— Откровенно говоря, — явно нервничая, отозвался Кугель, — сдаётся мне, что я слишком давно этим не занимался и много позабыл.
   — Да чего тут забывать-то? — воскликнул Ланквайлер. — Смотри! Вскакиваешь на червя и накидываешь ему на глаз колпак. Потом хватаешься руками за шишки, и червь везёт тебя куда надо. Смотри и учись!
   Ланквайлер запрыгнул на одного из червей, пробежал по нему и перескочил на следующего, потом на следующего и в конце концов оседлал червя с жёлтыми шишками. Накинув на единственный глаз животного колпак, он схватился за шишки. Червь тут же заработал плавниками, выплыл из загона через заранее открытые Дрофо ворота и направился к «Галанте».
   Кугелю отчаянно хотелось, чтобы у него все получилось так же ловко, но, когда он наконец оседлал червя и взялся руками за шишки, тот тут же стал уходить под воду. Кугель в отчаянии потянул шишки на себя, и червь тут же вынырнул на поверхность, взметнулся футов на пятнадцать в воздух, сбросив со спины седока, который шумно плюхнулся в воду.
   Кугель с трудом выбрался на берег. У ворот стоял Дрофо и задумчиво глядел на него.
   Черви все так же лениво колыхались на поверхности воды. Кугель глубоко вздохнул, снова прыгнул на червя и оседлал его. Он накинул колпак на глаз и уже куда более осторожно взялся за синие шишки управления. Червь никак на это не отреагировал. Кугель осторожно двинул шишки вперёд, что, по-видимому, немало удивило животное, и червь медленно двинулся вперёд. Кугель продолжал экспериментировать и в конце концов, двигаясь рывками и толчками, гигант приблизился к воротам загона, где их уже поджидал Дрофо. То ли по чистой случайности, то ли назло наезднику червь устремился в ворота, Дрофо широко распахнул их, и Кугель со своим питомцем с высоко поднятой головой легко скользнули мимо старика.
   — Ну вот! — облегчённо заметил Кугель. — А теперь к «Галанте»!
   Но червь, не обращая ни малейшего внимания на приказ, уходил все дальше и дальше в открытое море. Стоящий у ворот Дрофо печально кивнул, как будто в подтверждение каких-то своих опасений. Он вытащил из кармана серебряный свисток и трижды пронзительно в него свистнул.
   Червь развернулся и подплыл к шлюзу. Дрофо прыгнул на бугристую розовую спину и небрежно пнул ногой шишки.
   — Смотри и запоминай! Шишки работают вот так. Направо, налево. Всплыть, нырнуть. Стоять, вперёд. Понятно?
   — Ещё разочек, пожалуйста, — попросил Кугель. — Очень хочется изучить ваш метод.
   Дрофо повторил свои действия, затем, направив червя к «Галанте», в меланхоличном раздумье застыл на его спине, пока червь не подплыл к кораблю, и тут-то Кугель наконец понял предназначение так удививших его мостков — они представляли собой быстрый и удобный проход к червям.
   — Смотри, — сказал Дрофо. — Сейчас покажу, как его привязывать. Так, так и вот так. Сюда и сюда накладывают мазь, чтобы предотвратить появление ссадин. С этим ясно?
   — Яснее некуда!
   — Тогда приведи второго червя.
   Воспользовавшись этой инструкцией, Кугель довёл червя до его места около корабля и должным образом привязал его. Затем он наложил мазь, как показывал Дрофо. Вскоре, к немалому удовлетворению, Кугель услышал, как Дрофо распекает Ланквайлера, пренебрёгшего мазью. Оправдания Ланквайлера, объяснявшего, что ему не нравится запах мази, нисколько не смягчили старика.
   Через несколько минут Дрофо снова вдалбливал вытянувшимся перед ним в струнку Кугелю и Ланквайлеру, чего он ожидает от младших червеводов.
   — В последнем рейсе червеводами были Вагмунд и Ланквайлер. Меня не было, а главным червеводом был Гизельман. Я вижу, что он был слишком нерадив. Вагмунд обращался с червями в высшей степени профессионально, но Ланквайлер, по невежеству и лености, совершенно запустил своих червей. Посмотрите на этих животных! Они жёлтые, точно айва. Их жабры черны от налёта. Уж можете быть уверены, Ланквайлер у меня возьмётся за ум! Что же касается Кугеля, его выучка далека от образцовой. Но на «Галанте» его недостатки исправятся почти магическим образом, точно так же, как и безобразное поведение Ланквайлера.
   — А теперь — внимание! Мы выходим из Саскервоя в открытое море через два часа. Сейчас вы накормите своих червей половиной мерки корма, затем подготовите приманку. После этого ты, Кугель, почистишь своих животных и проверишь их на предмет тимпа. Ланквайлер, ты сейчас же начнёшь отскребать налёт, а потом проверишь червей на тимп, пуст и клещей-двуусток. Кроме того, твой пристяжной выказывает признаки закупорки; дашь ему лекарство.
   — Червеводы, за дело!
   Вооружённый щёткой, скребком, долотом и расширителем, банками с бальзамом, тонером и мазью, Кугель по наказу Дрофо принялся за чистку своих червей. Время от времени волна омывала червей и скатывалась по мосткам. Дрофо, свесившись через ограждение, сверху наставлял Кугеля:
   — Не обращай внимания на сырость! Это искусственно надуманное ощущение. С обратной стороны кожи ты постоянно влажный от разного рода жидкостей, многие из которых весьма неприятного происхождения. К чему же тогда пищать от капли доброй солёной воды снаружи? Не обращай внимания на любую сырость — это естественное состояние червевода.
   В середине дня на пристань прибыл господин Сольдинк с семейством. Капитан Баунт собрал всех матросов на среднюю палубу встречать гостей.
   Первым на трап ступил сам Сольдинк рука об руку с госпожой Сольдинк, а за ними прошествовали их дочери Мидре, Салассер и Табазинт.
   Капитан Баунт, подтянутый, в безупречно сидящем парадном мундире, произнёс короткую речь:
   — Сольдинк, команда «Галанте» приветствует вас и ваше очаровательное семейство на борту! Поскольку нам придётся несколько недель жить бок о бок, позвольте мне представить вам команду. Я — капитан Баунт; а это — наш суперкарго, Бандерваль. Рядом с ним стоит Спарвин, наш уважаемый боцман, у которого в подчинении находятся Тиллитц — вон тот, со светлой бородой — и Пармеле. Нашего кока зовут Ангсхотт, а плотника — Киннольде. Тут стоят стюарды. Это верный Борк, отлично разбирающийся в морских птицах и водяных бабочках. Ему помогают Клаудио и Вилип и время от времени, когда его можно отыскать и когда он в настроении, юнга Кодникс.
   У ограждения, в стороне от простых смертных, мы видим наших червеводов! Заметный в любой компании главный червевод Дрофо, который управляется с загадками природы с такой же лёгкостью, как наш кок Ангсхотт — со своими бобами и чесноком. За его спиной, быстрые и проворные, стоят Ланквайлер и Кугель. Согласен, они кажутся до нитки промокшими и унылыми, да и пахнут червями, но так и должно быть. Вот любимое изречение Дрофо: «Сухой и хорошо пахнущий червевод — ленивый червевод». Поэтому не доверяйте первому впечатлению; это отважные моряки, готовые на все!
   Ну что ж: превосходный корабль, крепкая команда, а теперь ещё, точно по волшебству, компания очаровательных девушек, способных украсить любой морской пейзаж! Хорошее предзнаменование, хотя нам и предстоит долгое путешествие! Мы держим курс на юго-восток через Океан Вздохов. В положенный срок мы поднимемся по дельте реки Великий Ченг, ведущей в страну Падающих Стен, и там, в Порт-Пергуше, наше путешествие будет окончено. Итак, близится миг нашего отплытия! Господин Сольдинк, что скажете?
   — Все в порядке. Можете отдать команду об отплытии, когда захотите.
   — Отлично, сэр! Тиллитц, Пармеле! Отдать швартовы вдоль всего судна! Дрофо, подготовить червей! Спарвин, курс наклонно по азимуту, пока не преодолеем отмель Брэкнока! Море спокойно, ветер слабый. Сегодня мы будем ужинать при свете фонарей на юте, в то время как наши гигантские черви, управляемые Кугелем и Ланквайлером, помчат нас сквозь тьму!
   Прошло три дня, за которые Кугель в полной мере овладел азами ремесла червевода. Дрофо в своих замечаниях высказывал множество ценных теоретических сведений.
   — Для червевода, — поучал Дрофо, — день и ночь, вода, воздух и морская пена — лишь едва отличающиеся друг от друга аспекты окружающей среды, чьи параметры определяются величием моря и темпом червя.
   — Позвольте задать вопрос, — вмешался Кугель. — А когда же мне спать?
   — Спать? Когда умрёшь, тогда и выспишься всласть. А до этого прискорбного события надо беречь каждую крупицу сознательного существования; это единственная вещь, достойная упоминания. Кто знает, когда потухнет солнце? Даже черви, которые обыкновенно фаталистичны и непостижимы, подают тревожные знаки. Как раз сегодня утром на рассвете я видел, как солнце задрожало над горизонтом и качнулось назад, точно в бессилии. Потом оно сильно и странно запульсировало и только после этого смогло подняться на небо. Однажды утром мы будем в ожидании глядеть на восток, но солнце не взойдёт. Тогда ты сможешь спать сколько душе угодно.
   Кугель научился применять шестнадцать инструментов и узнал много нового о психологии червей. Тимп, клещи-двуустки, пуст и налёт стали его самыми ненавистными врагами; а закупорки — главной неприятностью, требующей подводного использования расширителя, лекарств и шланга. Почему-то всякий раз, как закупорка бывала устранена, он оказывался как раз на пути извержения.
   Дрофо проводил много времени на носу корабля, глядя на море. Время от времени Сольдинк или госпожа Сольдинк подходили к нему, чтобы поговорить; иногда Мидре, Салассер и Табазинт, поодиночке или все вместе, присоединялись к главному червеводу, чтобы почтительно выслушать его мнение. По лукавому совету капитана Баунта они уговорили Дрофо сыграть на флейте.
   — Ложная скромность не пристала червеводу, — сказал Дрофо.
   Он сыграл и одновременно сплясал три хорнпайпа и сальтарелло.
   Казалось, Дрофо совершенно не обращал внимания ни на червей, ни на червеводов, но эта невнимательность была обманчивой. Однажды Ланквайлер совершенно забыл положить приманку в корзины, висевшие в восьми футах впереди от его червей; в результате они ослабили тягу, тогда как черви Кугеля, в корзины которых приманка, как и следовало, была положена, плыли весьма усердно, так что «Галанте» начала медленно поворачивать к западу по большой дуге, несмотря на все усилия рулевого.
   Дрофо, вызванный с носа, вмиг догадался, в чем проблема, и обнаружил Ланквайлера мирно спящим в укромном уголке за камбузом.
   Дрофо ткнул Ланквайлера носком своего ботинка.
   — Будь столь любезен, встань. Ты не положил своим червям приманки, и из-за этого корабль сбился с курса.
   Ланквайлер смущённо поднял взгляд; его чёрные волосы были всклокочены, а глаза отчаянно косили.
   — Ах, да, — пробормотал он. — Приманка! Это совершенно вылетело у меня из головы, и боюсь, что я задремал.
   — Я удивлён, что ты можешь так крепко спать, в то время как твои черви замедляют ход! — загремел Дрофо. — Хороший червевод все время начеку. Он должен уметь почувствовать малейшее нарушение и мгновенно определить его причину.
   — Да-да, — залепетал Ланквайлер. — Теперь я понимаю свою ошибку. «Почувствовать нарушение», «определить причину». Я запишу, чтобы не забыть.
   — Более того, — продолжил Дрофо. — Я заметил опасный случай тимпа у твоего пристяжного, и ты должен приложить все усилия к тому, чтобы вылечить его.
   — Разумеется, сэр! Я сделаю все сейчас же; нет, даже ещё быстрее!
   Ланквайлер с трудом поднялся, широко зевая и прикрывая рот ладонью, и поплёлся к своим червям.
   В тот же день Кугель случайно подслушал разговор Дрофо с капитаном Баунтом.
   — Завтра днём, — сказал Дрофо, — мы попробуем ветра. Это будет полезно для червей — они ещё не вошли в полную силу, и я не вижу причины подгонять их.
   — Верно, верно, — согласился капитан. — Как вам нравятся ваши червеводы?
   — В наше время никто не заслуживает отличной оценки, — фыркнул Дрофо. — Ланквайлер — тупица и копуша. Кугелю не хватает опыта; кроме того, он растрачивает энергию на то, что бы красоваться перед девушками. Он работает по минимуму и ненавидит воду с пылом кота— гидрофоба.
   — Но его черви кажутся вполне ухоженными.
   Дрофо пренебрежительно покачал головой.
   — Кугель делает правильные вещи из неправильных побуждений. Из-за своей лени он никогда не перекармливает животных и не кладёт лишнего количества приманки; его черви не слишком-то жиреют. Он так не переносит возню с тимпом и налётом, что искореняет их первые же проявления.
   — Но в таком случае его работа кажется вполне удовлетворительной.
   — Только на взгляд непрофессионала! Для червевода стиль и гармония — это все!
   — Да, у вас свои проблемы, у меня — свои.
   — Почему? Я думал, все идёт гладко.
   — До некоторой степени. Как вы, возможно, знаете, госпожа Сольдинк — женщина сильной и непоколебимой воли.
   — Я предполагал что-то в этом роде.
   — Сегодня за обедом я упомянул, что мы находимся в двух-трех днях пути к северо-востоку от Лаусикаа.
   — Я сам сказал бы точно так же, судя по морю, — кивнул Дрофо. — Это занятный остров. Червевод Пулк живёт в Помподуросе.
   — Вы знакомы с Пафниссианскими Ваннами?
   — Не лично. Я знаю, что женщины купаются в этих источниках, чтобы вернуть себе утраченную молодость и красоту.
   — Совершенно верно. Госпожа Сольдинк, вне всякого сомнения, достойная женщина.
   — Во всех отношениях. Она строга в своих принципах, непреклонна в добродетели и ни за что не потерпит несправедливости.
   — Борк называет её упрямой, твердолобой и вздорной, но это не совсем одно и то же.
   — Язык Борка, по крайней мере, обладает достоинством краткости, — заметил Дрофо.
   — В любом случае, госпожа Сольдинк немолода и некрасива. На самом деле она низенькая и толстая. У неё выдающаяся челюсть и чёрные усики. Она, несомненно, благородная дама, и у неё сильный характер, поэтому Сольдинк подчиняется ей. Теперь, поскольку госпожа Сольдинк пожелала искупаться в Пафниссианских источниках, нам волей-неволей придётся отправиться на Лаусикаа.
   — Это в моих интересах, — обрадовался Дрофо. — В Помподуросе я найму червевода Пулка и уволю кого-нибудь — либо Кугеля, либо Ланквайлера, и пускай тогда он, как хочет, так и добирается до континента.
   — Неплохая идея, если только Пулк все ещё живёт в Помподуросе.
   — Он действительно сейчас там и с большим удовольствием вернётся к работе.
   — В этом случае половина ваших проблем решена. Кого вы высадите на берег — Кугеля или Ланквайлера?
   — Я ещё не решил. Это будет зависеть от червей.
   Двоица удалилась, оставив Кугеля размышлять об услышанном. Получалось, что, по крайней мере, до тех пор, пока «Галанте» не покинет Лаусикаа, ему придётся не только работать в полную силу, но и умерить своё внимание к дочерям Сольдинка.
   Кугель немедленно отыскал скрёбки и удалил со своих червей все следы налёта, затем начистил их жабры так, что они засияли серебристо-розовым.
   Ланквайлер тем временем осмотрел своего пристяжного червя, у которого тимп развился уже гораздо сильнее. Ночью он выкрасил его шишки синей краской, а затем, пока Кугель дремал, провёл своего пристяжного вокруг судна и заменил его на отличного пристяжного Кугеля, которого привязал на положенное место со своей стороны. Ланквайлер покрасил его шишки жёлтым и поздравил себя с тем, что так удачно избежал утомительной работы.
   Утром Кугель с изумлением обнаружил внезапное ухудшение своего червя.
   Проходивший мимо Дрофо крикнул Кугелю:
   — Взгляни, до чего ты довёл своего червя! У него такая запущенная инвазия тимпа, что смотреть противно! Кроме того, если я не слишком ошибаюсь, вон та припухлость указывает на сильную закупорку, которую нужно немедленно устранить.
   Кугель, вспомнив подслушанный разговор, рьяно принялся за работу. Нырнув под воду, он начал орудовать расширителем, гант-крюком и шлангом, и через три часа напряжённой работы закупорка была излечена. Червь немедленно утратил свой болезненно-жёлтый цвет и с новой силой потянулся за приманкой.
   Когда Кугель наконец вернулся на палубу, он услышал, как Дрофо кричит Ланквайлеру:
   — Твой пристяжной червь выглядит намного лучше! Молодец, так держать!
   Кугель взглянул на пристяжного червя Ланквайлера… Очень странно, что страдающий закупоркой жёлтый червь Ланквайлера, кишащий тимпом, в одну ночь стал настолько явно здоровым, тогда как за то же самое время здоровый розовый червь Кугеля пришёл в такое исключительно плачевное состояние.
   Кугель тщательно обдумал это обстоятельство. Он спустился на воду и, потерев шишки червя, обнаружил под голубой краской проблески жёлтого цвета. Кугель ещё подумал, а затем поменял местами своих червей, поставив здорового на место пристяжного.
   За ужином Кугель поделился с Ланквайлером своими переживаниями.
   — Поразительно, насколько быстро они подхватывают тимп и закупорки! Я сегодня весь день возился с одним, а вечером забрал его на корабль, чтобы было удобнее ухаживать за ним.
   — Стоящая мысль, — сказал Ланквайлер. — А я наконец-то вылечил одного, и второй идёт на поправку. Кстати, ты уже слышал? Мы идём к острову Лаусикаа, чтобы госпожа Сольдинк могла нырнуть в Пафниссианские воды и вылезти оттуда девственницей.
   — Я кое-что скажу тебе, но только под строжайшим секретом, — сказал Кугель. — Юнга рассказал мне, что Дрофо намерен нанять в Помподуросе опытного червевода по имени Пулк.
   Ланквайлер пожевал губами.
   — Ну и зачем ему это делать? У него уже есть два первоклассных червевода.
   — Я не могу поверить в то, что он собирается уволить тебя или даже меня, — продолжал Кугель. — И, тем не менее, это кажется единственно вероятным предположением.
   Ланквайлер нахмурился и закончил ужин в молчании.
   Кугель дождался, пока Ланквайлер удалится, чтобы вздремнуть, затем прокрался на мостки у правого борта «Галанте» и сделал на шишках больного червя Ланквайлера глубокие надрезы, затем, вернувшись на свои собственные мостки, изобразил со всей возможной шумихой, как будто борется с тимпом. Уголком глаза он заметил, как к ограждению подошёл Дрофо, немного посмотрел, а потом пошёл своей дорогой.
   В полночь приманки убрали из корзин, чтобы черви могли отдохнуть. «Галанте» тихо дрейфовал по спокойному морю. Рулевой закрепил штурвал; юнга дремал на носу под огромным передним фонарём, где ему полагалось зорко нести вахту. С небес мерцали ещё не потухшие звезды: Ачернар, Алгол, Канопус и Кансаспара.
   Из своей щели выполз Ланквайлер. Точно гигантская чёрная крыса, он пересёк палубу и соскочил на мостки у правого борта. Отвязав больного червя, он погнал его прочь.
   Червь поплыл. Ланквайлер сел верхом и потянул за шишки, но нервы были перерезаны, и этот сигнал вызвал у животного только боль. Червь заколотил плавниками и поплыл к северо-западу, унося на спине отчаянно дёргающего за шишки Ланквайлера.
   Утром исчезновение Ланквайлера было на языке у всех. Главный червевод Дрофо, капитан Баунт и Сольдинк собрались в кают-компании, чтобы обсудить это дело, и через некоторое время Кугеля вызвали к ним.
   Сольдинк, сидя в кресле с высокой спинкой, вырезанном из скиля, прочистил горло.
   — Кугель, как ты знаешь, Ланквайлер сбежал вместе с дорогостоящим червём. Можешь ли ты пролить свет на это происшествие?
   — Как и все остальные, я могу лишь строить догадки.
   — Мы были бы рады услышать твои соображения по этому поводу, — настаивал Сольдинк.
   — Я полагаю, что Ланквайлер отчаялся стать квалифицированным червеводом, — рассудительным тоном начал Кугель. — Его черви заболели, и Ланквайлер не смог противостоять трудностям. Я пытался помочь ему и даже позволил взять одного из моих здоровых червей, чтобы я мог привести в порядок его больного червя, что Дрофо, несомненно, не мог не заметить, хотя и был необычно скрытным в этом отношении.
   Сольдинк повернулся к Дрофо.
   — Это правда? Если так, это делает Кугелю огромную честь.
   — Вчера утром Кугель посоветовался со мной относительно этого, — мрачно подтвердил старик.
   Сольдинк вновь обернулся к Кугелю.
   — Продолжай, пожалуйста.
   — Я могу лишь предположить, что уныние побудило Ланквайлера совершить этот акт отчаяния.
   — Но это неразумно! — воскликнул капитан Баунт. — Если он так пал духом, почему он просто не прыгнул в море? Зачем надо надо использовать в своих личных целях нашего ценного червя?
   Кугель на миг задумался.
   — Я полагаю, он хотел совершить по этому поводу некую церемонию.
   Сольдинк надул щеки.
   — Как бы то ни было, поступок Ланквайлера причинил нам огромное неудобство. Дрофо, как мы обойдёмся всего тремя червями?
   — О, у нас не возникнет особых проблем. Кугель без труда управится с обеими упряжками. Чтобы облегчить работу рулевому, мы используем двойную приманку с правого борта, а с левого — половинную, и таким образом доберёмся до Лаусикаа, где сможем внести коррективы.
   Капитан Баунт уже внёс исправления в курс «Галанте», чтобы госпожа Сольдинк могла насладиться купанием в Пафниссийских источниках. Баунт, рассчитывавший быстро завершить рейс, был недоволен задержкой и пристально наблюдал за Кугелем, чтобы убедиться в том, что черви используются с максимальной эффективностью.
   — Кугель! — кричал капитан Баунт. — Поправь ремень на том пристяжном — он тянет нас в сторону!
   — Есть, сэр!
   И снова:
   — Кугель! Вон тот червь с правого борта ничего не делает, он просто плещется в воде. Замени его приманку!
   — Там и так двойная приманка! — пробурчал Кугель. — Я менял её час назад.
   — Тогда используй восьмушку пинты Хайлингерского Аллюра, да поживей! Я хочу завтра до захода солнца быть в Помподуросе!
   Ночью червь с правого борта, раскапризничавшись, начал хлопать по воде плавниками. Дрофо, разбуженный плеском, вышел из своей каюты. Перегнувшись через ограждение, он увидел, как Кугель носится туда-сюда по мосткам, пытаясь накинуть узду на плавники непокорного червя.
   Немного понаблюдав происходящее, Дрофо определил проблему.
   — Всегда поднимай приманку, прежде чем набросить узду, — прогнусавил он. — Ну, а теперь в чем дело?
   Кугель угрюмо ответил:
   — Червь хочет плыть вверх, вниз и в сторону.
   — Чем ты кормил его?
   — Чем обычно: половиной Чалкорекса и половиной Иллемского Лучшего.
   — Можешь давать ему немного меньше Чалкорекса следующие день-два. Вон та шишка у головки — верный знак. А что с приманкой?
   — Я использовал двойную, как мне велели. А капитан приказал добавить ещё восьмушку пинты Хайдингерского Аллюра.
   — Вот в чем проблема. Ты дал ему лишнюю приманку, а это проявление глупости.
   — По приказу капитана Баунта!
   — Это даже худшее оправдание, чем отсутствие всякого оправдания! Кто червевод — ты или капитан Баунт? Ты знаешь своих червей; ты должен работать с ними, повинуясь велению своего опыта и здравого смысла. Если Баунт будет вмешиваться, попроси его спуститься вниз и дать тебе совет относительно налёта на жабрах. Вот как должен поступать червевод! Немедленно смени приманку и дай червю Елагинского Мульчента.
   — Хорошо, сэр, — сквозь зубы проговорил Кугель.
   Дрофо быстро осмотрел небо и горизонт, после чего вернулся в свою кабину, а Кугель взялся за лекарства.
   Капитан Баунт приказал поставить парус, надеясь поймать попутный ветер. Через два часа после полуночи поднялся поперечный ветер, заставивший парус зловеще захлопать о мачту. Шум разбудил капитана Баунта, и тот побрёл на палубу.
   — Где караул? Эй, червевод! Эй, вы там! Что, никого нет?
   Кугель, вскарабкавшись на палубу с подмостков, отозвался:
   — Только вахтенный, который спит под фонарём.
   — Ну, а ты-то что? Почему ты не свернул парус? Ты глухой?
   — Я был под водой, вливал в червя Елагинский Мульчент.
   — Ну ладно, бегом на корму и уйми это проклятое хлопанье!
   Кугель поспешил повиноваться, а капитан Баунт пошёл к ограждению на правом борту, где немедленно обнаружил новый источник недовольства.
   — Червевод, а где приманка? Я приказал положить двойную приманку, с ароматом Аллюра!
   — Сэр, нельзя вливать лекарство, когда червь тянется за приманкой!
   — Так зачем ты делаешь вливание? Я не приказывал давать ему Мульчент!
   Кугель выпрямился.
   — Сэр, я делаю это, подчиняясь велению своего здравого смысла и опыта.
   Капитан Баунт, утратив дар речи, уставился на него, всплеснул руками, развернулся и отправился обратно в постель.

Глава вторая
ЛАУСИКАА

   Заходящее солнце опустилось за край низких облаков, и наступили ранние сумерки. Воздух был тих; поверхность океана, гладкая, точно плотный атлас, отражала вечернее небо, так что казалось, будто « Г аланте» плывёт сквозь бездну, охваченную сверхъестественным лиловатым сиянием. Только лиловая зыбь да небольшие волны, расходящиеся в разные стороны от острого носа корабля, обозначали границу между водой и воздухом.
   За час до заката на горизонте возникла Лаусикаа — неясная тень, едва виднеющаяся в фиолетовой мгле.
   Как только на море опустилась темнота, город Помподурос засиял множеством огней, отражающихся в водах залива и облегчавших капитану Баунту приближение к берегу.
   Городская пристань вырисовывалась заслонявшим отражения мрачным пятном, темнее, чем сама темнота. В незнакомых водах, к тому же в темноте, капитан Баунт благоразумно предпочёл бросить якорь в бухте, а не пытаться причалить к пристани.
   Капитан Баунт позвал с юта:
   — Дрофо! Поднять приманки!