Страница:
Но вернемся к началу этой истории. Итак, распространение племен, которые уже можно было назвать славянскими, началось в IV–V веках нашей эры, а на земли современных Белоруссии, Украины и европейской части России они попали только в VI–VII веках.
В общеславянском языке есть память о временах, когда орудия изготавливали из кремня, а между тем похожесть языков западных и восточных славян и образовавшихся от них народностей показывает, что разделились они не очень давно.
Каким образом пра-славяне, выйдя в небольшом количестве из Восточной Венгрии, сумели быстро заселить земли от Балкан до Балтики? Дело в том, что это было движение не масс народов, а небольших групп людей, несущих новые идеи, прежде всего идеи земледелия.
История традиционно описывает деяния героев и ведомой ими толпы. Это правильно. Но в перерывах между походами за героем представители «толпы» индивидуально и самостоятельно живут, работают и плодятся. Молодой славянин с конем и топором приходит в дремучий марийский лес, рубит себе избу, готовит делянку и земледельничает. Он хочет женщину, и он обязательно найдет себе девушку-марийку и наделает с ней детей. А они лет через 17–20 продолжат это полезное дело. Потом придут еще славяне, потом германцы налетят, скандинав мимо проедет. Через сто лет перед нами новый этнос.
На пути восточных славян в основном лежали земли финно-угорских племен, а также кочевников-тюрков в северном Причерноморье и балтийских племен в Прибалтике. На основе балто-славянских отношенийпоявились белорусы, славяно-финский контактпородил русских, а от славяно-венгро-тюрков получились украинцы. До VII века ни одного «русского» не существовало на планете, и только в VII–VIII веках начали формироваться на громадной территории будущей Руси новые этносы. Точно также, от смешения тюрксих, финно-угорских и славянских племен, образовался на Волге народ, который теперь называют татарами.
Но процесс этносообразования до сих пор не закончился! Он продолжается, и даже сегодня мы видим дополнительные смешения.
Одновременно и даже раньше поселения славян на финно-угорских землях германцы начали заселять земли полабских славян, живших по реке Лаба (Эльба) и вообще на всей территории современной Восточной части Германии.
Если рассматривать нашу историю схематично, дело шло так. Сначала на новую землю приходили крестьяне, ушедшие от своих германских хозяев ради вольной жизни. Они переселялись также и потому, что им тоже не хватало земель на западе. Они занимались подсечным земледелием, а этот вид труда требует коллективных усилий и общественной собственности. Им не было нужды строить укрепленные поселения, так как своей хозяйственной деятельностью они не мешали местному населению, охотникам и собирателям лесных плодов. А местное население не мешало славянам-земледельцам.
Славяне менялись с туземцами продуктами труда и женщинами, распложались и строили новые хутора и поселки. Внуки, правнуки первопоселенцев и местных жителей уже не были ни чистыми славянами, ни финно-угорами. Они становились русскими.
Но там, откуда пришли их деды, осталась старая феодальная система и продолжала действовать иерархическая «пирамида подчинения». На новые земли, естественно, вслед за крестьянами устремлялись интересы феодала и его детей. Власть требовала все новых дружинников, а дружинникам для кормлениянужны были земли с работниками. Князь говорил своему вассалу: «На диких землях к востоку живут наши люди. Возьми их под свою руку». Землю такой дружинник получал от князя только на время своей службы. Так, вслед за трудящимися, сюда переселялся и аппарат власти.
Новые хозяева начинали эксплуатировать и размножившихся здесь крестьян, и коренное охотничье население. Единая власть и хозяйствование в пользу этой власти приводили к частичной ассимиляции местных и пришлых жителей в единый народ, с общей культурой, языком и нравами. А единые требования налога заставляли вчерашних охотников осваивать земледелие, благо было у кого учиться. И наступал момент, когда молодые крестьяне маленькими группками начинали уходить дальше на восток…
Таким образом, Киевское, Московское, Суздальское, Новгородское княжества были форпостами движения культуры Европы на восток. Движение это, фактически на наших глазах, закончилось выходом русских на берега Тихого океана. Некоторое время русским был и здоровенный кусок Америки, холодная Аляска. Русские заселяли Америку вплоть до Калифорнии, Россия владела даже Гавайскими островами, правда, всего один год.
Но все это время европейская цивилизация расширялась не только на Восток по материку посредством славянской культуры, но и на Юг, Восток и Запад германцами разных национальностей по морям и океанам. На Тихом океане эти две волны цивилизации встретились. Централизованное русское государство не имело возможности поддерживать свои заокеанские земли, и было вынуждено «ужаться» в своих естественно-природных границах. Так сложилась политическая география мира, которую мы имеем сегодня.
3.1. СТРУКТУРА ОБЩЕСТВА И УПРАВЛЕНИЕ
Русская цивилизация
Патриотизм
Следствия недостаточного прибавочного продукта
В общеславянском языке есть память о временах, когда орудия изготавливали из кремня, а между тем похожесть языков западных и восточных славян и образовавшихся от них народностей показывает, что разделились они не очень давно.
Каким образом пра-славяне, выйдя в небольшом количестве из Восточной Венгрии, сумели быстро заселить земли от Балкан до Балтики? Дело в том, что это было движение не масс народов, а небольших групп людей, несущих новые идеи, прежде всего идеи земледелия.
История традиционно описывает деяния героев и ведомой ими толпы. Это правильно. Но в перерывах между походами за героем представители «толпы» индивидуально и самостоятельно живут, работают и плодятся. Молодой славянин с конем и топором приходит в дремучий марийский лес, рубит себе избу, готовит делянку и земледельничает. Он хочет женщину, и он обязательно найдет себе девушку-марийку и наделает с ней детей. А они лет через 17–20 продолжат это полезное дело. Потом придут еще славяне, потом германцы налетят, скандинав мимо проедет. Через сто лет перед нами новый этнос.
На пути восточных славян в основном лежали земли финно-угорских племен, а также кочевников-тюрков в северном Причерноморье и балтийских племен в Прибалтике. На основе балто-славянских отношенийпоявились белорусы, славяно-финский контактпородил русских, а от славяно-венгро-тюрков получились украинцы. До VII века ни одного «русского» не существовало на планете, и только в VII–VIII веках начали формироваться на громадной территории будущей Руси новые этносы. Точно также, от смешения тюрксих, финно-угорских и славянских племен, образовался на Волге народ, который теперь называют татарами.
Но процесс этносообразования до сих пор не закончился! Он продолжается, и даже сегодня мы видим дополнительные смешения.
Одновременно и даже раньше поселения славян на финно-угорских землях германцы начали заселять земли полабских славян, живших по реке Лаба (Эльба) и вообще на всей территории современной Восточной части Германии.
Если рассматривать нашу историю схематично, дело шло так. Сначала на новую землю приходили крестьяне, ушедшие от своих германских хозяев ради вольной жизни. Они переселялись также и потому, что им тоже не хватало земель на западе. Они занимались подсечным земледелием, а этот вид труда требует коллективных усилий и общественной собственности. Им не было нужды строить укрепленные поселения, так как своей хозяйственной деятельностью они не мешали местному населению, охотникам и собирателям лесных плодов. А местное население не мешало славянам-земледельцам.
Славяне менялись с туземцами продуктами труда и женщинами, распложались и строили новые хутора и поселки. Внуки, правнуки первопоселенцев и местных жителей уже не были ни чистыми славянами, ни финно-угорами. Они становились русскими.
Но там, откуда пришли их деды, осталась старая феодальная система и продолжала действовать иерархическая «пирамида подчинения». На новые земли, естественно, вслед за крестьянами устремлялись интересы феодала и его детей. Власть требовала все новых дружинников, а дружинникам для кормлениянужны были земли с работниками. Князь говорил своему вассалу: «На диких землях к востоку живут наши люди. Возьми их под свою руку». Землю такой дружинник получал от князя только на время своей службы. Так, вслед за трудящимися, сюда переселялся и аппарат власти.
Новые хозяева начинали эксплуатировать и размножившихся здесь крестьян, и коренное охотничье население. Единая власть и хозяйствование в пользу этой власти приводили к частичной ассимиляции местных и пришлых жителей в единый народ, с общей культурой, языком и нравами. А единые требования налога заставляли вчерашних охотников осваивать земледелие, благо было у кого учиться. И наступал момент, когда молодые крестьяне маленькими группками начинали уходить дальше на восток…
Таким образом, Киевское, Московское, Суздальское, Новгородское княжества были форпостами движения культуры Европы на восток. Движение это, фактически на наших глазах, закончилось выходом русских на берега Тихого океана. Некоторое время русским был и здоровенный кусок Америки, холодная Аляска. Русские заселяли Америку вплоть до Калифорнии, Россия владела даже Гавайскими островами, правда, всего один год.
Но все это время европейская цивилизация расширялась не только на Восток по материку посредством славянской культуры, но и на Юг, Восток и Запад германцами разных национальностей по морям и океанам. На Тихом океане эти две волны цивилизации встретились. Централизованное русское государство не имело возможности поддерживать свои заокеанские земли, и было вынуждено «ужаться» в своих естественно-природных границах. Так сложилась политическая география мира, которую мы имеем сегодня.
3.1. СТРУКТУРА ОБЩЕСТВА И УПРАВЛЕНИЕ
Русская цивилизация
Давайте зададимся вопросом: «Можно ли использовать (или учитывать) особенности русской цивилизации, русского менталитета, особенности современного состояния огромного народа при решении проблем, связанных с выходом страны из тех экономических и нравственных тупиков, в которых она оказалась?»
Чтобы ответить на этот вопрос, нужно сначала понять, а как сложилась наша «русская цивилизация». Что общего у нее с другими, в чем различия?
Конечно, человечество имеет некоторые общие свойства и поведение — хотя бы потому, что человечество — единый биологический вид. Но далеко не все можно стандартизировать, американские стандарты вряд ли следует навязывать не только китайцам, но и французам. Есть различия, вызванные условиями нашей жизни. С другой стороны, географический фактор не имеет в России постоянного значения не только по величине, но и по знаку: на определенных исторических этапах он может быть положительным, а на других — начинает играть отрицательную роль, или возникает ситуация, когда нельзя сказать ничего определенного.
Географический фактор (равнинный рельеф, отсутствие внутренних барьеров, близость крупных речных бассейнов) способствовал государственному объединению России. Однако, наряду с этим, имелись внутренние мощные преграды контактам населения, противодействующие государственной сплоченности: дремучие леса и обширные болотные трясины, и этим природа, наоборот, обрекла русское население на более или менее продолжительное время сгруппироваться в мелких союзах, тяготеть к местным средоточиям, проникаться местными привязанностями и интересами.
Огромную роль в истории России играли реки. На Руси ездили, главным образом, по зимнему санному пути на замерзших реках, а весной и осенью — только по воде. Реки были интегрирующим фактором и, вместе с тем, играли роль естественных границ между народами. Они были важны для этногенеза и зарождения государств на территории Восточно-европейской равнины, Западной и Восточной Сибири, все океанское побережье которой заперто льдом.
Всю историю современной России можно рассматривать как упорную попытку пробиться к незамерзающим портам и удержать их за собой.
Россия — это симбиоз народов, это синтез различных культур, это сплав, родивший общее мировоззрение и общий образ жизни. Возьмите, например, песни разных поволжских народов. Их поют на разных языках, но сколь они схожи мелодичностью. А ведь песни есть отражение духовного мира народа. Это ли не результат слияния, за тысячелетия совместной жизни, внутренних миров славянских, тюркских и угро-финских народов этого региона? Русские и казанские татары находят общий язык гораздо легче, чем русские и поляки, хотя те и другие славяне.
Цивилизация — общность людей, объединенных не только похожестью образа жизни, культуры, но и общностью духовных миров, общностью своего мировоззрения и структурой шкалы фундаментальных ценностей.
Религия подбирается цивилизацией и подгоняется ею под свои стандарты.
Наши бескрайние равнины рождали иное мироощущение, чем жизнь в горах или на островах. Русские не были обделены ни предприимчивостью, ни энергией. Мы построили цивилизацию, похожую на западноевропейскую, но совсем другую. В нашем движении на восток сила оружия, конечно, играла свою роль, но отнюдь не первенствующую. Мы не платили деньги за скальпы индейцев, как это делали богобоязненные протестанты в начале истории современных США.
Многие сегодняшние надежды не сбываются оттого, что люди не понимают: способностью сосуществовать с другими цивилизациями мирно, сообща жить с другими народами и формировать общую цивилизацию, как это происходило в России, обладает далеко не любой народ! Поскольку разноплеменность и разноязычность были характерны для русского государства во все времена его истории, мы к ним привыкли и не считали «инородцев» чужими. Русскому всегда было чуждо чувство этнического превосходства. Впрочем, и религиозного тоже: в течение более чем тысячи лет русский мир жил рядом и вместе с миром ислама; мы научились жить вместе.
Но в других местах было иначе.
Теперь нас призывают построить гражданское общество (Civil society). На Западе оно возникло в результате уничтожения «традиционного общества» в ходе трех революций: религиозной, промышленной и социально-политической. При этом было уничтожено, например, в Германии 3/4 немцев. Ведь не надо забывать, что еще в конце средних веков убить чужака в европейской деревне не только не считалось преступлением, а было делом законным, и даже непременным.
Так что нас в этот «мир» на равных просто не пустят. Мы — чужаки для них.
В Германии при становлении рынка сгоняли людей с земли, лишая средств к пропитанию, и в Англии тоже «овцы ели людей», то есть опять-таки ради прибылей суконной промышленности сгоняли с земли жителей. И были приняты законы (применявшиеся со всей германской пунктуальностью), согласно которым за бродяжничество, попрошайничество и воровство вешали, не задумываясь над тем, а как иначе могут прокормиться люди, лишенные возможности жить так, как жили их предки.
Согласно практике гражданского общества, естественное состояние дел — война всех против всех. Правда, война, введенная в рамки закона и называемая конкуренцией. В традиционном же обществе России, как и в семье, такого слова и понятия не существует. Даже в отношении противника не говорилось о конкуренции, а лишь о соревновании: с капитализмом, с США и так далее. То есть у нас — поднять себя (догнать и перегнать), у них — уничтожить конкурента.
Представление о роли человека в естественном (традиционном) и гражданском обществе тоже различаются кардинально. Индустрии был нужен человек, свободно передвигающийся, как атом (на деле — свободно передвигаемый). Поэтому община и естественные общинные люди, деревня и крестьяне всегда были главным врагом «гражданского» общества и его строителей.
Но в России полного разрыва солидарных связей не удалось произвести до сих пор, несмотря на воздействие капитализма, реформу Столыпина (направленную на уничтожение общины и замену крестьянина фермером-индивидуалом), урбанизацию и индустриализацию, а теперь еще и американизацию культуры. Удастся ли новая попытка? О том, что привычные российские моральные ценности в современных условиях нам уже «не годятся», было заявлено в начале 1990-х годов реформаторами первой волны: «НРАВСТВЕННО ВСЕ, ЧТО ПРИНОСИТ ПРИБЫЛЬ». Вывод отсюда простой: заботиться о детях и родителях, о музеях и художественных школах, о науке, о здоровье пенсионеров и защите природы — безнравственно.
В традиционном народе каждое поколение связано отношениями ответственности и с предками, и с потомками. А на Западе понятие «народ» изменилось, теперь это сообщество индивидов. Они соединяются в народ через гражданское общество. Те, кто вне его — не народ. С точки зрения Запада, в России никогда не существовало народа, так как не было здесь гражданского общества. Не зная этого, нельзя понять смысла проводимого с 1991 года всеобщего разрушения России; а это западные «учителя» добросовестно приступили к созданию русского народа. Напомним: при создании современного германского народа 3/4населения было уничтожено — убито и уморено голодом.
Россия — семейная страна. Особенности природы воспитали принципиально другое представление о человеке, взгляды на общество и государство, на ведение хозяйства, на политику и право, на здравоохранение и на весь образ жизни.
Будем ломать? Или сначала попытаемся ПОНЯТЬ, что же мы ломаем? Что строим?
Здесь не произошло Реформации (Россию к ней осторожно подводят лишь сейчас), а идеи Просвещения и научной революции, внедряясь в русскую культурную среду постепенно и без религиозного подкрепления, не произвели идеологического переворота.
Из принципиально различных представлений о человеке вытекали и принципиально иные взгляды на общество и государство, на ведение хозяйства, на политику и право, на здравоохранение и на весь образ жизни.
У нас идут дискуссии, стоит или нет входить в мир транснациональных корпораций. Да мы уже давно там! Мы рассуждаем, в качестве кого мы туда войдем, а нам уже указано место, где-то на задворках. И наше будущее зависит всего лишь от того, компрадорский или национальный капитал будут править бал в ближайшие десять лет.
И разговоры о демократии — всего лишь камуфляж. Демократия и либерализм, особенно в организационной сфере и сфере собственности, это веление времени и уровня технологических сложностей современной жизни, не более того. Придавать им гипертрофированное значение, без оглядки на свою историю, культуру, природу — на интересы своего народа, наконец — просто глупо.
Мир стоит на пороге глубочайшего кризиса. Ресурсов уже недостает, и за них уже идет борьба. Чем она кончится, пока неясно. В этой ситуации наше будущее, как и будущее других, туманно. Если Россия уцелеет как единое государство, проводящее свою, патриотическую политику, то мы получим свой шанс. Но уже сегодня те, к кому мы так стремимся присоединиться, дают понять, что России пора сворачивать свою внешнеполитическую деятельность. «Игры больших мальчиков» вне ее компетенции, и даже проблемы собственного существования решать не ей, хоть она и считает их важными для себя. По их мнению, мы не в праве иметь «зону собственных интересов», экономических или политических, не только вне своей территории, но и внутри.
Как хотелось Ельцину после 1993 года, чтобы «большие мальчики» признали его равным себе! Он даже дал им сигнал, что согласен вместе со всей своей Россией войти в НАТО. Он их обнимал и говорил: «Мои друзья». А они, в общем-то, не обращали на него внимания. Он обиделся, и это было заметно.
Понять, что Россия им не нужна совсем, ни как друг, ни как враг, он был не в состоянии. Ну, что им стоило хотя бы сказать, что Россия — ровня им, что без нее никак? Вместо этого нас то не принимали в какие-то клубы, то наши морские суда задерживали, теперь кого-то арестовывают, устраивают выволочки по поводу и без. То к Чечне прицепятся, то к Калининграду. Ведут себя, как жена с постылым. Или нет, как Абдулла в фильме «Белое солнце пустыни» с этим бедным музейным смотрителем. Когда он стал возмущаться грабежом, ведь мог же Абдулла сказать: мы не будем трогать твои ковры и кувшины. Скажи, старичок, а где здесь подземный ход? Всесильный бандит не воспринимал всерьез ни музей с его рухлядью, ни этого деда, как живого человека, вот в чем дело-то. Стрельнул сквозь икону, и все разошлись искать подземный ход.
Чтобы ответить на этот вопрос, нужно сначала понять, а как сложилась наша «русская цивилизация». Что общего у нее с другими, в чем различия?
Конечно, человечество имеет некоторые общие свойства и поведение — хотя бы потому, что человечество — единый биологический вид. Но далеко не все можно стандартизировать, американские стандарты вряд ли следует навязывать не только китайцам, но и французам. Есть различия, вызванные условиями нашей жизни. С другой стороны, географический фактор не имеет в России постоянного значения не только по величине, но и по знаку: на определенных исторических этапах он может быть положительным, а на других — начинает играть отрицательную роль, или возникает ситуация, когда нельзя сказать ничего определенного.
Географический фактор (равнинный рельеф, отсутствие внутренних барьеров, близость крупных речных бассейнов) способствовал государственному объединению России. Однако, наряду с этим, имелись внутренние мощные преграды контактам населения, противодействующие государственной сплоченности: дремучие леса и обширные болотные трясины, и этим природа, наоборот, обрекла русское население на более или менее продолжительное время сгруппироваться в мелких союзах, тяготеть к местным средоточиям, проникаться местными привязанностями и интересами.
Огромную роль в истории России играли реки. На Руси ездили, главным образом, по зимнему санному пути на замерзших реках, а весной и осенью — только по воде. Реки были интегрирующим фактором и, вместе с тем, играли роль естественных границ между народами. Они были важны для этногенеза и зарождения государств на территории Восточно-европейской равнины, Западной и Восточной Сибири, все океанское побережье которой заперто льдом.
Всю историю современной России можно рассматривать как упорную попытку пробиться к незамерзающим портам и удержать их за собой.
Россия — это симбиоз народов, это синтез различных культур, это сплав, родивший общее мировоззрение и общий образ жизни. Возьмите, например, песни разных поволжских народов. Их поют на разных языках, но сколь они схожи мелодичностью. А ведь песни есть отражение духовного мира народа. Это ли не результат слияния, за тысячелетия совместной жизни, внутренних миров славянских, тюркских и угро-финских народов этого региона? Русские и казанские татары находят общий язык гораздо легче, чем русские и поляки, хотя те и другие славяне.
Цивилизация — общность людей, объединенных не только похожестью образа жизни, культуры, но и общностью духовных миров, общностью своего мировоззрения и структурой шкалы фундаментальных ценностей.
Религия подбирается цивилизацией и подгоняется ею под свои стандарты.
Наши бескрайние равнины рождали иное мироощущение, чем жизнь в горах или на островах. Русские не были обделены ни предприимчивостью, ни энергией. Мы построили цивилизацию, похожую на западноевропейскую, но совсем другую. В нашем движении на восток сила оружия, конечно, играла свою роль, но отнюдь не первенствующую. Мы не платили деньги за скальпы индейцев, как это делали богобоязненные протестанты в начале истории современных США.
Многие сегодняшние надежды не сбываются оттого, что люди не понимают: способностью сосуществовать с другими цивилизациями мирно, сообща жить с другими народами и формировать общую цивилизацию, как это происходило в России, обладает далеко не любой народ! Поскольку разноплеменность и разноязычность были характерны для русского государства во все времена его истории, мы к ним привыкли и не считали «инородцев» чужими. Русскому всегда было чуждо чувство этнического превосходства. Впрочем, и религиозного тоже: в течение более чем тысячи лет русский мир жил рядом и вместе с миром ислама; мы научились жить вместе.
Но в других местах было иначе.
Теперь нас призывают построить гражданское общество (Civil society). На Западе оно возникло в результате уничтожения «традиционного общества» в ходе трех революций: религиозной, промышленной и социально-политической. При этом было уничтожено, например, в Германии 3/4 немцев. Ведь не надо забывать, что еще в конце средних веков убить чужака в европейской деревне не только не считалось преступлением, а было делом законным, и даже непременным.
Так что нас в этот «мир» на равных просто не пустят. Мы — чужаки для них.
В Германии при становлении рынка сгоняли людей с земли, лишая средств к пропитанию, и в Англии тоже «овцы ели людей», то есть опять-таки ради прибылей суконной промышленности сгоняли с земли жителей. И были приняты законы (применявшиеся со всей германской пунктуальностью), согласно которым за бродяжничество, попрошайничество и воровство вешали, не задумываясь над тем, а как иначе могут прокормиться люди, лишенные возможности жить так, как жили их предки.
Согласно практике гражданского общества, естественное состояние дел — война всех против всех. Правда, война, введенная в рамки закона и называемая конкуренцией. В традиционном же обществе России, как и в семье, такого слова и понятия не существует. Даже в отношении противника не говорилось о конкуренции, а лишь о соревновании: с капитализмом, с США и так далее. То есть у нас — поднять себя (догнать и перегнать), у них — уничтожить конкурента.
Представление о роли человека в естественном (традиционном) и гражданском обществе тоже различаются кардинально. Индустрии был нужен человек, свободно передвигающийся, как атом (на деле — свободно передвигаемый). Поэтому община и естественные общинные люди, деревня и крестьяне всегда были главным врагом «гражданского» общества и его строителей.
Но в России полного разрыва солидарных связей не удалось произвести до сих пор, несмотря на воздействие капитализма, реформу Столыпина (направленную на уничтожение общины и замену крестьянина фермером-индивидуалом), урбанизацию и индустриализацию, а теперь еще и американизацию культуры. Удастся ли новая попытка? О том, что привычные российские моральные ценности в современных условиях нам уже «не годятся», было заявлено в начале 1990-х годов реформаторами первой волны: «НРАВСТВЕННО ВСЕ, ЧТО ПРИНОСИТ ПРИБЫЛЬ». Вывод отсюда простой: заботиться о детях и родителях, о музеях и художественных школах, о науке, о здоровье пенсионеров и защите природы — безнравственно.
В традиционном народе каждое поколение связано отношениями ответственности и с предками, и с потомками. А на Западе понятие «народ» изменилось, теперь это сообщество индивидов. Они соединяются в народ через гражданское общество. Те, кто вне его — не народ. С точки зрения Запада, в России никогда не существовало народа, так как не было здесь гражданского общества. Не зная этого, нельзя понять смысла проводимого с 1991 года всеобщего разрушения России; а это западные «учителя» добросовестно приступили к созданию русского народа. Напомним: при создании современного германского народа 3/4населения было уничтожено — убито и уморено голодом.
Россия — семейная страна. Особенности природы воспитали принципиально другое представление о человеке, взгляды на общество и государство, на ведение хозяйства, на политику и право, на здравоохранение и на весь образ жизни.
Будем ломать? Или сначала попытаемся ПОНЯТЬ, что же мы ломаем? Что строим?
Здесь не произошло Реформации (Россию к ней осторожно подводят лишь сейчас), а идеи Просвещения и научной революции, внедряясь в русскую культурную среду постепенно и без религиозного подкрепления, не произвели идеологического переворота.
Из принципиально различных представлений о человеке вытекали и принципиально иные взгляды на общество и государство, на ведение хозяйства, на политику и право, на здравоохранение и на весь образ жизни.
У нас идут дискуссии, стоит или нет входить в мир транснациональных корпораций. Да мы уже давно там! Мы рассуждаем, в качестве кого мы туда войдем, а нам уже указано место, где-то на задворках. И наше будущее зависит всего лишь от того, компрадорский или национальный капитал будут править бал в ближайшие десять лет.
И разговоры о демократии — всего лишь камуфляж. Демократия и либерализм, особенно в организационной сфере и сфере собственности, это веление времени и уровня технологических сложностей современной жизни, не более того. Придавать им гипертрофированное значение, без оглядки на свою историю, культуру, природу — на интересы своего народа, наконец — просто глупо.
Мир стоит на пороге глубочайшего кризиса. Ресурсов уже недостает, и за них уже идет борьба. Чем она кончится, пока неясно. В этой ситуации наше будущее, как и будущее других, туманно. Если Россия уцелеет как единое государство, проводящее свою, патриотическую политику, то мы получим свой шанс. Но уже сегодня те, к кому мы так стремимся присоединиться, дают понять, что России пора сворачивать свою внешнеполитическую деятельность. «Игры больших мальчиков» вне ее компетенции, и даже проблемы собственного существования решать не ей, хоть она и считает их важными для себя. По их мнению, мы не в праве иметь «зону собственных интересов», экономических или политических, не только вне своей территории, но и внутри.
Как хотелось Ельцину после 1993 года, чтобы «большие мальчики» признали его равным себе! Он даже дал им сигнал, что согласен вместе со всей своей Россией войти в НАТО. Он их обнимал и говорил: «Мои друзья». А они, в общем-то, не обращали на него внимания. Он обиделся, и это было заметно.
Понять, что Россия им не нужна совсем, ни как друг, ни как враг, он был не в состоянии. Ну, что им стоило хотя бы сказать, что Россия — ровня им, что без нее никак? Вместо этого нас то не принимали в какие-то клубы, то наши морские суда задерживали, теперь кого-то арестовывают, устраивают выволочки по поводу и без. То к Чечне прицепятся, то к Калининграду. Ведут себя, как жена с постылым. Или нет, как Абдулла в фильме «Белое солнце пустыни» с этим бедным музейным смотрителем. Когда он стал возмущаться грабежом, ведь мог же Абдулла сказать: мы не будем трогать твои ковры и кувшины. Скажи, старичок, а где здесь подземный ход? Всесильный бандит не воспринимал всерьез ни музей с его рухлядью, ни этого деда, как живого человека, вот в чем дело-то. Стрельнул сквозь икону, и все разошлись искать подземный ход.
Патриотизм
В период перестройки каждый новоявленный «демократ» считал своим долгом процитировать фразу, которую приписывали Льву Толстому: «патриотизм — это последнее прибежище негодяев». Читатель «Независимой газеты» Н. Ефимов провел собственное исследование, откуда взялось это высказывание, и результатами поделился с читателями газеты (НГ от 24.06.2000).
Оказывается, высказывание принадлежит отнюдь не Льву Толстому, а английскому критику, лексикографу, эссеисту и поэту Сэмюэлю Джонсону, жившему в XVIII веке. В подлиннике оно звучит так: «Patriotism is the last refuge of a scoundrel». Смысл фразы, вопреки расхожему мнению, таков: Не все пропало даже у самого пропащего человека, отвергнутого друзьями и обществом, если в его душе сохраняется чувство Родины, в ней его последняя надежда и спасение.
Английское слово «refuge» (прибежище, пристанище) имеет еще значение: спасение, утешение. То есть не просто прибежище, а спасительное прибежище. Кстати, отсюда идет и другое английское слово, «refugee» — беженец, эмигрант.
Статья Сэмюэля Джонсона «Патриот» была написана в 1774 году. Она имела подзаголовок: «Обращение к избирателям Великобритании». Это серьезное, основательное выступление писателя, где он представлял развернутое понимание патриотизма:
Родину не выбирают. Но сегодня многие меняют ее. Главный критерий выбора — жить надо там, где лучше. В конце концов, это право каждого: выбирать, где ему жить. Но такие люди стараются представить свой поступок как единственно правильный. Именно они и внедряют мнение, что патриотизм — нечто гадкое и отвратное.
А заодно, что и русские никуда не годны. В русских газетах в любой день можно найти если не ненависть, то выражение гадливости к русским. Вот хотя бы мнение А. Колесникова, обозревателя «Известий», которое он опубликовал в газете «Алфавит» (№ 4 за 2001 год):
Они о словаре Владимира Даля и не слыхивали, а там:
Мы пишем тут слово «демократы» в кавычках по двум причинам. Во-первых, из-за того, что это название определенной политической группы в ряду других групп (коммунисты, монархисты, демократы). Во-вторых, чтобы подчеркнуть наше отношение именно к этой группе. Ведь никто нынче не выступает против участия народа во власти. Демократических воззрений, пусть и с некоторыми отличиями, придерживаются все. Но сложилось такое разделение: СПС и «Яблоко» — это демократы, а коммунисты — это патриоты. Причем демократы, упоминая патриотов, обязательно поставят кавычки. А патриоты не только кавычки «демократам» ставят, но и добавляют в это слово второй слог «рь».
Политическая практика не видит в стране демократических патриотов. А они — есть, так же, как и патриотические демократы.
Мало кто помнит, но когда в 1905 году в городе Иванове создавали первые Советы рабочих депутатов, никаких коммунистов рядом не стояло. В 1919 году уже и крестьяне согласились на этот русский вариант демократии — Советы, лишь бы без коммунистов. В 1991 году сбылось: КПСС отодвинули от власти, народ попер из партии, робкие интеллигенты прилюдно сжигали партбилеты, а самые оголтелые бонзы прыгали в окна. Повсюду демос выбирал начальников, рабочие коллективы разгосударствливали предприятия. В каких демократических святцах написано, что это не демократия? А если то она и была, спрашивается, что же за демократию строят «демократы»?
Согласно опросам социологов, ориентации на «традиционно русские» ценности придерживается 49 % опрошенных; на «советские» ценности (заметьте, не коммунистические, а именно советские) ориентируется 13 %, на смешанный тип ценностей — «традиционно русские и советские» — 11 % респондентов. Итого 73 %. А сторонников «западных» ценностей оказалось только 4 %. Странно, не правда ли: число откровенных западников совпадает с количественной оценкой российского истеблишмента, представители которого, собственно, и называют себя демократами.
Нет ли здесь подмены понятий? Ведь демократия в стандартном переводе значит «власть народа». А у нас тут удивительная картина: 73 % демоса выступает за традиционные русские и советские ценности, а демократы только и делают, что эти ценности обругивают. Как же писать это слово без кавычек?
Патриотизм относится к числу русских и советских ценностей. И вот получается, что он, патриотизм, не свойствен «демократам», но приемлем для большинства народа как стратегическая цель. Патриотизм народа, при наличии дееспособного государства, проводящего успешную стратегию модернизации, обязательно даст хорошие результаты. Напротив, если слово патриот стало ругательным, а государство соглашается на роль не более, как прилежного ученика западных демократий, то и результат будет плачевный.
А кстати, государственнические настроения, равно как и патриотизм, не являются препятствием для жизни в глобальном демократическом мире. Поинтересуйтесь опытом Японии, Кореи, Китая, ряда стран Юго-Восточной Азии, и вы убедитесь в этом.
Оказывается, высказывание принадлежит отнюдь не Льву Толстому, а английскому критику, лексикографу, эссеисту и поэту Сэмюэлю Джонсону, жившему в XVIII веке. В подлиннике оно звучит так: «Patriotism is the last refuge of a scoundrel». Смысл фразы, вопреки расхожему мнению, таков: Не все пропало даже у самого пропащего человека, отвергнутого друзьями и обществом, если в его душе сохраняется чувство Родины, в ней его последняя надежда и спасение.
Английское слово «refuge» (прибежище, пристанище) имеет еще значение: спасение, утешение. То есть не просто прибежище, а спасительное прибежище. Кстати, отсюда идет и другое английское слово, «refugee» — беженец, эмигрант.
Статья Сэмюэля Джонсона «Патриот» была написана в 1774 году. Она имела подзаголовок: «Обращение к избирателям Великобритании». Это серьезное, основательное выступление писателя, где он представлял развернутое понимание патриотизма:
«В конце каждого семилетия наступает пора сатурналий, и свободные мужчины Великобритании могут поздравить себя: у них есть из кого выбирать своих представителей. Отобрать и направить в парламент депутатов, которым принимать законы. и жаловать налоги, это высокая честь и серьезная ответственность: каждый избиратель должен задуматься, как поддержать такую честь и как оправдать такую ответственность.Как видим, Джонсон не только не ставил знака равенства между патриотом и негодяем, но и само слово «патриот» писал с большой буквы.
Необходимо убедить всех, кто имеет право голоса в этом национальном обсуждении: только Патриот достоин места в парламенте. Никто другой не защитит наших прав, никто другой не заслужит нашего доверия.
Патриотом же является тот, чья общественная деятельность определяется лишь одним-единственным мотивом — любовью к своей стране, тот, кто, представляя нас в парламенте, руководствуется в каждом случае не личными побуждениями и опасениями, не личной добротой или обидой, а общими интересами».
Родину не выбирают. Но сегодня многие меняют ее. Главный критерий выбора — жить надо там, где лучше. В конце концов, это право каждого: выбирать, где ему жить. Но такие люди стараются представить свой поступок как единственно правильный. Именно они и внедряют мнение, что патриотизм — нечто гадкое и отвратное.
А заодно, что и русские никуда не годны. В русских газетах в любой день можно найти если не ненависть, то выражение гадливости к русским. Вот хотя бы мнение А. Колесникова, обозревателя «Известий», которое он опубликовал в газете «Алфавит» (№ 4 за 2001 год):
«Кто не верит в то, что россияне по сию пору враждебно относятся к западным (читай: общемировым) ценностям, может ознакомиться с одним из последних опросов… Фонда „Общественное мнение“. Вот хотя бы одна позиция: 45 процентов опрошенных считают, что западные ценности отрицательно влияют на отношения между людьми в России. Что уж говорить о том, что 48 процентов респондентов полагают: жизнь стала хуже из-за влияния Запада…Русское телевидение являет сюжет: сначала симпатичные деловитые иностранцы произносят умные слова, а потом — русский, дурак-дураком: «Работа не волк, хы-хы-хы-хы». «Что-то надо менять». Кто-то ведь оплачивает рекламное время. Мастерам культуры, которые сваяли этот «шедевр», даже невдомек, что если работа не волк, то она не убежит, ее делать надо.
Народ-рогоносец [15]по-прежнему ищет виноватых и врагов, заодно тяготея к сильной руке и руководителю-отцу. А чему, собственно, удивляться? Так легче жить и видеть в качестве причин личных неудач зловредные внешние силы, а не самого себя, свое собственное безделье, презрение к труду и „чужакам“».
Они о словаре Владимира Даля и не слыхивали, а там:
«Работаем, не покладаючи рук», «Одна забота: работай до пота!», «Либо пить да плясать, либо работать», «Лежа не работают», «Работать не заставят, так и есть не посадят», «Работа мастера боится», «Есть работка, есть и хлеб», «С молитвой в устах, с работой в руках», «Одна работа не кормит», «Работа любит не молодца, а незалежливого», «Белоручка не работник», «По работе и работника знать», «По работе и плата».А вот о труде:
«Человек рожден на труд», «Без труда нет добра», «Труд кормит и одевает», «Труд человека кормит, а лень портит», «От трудов своих сыт будешь, а богат не будешь», «Терпенье и труд все перетрут», «Трудовой грош и пред Богом хорош», «Трудовая денежка плотно лежит, чужая ребром торчит», «Трудовая денежка до веку кормит».Унижение русских, в общем-то, объяснимое в иностранцах, поражает в наших отечественных «демократах». Они с самого начала поддерживали и даже поощряли национализм в российских автономиях, поскольку считали, что «великодержавное» сознание русских станет препятствием на пути демократических и рыночных преобразований в стране, а также средством сохранения столь ненавистного им традиционного русского представления о государственности. При этом удар наносился по русскому сознанию в целом, которое рассматривалось как априори ущербное — антирыночное, антилиберальное и антизападное, а потому подлежащее тотальному слому.
Мы пишем тут слово «демократы» в кавычках по двум причинам. Во-первых, из-за того, что это название определенной политической группы в ряду других групп (коммунисты, монархисты, демократы). Во-вторых, чтобы подчеркнуть наше отношение именно к этой группе. Ведь никто нынче не выступает против участия народа во власти. Демократических воззрений, пусть и с некоторыми отличиями, придерживаются все. Но сложилось такое разделение: СПС и «Яблоко» — это демократы, а коммунисты — это патриоты. Причем демократы, упоминая патриотов, обязательно поставят кавычки. А патриоты не только кавычки «демократам» ставят, но и добавляют в это слово второй слог «рь».
Политическая практика не видит в стране демократических патриотов. А они — есть, так же, как и патриотические демократы.
Мало кто помнит, но когда в 1905 году в городе Иванове создавали первые Советы рабочих депутатов, никаких коммунистов рядом не стояло. В 1919 году уже и крестьяне согласились на этот русский вариант демократии — Советы, лишь бы без коммунистов. В 1991 году сбылось: КПСС отодвинули от власти, народ попер из партии, робкие интеллигенты прилюдно сжигали партбилеты, а самые оголтелые бонзы прыгали в окна. Повсюду демос выбирал начальников, рабочие коллективы разгосударствливали предприятия. В каких демократических святцах написано, что это не демократия? А если то она и была, спрашивается, что же за демократию строят «демократы»?
Согласно опросам социологов, ориентации на «традиционно русские» ценности придерживается 49 % опрошенных; на «советские» ценности (заметьте, не коммунистические, а именно советские) ориентируется 13 %, на смешанный тип ценностей — «традиционно русские и советские» — 11 % респондентов. Итого 73 %. А сторонников «западных» ценностей оказалось только 4 %. Странно, не правда ли: число откровенных западников совпадает с количественной оценкой российского истеблишмента, представители которого, собственно, и называют себя демократами.
Нет ли здесь подмены понятий? Ведь демократия в стандартном переводе значит «власть народа». А у нас тут удивительная картина: 73 % демоса выступает за традиционные русские и советские ценности, а демократы только и делают, что эти ценности обругивают. Как же писать это слово без кавычек?
Патриотизм относится к числу русских и советских ценностей. И вот получается, что он, патриотизм, не свойствен «демократам», но приемлем для большинства народа как стратегическая цель. Патриотизм народа, при наличии дееспособного государства, проводящего успешную стратегию модернизации, обязательно даст хорошие результаты. Напротив, если слово патриот стало ругательным, а государство соглашается на роль не более, как прилежного ученика западных демократий, то и результат будет плачевный.
А кстати, государственнические настроения, равно как и патриотизм, не являются препятствием для жизни в глобальном демократическом мире. Поинтересуйтесь опытом Японии, Кореи, Китая, ряда стран Юго-Восточной Азии, и вы убедитесь в этом.
Следствия недостаточного прибавочного продукта
Русское общество — это общество с минимальным объемом прибавочного продукта. После вычета того, что нужно производителю и его семье, он может отдать на нужды государства существенно меньше, чем граждане стран с меньшими издержками. И что из этого следует? А то, что аппарат управления на Руси должен быть либо существенно меньше, чем в других странах, либо норма его содержания естественным образом получится другой. Скорее всего, нам следует иметь и управленческий аппарат поменьше, и стоить он должен меньше.
Казалось бы, простая мысль. Но посмотрите, аппарат управления у нас растет, как на дрожжах, и обеспечение себе управленцы требуют, как «во всем мире». При этом все время грозят, что «дешевые» управленцы могут принести только вред стране.
Казалось бы, простая мысль. Но посмотрите, аппарат управления у нас растет, как на дрожжах, и обеспечение себе управленцы требуют, как «во всем мире». При этом все время грозят, что «дешевые» управленцы могут принести только вред стране.