Страница:
слишком страшно. Мы сидели под деревом, пока гроза не стихла. Обезьяны почти
не шевелились все это время, и их теплые тела прижимались к моей ноге,
животу и плечу.
Буря постепенно перешла в мелкий дождь, и воздух опять прогрелся.
Забавная троица не убежала, обезьяны сидели и внимательно меня разглядывали.
Знаешь, Леля, даже я не верю в то, что в природе полно очаровательных
зверюшек, которые только и ждут момента, чтобы полюбить человека. У меня
появились кое-какие малоприятные подозрения. Тогда я поднялась и перебралась
через поваленное дерево. Обезьяны последовали за мной, затем немного
отбежали в сторону, остановились и начали что-то лопотать, делая мне
какие-то знаки. Я подошла к ним, и они снова отбежали в сторону, а потом
остановились. Уже тогда я дала им имена: Хьюи, Дьюи и Льюи. (Интересно, как
Дисней писал эти имена?) Конечно, обезьяны-рыболовы совсем не похожи на уток
- ни на настоящих, ни нарисованных. Но эту троицу объединяла какая-то общая
странность, так что имена им очень подходили, Наша игра в догонялки
продолжалась некоторое время. А потом мы подошли к груде недавно упавших
деревьев. Обезьянки повели меня вокруг.., туда, где между двумя стволами
застряла большая обезьяна. Понять, что произошло, было совсем не трудно. Под
грудой поваленных ветром деревьев протекал довольно широкий ручей; обезьяны,
вероятно, ловили в нем рыбу. Когда началась буря, они спрятались среди
стволов. Ветер наверняка сделал ручей еще более полноводным, и вода сдвинула
упавшие деревья с места.
Все три гладили и тянули в разные стороны своего друга, но как-то без
особой уверенности; его тело уже остыло. Я видела, что у него проломлена
грудь. Может, это была их мать. Или главный самец - возможно, даже дядюшка
Дональд.
Я расстроилась гораздо больше, чем следовало, Леля. Мне было известно,
что спасение пузыря Мирников серьезно нарушит экосистему планеты; по этому
поводу я уже поплакала и порассуждала. Но.., я вдруг подумала о том, сколько
обезьян-рыболовов осталось на южном побережье. Они, наверное, оказались в
погибших джунглях. А теперь еще и это. Мы сидели совсем рядом, словно утешая
друг друга. По крайней мере, я надеюсь, что так оно и было.
Поскольку путешествие по морю исключалось, мои возможности были
достаточно ограниченными. Джунгли тянутся параллельно берегу и уходят в
глубь материка, поднимаясь на две тысячи метров над уровнем моря.
Понадобится сто лет, чтобы пройти это расстояние пешком, особенно учитывая
тот факт, что на дороге мне встретится множество рек и ручейков. Оставался
только палисандровый лес - с его прохладой и паукам.
Да, обезьян-рыболовов я взяла с собой. Точнее, они отказались остаться.
Теперь я была их матерью, или главным самцом, или дядюшкой Дональдом. Эта
троица двигалась примерно с такой же ловкостью, как пингвины. Большую часть
дня они проводили в по возке. Когда я останавливалась, чтобы отдохнуть,
обезьянки сразу начинали гоняться друг за другом, стараясь и меня вовлечь в
свою игру. Потом Дьюи подходил и садился рядом со мной. Он был очень
странным типом. В буквальном смысле. Хьюи оказалась девочкой, а Льюи -
другим самцом. (Я не сразу это выяснила. Признаки пола обезьян-рыболовов
скрыты куда лучше, чем у обезьян нашего времени.) Их отношения между собой
носили чисто платонический характер, но иногда Дьюи испытывал потребность в
друге.
Мне кажется, я вижу, Леля, как ты качаешь головой и бормочешь что-то
насчет сентиментальной слабости. Но вспомни, что я не раз говорила тебе:
если мы сможем выжить и сохранить в своей душе сентиментальность, жизнь
будет куда веселее. Кроме того, я решила взять обезьян с собой в
палисандровый лес не только из альтруистических побуждений; в некотором
смысле мною двигал холодный расчет. Обезьян-рыболовов нельзя назвать чисто
морскими существами - они не только ловили рыбу в ручьях, но и с
удовольствием поедали ягоды и корни. Растения изменились не так сильно, как
животные, за пятьдесят мегалет, однако некоторые изменения все же произошли.
Дьюи и его приятели не желали трогать воду, собиравшуюся в листьях
определенных видов пальм; мне было очень плохо после того, как я попила
такой воды по дороге на побережье.
Дальше в дневнике шли рисунки, обработанные роботами Елены, которые
восстановили выцветшие от времени краски. Каждый рисунок сопровождала
короткая надпись: "Дьюи не станет касаться этой штуки в том случае, если она
зеленая..." или "похоже на трилистник, вызывает раздражение, как ядовитый
плющ".
Вил внимательно прочитал несколько первых страниц, а потом перескочил
вперед к тому месту, когда Марта вошла в палисандровый лес.
Сначала я была немного напугана. Обезьянам передался мой страх - они
сидели в повозке и, испуганно повизгивая, глазели по сторонам. Воздух был
влажным, но дышалось гораздо легче, чем в лесу на побережье. Зеленоватый
туман, который я видела раньше, не пропадал даже днем. Дурманящий запах
плесени тоже не исчезал, однако уже через несколько минут я перестала его
замечать. Зеленый свет, проникавший сквозь полог листвы, не давал тени.
Периодически сверху падали отдельные листочки или веточки. Никаких животных
мы не встретили; если не считать опушки леса, пауки предпочитали
устраиваться на листьях деревьев. В лесу росли исключительно палисандровые
деревья - никакой другой растительности. Землю покрывал толстый ковер
опавших листьев и, возможно, останков пауков. От ходьбы в воздух поднимались
чуть более густые клубы мелкой зеленой взвеси, которой и так был насыщен
воздух. Стояла почти полная тишина. Изумительно красивое место, да и идти по
палисандровому лесу было удивительно легко.
Теперь ты понимаешь, почему я нервничала, Леля? Всего в нескольких
сотнях метров вниз по склону в густых джунглях бушевала жизнь. Должно быть,
в палисандровом лесу таилось что-то очень страшное, если сюда не заходили
животные и не попадали посторонние растения. Мне, как и прежде, мерещились
армии кровожадных пауков, высасывающих все соки из несчастных путников.
Первые несколько дней я вела себя очень осторожно, стараясь держаться
поближе к северной окраине леса, чтобы слышать доносившиеся из джунглей
звуки.
Довольно быстро мне удалось заметить, что граница между джунглями и
палисандровым лесом является зоной военных действий. Чем ближе к границе,
тем больше на земле "трупов" обычных деревьев. Сперва это какие-то сгнившие
куски древесины, которые даже и за деревья-то трудно принять; ближе к
границе на глаза попадаются целые стволы, некоторые из них еще продолжают
стоять. Паутина полностью скрывает их листву. Грибы красивых пастельных
тонов толстым слоем покрывают ствол дерева.., но обезьяны никогда их не
едят.
Еще немного, и ты выходишь из-под палисандровых деревьев. Начинаются
джунгли, которые отчаянно бьются за свою жизнь. Здесь паутина самая густая,
она, словно покрывало из серебряной сети, лежит на верхушках деревьев. Битва
бурлит именно там, деревья пытаются пустить побеги поверх паутины, а пауки
снова их накрывают. Знаешь, как быстро все меняется в джунглях? Растения
тянутся к солнцу, стараясь выбраться из тени, вырастая за сутки на несколько
сантиметров. Паукам нужно очень торопиться, чтобы не отстать. Потом я часто
сидела на границе между палисандровым лесом и джунглями и наблюдала за этим
полем боя. Иногда мне казалось, что паутина буквально кипит - с такой
быстротой возникали новые шелковые нити.
Там, на границе между палисандровым лесом и джунглями, иногда
встречались животные. Паутина перекидывалась с одного дерева на другое,
черная от застрявших в ней насекомых. Для более крупных животных шелковые
нити не представляли серьезного препятствия. Змеи, ящерицы, похожие на кошек
хищники - я видела их всех в тридцатиметровой зоне, идущей вдоль границы
палисандрового леса. Однако ни нор, ни берлог мне не удалось найти ни разу.
Животные либо спасались бегством, либо гнались за кем-нибудь, либо были
очень больны. Здесь не было зверей, которые могли бы напугать мелких
животных; просто никто не хотел находиться поблизости от палисандрового
леса. Сейчас у меня есть кое-какие теории, но тогда прошла почти неделя,
прежде чем я сообразила, в чем тут дело.
Один или два раза в день мы подходили к границе джунглей. Здесь я
охотилась, и мы собирали ягоды, которые нравились обезьянам. На ночь
устраивались, отойдя на несколько сот метров в глубь палисандрового леса -
другие животные не смели заходить так далеко. До тех пор, пока мы оставались
внутри этого загадочного леса, нам удавалось довольно быстро продвигаться
вперед. Умершие палисандровые деревья быстро превращались в труху, которая
вдобавок сглаживала неровности почвы. Единственным препятствием оставались
ручьи, часто пересекавшие нам дорогу. Вода сама по себе была чистой, хотя в
тех местах, где русло расширялось и течение становилось медленнее, на
поверхности возникал знакомый зеленый налет. Рыба в ручьях водилась.
Обычно я без колебаний пью из ручьев, даже в тропиках; здесь я проявила
осторожность - у первого ручья стала ждать решения экспертов. Мои обезьянки
принюхались, сделали по паре глотков, а затем прыгнули в воду. Уже через
несколько секунд они сумели обеспечить себя обедом. С тех пор я, толкая
перед собой тележку, смело входила в лесные ручьи.
На пятый день Хьюи захандрила и отказалась вылезти из повозки поиграть.
Дьюи и Льюи ласково гладили ее, но она не обращала на них внимания. На
следующий день и самцы стали такими же вялыми и равнодушными. Они начали
хрипеть и покашливать. Именно этого я и ожидала. Пришла пора решать
серьезные вопросы, Я перешла границу джунглей и нашла подходящее место для
лагеря. Здесь было хуже, чем в палисандровом лесу, но совсем рядом
располагалось озеро. К этому времени мои спутники настолько ослабели, что
мне пришлось самой ловить рыбу, чтобы их накормить.
Я наблюдала за обезьянками целую неделю, пытаясь проанализировать
ситуацию и понять то, что раньше могла сообразить в одно мгновение. Виноват
в их болезни зеленый туман - , в этом я ни секунды не сомневалась. Зеленые
частички непрерывно падали с верхушек палисандровых деревьев. Сверху сыпался
и другой мусор: кора, листья, останки пауков. Зеленый туман - испражнения
пауков. Находясь в палисандровом лесу, ты все время вдыхаешь эту дрянь. Рано
или поздно мелкие частички даже самого безобидного свойства, проникая в
легкие, начинают влиять на твое здоровье. Я поняла, что пауки пошли дальше.
В зеленой дымке содержался какой-то яд. Микотоксины? Слово всплыло в памяти,
но, черт возьми, больше я ничего не могла вспомнить. Проблема заключалась не
просто в раздражении слизистой оболочки; очевидно, ни одно из живых существ
не научилось бороться с этим ядом. Однако действовал он не молниеносно.
Обезьяны-рыболовы продержались в лесу несколько дней. Вопрос: как быстро яд
проникнет в более крупное животное (вроде твоей подружки) ? И прекратится ли
воздействие яда, если покинуть лес?
Ответ на второй вопрос я получила через несколько дней. Вся троица
начала приходить в себя. Вскоре они уже сами ловили рыбу и гонялись друг за
другом с прежним энтузиазмом. Так что мне снова предстояло принимать
решение, только на этот раз я располагала чуть большим количеством
информации. Стоит ли двигаться дальше по палисандровому лесу, стараясь
пройти его как можно быстрее? Или мне ничего не остается, как продираться
сквозь тысячи километров непроходимых джунглей? Мои "морские свинки"
совершенно поправились, и я решила вернуться в лес, по крайней мере, до тех
пор, пока у меня не появятся соответствующие симптомы.
Это означало, что я должна оставить Дьюи, Льюи и Хьюи. Надеюсь, здесь
им будет лучше, чем там, откуда я их привела. В озере было полно рыбы,
ничуть не меньше, чем в любом другом месте. Обезьяны моментально бросались в
воду, как только возникала опасность приближения какого-то хищника. В воде
же им могло угрожать лишь большое зубастое существо, отдаленно напоминающее
крокодила, но оно перемещалось слишком медленно. Конечно, в джунглях на
морском побережье обезьянки чувствовали бы себя куда увереннее, но я
останусь здесь до тех пор, пока не выстрою для них подходящее убежище.
Я не учла того факта, что мои навыки по спортивному выживанию были
получены совсем в другую эру. На сей раз сентиментальность привела к
печальным последствиям.
Утром седьмого дня я поняла, что неподалеку умерло какое-то крупное
животное. Во влажном воздухе прекрасно распространялись ароматы жизни и
смерти, вот и сейчас до меня донесся отчетливый запах разложения. Хьюи и
Льюи не обращали на него ни малейшего внимания, гоняясь друг за другом вдоль
берега озера. Дьюи нигде не было видно. Обычно, когда остальные обезьяны
прогоняли его, он приходил ко мне; правда, иногда он куда-нибудь уходил и
мрачно сидел в одиночестве, Я уже начала беспокоиться, когда Дьюи, радостно
вереща, выскочил из кустов. В руках он держал здоровенного жука.
Большую часть страницы занимал рисунок. Странное существо отдаленно
напоминало жука-навозника, но Грин-Инк сообщил мне, что его длина составляет
более десяти сантиметров. Большую часть тела занимало огромное брюхо.
Хитиновый панцирь был черным и толстым, изборожденным множеством желобков.
Дьюи подбежал к Хьюи, отпихнув Льюи в сторону. Теперь у него было то,
что не мог предложить его соперник. Надо сказать, что на Хьюи жук произвел
впечатление. Она ткнула жука в округлую спину и в испуге отскочила назад,
когда тот пронзительно свистнул. Страшно довольные, обезьяны стали бросать
жука друг в друга, завороженные странными звуками, которые тот издавал.
Вскоре от жука пошел какой-то едкий запах.
Мне тоже стало любопытно. Когда я к ним приблизилась, Дьюи схватил жука
и протянул его мне. Вдруг он взвыл и бросил жука в мою сторону. Тот ударился
мне в правую ногу - и взорвался.
Я даже не знала, что подобная боль существует на свете, Леля. Вряд ли я
потеряла сознание, но на некоторое время мир вокруг меня перестал
существовать, осталась только боль. Наконец, я пришла в себя настолько, что
почувствовала, как по ноге течет кровь. Мелкие кости ступни были
раздроблены, осколки хитинового панциря глубоко вошли в икру и голень. Дьюи
тоже был в крови, но его рана оказалась простой царапиной по сравнению с
моей.
Я назвала их жуками-гранатами. Теперь я знаю, что они питаются падалью,
а их защита может сравниться с целым арсеналом двадцать первого века. Когда
на них кто-то нападает, метаболизм жуков претерпевает мгновенные изменения,
и начинает расти внутреннее давление. Однако они не хотят умирать, поэтому,
прежде чем взорваться, издают громкие предупреждающие звуки. Ни одно из
обитающих в этом регионе существ не связывается с жуками-гранатами.
Я плохо помню, как прошли следующие несколько дней, Леля. Мне пришлось
причинить себе еще большую боль, когда я пыталась вправить кости правой
стопы. Вытаскивать кусочки хитина было почти так же трудно. Они пахли
разложением - ведь жук как раз плотно позавтракал падалью. Один только Бог
знает, от каких инфекций спасли меня панфаги.
Обезьяны-рыболовы пытались помочь мне, приносили ягоды и рыбу. Я могла
ползать или ходить, опираясь на костыль, хотя это причиняло ужасную боль.
Другие-животные каким-то образом прознали о моей болезни. Многие мелкие
хищники стали появляться возле хижины, но обезьяны прогоняли их. Однажды
утром я проснулась от пронзительных криков моих друзей. Какой-то крупный
зверь проходил мимо, и вопль обезьяны оборвался отчаянным визгом.
С тех пор я больше никогда не видела Дьюи.
Джунгли не терпят больных. Если я не вернусь в палисандровый лес, очень
скоро мне придет конец. И если оставшиеся обезьяны будут такими же верными,
как Дьюи, их тоже ждет неизбежная гибель. Тем же вечером я сложила в повозку
ягоды и свежевыловленную рыбу. Метр за метром я потащилась в палисандровый
лес. Льюи и Хьюи проводили меня только до половины дороги. Даже со своим
смешным пингвиньим шагом они не отставали от меня. Однако они боялись леса,
а может быть, Льюи и Хьюи просто не были такими безумными, как Дьюи, поэтому
в конце концов отстали. Я до сих пор помню, как обезьяны звали меня.
За долгие годы это было самое реальное столкновение Марты со смертью.
Если бы рыбы в первом же ручье, на который она набрела, было поменьше, или
если бы в палисандровом лесу нашлись какие-нибудь, пусть даже самые мелкие,
хищники, Марта погибла бы.
Прошло несколько недель, потом месяцы. Раненая нога постепенно
заживала. Марта провела почти год у ручья на окраине палисандрового леса,
лишь на короткое время возвращаясь в джунгли - чтобы запастись свежими
фруктами и проведать обезьян. Иногда ей ужасно хотелось послушать хотя бы их
невнятное бормотание. Это место стало ее вторым большим лагерем с хижиной и
пирамидой. Марта описывала в дневнике все свои приключения и продолжала
изучать лес. Он далеко не всюду был одинаковым. Попадались участки со
старыми, умирающими палисандровыми деревьями. Здесь пауки сплетали особенно
густую паутину, так что проникающий сюда свет становился синим и красным.
Лес, описанный Мартой, напоминали Вилу катакомбы, но еще больше он походил
на собор, в котором паутина играла роль цветного стекла. Марта никак не
могла понять, зачем пауки делают такую густую паутину. Она долгие часы
проводила под одним из таких деревьев, пытаясь разгадать тайну. Что-то
сексуальное, так ей казалось. Но вот для пауков ли.., или для деревьев? На
какой-то безумный миг Вилу вдруг захотелось заглянуть в ответ и сообщить его
Марте; потом он покачал головой и вернулся к чтению.
Марта сумела определить большую часть жизненного цикла пауков. Она
видела огромные количества насекомых, пойманных в паутину на границе
палисандрового леса, а также застрявших в листве. Кроме того, Марта
заметила, что опадающие листья очень часто оказываются размельченными, и
правильно догадалась, что пауки создают гусеничные фермы, точно так, как это
делают муравьи с растительной тлей. Она проделала работу, которая была под
силу лишь настоящему натуралисту, оснащенному необходимыми оборудованием.
Но я так ни разу и не болела в лесу, Леля. Тайна. Неужели за пятьдесят
миллионов лет эволюция ушла так далеко, что я оказалась вне досягаемости
яда, выделяемого экскрементами пауков? Я не могу в это поверить, потому что
яд поражает все живые существа, способные двигаться. Скорее всего дело тут в
нашей медицинской системе - меня защищают панфаги.
Вил оторвался от рукописи. Это, конечно, еще далеко не конец.
Оставалось по меньшей мере два миллиона слов.
Он встал, подошел к окну и выключил свет. На противоположной стороне
улицы, в доме братьев, Дазгубта, еще темно. Звезды бледной пылью облепили
небо, вырисовывая кроны деревьев. Прошедший день тянулся удивительно долго.
Возможно, из-за полета в Калафию - Вил увидел два заката. Но скорее всего
из-за дневника. Вил знал, что продолжит читать его. И что потратит на него
гораздо больше времени, чем того требует само расследование.
Вилу Бриерсону сны всегда начинали сниться под утро. Когда он был
помоложе, они, как правило, поднимали ему настроение; теперь же сны сидели в
засаде и поджидали своего часа, как враги.
Прощай, прощай, прощай... Вил плакал и плакал, но рыдания выходили
беззвучными, а слез практически не было. Он держал за руку молчащую женщину,
закутанную в светло-синие тени. Ее лицо принадлежало Вирджинии и
одновременно Марте. Она печально улыбнулась - и ее улыбка не могла
опровергнуть правду, которая была известна им обоим... Прощай, прощай,
прощай. Его легкие давно опустели, но он продолжал рыдать, выдавливая из
себя остатки воздуха. Теперь Вил видел сквозь женщину оттенки синего и
голубого. А потом она исчезла, и то, что он хотел спасти, было потеряно
навсегда.
Вил проснулся от того, что ему не хватало воздуха. Он сделал такой
глубокий выдох и, взглянув на серый потолок, вспомнил рекламу из своего
детства. Расхваливались медицинские мониторы: мол, шесть часов утра - самое
опасное для здоровья время, и многие люди страдают от остановки дыхания и
сердечных приступов как раз перед тем, как проснуться, - и как этого можно
избежать, если купить автоматический монитор.
При современном уровне медицины такого случиться не могло. Во-первых,
роботы-защитники Елены и Деллы, парящие над домом, вели за ним постоянное
наблюдение, во-вторых - Вил кисло улыбнулся, - было десять утра. Он спал
почти девять часов - и все равно проснулся, чувствуя себя разбитым.
Вил поплелся в ванную и смыл странную влагу, которую обнаружил возле
глаз. Он всегда старался производить впечатление спокойствия и уверенности в
собственных силах, особенно на своих клиентов. Это было не слишком трудно:
внешне он очень походил на танк, а спокойствие являлось одной из самых
характерных черт Вила Бриерсона. За время его долгой карьеры изредка
возникали дела, которые заставляли Вила нервничать, но это естественно - кто
станет веселиться, когда над головой свистят пули. Вил не раз видел, как у
других людей случались нервные срывы. Несмотря на рекламу, которую получали
случаи, подобные Канзасскому вторжению, большая часть насильственных смертей
в его эру приходилась на скандалы в семьях, когда люди не выдерживали
напряжения на работе, или у них не складывалась личная жизнь.
Вил уныло улыбнулся своему изображению в зеркале. Он никогда не думал,
что подобная история может произойти с ним самим. Теперь каждый раз перед
тем, как проснуться, он блуждал долгими тропами ночных кошмаров. И похоже,
что дальше будет только хуже.
Вил распахнул окна, приглашая в дом утренние запахи и звуки. Будь он
проклят, если позволит ночным кошмарам парализовать себя. Днем должна зайти
Лу. Они обсудят, как ей лучше осуществить проверку оружия выстехов и кого
следует допросить следующим. Пока же у него еще оставалось полно работы.
Елена была права, предложив внимательно изучить жизнь каждого выстеха после
Уничтожения. В особенности ему хотелось узнать подробности о заброшенной
колонии Санчеса.
Он едва приступил к работе, когда заявился Хуан Шансон. Собственной
персоной.
- Вил, мой мальчик! Мне хотелось поболтать с тобой. Бриерсон впустил
гостя, раздумывая над тем, почему выстех предварительно не позвонил ему.
Шансон начал быстро расхаживать по гостиной, как всегда, излучая нервную
энергию.
- Bias Spanol, Вил?
- Si, - не подумав, ответил Вил; он довольно сносно говорил на
испано-негритянском диалекте.
- Buen, - продолжал археолог. - Понимаешь, я чертовски устал от
английского. Все время не хватает нужных слов. Могу спорить, некоторые люди
считают меня из-за этого дураком.
Вил только успевал кивать. На диалекте Шансон говорил еще быстрее, чем
по-английски. Это производило впечатление - хотя далеко не все удавалось
разобрать.
Шансон перестал мерить гостиную шагами и ткнул большим пальцем в
потолок.
- Я полагаю, наши друзья слышат каждое слово, которое произносится
здесь?
- М-м, нет. Идет постоянная фиксация функций моего тела, но без моей
команды разговор записываться не будет.
И я попросил Лу позаботиться о том, чтобы Елена не могла подслушивать
меня без моего ведома.
Шансон понимающе улыбнулся.
- Ну, они тебе еще и не то пообещают. - Он положил на стол серый
продолговатый предмет; на одном из его концов мигнул красный огонек. - Вот
теперь можно утверждать, что их обещания окажутся выполненными. Наш разговор
не будет записан.
Он жестом пригласил Бриерсона сесть.
- Мы ведь говорили с тобой об Уничтожении, не так ли?
- Si.
Несколько раз. Шансон махнул рукой.
- Конечно. Я со всеми говорил об этом. Только вот кто мне поверил?
Пятьдесят миллионов лет назад человеческая раса была погублена. Вил. Разве
для тебя это не имеет никакого значения?
Бриерсон откинулся на спинку кресла. Утро было испорчено.
- Хуан, проблема Уничтожения очень важна для меня. Вила выкинули из
собственного времени почти за столетие до этого. Именно тогда умерли в его
сердце Вирджиния, Анна и В. В. Бриерсон-младший, хотя из их биографий Вил
знал, что они дожили до начала двадцать третьего века. Его самого протащили
через сто тысяч лет, теперь он жил в пятидесятом мегагоду. Даже и без
Уничтожения он находился в таком далеком будущем, про которое никто в его
время и не думал. Предполагалось, что человеческая раса к этому моменту уже
прекратит свое существование.
- Многие выстехи, - продолжал Вил, - не верят во вторжение инопланетян.
Алиса Робинсон полагает, что человеческая раса вымерла ближе к концу
двадцать третьего века. Кроме того, если вторжение произошло на самом деле,
было бы множество беженцев. Однако никто из нас ни разу никого не видел -
кроме последних выстехов из 2201 и 2202 годов.
Шансон презрительно фыркнул.
- Робинсоны самые настоящие идиоты! Они подгоняют факты под свои
слюнявые теории. Я провел тысячи лет в реальном времени, пытаясь разобраться
в этой проблеме, Вил. Я исследовал каждый квадратный сантиметр Земли и Луны
при помощи всех известных человеку методик. Билл Санчес проделал аналогичную
работу с остальными планетами Солнечной системы. Я переговорил со спасенными
не шевелились все это время, и их теплые тела прижимались к моей ноге,
животу и плечу.
Буря постепенно перешла в мелкий дождь, и воздух опять прогрелся.
Забавная троица не убежала, обезьяны сидели и внимательно меня разглядывали.
Знаешь, Леля, даже я не верю в то, что в природе полно очаровательных
зверюшек, которые только и ждут момента, чтобы полюбить человека. У меня
появились кое-какие малоприятные подозрения. Тогда я поднялась и перебралась
через поваленное дерево. Обезьяны последовали за мной, затем немного
отбежали в сторону, остановились и начали что-то лопотать, делая мне
какие-то знаки. Я подошла к ним, и они снова отбежали в сторону, а потом
остановились. Уже тогда я дала им имена: Хьюи, Дьюи и Льюи. (Интересно, как
Дисней писал эти имена?) Конечно, обезьяны-рыболовы совсем не похожи на уток
- ни на настоящих, ни нарисованных. Но эту троицу объединяла какая-то общая
странность, так что имена им очень подходили, Наша игра в догонялки
продолжалась некоторое время. А потом мы подошли к груде недавно упавших
деревьев. Обезьянки повели меня вокруг.., туда, где между двумя стволами
застряла большая обезьяна. Понять, что произошло, было совсем не трудно. Под
грудой поваленных ветром деревьев протекал довольно широкий ручей; обезьяны,
вероятно, ловили в нем рыбу. Когда началась буря, они спрятались среди
стволов. Ветер наверняка сделал ручей еще более полноводным, и вода сдвинула
упавшие деревья с места.
Все три гладили и тянули в разные стороны своего друга, но как-то без
особой уверенности; его тело уже остыло. Я видела, что у него проломлена
грудь. Может, это была их мать. Или главный самец - возможно, даже дядюшка
Дональд.
Я расстроилась гораздо больше, чем следовало, Леля. Мне было известно,
что спасение пузыря Мирников серьезно нарушит экосистему планеты; по этому
поводу я уже поплакала и порассуждала. Но.., я вдруг подумала о том, сколько
обезьян-рыболовов осталось на южном побережье. Они, наверное, оказались в
погибших джунглях. А теперь еще и это. Мы сидели совсем рядом, словно утешая
друг друга. По крайней мере, я надеюсь, что так оно и было.
Поскольку путешествие по морю исключалось, мои возможности были
достаточно ограниченными. Джунгли тянутся параллельно берегу и уходят в
глубь материка, поднимаясь на две тысячи метров над уровнем моря.
Понадобится сто лет, чтобы пройти это расстояние пешком, особенно учитывая
тот факт, что на дороге мне встретится множество рек и ручейков. Оставался
только палисандровый лес - с его прохладой и паукам.
Да, обезьян-рыболовов я взяла с собой. Точнее, они отказались остаться.
Теперь я была их матерью, или главным самцом, или дядюшкой Дональдом. Эта
троица двигалась примерно с такой же ловкостью, как пингвины. Большую часть
дня они проводили в по возке. Когда я останавливалась, чтобы отдохнуть,
обезьянки сразу начинали гоняться друг за другом, стараясь и меня вовлечь в
свою игру. Потом Дьюи подходил и садился рядом со мной. Он был очень
странным типом. В буквальном смысле. Хьюи оказалась девочкой, а Льюи -
другим самцом. (Я не сразу это выяснила. Признаки пола обезьян-рыболовов
скрыты куда лучше, чем у обезьян нашего времени.) Их отношения между собой
носили чисто платонический характер, но иногда Дьюи испытывал потребность в
друге.
Мне кажется, я вижу, Леля, как ты качаешь головой и бормочешь что-то
насчет сентиментальной слабости. Но вспомни, что я не раз говорила тебе:
если мы сможем выжить и сохранить в своей душе сентиментальность, жизнь
будет куда веселее. Кроме того, я решила взять обезьян с собой в
палисандровый лес не только из альтруистических побуждений; в некотором
смысле мною двигал холодный расчет. Обезьян-рыболовов нельзя назвать чисто
морскими существами - они не только ловили рыбу в ручьях, но и с
удовольствием поедали ягоды и корни. Растения изменились не так сильно, как
животные, за пятьдесят мегалет, однако некоторые изменения все же произошли.
Дьюи и его приятели не желали трогать воду, собиравшуюся в листьях
определенных видов пальм; мне было очень плохо после того, как я попила
такой воды по дороге на побережье.
Дальше в дневнике шли рисунки, обработанные роботами Елены, которые
восстановили выцветшие от времени краски. Каждый рисунок сопровождала
короткая надпись: "Дьюи не станет касаться этой штуки в том случае, если она
зеленая..." или "похоже на трилистник, вызывает раздражение, как ядовитый
плющ".
Вил внимательно прочитал несколько первых страниц, а потом перескочил
вперед к тому месту, когда Марта вошла в палисандровый лес.
Сначала я была немного напугана. Обезьянам передался мой страх - они
сидели в повозке и, испуганно повизгивая, глазели по сторонам. Воздух был
влажным, но дышалось гораздо легче, чем в лесу на побережье. Зеленоватый
туман, который я видела раньше, не пропадал даже днем. Дурманящий запах
плесени тоже не исчезал, однако уже через несколько минут я перестала его
замечать. Зеленый свет, проникавший сквозь полог листвы, не давал тени.
Периодически сверху падали отдельные листочки или веточки. Никаких животных
мы не встретили; если не считать опушки леса, пауки предпочитали
устраиваться на листьях деревьев. В лесу росли исключительно палисандровые
деревья - никакой другой растительности. Землю покрывал толстый ковер
опавших листьев и, возможно, останков пауков. От ходьбы в воздух поднимались
чуть более густые клубы мелкой зеленой взвеси, которой и так был насыщен
воздух. Стояла почти полная тишина. Изумительно красивое место, да и идти по
палисандровому лесу было удивительно легко.
Теперь ты понимаешь, почему я нервничала, Леля? Всего в нескольких
сотнях метров вниз по склону в густых джунглях бушевала жизнь. Должно быть,
в палисандровом лесу таилось что-то очень страшное, если сюда не заходили
животные и не попадали посторонние растения. Мне, как и прежде, мерещились
армии кровожадных пауков, высасывающих все соки из несчастных путников.
Первые несколько дней я вела себя очень осторожно, стараясь держаться
поближе к северной окраине леса, чтобы слышать доносившиеся из джунглей
звуки.
Довольно быстро мне удалось заметить, что граница между джунглями и
палисандровым лесом является зоной военных действий. Чем ближе к границе,
тем больше на земле "трупов" обычных деревьев. Сперва это какие-то сгнившие
куски древесины, которые даже и за деревья-то трудно принять; ближе к
границе на глаза попадаются целые стволы, некоторые из них еще продолжают
стоять. Паутина полностью скрывает их листву. Грибы красивых пастельных
тонов толстым слоем покрывают ствол дерева.., но обезьяны никогда их не
едят.
Еще немного, и ты выходишь из-под палисандровых деревьев. Начинаются
джунгли, которые отчаянно бьются за свою жизнь. Здесь паутина самая густая,
она, словно покрывало из серебряной сети, лежит на верхушках деревьев. Битва
бурлит именно там, деревья пытаются пустить побеги поверх паутины, а пауки
снова их накрывают. Знаешь, как быстро все меняется в джунглях? Растения
тянутся к солнцу, стараясь выбраться из тени, вырастая за сутки на несколько
сантиметров. Паукам нужно очень торопиться, чтобы не отстать. Потом я часто
сидела на границе между палисандровым лесом и джунглями и наблюдала за этим
полем боя. Иногда мне казалось, что паутина буквально кипит - с такой
быстротой возникали новые шелковые нити.
Там, на границе между палисандровым лесом и джунглями, иногда
встречались животные. Паутина перекидывалась с одного дерева на другое,
черная от застрявших в ней насекомых. Для более крупных животных шелковые
нити не представляли серьезного препятствия. Змеи, ящерицы, похожие на кошек
хищники - я видела их всех в тридцатиметровой зоне, идущей вдоль границы
палисандрового леса. Однако ни нор, ни берлог мне не удалось найти ни разу.
Животные либо спасались бегством, либо гнались за кем-нибудь, либо были
очень больны. Здесь не было зверей, которые могли бы напугать мелких
животных; просто никто не хотел находиться поблизости от палисандрового
леса. Сейчас у меня есть кое-какие теории, но тогда прошла почти неделя,
прежде чем я сообразила, в чем тут дело.
Один или два раза в день мы подходили к границе джунглей. Здесь я
охотилась, и мы собирали ягоды, которые нравились обезьянам. На ночь
устраивались, отойдя на несколько сот метров в глубь палисандрового леса -
другие животные не смели заходить так далеко. До тех пор, пока мы оставались
внутри этого загадочного леса, нам удавалось довольно быстро продвигаться
вперед. Умершие палисандровые деревья быстро превращались в труху, которая
вдобавок сглаживала неровности почвы. Единственным препятствием оставались
ручьи, часто пересекавшие нам дорогу. Вода сама по себе была чистой, хотя в
тех местах, где русло расширялось и течение становилось медленнее, на
поверхности возникал знакомый зеленый налет. Рыба в ручьях водилась.
Обычно я без колебаний пью из ручьев, даже в тропиках; здесь я проявила
осторожность - у первого ручья стала ждать решения экспертов. Мои обезьянки
принюхались, сделали по паре глотков, а затем прыгнули в воду. Уже через
несколько секунд они сумели обеспечить себя обедом. С тех пор я, толкая
перед собой тележку, смело входила в лесные ручьи.
На пятый день Хьюи захандрила и отказалась вылезти из повозки поиграть.
Дьюи и Льюи ласково гладили ее, но она не обращала на них внимания. На
следующий день и самцы стали такими же вялыми и равнодушными. Они начали
хрипеть и покашливать. Именно этого я и ожидала. Пришла пора решать
серьезные вопросы, Я перешла границу джунглей и нашла подходящее место для
лагеря. Здесь было хуже, чем в палисандровом лесу, но совсем рядом
располагалось озеро. К этому времени мои спутники настолько ослабели, что
мне пришлось самой ловить рыбу, чтобы их накормить.
Я наблюдала за обезьянками целую неделю, пытаясь проанализировать
ситуацию и понять то, что раньше могла сообразить в одно мгновение. Виноват
в их болезни зеленый туман - , в этом я ни секунды не сомневалась. Зеленые
частички непрерывно падали с верхушек палисандровых деревьев. Сверху сыпался
и другой мусор: кора, листья, останки пауков. Зеленый туман - испражнения
пауков. Находясь в палисандровом лесу, ты все время вдыхаешь эту дрянь. Рано
или поздно мелкие частички даже самого безобидного свойства, проникая в
легкие, начинают влиять на твое здоровье. Я поняла, что пауки пошли дальше.
В зеленой дымке содержался какой-то яд. Микотоксины? Слово всплыло в памяти,
но, черт возьми, больше я ничего не могла вспомнить. Проблема заключалась не
просто в раздражении слизистой оболочки; очевидно, ни одно из живых существ
не научилось бороться с этим ядом. Однако действовал он не молниеносно.
Обезьяны-рыболовы продержались в лесу несколько дней. Вопрос: как быстро яд
проникнет в более крупное животное (вроде твоей подружки) ? И прекратится ли
воздействие яда, если покинуть лес?
Ответ на второй вопрос я получила через несколько дней. Вся троица
начала приходить в себя. Вскоре они уже сами ловили рыбу и гонялись друг за
другом с прежним энтузиазмом. Так что мне снова предстояло принимать
решение, только на этот раз я располагала чуть большим количеством
информации. Стоит ли двигаться дальше по палисандровому лесу, стараясь
пройти его как можно быстрее? Или мне ничего не остается, как продираться
сквозь тысячи километров непроходимых джунглей? Мои "морские свинки"
совершенно поправились, и я решила вернуться в лес, по крайней мере, до тех
пор, пока у меня не появятся соответствующие симптомы.
Это означало, что я должна оставить Дьюи, Льюи и Хьюи. Надеюсь, здесь
им будет лучше, чем там, откуда я их привела. В озере было полно рыбы,
ничуть не меньше, чем в любом другом месте. Обезьяны моментально бросались в
воду, как только возникала опасность приближения какого-то хищника. В воде
же им могло угрожать лишь большое зубастое существо, отдаленно напоминающее
крокодила, но оно перемещалось слишком медленно. Конечно, в джунглях на
морском побережье обезьянки чувствовали бы себя куда увереннее, но я
останусь здесь до тех пор, пока не выстрою для них подходящее убежище.
Я не учла того факта, что мои навыки по спортивному выживанию были
получены совсем в другую эру. На сей раз сентиментальность привела к
печальным последствиям.
Утром седьмого дня я поняла, что неподалеку умерло какое-то крупное
животное. Во влажном воздухе прекрасно распространялись ароматы жизни и
смерти, вот и сейчас до меня донесся отчетливый запах разложения. Хьюи и
Льюи не обращали на него ни малейшего внимания, гоняясь друг за другом вдоль
берега озера. Дьюи нигде не было видно. Обычно, когда остальные обезьяны
прогоняли его, он приходил ко мне; правда, иногда он куда-нибудь уходил и
мрачно сидел в одиночестве, Я уже начала беспокоиться, когда Дьюи, радостно
вереща, выскочил из кустов. В руках он держал здоровенного жука.
Большую часть страницы занимал рисунок. Странное существо отдаленно
напоминало жука-навозника, но Грин-Инк сообщил мне, что его длина составляет
более десяти сантиметров. Большую часть тела занимало огромное брюхо.
Хитиновый панцирь был черным и толстым, изборожденным множеством желобков.
Дьюи подбежал к Хьюи, отпихнув Льюи в сторону. Теперь у него было то,
что не мог предложить его соперник. Надо сказать, что на Хьюи жук произвел
впечатление. Она ткнула жука в округлую спину и в испуге отскочила назад,
когда тот пронзительно свистнул. Страшно довольные, обезьяны стали бросать
жука друг в друга, завороженные странными звуками, которые тот издавал.
Вскоре от жука пошел какой-то едкий запах.
Мне тоже стало любопытно. Когда я к ним приблизилась, Дьюи схватил жука
и протянул его мне. Вдруг он взвыл и бросил жука в мою сторону. Тот ударился
мне в правую ногу - и взорвался.
Я даже не знала, что подобная боль существует на свете, Леля. Вряд ли я
потеряла сознание, но на некоторое время мир вокруг меня перестал
существовать, осталась только боль. Наконец, я пришла в себя настолько, что
почувствовала, как по ноге течет кровь. Мелкие кости ступни были
раздроблены, осколки хитинового панциря глубоко вошли в икру и голень. Дьюи
тоже был в крови, но его рана оказалась простой царапиной по сравнению с
моей.
Я назвала их жуками-гранатами. Теперь я знаю, что они питаются падалью,
а их защита может сравниться с целым арсеналом двадцать первого века. Когда
на них кто-то нападает, метаболизм жуков претерпевает мгновенные изменения,
и начинает расти внутреннее давление. Однако они не хотят умирать, поэтому,
прежде чем взорваться, издают громкие предупреждающие звуки. Ни одно из
обитающих в этом регионе существ не связывается с жуками-гранатами.
Я плохо помню, как прошли следующие несколько дней, Леля. Мне пришлось
причинить себе еще большую боль, когда я пыталась вправить кости правой
стопы. Вытаскивать кусочки хитина было почти так же трудно. Они пахли
разложением - ведь жук как раз плотно позавтракал падалью. Один только Бог
знает, от каких инфекций спасли меня панфаги.
Обезьяны-рыболовы пытались помочь мне, приносили ягоды и рыбу. Я могла
ползать или ходить, опираясь на костыль, хотя это причиняло ужасную боль.
Другие-животные каким-то образом прознали о моей болезни. Многие мелкие
хищники стали появляться возле хижины, но обезьяны прогоняли их. Однажды
утром я проснулась от пронзительных криков моих друзей. Какой-то крупный
зверь проходил мимо, и вопль обезьяны оборвался отчаянным визгом.
С тех пор я больше никогда не видела Дьюи.
Джунгли не терпят больных. Если я не вернусь в палисандровый лес, очень
скоро мне придет конец. И если оставшиеся обезьяны будут такими же верными,
как Дьюи, их тоже ждет неизбежная гибель. Тем же вечером я сложила в повозку
ягоды и свежевыловленную рыбу. Метр за метром я потащилась в палисандровый
лес. Льюи и Хьюи проводили меня только до половины дороги. Даже со своим
смешным пингвиньим шагом они не отставали от меня. Однако они боялись леса,
а может быть, Льюи и Хьюи просто не были такими безумными, как Дьюи, поэтому
в конце концов отстали. Я до сих пор помню, как обезьяны звали меня.
За долгие годы это было самое реальное столкновение Марты со смертью.
Если бы рыбы в первом же ручье, на который она набрела, было поменьше, или
если бы в палисандровом лесу нашлись какие-нибудь, пусть даже самые мелкие,
хищники, Марта погибла бы.
Прошло несколько недель, потом месяцы. Раненая нога постепенно
заживала. Марта провела почти год у ручья на окраине палисандрового леса,
лишь на короткое время возвращаясь в джунгли - чтобы запастись свежими
фруктами и проведать обезьян. Иногда ей ужасно хотелось послушать хотя бы их
невнятное бормотание. Это место стало ее вторым большим лагерем с хижиной и
пирамидой. Марта описывала в дневнике все свои приключения и продолжала
изучать лес. Он далеко не всюду был одинаковым. Попадались участки со
старыми, умирающими палисандровыми деревьями. Здесь пауки сплетали особенно
густую паутину, так что проникающий сюда свет становился синим и красным.
Лес, описанный Мартой, напоминали Вилу катакомбы, но еще больше он походил
на собор, в котором паутина играла роль цветного стекла. Марта никак не
могла понять, зачем пауки делают такую густую паутину. Она долгие часы
проводила под одним из таких деревьев, пытаясь разгадать тайну. Что-то
сексуальное, так ей казалось. Но вот для пауков ли.., или для деревьев? На
какой-то безумный миг Вилу вдруг захотелось заглянуть в ответ и сообщить его
Марте; потом он покачал головой и вернулся к чтению.
Марта сумела определить большую часть жизненного цикла пауков. Она
видела огромные количества насекомых, пойманных в паутину на границе
палисандрового леса, а также застрявших в листве. Кроме того, Марта
заметила, что опадающие листья очень часто оказываются размельченными, и
правильно догадалась, что пауки создают гусеничные фермы, точно так, как это
делают муравьи с растительной тлей. Она проделала работу, которая была под
силу лишь настоящему натуралисту, оснащенному необходимыми оборудованием.
Но я так ни разу и не болела в лесу, Леля. Тайна. Неужели за пятьдесят
миллионов лет эволюция ушла так далеко, что я оказалась вне досягаемости
яда, выделяемого экскрементами пауков? Я не могу в это поверить, потому что
яд поражает все живые существа, способные двигаться. Скорее всего дело тут в
нашей медицинской системе - меня защищают панфаги.
Вил оторвался от рукописи. Это, конечно, еще далеко не конец.
Оставалось по меньшей мере два миллиона слов.
Он встал, подошел к окну и выключил свет. На противоположной стороне
улицы, в доме братьев, Дазгубта, еще темно. Звезды бледной пылью облепили
небо, вырисовывая кроны деревьев. Прошедший день тянулся удивительно долго.
Возможно, из-за полета в Калафию - Вил увидел два заката. Но скорее всего
из-за дневника. Вил знал, что продолжит читать его. И что потратит на него
гораздо больше времени, чем того требует само расследование.
Вилу Бриерсону сны всегда начинали сниться под утро. Когда он был
помоложе, они, как правило, поднимали ему настроение; теперь же сны сидели в
засаде и поджидали своего часа, как враги.
Прощай, прощай, прощай... Вил плакал и плакал, но рыдания выходили
беззвучными, а слез практически не было. Он держал за руку молчащую женщину,
закутанную в светло-синие тени. Ее лицо принадлежало Вирджинии и
одновременно Марте. Она печально улыбнулась - и ее улыбка не могла
опровергнуть правду, которая была известна им обоим... Прощай, прощай,
прощай. Его легкие давно опустели, но он продолжал рыдать, выдавливая из
себя остатки воздуха. Теперь Вил видел сквозь женщину оттенки синего и
голубого. А потом она исчезла, и то, что он хотел спасти, было потеряно
навсегда.
Вил проснулся от того, что ему не хватало воздуха. Он сделал такой
глубокий выдох и, взглянув на серый потолок, вспомнил рекламу из своего
детства. Расхваливались медицинские мониторы: мол, шесть часов утра - самое
опасное для здоровья время, и многие люди страдают от остановки дыхания и
сердечных приступов как раз перед тем, как проснуться, - и как этого можно
избежать, если купить автоматический монитор.
При современном уровне медицины такого случиться не могло. Во-первых,
роботы-защитники Елены и Деллы, парящие над домом, вели за ним постоянное
наблюдение, во-вторых - Вил кисло улыбнулся, - было десять утра. Он спал
почти девять часов - и все равно проснулся, чувствуя себя разбитым.
Вил поплелся в ванную и смыл странную влагу, которую обнаружил возле
глаз. Он всегда старался производить впечатление спокойствия и уверенности в
собственных силах, особенно на своих клиентов. Это было не слишком трудно:
внешне он очень походил на танк, а спокойствие являлось одной из самых
характерных черт Вила Бриерсона. За время его долгой карьеры изредка
возникали дела, которые заставляли Вила нервничать, но это естественно - кто
станет веселиться, когда над головой свистят пули. Вил не раз видел, как у
других людей случались нервные срывы. Несмотря на рекламу, которую получали
случаи, подобные Канзасскому вторжению, большая часть насильственных смертей
в его эру приходилась на скандалы в семьях, когда люди не выдерживали
напряжения на работе, или у них не складывалась личная жизнь.
Вил уныло улыбнулся своему изображению в зеркале. Он никогда не думал,
что подобная история может произойти с ним самим. Теперь каждый раз перед
тем, как проснуться, он блуждал долгими тропами ночных кошмаров. И похоже,
что дальше будет только хуже.
Вил распахнул окна, приглашая в дом утренние запахи и звуки. Будь он
проклят, если позволит ночным кошмарам парализовать себя. Днем должна зайти
Лу. Они обсудят, как ей лучше осуществить проверку оружия выстехов и кого
следует допросить следующим. Пока же у него еще оставалось полно работы.
Елена была права, предложив внимательно изучить жизнь каждого выстеха после
Уничтожения. В особенности ему хотелось узнать подробности о заброшенной
колонии Санчеса.
Он едва приступил к работе, когда заявился Хуан Шансон. Собственной
персоной.
- Вил, мой мальчик! Мне хотелось поболтать с тобой. Бриерсон впустил
гостя, раздумывая над тем, почему выстех предварительно не позвонил ему.
Шансон начал быстро расхаживать по гостиной, как всегда, излучая нервную
энергию.
- Bias Spanol, Вил?
- Si, - не подумав, ответил Вил; он довольно сносно говорил на
испано-негритянском диалекте.
- Buen, - продолжал археолог. - Понимаешь, я чертовски устал от
английского. Все время не хватает нужных слов. Могу спорить, некоторые люди
считают меня из-за этого дураком.
Вил только успевал кивать. На диалекте Шансон говорил еще быстрее, чем
по-английски. Это производило впечатление - хотя далеко не все удавалось
разобрать.
Шансон перестал мерить гостиную шагами и ткнул большим пальцем в
потолок.
- Я полагаю, наши друзья слышат каждое слово, которое произносится
здесь?
- М-м, нет. Идет постоянная фиксация функций моего тела, но без моей
команды разговор записываться не будет.
И я попросил Лу позаботиться о том, чтобы Елена не могла подслушивать
меня без моего ведома.
Шансон понимающе улыбнулся.
- Ну, они тебе еще и не то пообещают. - Он положил на стол серый
продолговатый предмет; на одном из его концов мигнул красный огонек. - Вот
теперь можно утверждать, что их обещания окажутся выполненными. Наш разговор
не будет записан.
Он жестом пригласил Бриерсона сесть.
- Мы ведь говорили с тобой об Уничтожении, не так ли?
- Si.
Несколько раз. Шансон махнул рукой.
- Конечно. Я со всеми говорил об этом. Только вот кто мне поверил?
Пятьдесят миллионов лет назад человеческая раса была погублена. Вил. Разве
для тебя это не имеет никакого значения?
Бриерсон откинулся на спинку кресла. Утро было испорчено.
- Хуан, проблема Уничтожения очень важна для меня. Вила выкинули из
собственного времени почти за столетие до этого. Именно тогда умерли в его
сердце Вирджиния, Анна и В. В. Бриерсон-младший, хотя из их биографий Вил
знал, что они дожили до начала двадцать третьего века. Его самого протащили
через сто тысяч лет, теперь он жил в пятидесятом мегагоду. Даже и без
Уничтожения он находился в таком далеком будущем, про которое никто в его
время и не думал. Предполагалось, что человеческая раса к этому моменту уже
прекратит свое существование.
- Многие выстехи, - продолжал Вил, - не верят во вторжение инопланетян.
Алиса Робинсон полагает, что человеческая раса вымерла ближе к концу
двадцать третьего века. Кроме того, если вторжение произошло на самом деле,
было бы множество беженцев. Однако никто из нас ни разу никого не видел -
кроме последних выстехов из 2201 и 2202 годов.
Шансон презрительно фыркнул.
- Робинсоны самые настоящие идиоты! Они подгоняют факты под свои
слюнявые теории. Я провел тысячи лет в реальном времени, пытаясь разобраться
в этой проблеме, Вил. Я исследовал каждый квадратный сантиметр Земли и Луны
при помощи всех известных человеку методик. Билл Санчес проделал аналогичную
работу с остальными планетами Солнечной системы. Я переговорил со спасенными