ВАСХНИЛ-1948 С. О положении в биологической науке (стенографический отчeт)

впервые было осуществлено завещание Навашина -- найдена методика
прижизненного наблюдения с большими увеличениями микроскопа. На большом ряде
объектов непосредственно учениками Навашина -- М. В. Чернояровым и другими
учеными, лично не знавшими Навашина, но воспитанными его школой, было
показано на живых объектах, что в живой растущей пыльцевой трубке, в которой
мы наблюдаем движение цитоплазмы, перемещение клеток, никогда не происходит
оголения ядер клеток. Всегда спермии представляют целые клетки, хорошо
сформированные клетки, вовсе не проявляющие никакой тенденции к оголению.

Эти работы были только частично опубликованы, между прочим, в журнале
"Яровизация" перед войной. В этом журнале замечательно воспроизведены
микрофотографии с живого материала.

Все эти работы были настолько убедительны, что даже П. М. Жуковский в
своем учебнике "Ботаника" отметил, что надо отказаться от прошлых
представлений о спермиях-голых ядрах и, очевидно, нужно признать, что у
покрытосемянных мужские гаметы -- клетки.

Все, казалось, было хорошо. После войны появились еще другие
исследования на живом. Однако в последнее время, очевидно в связи с
агрессией морганистов, снова стали описывать спермии-голые ядра. Но эти
исследователи пользовались несовершенной методикой, методикой одновременного
фиксирования и окрашивания уксуснокислым кармином.

И в нашей и в зарубежной литературе давно было показано, что при
обработке таким способом разрушаются многие нежные образования клеток. Надо
было еще раз показать, что в ошибках этих работ имеет значение техника
обработки. Чтобы выяснить это, в своей последней работе, которая готовится к
печати, я произвела сравнительное исследование живого и фиксированного
материала. Я нашла такую совершенную методику фиксирования, что получила у
знаменитой лилии мартагон клетки-спермии на фиксированном материале, чего не
удалось сделать Навашину.

Мне удалось окончательно установить, что причина описаний спермиев как
голых ядер -- несовершенная методика. Я разрешу себе передать в президиум
некоторые микрофотографии и рисунки, сделанные с живого и фиксированного
материала. Это все лилия мартагон -- знаменитый объект цитологического
исследования.

Но нужно сказать, что причина появления указанных работ заключается не
только в ошибках неопытных исследователей. Здесь дело идет об идейном
расхождении.

Я позволю себе зачитать одну рецензию, правда, анонимную, но, как
говорят, по вооружению конечностей мы узнаем зверя. Эта рецензия была дана
на одну из моих работ, которую я наивно послала в редакцию Докладов Академии
наук СССР. Я прочту несколько строчек из нее.

"Автору кажется, однако, что развиваться при индивидуальном развитии
должно все, вплоть до последней молекулы. Он не хочет понять, что в
индивидуальном развитии развивается то, что не передается из поколения в
поколение".

"Идя еще дальше, Кострюкова, вместе со школой наивных ламаркистов,
желает, чтобы структура клетки обусловливалась питательным веществом,
являющимся результатом развития. Отсюда, конечно, один шаг до "наследования
прямых адаптаций".

Из этого откровенного высказывания понятно, почему морганисты так
ненавидят Ламарка, почему они борются с ним, умершим 120 лет назад, как с
живым. Это происходит потому, что Ламарк понял то, чего они до сих пор не
могут понять: что развитие происходит на основе взаимодействия со средой.

Еще один последний абзац рецензии. Это крик души человека, которому уж
очень тяжело приходится от работ мичуринцев.

"Я полагаю, что статья научного интереса не представляет, но сверх
того, дезориентирует неосведомленного читателя. В высшей степени прискорбно,
что Кострюкова уже напечатала ряд статей, вносящих путаницу и с необычайным
апломбом проповедующих архаические идеи".

Моя статья была в более полном изложении напечатана в журнале
"Агробиология" No2 за 1948 год.

На этом разрешите закончить. (Аплодисменты.)


Академик П. П. Лобанов. Слово имеет академик С. Н. Муромцев.


Академик С. Н. Муромцев. Кто-то из выступающих здесь назвал настоящую
сессию нашей Академии знаменательной. Это, безусловно, верно. Сейчас всем
становится ясным, что эта сессия знаменует собой полный идейный разгром
вейсманизма-менделизма в нашей стране. Это встречено с большим
удовлетворением всеми передовыми учеными в области агробиологической науки,
всеми передовыми людьми -- практиками сельского хозяйства. В этом,
несомненно, самое главное значение данной сессии.

Не менее ясно, что эта сессия знаменует собой начало нового, небывалого
разворота творческого развития советской мичуринской генетики, еще более
интенсивного и широкого использования учения Мичурина-Лысенко в
сельскохозяйственной практике нашей страны.

В своем выступлении я не буду останавливаться на изложении двух
непримиримых мировоззрений в современной биологии: мичуринского учения и
менделизма-морганизма, так как уже достаточно четко и ясно это сделали здесь
многие выступавшие до меня и, в особенности, академик Т. Д. Лысенко в своем
докладе.

Я хочу в своем выступлении показать, что дело сводится не только к
чисто теоретическим разногласиям между представителями мичуринской биологии
и защитниками менделизма-морганизма. Противоречия эти идут гораздо дальше. В
основе этих противоречий в теоретической трактовке узловых проблем
современной биологии имеется резкое различие в общих подходах и методах
решения научных проблем. Больше того, я считаю, что в этом, именно в этом и
заключается главный корень самих теоретических разногласий.

Вот почему я считаю необходимым остановиться именно на вопросе о
коренных различиях в общих подходах к науке и практике, которые характерны
для представителей данных двух направлений в биологической науке.

В наших советских условиях для наших передовых советских ученых
характерен творческий, новаторский, революционно-критический подход к
решению научных и практических задач. Такому подходу нас, советских ученых,
учат великие корифеи науки Ленин и Сталин. Нет нужды приводить здесь
высказывания Ленина и Сталина по этому вопросу. Они известны каждому в этой
аудитории. Да и вся жизнь нашей страны, вся практика нашего
социалистического строительства во всех областях промышленности и сельского
хозяйства есть именно неустанный творческий путь небывалого движения вперед.

Те деятели науки, техники и сельского хозяйства, которые усвоили
творческий, новаторский подход и применяют его в своей работе, оказываются
действительно передовыми людьми, обогащающими и теорию и практику новыми
большими достижениями.

Те же ученые, которые подходят к решению вопросов теории и практики
начетнически, догматически, неизбежно оказываются практически бесплодными, а
теоретически отсталыми и в дальнейшем реакционными.

В области научных проблем передовым советским ученым оказывается тот,
кто подходит к решению больших теоретических вопросов не кабинетно, а
опираясь на широкую практику с самого начала своих работ. Такому методу
разрешения научных проблем наш строй дает небывалые возможности, каких нет и
не может быть в буржуазных -- капиталистических странах. И, безусловно,
своими успехами в теоретических и практических вопросах академик Лысенко
обязан, помимо своих личных качеств, прежде всего и главным образом тем
условиям работы, которые обеспечивал ему наш советский социалистический
строй. Ни один ученый, ни в одной стране, кроме нашей, таких условий иметь
не может.

Академик Лысенко -- теоретик-биолог, двигающий вперед учение
Дарвина-Мичурина, в то же время не менее талантливый и энергичный
организатор масс, опирающийся в своей работе на миллионы колхозников.
Попробуйте указать такого типа ученого в буржуазных странах. Попробуйте
указать в какой-либо другой стране такую форму разрешения научных проблем.
Нельзя найти такой другой страны, в которой агробиологическая наука за
короткий исторических срок обогатила бы сельскохозяйственную практику таким
большим количеством новых методов переделки природы на пользу человека.

Мы должны, однако, всегда помнить, что наш советский строй не только
обеспечивает нам особые возможности нашей научной работы, но и требует от
нас, ученых, ответственности науки перед страной.

Научные деятели, которые привыкли мыслить схоластически, работать
кабинетно, раболепствуя перед установившимися, устарелыми положениями в
науке, оказываются практически никчемными.

Работая только для науки, экспериментируя только для эксперимента,
такие ученые теряют способность решать нужные стране задачи. Больше того,
они в конце концов теряют также способность и понимать те актуальные
народнохозяйственные проблемы, которые стоят перед страной. Отсюда
практическое бесплодие их научной деятельности, застой и убогость в
теоретическом мышлении, все большее и большее отставание от подлинной
творческой науки, от работы по оказанию столь необходимой государству
практической помощи.

Изолировавшись от практики в своих кабинетах и лабораториях, эти ученые
оказались очень плодовитыми лишь в одном: в писании толстых схоластических
умозрительных фолиантов, толстых монографий описательного характера. Будучи
не в состоянии подкрепить свои менделевско-моргановские установки
какими-либо убедительными экспериментами и практически значимыми
результатами, формальные генетики в своем бессилии скатились до полной
беспринципности. Они встали на путь отрицания научной ценности трудов
академика Лысенко, стараясь свести его работы к простому опытничеству. Они
обходят молчанием труды и имя великого преобразователя природы Ивана
Владимировича Мичурина. Они хотят закрыть передовую биологическую советскую
науку, дискредитировать наши методы решения больших практических проблем,
методы Мичурина-Лысенко, которыми мы должны гордиться, если не лишены
чувства советского патриотизма.

Только люди, озлобленные собственным бесплодием, люди, позволю себе
сказать, политически отсталые, не могут этого понять и стремятся закрыть
передовую биологическую науку, но сие от них не зависит.

Можно не сомневаться в том, что если представители
менделевско-моргановской школы не поймут необходимости творческого подхода к
разрешению задач, стоящих перед биологической наукой, не осознают своей
ответственности перед практикой, они не только останутся за бортом
социалистической науки, но и за бортом практики социалистического
строительства в нашей стране.

Несколько замечаний по поводу выступления профессора Рапопорта по
вопросам, затронутым им из области микробиологии. Кто-то из выступавших,
если не ошибаюсь, академик Перов, сказал, что, говоря о каком-либо предмете,
надо иметь о нем хотя бы поверхностное представление. Об этом я также хотел
бы напомнить профессору Рапопорту в связи с его экскурсом в область
микробиологии.

В самом деле, как мог профессор Рапопорт сказать, что для прививок
применяются культуры микробов с пониженной антигенной системой? Какая польза
от прививок такими культурами? Кому нужны такие культуры? Как раз наоборот,
для прививок микробиологи стараются получить микробов с усиленной антигенной
активностью.

Что хотел далее доказать профессор Рапопорт, приведя примеры применения
вакцин против бешенства и туберкулеза? Пастер первый получил наследственно
ослабленные в вирулентности расы микроорганизмов, пригодные для
предохранения людей и животных от заразных заболеваний. Он получил их именно
путем изменения условий обитания возбудителей заразных заболеваний. Пастер
доказал неразрывную взаимосвязь микроба и среды. Все последующие
исследователи шли и до сих пор идут этим путем. Более того, с полной
достоверностью можно утверждать, что все главнейшие достижения в области
медицинской, почвенной, промышленной микробиологии были результатом
взаимодействия микробов и среды их обитания, осуществленные чаще всего
стихийно или не полностью осознанно. И ни в одном мире живых существ нельзя
найти столь очевидной, столь тесной взаимосвязи организма и среды, как у
одноклеточного тела, каким является организм микроба.

Борьба двух направлений в биологической науке проявляется не только в
агробиологии. Ожесточенная борьба за дарвинизм шла в области микробиологии
со времен Пастера, то затухая, то разгораясь. В микробиологии накопилось
огромнейшее количество фактов по изменчивости наследственности, стадийности
развития микробов, межвидовой конкуренции. Микробиология ждет своего
Лысенко, который освободил бы ее от самого главного тормоза ее развития --
метафизического закона о постоянстве видов Кона-Коха, автогенетического
толкования накопленных фактов по изменчивости и наследственности у микробов.

Что хотел сказать, наконец, профессор Рапопорт, когда говорил, что с
помощью электронного микроскопа удалось увидеть бактериофаг? Насколько я
понял, в этом он видит решающее доказательство того, что фаги являются живым
организмом. Не все то живое, что мы видим, профессор Рапопорт, это,
во-первых, а во-вторых, корпускулярная природа фагов давно доказана,
представьте себе, чисто биологическим методом и давно разделяется всеми, кто
знаком с проблемой фага.

Профессор Рапопорт, мы хотим, чтобы вы, цитологи и цитогенетики, поняли
только одно. Мы не против цитологических исследований протоплазмы и ядерного
аппарата у половых, соматических и каких угодно клеток, в том числе и
микробных, чем кстати очень усиленно занимаются цитологи Академии наук СССР.
Мы признаем, вопреки вашим утверждениям, безусловную необходимость и полную
перспективность этих современных методов исследования. Мы, однако,
решительно против тех вейсманистских антинаучных исходных теоретических
позиций, с которыми вы подходите к своим цитологическим исследованиям. Мы
против тех задач, какие вы хотите разрешить с помощью этих методов, мы
против ненаучной интерпретации результатов ваших морфологических
исследований, оторванных от передовой биологической науки.

Вот в чем между нами разница. Это тоже один из конкретных примеров
принципиального различия в методе к разрешению научных проблем, о котором я
говорил в самом начале. И если вы, профессор Рапопорт, этого различия не
осознаете, ваши цитогенетические исследования окажутся столь же бесплодными,
как бесплодной оказалась и вся формально-генетическая школа. (Аплодисменты.)


Академик П. П. Лобанов. Слово предоставляется академику Б. М.
Завадовскому.


Академик Б. М. Завадовский. Товарищи! Прежде всего должен объяснить
всем собравшимся, почему я до сих пор считал нецелесообразным выступать на
настоящей сессии. Я считаю, что были не совсем нормальные условия
организации сессии, ибо не было предоставлено достаточных возможностей для
всех тех, кто зачислен по праву и, в особенности, не по праву в разряд
вейсманистов-морганистов, подготовиться и иметь возможность свободно и
полноценно высказаться.

Достаточно сказать, что я узнал официально о том, что эта сессия
состоится, только 30 июля, приехав сюда для того, чтобы из одного санатория
отправится для лечения в другой санаторий, хотя Академия и руководство ее
знали, что я лечусь в Кисловодске.

Не скрою, неофициально я знал от тов. В., лечившегося также в
Кисловодске, что такая сессия готовится, но странно, что мне, обвиненному в
тяжком грехе, не дали возможности познакомиться с тезисами доклада и заранее
не уведомили меня о сессии.

Мои соображения заключались в том, что было бы все-таки более здорово,
более рационально на этой сессии, которая, как я это хорошо понимаю,
определит путь развития биологической науки и установит ее состояние,
предоставить лучшие возможности для тех, кто участвует в строительстве
советской науки, и не создавать той атмосферы преждевременного опорочивания,
которая, в частности, проявилась на страницах "Литературной газеты".

Статья в "Правде", которую я сегодня прочел, обязывает меня высказаться
на этой сессии. Откровенно скажу, эта статья освобождает меня от сомнений и
колебаний, которые я испытывал.

Переходя к существу вопроса, должен сказать прежде всего, в чем я
согласен с Т. Д. Лысенко и основной тенденцией, выраженной здесь в
выступлениях других товарищей, а также должен остановиться на том, с чем я
не согласен.

Я согласен со всей той линией атаки, которая ведется на фронте
формальной генетики. В этом мне не приходится изменять себе, ибо еще в 1926
г. в моей книге "Дарвинизм и марксизм" я выступал против фронта формальной
генетики. То же я делал и во всех своих последующих выступлениях, в том
числе и в 1936 г., когда я был единственным академиком Сельскохозяйственной
академии, выступавшим, наряду с Т. Д. Лысенко, против фронта формальной
генетики.

Поэтому мне не приходится ничего изменять в своем отрицательном
отношении к вейсманизму, мендельянству и формальной генетике.

Я тем более вправе протестовать, что, зная мои работы и выступления,
меня, бездоказательно и фактически дезориентируя советскую общественность,
зачислили в число сторонников формальной генетики только по одному тому
признаку, что я по другим вопросам имею разногласия с Т. Д. Лысенко. Я
думаю, что я вправе не только протестовать против подобных огульных
обвинений, но и вправе раскрыть свои глубокие разногласия с Т. Д. Лысенко.

То, что я дальше буду говорить о своих несогласиях с Т. Д. Лысенко, я
буду делать в порядке исполнения своего долга члена партии, чтобы
ориентировать более правильно партийные и советские органы и всю советскую
общественность об истинном состоянии и нуждах советской науки.

Я являюсь горячим сторонником мичуринского направления в науке, и об
этом я неоднократно высказывался и выступал, борясь с ошибками формальной
генетики, которые в этой части достаточно полно были мною проанализированы и
разоблачены в ряде моих работ. Всякий, кто честно хочет руководствоваться
фактами и истиной, найдет эти мои работы и выступления. Поэтому я не вижу
здесь необходимости повторять уже сказанное в этом отношении Т. Д. Лысенко и
мною.

Наконец, как дарвинист, я согласен и с Т. Д. Лысенко и другими
выступавшими здесь товарищами, с их общей установкой на огромное, решающее
значение условий внешней среды и ее воздействия в процессах видо- и
сортообразования. И тем не менее остается еще очень большое количество
первостепенных и важнейших проблем, по которым я с Т. Д. Лысенко не
согласен.

Поэтому я считаю нужным говорить здесь о том, в чем я не согласен с Т.
Д, Лысенко.

Прежде всего, как я уже отметил, я утверждаю, что его доклад и
выступления по нему односторонне ориентируют нашу общественность о состоянии
и расстановке сил в советской биологической науке. Мы, ученые -- разведчики
не только в вопросах конкретного применения нашего опыта и знаний с целью
разведки геологических недр и других богатств социалистической родины. Мы
разведчики и в смысле правильной ориентации в расстановке сил в нашей науке.
И вот я думаю, что тов. Лысенко делает большую ошибку, неправильно
ориентируя в том смысле, что якобы в биологической науке существует только
два фронта или два направления, имеющие своей целью разрешение проблем
дарвинизма. Все биологи знают, что в теории дарвинизма, в эволюционной
теории существует три направления. Первое направление представлено Дарвином
и Тимирязевым; это -- линия последовательного дарвинизма. Прошу вдуматься и
проанализировать сущность вопроса, а не заниматься, так сказать,
разыгрыванием, может быть, неверных словесных терминологических ошибок.

После того, как тов. Митин оспорил в "Литературной газете" термин
"ортодоксальный дарвинизм", я не имел возможности ответить, что я не
настаиваю на этом термине и считаю более правильным говорить о
"последовательном дарвинизме" или просто о дарвинизме Дарвина и Тимирязева.

И я имею основания утверждать, что те, кто продолжает разыгрывать меня
в этих словесных, малоценных формах аргументации, прекрасно знают, что не в
этом суть. По существу же вопроса и тов. Лысенко и его сторонники до сих пор
ничего мне не ответили. Отвечает ли действительности мое утверждение не о
двух, а о трех направлениях в теории эволюции? Безусловно, отвечает. Эту
оценку истинного положения вопроса всегда защищал великий ученый К. А.
Тимирязев, к имени которого так часто апеллируют выступающие.

Я утверждаю, что, если бы сторонники и поклонники таланта Т. Д. Лысенко
не только почитали, но и читали Тимирязева (а многие об этом забыли), то
тогда они не стали бы апеллировать к имени Тимирязева. Все его труды
пронизаны идеей борьбы на два фронта -- и с ошибками неоламаркизма,
упрощенческим направлением в решении проблем эволюции, и с ошибками
вейсманистов-морганистов. Но Тимирязев не мог говорить о новых вариантах
вейсманизма, в виде формальной генетики и автогенетики, так как они возникли
уже после смерти Тимирязева.

Процитирую из работы Тимирязева "Значение переворота, произведенного
Дарвином" лишь краткую фразу:

"Последующие писатели (после Дарвина. -- Б. З.), полагая обнаружить
самостоятельность своей мысли, только впадали в узкую односторонность
(неоламаркисты и вейсманисты), которой Дарвин был совершенно чужд (К. А.
Тимирязев. Соч., т. VII, стр. 250-251.)

Вот истинное положение вещей, которое достаточно характеризует то, что
мы имеем в истории развития эволюционного движения. Товарищ Сталин учил нас
опираться на опыт истории, а не заниматься в этом отношении произвольным
"творчеством" истории дарвинизма, которая не отвечает фактам.

В советский период учение Дарвина и Тимирязева развивали, опираясь на
опыт научно-философских дискуссий, которые внесли много оздоровляющего,
уточняющего в наши отношения к теории дарвинизма. Эта борьба на два фронта
за генеральную линию учения Дарвина и Тимирязева была поднята на еще более
высокую ступень в свете испытанного опыта нашей партии в такой же
иделогической борьбе на два фронта на всех участках нашей
общественно-политической жизни.

Я позволю себе передать в президиум схему, которую несколько лет тому
назад я составил по этому вопросу и которая характеризует основные положения
дарвинизма, с одной стороны, и неоламаркизма и неодарвинизма, с другой
стороны, как двух извращений истинной дарвинистической теории. На этой схеме
можно видеть каждое из трех течений, представляющих законченные системы
воззрений, из которых верно и отвечает духу марксизма-ленинизма только одно
учение Дарвина и Тимирязева, очищенное в свете марксистской диалектики от
ряда второстепенных ошибок.

Я думаю, товарищи, что мы делаем большую ошибку и дезориентируем наши
руководящие органы, когда сейчас так упорно хотим доказать, что существуют
только две линии, два направления в советской биологии -- учение Лысенко,
именуемое мичуринским направлением, и формально-генетическое вейсманистское.
А все инакомыслящие и имеющие смелость не соглашаться с Лысенко огульно
заносятся сторонниками Лысенко в одиозную категорию "формальной генетики".

Это обязывает меня говорить о том, что я должен выступить в защиту той
линии, которая пока не отклонена нашей общественностью.

Голос с места. А когда наша общественность сказала вам и вам это
поручила?

Б. М. Завадовский. Она не мне поручила, а всей нашей советской науке.

Второй вопрос, в отношении которого я не согласен с линией доклада, это
оценка отношения Тимирязева и Мичурина к менделизму. Здесь неправильно
информируется наша советская общественность, не читающая трудов Тимирязева в
их первоисточниках. Все многократные выступления великого русского
ученого-дарвиниста подчеркивали, что он различает "менделизм" и
"мендельянство". Под менделизмом он понимал сумму фактического научного
багажа и методов, которые посвящены изучению хромосомно-ядерных механизмов
наследственности. Под мендельянством Тимирязев понимал те идеалистические и
реакционные трактовки и выводы, которые неправомерно сделаны из этих ценных
научных фактов если не всеми буржуазными и нашими отечественными
менделистами, то подавляющей массой их, в прошлом направлявшими на этом
основании свою атаку на территорию дарвинизма. Но даже и в этих условиях
Тимирязев умел различать здоровое ядро фактов и шелуху реакционных
антидарвинистических обобщений.

Должен отметить, к моему большому сожалению, что хотя эта истинная
позиция Тимирязева известна многим присутствующим, они почему-то не считают
нужным правильно ориентировать общественность.

Нет нужды искать источников, разбросанных в трудах Тимирязева и
Мичурина. Процитирую лишь то, что писал в 1939 г. в No10 журнала "Под
знаменем марксизма" наш философ Митин, подводя итоги
селекционно-генетической дискуссии, организованной редакцией этого журнала:

"Мендель, несомненно, вскрыл некоторые закономерности в наследовании