Уотт-Эванс Лоуренс. Отмеченный богами

   Он знал, что слышит божий глас.
   — Ты сделал все превосходно, Маллед, — произнес голос.
   — Я умер? — спросил кузнец. — Теперь я с вами?
   — Ты не умер. Мы не позволим тебе умереть, пока не минет срок отпущенной тебе жизни под Сотней Лун. Это часть платы за услуги, полученной тобой ещё до рождения. Кроме этого, ты одарен здоровьем, силой, выносливостью и способностью быстро залечивать раны. Все эти качества ты приобрел одновременно со следом когтя на лице.
   — Но Заступники умирали! — возразил Маллед. — Некоторые погибали в сражениях…
   — Только в тех случаях, когда мы были готовы их принять. Продолжительность жизни каждого Заступника устанавливалась изначально, и ничто не могло повлиять на это. Баэл вознамерился нарушить это уложение, как нарушил десятки других. Его планы рухнули, а сам он наказан за дерзость и предательство.
   — Кто ты?
   — Ты называешь меня Самардасом. Я беседую с тобой от имени всего сонма богов — за исключением Баэла, который низвергнут с небес и отныне не считается одним из нас.
   Изумленный, Маллед, спросил:
   — Это все мне снится?
   — Нет. Это лишь видение, которым обладают оракулы.
   — Ну, значит, снится! — воскликнул Маллед. — Мне следовало об этом догадаться раньше. Ведь боги больше не беседуют со смертными, если не считать явлений Баранмеля.
   — Нет, — ответил голос, — отныне это ограничение снято вместе с Баэлом, который нарушил наше соглашение. Оракулы заговорят снова.
   — Неужели я теперь должен стать оракулом? Ты поэтому говоришь со мной?
   — Если ты пожелаешь быть оракулом, желание твое будет удовлетворено. Мы в огромном долгу перед тобой, Маллед. Ты уничтожил самое страшное оружие Баэла в облике смертного в то время, когда мы ещё не имели права вмешаться. Таким образом, ты спас Зейдабар и Империю Домдар. Мы платим наши долги, ты получишь от нас все что пожелаешь.
   — Я не хочу ничего. Я даже не знаю, верю ли в то, что сейчас происходит. Может быть, мне это все грезится перед смертью.
   — Ты не умираешь, — произнес голос. — Ты будешь жить ещё много, много лет. И наш разговор предоставляет тебе возможность выбрать, как ты проживешь все эти годы.
   — Я хочу их прожить с Анвой, — ответил Маллед. — Я постоянно стремился к одному — иметь семью, дом и друзей. А Заступником пусть будет Лорд Дузон. Ему это дело по душе! Отправьте меня назад в Грозеродж!
   — Заступником остаешься ты! — прогремел голос. — Даже боги не в силах изменить этого!
   — Но никто не должен знать об этом, — стоял на своем Маллед.
   — Как тебе будет угодно…
   После этого свет померк, голос умолк, а Маллед снова поплыл в странной прохладе, где не было ни времени, ни пространства, ни боли.

* * *

   — Послушайте, милорд, — сказал Грауш, склонившись над маленьким столиком в приемной, — народ все ещё напуган. Императрица умерла, а вопрос о наследовании по-прежнему далек от решения. Граубрис и Лорд Шуль обосновались в Ришна Габиделле, и Принц заявляет, что Император он. Мы обложили город и потребовали их капитуляции. Золуз прекрасно организовал осаду, но он отказывается начинать штурм и не желает короноваться до тех пор, пока боги напрямую не выразят своей воли. Он настаивает, чтобы до тех пор, пока мы не узнаем волю богов, Империей управлял Гранзер как Председатель Совета.
   Грауш снова откинулся на спинку кресла.
   — Все это, конечно, прекрасно, — продолжал он после некоторого раздумья, — до поры до времени. Но люди желают видеть во главе Империи не Председателя, а Императора. Убежден, оракулы смогут сообщить волю богов, после того как дали нам понять, что голова Шуля должна появиться на колу. Надеюсь увидеть её там очень скоро. Но, как бы то ни было, нового Императора они пока не назвали. Кроме того, никто не уверен, что им следует доверять после столь долгого молчания. Именно поэтому Шуль ещё жив.
   — Не могу представить, что кто-то способен не верить богам, — пробормотал Дузон.
   — Создается впечатление, — кивнул в знак согласия Грауш, — что весь мир просто сошел с ума. — Зейдабар подвергся нападению и был спасен лишь в последнюю минуту. Даже солнце погасло на целую триаду! Луна Баэла исчезла с небес, спаленная таинственным лучом. Не только Имперский Совет, но и Императорская семья расколоты изменой. — Лорд в упор посмотрел на Дузона. — В этих условиях нам необходим Заступник, милорд. Нам нужен человек, вокруг которого мы могли бы сплотиться, кому могли бы воздать хвалу за избавление от врага. Заступник должен являться людям, дабы те могли приветствовать его. Нам необходим живой Заступник, а вовсе не обуглившийся труп.
   Он снова склонился над столом и напористо произнес:
   — Нам нужны вы, Дузон! Половина вернувшихся солдат готова поклясться в том, что вы — Богоизбранный Заступник. Они утверждают, вы спасли их всех после того, как был убит Балинус. По их словам, для победы над олнамцем вы творили чудеса.
   Лорд Дузон беспомощно посмотрел в сторону сидевшего у окна Вадевии.
   — Оракулы пока об этом ничего не говорили, — пожал плечами жрец, — и очень сомневаюсь, что они вообще выскажутся по этому поводу. Что же касается Малледа, то он, я уверен, не стал бы возражать против того, чтобы вас объявили Богоизбранным Заступником. Он постоянно стремился скрыть, что отмечен богами.
   — Но оракулы… — запротестовал Дузон. — Разве они не скажут в конце концов правду?
   — Не думаю, что это произойдет, — молвил Вадевия. — Они уже распорядились в отношении Малледа. Вам следует отослать его тело домой к жене. И обратите внимание, они не называли его Заступником. Они говорили о нем просто как о Малледе, сыне Хмара.
   — Но что, если кто-нибудь прямо спросит богов, кого они избрали Заступником?
   — Боги всегда могли промолчать, когда это их устраивало.
   Против такого заявления возразить Дузону было нечего. Он посмотрел в окно и поднялся, чтобы предстать перед Имперским Советом.

* * *

   Сначала вернулась боль.
   Маллед не знал, как и когда произошел этот переход. Все, что случилось между его полетом в пустоте и этой секундой, совершенно выпало из памяти. Однако он был уверен, что между двумя его состояниями прошло довольно много времени.
   Болело все. Тело было сожжено — казалось, с него содрали кожу. Маллед ничего не видел — глаза были сомкнуты, а покрытые толстой коркой веки слиплись. И, к слову, он не спешил их открывать.
   Кузнец ощущал тем не менее какую-то тряску. Он лежал на чем-то твердом, колеблющемся из стороны в сторону и вибрирующем. Через каждые несколько секунд неведомая сила подбрасывала Малледа в воздух. В эти мгновения постоянная боль становилась абсолютно невыносимой.
   Он сохранил способность слышать. Среди окружающих его звуков самым различимым было глухое поскрипывание дерева. А когда толчки были особенно сильными, до его слуха доносился плеск воды и изрыгающий проклятия мужской голос. Не лишился Маллед и обоняния. Пахло прохладным воздухом и влажным деревом. Эти запахи сдабривались легким ароматом навоза.
   Так он лежал несколько минут, мечтая лишь о том, чтобы прекратилось движение, затихли звуки и исчезла боль. Затем он подумал, что если откроет глаза и попробует пошевелиться, то ему станет лучше.
   Преодолевая боль и сопротивление век, он чуточку приоткрыл глаза.
   Его ослепил яркий свет дня, и он тотчас вновь смежил веки.
   Затем медленно и осторожно снова приоткрыл глаза и увидел прямо над собой сияющее нетронутой голубизной летнее небо.
   Мир качнулся, и Маллед увидел четкие, ровные края небосвода.
   Ему вдруг пришло на ум, что это не края небосвода, а боковые стенки гроба. Двигаться ему по-прежнему не хотелось, но ещё меньше хотелось быть похороненным заживо. Поэтому он заставил себя немного повернуть голову.
   Так и есть. В каких то дюймах от его лица проходила деревянная доска. Но если это был гроб, то на его изготовление, видимо, пошел старый материал — доска оказалась потемневшей и пропитавшейся влагой, со множеством пятен, весьма застарелых и совсем свежих. Кроме того, Маллед заметил, что лежит не на голых досках, а на потертом шерстяном мрачно-коричневого цвета одеяле.
   Поскрипывание не прекращалось, и он наконец узнал звук: так обычно скрипит неторопливо катящаяся повозка.
   Итак, он лежит в повозке, в старой, битой непогодой колымаге, и его куда-то везут. Но куда и зачем?
   Что ж, видимо, есть всего лишь один способ узнать об этом — спросить у возницы.
   Он открыл рот и попытался заговорить. Однако членораздельного звука не последовало. Лишь сухое шуршание. И Маллед понял, часть боли, которую он испытывал, следовало отнести на счет нестерпимой, обжигающей горло жажды. Кузнец попробовал приподняться и выдавить нужные слова. Ценою огромных усилий он произвел хрип, в котором можно было угадать одно слово: “Воды!”
   Затратив все силы на попытку заговорить, Маллед рухнул на одеяло и уставился в синее, синее небо. Скрип, однако, прекратился.
   Заступник услышал топот ног и бормотание, затем что-то заскреблось о доски, и, наконец, в поле зрения возник темный силуэт, застив собой большую часть неба. В этой неясной вначале тени Маллед скоро распознал человеческое лицо.
   — А глаза-то раньше были закрыты, — пробормотал человек.
   Маллед моргнул и разжал губы, предпринимая очередную попытку заговорить.
   От изумления незнакомец выкатил глаза и отшатнулся, исчезнув из пределов видимости.
   — Вы живы! — воскликнул человек. — Вы живы, клянусь Веванисом!
   Маллед в ответ глухо захрипел.
   — Вы, видать, от жажды помираете, чтоб мне сдохнуть! — Человек куда-то заспешил, и Маллед услышал стук металла о дерево. — Подождите. У меня здесь только пиво, прошу прощения. Вам, наверное, хотелось бы водицы, но — чего нет, того нет. Может, выпьете дождевой? Конечно, выпьете! Жаль, её совсем немного.
   С этими словами человек снова появился, и Маллед почувствовал на своих губах пропитанную водой ткань. Он схватил ткань ртом и принялся сосать.
   Боль утихла, хотя совсем не намного. Но все же это позволило смежить веки и погрузиться в сон.
   Проснувшись, Маллед обнаружил себя все в той же повозке, боль была по-прежнему сильной, и ему, как и раньше, хотелось пить. Но все же он чувствовал себя несколько лучше.
   Теперь над ним склонились три человека — двое мужчин и женщина. Женщина держала у его рта чашку, и Маллед ощутил на языке вкус воды. Чуть приподняв голову, он с жадностью проглотил драгоценную влагу, боясь пролить хотя бы каплю. Чьи-то руки скользнули вниз, чтобы поддержать его голову.
   Через несколько мгновений он уже сидел в старенькой деревянной повозке посреди небольшого мощеного двора. Здания вокруг были ему не знакомы.
   — Где я? — спросил кузнец.
   — В Назеди, — ответил мужчина. Это был возница, который первым открыл, что его груз ещё жив. — На постоялом дворе, где хозяйка Игибир.
   Маллед недоуменно заморгал — и тотчас его пронзила боль. Веки словно жгло огнем. Впрочем, остальные части тела тоже болели. Хотя и не так сильно, как до этого.
   — Но каким образом? — простонал он.
   Возница беспомощно посмотрел на двух других, затем снова перевел взгляд на Малледа.
   — Жрецы подрядили меня доставить вас в поселение Грозеродж. Это где-то к юго-западу от Бьекдау по дороге в Зелдау. Я должен был доставить вас какой-то Анве — жене кузнеца. Думаю, для похорон, — объяснил возница. — Жрецы сказали, мол, так через оракула велели боги. Я был почти что в Назеди, когда вы… когда я увидел, что вы не померли. После этого я привез вас сюда и позвал жреца с лекаршей.
   Маллед вгляделся пристальнее — второй мужчина был облачен в мантию жреца.
   — Пришна, наверное, любит вас, — улыбнулась женщина. — Вы должны были умереть, однако я никогда не видела такого быстрого и полного заживления ожогов.
   Пришна, богиня лекарского искусства и исцеления, наверняка была среди луножителей, которые приняли его сторону. На нем раны всегда заживали очень быстро. Маллед вспомнил тот сон, в котором беседовал с Самардасом. Тогда голос сообщил, что боги одарили его способностью к самоисцелению. Может, это был все-таки не сон?
   — Да, Пришна меня просто обожает, — пробормотал Маллед, слегка разжав губы. Они казались уже не такими растрескавшимися и болели не столь сильно.
   — Наверняка, — согласился возница. — Вы даже не дышали. Я готов в этом поклясться!
   — Но зато сейчас он дышит, — поспешила заявить лекарша, — и при этом, очевидно, испытывает сильнейшую боль. У меня есть кое-какие бальзамы, способные облегчить страдания. — Достойная женщина раскрыла большую, тяжелую на вид сумку и стала в ней копаться.
   — Оракулы… — произнес Маллед, глядя на возницу, — …они снова говорят?
   Возница бросил взгляд на жреца, и тот сказал:
   — Неужели вы об этом ещё не слышали? Нет, конечно… Ведь это случилось, когда вы были… хм-м… если не мертвы, то очень близки к этому. После того как закончилась Длинная Ночь, оракулы снова заговорили. Они стали очень разговорчивыми. Боги избрали Золуза Императором и приказали жителям Ришна Габиделлы предать смерти Принца Граубриса и Лорда Шуля. Кроме того, они разрешили ещё массу не столь крупных проблем. Создается впечатление, будто они стремятся компенсировать годы безделья. Сейчас, мой друг, настало время чудес. Луна Баэла исчезла с неба, боги снова беседуют с нами, и вот теперь вы восстали из мертвых!
   — Я не умирал, — промолвил Маллед. — А если и умирал, то не полностью. Боги не допустили этого.
   Жрец и возница многозначительно переглянулись, а лекарша, наконец вынырнув из своего мешка, принялась втирать в грудь Малледа какую-то беловатую, ужасно вонючую мазь.
   Некоторое время кузнец ощущал весьма болезненное покалывание, но затем по телу разлился живительный холод; острая боль исчезла, превратившись в боль ноющую. Поначалу он весь напрягся, вдохнув полной грудью воздух, а потом, когда бальзам начал оказывать целительное действие, выдохнул и расслабился.
   — Отлично. — Лекарша, налила себе в ладонь ещё одну порцию бальзама. — Я вижу, ваше тело не утратило чувствительности. Часто случается, что после сильных ожогов чувствительность исчезает полностью и навсегда. — С этими словами она снова принялась растирать Малледа вонючей жидкостью.
   Только сейчас до него впервые дошло, что он абсолютно голый, — вся его одежда сгорела в магическом пламени олнамского колдуна. Видимо, придется попросить взаймы какую-нибудь одежду, подумал он.
   — Коль скоро вы живы, — сказал возница, — я не уверен, что полученные мною инструкции все ещё годятся. Должен ли я доставить вас в этот самый Грозеродж, или мне следует везти вас назад в Зейдабар?
   У Малледа на этот счет не было ни малейших сомнений.
   — В Грозеродж, — сказал он. — К Анве.

Эпилог

   Маллед думал, что сможет встать и войти в свой дом на собственных ногах, но все завопили, что это абсурд, и ему пришлось позволить себя внести. Анва не помогала его тащить, но весь путь до спальни шла рядом, истерично рыдая и непрерывно повторяя его имя. В спальне хозяина осторожно положили на их супружескую постель.
   Нейл и Пория стояли, глядя округлившимися глазами на возвращение отца. Аршуи сидел на руках своей тетушки Ворды. Он искренне не понимал, к чему весь этот шум и кто этот незнакомый дядька. Мальчонка был слишком мал, чтобы помнить уход Малледа.
   После того как, соблюдая все меры предосторожности, его положили на постель, Маллед улыбнулся и поблагодарил всех присутствующих. Похоже, встречать его и помогать явилась чуть ли не половина жителей Грозероджа. В спальню набилось столько народу, что было не продохнуть.
   — Расскажи нам обо всем! — попросил кто-то.
   — Ведь ты же там был? Разве не так? Ты видел, как Лорд Дузон убивал колдуна?
   — А сам-то ты сражался?
   — Ты помогал втыкать голову Лорда Шуля на кол? Или голову Принца-предателя?
   — Я ушел из Зейдабара, — ответил Маллед. — Я сражался на Гребигуате бок о бок с Оннелом, Делазином, Бузианом и многими другими, включая Лорда Дузона. Затем я вернулся в Зейдабар, — так же как и Лорд Дузон, — и сражался уже там. Там меня и обожгла черная магия колдуна. Лорд Шуль и Принц Граубрис были ещё живы, когда начался мой путь домой, поэтому я не сажал их головы на кол. Все остальные рассказы о моих приключениях могут подождать. Нам предстоит жить здесь ещё много, много лет, а потому не ждите, что я поведаю вам все разом!
   Последние слова вызвали дружный смех.
   — Это все! Достаточно! — объявила Анва. — Убирайтесь-ка все! Дайте ему отдохнуть и подлечиться. — И она принялась подгонять всех к дверям.
   Десять минут спустя в спальне остались лишь Анва и Маллед. Даже детей и тех выпроводили. Анва тяжело примостилась на краю постели и, низко склонившись, вгляделась в лицо мужа. Кожа от ожогов оставалась красной, и по той же причине на ней залегли глубокие складки. Вид у Малледа был преотвратный, но Анва смотрела на него с любовью. Смотрела так, словно перед ней было самое красивое лицо на свете.
   — А я думала, ты умер, — молвила она. — Явился Оннел и сказал, что тебя убили, когда ты сражался в Зейдабаре.
   — Я почти умер, — кивнул Маллед. — Меня оставили лежать как мертвеца и даже повезли к тебе как покойника.
   — Тебе вообще не следовало туда переться! Ты, Маллед, кузнец, а никакой не солдат!
   Он ответил ей слабой улыбкой.
   — Не представляю, как все могли так долго верить, что ты — Богоизбранный Заступник! — чуть раздраженно произнесла Анва. — Это же полная чушь! Разве могли боги предпочесть сына деревенского кузнеца самому Лорду Дузону?
   На какой-то миг у Малледа возникло искушение поведать ей всю правду и объяснить, что именно он является Богоизбранным Заступником. Ведь сейчас он имеет право на этот титул, как никогда раньше.
   Но Маллед промолчал. Все равно ничего хорошего из этого не вышло бы. Достаточно того, что теперь он сам знает это. Вместо слов он подарил жене ещё одну улыбку.
   — Оннел, Делазин и Бузиан так много рассказали нам о Лорде Дузоне. — Анва поправила подушку под головой мужа. — Это замечательный человек!
   — Да, он человек хороший, — согласился Маллед. — И вполне заслуживает, чтобы его признали Богоизбранным Заступником.
   — И ему следовало им быть с самого начала! Нет, вы только посмотрите на этих жрецов! Притащиться сюда лишь для того, чтобы соврать! Почему они не сказали правду? Они тебя едва… — её голос пресекся, — …они тебя едва не убили.
   — Ну теперь все в порядке. — Маллед, протянул руку, чтобы коснуться щеки Анвы. — Я дома.
   Он вспомнил предсказание Самардаса, что его ждет долгая жизнь, и заявил:
   — Я проведу здесь ещё много, много лет.