сыра. Ничего больше.
   — Сыр? — Из темноты возникла по меньшей мере дюжина фигур.
   — Да, хлеб и сыр, — подтвердил Алдасси, сунув свой мешок в руки Хирини. — Распредели все по справедливости. И пусть те, кто больше всех нуждается, получат то что им надо.
   — Слушаюсь, О Назакри, — с поклоном ответил Хирини, принимая мешок от сына военачальника.
   Алдасси горько усмехнулся: для того чтобы Хирини сменил враждебность и недоверие на повиновение и почтительность, потребовалось всего-навсего немного еды. Эта северо-западная зима всем им далась очень тяжело. Алдасси отошел от Хирини и, переступая через дюжину распростертых на полу тел, направился к лестнице.
   Ребири Назакри занимал крошечную комнату в южном конце коридора на втором этаже. Он был единственным человеком во всей армии, кому не приходилось ни с кем делить постель. Даже сам Алдасси, когда он находился в лагере, вынужден был втискиваться в одну койку с Азари Азакари.
   Он пересек общую комнату и стал подниматься по лестнице; вонь немытых тел заметно ослабела. Алдасси прошел до конца по коридору и постучал в дверь.
   — Неужто ко мне пожаловал какой-то проклятый домдарец? — прорычал по обыкновению на олнамском Ребири.
   Алдасси вздохнул. Его подвела привычка. Он совсем забыл, что старый Назакри не переносит стука в дверь. Олнамские шатры дверей не имели, и, чтобы предупредить о своем появлении, требовалось у входа в жилье немного пошуметь.
   — К тебе пожаловал тот, кто слишком много времени провел в Домдаре, — ответил через дверь Алдасси.
   — О, так это мой сын! Входи! — Щеколда поднялась сама по себе — магия отца все ещё действовала.
   Алдасси толкнул дверь и вошел в комнату. Отец сидел скрестив ноги на бархатной подушке. Вдоль стен, занимая чуть ли не половину помещения, разместились свертки шатровой ткани. Окно с закрытыми ставнями было вдобавок занавешено небольшим ковром, так как Назакри не переносил сквозняков, и дневной свет сюда практически не проникал. Узкая кровать и рахитичный столик, некогда составлявшие меблировку комнаты, теперь были выставлены за дверь.
   Помещение освещалось лишь тускло-красным кристаллом, от чего интерьер приобрел зловещий, противоестественный вид. Все предметы в комнате казались либо красными, либо черными. Никаких других цветов в этом свете видно не было.
   Кристалл Алдасси в такой атмосфере начал как-то неуверенно мерцать. Олнамские маги владели волшебными силами, которые с трудом могли уживаться одна с другой.
   — Я принес тебе соль, О Назакри, — произнес традиционное приветствие Алдасси.
   — А я дам тебе воды, — завершил древнюю формулу Ребири. — Входи, Алдасси, входи! Поведай мне, что ты видел.
   Он наклонился, вытащил ещё одну подушку из свертка и бросил её под ноги сыну, предлагая присесть.
   Молодой человек неторопливо опустился и положил свой магический прибор у себя за спиной, как можно дальше от кристаллов отца, но в то же время не настолько далеко, чтобы их нельзя было схватить не поднимаясь. Он внимательно оглядел Ребири, и сделал это как можно незаметнее.
   Старик, казалось, пребывал в отличной физической форме. За зиму он, как и все бойцы его армии, немного похудел, но глаза живо блестели и в руках сохранилась сила. Старик швырнул подушку с такой легкостью, будто она была набита пухом.
   Алдасси остался доволен.
   — Рад снова увидеть тебя, отец.
   Ребири улыбнулся, но тут же прогнал улыбку, мгновенно опустив уголки губ.
   — Скажи, где ты был, что видел и что слышал, — приказал он. — Я пребывал здесь взаперти и истосковался по новостям.
   — Я был в Зейдабаре, Дриваборе и Агабдале, — ответил Алдасси. — Я одевался как домдарец, говорил как домдарец, а когда меня спрашивали, я называл себя гонцом Имперского Колледжа Новой Магии. Никто мною особенно не интересовался, так что серьезных трудностей или опасностей я не встретил. Лишь во время снежного бурана две… — Алдасси умолк, сообразив, что намерен сказать “две триады”. Да, видимо, он слишком много времени провел среди домдарцев. В официальном олнамском понятие “триада” отсутствовало, и Алдасси, спохватившись, продолжал:
   — Снежный буран застиг меня шесть дней назад между Дривабором и Зейдабаром, и мне пришлось его переждать в доме фермера. Фермер относился ко мне с большой добротой, и я оставил все семейство в живых.
   Ребири одобрительно кивнул.
   — Время положить конец нашим милостям в отношении домдарцев ещё не наступило, — сказал он. — Что предпринимают наши так называемые союзники?
   — Утверждают, что все идет как нельзя лучше, — ответил Алдасси. — Мы подробно обсуждали их планы. Им известно о нашем пребывании здесь — это поселение, по их словам, называется Винагуем. Наши друзья, впрочем, как и наши враги, сразу узнают, когда мы возобновим весной движение на запад, и станут наносить удары одновременно с нами. Они обещают внести сумятицу и разброд, а взамен, О Отец, они просят сохранить им жизнь и власть в качестве наших вассалов. Естественно, после того, как мы установим свое правление в Зейдабаре.
   — И ты полагаешь, они выполнят свое обещание?
   — Возможно, не в такой степени, как говорят, но думаю, они сумеют нанести урон нашим недругам и ослабят их армию.
   — И что же ты обещал им взамен?
   — Я говорил с ними словами, столь же причудливыми, сколь причудливы порывы ветра между скалами Зедона. Я не обещал им ничего, кроме уничтожения Совета и смерти Императрицы.
   Ребири кивнул и снова улыбнулся, позволив улыбке на сей раз продержаться значительно дольше.
   — Хорошо, — одобрил он. — А чем заняты наши враги в Зейдабаре, Агабдале и Дриваборе?
   — В Агабдале Имперская Армия продолжает свою подготовку. Ее численность уже не возрастает, хотя все дороги Домдара расчищены и можно свободно двигаться по ним. Против нас собрано четверть миллиона — или немного больше — солдат. Но оружия и других средств ведения войны им пока не хватает. Наши сторонники надеются скрыть от Лорда Кадана сведения о нехватках.
   — А как в Зейдабаре?
   — В Зейдабаре все как и прежде. Со времени моего последнего доклада ничего не изменилось.
   — Дривабор?
   — Имперский авангард ждет нас в Дриваборе. Генерал Балинус с полудюжиной своих штабных прибыл туда двадцать дней назад…
   — Они сумели проскользнуть мимо нас? — Глаза Ребири засверкали, его кристалл зашипел как змея. Дым вокруг него стал клубиться сильнее, а рубиновый огонек засверкал ярче.
   — Да, отец.
   — Каким образом?
   — Не знаю, — покачал головой Алдасси. — Балинус — старик хитроумный. У него большой опыт действий в горах Говия. Ему, несомненно, в отличие от нас известны способы передвижения в снег и мороз. Кроме того, с ним был Тебас Тудан и незнакомая мне женщина с кристаллами Новой Магии.
   — Ты сказал, полдюжины?
   — Да.
   — Когда мы последний раз с ним схватились, у него было две или три сотни людей.
   — Он говорит, что послал их на восток — отбить Ай Варачи.
   — Я не смог этого предвидеть, — заметил Назакри помрачнев. Но тут же пожал плечами и прибавил:
   — Впрочем, это не имеет значения. Пока зверь будет отращивать коготь, мы отрубим ему голову.
   — Неужели дух, который руководит тобой, ничего об этом не говорил? — немного помолчав, спросил Алдасси.
   — Вот уже полсезона как дух со мной не беседует. — Ребири явно не был озабочен отсутствием общения с божеством. — Но я знаю, что надо делать, и в наставлениях не нуждаюсь. Нам необходимо продержаться эту чудовищную зиму. Выжить. Этого пока достаточно. — Он обнажил зубы в гримасе, претендующей на улыбку. Однако в этой улыбке удовлетворения не было ни на йоту.
   — Понимаю, О Назакри.
   — А когда снег растает и дороги расчистятся, — продолжал военачальник, — мы нанесем удар. Одновременно нанесут удар и предатели, засевшие в Зейдабаре и Агабдале. А в случае, если мне потребуется руководство, дух моего Предназначения, несомненно, его предоставит. Зейдабар, мой сын, падет ещё до того, как успеет закончиться лето.

Глава тридцать первая

   Принц Гранзер молча смотрел вверх на ряд окон, опоясывающий купол Палаты Совета. Снег и лед, застилавшие окна начиная с триады Дремегера вплоть до триады Орини, давно исчезли. Сейчас через окна лился теплый золотой свет триады Дау — свет поздней весны. После необычно долгой зимы этого года все страшно истосковались по солнцу.
   Принц улыбнулся и, обернувшись к Лорду Кадану, спросил:
   — Ну как, армия наконец готова к маршу?
   — Почти готова, — ответил Кадан. — Однако, Ваше Высочество, возникает вопрос: куда ей маршировать?
   Улыбка исчезла с лица Гранзера.
   — Вы, видимо, шутите, милорд?
   — Нет, Ваше Высочество. Мне хотелось бы шутить. Однако я прошу вас осведомиться обо всем у него. — Кадан ткнул большим пальцем в сторону Апириса. — Верховный Жрец, похоже, прослышал о том, что мятежники повернули в сторону.