Страница:
В итоге в 1992–1993 годах практически бесплатно было выдано более 80 % лицензий на самые лучшие, в том числе крупные, очень крупные и уникальные месторождения нефти и газа. По закону и здравому смыслу недропользование должно быть платным, а государство само отказалось от этого дохода.
Но вот с середины 1993 года началась приватизация. Согласно заложенному в ее программу правилу основные фонды и другое имущество предприятия, включенные в его уставный капитал, определялись в ценах по состоянию на 1 июля 1991 года: цены были занижены в 100–1000 и более раз по сравнению с ценами, действовавшими на момент приватизации. То есть отдавали за бесценок, но кому? По тем же правилам контрольный пакет акций переходил в руки внешних акционеров, главным образом юридических лиц, посторонних по отношению к трудовому коллективу предприятия.
А вот о том, что за недра этот «посторонний» должен платить, опять забыли.
Кто же он такой, этот новый хозяин? Изначально лицензия давалась трудовому коллективу. Теперь месторождение попало в долголетнее пользование, владение, распоряжение и оперативное управление узкого круга физических и юридических лиц, объединившихся в закрытые акционерные общества (АОЗТ, ТОО, 000, ЗАО и т. п.), в которых зачастую организационно-правовой формой являлись совместные предприятия с участием иностранного капитала, зарегистрированные в зарубежных офшорных зонах с льготным режимом налогообложения.
По сути дела, государственная наземная и подземная собственность в два хода перешла за бесценок или бесплатно в руки очень узкого круга юридических и физических лиц. При этом юридические лица образованы теми же физическими лицами, которых сегодня называют олигархами. Им же передана не только наземная и подземная собственность, но и сверхнормативная прибыль (горная рента), образующаяся при разработке рентабельных месторождений. И это в условиях сохранения государственной собственности на участки государственного фонда недр.
Как распорядились этой собственностью ее новые хозяева, видно из следующего. Добыча нефти упала с 500 до 300 млн. тонн в условиях, когда конъюнктура была весьма благоприятна. Государство полностью утратило контроль над стратегически важным сектором экономики. В советские времена доходов отечественного ТЭКа хватало не только на расширенное воспроизводство отрасли и минерально-сырьевой базы, но и на содержание ВПК, поддержку АПК и стран СЭВ.
Тяжелое финансовое положение отрасли однозначно связано с безудержным уводом капиталов из отрасли и из страны.
Трудно оценить потери государства. Пакеты акций нефтяных компаний, которые находятся у него в собственности, размываются за счет дополнительной эмиссии или обесцениваются передачей лучшей подземной и наземной собственности в дочерние структуры из островных государств.
Хозяином этих потоков может быть только государство, если бы у нас было государство. И именно оно должно перераспределять «потоки» в интересах всего общества. Сегодня же существующие на деньги из этого же источника так называемые свободные СМИ объясняют, что задавать вопросы, сколько зарабатывает тот или иной человек — плохой тон. Или объявляют: как не стыдно требовать делится доходами людей, которые их заработали!.. Впрочем, с журналистами все ясно: в какой-то степени они защищают свой собственный заработок. Но очень трудно понять тех, кто лишен всего, и повторяет эти же глупости. Пока пресловутый «дядя Вася» не поймет, что происходит с его страной, трудно рассчитывать на изменения.
Россия безвозмездно кредитует США
4.4. ПРОБЛЕМЫ ЭКОНОМИЧЕСКИЕ
Результат непонимания особенностей экономической структуры российского общества
Проблемы промышленности
Агропромышленный комплекс
Но вот с середины 1993 года началась приватизация. Согласно заложенному в ее программу правилу основные фонды и другое имущество предприятия, включенные в его уставный капитал, определялись в ценах по состоянию на 1 июля 1991 года: цены были занижены в 100–1000 и более раз по сравнению с ценами, действовавшими на момент приватизации. То есть отдавали за бесценок, но кому? По тем же правилам контрольный пакет акций переходил в руки внешних акционеров, главным образом юридических лиц, посторонних по отношению к трудовому коллективу предприятия.
А вот о том, что за недра этот «посторонний» должен платить, опять забыли.
Кто же он такой, этот новый хозяин? Изначально лицензия давалась трудовому коллективу. Теперь месторождение попало в долголетнее пользование, владение, распоряжение и оперативное управление узкого круга физических и юридических лиц, объединившихся в закрытые акционерные общества (АОЗТ, ТОО, 000, ЗАО и т. п.), в которых зачастую организационно-правовой формой являлись совместные предприятия с участием иностранного капитала, зарегистрированные в зарубежных офшорных зонах с льготным режимом налогообложения.
По сути дела, государственная наземная и подземная собственность в два хода перешла за бесценок или бесплатно в руки очень узкого круга юридических и физических лиц. При этом юридические лица образованы теми же физическими лицами, которых сегодня называют олигархами. Им же передана не только наземная и подземная собственность, но и сверхнормативная прибыль (горная рента), образующаяся при разработке рентабельных месторождений. И это в условиях сохранения государственной собственности на участки государственного фонда недр.
Как распорядились этой собственностью ее новые хозяева, видно из следующего. Добыча нефти упала с 500 до 300 млн. тонн в условиях, когда конъюнктура была весьма благоприятна. Государство полностью утратило контроль над стратегически важным сектором экономики. В советские времена доходов отечественного ТЭКа хватало не только на расширенное воспроизводство отрасли и минерально-сырьевой базы, но и на содержание ВПК, поддержку АПК и стран СЭВ.
Тяжелое финансовое положение отрасли однозначно связано с безудержным уводом капиталов из отрасли и из страны.
Трудно оценить потери государства. Пакеты акций нефтяных компаний, которые находятся у него в собственности, размываются за счет дополнительной эмиссии или обесцениваются передачей лучшей подземной и наземной собственности в дочерние структуры из островных государств.
Хозяином этих потоков может быть только государство, если бы у нас было государство. И именно оно должно перераспределять «потоки» в интересах всего общества. Сегодня же существующие на деньги из этого же источника так называемые свободные СМИ объясняют, что задавать вопросы, сколько зарабатывает тот или иной человек — плохой тон. Или объявляют: как не стыдно требовать делится доходами людей, которые их заработали!.. Впрочем, с журналистами все ясно: в какой-то степени они защищают свой собственный заработок. Но очень трудно понять тех, кто лишен всего, и повторяет эти же глупости. Пока пресловутый «дядя Вася» не поймет, что происходит с его страной, трудно рассчитывать на изменения.
Россия безвозмездно кредитует США
В золотовалютных резервах ЦБ драгоценные металлы составляют меньше 10 %, а остальное — это иностранные валютные активы. Последние состоят из ценных бумаг правительств иностранных государств, чьи валюты являются «ключевыми» (американский доллар, немецкая марка, британский фунт стерлингов, французский франк и японская йена). Доля денежных средств в валютных резервах ЦБ невелика, в основном они состоят из гособлигаций перечисленных стран.
Считается, что доля иностранных обязательств должна быть пропорциональна доле каждой валюты в международных расчетах. Сегодня это доллар, на него и приходится в валютных резервах ЦБ более 90 % в виде облигаций правительства США. Доля евро в резервах ЦБ существенно меньше, чем доля торговли России с Европой. Не исключено, что это результат давления США. Наличие в валютных резервах облигаций другой страны — это кредит последней.
Само по себе увеличение валютных резервов является нормальным способом кредитования стран друг друга, применяемого для покрытия взаимных дефицитов платежных балансов. Но при этом такое кредитование посредством валютных резервов должно быть в обеих странах!
То есть если сейчас у Штатов дефицит платежного баланса, а у России профицит, то российский Центробанк принимает в свой валютный резерв доллары США, а на них покупает облигации американского правительства. Если же завтра платежный баланс России станет дефицитным, а платежный баланс США (или другого члена МВФ) будет сведен с профицитом, тогда рубль (а соответственно ГКО, ОФЗ и т. д.) должны войти в состав валютных резервов ФРС США, Банка Англии, Бундесбанка и прочих. Однако эти условия при взаимоотношениях России с МВФ и ее членами не соблюдаются.
Собственно, МВФ именно для того и придумывался, чтобы обеспечить попеременное кредитование платежных балансов стран-участниц Фонда. Но это была только идея. На практике единственной страной, которая пользуется всеми благами международного кредитования, являются США. Они могут постоянно раздувать дефицит платежного баланса, нисколько не беспокоясь за стабильность своей валюты, так как доллары поступают в резервы всех стран-членов МВФ, и находятся в этих резервах неопределенное количество времени. Так что в реальности, которая весьма отличается от теорий наших «либералов», то, что позволено США, не позволено России.
Например, в случае кризиса, чтобы не допустить девальвации национальной валюты и сохранить на прежнем уровне объем импорта, МВФ должен выделить стране дополнительные кредиты (или выкупить на некоторый срок национальную валюту в обмен на международную). Ничего подобного не случилось в момент кризиса 1998 года.
Кроме того, не должно быть разрыва в процентных ставках на денежных рынках этих стран. Иначе, если процентные ставки в стране-заемщике ниже, чем в стране-кредиторе, то кредитор несет убытки. Сейчас ЦБ принимает трехмесячные депозиты под 9 % годовых, а доходность американских трехмесячных 1геазигу ЬШз колеблется на уровне около 6 % годовых. Таким образом, при объеме валютных резервов, например, в 20 млрд. долларов и в условиях стабильного курса рубля к доллару ЦБ ежеквартально несет убытки на сумму 150 млн. долларов. Конечно, если курс рубля будет снижаться, то отрицательная процентная разница компенсируется положительной курсовой. Но если курс рубля будет повышаться, то к убыткам от отрицательной процентной разницы добавляются убытки от отрицательной курсовой разницы.
Центральный банк скупает валюту и, увеличивая свои валютные резервы, выпускает в обращение рубли. Что с ними делать? Считается, что они должны остаться на депозитах в ЦБ, так как не имеют товарного покрытия. Но они имеют валютное покрытие. Это как раз означает, что на самом деле у нас реализуется Аргентинская модель «валютного управления» (сиггепсу Ьоагс!), а к чему она привела Аргентину, мы уже рассказали в соответствующей главе.
Поскольку экономика требует большего количества денег для бесперебойного проведения расчетов, то инфляционное давление дополнительного денежного предложения на некоторое время сводится к минимуму. Увеличение денежной составляющей в расчетах позволяет бюджету увеличить сбор налогов живыми деньгами, что, в свою очередь, снижает потребность правительства в кредитах ЦБ и частично уменьшает денежное предложение. Но это если есть рост. А если нет, эта денежная масса резко повышает инфляцию. Кстати это и происходило во второй половине 2000 года. Официальные данные об уровне инфляции каждый желающий может проверить в ближайшем магазине: если цены за это время увеличились процентов на 30, то это еще хорошо.
Страна задыхается без кредитов. И при этом Центральный банк не знает, куда девать рубли. Очевидно, кто-то имеет с этого большую выгоду. Ведь государство может само покупать энергоносители у производителей, а потом само же продавать их на Запад. Тогда не надо будет выкупать большую часть экспортной выручки. Полученные доллары и есть те инвестиции, о которых столько говорит правительство. Почему же оно их не берет?
Сегодня у Минфина приоритетным является погашение им долга Центробанку. А ведь, несмотря на нынешнее благополучие бюджета, в среднесрочной перспективе финансовое состояние государства по-прежнему будет оставаться нестабильным из-за внешнего долга. Поэтому долги своему ЦБ не стоит торопиться погашать.
Но Минфин поступает с точностью до наоборот. Не спешит гасить свой долг перед бюджетополучателями разных уровней, а этот долг на начало 2000 года, и до конца не выверенный, составлял 96 млрд. рублей. Не задумывается об обслуживании гигантского внешнего долга. Нет. В первую очередь расчет идет с богатым Центробанком.
Да и сам ЦБ мог бы тратить часть валюты на приобретения российских валютных облигаций (евробондов), а не для покупки американских облигаций (1геазигу ЫПз или ^геазигу по1ез). Разумеется, евробонды вряд ли можно включать в состав валютных резервов из-за их низкой ликвидности, но пользу государству это принесло бы вне сомнения, поскольку позволило бы перенести внешний долг с нерезидентов на свой ЦБ. Трудно сказать, какая ситуация сложится в мировой и нашей экономике к 2003 году, когда Россия будет должна погашать евробонды на сумму 1.25 млрд. долларов и 750 млрд. лир. Не легче будет и 2004 год, когда к погашению будут предъявлены облигации на сумму 1.2 млрд. долларов, и 2005, когда должны погашаться «кириенковские» облигации на 3.47 млрд. долларов и 1.25 млрд. дойчмарок. Бюджетная ситуация к тому времени может оказаться благоприятной, а может и плохой. В этом случае нас ждет новый дефолт.
Тем более что кроме погашения еврооблигаций, на это же время (2002–2003) придется погашение ОФЗ, выпущенных в начале 1999 года. Не говоря уже о платежах по евробондам, выпущенным при реструктуризации долгов Лондонскому клубу (а теперь к ним прибавятся платежи Парижскому клубу), и обслуживании кредитов МВФ, МБРР и ЕБРР.
Нет. ЦБ не интересуется спасением экономики и финансов России. Он продолжает кредитовать США. Кто же ему подскажет, что он ЦБ России, а не США?
Считается, что доля иностранных обязательств должна быть пропорциональна доле каждой валюты в международных расчетах. Сегодня это доллар, на него и приходится в валютных резервах ЦБ более 90 % в виде облигаций правительства США. Доля евро в резервах ЦБ существенно меньше, чем доля торговли России с Европой. Не исключено, что это результат давления США. Наличие в валютных резервах облигаций другой страны — это кредит последней.
Само по себе увеличение валютных резервов является нормальным способом кредитования стран друг друга, применяемого для покрытия взаимных дефицитов платежных балансов. Но при этом такое кредитование посредством валютных резервов должно быть в обеих странах!
То есть если сейчас у Штатов дефицит платежного баланса, а у России профицит, то российский Центробанк принимает в свой валютный резерв доллары США, а на них покупает облигации американского правительства. Если же завтра платежный баланс России станет дефицитным, а платежный баланс США (или другого члена МВФ) будет сведен с профицитом, тогда рубль (а соответственно ГКО, ОФЗ и т. д.) должны войти в состав валютных резервов ФРС США, Банка Англии, Бундесбанка и прочих. Однако эти условия при взаимоотношениях России с МВФ и ее членами не соблюдаются.
Собственно, МВФ именно для того и придумывался, чтобы обеспечить попеременное кредитование платежных балансов стран-участниц Фонда. Но это была только идея. На практике единственной страной, которая пользуется всеми благами международного кредитования, являются США. Они могут постоянно раздувать дефицит платежного баланса, нисколько не беспокоясь за стабильность своей валюты, так как доллары поступают в резервы всех стран-членов МВФ, и находятся в этих резервах неопределенное количество времени. Так что в реальности, которая весьма отличается от теорий наших «либералов», то, что позволено США, не позволено России.
Например, в случае кризиса, чтобы не допустить девальвации национальной валюты и сохранить на прежнем уровне объем импорта, МВФ должен выделить стране дополнительные кредиты (или выкупить на некоторый срок национальную валюту в обмен на международную). Ничего подобного не случилось в момент кризиса 1998 года.
Кроме того, не должно быть разрыва в процентных ставках на денежных рынках этих стран. Иначе, если процентные ставки в стране-заемщике ниже, чем в стране-кредиторе, то кредитор несет убытки. Сейчас ЦБ принимает трехмесячные депозиты под 9 % годовых, а доходность американских трехмесячных 1геазигу ЬШз колеблется на уровне около 6 % годовых. Таким образом, при объеме валютных резервов, например, в 20 млрд. долларов и в условиях стабильного курса рубля к доллару ЦБ ежеквартально несет убытки на сумму 150 млн. долларов. Конечно, если курс рубля будет снижаться, то отрицательная процентная разница компенсируется положительной курсовой. Но если курс рубля будет повышаться, то к убыткам от отрицательной процентной разницы добавляются убытки от отрицательной курсовой разницы.
Центральный банк скупает валюту и, увеличивая свои валютные резервы, выпускает в обращение рубли. Что с ними делать? Считается, что они должны остаться на депозитах в ЦБ, так как не имеют товарного покрытия. Но они имеют валютное покрытие. Это как раз означает, что на самом деле у нас реализуется Аргентинская модель «валютного управления» (сиггепсу Ьоагс!), а к чему она привела Аргентину, мы уже рассказали в соответствующей главе.
Поскольку экономика требует большего количества денег для бесперебойного проведения расчетов, то инфляционное давление дополнительного денежного предложения на некоторое время сводится к минимуму. Увеличение денежной составляющей в расчетах позволяет бюджету увеличить сбор налогов живыми деньгами, что, в свою очередь, снижает потребность правительства в кредитах ЦБ и частично уменьшает денежное предложение. Но это если есть рост. А если нет, эта денежная масса резко повышает инфляцию. Кстати это и происходило во второй половине 2000 года. Официальные данные об уровне инфляции каждый желающий может проверить в ближайшем магазине: если цены за это время увеличились процентов на 30, то это еще хорошо.
Страна задыхается без кредитов. И при этом Центральный банк не знает, куда девать рубли. Очевидно, кто-то имеет с этого большую выгоду. Ведь государство может само покупать энергоносители у производителей, а потом само же продавать их на Запад. Тогда не надо будет выкупать большую часть экспортной выручки. Полученные доллары и есть те инвестиции, о которых столько говорит правительство. Почему же оно их не берет?
Сегодня у Минфина приоритетным является погашение им долга Центробанку. А ведь, несмотря на нынешнее благополучие бюджета, в среднесрочной перспективе финансовое состояние государства по-прежнему будет оставаться нестабильным из-за внешнего долга. Поэтому долги своему ЦБ не стоит торопиться погашать.
Но Минфин поступает с точностью до наоборот. Не спешит гасить свой долг перед бюджетополучателями разных уровней, а этот долг на начало 2000 года, и до конца не выверенный, составлял 96 млрд. рублей. Не задумывается об обслуживании гигантского внешнего долга. Нет. В первую очередь расчет идет с богатым Центробанком.
Да и сам ЦБ мог бы тратить часть валюты на приобретения российских валютных облигаций (евробондов), а не для покупки американских облигаций (1геазигу ЫПз или ^геазигу по1ез). Разумеется, евробонды вряд ли можно включать в состав валютных резервов из-за их низкой ликвидности, но пользу государству это принесло бы вне сомнения, поскольку позволило бы перенести внешний долг с нерезидентов на свой ЦБ. Трудно сказать, какая ситуация сложится в мировой и нашей экономике к 2003 году, когда Россия будет должна погашать евробонды на сумму 1.25 млрд. долларов и 750 млрд. лир. Не легче будет и 2004 год, когда к погашению будут предъявлены облигации на сумму 1.2 млрд. долларов, и 2005, когда должны погашаться «кириенковские» облигации на 3.47 млрд. долларов и 1.25 млрд. дойчмарок. Бюджетная ситуация к тому времени может оказаться благоприятной, а может и плохой. В этом случае нас ждет новый дефолт.
Тем более что кроме погашения еврооблигаций, на это же время (2002–2003) придется погашение ОФЗ, выпущенных в начале 1999 года. Не говоря уже о платежах по евробондам, выпущенным при реструктуризации долгов Лондонскому клубу (а теперь к ним прибавятся платежи Парижскому клубу), и обслуживании кредитов МВФ, МБРР и ЕБРР.
Нет. ЦБ не интересуется спасением экономики и финансов России. Он продолжает кредитовать США. Кто же ему подскажет, что он ЦБ России, а не США?
4.4. ПРОБЛЕМЫ ЭКОНОМИЧЕСКИЕ
Результат непонимания особенностей экономической структуры российского общества
При проведении различного рода реформ и преобразований в обществе необходимо учитывать один из важных факторов — экономическую структуру общества, то есть распределение его по доходам.
Как мы уже писали (в главе 3.2.), важнейшей характеристикой экономической структуры общества является количество максимумов. В нормальном обществе присутствует один максимум, он соответствует так называемому среднему классу. Он является основным потребителем, и на него и должна быть ориентирована основная экономическая политика. Цены на товары длительного пользования устанавливаются в расчете именно на средние доходы. Та часть богатства, которая приходится на ту или иную часть общества, может быть определена как произведение количества граждан данной части распределения на их доход. Повторим здесь уже приведенный ранее график.
Рис. 1 Экономическая структура общества (ЭСО), распределение р(х) домохозяйств по ликвидным накоплениям X.
а) — унимодальная;
б) — бимодальная (двугорбая).
Самые бедные слева (их больше всего), самые богатые — справа.
Чем сильнее различаются доли общего богатства, приходящиеся на 10 % самых бедных по сравнению с 10 % самых богатых, тем больше в нем будет «социальная напряженность». При тридцатикратном различии можно ждать социального взрыва. Поэтому роль государства сводится к социальной поддержке неимущих, они расположены слева от максимума (рис. 1, кривая а). А также следить, чтобы у тех, кто находится справа от максимума, доходы не слишком отрывались от доходов средних.
Но совсем другая ситуация в обществе с двумя максимумами (рис. 1, кривая б). Здесь у государства возникает вопрос: кого поддерживать? Когда правительство призывает ориентироваться на средний класс (а унимодальному «среднему классу» в бимодальном распределении соответствует как раз минимум между двумя максимумами — «бедными» и «богатыми»), такое регулирование не будет приносить пользы. Больше всего от этого страдают отечественные промышленные предприятия, так как отсутствие «среднего класса» автоматически означает отсутствие широкого денежного спроса на промышленную продукцию.
В таких условиях ослабление государства способствует дальнейшему расслоению общества. Слабое вмешательство государства — это то же самое, что и открытый рынок между бедной и высокоразвитой странами. Все разговоры о каких-то «равных возможностях» здесь не уместны. Это явно видно по результатам выборов (где якобы демократично в реальности побеждают «большие деньги»), принятая так называемая плоская система подоходного налога, да и многое другое — все это идет на пользу только одной части общества в ущерб второй.
Но самое плохое заключается в том, что «богатая» часть нашего общества озабочена вовсе не интересами нашей страны. Например, Гусинский не только не платит налоги внутри страны, а платит их вообще в Гибралтаре. То есть не только не возвращает часть своих доходов в пользу остальных граждан страны, а вывозит эти деньги и отдает на благо британских граждан. А ведь доходы он получает здесь. А коль все средства у богатых, то они формируют и государственную власть в своих интересах, чтобы она не мешала им вывозить «добро» из страны. Такое поведение государства не может привести ни к чему другому, кроме его уничтожения. Потому мы и говорим, что у нас сегодня — не состоявшееся государство.
Граждане не понимают, что происходит. Говорится одно, делается непонятно что, а результат прямо противоположный. Например, В. В. Путин объявляет борьбу с олигархами и равенство всех перед законом. Граждане радуются, что вот, наконец, будет наведен порядок. Но вместо справедливости получается замена старой команды на новую. А чтобы она была преданной власти, нужно дать «новым людям» источники дохода. А где их взять? Надо отнять у тех, у кого они есть. Вот и вся борьба с олигархами. «Второй», бедной части страны от этого ни жарко, ни холодно.
Помните анекдот «застойного времени». Двое читают лозунг «Все для блага человека». «Да, и мы знаем имя этого человека!» — говорит один другому. Этот анекдот снова вполне актуален. Сейчас 70 % населения обладают менее чем 10 % всех накоплений, а 0,2 % (100 тысяч домохозяйств) — 70 % национального богатства.
Поэтому основные проблемы России сегодня возникают из-за двугорбости экономической структуры общества, «богатая» часть которого имеет интересы, находящиеся вне нашей страны.
Как мы уже писали (в главе 3.2.), важнейшей характеристикой экономической структуры общества является количество максимумов. В нормальном обществе присутствует один максимум, он соответствует так называемому среднему классу. Он является основным потребителем, и на него и должна быть ориентирована основная экономическая политика. Цены на товары длительного пользования устанавливаются в расчете именно на средние доходы. Та часть богатства, которая приходится на ту или иную часть общества, может быть определена как произведение количества граждан данной части распределения на их доход. Повторим здесь уже приведенный ранее график.
а) — унимодальная;
б) — бимодальная (двугорбая).
Самые бедные слева (их больше всего), самые богатые — справа.
Чем сильнее различаются доли общего богатства, приходящиеся на 10 % самых бедных по сравнению с 10 % самых богатых, тем больше в нем будет «социальная напряженность». При тридцатикратном различии можно ждать социального взрыва. Поэтому роль государства сводится к социальной поддержке неимущих, они расположены слева от максимума (рис. 1, кривая а). А также следить, чтобы у тех, кто находится справа от максимума, доходы не слишком отрывались от доходов средних.
Но совсем другая ситуация в обществе с двумя максимумами (рис. 1, кривая б). Здесь у государства возникает вопрос: кого поддерживать? Когда правительство призывает ориентироваться на средний класс (а унимодальному «среднему классу» в бимодальном распределении соответствует как раз минимум между двумя максимумами — «бедными» и «богатыми»), такое регулирование не будет приносить пользы. Больше всего от этого страдают отечественные промышленные предприятия, так как отсутствие «среднего класса» автоматически означает отсутствие широкого денежного спроса на промышленную продукцию.
В таких условиях ослабление государства способствует дальнейшему расслоению общества. Слабое вмешательство государства — это то же самое, что и открытый рынок между бедной и высокоразвитой странами. Все разговоры о каких-то «равных возможностях» здесь не уместны. Это явно видно по результатам выборов (где якобы демократично в реальности побеждают «большие деньги»), принятая так называемая плоская система подоходного налога, да и многое другое — все это идет на пользу только одной части общества в ущерб второй.
Но самое плохое заключается в том, что «богатая» часть нашего общества озабочена вовсе не интересами нашей страны. Например, Гусинский не только не платит налоги внутри страны, а платит их вообще в Гибралтаре. То есть не только не возвращает часть своих доходов в пользу остальных граждан страны, а вывозит эти деньги и отдает на благо британских граждан. А ведь доходы он получает здесь. А коль все средства у богатых, то они формируют и государственную власть в своих интересах, чтобы она не мешала им вывозить «добро» из страны. Такое поведение государства не может привести ни к чему другому, кроме его уничтожения. Потому мы и говорим, что у нас сегодня — не состоявшееся государство.
Граждане не понимают, что происходит. Говорится одно, делается непонятно что, а результат прямо противоположный. Например, В. В. Путин объявляет борьбу с олигархами и равенство всех перед законом. Граждане радуются, что вот, наконец, будет наведен порядок. Но вместо справедливости получается замена старой команды на новую. А чтобы она была преданной власти, нужно дать «новым людям» источники дохода. А где их взять? Надо отнять у тех, у кого они есть. Вот и вся борьба с олигархами. «Второй», бедной части страны от этого ни жарко, ни холодно.
Помните анекдот «застойного времени». Двое читают лозунг «Все для блага человека». «Да, и мы знаем имя этого человека!» — говорит один другому. Этот анекдот снова вполне актуален. Сейчас 70 % населения обладают менее чем 10 % всех накоплений, а 0,2 % (100 тысяч домохозяйств) — 70 % национального богатства.
Поэтому основные проблемы России сегодня возникают из-за двугорбости экономической структуры общества, «богатая» часть которого имеет интересы, находящиеся вне нашей страны.
Проблемы промышленности
В результате реформ многие предприятия лишились своих оборотных средств. В обычной рыночной экономике эта проблема решается путем банковских кредитов. Однако в российских условиях получение денежных кредитов представляет, пожалуй, самую большую опасность для предприятия.
Поэтому предприятия научились пополнять оборотные средства путем товарных кредитов. Допустим, первое предприятие обязуется поставить второму товар «Та», для чего берет у него товар «Тб». В случае срыва обязательств, товар «Тб» можно вернуть или договориться на эквивалентную поставку товара «Та». В любом случае, пользование чужими средствами (в виде товара «Тб») дает первому предприятию возможность пополнить свой оборотный капитал, то есть оно имеет беспроцентный кредит, а в случае совершения сделки еще и прибыль.
Развитие бартерной экономики породило целую систему «паразитов» — институт торгово-промышленных посредников. Правда, не ясно, что первично: то ли бартер породил посредников, то ли посредники вкладывают достаточно большие средства, чтобы бартер никуда не девался. В любом случае их наличие приводит к существенному удорожанию конкретного продукта.
Вот пример с ценой хлеба. В декабре 1999 года цена пшеницы на российском рынке была 1?25 руб. (63,9 долл.) за тонну. То есть столько мог получить производитель зерна. Далее зерно надо размолоть и отправить в пекарню. Таким образом, цена хлеба должна быть выше цены зерна, из которого он сделан, всего в 2–2,5 раза. А это значит, что батон белого хлеба весом 380 г. должен стоить всего 1,3 рубля. Плюс к этому — небольшая торговая наценка. А теперь для интереса сходите в магазин. Там вам его продадут за 5–6 рублей. И кто же получил лишние деньги? Ясно только одно, что это не крестьянин. За сколько он продал зерно, мы знаем.
Это были данные на декабрь 1999 года. Цена к декабрю 2000 года изменилась, но как-то очень неравномерно, что и показывает нам: цену вздувает именно посредник. Анатолий Рубинов пишет в «Новой газете», ссылаясь на данные Института потребительского рынка:
Посредники работают не вслепую. Они прекрасно знают о нуждах, производстве и состоянии бартерного рынка. Зная о наличии на предприятиях рабочего капитала, они организуют работу этих предприятий на «давальческом» сырье. Это то, что называется толлингом.
Такая ситуация устраивает и руководство предприятий. Бартер и посредники приносят дополнительный дохода, недоступный для контроля со стороны владельцев акций. Бартер допускает не только значительное снижение налогооблагаемого оборота, но и выведение части средств в неучтенный наличный оборот.
Из всего сказанного можно сделать следующий вывод: бартер дает возможность выживать предприятиям в современных условиях, однако ни о каком развитии или модернизации производства «по бартеру» не может быть и речи. Следовательно, то техническое и технологическое отставание от Запада, которое существовало в начале 1990-х, за все время «реформ» не только не сократилось, а наоборот увеличилось. (А Центробанк не знает, что делать с эмитируемыми им рублями при формировании валютного резерва. Так ли уж бескорыстно это его незнание?)
Возникает вопрос, а почему бы не заставить предприятия сократить производство до уровня денежного рынка, и просто исключить бартерный оборот?
Для отечественного машиностроения это невозможно.
Дело в том, что основным принципом построения западного машиностроения является технологическая специализация. То есть общественное разделение труда строится по принципу создания мобильных комплексов, состоящих из узкоспециализированных технологических предприятий и сборочных производств. Это означает, что одни заводы занимаются только штамповкой, другие только литьем и т. д., а предприятия, выпускающие конечную продукцию, по сути, просто механо-сборочные. (Сегодня и у нас так собирают компьютеры, телевизоры и еще ряд продукции из заграничных компонент.) Такая организация промышленности позволяет гибко регулировать объемы производства, набирая или сокращая рабочий персонал, а инженерно-технический состав оставляя неизменным (обычно это несколько грамотных инженеров). Вся оснастка заказывается на специализированном предприятии, а обслуживание однотипного оборудования также не требует много высококвалифицированных рабочих.
Отечественное же наше машиностроение всегда строилось по принципу предметной специализации. То есть на каждом заводе был выстроен полный технологический цикл, что называется «от гвоздя до ракеты». Такое построение промышленности эффективно в военное время, а в мирных условиях приводит к увеличению суммарных издержек в экономике, замедляет темпы технологического перевооружения и, в итоге, характеризуется более низкой производительностью труда. (Вот еще одна из причин, из-за которых надо не просто восстанавливать промышленность, что у нас была, а строить ее на новых принципах, а для этого нужны инвестиции.)
Так что отечественные заводы не могут сократить объемы производства до уровня денежного рынка, так как у них дополнительные большие издержки на поддержание всего производственно-технологического цикла, то есть на содержание дополнительного оборудования, площадей и специалистов. Эти затраты ложатся на себестоимость продукции, и если сократить производство, то цена окажется настолько высока, что покупать ее никто не будет.
Итак, отечественные предприятия вынуждены покупать сырье практически по долларовым (европейским) ценам, в то время как средняя зарплата в России ниже европейской в 20 раз. То есть российский производитель находится как бы в «ножницах цен»: покупая дорогое сырье, он продает свою продукцию малоимущему населению. Результатом всего этого стал дефицит на многие промышленные товары: что завозить их из-за границы, что производить здесь — невыгодно.
Итак, вот они, проблемы современной российской промышленности:
— отсутствие платежеспособного денежного рынка, «ножницы цен» — дорогое сырье и малоимущий потребительский рынок;
— «предметная» специализация производства вместо «технологического»;
— износ основных средств и оборудования;
— дефицит квалифицированных рабочих кадров;
Но, не смотря ни на что, у нас еще есть конкурентоспособные отрасли: авиастроение, космонавтика, атомные технологии, производство сложнейших систем вооружения. Так вот, правительство не только не способствует их развитию, а делает все, чтобы их обан-кротить. Хотя это и не удивительно! Ведь они встраивают Россию в «Запад». А «Западу» не нужен конкурент.
Поэтому предприятия научились пополнять оборотные средства путем товарных кредитов. Допустим, первое предприятие обязуется поставить второму товар «Та», для чего берет у него товар «Тб». В случае срыва обязательств, товар «Тб» можно вернуть или договориться на эквивалентную поставку товара «Та». В любом случае, пользование чужими средствами (в виде товара «Тб») дает первому предприятию возможность пополнить свой оборотный капитал, то есть оно имеет беспроцентный кредит, а в случае совершения сделки еще и прибыль.
Развитие бартерной экономики породило целую систему «паразитов» — институт торгово-промышленных посредников. Правда, не ясно, что первично: то ли бартер породил посредников, то ли посредники вкладывают достаточно большие средства, чтобы бартер никуда не девался. В любом случае их наличие приводит к существенному удорожанию конкретного продукта.
Вот пример с ценой хлеба. В декабре 1999 года цена пшеницы на российском рынке была 1?25 руб. (63,9 долл.) за тонну. То есть столько мог получить производитель зерна. Далее зерно надо размолоть и отправить в пекарню. Таким образом, цена хлеба должна быть выше цены зерна, из которого он сделан, всего в 2–2,5 раза. А это значит, что батон белого хлеба весом 380 г. должен стоить всего 1,3 рубля. Плюс к этому — небольшая торговая наценка. А теперь для интереса сходите в магазин. Там вам его продадут за 5–6 рублей. И кто же получил лишние деньги? Ясно только одно, что это не крестьянин. За сколько он продал зерно, мы знаем.
Это были данные на декабрь 1999 года. Цена к декабрю 2000 года изменилась, но как-то очень неравномерно, что и показывает нам: цену вздувает именно посредник. Анатолий Рубинов пишет в «Новой газете», ссылаясь на данные Института потребительского рынка:
«Кандидат экономических наук Ж. В. Евдокимова на основе данных, получаемых с мест каждый месяц, утверждает, что хлеб без всяких видимых причин дорожает почти повсюду. Переводя батоны и буханки на вес в один килограмм, она составила таблицу. Один и тот же „хлеб ржаной и ржано-пшеничный“ стоил в декабре (2000 год) совершенно по-разному: дешевле всего в южном Ростове, вокруг которого степи — 5 рублей 75 копеек и в северном Кирове, окруженном лесами — 6 рублей 20 копеек. В остальных городах повсюду дороже — в Москве и Барнауле, в Петербурге и Туле, среди хлебных полей в Ставрополье (9,50) и близ Ледовитого океана в Архангельске (11,75), но дороже всего — в Томске (12,70) и, естественно, в Южно-Сахалинске (16,25 рубля).Та же картина с мясом, бензином и многими другими товарами, жизненно важными для каждого.
Удивительнее всего, что даже в Москве цена хлеба различается тоже из-за географии».
Посредники работают не вслепую. Они прекрасно знают о нуждах, производстве и состоянии бартерного рынка. Зная о наличии на предприятиях рабочего капитала, они организуют работу этих предприятий на «давальческом» сырье. Это то, что называется толлингом.
Такая ситуация устраивает и руководство предприятий. Бартер и посредники приносят дополнительный дохода, недоступный для контроля со стороны владельцев акций. Бартер допускает не только значительное снижение налогооблагаемого оборота, но и выведение части средств в неучтенный наличный оборот.
Из всего сказанного можно сделать следующий вывод: бартер дает возможность выживать предприятиям в современных условиях, однако ни о каком развитии или модернизации производства «по бартеру» не может быть и речи. Следовательно, то техническое и технологическое отставание от Запада, которое существовало в начале 1990-х, за все время «реформ» не только не сократилось, а наоборот увеличилось. (А Центробанк не знает, что делать с эмитируемыми им рублями при формировании валютного резерва. Так ли уж бескорыстно это его незнание?)
Возникает вопрос, а почему бы не заставить предприятия сократить производство до уровня денежного рынка, и просто исключить бартерный оборот?
Для отечественного машиностроения это невозможно.
Дело в том, что основным принципом построения западного машиностроения является технологическая специализация. То есть общественное разделение труда строится по принципу создания мобильных комплексов, состоящих из узкоспециализированных технологических предприятий и сборочных производств. Это означает, что одни заводы занимаются только штамповкой, другие только литьем и т. д., а предприятия, выпускающие конечную продукцию, по сути, просто механо-сборочные. (Сегодня и у нас так собирают компьютеры, телевизоры и еще ряд продукции из заграничных компонент.) Такая организация промышленности позволяет гибко регулировать объемы производства, набирая или сокращая рабочий персонал, а инженерно-технический состав оставляя неизменным (обычно это несколько грамотных инженеров). Вся оснастка заказывается на специализированном предприятии, а обслуживание однотипного оборудования также не требует много высококвалифицированных рабочих.
Отечественное же наше машиностроение всегда строилось по принципу предметной специализации. То есть на каждом заводе был выстроен полный технологический цикл, что называется «от гвоздя до ракеты». Такое построение промышленности эффективно в военное время, а в мирных условиях приводит к увеличению суммарных издержек в экономике, замедляет темпы технологического перевооружения и, в итоге, характеризуется более низкой производительностью труда. (Вот еще одна из причин, из-за которых надо не просто восстанавливать промышленность, что у нас была, а строить ее на новых принципах, а для этого нужны инвестиции.)
Так что отечественные заводы не могут сократить объемы производства до уровня денежного рынка, так как у них дополнительные большие издержки на поддержание всего производственно-технологического цикла, то есть на содержание дополнительного оборудования, площадей и специалистов. Эти затраты ложатся на себестоимость продукции, и если сократить производство, то цена окажется настолько высока, что покупать ее никто не будет.
Итак, отечественные предприятия вынуждены покупать сырье практически по долларовым (европейским) ценам, в то время как средняя зарплата в России ниже европейской в 20 раз. То есть российский производитель находится как бы в «ножницах цен»: покупая дорогое сырье, он продает свою продукцию малоимущему населению. Результатом всего этого стал дефицит на многие промышленные товары: что завозить их из-за границы, что производить здесь — невыгодно.
Итак, вот они, проблемы современной российской промышленности:
— отсутствие платежеспособного денежного рынка, «ножницы цен» — дорогое сырье и малоимущий потребительский рынок;
— «предметная» специализация производства вместо «технологического»;
— износ основных средств и оборудования;
— дефицит квалифицированных рабочих кадров;
Но, не смотря ни на что, у нас еще есть конкурентоспособные отрасли: авиастроение, космонавтика, атомные технологии, производство сложнейших систем вооружения. Так вот, правительство не только не способствует их развитию, а делает все, чтобы их обан-кротить. Хотя это и не удивительно! Ведь они встраивают Россию в «Запад». А «Западу» не нужен конкурент.
Агропромышленный комплекс
Для экономики АПК является «узким местом» (ведь людей надо кормить), то есть его развитие — задача наиболее актуальная. А продуктивность сельского хозяйства России к 1999 году снизилась в целом более чем вдвое, по сравнению с 1992 годом.
До недавнего времени число сельских жителей в развитых странах (в том числе и в России) сокращалось благодаря повышению производительности за счет механизации, химии и биотехнологии. Но уже сейчас видна обратная тенденция, и ее причина лежит в экологии: новые «прогрессивные» агротехнологии нарушают природное равновесие. Есть и социальные причины. Жизнь в больших городах несет достаточное количество отрицательных моментов. Поэтому все, кто имеет возможность, стараются из них выехать и ездят туда только для работы и развлечений. Часть выехавших возвращается к сельскому труду.
В настоящее время обсуждается вопрос о разрешении свободной продажи земли. Правда, к возрождению сельского хозяйства он никакого отношения не имеет. Хотя нам и говорят, ссылаясь на опыт развитых стран, что, дескать, земля, как объект купли-продажи и залога стимулирует развитие финансовой системы и, в конечном счете, также и агропромышленного комплекса.
Можно показать, что продажа земли ничего не даст сельхозпро-изводителю. Пусть в результате купли-продажи земли некто Фермеров получил (мы даже не берем случай, что ему еще пришлось тратиться на ее приобретение) землю, ну, например, 100 га. Один и с лопатой он на ней работать не сможет. Значит, нужна техника и наемные рабочие. Например, в Польше на такой площади работает в среднем 24 работника и 6 тракторов. Мы не в Польше, поэтому Фермеров приобрел всего 5 тракторов и нанял пять рабочих. Помня, что в колхозе работники работали спустя рукава, но зато на своем приусадебном участке вкалывали о-го-го, Фермеров поставил условие: «Никаких подсобных участков. Жить будете с того, что у меня заработаете».
Какие будут у него затраты? Во-первых, люди не должны замерзнуть зимой. Для этого на семью надо 20 кубометров дров. Цена куба — 56 долларов. Итак, на отопление уйдет порядка 5000. Он людей не любит, поэтому на электричество решил не тратиться. А на прожитье положим по 100 долларов в месяц на работника. Можно было бы и меньше, но он ведь запретил иметь приусадебные участки, а работники должны питаться, иначе и работы от них не получишь. Это еще 6000. Горючее, семена, удобрения, запчасти, как не крути тысяч 20 долларов надо. И всего получается 31 000 долларов.
До недавнего времени число сельских жителей в развитых странах (в том числе и в России) сокращалось благодаря повышению производительности за счет механизации, химии и биотехнологии. Но уже сейчас видна обратная тенденция, и ее причина лежит в экологии: новые «прогрессивные» агротехнологии нарушают природное равновесие. Есть и социальные причины. Жизнь в больших городах несет достаточное количество отрицательных моментов. Поэтому все, кто имеет возможность, стараются из них выехать и ездят туда только для работы и развлечений. Часть выехавших возвращается к сельскому труду.
В настоящее время обсуждается вопрос о разрешении свободной продажи земли. Правда, к возрождению сельского хозяйства он никакого отношения не имеет. Хотя нам и говорят, ссылаясь на опыт развитых стран, что, дескать, земля, как объект купли-продажи и залога стимулирует развитие финансовой системы и, в конечном счете, также и агропромышленного комплекса.
Можно показать, что продажа земли ничего не даст сельхозпро-изводителю. Пусть в результате купли-продажи земли некто Фермеров получил (мы даже не берем случай, что ему еще пришлось тратиться на ее приобретение) землю, ну, например, 100 га. Один и с лопатой он на ней работать не сможет. Значит, нужна техника и наемные рабочие. Например, в Польше на такой площади работает в среднем 24 работника и 6 тракторов. Мы не в Польше, поэтому Фермеров приобрел всего 5 тракторов и нанял пять рабочих. Помня, что в колхозе работники работали спустя рукава, но зато на своем приусадебном участке вкалывали о-го-го, Фермеров поставил условие: «Никаких подсобных участков. Жить будете с того, что у меня заработаете».
Какие будут у него затраты? Во-первых, люди не должны замерзнуть зимой. Для этого на семью надо 20 кубометров дров. Цена куба — 56 долларов. Итак, на отопление уйдет порядка 5000. Он людей не любит, поэтому на электричество решил не тратиться. А на прожитье положим по 100 долларов в месяц на работника. Можно было бы и меньше, но он ведь запретил иметь приусадебные участки, а работники должны питаться, иначе и работы от них не получишь. Это еще 6000. Горючее, семена, удобрения, запчасти, как не крути тысяч 20 долларов надо. И всего получается 31 000 долларов.