Страница:
Через полмили преследовательницы прекратили погоню, и Кугель остановился перевести дух. Над домом Нисбета уже поднимался дым — злобствующая толпа устроила запоздалую месть. Мужчины стояли в полный рост на верхушках своих колонн, чтобы лучше видеть все происходящее. Высоко в небе повозка плыла на восток, подгоняемая ветром, и Нисбет свешивался с её края, стараясь разглядеть на земле Кугеля.
Кугель тяжело вздохнул. Перебросив мешок через плечо, он пошёл на юг в направлении Порт-Пергуша.
Глава вторая
Кугель тяжело вздохнул. Перебросив мешок через плечо, он пошёл на юг в направлении Порт-Пергуша.
Глава вторая
ФОСЕЛЬМ
Определяя направление по огромному красному солнцу, Кугель шёл на юг через безводную пустыню. Небольшие валуны отбрасывали чёрные тени; редкие кусты «отойди-ка», с мясистыми листьями, похожими на розовые мочки уха, кровожадно тянули колючки к проходившему мимо них Кугелю.
Горизонт туманила дымка цвета размытого кармина. Не было видно ни следов человеческой деятельности, ни единого живого существа, за исключением единственного случая, когда далеко на юге Кугель заметил пельграна внушительных размеров, неторопливо летевшего на огромных крыльях с запада на восток. Кугель ничком бросился на землю и лежал неподвижно до тех пор, пока дымка на восточном краю неба не скрыла крылатое чудище. Тогда он поднялся, отряхнул одежду и продолжил свой путь на юг.
Бледная земля отражала тепло. Кугель остановился и начал обмахивать шляпой вспотевшее лицо. При этом он задел запястьем за «Фейерверк», чешуйку, которую он теперь использовал в качестве украшения на шляпе. Прикосновение вызвало мгновенную жгучую боль и какое-то сосущее ощущение, как будто «Фейерверк» хотел поглотить всю руку Кугеля, а может быть, даже и больше. Кугель искоса взглянул на украшение: он ведь едва-едва задел его запястьем! Да, «Фейерверк» был вовсе не тем предметом, с которым можно было обойтись походя.
Кугель осторожно водрузил шляпу назад на голову и во всю прыть отправился на юг, надеясь найти приют до наступления ночи. Он шёл такой стремительной походкой, что почти перелетел через край промоины в пятьдесят ярдов шириной, но резко остановился, на одной ноге балансируя над бездной, а в ста футах под ним поблёскивало чёрное подземное озеро. Несколько напряжённых секунд Кугель, шатаясь, пытался обрести равновесие, затем его качнуло назад, на твёрдую землю.
Переведя дух, Кугель пошёл вперёд с огромной осторожностью. Ещё через несколько миль он наткнулся на другие промоины, больших или меньших размеров, и почти ничто не предвещало их присутствия: кромка — и далёкий всплеск тёмной воды под ногами.
Через края больших промоин свешивались плакучие ивы, полускрывая вереницы странных строений. Они были узкими и высокими, точно составленные одна на другую ящики. Казалось, они были выстроены безо всякой логики, и части конструкций покоились на ветвях ив.
Народец, построивший эти древесные башенки, было трудно разглядеть в тенистой листве. Кугель заметил их, когда они бросились к необычным маленьким окнам; несколько раз ему показалось, что он видел, как они ныряли внутрь промоины на салазках, выточенных из местного известняка. Фигурами они походили на маленьких человечков или мальчиков, хотя их лица наводили на мысли о своеобразном гибриде ящерицы, жука-рогача и маленького джида. Поверх своих серо-зелёных шкур они надевали сборчатые набрюшники из каких-то тусклых волокон и шапки с чёрными наушниками, по всей видимости, сделанные из человеческих черепов.
Внешность этих созданий оставила Кугелю очень мало надежд на радушный приём и побудила его уйти подобру-поздорову, прежде чем они пустились за ним в погоню.
Чем ниже садилось солнце, тем больше Кугель начинал нервничать. Если он попытается продолжать свой путь в темноте, то, вне всякого сомнения, угодит в промоину. Если же решит переночевать под открытым небом, завернувшись в свой плащ, то наверняка станет добычей виспов, которые стояли, выпрямившись во весь свой девятифутовый рост, и сверкающими розовыми глазами вглядывались во тьму, вынюхивая запах плоти двумя гибкими хоботами, растущими с каждой стороны гребешков на их головах.
Нижний край солнца уже коснулся горизонта. В отчаянии Кугель наломал веток хрупокуста, которые очень хорошо горели и могли с успехом заменить факел. Приблизившись к окаймлённой плакучими ивами промоине, он выбрал древесную башенку, стоявшую несколько обособленно от остальных. Подобравшись ближе, он заметил юркие тени, мелькавшие туда— сюда перед окнами.
Кугель вытащил меч и забарабанил им по дощатой стене.
— Это я, Кугель, — загремел он. — Я — король этой жалкой пустыни! Почему никто из вас не платит мне дань?
Внутри раздался хор пронзительных ругательств, а из окон полетел мусор. Кугель отошёл назад и зажёг одну из своих веток. Из окон понеслись яростные вопли, и несколько обитателей башенки вылезло на ветви плакучей ивы и скользнуло в тёмную воду промоины.
Кугель подозрительно осмотрел свой тыл, чтобы никто из обитателей древесных башенок не мог подобраться сзади и запрыгнуть ему на спину. Он ещё раз постучал по стене.
— Ну, хватит уже помоев и мусора! Немедленно выкладывайте тысячу терциев или освободите помещение!
Из башенки доносилось лишь шипение и шёпот. Поглядывая по сторонам, Кугель обошёл строение. Найдя дверь, он просунул внутрь факел, осветивший мастерскую с полированной скамьёй из известняка вдоль стены, на которой стояло несколько алебастровых кувшинов, чашек и подносов. Ни очага, ни печки не было — по всей видимости, древесный народец не использовал огня; не было и сообщения с верхними уровнями — ни приставных, ни подвесных лестниц, ни обычных ступеней.
Кугель положил свои ветки хрупокуста и горящий факел на грязный пол и вышел наружу, чтобы принести ещё дров. В фиолетовом свете зари он набрал четыре охапки хвороста и притащил их в древесную башенку; во время своего последнего захода он услышал в пугающей близости от себя тоскливый крик виспа.
Кугель поспешно вернулся в древесную башенку. Её жители ещё раз разразились гневными протестующими воплями, и эхо, мечущееся туда— сюда внутри промоины, отразило их пронзительные крики.
— Уймитесь, негодяи! — закричал Кугель. — Я уже почти заснул!
Его приказ остался незамеченным. Кугель принёс из мастерской свой факел и принялся размахивать им во все стороны. Гвалт мгновенно затих.
Кугель вернулся в мастерскую и заложил дверь известняковой плитой, которую подпёр багром; затем развёл огонь таким образом, чтобы он горел медленно, по одной головне за раз. Завернувшись в плащ, он погрузился в сон.
За ночь он несколько раз просыпался, чтобы подбросить хвороста в костёр, прислушаться и осмотреть промоину через щель в стене, но тишину нарушали лишь крики виспов.
Утром Кугель поднялся с первыми лучами солнца. Сквозь трещины он внимательно оглядел окрестности древесной башенки, но не заметил ничего подозрительного и не услышал ни звука.
Кугель задумчиво скривил губы. Он чувствовал бы себя уверенней, если бы заметил более или менее явное проявление враждебности со стороны древесного народца. Тишина была слишком уж невинной.
Кугель спросил себя:
— Как в подобном случае я сам наказал бы незваного гостя, столь же дерзкого, как я?
Затем:
— К чему рисковать, попробовав воспользоваться огнём или мечом?
И наконец:
— Логика подсказывает мысль о ловушке. Так что надо глянуть, что там видно.
Кугель отодвинул известняковую плиту от двери. Все было тихо, даже ещё тише, чем раньше. Вся промоина как будто затаила дыхание. Кугель изучил землю перед древесной башенкой. Поглядев по сторонам, он заметил верёвки, свисающие с ветвей ивы. На площадке перед дверью было насыпано подозрительно много земли, которая, тем не менее, совсем не могла скрыть очертания замаскированной под ней сети. Кугель поднял кусок известняка и швырнул его в заднюю стену. Доски, скреплённые деревянными гвоздями и ивовой лозой, разлетелись в стороны; Кугель выскочил через дырку и был таков, а в спину ему полетели крики ярости и разочарования.
Кугель все так же шёл на юг, к дальним холмам, которые, точно тени, вырисовывались в дымке на горизонте. В полдень он наткнулся на заброшенную усадьбу на берегу небольшой речушки, где с удовольствием утолил жажду. В заросшем саду ему попалась дикая яблоня, ломившаяся под тяжестью спелых плодов. Наевшись до отвала, Кугель набил яблоками свой мешок.
Он уже собрался возобновить свой путь, когда заметил каменную плиту с полустёршейся надписью:
ЗЛЫЕ ДЕЯНИЯ БЫЛИ СОВЕРШЕНЫ НА ЭТОМ МЕСТЕ
ДА ПОЗНАЕТ ФОСЕЛЬМ, ЧТО ТАКОЕ БОЛЬ, ДО ТОГО,
КАК ПОГАСНЕТ СОЛНЦЕ И ПОТОМ
По спине у Кугеля побежали мурашки, и он беспокойно оглянулся через плечо.
— Лучше поскорее убраться отсюда, — сказал он себе и зашагал прочь во всю прыть своих длинных ног.
Через час Кугель проходил мимо леса, где приметил маленькую восьмиугольную часовню с обвалившейся крышей. Он осторожно заглянул внутрь, обнаружив, что в спёртом воздухе висит омерзительный запах виспа. Кугель попятился, но тут его внимание привлекла бронзовая пластинка, вся в зелёных разводах. Выгравированные на ней письмена гласили:
ДА НЕ ВЛАСТВУЮТ ЗДЕСЬ БОГИ ГНИЕННА.
ДЕМОНЫ ГНАРРЫ ПЕКУТСЯ О НАС ОТ ЯРОСТИ ФОСЕЛЬМА
Кугель тихонько вздохнул и вышел из часовни. В этом краю и прошлое, и настоящее были угнетающими; Кугель сможет вздохнуть спокойно, лишь оказавшись в Порт-Пергуше! Он вновь направился на юг с ещё большей скоростью, чем раньше.
Когда день померк, местность превратилась в череду возвышенностей и болотистых низин, предвещая первый подъем на холмы, которые теперь уже подступали с юга, вздымаясь ввысь. У их подножий росли деревья, отбившиеся от росших на более высоком уровне лесов: милаксы с чёрной корой и широкими розовыми листьями; бочковые кипарисы, густые и непроходимые; бледно-серые парменты, роняющие бусы сферических чёрных орешков; кладбищенские дубы, сучковатые и толстые, с искривлёнными раскидистыми ветками.
Как и прошлым вечером, Кугель встречал наступление сумерек с дурным предчувствием. Когда солнце закатилось за дальние холмы, он выбрался на дорогу, шедшую почти параллельно холмам, которая, возможно, так или иначе должна была привести его в Порт-Пергуш.
Широко шагая по дороге, Кугель смотрел направо и налево, и, к своей великой радости, увидел остановившуюся в полумиле к востоку от него крестьянскую телегу, у задка которой стояли трое мужчин.
Чтобы не произвести впечатление крайней спешки, Кугель замедлил свои шаги, как будто всего лишь неторопливо прогуливался, словно обычный путник, но ни один из людей у телеги, казалось, ничего не заметил или не придал этому никакого значения.
Подойдя ближе, Кугель увидел, что у телеги, запряжённой четырьмя мермелантами, отвалилось заднее колесо. Мермеланты делали вид, что это происшествие совершенно их не интересует, и отводили глаза от трех крестьян, которых они предпочитали считать кем-то вроде своих слуг. Телега была нагружена вязанками дров, и в каждом углу возвышался трезубый гарпун, призванный служить средством устрашения в случае нежданного нападения пельграна.
Когда Кугель приблизился, фермеры, которые, очевидно, были братьями, оглянулись на него, а потом хмуро вернулись к созерцанию отвалившегося колёса.
Кугель подошёл к повозке. Крестьяне искоса наблюдали за ним с таким полным отсутствием интереса, что лицо Кугеля, на котором уже была готова расцвести любезная улыбка, застыло. Кугель прочистил горло.
— Кажется, что-то случилось с вашим колесом?
Самый старший из братьев угрюмо пробурчал:
— Нам не «кажется», что с нашим колесом что-то случилось. Ты что, принимаешь нас за дураков? Что-то определённо и действительно не так. Потерялось стопорное кольцо и вывалился подшипник. Это серьёзная проблема, так что иди-ка своей дорогой и не мешай нам думать.
Кугель с лукавым упрёком поднял вверх палец.
— Эй, дружище, никогда не стоит быть таким самоуверенным! Возможно, я смогу вам помочь.
— Ба! А ты-то что знаешь о таких вещах?
Второй брат пренебрежительно спросил:
— Откуда у тебя такая дурацкая шляпа?
Третий брат отпустил тяжеловесную шуточку:
— Если ты потащишь телегу за ось, а мы будем катить колесо, тогда ты, конечно, сможешь нам помочь. А если нет, так проваливай!
— Вы, разумеется, можете смеяться, но не исключено, что я в действительности могу сделать что-то в таком духе, — обиженно сказал Кугель. Он на глаз оценил телегу, которая, несомненно, весила много меньше, чем любая из колонн Нисбета. Его башмаки были натёрты воском оссипа, и все было в порядке. Он шагнул к повозке и пнул её. — Вот, теперь можете проверить, что и телега, и колесо не тяжелее пушинки. Попробуйте поднять и сами убедиться.
Младший из братьев ухватился за колесо и поднял его с такой силой, что потерявший вес диск выскользнул из его рук и взмыл высоко в воздух, где его подхватил налетевший ветер и унёс на восток. Повозка же, с подставленным под ось валуном, не поддалась действию волшебства и осталась такой же тяжёлой, как и была.
Колесо уплывало по небу вдаль. Вдруг, откуда ни возьмись, появился пельгран и, бросившись на колесо, унёс его прочь.
Кугель и три крестьянина проводили взглядом летающее чудище, исчезнувшее в горах вместе с колесом.
— Ну, — спросил старший, — и что теперь?
Кугель с сожалением покачал головой.
— Я не рискну сделать ещё одну попытку.
— Новое колесо стоит десять терциев, — сказал старший. — А ну плати нам немедленно! И поскольку я никого никогда не пугаю, не буду рассказывать тебе о том, что будет, если ты откажешься!
Кугель выпрямился:
— Я не из тех, кого можно испугать пустыми угрозами!
— А как насчёт хорошей дубины или вил?
Кугель предусмотрительно отступил назад и положил руку на рукоятку меча.
— Если по дороге потечёт кровь, она будет вашей, а не моей!
Крестьяне стояли на месте, собираясь с мыслями. Кугель возвысил голос.
— За такое колесо, как ваше, отвалившееся, сломанное и сношенное почти до спиц, дадут не больше двух терциев. Требовать больше может только человек, который смотрит на мир нереалистично.
Старший брат напыщенно заявил:
— Мы пойдём на компромисс! Я упомянул десять терциев, ты говорил о двух. Если вычесть из десяти два, получится восемь. Заплати нам восемь терциев, и дело с концом!
Кугель все ещё колебался.
— Я чую во всем этом какой-то подвох. Восемь терциев — это слишком много! Не забывайте, я действовал из чистого альтруизма! Неужели мне придётся заплатить за доброе дело?
— Так ты считаешь, что отправить наше колесо кувыркаться в воздухе — это доброе дело? Если такова твоя доброта, пощади нас от чего-нибудь более худшего!
— Давайте взглянем на проблему под другим углом, — предложил Кугель. — Мне нужен ночлег. Далеко ли ваша усадьба?
— В четырех милях, но нам сегодня не придётся спать в своих постелях — мы останемся здесь и будем стеречь наше имущество.
— Есть другой выход, — сказал Кугель. — Я могу сделать так, что вся телега потеряет вес.
— Что? — вскричал старший брат. — Чтобы мы потеряли нашу повозку точно так же, как и колесо?
— Мы вовсе не такие болваны, за которых ты нас принимаешь! — провозгласил средний.
— Отдай нам наши деньги и иди своей дорогой! — присоединился к ним младший. — Если тебе негде переночевать, попросись в дом к Фосельму, это в миле отсюда по дороге.
— Великолепная идея! — воскликнул старший с широкой ухмылкой. — И почему она не пришла мне в голову? Но сначала — наши десять терциев!
— Десять терциев? Ну и шутки у вас! Прежде чем расстаться хотя бы с грошом, я желаю узнать, где можно спокойно провести ночь.
— А мы тебе разве не сказали? Обратись к Фосельму! Он, как и ты, альтруист и с радостью принимает в своём доме всяких бродяг.
— В модных шляпах или без них, — хихикнул младший.
— В давние времена, кажется, Фосельм опустошил весь этот край. А ваш Фосельм — его тёзка? Не пошёл ли он по стопам своего прототипа?
— Я ничего не знаю ни о самом Фосельме, ни о его предках, — пожал плечами старший брат.
— У него большой дом, — добавил средний. — Он никому не даёт от ворот поворот.
— Даже сейчас из его трубы идёт дым, — сказал младший. — Отдай нам деньги и можешь идти куда хочешь. Наступает ночь, а нам надо ещё приготовиться защищаться от виспов.
Кугель полез в свою сумку и, покопавшись в яблоках, извлёк оттуда пять терциев.
— Я расстаюсь с этими деньгами не затем, чтобы угодить вам, а чтобы наказать себя за попытку помочь невежественным крестьянам.
На него вновь обрушился поток брани, но наконец деньги были приняты, и Кугель ушёл. Чуть-чуть удалившись от повозки, он услышал, как братья залились хриплым хохотом.
Мермеланты развалились в грязи, выискивая своими длинными языками в придорожных лопухах что-нибудь съедобное. Когда Кугель подошёл к ним, вожак заговорил, но слов было почти не разобрать из-за того, что у него во рту было полно травы,
— Почему эти дуралеи смеются?
Кугель пожал плечами.
— Я помог им своим волшебством, и их колесо улетело, так что мне пришлось дать им пять терциев, чтобы унять их вопли.
— Шутка, глупая и нахальная, — прошамкал мермелант. — Ещё час назад они послали мальчика в деревню за новым колесом. Они уже собрались закатить сломанное колесо в канаву, когда увидели тебя.
— Я не придаю значения таким пустякам, — отмахнулся Кугель. — Они посоветовали мне переночевать в доме Фосельма. С другой стороны, я сомневаюсь в их честности.
— Ох уж эти злокозненные конюхи! Они думают, что могут обдурить любого! Они же послали тебя к колдуну с сомнительной репутацией!
Кугель с беспокойством оглядел окрестности.
— А нет ли поблизости какого-нибудь другого убежища?
— Наши конюхи когда-то приютили нескольких путников и убили их в собственных постелях, но никто из них не захотел хоронить тела, так что они бросили это занятие. А другое ближайшее жильё в двадцати милях.
— Это плохая новость, — приуныл Кугель. — А как надо вести себя с Фосельмом?
Мермеланты зачавкали травой. Один из них осведомился:
— А у тебя есть с собой пиво? Мы знатные пивохлёбы и всем показываем свои животы 2
— У меня нет ничего, кроме диких яблок, и я с удовольствием поделюсь ими с вами.
— Да, было бы неплохо, — согласился мермелант, и Кугель раздал все плоды, которые нёс в сумке.
— Если пойдёшь к Фосельму, остерегайся его хитростей! — Толстый торговец выжил потому, что всю ночь распевал непристойные песни и ни разу не повернулся к колдуну спиной.
Один из крестьян обошёл телегу и раздражённо остановился при виде Кугеля.
— Что ты здесь делаешь? Прекрати докучать нашим мермелантам и проваливай отсюда!
Не удостоив его ответом, Кугель пошёл по дороге. Он дошёл до жилища Фосельма, когда солнце уже коснулось лесистого горизонта. Это было беспорядочно построенное деревянное сооружение в несколько этажей, с множеством пролётов, низкими квадратными башнями, в которых тут и там были понатыканы окна, с балконами, козырьками, высокими фронтонами и дюжиной высоких тонких труб.
Спрятавшись за деревом, Кугель рассмотрел дом. В нескольких окнах горел свет, но Кугель не заметил внутри ни одного движения. Кугелю показалось, что это был очень милый дом, и вряд ли кто-то мог подумать, что в нем жил злодей-обманщик. Пригибаясь и прячась в тени деревьев и кустарников, Кугель подошёл к зданию. Украдкой, точно огромный кот, он подобрался к окну и заглянул внутрь.
За столом, читая какую-то книгу с жёлтыми листами, сидел мужчина неопределённого возраста, сутулый и практически лысый, если не считать каштановой с проседью чёлки. Длинный крючковатый нос странно выделялся на довольно плоском лице с близко посаженными выпуклыми мелочно-золотистыми глазами. Его руки и ноги были длинными и тощими; он был одет в чёрный бархатный костюм, на каждом его пальце блестело по перстню, а на указательных — целых три. Лицо колдуна казалось спокойным и безмятежным, и Кугель напрасно искал на нем хоть какой-нибудь знак, намекавший на порочность.
Кугель оглядел комнату и её обстановку. На серванте вперемешку были сложены всякие диковины и редкости: пирамида из чёрного камня, моток верёвки, стеклянные бутылки, маленькие маски, висящие на полке, кипы книг, цитра, бронзовый инструмент, состоящий из множества дуг и перекладин, и выточенный из камня букет цветов.
Кугель проворно подбежал к парадной двери, где нашёл тяжёлый медный молоток в форме свисающего из пасти горгульи языка. Он стукнул молотком по двери и закричал:
— Откройте! Честному путнику нужен ночлег, и он щедро заплатит за гостеприимство!
Затем он подбежал назад к окну и увидел, что Фосельм поднялся на ноги, постоял так некоторое время со склонённой набок головой, а затем вышел из комнаты. Кугель мгновенно открыл окно и забрался внутрь. Потом закрыл окно, схватил с серванта верёвку и затаился в темноте.
Фосельм вернулся, изумлённо качая головой. Он уселся в кресло и вернулся к своей книге. Кугель подошёл к нему сзади и накинул петлю вокруг его груди, потом ещё и ещё, и казалось, что верёвка в мотке никогда не закончится. Очень скоро Фосельм был весь замотан в кокон из верёвки.
Наконец Кугель обошёл кресло и показался колдуну. Тот оглядел его с ног до головы, скорее, с любопытством, чем со злостью, а потом спросил:
— Могу я осведомиться о причинах этого визита?
— Это всего лишь сильный страх, — ответил Кугель. — Я не осмелился провести ночь под открытым небом, поэтому пришёл к вашему дому в надежде найти ночлег.
— А верёвка? — Фосельм взглянул на паутину, привязавшую его к креслу.
— Я не могу оскорбить вас объяснениями, — сказал Кугель.
— Ты думаешь, что объяснения оскорбят меня сильнее, чем эти верёвки?
Кугель нахмурился и побарабанил пальцами по подбородку.
— Ваш вопрос куда более глубок, чем это может показаться на первый взгляд, и смыкается с древним исследованием противостояния воображаемого действительному.
Фосельм вздохнул.
— Сегодня я что-то не в настроении философствовать. Можешь ответить на мой вопрос в терминах, которые приближаются к действительному.
— По правде говоря, я позабыл вопрос, — заюлил Кугель.
— Я перефразирую его простыми словами. Зачем ты привязал меня к креслу, вместо того чтобы войти в дом через дверь?
— Если вы так на этом настаиваете, я буду вынужден открыть нелицеприятную правду. У вас репутация коварного и непредсказуемого злодея с непреодолимой склонностью к патологическим шуткам.
Фосельм скорчил скорбную мину.
— В таком случае простое отрицание с моей стороны не будет иметь в твоих глазах никакого веса. А кто пытался так меня очернить?
Кугель с улыбкой покачал головой:
— Как человек чести я должен унести эту тайну с собой в могилу.
— Вот как! — воскликнул Фосельм и, погрузившись в размышления, замолчал.
Кугель, краем глаза следя за пленником, воспользовался случаем оглядеть комнату. Кроме уже замеченного им серванта, обстановка комнаты состояла из ковра, сотканного в темно-красных, синих и чёрных тонах, открытого книжного шкафа и табурета.
Маленькая мошка, летавшая по комнате, приземлилась на лоб Фосельма. Тот вытянул из-под пут руку и смахнул незваного гостя, вновь вернув руку под верёвки.
Кугель обернулся и застыл с открытым ртом в изумления. Неужели он плохо завязал верёвку? Казалось, Фосельм обезврежен так же надёжно, как муха в паутине.
Но тут внимание Кугеля привлекло чучело птицы четырех футов в высоту, с лицом женщины, обрамлённым копной вьющихся чёрных волос. На её лбу возвышался двухдюймовый гребень из прозрачной плёнки.
— Это гарпия с Зардунского моря, — раздался голос из-за его плеча. — Их осталось очень немного. Они неравнодушны к плоти утонувших моряков, и когда корабль обречён, они собираются вокруг него в ожидании добычи. Обрати внимание на уши, — палец Фосельма протянулся над плечом Кугеля и отодвинул волосы, — которые совершенно такие же, как у русалок. Осторожней с гребнем! — палец упёрся в основание зубцов. — Острия ядовитые!
Кугель потрясённо оглянулся и увидел, что палец удалился, остановившись по пути, чтобы почесать нос Фосельма, а затем снова исчез под верёвками.
Кугель быстро пересёк комнату и проверил путы, которые, казалось, были туго натянуты. Шляпа Кугеля оказалась перед самым носом у волшебника, и тот, заметив прикреплённое к ней украшение, тихонько присвистнул сквозь зубы.
— А у тебя исключительно нарядная шляпа, — заметил он. — Потрясающий фасон, хотя в таком краю, как этот, ты с тем же успехом мог бы натянуть себе на голову кожаный чулок. — С этими словами он взглянул в свою книгу.
— Вполне возможно, — согласился Кугель. — Но когда солнце потухнет, обыкновенный балахон будет соответствовать всем требованиям скромности.
Горизонт туманила дымка цвета размытого кармина. Не было видно ни следов человеческой деятельности, ни единого живого существа, за исключением единственного случая, когда далеко на юге Кугель заметил пельграна внушительных размеров, неторопливо летевшего на огромных крыльях с запада на восток. Кугель ничком бросился на землю и лежал неподвижно до тех пор, пока дымка на восточном краю неба не скрыла крылатое чудище. Тогда он поднялся, отряхнул одежду и продолжил свой путь на юг.
Бледная земля отражала тепло. Кугель остановился и начал обмахивать шляпой вспотевшее лицо. При этом он задел запястьем за «Фейерверк», чешуйку, которую он теперь использовал в качестве украшения на шляпе. Прикосновение вызвало мгновенную жгучую боль и какое-то сосущее ощущение, как будто «Фейерверк» хотел поглотить всю руку Кугеля, а может быть, даже и больше. Кугель искоса взглянул на украшение: он ведь едва-едва задел его запястьем! Да, «Фейерверк» был вовсе не тем предметом, с которым можно было обойтись походя.
Кугель осторожно водрузил шляпу назад на голову и во всю прыть отправился на юг, надеясь найти приют до наступления ночи. Он шёл такой стремительной походкой, что почти перелетел через край промоины в пятьдесят ярдов шириной, но резко остановился, на одной ноге балансируя над бездной, а в ста футах под ним поблёскивало чёрное подземное озеро. Несколько напряжённых секунд Кугель, шатаясь, пытался обрести равновесие, затем его качнуло назад, на твёрдую землю.
Переведя дух, Кугель пошёл вперёд с огромной осторожностью. Ещё через несколько миль он наткнулся на другие промоины, больших или меньших размеров, и почти ничто не предвещало их присутствия: кромка — и далёкий всплеск тёмной воды под ногами.
Через края больших промоин свешивались плакучие ивы, полускрывая вереницы странных строений. Они были узкими и высокими, точно составленные одна на другую ящики. Казалось, они были выстроены безо всякой логики, и части конструкций покоились на ветвях ив.
Народец, построивший эти древесные башенки, было трудно разглядеть в тенистой листве. Кугель заметил их, когда они бросились к необычным маленьким окнам; несколько раз ему показалось, что он видел, как они ныряли внутрь промоины на салазках, выточенных из местного известняка. Фигурами они походили на маленьких человечков или мальчиков, хотя их лица наводили на мысли о своеобразном гибриде ящерицы, жука-рогача и маленького джида. Поверх своих серо-зелёных шкур они надевали сборчатые набрюшники из каких-то тусклых волокон и шапки с чёрными наушниками, по всей видимости, сделанные из человеческих черепов.
Внешность этих созданий оставила Кугелю очень мало надежд на радушный приём и побудила его уйти подобру-поздорову, прежде чем они пустились за ним в погоню.
Чем ниже садилось солнце, тем больше Кугель начинал нервничать. Если он попытается продолжать свой путь в темноте, то, вне всякого сомнения, угодит в промоину. Если же решит переночевать под открытым небом, завернувшись в свой плащ, то наверняка станет добычей виспов, которые стояли, выпрямившись во весь свой девятифутовый рост, и сверкающими розовыми глазами вглядывались во тьму, вынюхивая запах плоти двумя гибкими хоботами, растущими с каждой стороны гребешков на их головах.
Нижний край солнца уже коснулся горизонта. В отчаянии Кугель наломал веток хрупокуста, которые очень хорошо горели и могли с успехом заменить факел. Приблизившись к окаймлённой плакучими ивами промоине, он выбрал древесную башенку, стоявшую несколько обособленно от остальных. Подобравшись ближе, он заметил юркие тени, мелькавшие туда— сюда перед окнами.
Кугель вытащил меч и забарабанил им по дощатой стене.
— Это я, Кугель, — загремел он. — Я — король этой жалкой пустыни! Почему никто из вас не платит мне дань?
Внутри раздался хор пронзительных ругательств, а из окон полетел мусор. Кугель отошёл назад и зажёг одну из своих веток. Из окон понеслись яростные вопли, и несколько обитателей башенки вылезло на ветви плакучей ивы и скользнуло в тёмную воду промоины.
Кугель подозрительно осмотрел свой тыл, чтобы никто из обитателей древесных башенок не мог подобраться сзади и запрыгнуть ему на спину. Он ещё раз постучал по стене.
— Ну, хватит уже помоев и мусора! Немедленно выкладывайте тысячу терциев или освободите помещение!
Из башенки доносилось лишь шипение и шёпот. Поглядывая по сторонам, Кугель обошёл строение. Найдя дверь, он просунул внутрь факел, осветивший мастерскую с полированной скамьёй из известняка вдоль стены, на которой стояло несколько алебастровых кувшинов, чашек и подносов. Ни очага, ни печки не было — по всей видимости, древесный народец не использовал огня; не было и сообщения с верхними уровнями — ни приставных, ни подвесных лестниц, ни обычных ступеней.
Кугель положил свои ветки хрупокуста и горящий факел на грязный пол и вышел наружу, чтобы принести ещё дров. В фиолетовом свете зари он набрал четыре охапки хвороста и притащил их в древесную башенку; во время своего последнего захода он услышал в пугающей близости от себя тоскливый крик виспа.
Кугель поспешно вернулся в древесную башенку. Её жители ещё раз разразились гневными протестующими воплями, и эхо, мечущееся туда— сюда внутри промоины, отразило их пронзительные крики.
— Уймитесь, негодяи! — закричал Кугель. — Я уже почти заснул!
Его приказ остался незамеченным. Кугель принёс из мастерской свой факел и принялся размахивать им во все стороны. Гвалт мгновенно затих.
Кугель вернулся в мастерскую и заложил дверь известняковой плитой, которую подпёр багром; затем развёл огонь таким образом, чтобы он горел медленно, по одной головне за раз. Завернувшись в плащ, он погрузился в сон.
За ночь он несколько раз просыпался, чтобы подбросить хвороста в костёр, прислушаться и осмотреть промоину через щель в стене, но тишину нарушали лишь крики виспов.
Утром Кугель поднялся с первыми лучами солнца. Сквозь трещины он внимательно оглядел окрестности древесной башенки, но не заметил ничего подозрительного и не услышал ни звука.
Кугель задумчиво скривил губы. Он чувствовал бы себя уверенней, если бы заметил более или менее явное проявление враждебности со стороны древесного народца. Тишина была слишком уж невинной.
Кугель спросил себя:
— Как в подобном случае я сам наказал бы незваного гостя, столь же дерзкого, как я?
Затем:
— К чему рисковать, попробовав воспользоваться огнём или мечом?
И наконец:
— Логика подсказывает мысль о ловушке. Так что надо глянуть, что там видно.
Кугель отодвинул известняковую плиту от двери. Все было тихо, даже ещё тише, чем раньше. Вся промоина как будто затаила дыхание. Кугель изучил землю перед древесной башенкой. Поглядев по сторонам, он заметил верёвки, свисающие с ветвей ивы. На площадке перед дверью было насыпано подозрительно много земли, которая, тем не менее, совсем не могла скрыть очертания замаскированной под ней сети. Кугель поднял кусок известняка и швырнул его в заднюю стену. Доски, скреплённые деревянными гвоздями и ивовой лозой, разлетелись в стороны; Кугель выскочил через дырку и был таков, а в спину ему полетели крики ярости и разочарования.
Кугель все так же шёл на юг, к дальним холмам, которые, точно тени, вырисовывались в дымке на горизонте. В полдень он наткнулся на заброшенную усадьбу на берегу небольшой речушки, где с удовольствием утолил жажду. В заросшем саду ему попалась дикая яблоня, ломившаяся под тяжестью спелых плодов. Наевшись до отвала, Кугель набил яблоками свой мешок.
Он уже собрался возобновить свой путь, когда заметил каменную плиту с полустёршейся надписью:
ЗЛЫЕ ДЕЯНИЯ БЫЛИ СОВЕРШЕНЫ НА ЭТОМ МЕСТЕ
ДА ПОЗНАЕТ ФОСЕЛЬМ, ЧТО ТАКОЕ БОЛЬ, ДО ТОГО,
КАК ПОГАСНЕТ СОЛНЦЕ И ПОТОМ
По спине у Кугеля побежали мурашки, и он беспокойно оглянулся через плечо.
— Лучше поскорее убраться отсюда, — сказал он себе и зашагал прочь во всю прыть своих длинных ног.
Через час Кугель проходил мимо леса, где приметил маленькую восьмиугольную часовню с обвалившейся крышей. Он осторожно заглянул внутрь, обнаружив, что в спёртом воздухе висит омерзительный запах виспа. Кугель попятился, но тут его внимание привлекла бронзовая пластинка, вся в зелёных разводах. Выгравированные на ней письмена гласили:
ДА НЕ ВЛАСТВУЮТ ЗДЕСЬ БОГИ ГНИЕННА.
ДЕМОНЫ ГНАРРЫ ПЕКУТСЯ О НАС ОТ ЯРОСТИ ФОСЕЛЬМА
Кугель тихонько вздохнул и вышел из часовни. В этом краю и прошлое, и настоящее были угнетающими; Кугель сможет вздохнуть спокойно, лишь оказавшись в Порт-Пергуше! Он вновь направился на юг с ещё большей скоростью, чем раньше.
Когда день померк, местность превратилась в череду возвышенностей и болотистых низин, предвещая первый подъем на холмы, которые теперь уже подступали с юга, вздымаясь ввысь. У их подножий росли деревья, отбившиеся от росших на более высоком уровне лесов: милаксы с чёрной корой и широкими розовыми листьями; бочковые кипарисы, густые и непроходимые; бледно-серые парменты, роняющие бусы сферических чёрных орешков; кладбищенские дубы, сучковатые и толстые, с искривлёнными раскидистыми ветками.
Как и прошлым вечером, Кугель встречал наступление сумерек с дурным предчувствием. Когда солнце закатилось за дальние холмы, он выбрался на дорогу, шедшую почти параллельно холмам, которая, возможно, так или иначе должна была привести его в Порт-Пергуш.
Широко шагая по дороге, Кугель смотрел направо и налево, и, к своей великой радости, увидел остановившуюся в полумиле к востоку от него крестьянскую телегу, у задка которой стояли трое мужчин.
Чтобы не произвести впечатление крайней спешки, Кугель замедлил свои шаги, как будто всего лишь неторопливо прогуливался, словно обычный путник, но ни один из людей у телеги, казалось, ничего не заметил или не придал этому никакого значения.
Подойдя ближе, Кугель увидел, что у телеги, запряжённой четырьмя мермелантами, отвалилось заднее колесо. Мермеланты делали вид, что это происшествие совершенно их не интересует, и отводили глаза от трех крестьян, которых они предпочитали считать кем-то вроде своих слуг. Телега была нагружена вязанками дров, и в каждом углу возвышался трезубый гарпун, призванный служить средством устрашения в случае нежданного нападения пельграна.
Когда Кугель приблизился, фермеры, которые, очевидно, были братьями, оглянулись на него, а потом хмуро вернулись к созерцанию отвалившегося колёса.
Кугель подошёл к повозке. Крестьяне искоса наблюдали за ним с таким полным отсутствием интереса, что лицо Кугеля, на котором уже была готова расцвести любезная улыбка, застыло. Кугель прочистил горло.
— Кажется, что-то случилось с вашим колесом?
Самый старший из братьев угрюмо пробурчал:
— Нам не «кажется», что с нашим колесом что-то случилось. Ты что, принимаешь нас за дураков? Что-то определённо и действительно не так. Потерялось стопорное кольцо и вывалился подшипник. Это серьёзная проблема, так что иди-ка своей дорогой и не мешай нам думать.
Кугель с лукавым упрёком поднял вверх палец.
— Эй, дружище, никогда не стоит быть таким самоуверенным! Возможно, я смогу вам помочь.
— Ба! А ты-то что знаешь о таких вещах?
Второй брат пренебрежительно спросил:
— Откуда у тебя такая дурацкая шляпа?
Третий брат отпустил тяжеловесную шуточку:
— Если ты потащишь телегу за ось, а мы будем катить колесо, тогда ты, конечно, сможешь нам помочь. А если нет, так проваливай!
— Вы, разумеется, можете смеяться, но не исключено, что я в действительности могу сделать что-то в таком духе, — обиженно сказал Кугель. Он на глаз оценил телегу, которая, несомненно, весила много меньше, чем любая из колонн Нисбета. Его башмаки были натёрты воском оссипа, и все было в порядке. Он шагнул к повозке и пнул её. — Вот, теперь можете проверить, что и телега, и колесо не тяжелее пушинки. Попробуйте поднять и сами убедиться.
Младший из братьев ухватился за колесо и поднял его с такой силой, что потерявший вес диск выскользнул из его рук и взмыл высоко в воздух, где его подхватил налетевший ветер и унёс на восток. Повозка же, с подставленным под ось валуном, не поддалась действию волшебства и осталась такой же тяжёлой, как и была.
Колесо уплывало по небу вдаль. Вдруг, откуда ни возьмись, появился пельгран и, бросившись на колесо, унёс его прочь.
Кугель и три крестьянина проводили взглядом летающее чудище, исчезнувшее в горах вместе с колесом.
— Ну, — спросил старший, — и что теперь?
Кугель с сожалением покачал головой.
— Я не рискну сделать ещё одну попытку.
— Новое колесо стоит десять терциев, — сказал старший. — А ну плати нам немедленно! И поскольку я никого никогда не пугаю, не буду рассказывать тебе о том, что будет, если ты откажешься!
Кугель выпрямился:
— Я не из тех, кого можно испугать пустыми угрозами!
— А как насчёт хорошей дубины или вил?
Кугель предусмотрительно отступил назад и положил руку на рукоятку меча.
— Если по дороге потечёт кровь, она будет вашей, а не моей!
Крестьяне стояли на месте, собираясь с мыслями. Кугель возвысил голос.
— За такое колесо, как ваше, отвалившееся, сломанное и сношенное почти до спиц, дадут не больше двух терциев. Требовать больше может только человек, который смотрит на мир нереалистично.
Старший брат напыщенно заявил:
— Мы пойдём на компромисс! Я упомянул десять терциев, ты говорил о двух. Если вычесть из десяти два, получится восемь. Заплати нам восемь терциев, и дело с концом!
Кугель все ещё колебался.
— Я чую во всем этом какой-то подвох. Восемь терциев — это слишком много! Не забывайте, я действовал из чистого альтруизма! Неужели мне придётся заплатить за доброе дело?
— Так ты считаешь, что отправить наше колесо кувыркаться в воздухе — это доброе дело? Если такова твоя доброта, пощади нас от чего-нибудь более худшего!
— Давайте взглянем на проблему под другим углом, — предложил Кугель. — Мне нужен ночлег. Далеко ли ваша усадьба?
— В четырех милях, но нам сегодня не придётся спать в своих постелях — мы останемся здесь и будем стеречь наше имущество.
— Есть другой выход, — сказал Кугель. — Я могу сделать так, что вся телега потеряет вес.
— Что? — вскричал старший брат. — Чтобы мы потеряли нашу повозку точно так же, как и колесо?
— Мы вовсе не такие болваны, за которых ты нас принимаешь! — провозгласил средний.
— Отдай нам наши деньги и иди своей дорогой! — присоединился к ним младший. — Если тебе негде переночевать, попросись в дом к Фосельму, это в миле отсюда по дороге.
— Великолепная идея! — воскликнул старший с широкой ухмылкой. — И почему она не пришла мне в голову? Но сначала — наши десять терциев!
— Десять терциев? Ну и шутки у вас! Прежде чем расстаться хотя бы с грошом, я желаю узнать, где можно спокойно провести ночь.
— А мы тебе разве не сказали? Обратись к Фосельму! Он, как и ты, альтруист и с радостью принимает в своём доме всяких бродяг.
— В модных шляпах или без них, — хихикнул младший.
— В давние времена, кажется, Фосельм опустошил весь этот край. А ваш Фосельм — его тёзка? Не пошёл ли он по стопам своего прототипа?
— Я ничего не знаю ни о самом Фосельме, ни о его предках, — пожал плечами старший брат.
— У него большой дом, — добавил средний. — Он никому не даёт от ворот поворот.
— Даже сейчас из его трубы идёт дым, — сказал младший. — Отдай нам деньги и можешь идти куда хочешь. Наступает ночь, а нам надо ещё приготовиться защищаться от виспов.
Кугель полез в свою сумку и, покопавшись в яблоках, извлёк оттуда пять терциев.
— Я расстаюсь с этими деньгами не затем, чтобы угодить вам, а чтобы наказать себя за попытку помочь невежественным крестьянам.
На него вновь обрушился поток брани, но наконец деньги были приняты, и Кугель ушёл. Чуть-чуть удалившись от повозки, он услышал, как братья залились хриплым хохотом.
Мермеланты развалились в грязи, выискивая своими длинными языками в придорожных лопухах что-нибудь съедобное. Когда Кугель подошёл к ним, вожак заговорил, но слов было почти не разобрать из-за того, что у него во рту было полно травы,
— Почему эти дуралеи смеются?
Кугель пожал плечами.
— Я помог им своим волшебством, и их колесо улетело, так что мне пришлось дать им пять терциев, чтобы унять их вопли.
— Шутка, глупая и нахальная, — прошамкал мермелант. — Ещё час назад они послали мальчика в деревню за новым колесом. Они уже собрались закатить сломанное колесо в канаву, когда увидели тебя.
— Я не придаю значения таким пустякам, — отмахнулся Кугель. — Они посоветовали мне переночевать в доме Фосельма. С другой стороны, я сомневаюсь в их честности.
— Ох уж эти злокозненные конюхи! Они думают, что могут обдурить любого! Они же послали тебя к колдуну с сомнительной репутацией!
Кугель с беспокойством оглядел окрестности.
— А нет ли поблизости какого-нибудь другого убежища?
— Наши конюхи когда-то приютили нескольких путников и убили их в собственных постелях, но никто из них не захотел хоронить тела, так что они бросили это занятие. А другое ближайшее жильё в двадцати милях.
— Это плохая новость, — приуныл Кугель. — А как надо вести себя с Фосельмом?
Мермеланты зачавкали травой. Один из них осведомился:
— А у тебя есть с собой пиво? Мы знатные пивохлёбы и всем показываем свои животы 2
— У меня нет ничего, кроме диких яблок, и я с удовольствием поделюсь ими с вами.
— Да, было бы неплохо, — согласился мермелант, и Кугель раздал все плоды, которые нёс в сумке.
— Если пойдёшь к Фосельму, остерегайся его хитростей! — Толстый торговец выжил потому, что всю ночь распевал непристойные песни и ни разу не повернулся к колдуну спиной.
Один из крестьян обошёл телегу и раздражённо остановился при виде Кугеля.
— Что ты здесь делаешь? Прекрати докучать нашим мермелантам и проваливай отсюда!
Не удостоив его ответом, Кугель пошёл по дороге. Он дошёл до жилища Фосельма, когда солнце уже коснулось лесистого горизонта. Это было беспорядочно построенное деревянное сооружение в несколько этажей, с множеством пролётов, низкими квадратными башнями, в которых тут и там были понатыканы окна, с балконами, козырьками, высокими фронтонами и дюжиной высоких тонких труб.
Спрятавшись за деревом, Кугель рассмотрел дом. В нескольких окнах горел свет, но Кугель не заметил внутри ни одного движения. Кугелю показалось, что это был очень милый дом, и вряд ли кто-то мог подумать, что в нем жил злодей-обманщик. Пригибаясь и прячась в тени деревьев и кустарников, Кугель подошёл к зданию. Украдкой, точно огромный кот, он подобрался к окну и заглянул внутрь.
За столом, читая какую-то книгу с жёлтыми листами, сидел мужчина неопределённого возраста, сутулый и практически лысый, если не считать каштановой с проседью чёлки. Длинный крючковатый нос странно выделялся на довольно плоском лице с близко посаженными выпуклыми мелочно-золотистыми глазами. Его руки и ноги были длинными и тощими; он был одет в чёрный бархатный костюм, на каждом его пальце блестело по перстню, а на указательных — целых три. Лицо колдуна казалось спокойным и безмятежным, и Кугель напрасно искал на нем хоть какой-нибудь знак, намекавший на порочность.
Кугель оглядел комнату и её обстановку. На серванте вперемешку были сложены всякие диковины и редкости: пирамида из чёрного камня, моток верёвки, стеклянные бутылки, маленькие маски, висящие на полке, кипы книг, цитра, бронзовый инструмент, состоящий из множества дуг и перекладин, и выточенный из камня букет цветов.
Кугель проворно подбежал к парадной двери, где нашёл тяжёлый медный молоток в форме свисающего из пасти горгульи языка. Он стукнул молотком по двери и закричал:
— Откройте! Честному путнику нужен ночлег, и он щедро заплатит за гостеприимство!
Затем он подбежал назад к окну и увидел, что Фосельм поднялся на ноги, постоял так некоторое время со склонённой набок головой, а затем вышел из комнаты. Кугель мгновенно открыл окно и забрался внутрь. Потом закрыл окно, схватил с серванта верёвку и затаился в темноте.
Фосельм вернулся, изумлённо качая головой. Он уселся в кресло и вернулся к своей книге. Кугель подошёл к нему сзади и накинул петлю вокруг его груди, потом ещё и ещё, и казалось, что верёвка в мотке никогда не закончится. Очень скоро Фосельм был весь замотан в кокон из верёвки.
Наконец Кугель обошёл кресло и показался колдуну. Тот оглядел его с ног до головы, скорее, с любопытством, чем со злостью, а потом спросил:
— Могу я осведомиться о причинах этого визита?
— Это всего лишь сильный страх, — ответил Кугель. — Я не осмелился провести ночь под открытым небом, поэтому пришёл к вашему дому в надежде найти ночлег.
— А верёвка? — Фосельм взглянул на паутину, привязавшую его к креслу.
— Я не могу оскорбить вас объяснениями, — сказал Кугель.
— Ты думаешь, что объяснения оскорбят меня сильнее, чем эти верёвки?
Кугель нахмурился и побарабанил пальцами по подбородку.
— Ваш вопрос куда более глубок, чем это может показаться на первый взгляд, и смыкается с древним исследованием противостояния воображаемого действительному.
Фосельм вздохнул.
— Сегодня я что-то не в настроении философствовать. Можешь ответить на мой вопрос в терминах, которые приближаются к действительному.
— По правде говоря, я позабыл вопрос, — заюлил Кугель.
— Я перефразирую его простыми словами. Зачем ты привязал меня к креслу, вместо того чтобы войти в дом через дверь?
— Если вы так на этом настаиваете, я буду вынужден открыть нелицеприятную правду. У вас репутация коварного и непредсказуемого злодея с непреодолимой склонностью к патологическим шуткам.
Фосельм скорчил скорбную мину.
— В таком случае простое отрицание с моей стороны не будет иметь в твоих глазах никакого веса. А кто пытался так меня очернить?
Кугель с улыбкой покачал головой:
— Как человек чести я должен унести эту тайну с собой в могилу.
— Вот как! — воскликнул Фосельм и, погрузившись в размышления, замолчал.
Кугель, краем глаза следя за пленником, воспользовался случаем оглядеть комнату. Кроме уже замеченного им серванта, обстановка комнаты состояла из ковра, сотканного в темно-красных, синих и чёрных тонах, открытого книжного шкафа и табурета.
Маленькая мошка, летавшая по комнате, приземлилась на лоб Фосельма. Тот вытянул из-под пут руку и смахнул незваного гостя, вновь вернув руку под верёвки.
Кугель обернулся и застыл с открытым ртом в изумления. Неужели он плохо завязал верёвку? Казалось, Фосельм обезврежен так же надёжно, как муха в паутине.
Но тут внимание Кугеля привлекло чучело птицы четырех футов в высоту, с лицом женщины, обрамлённым копной вьющихся чёрных волос. На её лбу возвышался двухдюймовый гребень из прозрачной плёнки.
— Это гарпия с Зардунского моря, — раздался голос из-за его плеча. — Их осталось очень немного. Они неравнодушны к плоти утонувших моряков, и когда корабль обречён, они собираются вокруг него в ожидании добычи. Обрати внимание на уши, — палец Фосельма протянулся над плечом Кугеля и отодвинул волосы, — которые совершенно такие же, как у русалок. Осторожней с гребнем! — палец упёрся в основание зубцов. — Острия ядовитые!
Кугель потрясённо оглянулся и увидел, что палец удалился, остановившись по пути, чтобы почесать нос Фосельма, а затем снова исчез под верёвками.
Кугель быстро пересёк комнату и проверил путы, которые, казалось, были туго натянуты. Шляпа Кугеля оказалась перед самым носом у волшебника, и тот, заметив прикреплённое к ней украшение, тихонько присвистнул сквозь зубы.
— А у тебя исключительно нарядная шляпа, — заметил он. — Потрясающий фасон, хотя в таком краю, как этот, ты с тем же успехом мог бы натянуть себе на голову кожаный чулок. — С этими словами он взглянул в свою книгу.
— Вполне возможно, — согласился Кугель. — Но когда солнце потухнет, обыкновенный балахон будет соответствовать всем требованиям скромности.