Ветер Андрей. Под сводами высокой лжи

   -- Юра, это ты? Здравствуй! Я тебя не сразу узнала в этой шапке.
   Перед ним стояла, блестя чёрными глазами, Таня Зарубина. Вся в густых мехах, на шее жемчужины в три нити, волосы на непокрытой голове рассыпаны золотом.
   -- Надо же! -- удивился Юрий нежданной встрече, потянулся к девушке и рассеянно, будто не осознавая своих действий, поцеловал ей обе руки. -- Ты зря в такой мороз с непокрытой головой. Да и шею прикрыть надо... Как у тебя дела? Танечка, милая, ты учишься?
   -- На психолога. Скоро заканчиваю... А я замуж вышла... два месяца назад, -- объявила она и почему-то смутилась. -- Мы только что из путешествия вернулись. Из Австралии.
   -- Поздравляю, -- ответил он неуверенно. -- Как-то это странно звучит. Ты замужем. Ты -- чья-то... И кто же он? Впрочем, что мне за дело?
   -- Разве тебе не интересно узнать? -- кокетливо спросила она.
   -- Интересно? Почему меня должен интересовать чужой муж? -- и тут на него нахлынула тяжёлая волна необъяснимой ревности. -- Ну так кто же он, этот счастливчик?
   -- Значит, всё-таки счастливчик? Признаёшься? -- приблизила Таня своё лицо к Юрию и легонько ткнула ему в грудь указательным пальцем. -- Завидуешь? Между прочим, ты с ним знаком.
   -- Я твоих друзей не знаю.
   -- Ты помнишь тот вечер у Петруши? Ну, когда к тебе пристал парень из-за меня?
   Юра ждал продолжения, ощущая нарастающее с каждой секундой беспокойство.
   -- Ещё бы не помнить! Не может быть, чтобы этот долговязый в зелёном пиджаке. Его, кажется Олегом зовут?
   -- Почему ты злишься? -- обиделась она, и он понял по её интонации, что личность мужа установлена правильно. -- Да, я вышла замуж за Олега Морозова.
   -- Я не злюсь. Мне-то что? Твой Олег-то хоть пиджак свой отмыл от крови в тот вечер? -- Юра злобно оскалился. -- А то у него нос-то протёк основательно.
   -- Я и не обижаюсь. Пусть у него нос был разбит. Я ведь хотела, чтобы кто-нибудь ему по физиономии съездил. На самом деле хотела. Слишком уж он заносчивый был, высокомерный, очень много о себе воображал. Ему следовало навалять, согласись. Но я не знала, как это устроить. А тут, понимаешь, такая удобная ситуация. Только ты не подумай, что я тебя использовала, нет. То есть я, конечно, воспользовалась твоими услугами, это верно, чего уж тут отрицать. Но ведь ты не по моей просьбе отлупил его, ведь так? Ты его за наглость, да?
   -- Ну, знаешь, я всякое видывал, но это... -- Юрий растерянно повёл руками. -- Всё-таки твой будущий муж. Ведь вы уже решили всё тогда? Конечно! Как же иначе! Ну ты, Танечка, выдала номер!
   -- Юр, ты не подумай, что он на самом деле плохой, нет, вовсе нет. Он ведь милый очень в действительности, умный, способный. Он в этом году институт закончил, попал работать в МИД.
   -- Папочка пристроил? -- Юрий вдруг угас и вяло махнул рукой. -- Да мне-то что? МИД, свадьба... Ты два месяца назад счастье обрела, а я потерял единственного близкого мне человека. Папа умер. У меня больше никого нет.
   -- Ой! Прости... Как же так? Неужели Николай Петрович...
   -- Перед самым Новым Годом. Славный праздничек получился... Да что там... Этого не понять. Я и сам ничего не понимаю, всегда считал себя стойким, крепким, всезнающим, а оказался слабаком сопливым. Ничего-то мои кулаки не стоят в действительности. Что мне от них пользы?.. Подумаешь, разбитый нос твоего Олега, -- Юрий замолчал, его глаза затуманились. -- Знаешь, мы ведь с тобой на самом деле люди-то чужие, в детстве резвились на даче вместе да в компании разок гуляли... Я не могу признаться никому из друзей, а тебе скажу. Тебе -- постороннему человеку. Грош мне цена! Не удержусь теперь я, когда батя ушёл. Плохо мне. Тошно. Ничего не могу поделать. Сдохнуть хочется. Оглядываюсь и ничего не понимаю вокруг. Как же так? Что это за жизнь такая? Ради чего? Был бы пистолет...
   -- Что ты говоришь такое? Я не верю тебе, -- взволнованно заговорила она, положив руку ему на губы. -- Нельзя так думать.
   -- Разве?
   -- Ты же сильный. Надо держаться.
   -- Это пустые слова. Ты сможешь ли удержаться, когда под тобой всё рухнет разом? Все этажи, сколько бы их ни было внизу! Откуда тебе знать? У тебя всё хорошо, муж вон появился, высокий, блондинистый, в МИДе пристроился... У меня тоже всё было так, надёжно. Но теперь... Во что верить, когда само качество и смысл жизни меняются, а то и вовсе исчезают?
   -- Это не так, Юрочка, жизнь остаётся жизнью, -- Таня прильнула к нему в порыве сочувствия.
   -- Вот, вот, Танюша. Жизнь остаётся жизнью. Таким же бессмысленным существованием, каким была прежде. Я согласен, что ничто не изменилось. Просто на одного-двух или на сотню человек вдруг сделалось меньше. И нигде не остались звучать их живые слова, нигде не сияют их живые улыбки. Только красивые безжизненные фотографии.
   -- Нет, нет и нет! Всё займёт свои места, жизнь возьмёт своё.
   -- Возьмёт? Да, да, возьмёт и уложит в ящик... О чём ты говоришь, Танечка?
   -- У тебя появится женщина, милая, хорошая, страстная, и она вселит в тебя уверенность. Я точно это знаю! -- воскликнула Таня с жаром.
   -- Женщина? Какая женщина?.. Да ведь и ты женщина, Таня! Помоги мне! Хочешь помочь мне? Я гибну. Никаких сил не осталось. Даже не предполагал, что могу так раскиснуть. Плакать хочу.
   -- Что я могу сделать для тебя, Юрочка? -- она с готовностью положила свои ладони ему на руку.
   -- Ты права, мне нужна женщина. И ты повстречалась мне сегодня не случайно, я это сейчас ясно понял. В тебе таится живительная сила какая-то. Не отказывай мне, пожалуйста.
   Она отняла руки.
   -- Да ты что? Ты шутишь? Как я могу? Я ведь едва из загса вышла. Да и вообще... Странно это, Юрик...
   -- Ты же улыбалась мне, когда подошла. Ты только что говорила о вере в жизнь, чёрт возьми. Ты только что сама говорила о женщине. Ты... Как же ты можешь отказать мне?
   Он цепко схватил её за локоть и потащил за собой. Таня упиралась, но всё же двигалась за ним мелкими шажками. Понизив голос до возмущённого шёпота, чтобы не привлекать постороннего внимания, она продолжала отказываться во всевозможных выражениях, но передвигала ноги следом за Юрием, скользя то и дело каблуками по гранитному полу метро. И вдруг она крикнула громко:
   -- Хватит! Ладно, -- и тут же едва слышно продолжила, -- ладно, я пойду с тобой. Но ты должен понять, что это из... Не подумай, что я... Я ведь вообще до Олега, то есть до свадьбы, то есть... Одним словом... Я тебе просто товарищ, друг, хоть и женщина... Ты понимаешь меня?
   А через пятнадцать минут она уже лежала на спине поперёк широкой кровати посреди мрачной комнаты, придавленная его голыми животом и бёдрами и вбиваемая сильными движениями в мятую перину. Горячие капли пота падали ей на щёки с его склонённого лица. Между расставленных ног безумствовал скользкий бес, выворачивая её наизнанку.
   -- Что я делаю? Что я делаю? -- повторяла она. -- Как я могу? Как я могу?
   Первая атака прошла быстро, и Юра, не теряя бдительности, несмотря на своё разбитое состояние, вырвался из женских недр за пару секунд до того, как из него хлынула белая лава. Он опустил голову и впился зубами Тане в шею, не больно, но сильно. Наверное, так кусают влюблённые вампиры, промелькнуло у неё в голове. Она шевельнулась под ним и почувствовала, как по её животу перекатился его тяжёлый орган, не потерявший своей упругости.
   -- Ты как? -- проговорила она, не зная, что ещё спросить.
   -- А ты? -- отозвался Юра и рукой подвёл себя к краю её бездны.
   -- Сколько времени? -- спросила она, сама не понимая смысла заданного вопроса; ей просто хотелось спросить, спросить о чём угодно.
   -- Времени? Уже тысячи лет позади...
   Он провёл тыльной стороной ладони у неё между ног, и опять вошёл в неё.
   Повинуясь властным движениям его рук, она перевернулась на живот и увидела перед собой большое зеркало в массивной деревянной раме. В пыльном старинном стекле мутно отражалось измученное наслаждением лицо, её блестящие чёрные глаза, раскрывшийся рот. Обрушившийся на пол ночной светильник испуганно подмигивал единственной неразбившейся из трёх ламп и бесцеремонно выхватывал из темноты голые плечи, вытянутые руки, полушария девичьих грудей. При каждой вспышке Таня видела за своей золотистой головой запрокинутое лицо Юрия, мокрое от слёз.
   -- Не плачь, всё образуется, -- пыталась шептать она, но пробудившаяся в ней страсть душила все её слова беспрерывными вздохами.
   Перед Юрием выгибалась нежная спина, из-под сияющей копны растрепавшихся волос струился желобок с мраморной резьбой позвонков, обрываясь возле двух мягких ямочек перед упругими сферами ягодиц. Крепкие мышцы длинных ног растянулись в стороны, дозволяя мужским пальцам ласково буравить топкую плоть, скрытую густой тенью.
   Таня видела в пыльном зазеркалье, как в её чёрных глазах пульсировало время, то растягиваясь в вечность, то сжимаясь тугой пружиной до неуловимого мгновения. Тёмное пространство комнаты билось над головой крыльями пойманной дикой птицы, вырывалось, то поднимая руки и ноги любовников к потолку, то швыряя бесформенным комом глины на самое дно гигантской кровати. Комната шумно колыхалась, раздвигала резиновые стены до невидимого горизонта и сжималась обратно, оглушительно и кроваво стучась в самый висок. Таня слышала, как дышало у неё внутри чужое тело, длинное и объёмное, полное обезумевшей жизни, налитое жидким чугуном, облепленное прожилками, жаждущее любви и молящее о ней.
   Юра рванулся назад и оставил после себя гудящую пустоту.
   -- Теперь уж хватит, -- выпалила она сдавленным голосом. -- Я должна уйти. Я больше не могу. Мне больше нельзя.
   В дверях, когда она уже оделась, он вдруг с новой энергией заглотил ртом её губы, свалил с ног и овладел ею прямо в одежде, разметав по паркету густой мех шубы.
   Затем, когда всё закончилось, он сказал:
   -- Спасибо тебе. Иди.
   -- Ты забрызгал подкладку шубы, -- ответила она. -- Что я теперь скажу?
   -- Прости, -- оборвал он её мягким поцелуем, -- прости.
   В тот вечер Олег устроил ей сцену ревности, обнаружив перед сном на её теле следы поцелуев. Он метался по комнате, несколько раз шмякнулся головой о стену, покрытую персидским ковром, пинал ногами заваленное цветными подушками кресло.
   -- Я верил тебе! Я боготворил тебя! А ты оказалась просто сучкой! До омерзения красивой сучкой! Какой же я болван! -- Он несколько раз подходил к ней, замахиваясь кулаком, но не мог ударить её, чувствуя, что вся его огромная сила улетучивалась, когда он встречался с открытым взглядом жены. -- Как же я мог поверить тебе? Я ждал столько времени, я терпел, не трогал тебя до свадьбы... А ты теперь... Оказывается, тебя нужно было лишь откупорить, как бутылку, чтобы ты сразу пошла по рукам. Какой же я идиот! И какая же ты мразь, Танька!
   -- Перестань кричать, -- понуро отозвалась она. -- Я не могу объяснить тебе ничего. Если сможешь перетерпеть, то перетерпи.
   -- Но как ты могла? -- он уже в который раз повторял один и тот же вопрос.
   -- Я не могла. Это была не я, Олежек. Но ты не поймёшь. Я сама не понимаю.
   -- Ты его любишь? Кто он такой? Ради какой такой твари ты раздвинула ноги? Боже! Я не могу поверить! Какой-то вонючий самец был внутри тебя. Какой-то... Кто он? Откуда он взялся? Отвечай мне, дрянь, как это могло произойти? Я должен знать!
   -- Не сейчас, Олег, не сейчас. Поверь, мне очень плохо...
   И в ту же секунду она вдруг усомнилась в своих словах: было ли ей плохо в действительности? Пожалуй, нет. Плохо было только из-за крика, поднятого Олегом. Плохо было из-за Олега. Всё остальное заставляло её чувствовать себя на удивление хорошо. Она торопливо перелистала в памяти всё случившееся и поняла, что ей захотелось пойти к Юрию. Пойти прямо сейчас, махнув рукой на свою молодую семью -- пусть всё разрушится, как песочный замок под накатившей морской волной.
   Олег продолжал шуметь, когда она поднялась с кровати и начала одеваться.
   -- Ты куда? Проветриться захотелось? Пойди, пойди проветрись. А когда возвратишься, ты расскажешь мне всё в подробностях. Я хочу знать обо всём: как это было, сколько это продолжалось, что ты думала в тот момент... Я должен знать всё, иначе я свихнусь. Ты понимаешь меня? -- Олег выглянул в коридор, держась обеими руками за всклокоченную белобрысую голову, но Татьяна уже ушла.
   Дверь в квартиру Юрия оказалась не заперта. Таня прошла внутрь и остановилась. Юра сидел за письменным столом и шевелил пальцами рук, словно нащупывая что-то в воздухе. Его голова была наклонена, глаза прикрыты. Перед ним бледно светился экран монитора.
   Поначалу Таня испугалась, решив, что он тронулся умом, затем услышала его шёпот:
   -- Как же это... Лепестковые... Как лепесток... Снегопад лепестковый...
   Таня осторожно опустилась на стул, следя за каждым движением Юрия. Временами его губы переставали шептать, но продолжали беззвучно проговаривать слова, будто пробуя их на вкус. Затем он вдруг хватал авторучку и начинал безостановочно писать что-то на бумаге, то и дело перечёркивая написанное. И после этого вновь застывал, вглядываясь в только ему видимую картину в пространстве перед ним. Ещё через несколько минут он вдруг отталкивал листки бумаги, придвигал к себе клавиатуру компьютера и начинал в полном молчании безостановочно стучать пальцами.
   Таня улыбнулась и пробормотала его имя, но Юра не услышал её. Он был где-то в другом измерении. Перед ним разворачивалось действие, суть которого он ещё сам не понимал. Он видел лишь какую-то часть огромного полотна. Он отслеживал это действие, проникал в него, подбирая слова, как ключ к хитрому замку.
   Никогда Юра не мог объяснить, что за таинственную негу испытывал он через рождение чьих-то поступков с помощью написанных им слов и что за магию чувствовал он от понимания того, что изложенное на листе бумаги событие состояло просто из букв -- из букв, которые могли бы сложиться совсем по-другому и сотворить иную историю.
   Висевшая в комнате тишина проникла в Татьяну, и девушка задрожала, будто к ней прикоснулась рука невидимого существа
   -- Юра, -- опять позвала Таня.
   Он встревожено оглянулся.
   -- Это ты? Как так?
   -- А вот так.
   Он быстро шагнул к нежданной гостье и дотронулся до неё.
   -- Это ты, -- утвердительно сказал он.
   -- А ты сомневался? -- улыбнулась она.
   -- Не знаю. Я думал, что это, может, не на самом деле... -- Он поводил пальцами перед своим лицом, нарисовав в воздухе паутину линий. -- Я не всегда умею отличить, когда пишу, что есть что.
   -- Я не знала, что ты стал писателем.
   -- Я?
   Он опустился перед ней на колени и глубоко вздохнул.
   -- Но как ты здесь? -- спросил он.
   -- У тебя дверь не на замке.
   -- Разве? Но ты-то почему тут?
   -- Не знаю. Мне показалось, что мне хорошо у тебя.
   -- Правда?
   -- И ещё я подумала, что я тебя люблю...
 

* * *

 
   Они медленно шли вдоль улицы.
   -- Юрка, --заговорила вдруг Таня и остановилась. -- А ведь у нас с тобой круглая дата сегодня.
   -- Какая дата?
   -- Я уже полгода у тебя живу!
   -- Не может быть! Неужели? -- Юра словно растерялся. -- Неужели так быстро время промчалось? А мне даже не показалось...
   -- Да, всё как будто вчера произошло, -- согласилась девушка.
   -- Вчера... Оно и было вчера... Руку протяни -- коснёшься. Ты знаешь, я всё острее чувствую время, вернее его отсутствие. Я заметил, что прошлое перестаёт для меня существовать. Его будто нет вовсе. Есть только настоящее, даже не настоящее, а постоянное. Что до прошлого, то оно каким-то образом существует в этом настоящем. Оно не где-то далеко, а тут, около меня. Ты понимаешь, о чём я говорю?
   -- Мне кажется, понимаю, -- улыбнулась Таня. -- Только я думаю, что я понимаю это как-то по-своему. Знаешь, это всё равно что на дождь смотреть, стоя рядом друг с другом: дождь один и тот же, а видим и чувствуем мы его каждый по-своему.
   -- Должно быть, так оно и есть... Каждый по-своему... Главное, чтобы мы с тобой не каждый сам по себе были... Не говорил я таких слов никому, Танюша, а тебе говорю: не желаю без тебя, желаю всё иметь только с тобой.
   Она придвинулась к нему, прижалась к груди, потёрлась щекой о его куртку, затем посмотрела Юре в глаза и сказала:
   -- Я тоже хочу быть только с тобой. Может, это скоро пройдёт, но сейчас я не хочу ничего другого!
   Она оттолкнулась от него, закружилась на месте, как в танце, и выпорхнула, вращаясь, на проезжую часть.
   С громким визгом заскрежетали тормоза вывернувшего из-за угла автомобиля. Таня резко остановилась и повернула голову на звук. В следующую секунду машина, повернувшись как-то боком, стукнула Таню в бедро и отбросила на несколько метров в сторону.
   Юра увидел, как Таня перевернулась в воздухе, взмахнув тяжёлой копной жёлтых волос, и рухнула на тротуар. Секунда, которую Юра простоял неподвижно, вытянулась в вечность. Тяжёлый шлепок упавшего на асфальт тела продолжал звучать в его голове, словно преображённый какими-то техническими средствами в ровный, бесконечный гул. Сорвавшийся с правой ноги Татьяны башмачок медленно скакал, взмахивая ремешком, около её головы. Сквозь яркие отражения домов на лобовом стекле Юра разглядел огромные глаза водителя -- худого взлохмаченного мужчины.
   -- Всё хорошо, всё хорошо, -- услышал Юра чьё-то бормотание, и не сразу понял, что голос принадлежал Тане.
   Бросившись к ней, он повернул к себе её голову. Таня посмотрела на него ясным взором и торопливо сказала:
   -- Со мной всё в порядке. Я жива... Вот это был номер!
   -- Ты уверена, что всё цело?
   -- Я шевелю руками и ногами. Всё хорошо. Успокойся, милый.
   -- Успокойся, -- повторил Юра, словно взвешивая услышанное слово и оценивая его смысл.
   Дверь автомобиля открылась. Юра обернулся. Водитель стоял почти не дыша и прижимал руку к животу.
   -- Ну? -- с трудом выдавил из себя водитель, выпучив глаза пуще прежнего.
   -- Что "ну"? -- вдруг закричал Юра и бросился на него.
   Двумя короткими тычками в грудь он свалил перепуганного мужчину с ног и тут же услышал пронзительный крик Тани:
   -- Не надо! Юра, не надо!
   Мужчина неуклюже отполз от Юры и стукнулся затылком о распахнутую дверь автомобиля.
   -- Парень, извини, честное слово... Прости...
   -- Ладно, чего уж там, -- отмахнулся Юра, приходя в себя.
   -- Позвонили, что мать умирает... -- мужчина потёр грудь. -- Мать умирает в больнице... Вот я и помчался... Спешу я очень...
   Юра оглянулся на Таню, она умоляюще смотрела на него, всё ещё продолжая лежать на асфальте, лишь немного приподнявшись на локтях.
   -- Это же я виновата, -- прочитал Юра по её шевельнувшимся губам.
   -- Ладно, -- повторил он вернувшись взглядом к мужчине, -- всё в порядке.
   -- Парень, прости...
   -- Это ты прости... Я за Таньку испугался... Думал...
   -- У меня мать умирает, -- прошептал водитель.
   -- Чего же ты ждёшь? -- Юра легонько толкнул мужчину в плечо. -- Езжай, тебе торопиться надо!
   Он быстро повернулся и пошёл к Тане. Она осторожно встала и улыбнулась, как провинившаяся девчушка.
   -- Бог милостив, -- засмеялась она.
   Юра отступил от неё на шаг и прислонился к стене. Сердце его сжалось от тоски, едва он представил, что Таня могла сейчас не подняться.
   -- Ты что? -- она осторожно провела ладонью по его щеке.
   -- Я тебя люблю...
 
   ЮРИЙ
 
   В конторе было тихо, большинство сотрудников ушло обедать, но я остался, чтобы разобраться в очередном справочнике и составить в конце концов конъюнктурный отчёт, который с меня требовали уже не первый день. Голова отказывалась соображать, обескровленная беспрестанными блужданиями в джунглях цифр. Поэтому когда на моём столе зазвонил телефон, я с удовольствием отбросил дело, скучнее которого, как мне казалось, не могло быть ничего на свете.
   -- Алло? Это Юрий Николаевич? -- спросил голос в трубке.
   -- Да, -- ответил я, откинувшись на пружинистую спинку кресла, и посмотрел за окно, где серый зимний ветер раскачивал голые кроны молодых деревьев, посаженных осенью во дворе особняка нашей фирмы.
   -- Меня зовут Борис Леонидович.
   -- Очень приятно. Чем могу служить?
   -- Я друг вашего отца, -- продолжила трубка. -- Я хотел бы встретиться с вами для одного разговора. Я был на похоронах, но вы, возможно, меня не запомнили.
   -- Если я вас видел, то я вас узнаю, -- сказал я. -- Вы хотите подъехать ко мне на работу? Я сегодня никуда не отлучаюсь.
   -- Нет. Лучше где-нибудь на нейтральной территории. Скажем, возле памятника Гоголю.
   -- Почему именно Гоголю? -- удивился я. -- Это на Гоголевском бульваре?
   -- Там будет удобно. На всякий случай я буду держать в правой руке журнал "Поколение-7", чтобы вам легче было узнать меня.
   -- Прямо шпионские штучки. Ладно. В котором часу?
   -- В шесть тридцать. Это удобно?
   Мне было удобно.
   -- Только не перепутайте Гоголей, Юрий, -- на всякий случай уточнила трубка, -- мы встречаемся возле стоящего Николая Васильевича, а не у того, который в скверике задумчиво сидит...
   В назначенное место я пришёл минут на пять раньше и сразу приметил невысокого мужчину в тёмной пуховой куртке. В правой руке он держал, как было обещано, "Поколение-7" и постукивал журналом себя по бедру, переступая с ноги на ногу. Снег невесомо кружил в освещённом пространстве вокруг фонарных столбов и ложился белым слоем на гладкую бронзовую причёску Гоголя и на его бронзовый же, позеленевший кое-где плащ-крылатку.
   -- Борис Леонидович?
   -- Здравствуйте, Юрий. Очень рад видеть вас. Мягкая сегодня погодка выдалась, снежная, без ветра, -- мужчина был с густыми рыжеватыми усами.
   -- Мы где будем разговаривать, прямо здесь?
   -- Нет, у меня тут поблизости квартира. Заглянем туда? -- Борис Леонидович внимательно оглядел меня, прищурился и доброжелательно улыбнулся из-под усов. -- Временем вы располагаете?
   Мы медленно зашагали по бульвару между рядами тополей и лип, запорошённые ветви которых в вечернем освещении напоминали причудливую белую паутину.
   -- Так что же у вас ко мне за разговор? Вы ничего не объяснили по телефону, -- начал я.
   -- Разговор не из простых, -- Борис Леонидович сунул журнал в боковой карман куртки. -- Дело в том, что мы с Колей были в очень близких отношениях. Вы уж извините, Юра, но я привык вашего отца Колей называть, без отчества, запросто. Думаю, что у меня не было друга ближе, чем ваш отец, Юра.
   -- Приятные слова, -- я улыбнулся, ибо любое тёплое воспоминание о моём отце было мне как бальзам на сердце. -- Такое не часто услышишь. Да и не звонит, собственно, никто из его сослуживцев. Словно и не было человека.
   -- А мне приятно вспоминать Колю и произносить такие слова от души, а не из дипломатических соображений.
   -- Спасибо. Вы с отцом давно были знакомы?
   -- Много лет. Мы познакомились на выставке в Париже, когда ещё была жива ваша мать.
   -- Это очень давно. Для меня это почти античные времена.
   -- Да, очень давно... В последнее время Коля не раз заговаривал о том, чтобы я оказал вам поддержку, в случае необходимости...
   -- Что он имел в виду? Не понимаю.
   -- У него пошаливало сердце, -- пояснил Борис Леонидович и как бы расставил сразу всё по своим местам: мой отец чувствовал приближение смерти и относился к этому спокойно.
   -- Но он никогда не жаловался на здоровье, -- тихо сказал я.
   -- Он вообще не жаловался, -- уточнил Борис Леонидович. -- Меня восхищали многие его качества, но его умение вести себя так, будто у него вообще не было проблем, заставляло меня просто преклоняться перед ним.
   -- Вам повезло, -- горько ухмыльнулся я.
   -- В каком смысле?
   -- Я вот очень плохо знал папу. Он был настолько сильно занят, что у нас едва выдавалась минутка-другая, чтобы переброситься парою слов. А вот так, чтобы основательно поговорить, такого не получалось...
   Мне сразу вспомнился последний день отца, когда он попросил у меня почитать что-нибудь из моих литературных опусов. Вспомнилось, как он извинился за то, что раньше не находил на это времени.
   -- Да, мне повезло получить такого друга, -- согласился Борис Леонидович.
   Мы шагали неторопливо, и он рассказывал о чём-то таком, что никогда не могло прийти мне в голову об отце. Передо мной постепенно вылепливался новый облик давно знакомого человека.
   -- Вот здесь давайте свернём, нам туда, -- Борис Леонидович указал рукой направо.
   Мы вошли в подъезд старинного дома и поднялись по широкой лестнице на второй этаж.
   -- Прошу, -- Борис Леонидович отпер дверь и пропустил меня вперёд. -- Коля рассказывал мне, что вы пишете, это так?
   -- Да, балуюсь, -- я снял заснеженное пальто.
   -- Полагаете, что это баловство?
   -- Я же не публикуюсь, стало быть, для всех -- это баловство. Никто меня серьёзно не воспринимает. Только Таня.
   -- Жена?
   -- Невеста. Ей нравится и даже очень, но она не объективна ко мне.
   -- И всё-таки, Юра, неопубликованные произведения и баловство -- не одно и то же. Принесите мне посмотреть. Может, смогу помочь.
   -- Спасибо. Вы связаны с издательской деятельностью?
   -- С разными видами деятельности, -- уклончиво ответил Борис Леонидович. Он стянул с головы шерстяную шапку и обнажил сверкающую лысину. -- Вы принесите мне в следующий раз что-нибудь. Если это достойно внимания, то я попробую что-нибудь сделать. Но ничего не могу сейчас гарантировать.
   -- Понимаю.
   -- О чём же пишете? Любовные романы? Детективы? Может, о разведчиках?
   -- Нет, о разведке я ничего не знаю. Это такая тема...
   -- Какая?
   -- Сложная. Я поверхностно с этой темой знаком, по фильмам только.
   -- Ну, а самому-то как представляется разведка? Достойна она того, чтобы о ней что-то рассказать? Или этот предмет не заслуживает внимания? Как вам кажется, Юра?
   -- Полагаю, что там легко утонуть. Всё, что мне известно -- это даже не поверхность айсберга, так, сказки с персонажами типа Джеймса Бонда. Думаю, что такие книжки я легко слепил бы, а вот что касается действительности... Нет, я бы не взялся.
   -- О вы же о чём-то пишете, Юра?