Ветер Андрей. Под сводами высокой лжи

   -- Ты прав, -- кивнул Полётов. -- Просто я бешено беспокоюсь за неё. А вдруг в последнюю минуту этот Лобато застукает её возле компьютера?
   -- И чем ты сможешь помочь ей?
   -- Ты прав, Миш, ты прав. Поехали.
   -- Позвони ей на мобильник. Если что-то не в порядке, ты сразу поймёшь...
   Юрия окатила волна злобной ярости на себя. "Как это я сам не сообразил? Зачем всякие глупости предлагаю? Расписываюсь в собственной профессиональной непригодности. Нет, нельзя из любимых людей делать агентов. Это может свести с ума..."
   Он набрал номер телефона. Моника ответила почти сразу. Ответила бодро.
   -- Ой, я совсем забыла про тебя! -- затараторила она. -- Извини, но я сейчас в гостях.
   -- У тебя всё в порядке?
   -- Всё замечательно!
   Она была возбуждена. Полётову мгновенно передалось её состояние: он не раз испытывал подобный подъём после удачно проведённой операции. "Жизнь прекрасна!" -- подумал он и с облегчением вздохнул.
   -- Я попытаюсь не долго, -- заверила девушка. -- Но ничего обещать не могу. Здесь так хорошо, так уютно. Ты позвони мне часов в десять.
   -- Ладно... Моника, я хочу увидеться с тобой сегодня... Если получится...
   Он сунул трубку в карман и улыбнулся.
   -- Успокоился? -- спросил Соколов.
   -- Да, всё tip top.
   -- Вот и чудесно... Ты со мной или высадить тебя где-нибудь?
   -- Давай на Лас Рамблас. Пройдусь чуток. Расслаблюсь.
   -- Не переборщи только, расслабляясь...
   Моника вернулась домой около одиннадцати вечера. К этому времени Юрий уже вдоволь нагулялся по бульварам и теперь ждал за столиком в пивном баре напротив её дома. Он сразу узнал синий "опель" и усатое лицо Себастьяна Лобато. Девушка выпорхнула из машины, помахала своему провожатому рукой и послала ему воздушный поцелуй.
   "До чего же она мила!" -- пронеслось в голове у Полётова.
   Как только машина скрылась за поворотом, он вышел из бара и быстрым шагом догнал Монику, когда она открывала тяжёлую парадную дверь, украшенную старинными коваными цветами.
   -- А вот и я! -- выпалил он в ухо девушке.
   -- Как я рада! Если бы я умела выразить словами мою радость!
   -- Слушай, я так ругаю себя, -- он уткнулся губами ей в шею.
   -- За что?
   -- За то, что попросил тебя... втянул в это сволочное дело...
   -- Ничего сволочного, -- она повернулась к нему и поцеловала в рот. -- И не говори больше таких слов. Ты же не для себя. И я не для себя. Мы для людей... Ведь так?
   -- Так, так, только не хочу больше тревожиться из-за этих вещей... Не могу даже думать, что ты вдруг попалась бы на этом...
   -- Всё уже позади. Всё в порядке. Ты не поверишь, но у меня такой душевный подъём сейчас! Будто нашкодила, а меня не поймали. Что-то из детства всколыхнулось.
   Они поднимались по лестнице, останавливаясь и подолгу целуясь. Глубина недавних переживаний обострила их чувства до предела. Прикосновения губ пронизывали насквозь, били током, кружили голову. Тёмная лестничная клетка плыла куда-то ввысь, переливаясь мутными мерцаниями проникавших с улицы рекламных огней.
   -- Я люблю тебя, -- шептал Юрий.
   -- Скорее в комнату! Я вся горю! Нет сил терпеть! Хочу тебя, хочу всего, хочу бесконечно!
 

* * *

 
   За прошедший месяц Полётов провёл пять встреч с Джорджем Уоллисом, заверил его в том, что "госпожа Кинжалова готова привезти на международную книжную ярмарку вместе с книгами своего издательства и материалы, которые ждёт Уоллис".
   -- Это не для меня, -- в который раз поправил американец, -- а для моего товарища, для его бизнеса.
   -- Джордж, я не знаком ним, но знаю тебя. Я согласился помочь тебе, как друг помогает другу. Что касается Кинжаловой, то я сказал, что это эти бумаги нужны мне для работы. Мне, а не тебе и не кому-то ещё. Для меня она готова на многое, -- Полётов многозначительно подмигнул.
   В действительности с Катериной разговаривал не Юрий, а офицеры контрразведки. Они в общих чертах обрисовали ситуацию и попросили о помощи.
   -- Что я должна сделать? -- Спросила она. -- Скажите, чем конкретно я могу помочь? Я ведь ничего не понимаю в таких вещах.
   -- Во-первых, Екатерина Алексеевна, не рассказывайте никому о нашей встрече. Во-вторых, давайте условимся, что мы установим в вашем кабинете аппаратуру.
   -- Аппаратуру? Микрофоны?
   -- Камеры. Для наблюдения.
   -- Зачем? Не понимаю, -- Кинжалова улыбнулась и полжала плечами. -- Не понимаю, для чего нужно наблюдать за моим кабинетом.
   -- Екатерина Алексеевна, человек, который принесёт вам документы и которого нам обязательно надо взять, должен быть под нашим "колпаком". То есть мы должны видеть, как будет происходит передача материалов. Нам лучше, чтобы встреча состоялась у вас в офисе, в вашем кабинете. Если этот человек будет настаивать на встрече в другом месте, пошлите его к чёрту.
   -- Как?
   -- Скажите, что вы и так делаете одолжение, согласившись отвезти в Барселону этот груз и что лично вам это вовсе не нужно.
   -- А если он откажется?
   -- Будем думать, как вести себя дальше.
   -- Что ж, вам виднее...
   Человек с секретными материалами не стал упрямиться и пришёл в офис "Папирусного дома", как просила Катя. Но дальше произошло непредвиденное.
   -- Здравствуйте, моя фамилия Егоров, -- он был невысокий, широкоплечий, с добродушным лицом и пышными рыжими усами. -- Я звонил вам по поводу документов для Полётова.
   -- Да, да, присаживайтесь, -- Катя указала на кресло для посетителей. -- Хотите кофе? Или чаю?
   -- Нет, спасибо, я на минутку.
   Усатый положил на стол Кинжаловой большой пакет, и в следующее мгновение в дверь решительно вошли люди в штатском и объявили, что они из ФСБ. Человек на секунду замешкался, затем бросился на хозяйку кабинета. Катя не успела ничего сделать, как он спрятался за её спиной, плотно обхватив одной рукой её поперёк торса и приставив к её горлу неизвестно откуда взявшийся короткий ножик.
   -- Не приближайтесь! Не двигайтесь! -- Пронзительно закричал он, скалясь из-под рыжих усов. -- Не вздумайте тронуться с места! Я убью её! Убью!
   Контрразведчики замешкались, но это лишь усугубило ситуацию. Мужчина принял их неподвижность за хитрость, глаза его обезумили от страха, лоб покраснел и покрылся крупными каплями пота.
   -- Не двигайтесь! -- Ещё громче закричал он и вдруг дёрнул рукой, сжимавшей нож. Лезвие мягко погрузилось Кате в шею. Кровь тут же брызнула усатому в лицо. -- Что? Что? Зачем вы? -- Его голос превратился в истошное завывание. -- Зачем вы так? Почему это?
   Контрразведчики бросились на него. Мужчина продолжал прижимать Кинжалову к себе, как маленький ребёнок прижимает к себе любимую игрушку, которую родители намерены отобрать.
   -- Артерия! -- Крикнул кто-то.
   Катя провисла, лицо её побелело. Кровь била фонтаном, заливая людей и письменный стол. В комнату вбежали ещё какие-то люди.
   -- Скорую! Живее!
   Контрразведчики скрутили усатого мужчину, который теперь перестал сопротивляться и совершенно обмяк, будто не он проткнул только что горло женщине, а ему самому нанесли смертельную рану.
   -- Не хочу, -- тихонько бормотал он, -- не хочу...
   В эту самую минуту Полётов шёл узенькими парижскими улочками, наслаждаясь тёплой солнечной погодой и не подозревая, что его школьная подруга медленно умирала на руках контрразведчиков, захлёбываясь кровью. Она была ещё молодой женщиной, крепкой, здоровой, красивой, полной страстей и желаний, её карьера сложилась успешно, финансовому положению и независимости мог позавидовать любой, но всё это теперь не имело значения. Катя Кинжалова погибала, спасти её могло только чудо.
   Когда она захрипела в последний раз, Полётов остановился и огляделся. На мгновение ему сделалось неуютно. Что-то неясное шевельнулось в душе. Что-то похожее на беззвучный зов.
   Юрий задержался на месте, прислушиваясь к голосу внутри себя.
   "Ёлки-палки, даже вспотел... Что это со мной?"
   Его рука скользнула вверх по груди и потёрла шею.
   "В одну секунду весь взмок..."
   Он провёл рукой по голове, приглаживая волосы, и вздохнул.
   "Солнце, что ли? Нет, не так уж оно печёт... Эй, старик, не пора ли тебе сердечко проверить?"
   Юрий сделал глубокий вдох и пошёл дальше.
   "Нет, всё нормально, ничто не болит. Пустяки, голова не кружится, нигде не колет, не тянет... Дело у меня пустяковое, нервы не могут беспокоить... Или всё-таки что-то не так? Неужели дурное предчувствие? Может, не надо сейчас идти по адресу? Пожалуй, поплутаю ещё немного, проверюсь. Слишком уж нехорошо на душе".
   В Париж он приехал на пару дней с единственной целью -- заглянуть в открывшееся недавно кафе "Маркиз" на улице Сен-Дени. Восемь месяцев назад с Симоном Мендосой, одним из агентов Полётова, державшим скромный бар на юге Испании в Аликанте, прервалась связь, и вот недавно пришло сообщение, что он якобы объявился в Париже и открыл кафе. Информация поступила от источника, не слишком надёжного, да и к исчезнувшему агенту было много вопросов. Связь с Мендосой обычно поддерживалась через тайники, но крайне редко Полётов всё-таки виделся с ним лично. После его внезапного исчезновения у Центра возникли опасения, что испанская контрразведка могла взять его под колпак, а то и вообще арестовать.
   -- Для начала просто погляди, тот ли это человек, -- сказал Павел Костяков, прилетевший в Барселону специально для разговора с Юрием.
   -- Слушай, Паша, зачем он нам дался, этот Мендоса? Пропал и пропал... Я за последний год с тремя владельцами баров сошёлся. Будут вместо Симона, -- пошутил Полётов.
   -- Дело в том, что этот Мендоса -- нелегал. Он не испанец, он наш.
   Полётов присвистнул от удивления.
   -- Он уже более восьми лет за кордоном, -- продолжил Костяков. -- В парижской резидентуре его не знают. Ты знаком с ним лично, поэтому именно тебе придётся проверить, Симон ли это. Возможно, пора организовать ему коридор для выезда на родину... Как видишь, дело серьёзное... Так что отправляйся в Париж, прошвырнись там, пощёлкай фотоаппаратом. Потрись в этом "Маркизе", постарайся увидеть Мендосу.
   -- Каковы мои действия, если это и впрямь он?
   -- Специально в контакт не вступай, не навязывайся. Но себя можешь показать. Пусть поймёт, что ты увидел его. Если вдруг получится почесать языками ни о чём, то совсем хорошо...
   Дело было пустяковым, абсолютно безопасным, но Юрия беспокоила проснувшаяся в душе неуютность. Он привык доверять своим чувствам, даже если не мог объяснить их природу.
   После трёх часов хождения по Парижу, он твёрдо решил, что для тревог нет никаких причин.
   "Никакой наружки нет. Да если бы и была, мне нет причин опасаться. Я просто гуляю. Ни встреч, ни тайников, ничего рискованного... Пора двигать по адресу. Посижу там, выпью винца..."
   И вот Юрий остановился перед зелёной дверью, над которой висела небольшая вывеска "Маркиз". Неподалёку топтались пять уличных проституток, одетых вызывающе ярко и пошло. Полётов толкнул дверь. Тонко звякнул колокольчик, оповестивший хозяев о появлении клиента.
   Юрий прошёл вглубь пустого помещения и сел в уголке. Из кухни вышла молоденькая женщина.
   -- Месье? -- Она шустро залопотала по-французски, предлагая чай, кофе и несколько вариантов обедов.
   -- Мне бы слегка перекусить, чего-нибудь простенького, -- он аккуратно подбирал французские слова. -- Славное у вас местечко.
   -- Да, у нас мило. Только улица не для всякого клиента хороша.
   -- Почему не для всякого?
   -- Здесь много проституток, сутенёров и всякого прочего сброда. А это не то окружение, где всегда находиться приятно. Но приходится работать там, где отыщется место. Впрочем, туристам всюду хорошо в Париже. Вы турист?
   -- Журналист, -- уточнил он. -- Приехал из Испании.
   -- О! Мой хозяин тоже из Испании! -- Обрадовалась она, будто нашла общего знакомого. -- Вы сможете поболтать с ним по-испански, если заглянете сюда попозже. Сейчас его нет.
   -- Если выдастся минутка, то зайду. Я тут неподалёку остановился.
   Он расплатился и вышел из кафе.
   "Что ж, сударь, воспользуемся выдавшейся возможностью и осмотрим что-нибудь ещё из достопримечательностей".
   Он ровным шагом пошёл вверх по улице и через некоторое время вышел лестнице, поднимавшейся к собору Сакре-Кёр. Солнце светило ярко, и белые стены храма ослепительно сияли на фоне синего небосвода. Юрий немного постоял, насыщаясь красками открывшегося ему вида, затем неторопливо поднялся по ступеням вверх. Рядом прогудел фуникулёр, поднимавший к собору ленивых туристов.
   "Вот и знаменитый Монмартр!"
   На узких улицах ютились в огромном множестве художники, очень похожие на художников Москвы, Барселоны и, наверное, всех других уголков мира.
   "А ведь когда-то они были особенными. Именно благодаря этим живописцам, в карманах которых никогда не было ни сантима, Монмартр заработал себе мировую известность. Нет, сейчас здесь только улицы, лихо убегающие вниз, хороши, но не люди. Люди обычны, даже невзрачны..."
   Неожиданно солнце скрылось, подул ветер и заморосил мелкий дождь. Юрий продолжал свою прогулку, не обращая внимания на изменившуюся погоду. Спешить ему было некуда. Однако вскоре капли застучали по брусчатке сильнее, и он решил переждать где-нибудь. Впереди он увидел небольшую церквушку из серого камня, приютившуюся между трёхэтажными жилыми домами. Полётов прошмыгнул в дверь и окунулся в умиротворяющую тишину.
   Внутри никого не было. Он долго сидел на деревянной скамейке, разглядывая многоцветные витражи, гадая, настоящее ли это цветное стекло, или же просто раскрашенное лаком. Наконец дождь стих, окна просветлели, и Юрий поднялся, чтобы уйти. У самых дверей он вдруг увидел каменное изваяние ангела возле -- то была девушка с кувшином, одетая в монашескую ризу и сложившая за спиной огромные крылья.
   -- Боже мой, какое чудо! -- прошептал Полётов, заворожённо глядя на девушку-ангела. -- Это же само совершенство.
   Он подошёл ближе и прикоснулся рукой к ногам статуи. Так он стоял довольно долго, глядя снизу вверх на лицо девушки. Он вдруг почувствовал неодолимое желание поцеловать её. Черты каменного образа были столь удивительно мягки, нежны и величественны одновременно, что пробудили с его сердце тот безмолвный и невыразимый восторг, от которого обычно слабеют ноги. Это восторг сродни физическому желанию соединиться с женщиной, разве что в данном случае хотелось не проникнуть в статую плотью, а слиться с её формами, прикоснуться руками или губами к её холодной щеке и раствориться в ней.
   -- Должно быть, это и есть то, что творит истинный гений художника, истинный Творец, -- покоряет зрителя, покоряет его душу и тело, пробуждая желание ощутить всем существом единение с линиями произведения Творца, -- прошептал Юрий.
   Всматриваясь в лицо девушки, он чувствовал, как в нём росло нежелание уходить их церкви. В сердце затрепетало нечто, похожее на страх разлуки.
   "Неужели красота бывает настолько притягательной, настолько порабощающей?"
   Он заставил себя отвести глаза и шагнул уже было в дверь, как что-то снова заставило его вернуться взором к каменному изваянию. И только теперь он понял, что в лице, приковавшем его внимание, было огромное сходство с Татьяной. Только сходство это было не в самих чертах, не в выражении, а в чём-то затаившемся глубоко внутри ангела.
   Юрий почувствовал лёгкое головокружение.
   "Чёрт возьми, я схожу с ума... Что со мной?"
   В это мгновение ему почудилось, что губы девушки-ангела едва уловимо шевельнулись, сделав улыбку более тёплой и чувственной.
   -- Таня... -- его голос, громко прозвучавший в гулкой тишине церкви, заставил Полётова вздрогнуть.
   Он решительно взялся за бронзовую ручку двери и вышел на улицу. Вокруг его головы всё ещё витало присутствие какого-то колдовства...
   Вечером Полётов снова появился в кафе. За стойкой стоял Симон Мендоса. Юрий сразу узнал его.
   "Вот и прекрасно".
   Мендоса посмотрел на вошедшего, на его лице не отразилось ничего, будто он никогда не видел Юрия. Полётов остановился возле стойки и попросил по-французски вина.
   -- Ах, вот и вы, -- появилась из-за спины Мендосы знакомая Юрию девушка и обратилась к хозяину: -- Месье, этот господин -- журналист из Испании.
   -- Неужели? -- Спросил Мендоса по-испански, улыбнувшись. -- Я уже более полугода как приехал оттуда. Обстоятельства вынудили. Не всегда дела идут так, как того хочется...
   Меж ними завязалась непринуждённая беседа. Со стороны никто не заподозрил бы в них знакомых. Это был пустой трёп двух людей, которым просто приятно, находясь в чужой стране, потолковать на своём языке. Но Юрий, глядя в глаза Симону, испытывал чувство, ни с чем не сравнимое.
   "Что же стряслось такого, что ты был вынужден в срочном порядке улизнуть из Испании? Какого масштаба опасность? Впрочем, что за глупость я думаю? Смертельная опасность. Вот единственный ответ. Но теперь уж всё решится благополучно. Теперь ребята выйдут с тобой на связь, и всё будет в порядке".
   -- Что ж, приятно было пообщаться на родном языке, -- сказал, прощаясь, Мендоса.
   -- Буду рекомендовать ваше кафе, присылать моих знакомых, -- улыбнулся в ответ Юрий. -- Рад был встрече...
   Отчитываться Юрий поехал в Мадрид.
   Резидент выслушал доклад Полётова с удовлетворением, но после сказал:
   -- Юрий Николаевич, это хорошие новости. Можно сказать, просто прекрасные... Но со своей стороны я не могу порадовать вас ничем.
   Полётов почувствовал, что кончики пальцев у него похолодели.
   -- Не знаю, что и ждать после этих слов, -- проговорил он, натянуто улыбнувшись.
   -- Во-первых, мы закрываем два "почтовых ящика". Один из них -- та самая фотолаборатория, которую вы нашли в начале вашей командировки. Второй -- ресторан "Маргарита".
   -- Что случилось?
   -- В "Маргарите" сменился владелец. А с фотолабораторией Суареса я решил прекратить все контакты, потому что в последний раз один из связников забрал оттуда пакет, который, похоже, был вскрыт. Уверенности у меня нет, но всё-таки...
   -- Я понял, -- кивнул Полётов.
   -- И ещё одна новость. Совсем чёрная...
   Юрий почувствовал, как у него похолодело в груди. "Что стряслось? О чём он?"
   -- Это по поводу "Папирусного дома". -- Старик нахмурился. -- Знаете, я человек прямой и не вижу смысла ходить вокруг да около. Во время проведения операции по задержанию американского агента погибла ваша знакомая Екатерина Кинжалова.
   -- Как это погибла? -- Юрий оторопел.
   -- Нелепая случайность. Я знаю только, что её ударили ножом. Была перебита артерия. Более точной информацией не владею. Поскольку мне известно, что вы знакомы с Кинжаловой чуть ли не со школьных времён, то приношу вам соболезнования... Мы все знаем, как иногда происходит в нашем деле. Тут уж ничего не поделать...
   В голове у Юрия зашумело. Вихрем промчались слившиеся в расплывчатую массу картинки прошлых лет, лицо Кати в доли секунды превратилось из детского в девичье, затем -- в женское, появилось её нагое тело, затем строгая фигура в деловом костюме...
   "Надо же! Катюхи больше нет! А ведь ничто не предвещало... И не болезнь какая-нибудь, а моя работа... Моя работа..."
   -- Теперь вы с Соколовым можете браться за Уоллиса, -- голос Старика вернул Полётова в действительность. -- Вытаскивайте его на встречу и лупите из всех орудий. У Соколова имеются все необходимые материалы...
 

* * *

 
   Утренний воздух был свеж. Над Барселоной низко плыли синеватые тучи.
   -- Пасмурно сегодня, похоже, дождик случится, -- Соколов бодро вошёл в квартиру Полётова. Он был одет в лёгкий летний костюм серого цвета, на белой рубахе выразительно выделялся тёмно-синий галстук, украшенный на конце изображением розы, тонко вышитой серебристой нитью.
   -- Дождик? Пусть себе накрапывает, -- Юрий проверил содержимое своих карманов. На нём были джинсы и просторная клетчатая рубаха. -- Кофе будешь?
   -- Не хочу. Ты готов?
   -- Вполне, -- Полётов остановился перед Михаилом. -- Ну? Нервничаешь?
   Соколов отрицательно покачал головой:
   -- Странное дело, но я абсолютно спокоен. А чего, собственно, в данном случае дёргаться? Разговор он и есть разговор. За результат я почти уверен... -- И всё же его лицо казалось напряжённым. Пальцы руки слегка постукивали по ручке "дипломата". -- Ты с Уоллисом как договорился?
   -- Он будет ждать меня в номере своей гостиницы.
   -- Тогда едем, -- Михаил взглянул на часы и машинально поправил галстук.
   -- Миша, если не секрет, скажи, почему ты на серьёзные встречи надеваешь этот галстук? Талисман?
   Соколов был лет на пять старше Полётова, но они могли вполне сойти за ровесников. Михаил всегда был свеж, подтянут, по-мальчишески улыбчив. Только очень внимательный наблюдатель мог обратить внимание на затаившуюся в его глазах твёрдость. В общении этот человек проявлял необыкновенное радушие, высочайшую эрудицию, всегда умел направить разговор в нужное русло. Но в отличие от Полётова, Михаилу редко удавалось по-настоящему располагать к себе людей и делать из них друзей. Та самая холодность, которая иногда проскальзывала в его взоре и которую он ловко скрывал, всё-таки брала верх в его существе и заставляла людей держаться на некотором расстоянии от Соколова. Однако это не мешало ему быть хорошим разведчиком и добиваться блестящих результатов. В Испании он работал уже четвёртый год, а до этого на протяжение трёх лет жил в Марокко.
   -- Галстук? -- хмыкнул Соколов. -- Это давняя история... В Марокко у меня был человек, которого мне передал на связь мой предшественник. Богатый человек, работал на нас не ради денег. Звали его Аль Рашид. Ему было лет пятьдесят в то время. Рядом с ним я чувствовал себя просто молокососом. Но он сразу сказал мне: "Михаил, спрашивай меня обо всём прямо. Не стесняйся задавать вопросы. Ты приехал в мою страну, не зная почти ничего, но ты должен узнать как можно больше. Тебе с людьми общаться приходится, ты не должен лицом в грязь ударить". Он относился ко мне по-отечески, хотя был мои агентом... Да, странные у нас сложились отношения. Почему-то он проникся ко мне уважением, хотя я не могу объяснить этого. Он был настоящей личностью. Мне до него расти и расти... И вот однажды он принёс на очередную встречу небольшой пакетик. "Это тебе подарок". Я лишь краем глаза заглянул в пакет, увидел там пару галстуков, поблагодарил и дальше мы приступили к обсуждению наших деловых вопросов. А вечером я пришёл к шефу для доклада и показал ему эти галстуки. Они были не новые, кто-то их уже носил, и я не мог взять в толк, почему Аль Рашид, богатейший человек, дал мне ношеные галстуки. Уж явно не из скупердяйства. Шеф посмотрел на них и засмеялся. "Эх, Миша, зелен ты ещё, до неприличия зелен! Это так называемые клубные галстуки. Не знаю, чем ты вдруг приглянулся Рашиду, но такой подарок -- величайшая честь. Они служат пропуском в любое место, которым владеет Аль Рашид, будь то отель, ресторан и всякое такое". Если я появлялся в этом галстуке, я получал бесплатный номер в гостинице, бесплатную еду в ресторане, бесплатную женщину. И всё -- высшего качества. Ко мне относились так, будто я сам был Аль Рашид. Никогда не думал, что такое случается в жизни...
   -- Часто приходилось пользоваться этим пропуском? -- полюбопытствовал Полётов.
   -- Раза три мы для дела брали эти галстуки. Как-то раз попали в неприятнейшую ситуацию на дороге, помню, уже полиция подгребла, оружие наготове. Ни дипломатический паспорт, ни номера на автомашине не помогали. А у нас целый чемодан с секретными документами из военного ведомства... И вот тут один из полицейских увидел на мне этот галстук.
   -- И что?
   -- Долго извинялись, расшаркивались... Да-с, неприятная была ситуация. Я уж думал, что просто застрелят... А повернулось так, что почётный эскорт дали, до отеля проводили. Хвала Аллаху... Пару раз, признаюсь, в личных целях воспользовался этими галстуками.
   Они спустились вниз и сели в машину.
   -- А теперь надеваю его в качестве талисмана...
   -- Стало быть, не до конца ты уверен в сегодняшнем разговоре, -- заметил Юрий. -- Иначе зачем тебе талисман?
   Соколов пожал плечами:
   -- Мне кажется, что результат мне известен. Просто с годами я стал суеверным. Понимаю, что галстук в данном случае ничего не решает, но всё-таки...
   Через пятнадцать минут их автомобиль припарковался возле стеклянных дверей отеля. Юрий прошёл через просторный холл и поднялся на лифте на четвёртый этаж. Под ногами стелился убаюкивающий зелёный ковёр с мягким ворсом.
   -- Джордж? -- Полётов постучал в дверь.
   -- Иду, -- ворчливо раздалось из глубины номера.
   Уоллис проснулся, но красные глаза свидетельствовали, что американец спал плохо и мало. Запах перегара красноречиво рассказывал о причине бессонной ночи.
   -- Ты плохо выглядишь, Джордж.
   -- Перебрал вчера. Познакомился в баре с молодой леди, пригласил её сюда, затем она позвала подругу... Ну, ты понимаешь... Вся ночь кувырком. А я уже давно не мальчик.
   -- Джордж, дружище, мы с тобой договорились о встрече. У нас важный разговор. А ты в таком состоянии.
   -- Всё в порядке, Юрий, -- американец прошёл к столу и плеснул в стакан немного виски из початой бутылки. -- Мне надо лишь чуточку взбодриться. Один глоток.
   В номере витал аромат женских духов. Сквозь открытую дверь спальни Юрий углядел разбросанную кровать и две пустые бутылки на полу. Уоллис жадно выпил и звонко крякнул. На помятом лице этого сорокалетнего мужчины появилось выражение отвращения.
   -- Иногда мне хочется послать всё к чёрту! -- Выдохнул он.
   -- Ты о чём?
   -- Обо всём. Работа надоела... И жизнь надоела... Вся эта безмозглая суета... Присаживайся.
   -- Нет. Давай я прокачу тебя.
   -- Далеко? -- Уоллис утомлённо опустился на стул. -- Я думал, мы побеседуем здесь.