Страница:
С вытянувшимся лицом Шимилко повёл своих людей через площадь в лоджию перед старинным дворцом, где в массивном кресле восседал Каладет. По обеим сторонам от него стояли члены корпорации тхуристов, взиравшие на Шимилко с выражением, не предвещавшим ничего хорошего.
— Что означает этот вызов? — осведомился Шимилко. — Почему вы так серьёзно на меня смотрите?
Великий Отыскатель заговорил проникновенным голосом:
— Шимилко, мы проверили семнадцать девушек, которых вы доставили из Симнатиса в Лумарт, и я вынужден с прискорбием сообщить, что лишь две из них могут быть признаны таковыми. Остальные пятнадцать утратили девственность.
Шимилко от ужаса чуть не лишился дара речи.
— Это невозможно! — залепетал он. — В Симнатисе я принял самые тщательные меры предосторожности. Могу предъявить три независимых документа, удостоверяющих непорочность каждой из них. В этом не может быть сомнений! Вы ошиблись!
— Да нет, мы не ошиблись, господин Шимилко. Все обстоит именно так, как мы описали, и может с лёгкостью быть перепроверено.
— «Невозможно» и «невероятно» — вот единственные слова, которые приходят мне в голову! — воскликнул Шимилко. — А вы спрашивали самих девушек?
— Разумеется. Они просто поднимают глаза к потолку и насвистывают сквозь зубы. Шимилко, как вы объясните это гнусное оскорбление?
— Я в полном замешательстве! Девушки начинали путешествие столь же непорочными, как и в день своего появления на свет. Это неоспоримый факт! С утра до вечера каждый день я ни на миг не спускал с них глаз. Это тоже факт.
— А когда вы спали?
— Нет, это ничуть не менее невероятно. Возчики неизменно уходили спать все вместе. Я делил свою повозку со старшим возчиком, и каждый из нас может поручиться за другого. А Кугель в это время сторожил весь лагерь.
— Один?
— Одного охранника вполне достаточно, даже несмотря на то, что ночные часы скучны и долго тянутся. Кугель, однако, никогда не жаловался.
— Тогда виновник, несомненно, Кугель!
Шимилко с улыбкой покачал головой.
— Обязанности Кугеля не оставляли ему времени на противозаконную деятельность.
— А что, если Кугель пренебрёг своими обязанностями?
Шимилко терпеливо ответил:
— Не забывайте, каждая из девушек спокойно спала в от дельной кабинке с закрытой дверью.
— Ну, хорошо; а что, если Кугель открыл эту дверь и тихонько вошёл в кабинку?
Шимилко на миг заколебался и дёрнул свою шелковистую бороду.
— В таком случае, я предполагаю, что подобная возможность не исключена.
Великий Отыскатель вперил взгляд в Кугеля.
— Я настаиваю на том, чтобы вы написали чёткое заявление об этом прискорбном случае.
— Расследование подтасовано! — с негодованием воскликнул Кугель. — Моей чести нанесён урон!
Каладет доброжелательно, хотя и несколько прохладно, посмотрел на Кугеля.
— Вам будет позволено искупить свою вину. Тхуристы, я поручаю этого человека вам. Позаботьтесь о том, чтобы он получил все возможности восстановить своё доброе имя и чувство собственного достоинства!
Кугель разразился протестующими криками, на которые Великий Отыскатель не обратил никакого внимания. Со своего возвышения он задумчиво оглядывал площадь.
— У нас сейчас третий или четвёртый месяц?
— Только что закончился месяц Иаунта, и началось время Фампоуна.
— Так и быть. Этот распущенный негодяй своим усердием ещё может заработать нашу любовь и уважение.
Двое тхуристов подхватили Кугеля под руки и повели его через площадь. Кугель попытался вырваться, но у него ничего не вышло.
— Куда вы ведёте меня? Что это за чепуха?
Один из тхуристов ответил любезным голосом:
— Мы ведём тебя в храм Фампоуна, и это вовсе не чепуха.
— Да мне плевать на это все, — рассердился Кугель. — Сейчас же уберите ваши руки: я намерен немедленно покинуть Лумарт.
— Тебе в этом помогут.
Компания поднялась по выщербленным ступеням и сквозь высокие сводчатые ворота прошла в зал, где каждый их шаг отдавался гулким эхом, отражавшимся от высокого потолка; в дальнем конце смутно виднелось что-то вроде алтаря или святилища. Кугеля провели в примыкающее к залу помещение, освещённое льющимися из высоких круглых окон лучами красного солнца; стены были обиты темно-синими деревянными панелями. В комнату вошёл старик в белой рясе и спросил:
— Ну, что у нас здесь? Человек, которого постигла беда?
— Да, Кугель совершил несколько гнусных преступлений и теперь желает искупить свою вину.
— Это заявление целиком и полностью не соответствует истине! — возмущённо воскликнул Кугель. — Не было представлено никаких доказательств, и в любом случае меня заманили сюда против моего желания.
Тхуристы, не поведя даже бровью, удалились, и Кугель остался один на один со стариком, который доковылял до скамьи и уселся на неё. Кугель попытался заговорить, но старик жестом прервал его.
— Успокойся! Не забывай, что мы — милостивые люди, чуждые всякой злобы и недоброжелательности. Мы существуем лишь для того, чтобы помогать другим сознательным существам! Если человек совершает преступление, мы мучаемся жалостью к преступнику, который, по нашему убеждению, и является истинной жертвой, и мы работаем лишь для того, чтобы он мог возродиться.
— Какая просвещённая точка зрения! — провозгласил Кугель. — Я уже чувствую нравственное обновление!
— Великолепно! Твои замечания подтверждают нашу философию; ты, несомненно, уже преодолел то, что я отношу к Первой Фазе программы.
— А что, будут и другие? — нахмурился Кугель. — Неужели они действительно необходимы?
— Безусловно; это Вторая и Третья Фазы. Пожалуй, стоит объяснить, что Лумарт не всегда придерживался такой политики. В годы расцвета Великой Магии город попал под влияние Ясбана Устранителя, который пробил отверстия в пять царств демонов и построил пять храмов Лумарта. Мы сейчас находимся в Храме Фампоуна.
— Странно, — заметил Кугель, — столь милостивый народ — и такие рьяные демонисты.
— Это так далеко от истины, что дальше и не придумаешь. Добрый Народ Лумарта изгнал Ясбана и провозгласил Эру Любви, которая должна просуществовать до тех пор, пока солнце совсем не погаснет. Наша любовь распространяется на всех, даже на пятерых демонов Ясбана, которых мы надеемся отвратить от столь губительного для них зла. Ты будешь самым последним в череде выдающихся личностей, работавших в этом направлении, и в этом заключается Вторая Фаза программы.
Кугель обессилел от ужаса.
— Эта задача выше моих сил!
— Все испытывают подобные чувства, — ободрил его старик. — Тем не менее, Фампоуна следует обучить доброте, вежливости и правилам хорошего тона; попытавшись сделать это, ты познаешь счастливое чувство освобождения.
— А Третья Фаза? — прохрипел Кугель. — Что насчёт неё?
— Когда ты исполнишь свою миссию, то будешь с почестями принят в наше братство! — Старик не обратил внимания на стон ужаса, вырвавшийся из горла Кугеля. — Ну-ка, посмотрим: месяц Йаунта только что завершился, и мы входим в месяц Фампоуна, который, пожалуй, самый вспыльчивый из всех пяти демонов из-за своих чувствительных глаз. Он приходит в бешенство от малейшего проблеска, и тебе придётся пытаться перевоспитать его в абсолютной темноте. Дальнейшие вопросы будут?
— Ещё как будут! Предположим, что Фампоун откажется менять своё поведение?
— Вот образец негативистического мышления, которое мы, Добрый Народ, не признаем. Не обращай внимания на все то, что ты мог слышать о жутких привычках Фампоуна! Ты должен быть уверен в успехе!
— Но как я вернусь, чтобы насладиться заслуженными почестями и наградами? — с тоской воскликнул Кугель.
— Фампоун, когда осознает всю низость своего поведения, несомненно, поднимет тебя наверх. А теперь я должен проститься с тобой.
— Минуточку! А где мои еда и питьё? Я же не выживу!
— Мы снова оставляем этот вопрос на усмотрение Фампоуна.
Старик нажал на кнопку; пол под ногами Кугеля расступился, и он с головокружительной стремительностью покатился вниз по спиральному жёлобу. Воздух постепенно сделался липким, как сироп; Кугель пробил плёнку невидимого препятствия, которая лопнула с таким звуком, точно пробка вылетела из бутылки, и Кугель очутился в средней величины комнате, освещённой мерцанием единственной лампы.
Кугель оцепенел, едва отваживаясь дышать. На помосте в противоположном конце комнаты в массивном кресле сидел спящий Фампоун, чьи глаза были закрыты от света двумя чёрными полусферами. Серое тело размерами могло почти сравниться с длиной помоста; толстые косолапые ноги были вытянуты во всю длину. Руки, ничуть не меньше в обхвате, чем сам Кугель, заканчивались трехфутовыми пальцами, унизанными сотней перстней. Голова демона была размером с тачку, с гигантским носом и огромным вислогубым ртом. Два глаза, каждый размером с плошку, Кугель не смог разглядеть из-за защитных полусфер.
Кугель, задерживая дыхание не только от страха, но и от нестерпимого зловония, висевшего в воздухе, осторожно оглядел комнату. От лампы по потолку отходил шнур, свисавший рядом с пальцами Фампоуна; Кугель практически машинально отсоединил шнур от лампы. Он обнаружил, что из комнаты можно было выбраться только через маленькую железную дверцу прямо за креслом Фампоуна. Жёлоб, по которому он попал сюда, теперь стал невидимым.
Складки у губ Фампоуна задёргались и поднялись; из его рта выглянул гомункул, росший из конца языка демона. Он взглянул на Кугеля чёрными глазами-бусинками.
— Ха, неужели время прошло так быстро? — Странное создание, нагнувшись, сверилось с отметками на стене. — И правда; а я проспал, и Фампоун будет зол. Как твоё имя, и какие преступления ты совершил? Такие подробности очень интересуют Фампоуна, а это, кстати говоря, я сам, хотя из прихоти я обычно предпочитаю зваться Пульсифером, как если бы был отдельным существом.
Кугель смело заговорил:
— Я — Кугель, инспектор нового режима, который теперь установился в Лумарте. Я спустился сюда проверить, удобно ли Фампоуну, а поскольку я вижу, что все в порядке, то, пожалуй, вернусь наверх. Где здесь выход?
— Как, ты не совершил никаких преступлений, о которых мог бы нам рассказать? — жалобно спросил Пульсифер. — Это обидная новость. Мы с Фампоуном любим злодеяния. Не так давно некий купец, чьё имя я, к сожалению, забыл, целый час развлекал нас рассказами.
— А что произошло потом?
— Ой, лучше не спрашивай. — Пульсифер принялся чистить один из клыков Фампоуна маленькой щёточкой. Он вытянул голову и начал рассматривать пятнистое лицо великана. — Фампоун крепко спит; он очень плотно поел перед тем, как отойти ко сну. Подожди минуточку, я проверю, как переваривается пища. — Пульсифер нырнул в рот к Фампоуну и обнаружил себя лишь дрожанием серого жилистого горла. Через некоторое время он снова предстал перед Кугелем. — Он, бедняга, проголодался, по крайней мере, так кажется. Я лучше его разбужу, ведь он захочет поговорить с тобой перед тем, как…
— Перед тем как что?
— Неважно.
— Минуточку, — сказал Кугель. — Мне больше хотелось бы поговорить с тобой, а не с Фампоуном.
— Правда? — полыценно спросил Пульсифер и начал начищать клык Фампоуна с ещё большим усердием. — Приятно слышать; мне не так часто говорят комплименты.
— Странно! Я вижу, что в тебе очень многое заслуживает похвалы. Твоя карьера поневоле идёт рука об руку с карьерой Фампоуна, но у тебя ведь, наверное, есть и свои собственные цели и стремления?
Пульсифер подпёр губу Фампоуна щёткой и опёрся на образовавшийся уступ.
— Иногда я чувствую, что хотел бы взглянуть на внешний мир. Мы несколько раз поднимались на поверхность, но только ночью, когда звезды скрыты за густыми тучами, и даже тогда Фампоун жаловался на чересчур яркий свет и быстро возвращался сюда.
— Жаль, — заметил Кугель. — Днём есть на что посмотреть. Окружающий Лумарт пейзаж очень симпатичный. А Добрый Народ вот-вот начнёт свой Великий Карнавал Полных Противоположностей, который, как говорят, представляет собой весьма живописное зрелище.
Пульсифер тоскливо покачал головой.
— Сомневаюсь, что мне когда-нибудь удастся увидеть такие события. А ты видел много ужасных преступлений?
— Да, мне многое довелось повидать. Например, я помню одного гнома из Батварского леса, который оседлал пельграна…
Пульсифер жестом прервал его.
— Погоди. Фампоун захочет это услышать. — Он опасно высунулся из разинутого рта и взглянул на прикрытые глазные яблоки. — Интересно, он, или, если быть более точным, я проснулся? Мне показалось, что я почувствовал шевеление. В любом случае, несмотря на то, что я получил удовольствие от нашего разговора, мы должны вернуться к своим обязанностям. Хм, шнур отключён от лампы. Не будешь ли ты так добр погасить свет?
— К чему спешить? — уклонился Кугель. — Фампоун мирно спит; позволь ему отдохнуть. А я тем временем хотел кое-что показать тебе. Азартную игру. Ты когда-нибудь играл в замболио?
Пульсифер ответил отрицательно, и Кугель вытащил из кармана карты.
— Смотри внимательно! Я раздаю каждому из нас по четыре карты, которые мы не должны показывать друг другу. — Кугель объяснил правила игры. — Мы обязательно играем на золотые монеты или что-то подобное, чтобы игра была интересной. Поэтому я ставлю пять терциев, и ты должен поставить столько же.
— Вон в тех двух мешках — золото Фампоуна, или, что в равной степени правомерно, моё золото, поскольку я — неотъемлемый придаток к этой огромной туше. Вынь оттуда столько золота, сколько соответствует твоим пяти терциям.
Игра началась. Пульсифер к своему огромному удовольствию выиграл первый кон, затем проиграл следующий, что заставило его разразиться плаксивыми жалобами; потом он выиграл снова и снова, и так до тех пор, пока Кугель не объявил, что у него больше не осталось денег.
— Ты умный и искусный игрок; помериться с тобой силами — большое удовольствие! И все же, я думаю, что смог бы побить тебя, если бы у меня были деньги, которые я оставил наверху, в храме.
Пульсифер, несколько запыхавшийся и страшно гордый своей победой, с насмешкой отнёсся к словам Кугеля.
— Я думаю, что чересчур умен для тебя! Вот, забери свои терции, и сыграем ещё раз.
— Нет, это нечестно! Я слишком горд, чтобы принять твои деньги. Позволь мне предложить другое решение проблемы. Наверху в храме остался мой мешок с терциями и ещё один мешок, с леденцами. Возможно, ты захочешь подкрепиться, когда мы продолжим игру. Давай пойдём туда и принесём их, а потом я докажу тебе, что те твои выигрыши были случайными!
Пульсифер высунулся как можно дальше, чтобы взглянуть на лицо Фампоуна.
— Кажется, он вполне спокоен, хотя в животе у него бурчит от голода.
— Он спит так же крепко, как и всегда, — объявил Кугель. — Надо спешить. Если он проснётся, нам придётся закончить игру.
Пульсифер заколебался.
— А что будет с золотом Фампоуна? Не можем же мы бросить его здесь без присмотра!
— Мы возьмём его с собой и глаз с него не спустим.
— Замечательно; ставь его сюда, на помост.
— Вот так, я готов. А как мы поднимемся наверх?
— Просто нажми вон ту серую кнопку рядом с ручкой кресла, только, пожалуйста, без лишнего шума. Фампоун вполне может впасть в ярость, если проснётся в незнакомой обстановке.
— Да он никогда не спал более безмятежно! Поднимаемся!
Кугель нажал кнопку; помост задрожал, заскрипел и поплыл вверх по тёмной шахте, открывшейся перед ним. Через некоторое время они прорвались через клапан сдерживающего вещества, сквозь которое Кугелю пришлось пройти, когда он скатывался вниз по жёлобу.
Через некоторое время в шахту просочился проблеск красного света, и через миг помост остановился вровень с алтарём в Храме Фампоуна.
— Так, а теперь мне нужно найти мой мешок с деньгами, — сказал Кугель. — Только где же я его оставил? Думаю, как раз вон там. Смотри! Через эти арки можно разглядеть главную площадь Лумарта, а это — Добрый Народ, занятый своими обычными делами. Что ты обо всем этом думаешь?
— Очень интересно, хотя мне и не приходилось видеть такие огромные пространства. На самом деле у меня почти кружится голова. А откуда идёт этот мерзкий красный свет?
— Это свет нашего древнего солнца, которое сейчас как раз заходит.
— Оно мне не нравится. Пожалуйста, поскорее заканчивай со своими делами; мне что-то очень не по себе.
— Я поспешу, — заверил его Кугель.
Солнце, опускаясь к горизонту, послало сквозь открытую дверь прощальный луч, ярким бликом заигравший на алтаре. Кугель, быстро шагнув к креслу Фампоуна, сорвал ставни, прикрывавшие глаза великана, и молочно-белые шары заблестели в солнечном свете.
Ещё миг Фампоун был спокоен; затем его мышцы забугрились, ноги задёргались, рот широко раскрылся, и он разразился оглушительными воплями, отчего Пульсифер вылетел вперёд и заколыхался, точно флаг на ветру. Фампоун ринулся прочь с алтаря, завалился и принялся кататься по полу храма, ни на минуту не прекращая своих жутких криков. Затем он поднялся и, топоча по каменному полу своими огромными ногами, начал метаться по залу, пока наконец не проломил каменные стены с такой лёгкостью, словно они были бумажными. Добрый Народ на площади застыл в оцепенении.
Кугель, прихватив оба мешка с золотом, через боковую дверь вышел из храма. Он немного посмотрел, как Фампоун носится по площади, крича и закрываясь от солнца. Пульсифер, отчаянно вцепившись в его клыки, пытался управлять взбесившимся демоном, который, не обращая внимания на препятствия, нёсся по городу на восток, вытаптывая деревья и прорываясь сквозь дома, как будто их и не было вовсе.
Кугель проворно направился к реке Иск и отыскал там пристань. Он выбрал ялик подходящих размеров, на котором были установлены мачта, парус и весла, и приготовился забраться на него, когда увидел, что по реке к пристани плывёт лодка. Полный мужчина в изорванной одежде яростно работал вёслами. Кугель отвернулся, пытаясь изобразить не более чем случайный интерес, чтобы без помех и не привлекая лишнего внимания сесть в ялик.
Лодка причалила к пристани; гребец начал подниматься по лестнице.
Кугель продолжал смотреть на воду, притворяясь полностью безразличным ко всему, кроме вида на реку.
Мужчина, задыхаясь и хрипя, внезапно остановился. Кугель ощутил на себе его пристальный взгляд и, обернувшись, обнаружил, что смотрит в налитое кровью лицо Хуруски, запрещателя Гундара, его почти до неузнаваемости обезобразили укусы насекомых, которым Хуруска подвергся, проплывая мимо Топи Лалло.
Хуруска долгим тяжёлым взглядом уставился на Кугеля.
— Какая приятная встреча! — хрипло прорычал он. — А я боялся, что мы больше никогда не увидимся! Что в этих кожаных мешках? — Он вырвал сумку из рук Кугеля. — Судя по весу, золото. Твоё пророчество целиком и полностью подтвердилось. Сначала почести и долгое путешествие по воде, а теперь богатство и месть! Готовься к смерти!
— Минуточку! — воскликнул Кугель. — Вы забыли как следует привязать лодку! Такое поведение противоречит правилам общественного порядка!
Хуруска обернулся, чтобы посмотреть, и Кугель сбросил его с причала в воду.
Ругаясь и неистовствуя, Хуруска поплыл к берегу, в то время как Кугель отчаянно пытался распутать узлы на швартовочном тросе ялика. Наконец верёвка поддалась; Кугель подтянул ялик ближе, но в этот самый момент на причале показался приготовившийся к бою, точно бык, Хуруска. Кугелю не осталось ничего другого, как бросить мешок с золотом, прыгнуть в ялик, оттолкнуться от берега и налечь на весла, оставив Хуруску в ярости потрясать кулаками на берегу.
Кугель печально поднял парус; ветер понёс его вниз по реке, вдоль излучины. Последнее, что в угасающем свете дня увидел Кугель, оглянувшись назад, на Лумарт, были низкие блестящие купола храмов пяти демонов и тёмный силуэт Хуруски, стоящего на причале. Издалека все ещё доносились яростные вопли Фампоуна, время от времени перемежаемые грохотом падающих стен.
Глава вторая
— Что означает этот вызов? — осведомился Шимилко. — Почему вы так серьёзно на меня смотрите?
Великий Отыскатель заговорил проникновенным голосом:
— Шимилко, мы проверили семнадцать девушек, которых вы доставили из Симнатиса в Лумарт, и я вынужден с прискорбием сообщить, что лишь две из них могут быть признаны таковыми. Остальные пятнадцать утратили девственность.
Шимилко от ужаса чуть не лишился дара речи.
— Это невозможно! — залепетал он. — В Симнатисе я принял самые тщательные меры предосторожности. Могу предъявить три независимых документа, удостоверяющих непорочность каждой из них. В этом не может быть сомнений! Вы ошиблись!
— Да нет, мы не ошиблись, господин Шимилко. Все обстоит именно так, как мы описали, и может с лёгкостью быть перепроверено.
— «Невозможно» и «невероятно» — вот единственные слова, которые приходят мне в голову! — воскликнул Шимилко. — А вы спрашивали самих девушек?
— Разумеется. Они просто поднимают глаза к потолку и насвистывают сквозь зубы. Шимилко, как вы объясните это гнусное оскорбление?
— Я в полном замешательстве! Девушки начинали путешествие столь же непорочными, как и в день своего появления на свет. Это неоспоримый факт! С утра до вечера каждый день я ни на миг не спускал с них глаз. Это тоже факт.
— А когда вы спали?
— Нет, это ничуть не менее невероятно. Возчики неизменно уходили спать все вместе. Я делил свою повозку со старшим возчиком, и каждый из нас может поручиться за другого. А Кугель в это время сторожил весь лагерь.
— Один?
— Одного охранника вполне достаточно, даже несмотря на то, что ночные часы скучны и долго тянутся. Кугель, однако, никогда не жаловался.
— Тогда виновник, несомненно, Кугель!
Шимилко с улыбкой покачал головой.
— Обязанности Кугеля не оставляли ему времени на противозаконную деятельность.
— А что, если Кугель пренебрёг своими обязанностями?
Шимилко терпеливо ответил:
— Не забывайте, каждая из девушек спокойно спала в от дельной кабинке с закрытой дверью.
— Ну, хорошо; а что, если Кугель открыл эту дверь и тихонько вошёл в кабинку?
Шимилко на миг заколебался и дёрнул свою шелковистую бороду.
— В таком случае, я предполагаю, что подобная возможность не исключена.
Великий Отыскатель вперил взгляд в Кугеля.
— Я настаиваю на том, чтобы вы написали чёткое заявление об этом прискорбном случае.
— Расследование подтасовано! — с негодованием воскликнул Кугель. — Моей чести нанесён урон!
Каладет доброжелательно, хотя и несколько прохладно, посмотрел на Кугеля.
— Вам будет позволено искупить свою вину. Тхуристы, я поручаю этого человека вам. Позаботьтесь о том, чтобы он получил все возможности восстановить своё доброе имя и чувство собственного достоинства!
Кугель разразился протестующими криками, на которые Великий Отыскатель не обратил никакого внимания. Со своего возвышения он задумчиво оглядывал площадь.
— У нас сейчас третий или четвёртый месяц?
— Только что закончился месяц Иаунта, и началось время Фампоуна.
— Так и быть. Этот распущенный негодяй своим усердием ещё может заработать нашу любовь и уважение.
Двое тхуристов подхватили Кугеля под руки и повели его через площадь. Кугель попытался вырваться, но у него ничего не вышло.
— Куда вы ведёте меня? Что это за чепуха?
Один из тхуристов ответил любезным голосом:
— Мы ведём тебя в храм Фампоуна, и это вовсе не чепуха.
— Да мне плевать на это все, — рассердился Кугель. — Сейчас же уберите ваши руки: я намерен немедленно покинуть Лумарт.
— Тебе в этом помогут.
Компания поднялась по выщербленным ступеням и сквозь высокие сводчатые ворота прошла в зал, где каждый их шаг отдавался гулким эхом, отражавшимся от высокого потолка; в дальнем конце смутно виднелось что-то вроде алтаря или святилища. Кугеля провели в примыкающее к залу помещение, освещённое льющимися из высоких круглых окон лучами красного солнца; стены были обиты темно-синими деревянными панелями. В комнату вошёл старик в белой рясе и спросил:
— Ну, что у нас здесь? Человек, которого постигла беда?
— Да, Кугель совершил несколько гнусных преступлений и теперь желает искупить свою вину.
— Это заявление целиком и полностью не соответствует истине! — возмущённо воскликнул Кугель. — Не было представлено никаких доказательств, и в любом случае меня заманили сюда против моего желания.
Тхуристы, не поведя даже бровью, удалились, и Кугель остался один на один со стариком, который доковылял до скамьи и уселся на неё. Кугель попытался заговорить, но старик жестом прервал его.
— Успокойся! Не забывай, что мы — милостивые люди, чуждые всякой злобы и недоброжелательности. Мы существуем лишь для того, чтобы помогать другим сознательным существам! Если человек совершает преступление, мы мучаемся жалостью к преступнику, который, по нашему убеждению, и является истинной жертвой, и мы работаем лишь для того, чтобы он мог возродиться.
— Какая просвещённая точка зрения! — провозгласил Кугель. — Я уже чувствую нравственное обновление!
— Великолепно! Твои замечания подтверждают нашу философию; ты, несомненно, уже преодолел то, что я отношу к Первой Фазе программы.
— А что, будут и другие? — нахмурился Кугель. — Неужели они действительно необходимы?
— Безусловно; это Вторая и Третья Фазы. Пожалуй, стоит объяснить, что Лумарт не всегда придерживался такой политики. В годы расцвета Великой Магии город попал под влияние Ясбана Устранителя, который пробил отверстия в пять царств демонов и построил пять храмов Лумарта. Мы сейчас находимся в Храме Фампоуна.
— Странно, — заметил Кугель, — столь милостивый народ — и такие рьяные демонисты.
— Это так далеко от истины, что дальше и не придумаешь. Добрый Народ Лумарта изгнал Ясбана и провозгласил Эру Любви, которая должна просуществовать до тех пор, пока солнце совсем не погаснет. Наша любовь распространяется на всех, даже на пятерых демонов Ясбана, которых мы надеемся отвратить от столь губительного для них зла. Ты будешь самым последним в череде выдающихся личностей, работавших в этом направлении, и в этом заключается Вторая Фаза программы.
Кугель обессилел от ужаса.
— Эта задача выше моих сил!
— Все испытывают подобные чувства, — ободрил его старик. — Тем не менее, Фампоуна следует обучить доброте, вежливости и правилам хорошего тона; попытавшись сделать это, ты познаешь счастливое чувство освобождения.
— А Третья Фаза? — прохрипел Кугель. — Что насчёт неё?
— Когда ты исполнишь свою миссию, то будешь с почестями принят в наше братство! — Старик не обратил внимания на стон ужаса, вырвавшийся из горла Кугеля. — Ну-ка, посмотрим: месяц Йаунта только что завершился, и мы входим в месяц Фампоуна, который, пожалуй, самый вспыльчивый из всех пяти демонов из-за своих чувствительных глаз. Он приходит в бешенство от малейшего проблеска, и тебе придётся пытаться перевоспитать его в абсолютной темноте. Дальнейшие вопросы будут?
— Ещё как будут! Предположим, что Фампоун откажется менять своё поведение?
— Вот образец негативистического мышления, которое мы, Добрый Народ, не признаем. Не обращай внимания на все то, что ты мог слышать о жутких привычках Фампоуна! Ты должен быть уверен в успехе!
— Но как я вернусь, чтобы насладиться заслуженными почестями и наградами? — с тоской воскликнул Кугель.
— Фампоун, когда осознает всю низость своего поведения, несомненно, поднимет тебя наверх. А теперь я должен проститься с тобой.
— Минуточку! А где мои еда и питьё? Я же не выживу!
— Мы снова оставляем этот вопрос на усмотрение Фампоуна.
Старик нажал на кнопку; пол под ногами Кугеля расступился, и он с головокружительной стремительностью покатился вниз по спиральному жёлобу. Воздух постепенно сделался липким, как сироп; Кугель пробил плёнку невидимого препятствия, которая лопнула с таким звуком, точно пробка вылетела из бутылки, и Кугель очутился в средней величины комнате, освещённой мерцанием единственной лампы.
Кугель оцепенел, едва отваживаясь дышать. На помосте в противоположном конце комнаты в массивном кресле сидел спящий Фампоун, чьи глаза были закрыты от света двумя чёрными полусферами. Серое тело размерами могло почти сравниться с длиной помоста; толстые косолапые ноги были вытянуты во всю длину. Руки, ничуть не меньше в обхвате, чем сам Кугель, заканчивались трехфутовыми пальцами, унизанными сотней перстней. Голова демона была размером с тачку, с гигантским носом и огромным вислогубым ртом. Два глаза, каждый размером с плошку, Кугель не смог разглядеть из-за защитных полусфер.
Кугель, задерживая дыхание не только от страха, но и от нестерпимого зловония, висевшего в воздухе, осторожно оглядел комнату. От лампы по потолку отходил шнур, свисавший рядом с пальцами Фампоуна; Кугель практически машинально отсоединил шнур от лампы. Он обнаружил, что из комнаты можно было выбраться только через маленькую железную дверцу прямо за креслом Фампоуна. Жёлоб, по которому он попал сюда, теперь стал невидимым.
Складки у губ Фампоуна задёргались и поднялись; из его рта выглянул гомункул, росший из конца языка демона. Он взглянул на Кугеля чёрными глазами-бусинками.
— Ха, неужели время прошло так быстро? — Странное создание, нагнувшись, сверилось с отметками на стене. — И правда; а я проспал, и Фампоун будет зол. Как твоё имя, и какие преступления ты совершил? Такие подробности очень интересуют Фампоуна, а это, кстати говоря, я сам, хотя из прихоти я обычно предпочитаю зваться Пульсифером, как если бы был отдельным существом.
Кугель смело заговорил:
— Я — Кугель, инспектор нового режима, который теперь установился в Лумарте. Я спустился сюда проверить, удобно ли Фампоуну, а поскольку я вижу, что все в порядке, то, пожалуй, вернусь наверх. Где здесь выход?
— Как, ты не совершил никаких преступлений, о которых мог бы нам рассказать? — жалобно спросил Пульсифер. — Это обидная новость. Мы с Фампоуном любим злодеяния. Не так давно некий купец, чьё имя я, к сожалению, забыл, целый час развлекал нас рассказами.
— А что произошло потом?
— Ой, лучше не спрашивай. — Пульсифер принялся чистить один из клыков Фампоуна маленькой щёточкой. Он вытянул голову и начал рассматривать пятнистое лицо великана. — Фампоун крепко спит; он очень плотно поел перед тем, как отойти ко сну. Подожди минуточку, я проверю, как переваривается пища. — Пульсифер нырнул в рот к Фампоуну и обнаружил себя лишь дрожанием серого жилистого горла. Через некоторое время он снова предстал перед Кугелем. — Он, бедняга, проголодался, по крайней мере, так кажется. Я лучше его разбужу, ведь он захочет поговорить с тобой перед тем, как…
— Перед тем как что?
— Неважно.
— Минуточку, — сказал Кугель. — Мне больше хотелось бы поговорить с тобой, а не с Фампоуном.
— Правда? — полыценно спросил Пульсифер и начал начищать клык Фампоуна с ещё большим усердием. — Приятно слышать; мне не так часто говорят комплименты.
— Странно! Я вижу, что в тебе очень многое заслуживает похвалы. Твоя карьера поневоле идёт рука об руку с карьерой Фампоуна, но у тебя ведь, наверное, есть и свои собственные цели и стремления?
Пульсифер подпёр губу Фампоуна щёткой и опёрся на образовавшийся уступ.
— Иногда я чувствую, что хотел бы взглянуть на внешний мир. Мы несколько раз поднимались на поверхность, но только ночью, когда звезды скрыты за густыми тучами, и даже тогда Фампоун жаловался на чересчур яркий свет и быстро возвращался сюда.
— Жаль, — заметил Кугель. — Днём есть на что посмотреть. Окружающий Лумарт пейзаж очень симпатичный. А Добрый Народ вот-вот начнёт свой Великий Карнавал Полных Противоположностей, который, как говорят, представляет собой весьма живописное зрелище.
Пульсифер тоскливо покачал головой.
— Сомневаюсь, что мне когда-нибудь удастся увидеть такие события. А ты видел много ужасных преступлений?
— Да, мне многое довелось повидать. Например, я помню одного гнома из Батварского леса, который оседлал пельграна…
Пульсифер жестом прервал его.
— Погоди. Фампоун захочет это услышать. — Он опасно высунулся из разинутого рта и взглянул на прикрытые глазные яблоки. — Интересно, он, или, если быть более точным, я проснулся? Мне показалось, что я почувствовал шевеление. В любом случае, несмотря на то, что я получил удовольствие от нашего разговора, мы должны вернуться к своим обязанностям. Хм, шнур отключён от лампы. Не будешь ли ты так добр погасить свет?
— К чему спешить? — уклонился Кугель. — Фампоун мирно спит; позволь ему отдохнуть. А я тем временем хотел кое-что показать тебе. Азартную игру. Ты когда-нибудь играл в замболио?
Пульсифер ответил отрицательно, и Кугель вытащил из кармана карты.
— Смотри внимательно! Я раздаю каждому из нас по четыре карты, которые мы не должны показывать друг другу. — Кугель объяснил правила игры. — Мы обязательно играем на золотые монеты или что-то подобное, чтобы игра была интересной. Поэтому я ставлю пять терциев, и ты должен поставить столько же.
— Вон в тех двух мешках — золото Фампоуна, или, что в равной степени правомерно, моё золото, поскольку я — неотъемлемый придаток к этой огромной туше. Вынь оттуда столько золота, сколько соответствует твоим пяти терциям.
Игра началась. Пульсифер к своему огромному удовольствию выиграл первый кон, затем проиграл следующий, что заставило его разразиться плаксивыми жалобами; потом он выиграл снова и снова, и так до тех пор, пока Кугель не объявил, что у него больше не осталось денег.
— Ты умный и искусный игрок; помериться с тобой силами — большое удовольствие! И все же, я думаю, что смог бы побить тебя, если бы у меня были деньги, которые я оставил наверху, в храме.
Пульсифер, несколько запыхавшийся и страшно гордый своей победой, с насмешкой отнёсся к словам Кугеля.
— Я думаю, что чересчур умен для тебя! Вот, забери свои терции, и сыграем ещё раз.
— Нет, это нечестно! Я слишком горд, чтобы принять твои деньги. Позволь мне предложить другое решение проблемы. Наверху в храме остался мой мешок с терциями и ещё один мешок, с леденцами. Возможно, ты захочешь подкрепиться, когда мы продолжим игру. Давай пойдём туда и принесём их, а потом я докажу тебе, что те твои выигрыши были случайными!
Пульсифер высунулся как можно дальше, чтобы взглянуть на лицо Фампоуна.
— Кажется, он вполне спокоен, хотя в животе у него бурчит от голода.
— Он спит так же крепко, как и всегда, — объявил Кугель. — Надо спешить. Если он проснётся, нам придётся закончить игру.
Пульсифер заколебался.
— А что будет с золотом Фампоуна? Не можем же мы бросить его здесь без присмотра!
— Мы возьмём его с собой и глаз с него не спустим.
— Замечательно; ставь его сюда, на помост.
— Вот так, я готов. А как мы поднимемся наверх?
— Просто нажми вон ту серую кнопку рядом с ручкой кресла, только, пожалуйста, без лишнего шума. Фампоун вполне может впасть в ярость, если проснётся в незнакомой обстановке.
— Да он никогда не спал более безмятежно! Поднимаемся!
Кугель нажал кнопку; помост задрожал, заскрипел и поплыл вверх по тёмной шахте, открывшейся перед ним. Через некоторое время они прорвались через клапан сдерживающего вещества, сквозь которое Кугелю пришлось пройти, когда он скатывался вниз по жёлобу.
Через некоторое время в шахту просочился проблеск красного света, и через миг помост остановился вровень с алтарём в Храме Фампоуна.
— Так, а теперь мне нужно найти мой мешок с деньгами, — сказал Кугель. — Только где же я его оставил? Думаю, как раз вон там. Смотри! Через эти арки можно разглядеть главную площадь Лумарта, а это — Добрый Народ, занятый своими обычными делами. Что ты обо всем этом думаешь?
— Очень интересно, хотя мне и не приходилось видеть такие огромные пространства. На самом деле у меня почти кружится голова. А откуда идёт этот мерзкий красный свет?
— Это свет нашего древнего солнца, которое сейчас как раз заходит.
— Оно мне не нравится. Пожалуйста, поскорее заканчивай со своими делами; мне что-то очень не по себе.
— Я поспешу, — заверил его Кугель.
Солнце, опускаясь к горизонту, послало сквозь открытую дверь прощальный луч, ярким бликом заигравший на алтаре. Кугель, быстро шагнув к креслу Фампоуна, сорвал ставни, прикрывавшие глаза великана, и молочно-белые шары заблестели в солнечном свете.
Ещё миг Фампоун был спокоен; затем его мышцы забугрились, ноги задёргались, рот широко раскрылся, и он разразился оглушительными воплями, отчего Пульсифер вылетел вперёд и заколыхался, точно флаг на ветру. Фампоун ринулся прочь с алтаря, завалился и принялся кататься по полу храма, ни на минуту не прекращая своих жутких криков. Затем он поднялся и, топоча по каменному полу своими огромными ногами, начал метаться по залу, пока наконец не проломил каменные стены с такой лёгкостью, словно они были бумажными. Добрый Народ на площади застыл в оцепенении.
Кугель, прихватив оба мешка с золотом, через боковую дверь вышел из храма. Он немного посмотрел, как Фампоун носится по площади, крича и закрываясь от солнца. Пульсифер, отчаянно вцепившись в его клыки, пытался управлять взбесившимся демоном, который, не обращая внимания на препятствия, нёсся по городу на восток, вытаптывая деревья и прорываясь сквозь дома, как будто их и не было вовсе.
Кугель проворно направился к реке Иск и отыскал там пристань. Он выбрал ялик подходящих размеров, на котором были установлены мачта, парус и весла, и приготовился забраться на него, когда увидел, что по реке к пристани плывёт лодка. Полный мужчина в изорванной одежде яростно работал вёслами. Кугель отвернулся, пытаясь изобразить не более чем случайный интерес, чтобы без помех и не привлекая лишнего внимания сесть в ялик.
Лодка причалила к пристани; гребец начал подниматься по лестнице.
Кугель продолжал смотреть на воду, притворяясь полностью безразличным ко всему, кроме вида на реку.
Мужчина, задыхаясь и хрипя, внезапно остановился. Кугель ощутил на себе его пристальный взгляд и, обернувшись, обнаружил, что смотрит в налитое кровью лицо Хуруски, запрещателя Гундара, его почти до неузнаваемости обезобразили укусы насекомых, которым Хуруска подвергся, проплывая мимо Топи Лалло.
Хуруска долгим тяжёлым взглядом уставился на Кугеля.
— Какая приятная встреча! — хрипло прорычал он. — А я боялся, что мы больше никогда не увидимся! Что в этих кожаных мешках? — Он вырвал сумку из рук Кугеля. — Судя по весу, золото. Твоё пророчество целиком и полностью подтвердилось. Сначала почести и долгое путешествие по воде, а теперь богатство и месть! Готовься к смерти!
— Минуточку! — воскликнул Кугель. — Вы забыли как следует привязать лодку! Такое поведение противоречит правилам общественного порядка!
Хуруска обернулся, чтобы посмотреть, и Кугель сбросил его с причала в воду.
Ругаясь и неистовствуя, Хуруска поплыл к берегу, в то время как Кугель отчаянно пытался распутать узлы на швартовочном тросе ялика. Наконец верёвка поддалась; Кугель подтянул ялик ближе, но в этот самый момент на причале показался приготовившийся к бою, точно бык, Хуруска. Кугелю не осталось ничего другого, как бросить мешок с золотом, прыгнуть в ялик, оттолкнуться от берега и налечь на весла, оставив Хуруску в ярости потрясать кулаками на берегу.
Кугель печально поднял парус; ветер понёс его вниз по реке, вдоль излучины. Последнее, что в угасающем свете дня увидел Кугель, оглянувшись назад, на Лумарт, были низкие блестящие купола храмов пяти демонов и тёмный силуэт Хуруски, стоящего на причале. Издалека все ещё доносились яростные вопли Фампоуна, время от времени перемежаемые грохотом падающих стен.
Глава вторая
МЕШОК СНОВ
За Лумартом река Иск, петляя по Равнине Красных Цветов, несла свои воды к югу. Семь безмятежных дней Кугель плыл в своём ялике по полноводной реке, останавливаясь на ночь на том или ином прибрежном постоялом дворе.
На седьмой день река повернула на запад и, все так же причудливо петляя, по плёсам потекла через край скалистых пиков и лесистых холмов, носивший название Чейм-Пурпур. Ветер дул, если вообще дул, непредсказуемыми порывами, и Кугель, опустив парус, отдался на волю течения, время от времени лишь выравнивая свою лодку несколькими ударами весел.
Равнинные деревеньки остались позади; местность была необитаемой. Видя разрушенные надгробия, тянущиеся вдоль берега, кипарисовые и тисовые рощи, а также слыша тихие разговоры, доносившиеся до него по ночам, Кугель благодарил судьбу за то, что путешествует на лодке, а не пешком, и, благополучно миновав Чейм-Пурпур, вздохнул с огромным облегчением.
У городка Трун река впадала в Тсомбольское болото, и Кугель продал свой ялик за десять терциев. Чтобы поправить свои денежные дела, он нанялся в помощники к городскому мяснику, выполняя самые неприятные работы, присущие этому ремеслу. Плата, однако, была достойной, и Кугель скрепя сердце исполнял свои малопочтенные обязанности. Он так хорошо работал, что его пригласили на подготовку пира, устраиваемого в честь важного религиозного праздника.
По недосмотру или же под давлением обстоятельств Кугель пустил на своё фирменное рагу двух священных быков. В самый разгар торжественного обеда ошибка раскрылась, и Кугелю снова пришлось покинуть город, поскольку над его головой опять сгустились тучи. Он провёл ночь, спрятавшись на бойне, чтобы избежать впавшей в неистовство толпы, и на следующее утро пустился в путь по Тсомбольскому болоту со всей скоростью, на которую был способен.
Дорога петляла, огибая топкие места и стоячие пруды, повторяя изгибы древнего тракта, в два раза удлиняя путь. Северный ветер разогнал все облака, так что пейзаж предстал глазам Кугеля с замечательной ясностью. Тот, однако, без особого удовольствия созерцал открывающиеся ему виды, в особенности, когда, глядя вперёд, заметил вдали парящего по ветру пельграна.
День шёл своим чередом, ветер утих, и на болоте воцарилась неестественная тишина. Из-за кочек, обращаясь к Кугелю нежными и печальными девичьими голосами, кричали кикиморы:
— Кугель, а Кугель! Отчего ты так спешишь? Приходи в моё жилище и расчеши мои чудесные волосы!
— Кугель, милый Кугель! День близится к закату; год подходит к концу. Приходи ко мне за кочку, и мы утешим друг друга безо всяких помех!
Но Кугель лишь зашагал быстрее, с одним желанием — найти приют на ночь.
Когда солнце затрепетало на краю Тсомбольского болота, Кугель наткнулся на небольшой трактир, стоящий в сени пяти вековых дубов. Кугель с удовольствием остановился на ночлег, и трактирщик подал ему отменный ужин из тушёной зелени, жаренных на вертеле перепелов, кекса с тмином и густого лопухового пива.
Пока Кугель насыщался, трактирщик стоял рядом с нимг подбоченившись.
— По вашему поведению я вижу, что вы джентльмен высокого полёта, хотя и бредёте по Тсомбольскому болоту пешком, точно какой-то простолюдин. Я поражён таким несоответствием.
— О, этому есть очень простое объяснение, — беспечно отмахнулся Кугель. — Я считаю себя единственным честным человеком в этом мире негодяев и мошенников. Присутствующие, разумеется, не в счёт. В таких условиях трудно разбогатеть.
Трактирщик почесал в голове и ушёл. Когда он появился снова, чтобы подать Кугелю смородиновый пирог на десерт, то задержался и сказал:
— Ваши трудности возбудили во мне сочувствие. Я обдумаю этот вопрос.
Трактирщик сдержал своё слово. Утром, после того, как Кугель закончил завтракать, хозяин повёл его на конюшню и показал большого мышастого скакуна с мощными задними ногами и всклокоченным хвостом, уже взнузданного и осёдланного.
— По крайней мере, это я могу для вас сделать, — сказал трактирщик. — Я продам вам его за чисто символическую цену. Согласен, он не слишком изящен, и на самом деле это помесь донжа и фелухария. Зато он очень лёгок на ногу, питается недорогими помоями, а ещё славится своей непоколебимой преданностью.
Кугель вежливо отказался.
— Я очень ценю ваш альтруизм, но за такое создание любая цена покажется непомерно высокой. Посмотрите на эти болячки у основания хвоста, на экзему вдоль спины. К тому же, если я не ошибаюсь, у него недостаёт глаза! Да и запах у него… Фу!
— Пустяки! — решительно воскликнул трактирщик. — Вам нужен надёжный скакун, который повезёт вас по Равнине Стоячих Камней, или объект для удовлетворения вашего тщеславия? Это животное станет вашим всего-то за тридцать терциев.
Кугель в шоке отскочил.
— Это когда чистокровный Камбалезский вериот продаётся за двадцать? Милейший, ваша щедрость превышает размеры моего кошелька!
На лице трактирщика было написано лишь безграничное терпение.
— Здесь, в сердце Томбольского болота, вы не купите даже запаха дохлого вериота.
— Давайте оставим эвфемизмы, — сказал Кугель. — Ваша цена — просто грабительство.
Лицо трактирщика на миг утратило доброжелательное выражение, и он проворчал:
На седьмой день река повернула на запад и, все так же причудливо петляя, по плёсам потекла через край скалистых пиков и лесистых холмов, носивший название Чейм-Пурпур. Ветер дул, если вообще дул, непредсказуемыми порывами, и Кугель, опустив парус, отдался на волю течения, время от времени лишь выравнивая свою лодку несколькими ударами весел.
Равнинные деревеньки остались позади; местность была необитаемой. Видя разрушенные надгробия, тянущиеся вдоль берега, кипарисовые и тисовые рощи, а также слыша тихие разговоры, доносившиеся до него по ночам, Кугель благодарил судьбу за то, что путешествует на лодке, а не пешком, и, благополучно миновав Чейм-Пурпур, вздохнул с огромным облегчением.
У городка Трун река впадала в Тсомбольское болото, и Кугель продал свой ялик за десять терциев. Чтобы поправить свои денежные дела, он нанялся в помощники к городскому мяснику, выполняя самые неприятные работы, присущие этому ремеслу. Плата, однако, была достойной, и Кугель скрепя сердце исполнял свои малопочтенные обязанности. Он так хорошо работал, что его пригласили на подготовку пира, устраиваемого в честь важного религиозного праздника.
По недосмотру или же под давлением обстоятельств Кугель пустил на своё фирменное рагу двух священных быков. В самый разгар торжественного обеда ошибка раскрылась, и Кугелю снова пришлось покинуть город, поскольку над его головой опять сгустились тучи. Он провёл ночь, спрятавшись на бойне, чтобы избежать впавшей в неистовство толпы, и на следующее утро пустился в путь по Тсомбольскому болоту со всей скоростью, на которую был способен.
Дорога петляла, огибая топкие места и стоячие пруды, повторяя изгибы древнего тракта, в два раза удлиняя путь. Северный ветер разогнал все облака, так что пейзаж предстал глазам Кугеля с замечательной ясностью. Тот, однако, без особого удовольствия созерцал открывающиеся ему виды, в особенности, когда, глядя вперёд, заметил вдали парящего по ветру пельграна.
День шёл своим чередом, ветер утих, и на болоте воцарилась неестественная тишина. Из-за кочек, обращаясь к Кугелю нежными и печальными девичьими голосами, кричали кикиморы:
— Кугель, а Кугель! Отчего ты так спешишь? Приходи в моё жилище и расчеши мои чудесные волосы!
— Кугель, милый Кугель! День близится к закату; год подходит к концу. Приходи ко мне за кочку, и мы утешим друг друга безо всяких помех!
Но Кугель лишь зашагал быстрее, с одним желанием — найти приют на ночь.
Когда солнце затрепетало на краю Тсомбольского болота, Кугель наткнулся на небольшой трактир, стоящий в сени пяти вековых дубов. Кугель с удовольствием остановился на ночлег, и трактирщик подал ему отменный ужин из тушёной зелени, жаренных на вертеле перепелов, кекса с тмином и густого лопухового пива.
Пока Кугель насыщался, трактирщик стоял рядом с нимг подбоченившись.
— По вашему поведению я вижу, что вы джентльмен высокого полёта, хотя и бредёте по Тсомбольскому болоту пешком, точно какой-то простолюдин. Я поражён таким несоответствием.
— О, этому есть очень простое объяснение, — беспечно отмахнулся Кугель. — Я считаю себя единственным честным человеком в этом мире негодяев и мошенников. Присутствующие, разумеется, не в счёт. В таких условиях трудно разбогатеть.
Трактирщик почесал в голове и ушёл. Когда он появился снова, чтобы подать Кугелю смородиновый пирог на десерт, то задержался и сказал:
— Ваши трудности возбудили во мне сочувствие. Я обдумаю этот вопрос.
Трактирщик сдержал своё слово. Утром, после того, как Кугель закончил завтракать, хозяин повёл его на конюшню и показал большого мышастого скакуна с мощными задними ногами и всклокоченным хвостом, уже взнузданного и осёдланного.
— По крайней мере, это я могу для вас сделать, — сказал трактирщик. — Я продам вам его за чисто символическую цену. Согласен, он не слишком изящен, и на самом деле это помесь донжа и фелухария. Зато он очень лёгок на ногу, питается недорогими помоями, а ещё славится своей непоколебимой преданностью.
Кугель вежливо отказался.
— Я очень ценю ваш альтруизм, но за такое создание любая цена покажется непомерно высокой. Посмотрите на эти болячки у основания хвоста, на экзему вдоль спины. К тому же, если я не ошибаюсь, у него недостаёт глаза! Да и запах у него… Фу!
— Пустяки! — решительно воскликнул трактирщик. — Вам нужен надёжный скакун, который повезёт вас по Равнине Стоячих Камней, или объект для удовлетворения вашего тщеславия? Это животное станет вашим всего-то за тридцать терциев.
Кугель в шоке отскочил.
— Это когда чистокровный Камбалезский вериот продаётся за двадцать? Милейший, ваша щедрость превышает размеры моего кошелька!
На лице трактирщика было написано лишь безграничное терпение.
— Здесь, в сердце Томбольского болота, вы не купите даже запаха дохлого вериота.
— Давайте оставим эвфемизмы, — сказал Кугель. — Ваша цена — просто грабительство.
Лицо трактирщика на миг утратило доброжелательное выражение, и он проворчал: