Нашей целью во время мира не является свержение Советского правительства. Разумеется, мы стремимся к созданию таких обстоятельств и обстановки, с которыми нынешние советские лидеры не смогут смириться и которые им не придутся по вкусу. Возможно, что, оказавшись в такой обстановке, они не смогут сохранить свою власть в России. Однако следует со всей силой подчеркнуть — это их, а не наше дело… Если действительно возникнет обстановка, к созданию которой мы направляем наши усилия в мирное время, и она окажется невыносимой для сохранения внутренней системы правления в СССР, что заставит Советское правительство исчезнуть со сцены, мы не должны сожалеть по поводу случившегося, однако мы не возьмем на себя ответственность за то, что добивались или осуществили это.
   Речь идет, прежде всего, о том, чтобы сделать и держать Советский Союз слабым в политическом, военном и психологическом отношении по сравнению с внешними силами, находящимися вне пределов его контроля. ( Таким образом, их не интересует, какой тут строй, и как живут люди; главное, наша слабость. Авт.)
   Мы. должны прежде всего исходить из того, что для нас не будет выгодным или практически осуществимым полностью оккупировать всю территорию Советского Союза, установив на ней нашу военную администрацию. Это невозможно как ввиду обширности территории, так и численности населения… Иными словами, не следует надеяться достичь полного осуществления нашей воли на русской территории, как мы пытались сделать это в Германии и Японии. Мы должны понять, что конечное урегулирование должно быть политическим.
   Если взять худший случай, то есть сохранение Советской власти над всей или почти всей территорией, то мы должны потребовать:
   а) выполнения чисто военных условий (сдача вооружения, эвакуация ключевых районов и т. д.), с тем чтобы надолго обеспечить военную беспомощность;
   б) выполнение условий с целью обеспечить значительную экономическую зависимость от внешнего мира. Все условия должны быть жесткими и явно унизительными для этого коммунистического режима. Они могут примерно напоминать Брест-Литовский мир 1918 г., который заслуживает самого внимательного изучения в этой связи.
   Мы должны принять в качестве безусловной предпосылки, что не заключим мирного договора и не возобновим обычных дипломатических отношений с любым режимом в России, в котором будет доминировать кто-нибудь из нынешних советских лидеров или лица, разделяющие их образ мышления. Мы слишком натерпелись в минувшие 15 лет (т. е. годы правления И. Сталина 1933–1948 годов), действуя, как будто нормальные отношения с таким режимом были возможны…
   Так какие цели мы должны искать в отношении любой некоммунистической власти, которая может возникнуть на части или всей русской территории? ( Еще более очевидно, что не борьба с коммунистической идеологией, и не внедрение „концепций терпимости и международного сотрудничества“ были целями США. Авт.) Следует со всей силой подчеркнуть, что независимо от идеологической основы любого такого некоммунистического режима и независимо от того, в какой мере он будет готов на словах воздавать хвалу демократии и либерализму ( будь то нацизм, царизм, анархизм или тот же „коммунизм“, но только названный другим словом, это для американских верхов не важно. Авт.), мы должны, добиться осуществления наших целей, вытекающих из уже упомянутых требований. Другими словами, мы должны создавать автоматические гарантии, обеспечивающие, чтобы даже некоммунистический и номинально дружественный к нам режим:.
    1. не имел большой военной мощи;
    2. в экономическом отношении сильно зависел от внешнего мира;
    3. не имел серьезной власти над главными национальными меньшинствами;
    4. не установил ничего похожего на железный занавес.В случае если такой режим будет выражать враждебность к коммунистам и дружбу к нам, мы должны, позаботиться, чтобы эти условия были навязаны не оскорбительным или унизительным образом. Но мы обязаны навязать ихдля защиты наших интересов…
   Мы должны, ожидать, что различные группы предпримут энергичные усилия, с тем чтобы побудить нас пойти на такие меры во внутренних делах России, которые свяжут нас и явятся поводом для политических групп в России продолжать выпрашивать нашу помощь. Следовательно, нам нужно принять решительные меры, дабы избежать ответственности за решение, кто именно будет править Россией после распада советского режима. Наилучший выход для нас — разрешить всем эмигрантским элементам вернуться в Россию максимально быстро и позаботиться о том, в какой мере это зависит от нас, чтобы они получили примерно равные возможности в заявках на власть… Вероятно, между различными группами вспыхнет вооруженная борьба. Даже в этом случае мы не должны вмешиваться, если только эта борьба не затронет наши военные интересы.
   Как быть с силой Коммунистической партии Советского Союза — это в высшей степени сложный вопрос, на который нет простого ответа. На любой территории, освобожденной от правления Советов ( а не коммунистов, обратите внимание. — Авт.), перед нами встанет проблема человеческих остатков советского аппарата власти. В случае упорядоченного отхода советских войск с нынешней советской территории местный аппарат Коммунистической партии, вероятно, уйдет в подполье, как случилось в областях, занятых немцами в недавнюю войну. Затем он вновь заявит о себе в форме партизанских банд.
   В этом отношении проблема, как справиться с ним, относительно проста: нам окажется достаточным раздать оружие и оказать военную поддержку любой некоммунистической власти, контролирующей данный район, и разрешить расправиться с коммунистическими бандами до конца традиционными методами русской гражданской войны. Куда более трудную проблему создадут рядовые члены Коммунистической партии или работники (советского аппарата), которых обнаружат или арестуют или которые отдадутся на милость наших войск или любой русской власти. И в этом случае мы. не должны брать на себя ответственность за расправу с этими людьми или отдавать прямые приказы местным властям, как поступить с ними. Это дело любой русской власти, которая придет на смену коммунистическому режиму. Мы. можем быть уверены, что такая власть сможет много лучше судить об опасности бывших коммунистов для безопасности нового режима и расправиться с ними так, чтобы они в будущем не наносили вреда…
   Мы должны неизменно помнить: репрессии руками иностранцев неизбежно создают местных мучеников… Итак, мы не должны ставить своей целью проведение нашими войсками на территории, освобожденной от коммунизма, широкой программы де-коммунизации и в целом, должны оставить это на долю любых местных властей, которые придут на смену Советской власти».
   О мерах, необходимых для реализации этой программы, не раз заявляли государственные мужи Америки. Например, президент США Ричард Никсон призывал:
   «Запад должен сделать все возможное… Россия — ключ к успеху. Именно там будет выиграна или проиграна последняя битва холодной войны. Не может быть более высоких ставок».
   И, в конце концов, все, чего хотели достичь Соединенные Штаты, было достигнуто. Это обошлось им не дешево!
   Государственный секретарь США Дж. Бейкер говорил:
   «Мы истратили триллионы долларов за сорок, лет, чтобы оформить победу в холодной войне против России».
   Такие бы деньжищи, да в мирных целях! Но цели были другими, и вот результат. Мощь и влияние Москвы действительно сведены до минимума. Танки по городам ездили, и стрельба в Москве была. Внешняя политика изменена кардинально. В том, что Россия зависит от внешнего мира — в том числе в поставках продовольствия, нет сомнений. До предела упала власть федерального центра над «главными национальными меньшинствами». А вот как оценили свою победу политические деятели Запада:
   «Победа США в холодной войне была результатом целенаправленной, планомерной и многосторонней стратегии США, направленной на сокрушение Советского Союза. Ход исторических событий был предопределен стратегическими директивами Рейгана. В конечном счете, скрытая война против СССР и создала условия для победы над Советским Союзом»
(Директор Центра политики и безопасности Ф. Гафней).
 
   «Россия — побежденная держава. Она проиграла титаническую борьбу. И говорить „это была не Россия, а Советский Союз“ — значит, бежать от реальности. Это была Россия, названная Советским Союзом. Она бросила вызов США. Она была побеждена. Сейчас не надо подпитывать иллюзии о великодержавности России. Нужно отбить охоту к такому образу мыслей… Россия будет раздробленной и под опекой»
(Секретарь Трехсторонней комиссии Збигнев Бжезинский).
 
   «Распад Советского Союза — это, безусловно, важнейшее событие современности, и администрация Буша проявила в своем подходе к этой проблеме поразительное искусство… Я предпочту в России хаос и гражданскую войну тенденции воссоединения ее в единое, крепкое, централизованное государство»
(Член Трехсторонней комиссии, руководитель «Бнай Брит» Г. Киссинджер).
 
   «Чтобы подготовить Америку к вступлению в XXI век, мы должны научиться управлять силами, предопределяющими перемены в мире, обеспечить прочность и надежность руководящей роли Америки на долгие времена. 50 лет назад Америка, проявив дальновидность, руководила созданием институтов, обеспечивших победу в „холодной войне“ и сумевших устранить множество препятствий и барьеров, разделявших мир, в котором жили наши родители…»
(Послание Президента США Б. Клинтона «О положении страны» от 7 февраля 1997 года).
 
   Численность населения России неуклонно снижается. Экономика рухнула. Перспективы — хуже некуда. Долговая петля. Падение культуры и нравственности. Но западные друзья нашего бывшего президента Ельцина не испытывают никакого чувства вины, ибо все это сами запланировали и заранее себе простили. Разумеется, никто из них не скажет: давайте, дескать, создадим условия, чтобы русские все передохли. «Простые люди» США и Европы подобных слов не поймут, ведь они так и норовят заслать голодным русским гуманитарную помощь. А оппозиция может и в фашистском стиле мыслей обвинить. Поэтому ничего лишнего западные политики не брякнут, они умеют тонко формулировать.
   Например, в конце 80-х годов премьер-министр Великобритании Маргарет Тэтчер заявила: «на территории СССР экономически оправдано проживание 15 миллионов человек».И не придерешься, ведь и в самом деле, там, где 250 миллионов человек копили богатства, 15 миллионов как-нибудь проживут. Такое высказывание даже можно назвать проявлением гуманизма и заботы. Но в чем же «экономическая оправданность» сокращения числа россиян? Госпожа Тэтчер, леди чрезвычайно умная, увильнула от ответа, а вот сменивший ее на посту премьер-министра Джон Мейджер, политик молодой и неопытный, не удержался:
   «…задача России после проигрыша холодной войны — обеспечивать ресурсами благополучные страны. Но для этого им нужно всего пятьдесят — шестьдесят миллионов человек».
   Вот и все секреты мировой политики. Мы — страна не благополучная, а потому должны корячиться для повышения благополучия тех, кто живет в Америке и Англии. А для них экономически выгодно, чтобы после проигрыша в холодной войне мы сами вымерли и вымерзли до уровня в 50 миллионов человек. (Это «нам» нужно, по словам Мейджера.) Ну, а оптимальное количество живых людей в России — которое согласятся, так и быть, терпеть правительства благополучных, цивилизованных, гуманных стран — 15 миллионов.

Идеология и «третий вариант»

   Нужно понимать, сколь опасна идеологическая обработка населения, внедряющая не свойственные России моральные ценности. Чем дольше эта обработка будет продолжаться, тем ниже будут возможности перехода к мобилизационной экономике и рывку.
   За долгие века существования России у людей выработались такие своеобразные навыки житья, которые компенсируют недостатки страны. Например, жизнь здесь требует определенных жертв, но жертвы должны быть осознаны. Поэтому для выживания в нашей дорогой стране вопросы идеологии имеют первостепенное значение. Сейчас традиционная идеология стремительно размывается. Даже не столько из-за пропаганды в СМИ, сколько из-за навязчивых мелочей, вроде рекламы. Она постоянно призывает пренебрегать работой, долгом, дружбой, интересами других ради того, чтобы «оттянуться со вкусом». Даже если формально это просто реклама газировки, конфеток, пива или кофе («Кофе пить будем — и державу поднимем»), на деле это пропаганда антигражданского поведения.
   Шестидесятники и прочие романтики социализма накачивали в массовое сознание утопию «возвращения в цивилизацию». Делать это им было легко! Ведь у нас скачкообразный тип развития, из-за которого государство всегда ассоциировалось с орудием принуждения, с коим следует бороться, которому не следует уступать. Откуда это взялось? Ну, то, что в период рывка большинство трудилось на пределе сил, это понятно. Но ведь когда он кончался, люди начинали жить лучше, чем до рывка! И никто ни разу не сравнивал, например, условия жизни в 1920-х и в 1950-х годах, а вот пережитые ужасы мобилизационного периода помнились хорошо.
   К тому же по сравнению с нашими ближайшими соседями особого рывка-то и не было. Более того, очень быстро начинало обнаруживаться отставание от них. Как это: мы спасли чехов и поляков от Гитлера, а теперь живем хуже, чем они! Кто виноват?! Правительство, конечно. Требует много, а гражданам дает мало. То ли дело в других, «цивилизованных» странах.
   Когда мы рассматриваем экономику России, надо помнить, что, увлекаясь какими-либо «частностями» эмоционального плана, помимо простого анализа издержек, мы не поймем природы мобилизационной экономики. А когда поймем, увидим, какое огромное значение имеет культура и общественное сознание. Для того, чтобы человек добровольно ограничил себя в своем потреблении, одной экономикой не обойдешься. Здесь важно, как мыслят люди и как соединяются они между собою в труде и общежитии. Вот в чем опасность размывания традиционной идеологии, смены российской «культуры солидарности» на западную «культуру индивидуализма».
   При культуре солидарности действует народное хозяйство семейного типа, которое гораздо эффективнее рыночного в жизнеобеспечении (хотя и не в производстве излишеств). Издержки в стране при этом намного меньше, некоторые государственные структуры можно сократить, но и характер массовых потребностей будет другой.
   Но и в этом случае управление невозможно, если нет четко сформулированных осознанных целей, если не выстроены приоритеты. Эта иерархия целей должна быть понятной, доступной и ясной большинству исполнителей, а попросту — всему народу. Ясная их формулировка может быть названа идеологией успеха. Идея становится материальной силой, если она овладевает массами. С разработки идеологии и должен начинаться процесс управления. Так что сейчас (да и не только сейчас) наиболее эффективные вложения — это вложения в людей. Самый эффективный путь модернизации страны лежит через систему образования.
   Исключительно через образование возможна неразрывная и надежная связь общества (народа) и государства. Сформулируем это так:
    Образование должно стать основной частью государственной идеи.
    Государственная идея должна стать неотъемлемой частью образования.

3.4. ВЫБОР ЦЕЛИ

Образование

   Проблема образования для России ключевая. Если мы и вылезем когда-нибудь из ямы, то только с его помощью.
   Образование — процесс более долгопериодный, чем экономика. Это и понятно. Для того, чтобы произошедшие в образовании изменения дали устойчивый результат, должно пройти лет двадцать. За это время экономика может упасть, возродиться и снова упасть. А значит, процесс образования нельзя ни на минуту бросать на самотек, так как отрицательные последствия будут сказываться очень долго.
   Изменения в образовании не могут происходить самопроизвольно. Это все равно, что готовить спортсмена, который неизвестно в каком виде спорта будет выступать. Мы, по крайней мере, должны хоть приблизительно знать, то ли он будет шахматистом, то ли штангистом. Но, вместе с тем, общефизическая подготовка, в любом случае будет базой для специализации в дальнейшей. Это мы говорим к тому, что нормальное базовое образование всегда необходимо и полезно, как и физкультура.
   Откуда же берет свою задачу образование? Можно подумать, задачу формулируют самые продвинутые учителя, хорошо знающие детскую психологию и свое ремесло. Это они, собравшись на какой-нибудь могучий педсовет в Министерстве образования, решают, чем, как и в какой последовательности учить «подрастающее поколение».
   Ничего подобного! Все начинается с «внешнего вызова» государству. То есть с того момента, когда общество и прежде всего «верхи» понимают: развитие государства достигло такого критического значения, что дальнейшее нереагирование на существующие проблемы становится опасным для существования страны.
   Как только этот «вызов» осознан, государство разрабатывает стратегическую цель в качестве адекватного «ответа» на него. Кстати, когда говорят о государственной идее, то это она и есть.
   Исходя из осознанной цели, формируется программа ее достижения, которая, естественно, требует вполне определенного уровня развития страны, в том числе технического и научного. А для достижения такого уровня необходим уже вполне определенный уровень образования. Вот отсюда и возникает задача для системы образования, а контрольным органом для нее становятся те предприятия и организации, которые будут потребителями подготовленных специалистов.
   При этом внутри самого образования возникает несколько ступеней. Корректировку по подготовке высших специалистов ставят вузам непосредственные «потребители» специалистов. Высшая школа, в свою очередь, ставит задачу для среднего образования и является контролером для него. Это обычная ситуация. Например, внутри вуза выпускающие кафедры ставят задачи по подготовке студентов для общих кафедр. Помимо согласования программ, высшая школа осуществляет влияние на среднюю через приемные экзамены.
   Итак, исходя из задач развития страны, ставятся рамочные параметры для образования, а конкретные детали дорабатываются в цепочке «потребители специалистов высокой квалификации» — вузы — школа. По этой же цепочке идет и контроль качества.
   Сегодня российской системе образования навязывают «единый экзамен». Известно, откуда ветер дует! У наших реформаторов голова все время свернута на Запад. Так вот, как раз брать у них систему образования нам нельзя ни в коем случае. Сегодня в Европе и Америке она далеко не лучшая. Это подтверждается и объективными данными, например, результатами международных олимпиад по различным предметам, на которых «западные» школьники не входят даже в первые пятерки.
   Понятны и причины этого. Имея более высокий уровень жизни, богатые страны имеют возможность привлекать к себе лучшие кадры со всего остального мира. Когда им требуются специалисты определенного профиля, они просто бросают клич по миру и получают, что требуется. Вот, например, сегодня «Запад» собирает со всего мира программистов. А это очень плохо сказывается на системе их собственного образования, так как теряется «обратная связь». Это, если хотите, пример отрицательного действия рыночных механизмов: качественное образование дело очень дорогое, а привлечение готовых специалистов — дешевое.
   Из стратегических соображений им удается держать «на уровне» лишь малую часть общей системы образования, махнув рукой на остальную ее часть. Это надо хорошо понимать, когда у нас начинают бездумно копировать все подряд, не понимая существующую причинно-следственную связь.
   Причем на самом-то «Западе» прекрасно понимают эту проблему. Так, в 1957 году, после запуска нашего первого спутника, Америка проводила реформу своего образования. И сегодня глава резервной системы США Алан Гринспен призывает губернаторов осознать проблему и выделить дополнительные средства на образование.
   А что касается лоббирования единого экзамена, которое сейчас идет в России, то здесь все просто и понятно. Вот какой ответ на опасения, что единый экзамен принесет много вреда (из-за высокого уровня коррупции в нашей стране) дал Евгений Бунимович, депутат Моссовета, преподаватель математики в школе и постоянный автор «Новой газеты», которая как раз и пропагандирует это новшество:
   «…Я как представитель средней школы могу это только приветствовать, потому что коррупция перейдет из вузов в среднюю школу и благосостояние учителя резко повысится…»
   Трудно ждать более откровенных признаний. Оказывается, проблема не в том, что лучше, а что хуже для России, а в том. как бы перетянуть на себя, из вузов в среднюю школу, те денежные потоки, которые крутятся возле вступительных экзаменов.
   Кризис нашей средней школы очевиден. Практически все, кто сегодня поступает в вузы, вынужден получать дополнительную подготовку либо с частными преподавателями, либо на различных курсах. Это значит, что школа не дает необходимого уровня подготовки, не выдерживает проверку на качество образования. То есть она просто не выполняет свою функцию. У авторов есть личный опыт общения со студентами и школьниками, и он показывает неуклонное падение образовательного уровня год от года.
   Существует три основных стратегии образования. Первая ориентирует образовательный процесс на «лучшего» ученика (ее примером может служить американская система). Вторая направляет основное внимание на «среднего» ученика (таким было наше образование до конца 60-х годов). Третья строит образовательный процесс на интересах самого «худшего» ученика (таково наше образование последних 30 лет).
   Какая же из этих систем лучшая?
   Если построить график математического распределения всех школьников по способностям, то у нас получится колоколообразная кривая (см. рис 2). Теперь посмотрим, что будет происходить с этим распределением при применении разных систем образования (стратегий) через определенное время, например, через поколение.
   Очевидно, что стратегия будет признана успешной, если максимум распределения сдвинется в сторону более «умных».
   Почему мы наблюдаем за максимумом? А потому, что это главная часть страны. У нас много говорят о среднем классе, придумывая критерии, по которому надо туда отбирать людей, и т. д. А мы уже говорили, что распределение по доходам в нормальной стране имеет такой же колоколообразный вид. Так вот, средний класс — это люди, соответствующие максимуму распределения [20]
 
 
 
   Рис. 2. Распределение населения по степени образованности.
   По оси У отложена численность, а по оси Х — образованность нации.
   Кривая b — исходное распределение
   Кривая а — ее деформация при обращении основного внимания на «среднего ученика»
   Кривая с — ее деформация при обращении основного внимания на «лучших».
   Кривая d — ее деформация при обращении основного внимания на «худших».
 
   Итак, что же будет в результате применения первой стратегии? Средние потому и средние, что их работу надо направлять и организовывать. Если же их не направлять и не организовывать, если все внимание отдать лучшим, то все возможности получает тот, кто хочет учиться, и «умный» хвост распределения начинает вытягиваться. Зато максимум начинает движение в обратном направлении. В итоге нация будет деградировать. Мы не видим этого так явно в Америке, потому что у нее идет достаточно большой поток иммиграции, которая улучшает ситуацию, но не полностью.
   В результате применения второй стратеги максимум распределения будет двигаться в нужном направлении, к всеобщему «поумнению». А ведь это и есть наша задача. Такое изменение функции распределения действует благотворно и на «умных», и на «худших». Количество первых увеличивается, а вторых — уменьшается.
   А к каким результатам ведет третья стратегия? Во-первых, она не дает улучшения в области «худших». Более того, она увеличивает эту область. Далее, средний уровень двигается в этом же направлении, в сторону «худших». Это же приводит и к уменьшению числа «способных». А что вы хотите, если учитель в классе ориентируется на самого «плохого» ученика? Уже все всё поняли, и давно потеряли интерес к уроку, «средние» играют в крестики-нолики, «умные» читают книжку под партой, а учитель все разжевывает и разжевывает. Ему надо, чтобы дошло до самого тупого. Это отрицательно сказывается и на преподавателях. Ведь им теперь не надо все время совершенствовать свои знания. Достаточно донести всего лишь элементарные знания, которые все равно не будут восприняты «худшими».