Старик в замешательстве закричал:
   — Эй, Краснарк! Да у вас тут одни плуты и мошенники! Где моя борода?
   Один из мальчиков-подавальщиков, пробравшись через тёмный зал на ощупь, повернул выключатель, и свет снова полился из ламп.
   Краснарк в сбившейся повязке бросился разбираться, что случилось. Безбородый джентльмен указал на Кугеля, как ни в чем не бывало откинувшегося на спинку своего стула с кружкой в руке, притворяясь дремлющим.
   — Вот он, этот негодяй! Я видел, как он резал мою бороду и при этом скалился, как волк!
   — Да он бредит, не обращайте на его слова никакого внимания! — выкрикнул Кугель. — Я и с места не сдвинулся, когда отрезали его бороду. Этот человек пьян!
   — Нет уж! Я видел тебя собственными глазами, мерзавец!
   — Зачем мне было отрезать вашу бороду? — страдальческим тоном вопросил Кугель. — Она что, такое бесценное сокровище? Можете обыскать меня, если хотите. Ни волосинки не найдёте!
   — То, что говорит Кугель, звучит вполне логично, — озадаченно сказал Краснарк. — И вправду, зачем ему могла понадобиться ваша борода?
   Старый джентльмен, уже побагровевший от гнева, заорал:
   — Зачем вообще кому-то могла понадобиться моя борода? Однако кто-то её отрезал, поглядите сами!
   Краснарк покачал головой и отвернулся.
   — Это уже переходит всякие границы! Мальчик, принеси господину Меркантайдесу кружку лучшего Таттербласса бесплатно, чтобы он мог успокоить свои нервы.
   Кугель повернулся к Бандервалю.
   — Дело сделано.
   — Дело действительно сделано, и очень неплохо, — великодушно признал Бандерваль. — Вы победили! Завтра в полдень мы вместе пойдём в контору к Сольдинку и Меркантайдесу, и я лично рекомендую вас на должность суперкарго.
   — Меркантайдес, — ошеломлённо пробормотал Кугель. — Разве не так папаша Краснарк обратился к господину, чью бороду я только что отрезал?
   — Теперь, когда вы упомянули об этом, я думаю, что именно так и было, — согласился Бандерваль.
   На противоположном конце комнаты Вагмунд зевнул во весь рот.
   — Пожалуй, на сегодняшний вечер хватит волнений! Я устал и хочу спать. Мои ноги согрелись, а башмаки просохли; пойду-ка я отсюда. Но сперва мои башмаки.
   В полдень Кугель и Бандерваль встретились на площади перед гаванью. Они прошествовали в контору Сольдинка и Меркантайдеса и вошли в приёмную.
   Все тот же Диффин провёл их в кабинет Сольдинка, который указал им на софу, обитую малиновым плюшем.
   — Садитесь, пожалуйста. Сейчас придёт Меркантайдес и мы обсудим наше дело.
   Через пять минут в кабинет вошёл Меркантайдес. Не глядя по сторонам, он сел рядом с Сольдинком за восьмиугольным столом. Затем, 'подняв глаза, он увидел Кугеля и Бандерваля и прошипел:
   — А вам двоим что здесь нужно?
   Кугель спокойно объяснил:
   — Вчера мы с Бандервалем подали прошения на должность суперкарго «Галанте». Бандерваль решил отказаться от своих притязаний, поэтому…
   Меркантайдес угрожающе нагнул голову, как будто собрался боднуть Кугеля.
   — Кугель, ваше прошение отклонено по нескольким причинам. Бандерваль, вы не хотите изменить своё решение?
   — Разумеется, хочу, если кандидатура Кугеля больше не обсуждается.
   — Она не обсуждается. Таким образом, вы назначаетесь на эту должность. Сольдинк, вы согласны с моим решением?
   — Да, я вполне доволен рекомендациями, данными Бандервалю.
   — Тогда с этим все, — постановил Меркантайдес. — Сольдинк, у меня раскалывается голова. Если понадоблюсь, я буду у себя дома.
   Меркантайдес вышел из комнаты, и почти сразу же туда зашёл Вагмунд, правой рукой опираясь на костыль. Сольдинк смерил его взглядом с ног до головы.
   — Ну что ещё, Вагмунд? Что с вами стряслось?
   — Сударь, прошлой ночью со мной произошёл несчастный случай. Я сожалею, но не смогу выйти в следующий рейс на «Галанте».
   Сольдинк раздражённо откинулся на спинку стула.
   — Ну, спасибо, удружил! Где я теперь буду искать червевода, тем более квалифицированного?
   Бандерваль поднялся на ноги.
   — Как только что назначенный суперкарго «Галанте» прошу разрешить мне внести предложение. Предлагаю временно нанять на эту должность Кугеля.
   Сольдинк безо всякого энтузиазма взглянул на Кугеля.
   — Есть ли у вас опыт работы в этой области?
   — В последние годы мне не приходилось этим заниматься, — сказал Кугель. — Однако я непременно проконсультируюсь с Вагмундом по поводу новых тенденций в червеведении.
   — Ну, хорошо, нам не приходится быть чересчур разборчивыми, поскольку «Галанте» должна отплыть через три дня. Бандерваль, вы должны немедленно отправиться на корабль. Необходимо уложить груз и припасы, и надлежащим образом! Вагмунд, будьте так любезны, покажите Кугелю ваших червей и расскажите об их маленьких особенностях. Вопросы есть? Если нет, всем немедленно приступить к своим обязанностям! «Галанте» отходит через три дня!

Часть II
ОТ САСКЕРВОЯ ДО ТУСТВОЛДА (ГРЯЗЕВЫЕ РАВНИНЫ)

Глава первая
НА БОРТУ «ГАЛАНТЕ»

   Первое впечатление Кугеля от «Галанте» оказалось в общем благоприятным. Очертания корпуса обладали хорошими пропорциями, а на вид были плавучими и правильными. Со вкусом и в изобилии подобранные декоративные мелочи указывали как на роскошь, так и на комфорт нижних палуб. На единственной мачте была поставлена рея, к которой был прикреплён парус из темно-синего шелка. На носу корабля, сделанном в форме шеи лебедя, качался железный фонарь, а другой, более массивный, свисал с кронштейна на квартердеке.
   Эти предметы Кугель одобрил, так как они способствовали движению корабля вперёд и создавали удобства для экипажа. Но, с другой стороны, он никак не мог понять, зачем вдоль обоих, левого и правого, бортов бегут нескладные подвесные дорожки, висящие всего в нескольких дюймах от воды. Каково их назначение? Кугель сделал несколько шагов вдоль дока, чтобы получше рассмотреть странные приспособления. Может быть, это задумано, как прогулочные дорожки для пассажиров? Но они казались слишком узкими и ненадёжными, к тому же были слишком открыты для волн и брызг. Конечно, возможно, что их использовали как опору, облегчающую купанье и стирку одежды во время стоянки корабля. А может, они служили приспособлением, которое помогало экипажу чинить корпус?
   Кугель выбросил из головы эти вопросы. Зачем придираться к мелочам, если «Галанте» с комфортом доставит его в Порт-Пергуш? Главной и безотлагательной заботой было сейчас определить свои обязанности смотрителя червей, о которых он не имел ни малейшего понятия.
   У Вагмунда, занимавшего до него эту должность, болела нога, и он напрочь отказался помочь. Грубоватым голосом он заявил:
   — Начинай с самого начала. Поднимись на борт, посмотри на свою каюту, разложи пожитки: капитан Баунт любит порядок и не потерпит, если вещи разбросаны. А вот когда ты обустроишься, то иди к Дрофо, главному червеводу, пусть он и определяет твои обязанности. На твоё счастье, черви сейчас находятся в отличном состоянии.
   «Пожитки» Кугеля состояли из того, что было на нем. Но вот в кошёлке у него лежал предмет огромной ценности: чешуйка Садларка, которая называлась «Нагрудный разбивающий небеса фейерверк». Теперь, когда Кугель стоял уже около корабля, в его голове созрел хитрый план, как уберечь «Фейерверк» от воришек.
   Стоя в укромном уголке за штабелем ящиков, Кугель снял свою прекрасную треуголку. Он отцепил довольно яркую пряжку, которая скрепляла поля шляпы, и осторожно, чтобы избежать укуса «Фейерверка», прикрепил чешуйку на его место. Теперь украшение выглядело, как обычная пряжка, а старую Кугель спрятал в карман.
   Он вернулся обратно к «Галанте», забрался по сходням и вышел на среднюю палубу. Справа от него размещались каюты и проход, ведущий на квартердек. Прямо перед ним, вертикально покачиваясь, лежал форпик с кают-компанией, под которой размещались каюты экипажа.
   В поле зрения Кугеля попали три персонажа. Первым был кок, который вышел на палубу для того, чтобы сплюнуть за борт. Второй, высокий и сухопарый, с длинным худым лицом печального поэта, стоял, держась за леер, и о чем-то размышлял, глядя на море. У него на подбородке ерошилась редкая бородёнка цвета красного дерева, его волосы такого же цвета были повязаны чёрным платком. Вцепившись грубыми белыми руками в леер, он бросил косой взгляд на Кугеля.
   Третьим был мужчина с корзинкой, содержимое которой он только что выбросил за борт. У него был густые и белые, коротко подстриженные волосы, его рот казался тонкой щёлочкой на красном лице с квадратными челюстями. Это, должно быть, стюард, подумал Кугель; должность, которая никак не вязалась с грубоватой, даже несколько дикой внешностью человека.
   Из всей троицы только он обратил внимание на Кугеля.
   — Эй ты, раскосый бродяга! Убирайся отсюда! — резко крикнул он. — Нам не требуются ни мази, ни талисманы, ни молитвенники, ни сексуальные игрушки!
   — Лучше сбавь-ка тон, — холодно сказал Кугель. — Меня зовут Кугель, и я здесь по настоятельной просьбе Сольдинка. Так что можешь показать мне мою каюту, но постарайся при этом говорить повежливей.
   Стюард окинул его тяжёлым оценивающим взглядом, как будто призвал для этого бесконечное терпенье. Затем крикнул в коридор:
   — Борк! На палубу!
   Низенький толстенький человечек с круглым лицом выскочил откуда-то снизу.
   — Что прикажите, сэр?
   — Покажи этому парню его каюту, он сказал, что он гость Сольдинка. Забыл, как его имя; то ли Фугель, то ли Кунгель, в общем, что-то в этом роде.
   Борк озадаченно скривил нос.
   — Мне никто ничего о нем не говорил. Где мне найти каюту, когда на борту и сам господин Сольдинк, и вся его семья? Разве что этот джентльмен воспользуется вашей каютой, а вы поселитесь с Дрофо.
   — Мне не по душе такая идея.
   — А вы можете предложить что-то лучшее? — плаксиво поинтересовался Борк.
   Мужчина только развёл руками и пошёл куда-то по палубе.
   — И кто этот самоуверенный парень? — поглядел ему вслед Кугель.
   — Это капитан Баунт. Он очень недоволен, что вы займёте его каюту.
   Кугель потёр подбородок.
   — Вообще-то, я бы предпочёл просто одиночную каюту.
   — В нашем рейсе это невозможно. Господина Сольдинка сопровождают мадам Сольдинк и три его дочери, так что с помещениями у нас нынче туго.
   — Мне неудобно доставлять неудобства капитану Баунту, — сказал Кугель. — Может, мне следует…
   — Не надо ничего говорить, сэр! Храп Дрофо не слишком побеспокоит капитана Баунта. Смею вас заверить, что мы как-нибудь разберёмся. Сюда, пожалуйста, я покажу вам вашу каюту.
   Стюард отвёл Кугеля в удобную каюту, которую до этого занимал капитан Баунт. Кугель одобрительно осмотрел все углы.
   — Здесь очень мило. Особенно мне понравился вид из окна.
   В дверях появился капитан Баунт.
   — Надеюсь, вы удовлетворены?
   — Вне всякого сомнения. Мне здесь будет очень удобно. — Потом он обернулся к Борку. — Можете, если не возражаете, принести мне что-нибудь перекусить, я завтракаю очень рано.
   — Конечно, сэр, никаких вопросов.
   — Единственное, что я прошу, так это не трогать мои полки, — грубо сказал капитан Баунт. — Моя коллекция ракушек невосполнима, и мне не хотелось бы, чтобы вы навели бардак в моих антикварных книгах.
   — Не беспокойтесь! Ваши вещи здесь будут в такой же безопасности, как мои собственные. А сейчас прошу меня извинить. Мне бы хотелось несколько часов отдохнуть, прежде чем приступить к своим обязанностям.
   — Обязанностям? — озадаченно нахмурился капитан Баунт
   . — Какие у вас могут быть обязанности?
   — Сольдинк просил меня во время нашего путешествия выполнить несколько простых заданий, — с достоинством ответил Кугель.
   — Странно. Он ничего мне об этом не говорил. Бандерваль — новый суперкарго, а какой-то колченогий будет заниматься червями.
   — Я согласился на пост червевода, — важно сказал Кугель.
   Капитан Баунт с отпавшей челюстью уставился на Кугеля.
   — Ты червевод?
   — Как я понимаю, да, — ответил Кугель.
   Новое жилище Кугеля помещалось в носовой части трюма, там, где встречаются штевень и киль. Обстановка была очень простой: узкая койка с набитым сухими водорослями тюфяком и чулан, в котором висело несколько оставленных Вагмундом засаленных предметов туалета.
   При свете свечи он осмотрел свои синяки и ссадины, они оказались неопасными, хотя поведение капитана Баунта превзошло все границы.
   До его ушей долетел гнусавый голос:
   — Кугель, ты где? На палубу! Да поживей!
   Кугель застонал и заковылял на палубу. Его ждал высокий и плотный молодой человек с густыми чёрными лохмами и близко посаженными чёрными глазками. Он с нескрываемым любопытством осмотрел Кугеля.
   — Меня зовут Ланквайлер, полноправный смотритель червей, и таким образом твой начальник. Но оба мы находимся в распоряжении Главного червевода Дрофо. Сейчас он хочет прочитать нам вступительную лекцию. Хочешь себе добра — слушай внимательно. Пошли за мной.
   Дрофо стоял около мачты. Это оказался тот сухопарый мужчина с чёрной бородкой, которого Кугель видел, когда взошёл на борт.
   — Садитесь, — указал Дрофо на скамейку.
   Наклонив голову вперёд и заложив руки за спину, Дрофо рассматривал своих подсобников. Через какое-то мгновение он заговорил густым безразличным голосом:
   — Я могу рассказать вам очень много! Слушайте, и вы приобретёте мудрость, которая удивит этих профессоров в институтах с их гармонией и парадигмами! Но не ошибитесь во мне! Вес моих слов не больше веса дождевой капли! Для того чтобы знать, надо работать! После ста червей и десяти тысяч лиг вы с полной справедливостью сможете сказать: «Я мудр!» — или, что будет более точно: «Я — червевод!» Но тогда, когда вы будете мудры и станете настоящими червеводами, вам уже не захочется хвастаться! Тогда вы выберете молчание, так как будете знать цену своим словам! — Дрофо перевёл взгляд с одного лица на другое. — Это ясно?
   — Не совсем, — озадачено сказал Ланквайлер, — профессора в институтах тщательно взвешивают каждую дождевую капельку. На ваш взгляд, это хорошо или плохо?
   — Мы не собираемся делать те же исследования, что и профессора в институтах, — вежливо ответил Дрофо. — Скорее, мы обсуждаем обязанности червевода.
   — А! Теперь все понятно!
   — Именно так, — сказал Кугель. — Продолжайте, Дрофо, ваши мысли очень интересны.
   Продолжая держать руки за спиной, Дрофо сделал шаг в сторону левого борта, потом правого.
   — Наша профессия очень уважаема! Дилетанты, неженки, дураки — все проявляют себя здесь в истинном свете. Когда путешествие проходит хорошо, тогда оба рожка луны ярки и веселы; червеводы тогда могут плясать жигу и играть на концертино, а все окружающие говорят: «Ах, нам бы стать червеводами!» Но тут налетают неприятности! Чёрная оспа свирепствует без пощады; удары следуют, как звук гонга Судьбы; черви встают на дыбы и ныряют в воду; и тут появляется зелёный дятел, или, скорее, не появляется, а просто обнаруживается в тёмном углу!
   Кугель и Ланквайлер принялись обдумывать услышанное, в то время как Дрофо продолжал вышагивать от правого борта к левому и обратно.
   — Мы движемся вон туда, где небо и океан соединяются, — объявил Дрофо, указывая вперёд своим длинным белым указательным пальцем. — Туда, где во мраке спрятана тайна всех времён, в темноте, которая становится абсолютной, когда садится солнце.
   Как бы подтверждая его слова, солнце вдруг затянулось мутной пеленой, похожей на бельмо на глазу старика. Дрогнув и подмигнув, дневной свет, к явному облегчению Ланквайлера, вернулся, но Дрофо даже не заметил этого происшествия. Он поднял палец.
   — Черви к морю привычны! Но разумно думать только о шести составляющих: солнце, волна, ветер, горизонт, темнота, глубина, верный курс, насыщение… Да, Ланквайлер? Что ты там считаешь на пальцах?
   — Это не имеет значения, сэр.
   — Червей нельзя назвать умными, — продолжил Дрофо. — Они не умеют выкидывать фокусов и шутить. Хороший червевод, как и его черви, должен быть простым человеком. Ему наплевать, что он ест, ему наплевать на то, спит ли он в сухом месте или нет, ему даже наплевать на то, спит ли он вообще. Когда черви пробуждаются вовремя, когда они правильно себя ведут, когда пища у них острая, а пойло нормальное, то и червевод чувствует себя спокойно. Ему больше ничего от мира не надо: ни здоровья, ни лёгкой жизни, ни чувствительных ласк продажных женщин, ни побрякушек, вроде той пижонской бляхи, которая сверкает у Кугеля на шляпе. Он парит в водянистой бездне.
   — Чрезвычайно завлекательно! — воскликнул Ланквайлер. — Я горжусь, что я червевод! А ты как, Кугель?
   — Не меньше тебя, — заявил Кугель. — Очень ценная профессия, а что касается украшения на шляпе, так пока оно не имеет особой ценности, это просто фамильная реликвия.
   Дрофо безразлично кивнул.
   — А сейчас я открою вам шесть аксиом нашей профессии, которые вполне можно расширить до вселенского применения. Итак: человек может красоваться перед вами и заявлять: «Я — червевод», — а червевод может стоять в сторонке, не говоря ни слова. Как узнать, где правда? Её скажут черви!
   Объясняю подробнее. Если мы видим жёлтых болезненных червей рядом с отъевшимся уродом, у которого слоями свисает жирный подбородок и который одет в великолепные одежды, кто здесь виноват? Черви, которые, кроме воды и пространства, ничего не знают? Или тот, кто должен был заботиться о них? Можем мы назвать его червеводом? Судите сами. А вот другой червь, сильный, упорный, розовый как свет зари! Именно по червю только и можно судить о том, хороший ли у него хозяин. Настоящий червевод без устали драит сегменты, регулярно очищает сочленения от грязи, скребёт и вычёсывает плавники до тех пор, пока они не начинают сверкать, как чистое серебро! Он пребывает в некоем мистическом единении с приливом и морем, и в душе его царит безмятежный покой, ведомый лишь настоящим червеводам!
   Да, и вот ещё что. Ты, Кугель, пока ещё мало знаком с этим ремеслом, но сдаётся мне, что ты поступил очень правильно, придя ко мне за наукой, поскольку у меня очень суровая школа. Либо ты научишься плавать, либо утонешь, будешь убит ударом хвоста или, что куда хуже, вызовешь моё неудовольствие. Но начал ты хорошо, и обещаю, что и учить тебя я буду на совесть. Ты не подумай, что я человек грубый или жестокий — нет. Думая так, ты впал бы в глубокое заблуждение! Верно, я человек жёсткий, пусть даже суровый, но в конце концов, когда я решу, что ты наконец стал настоящим червеводом, ты ещё поблагодаришь меня.
   — Вот уж порадовал, так порадовал, — пробормотал себе под нос Кугель.
   Дрофо не обратил на это ни малейшего внимания.
   — А тебе, Ланквайлер, может, и недостаёт упорства Кугеля, зато у тебя есть серьёзное преимущество. Ведь ты уже совершил путешествие бок о бок с Вагмундом с его больной ногой. Я ведь уже указывал на некоторые твои ошибки и недочёты. Надеюсь, мои замечания все ещё свежи в твоей памяти, да?
   — Ну, ещё бы! — льстиво улыбаясь, отозвался Ланквайлер.
   — Вот и отлично. Тогда покажешь Кугелю, где у нас что, и снабдишь его хорошим инструментом. Скажи-ка мне, Кугель, а нет ли у тебя с собой парочки добрых стремян?
   Кугель отрицательно помотал головой.
   — Я так торопился, что забыл прихватить их с собой.
   — Жаль, жаль… Ладно, можешь пока пользоваться превосходным снаряжением Вагмунда, да только смотри, ухаживай за ним как следует.
   — Не извольте беспокоиться.
   — Тогда иди и приготовь все необходимое. Скоро нужно будет выводить червей. «Галанте» отходит сразу же, как только Сольдинк отдаст приказ.
   Ланквайлер отвёл Кугеля на нос в кладовую под форпиком. Там он порылся в сваленном на полу снаряжении, отбирая все самое лучшее для себя, а на долю Кугеля оставляя то, что посчитал негодным.
   По ходу дела Ланквайлер поучал Кугеля:
   — На старика Дрофо можешь особо внимания не обращать. Уж больно он просолился за долгие годы в море, да к тому же я сильно подозреваю, что он балуется червячьей ушной серой — порой ведёт себя как-то странно.
   Ободрённый таким любезным к себе отношением, Кугель осторожно спросил:
   — Если мы имеем дело всего лишь с червями, зачем нам столь грубое и тяжёлое снаряжение?
   Ланквайлер непонимающе взглянул на него, и Кугель поспешно добавил:
   — Насколько я понимаю, мы работаем с нашими червями за столом, в крайнем случае — на скамье. Вот я никак в толк и не возьму, с чего это Дрофо то и дело поминает разные тяготы и разгул стихий. Мы что же — должны полоскать червей в солёной воде или выкапывать их по ночам из болота?
   Ланквайлер усмехнулся.
   — Так ты, значит, никогда прежде не имел дела с червями?
   — Честно говоря, совсем немного.
   — Тогда нам следует расставить все точки над «i». He будем лицемерить и теоретизировать, а уж тем более — понапрасну тратить время на пустую болтовню; я, как и Дрофо, предпочитаю дела, а не словеса.
   — Я тоже, — холодно заметил Кугель.
   Лукаво улыбаясь, Ланквайлер заметил:
   — Судя по своеобразному фасону твоей шляпы, ты выходец из какой-то далёкой и экзотической страны.
   — Верно, — подтвердил Кугель.
   — И как тебе нравится Страна Кутц?
   — Тут много интересного, и все же я хотел бы как можно скорее вернуться к цивилизации.
   Ланквайлер фыркнул:
   — Сам я родом из Тугерсбира, что в шестидесяти милях к северу отсюда, там цивилизация тоже хоть куда. Ладно, к делу: вот вагмундовы стремена. Я, наверное, возьму себе этот набор с серебряными раковинами, а ты выбирай из остальных. Но будь осторожен! Вагмунд — мужик ужасно гордый и тщеславный, ну прямо как лысый в меховой шапке, и буквально по-детски ревниво относится к своим вещам. А теперь, если не хочешь, чтобы тебе на голову вылился ещё ушат поучений Дрофо, поспеши.
   Они взяли отобранное снаряжение и вернулись с ним на палубу. Под водительством Дрофо они сошли с «Галанте» и отправились вдоль доков на север, в конце концов добравшись до длинного загона, где в воде лениво плавало несколько огромных созданий цилиндрической формы диаметром от семи до девяти футов и почти столь же длинных, как сам «Галанте».
   Дрофо, указывая на них пальцем, сказал:
   — Вон, видишь, Ланквайлер, тех, с жёлтыми шишками? Они поступают в твоё распоряжение. Думаю, ты и сам понимаешь, что они нуждаются в уходе. А тебе, Кугель, я поручаю вон тех двоих, слева, с синими шишками. Это отличные черви Вагмунда, и теперь они твои.
   Ланквайлер задумчиво предложил:
   — Может, лучше поручить Кугелю тех, что с жёлтыми шишками, а я бы взял себе синих. Чем мой план хорош, так тем, что в этом случае Кугель обретёт просто бесценный опыт обращения с червями на самой заре своей карьеры.
   Дрофо пораскинул мозгами.
   — Может, оно и так, может быть. Но сейчас у нас просто нет времени всесторонне обмозговать твоё предложение; поэтому остановимся на первоначальном плане.
   — Верное рассуждение, — подхватил Кугель. — И оно полностью созвучно со второй аксиомой нашего ремесла: «Если червевод А по небрежению наносит вред здоровью своих питомцев, то и выхаживать их надлежит упомянутому червеводу А, а не безупречному трудолюбивому червеводу Б».
   Ланквайлер явно был сломлен.
   — Может, Кугель и зазубрил тридцать разных аксиом из учебника, но, как указывает сам Дрофо, ничто не может быть ценнее практического опыта, — расстроенно пробормотал он.
   — Будем следовать первоначальному плану, — повторил Дрофо. — А теперь отведите своих животных к кораблю и наденьте на них упряжь. Кугель, ты своих впрягай по левому борту, а ты, Ланквайлер, — по правому.
   Ланквайлер уже оправился от поражения.
   — Есть, сэр! — с подъёмом воскликнул он. — Пошли, Кугель, шевели задницей! Мы их вмиг запряжём, по-нашему, по-тугерсбирски!
   — Только смотри, не вздумай снова навязать своих тугерсбирских узлов, — заметил Дрофо. — А то в прошлом плавании мы с капитаном Баунтом полчаса не могли их распутать!
   Ланквайлер с Кугелем спустились в загон, где находилось около дюжины червей. Некоторые неподвижно лежали в воде, другие же медленно плавали взад-вперёд, лениво шевеля хвостовыми плавниками. Среди червей попадались и розовые, и даже почти алые, но были здесь и особи цвета слоновой кости, и ядовито-жёлтые. Те их части, что служили головой, были устроены довольно сложно: короткий толстый хоботок, зрительный бугор с одним— единственным крохотным глазом, сразу за которым торчали две шишки на коротких стебельках. Именно по этим-то окрашенным в разные цвета шишкам, служащим червю для определения направления, и можно было определить владельца.
   — Давай, пошевеливайся, Кугель! — прикрикнул Ланквайлер. — Пришло время воспользоваться твоими теоремами! Старик Дрофо любит, когда бегают так, чтобы фалды развевались! Накидывай стремена и садись на одного из своих червей!