Ветер Андрей. Под сводами высокой лжи

   "Точно! Он гомосексуалист! У него слюни текут, глядя на меня!"
   -- Вы позволите мне называть вас просто Юрий? -- ещё шире улыбнулся Альтавас.
   -- Вижу, вы тут славно воркуете, -- подошёл к ним барон. -- Как дела, друзья мои?
   -- Чудесно, дон Эстебан, -- сказал Альтавас. -- Обсуждаем намечающееся у вас торжество.
   -- Рано обсуждать. Вы ещё не видели ничего. А у меня задумано нечто любопытное. Юрий, ты свободен в воскресенье? Надеюсь, ты приедешь?
   -- Буду рад, дон Эстебан. Но сейчас мне пора ехать. У меня завтра намечено интервью с руководителем российской научной делегации, приехавшей на международную ярмарку.
   -- Неужели ты не наговорился с твоими соотечественниками на родине?
   -- Дон Эстебан, во многих отношениях я -- человек подневольный. Мне позвонил главный редактор и велел в обязательном порядке сделать это интервью. Я просто обязан. Иначе меня отзовут из Испании, а мне так нравится здесь! -- Юрий развёл руками.
   -- Ну что ж, тогда свяжись с моим секретарём, выясни, как проехать, -- и взяв Юрия под локоть отвёл его на пару шагов в сторону. -- С Альтавасом будь начеку.
   -- Что такое?
   -- Он же "голубой"! Разве ты не понял этого? -- барон выкатил глаза. -- Друг мой, ты не заметишь, как он затащит тебя в постель! Он обожает таких мальчиков, как ты.
   -- Я буду осторожен, -- засмеялся Юрий.
   -- Ладно, увидимся в воскресенье, Юрий. Я буду ждать тебя на моей вилле. Амаранта Монторья будет там тоже, но без мужа. Имей это в виду. Она -- страстная женщина, а её муж давно интересуется только особами мужского пола. Кстати, это он продвинул Альтаваса так высоко. Разумеется, за его податливость в кровати...
   Распрощавшись со всеми, Полётов покинул клуб.
   Подходя к своему автомобилю, он заметил двух шагавших навстречу мужчин. Один был высокий, другой -- приземистый и широкоплечий. Высокий шарил по своим карманам, вероятно, ища спички. Подойдя к Юрию, он поднёс руку к торчавшей в зубах сигарете, приготовившись взять её указательным и средним пальцем, и вежливо спросил:
   -- Простите за беспокойство, сеньор, не найдётся ли у вас прикурить?
   Его длинное тело чуть склонилось, и вдруг рука его, так и не коснувшись сигареты, метнулась вперёд, чтобы ребром ударить Юрия по шее. Навыки, полученные на занятиях рукопашного боя, позволили Юрию отклониться, и удар пришёлся по скуле. В тот же миг второй мужчина подсёк ему ноги. Эти два одновременных удара, как мощный рычаг, свалили журналиста на землю. Полётов не успел ответить ничем на столь внезапную атаку. Он лишь запомнил, как его рубаха была вздёрнута рывком за ворот и натянута ему на голову, затем по всему телу посыпались тычки кулаками. Били профессионально. Ещё через секунду что-то зашипело над ухом, и ноздри наполнились отвратительной вонью. "Баллончик с газом," -- успел подумать Юрий и затаил дыхание. Он чувствовал, как напавшие на него люди обшарили его тело.
   Через минуту возле Полётова никого уже не было.
   Он тяжело поднялся на ноги. Голова шла кругом, накатывала тошнота.
   Он ощупал себя с ног до головы. "Ничего не сломали, били со знанием дела. Только губу расклепали до крови. Бумажник на месте, ключи от машины тоже. Стало быть, не деньги их интересовали, -- рассуждал он, -- не воры они, совсем не воры. Обыскали они меня ловко, умело... Прошлись руками по груди, вдоль рук, по ногам... Чёрт возьми! Они искали технику!" Эта мысль больно резанула Юрия. Теперь он был уверен, что нападение было совершено на него ради того, чтобы проверить, имелись ли при нём прослушивающие устройства, когда он посещал клуб.
   Он пошёл было к своему автомобилю, но передумал и направился к дверям клуба.
   Швейцар посмотрел на него с изумлением.
   -- Что случилось, сеньор Полётов? Что с вашей одеждой? У вас рот в крови!
   -- Сделайте одолжение, Пепе, вызовите полицию. Я едва держусь на ногах. Похоже, меня хотели ограбить.
   -- Сию минуту!
   Полётов опустился в кресло. "Может, это даже к лучшему, -- подумал он, -- сейчас тут поднимется переполох. Дон Эстебан ещё не ушёл и непременно захочет проявить заботу, ведь я некотором смысле его гость... А как всё-таки ловко они сработали, дьяволы! Как точно продуманы движения -- рука тянется к сигарете, всё вполне естественно, никаких подозрений... Должно быть, у них настоящая специализация... Они меня поджидали. Чем же я так насторожил их? Дон Эстебан, конечно, фигура видная, но вряд ли из-за него возникло такое беспокойство. Похоже, они сильно обеспокоились фактом моего частого посещения "Клаусуры"... Какое внимание к моей скромной персоне! Но держи себя в руках, дружок, будь осторожен. Это внимание тебе не на пользу".
   Как и предполагал Полётов, в клубе начался шум, приехала полиция. На месте был составлен протокол.
   -- Сеньоры, -- обратился Дон Эстебан к полицейским спокойным, но строгим голосом, -- поймите, что нам, то есть нашему клубу, такая реклама совсем не к лицу. Нападение совершено прямо у дверей "Клаусуры". Это чудовищно. Мой личный друг был атакован на одной из самых уважаемых улиц Барселоны. Вам надо сделать серьёзные шаги, чтобы отыскать преступников. Сеньор Полётов -- известный журналист!
   -- Примите мои искренние извинения, сеньор, -- сказал молодой лейтенант. -- Я прошу вас приехать завтра в наш участок с представителем русского консульства. Мы составим все необходимые бумаги. Не беспокойтесь, я лично прослежу за следствием... Но признаюсь, раз у вас не успели ничего отнять, то преступников вряд ли удастся найти.
   -- Хорошо, я буду завтра у вас. Мы всё оформим, как вы скажете, сеньор, -- ответил Юрий.
   На следующий день Полётов появился в указанном полицейском участке с Михаилом Соколовым.
   Когда они покинули участок, Соколов сказал:
   -- Запомни этого лейтенанта Ревейроса на всякий случай. Те козлы, которые устроили нападение на тебя, сами не понимают, какой удобный повод для знакомства они подстроили тебе.
   -- То есть?
   -- Я распоряжусь, чтобы наши выяснили, где и когда бывает этот Ревейрос. Ты "случайно столкнёшься" с ним в каком-нибудь баре.
   -- Понимаю. Мы уже в некотором смысле знакомы с ним, есть повод для того, чтобы выпить пива.
   -- Вот именно...
 
   ЮРИЙ
 
   Недели через две я будто бы случайно вошёл в кафетерию "Примавера" в семь часов вечера, твёрдо зная, что там в свободное от дежурства время проводит досуг лейтенант Ревейрос. Я сразу приметил его.
   -- Эй, журналист! -- позвал меня полицейский. Было очень важно, чтобы Ревейрос сам окликнул меня, а не я подошёл к нему. -- Откуда ты тут?
   -- Так, бродил тут, фотографировал, -- я ткнул в болтавшиеся на моей груди две фотокамеры с тяжёлыми объективами.
   -- Эх, да я вижу, что вы, русские, совсем ничего не понимаете!
   -- То есть?
   -- В Барселоне полным-полно грабителей, которые нападают на туристов.
   -- Я слышал об этом, но я не турист.
   -- Это детали. У тебя фотоаппарат, для них это знак, хороший повод поживиться. Хорошо ещё, что в нашем районе мало туристов. Потому и грабителей мало. Надо хорошенько думать, когда ходишь по городу. Эх ты, а ещё журналист!
   -- Я не могу без фотокамеры, лейтенант...
   -- Меня зовут Хуан. Называй меня так. Присаживайся, давай выпьем. Вот тут мои друзья. Знакомьтесь, этот русский журналист -- мой знакомый, случайный знакомый по работе, по неприятной работе. Но теперь он попал в наши с вами руки, друзья, и не должен быть случайным. Мы обязаны проявить гостеприимство... Франсиско! Поднеси-ка нам вина! И пошевелись, дружок! Покажи, что такое настоящее радушие!
   -- Раз уж мы встретились, -- я улыбнулся, -- собственно, я уже хотел заглянуть к тебе в участок, Хуан, для этого, но раз уж мы встретились, то скажу сейчас.
   -- Говори, я слушаю, -- лейтенант подался вперёд.
   -- Я по поводу того дела о нападении.
   -- Что такое?
   -- Видишь ли, я думаю, что бесполезно искать тех хулиганов. Для тебя это лишь головная боль, а результатов всё равно никаких не будет. Ведь они же ничего не успели у меня отобрать, так что предъявить им будет нечего. Так что я хочу написать заявление, что ... как это правильно сказать...
   -- Ты хочешь забрать заявление?
   -- Да.
   -- Это очень хорошо, -- обрадовался Ревейрос, -- очень хорошо. Ты избавишь меня от множества проблем. Ты поступаешь как настоящий друг...
   После этого мы стали встречаться часто. Я задавал Хуану Ревейросу безобидные вопросы, интересовался жизнью Барселоны ("Жизнь города глазами полицейского -- чудесная тема для моего журнала, Хуан!"), подбирал материалы для статьи, в которой -- как я объяснил Хуану -- намеревался раскрыть глаза русским блюстителям порядка на многие недостатки в работе московской милиции через освещение работы полиции Барселоны, Мадрида и других крупных городов Испании. Иногда я задавал Ревейросу и серьёзные вопросы, затрагивая темы, с которыми полиция соприкасалась косвенно, но часто. Однажды я сказал ему, что получил хороший гонорар за опубликованную статью, в основе которой лежала информация, полученная благодаря Хуану.
   -- Я думаю, что с моей стороны было бы несправедливо не дать тебе половину этих денег, -- сказал я ему.
   -- Мне? Почему? За что? -- удивился Ревейрос.
   -- Ведь ты меня консультировал. Если бы мы подписали с тобой договор о том, что ты выступаешь в роли консультанта, то ты бы получил эти деньги в редакции моего журнала официально. Но ведь ты не можешь поехать ради этого в Россию, верно?
   -- Верно, -- согласился он.
   -- Да и руководство твоё вряд ли одобрило бы это. Всё-таки ты полицейский. Не всякому капитану понравится, что работающий с ним лейтенант выступает в роли консультанта у иностранца.
   -- Да, неумный человек может увидеть в этом что-нибудь противозаконное.
   -- Поэтому я просто делюсь с тобой половиной гонорара. Ведь это честно?
   -- Да, -- согласился Хуан, -- честно. В полиции платят не так много денег. Но всё же мне как-то неловко брать у тебя деньги.
   -- Тогда я должен купить тебе подарок. Я хочу отблагодарить тебя. Но мне кажется, что будет лучше, если ты сам купить то, что тебе нужно.
   Он кивнул. И тогда я вынул из кармана конверт. Заглянув в конверт, Хуан присвистнул:
   -- Хорошо быть журналистом!
   -- Да, -- согласился я, -- но только такие деньги приходят не каждый день. Это деньги за конкретную работу, за хорошую работу. Но работу могут и не принять. Меня, как волка, ноги кормят. Бегаешь, выискиваешь материал, пишешь, пишешь, пишешь, а статью не принимают. Проходит месяц, два, три, а никакого гонорара нет. Всякое бывает.
   -- Спасибо тебе, Юрий, -- Ревейрос вдруг протянул мне руку. -- Я всегда чувствовал, что ты честный человек и настоящий друг. Эти деньги мне сильно помогут...
   -- У тебя сейчас финансовые затруднения?
   -- Есть немного, -- сказал он после некоторого колебания. -- Жена легла в больницу. Проблемы с беременностью. Больница -- это дорогое удовольствие.
   -- Тогда послушай меня, Хуан. Это твои деньги. Но я могу дать тебе ещё, если тебе надо. Пусть это будет считаться задатком за следующую помощь с твоей стороны. Ты ведь мне очень сильно помогаешь, подсказываешь. Без тебя я многое оставил бы без внимания. Журналисту нужны люди сведущие, специалисты в каждой области. Ты понимаешь меня? Я ещё не раз обращусь к тебе за дружеским советом. А потом получу деньги за мою работу. Улавливаешь мою мысль?
   -- Мне как-то неловко...
   -- Мы с тобой друзья? -- серьёзно спросил я.
   -- Да, -- ответил Ревейрос.
   -- Тогда тебя ничто не должно смущать.
   Он кивнул:
   -- Спасибо. Я никогда не забуду твоей помощи. Хуан Ревейрос умеет ценить настоящую дружбу...
   После этого я долго не обращался к нему ни с просьбами, мы просто встречались время от времени, сидели в кафетерии, потягивали пиво, болтали о жизни. Незаметно я вытягивал из него полезную информацию. А когда мне однажды по работе понадобилось устроить одного из моих агентов на квартиру, которую по определённым причинам выбрала резидентура, но хозяин упрямился, то я привлёк Хуана к решению этого вопроса. Он даже не подозревал, что за роль была отведена ему в том деле. Он лишь пришёл в своей форме, задал пару-тройку вопросов владельцу дома, походил по коридорам, посмотрел, и дело сразу решилось.
   В то время я снимал квартиру на окраине Барселоны, хотя часто оставался у Моники. Она готовилась к поступлению в университет, я знакомил её с разными людьми, даже позволил себе однажды взять её на приём, устроенный бароном Хименесом, где на Монику сразу обратили внимание многие мужчины. Фактически я вывел её на дорогу, где её, возможно, ожидала участь любовницы многих из этих высокопоставленных кобелей. Я их знал. В обмен на любовную связь большинство из них готово было оказать фантастическую протекцию.
   -- У тебя такие важные знакомые, -- шепнула она мне с восторгом.
   -- Со временем все эти люди станут твоими друзьями, -- улыбнулся я.
   -- Почему ты так думаешь?
   -- Потому что я знаю.
   -- Ты умеешь видеть будущее?
   -- Будущее ничем не отличается от настоящего, дорогая. Будущее уже состоялось. Сегодня, вчера, позавчера. Оно уже есть. Твоё будущее решилось, когда ты надумала учиться.
   -- Но я ещё не поступила в университет.
   -- Многие из находящихся здесь мужчин захотят помочь тебе. Ты только посмотри, какими жадными глазами они пялятся на тебя. Они -- ступеньки к твоему будущему. Ступеньки уже сложены, они ведут тебя к твоей мечте.
   -- Ты говоришь так, будто рассказываешь сказку.
   -- Я рассказываю быль.
   -- А кто вон та женщина? -- Моника указала головой на Амаратну. -- Она не отводит от тебя взгляда.
   -- Это жена одного из крупных чиновников министерства юстиции.
   -- Так смотрят ревнивые любовницы. Ты хорошо знаешь её? -- в голосе Моники послышалось подозрение.
   -- Она в меня влюблена.
   -- Она твоя любовница? Я угадала?
   -- Она в меня влюблена. Она во многих влюблена и всех ревнует. Некоторые женщины считают всех мужчин своей собственностью.
   -- Ты мне не ответил. Ты с ней спал?
   Я улыбнулся её настойчивости.
   -- Есть такое выражение: "Не спрашивай, и тебе не будут лгать".
   -- Не нужно лгать. Я не собираюсь ревновать тебя, обещаю. У меня нет на это никакого права, -- Моника вздохнула. -- Я не из тех, кто цепляется за мужчину и устраивает истерики. Просто если я чего-то не знаю, то я начинаю домысливать... Домысливать можно так много, что это превращается в пытку... Всякое домысливание тяготит, потому что оно по-своему лживо. Я предпочитаю правду.
   -- Да, однажды...
   -- Я это сразу почувствовала, увидев её. У неё, похоже, взбалмошный характер...
   Моника была дорога мне. Я уделял ей много внимания, окружал заботами в меру моих возможностей. В отношениях с ней меня тяготило только одно: огромное здание наших отношений стояло на фальшивом фундаменте. Сейчас она спросила, спал ли я с Амарантой. Можно было запросто солгать. Но я ввёл Монику в круг этих людей, ей предстояло бывать здесь довольно часто и, стало быть, встречаться с Амарантой, а что представляет собой сеньора Монторья, мне было прекрасно известно.
   -- Ты угадала, -- сказал я, -- Амаранта любит закатывать истерики на людях. Пару раз я был свидетелем того, как она подходила к жене очередного своего любовника и подчёркнуто громко начинала рассказывать, что и как делает этот бедолага в постели.
   -- Со мной ей трудно будет тягаться.
   -- Что ты имеешь в виду?
   -- Не забывай, что я официантка. Я ко всему привычна.
   Я поцеловал Монику в щёку.
   -- Обожаю тебя, --прошептал я. -- Тебе здесь нравится? Или уйдём?
   -- Мне здесь любопытно. Я никогда не бывала в таком обществе...
   Ту ночь мы провели в доме Хименеса, нам выделили шикарную спальню, и я впервые почувствовал, что заниматься любовью в богатых апартаментах было гораздо осязаемее, чем в обыкновенной квартире. Окружавшая нас роскошь каким-то непостижимым образом обострила во мне чувство телесной наготы. Золото, мрамор, бархат, шёлк, изысканная средневековая роспись стен, мозаичная кладка паркета, тяжёлое бронзовое обрамление зеркал, выразительная лепнина потолка -- всё это источало из себя силу искусственной красоты, холодной, кропотливо сотворённой, лишённой нежности живой плоти и живого дыхания. Всё кричало о своей бешеной дороговизне и потому чуть ли не устрашало, заставляя снова и снова бросаться друг другу в объятия, чтобы найти защиту и забвение в горячих ласках.
   Утром на вилле Хименеса появились три человека, среди которых я увидел Олега Морозова! Того самого Олега, с которым у меня произошла стычка на дне рождения у Игоря Петрова! Того самого Олега, от которого ушла моя Татьяна!
   Я слышал, что он сразу после института попал в МИД, но понятия не имел, в какой департамент. Возможно, его привели сюда дела, но какие?
   Я наблюдал за ним из окна, стараясь не попадаться на глаза.
   -- Ты не знаешь, что там за делегация? -- остановил я Амаранту.
   -- Где? Ах, эти... Мой муж привёз каких-то русских дипломатов, -- холодно ответила женщина.
   -- Твой муж?
   -- Да.
   -- Какие дела могут быть у сотрудника министерства юстиции с русскими дипломатами?
   -- Откуда я знаю! -- Амаранта высвободила свою руку.
   -- Ты злишься на меня? Из-за Моники?
   -- Я? Из-за этой девчонки? -- она фыркнула.
   -- Не ревнуй, дорогая.
   -- Да я плевать хотела на твою простушку!
   Я властно притянул женщину к себе и поцеловал её в шею. Она очень любила это.
   -- Не говори так, милая. Тебе не идёт, когда ты злишься.
   -- А что прикажешь мне делать? Ты проводишь ночь с какой-то девицей чуть ли не у меня на глазах! А я обязана делать вид, будто ничего не происходит?
   -- Амаранта, перестань. Я же знал, что в этот раз ты будешь с мужем. В вашем обществе принято соблюдать формальности. Хименес просил меня быть с дамой. Я вынужден был приехать с кем-нибудь.
   -- Вынужден! Какие слова... Ты уже не хочешь меня больше, Юрий?
   -- Я с ума схожу по твоему телу, дорогая. Но не здесь же...
   -- Давай уйдём в розовый кабинет. Дон Хименес держит его специально для таких случаев, -- Амаранта потянула меня за собой.
   -- Не могу сейчас, -- я не двинулся с места.
   -- Почему нет? -- она коснулась моих брюк. -- Ты ведь уже заводишься! Доставь же мне несколько минут наслажденья!
   -- Я не могу. Мне необходимо переговорить с Альтавасом.
   -- Зачем тебе этот голубой идиот?
   -- Милая, у меня много дел. Я не могу проводить время в праздности, как это делаешь ты. Мне надо на хлеб зарабатывать.
   -- Тебе нужны деньги? Юрий, дорогой мой, я дам тебе денег. Сколько ты хочешь?
   -- Амаранта, прекрати! За кого ты держишь меня? Я не жиголо! Ты хочешь оскорбить меня? -- я придал моему лицу максимально оскорблённое выражение.
   -- Прости, -- она поспешно вцепилась мне в локоть обеими руками, -- прости. Я не подумала... Я глупа, как корова! Прости меня, милый!
   Я изобразил глубочайшее возмущение и сделал слабую попытку вырваться.
   -- Не уходи, -- капризно сказала она.
   -- Амаранта, мне пора.
   -- Когда я увижу тебя? Ты завтра не заедешь ли ко мне?
   -- Не знаю, -- я раздражённо передёрнул плечами. -- Надо уладить кое-какие вопросы... А сейчас мне пора идти. Ты не видела Монику?
   -- Эту твою девчонку? Минут десять назад она была в саду, прогуливалась под ручку с директором департамента культуры, -- Амаранта ядовито улыбнулась.
   -- Что ж, в таком случае, может быть, она не будет искать меня в ближайшие пятнадцать-двадцать минут... Так что ты сказала насчёт розового кабинета?
   Глаза Амаранты радостно вспыхнули:
   -- Пойдём. Неужели ты не был там ещё? Там фантастическая розовая мебель, сумасшедшие розовые подушки! Там всё прелестно!
   Пока мы шли по коридору, я поглаживал её по обнажённой руке.
   -- А зачем, ты говоришь, эти русские дипломаты приехали? -- спросил я. -- Надо бы поприветствовать их...
   Здороваться с Олегом Морозовым пока не входило в мои планы, разве что мы случайно столкнулись бы лицом к лицу. Его появление насторожило меня. Ничего, конечно, странного и таинственного я не видел в приезде российских дипломатов к Хименесу, у них вполне могла быть намечена деловая встреча, ведь здесь собиралось много высокопоставленных персон. Но я ничего не слышал о том, что на приёме должны были присутствовать русские. Миша Соколов обычно был в курсе таких дел, но не предупредил меня ни о чём. Возможно, о приезде Морозова меня не поставили в известность, так как в этом не было необходимости. Возможно, этот визит был частной, а не служебной поездкой. Могло быть что угодно. И мне не хотелось попадаться на глаза Олегу.
   -- Амаранта, там много русских? Все трое?
   -- Откуда я знаю? Мне знакомо лицо только одного.
   -- Блондина?
   -- Да, блондин бывал у нас дома, -- она подставила ладонь моим губам. -- Поцелуй сюда. Ты же знаешь, как я люблю это. И прекрати говорить о работе. Мне дела нет до твоих соотечественников.
   Приложившись губами к тёплой руке Амаранты, я продолжал думать о Морозове. Амаранта знала только его. Может, Олег вообще был единственным русским в той группе? Тогда с кем он приехал? Что за люди сопровождали его?
   -- Юрий! -- в дальнем конце коридора появилась фигура Хименеса. -- Наконец-то! Пойдём, я хочу представить тебя кое-кому.
   Он протянул руку в нашу сторону, и на его пальце вспыхнул, попавший в луч солнца, золотой перстень.
   Я остановился, одарил мою спутницу извиняющимся взглядом, виновато пожал плечами и быстрым шагом направился к Хименесу, радуясь случаю избавиться от Амаранты.
   -- Там приехал один русский, -- сказал Хименес, -- надо вам познакомиться.
   Один русский...
   Значит, остальные не из России. Очень любопытно, что же привело Морозова на виллу. Он вряд ли занимал в МИДе достаточно высокий пост, чтобы водить знакомство со здешними "сливками". Очень любопытно...
   При моём появлении по лицу Олега Морозова пробежало смятение, которого он не сумел скрыть.
   -- Господин Полётов? -- Олег развёл руками.
   Он приложил усилие, чтобы вернуть себе спокойствие. Что за причина крылась за его волнением? Неужели он до сих пор испытывал неприязнь ко мне? Тяготился мыслью о том, что его молодая жена почти сразу после медового месяца ушла от него ко мне? Некоторые люди обожают терзать себя тоскливыми и злыми воспоминаниями. А некоторые упиваются поселившейся в них ненавистью. Может, Морозов был как раз из таких?
   -- Здравствуйте, Олег, -- я протянул руку, он пожал её. -- Простите, что не называю вас по отчеству, не знаю его. Мы с вами встречались лишь однажды. На свадьбе Петрова. Припоминаете? -- почему-то я испытал удовольствие от произнесённых слов.
   -- Разумеется, Юрий Николаевич. Только это было очень давно. Сто лет назад! -- его губы растянулись в улыбке, но в прозрачных глазах остались неприязнь и беспокойство.
   -- Давным-давно, -- согласился я. -- Наше знакомство было не самым удачным.
   Он засмеялся в ответ:
   -- Ерунда. Мы были глупыми и заносчивыми юнцами. Как петухи. Не держать же из-за этого камень за пазухой... Но какая неожиданность видеть вас здесь! То есть я, конечно, знал, что вы живёте сейчас в Испании, читал что-то в газетах. И всё же никак не ожидал встретить знаменитого журналиста... Может, на правах старых знакомых, перейдём на "ты"?
   -- С удовольствием.
   -- Позволь представить тебе моих спутников, -- Морозов указал на стоявшего возле него мужчину средних лет. -- Это Джордж Уоллис, журналист из США. Эй, Джордж, -- окликнул он, -- это господин Полётов, звезда российской журналистики.
   Уоллис услышал своё имя, обернулся к нам и приветственно оскалился. Как я успел понять, американец почти не говорил по-испански. Олег обращался к нему на английском языке. Второго мужчину звали Эндрю Блэйк, он был англичанин. Ничего больше Олег о нём не сказал.
   -- Вы тоже занимаетесь журналистикой? -- уточнил я у него по-английски.
   -- Нет, я из другой области. Моя профессия -- социология.
   -- Значит, -- я повернулся к Олегу, -- ты тут по делу?
   -- Как сказать... Я вот уже три месяца в Мадриде, в посольстве работаю. А сюда меня завлёк Августин Монторья.
   -- Я знаком с ним.
   -- Скучный тип, -- поспешил сказать Олег.
   -- Вдобавок, он гомосексуалист.
   -- Неужели? Не знал... Впрочем, мне нет до его ориентации никакого дела. Я с ним связан по работе. Бывал у него разок дома. У него обворожительная жена.
   -- Мы хорошие друзья с Амарантой.
   -- Ты всех здесь знаешь! Обширные связи!
   -- Такова наша журналистская жизнь. Надо уметь в любую задницу без мыла влезть, -- я улыбнулся и посмотрел на американца. -- Мистер Уоллис, вы освещаете светскую хронику?
   -- О нет, -- американец показал красивый ряд фарфоровых зубов. -- Я специализируюсь на религиозных вопросах: история, секты, конфликты... Но не подумайте, что я занимаюсь поисками скандальных материалов. Жёлтая пресса -- не моё поле деятельности. Нет, я скорее аналитик... А здесь по приглашению господина Морозова.
   Олег сказал, что приехал по приглашению Монторьи ("...меня сюда завлёк Августин Монторья"), а Уоллиса, получается, пригласил Олег. Любопытно. Я бы не удивился, если бы Блэйк, в свою очередь, заявил, что его пригласил Уоллис. Что-то они темнили.
   -- А вот и сеньор Монторья, -- Олег взмахнул рукой и сказал так, будто давал понять, что на данную минуту наша беседа окончена: -- Мы ещё поговорим? Или ты уезжаешь, Юра?
   -- Да, мне пора. Я тут со вчерашнего дня, с обеда.
   -- А я сегодня вечером должен вернуться в Мадрид. Ты там будешь? Увидимся?
   -- Обязательно, -- я пожал ему руку. -- Как только прикачу туда, обязательно посидим где-нибудь, выпьем вина...
   Олег приехал на виллу с американцами. Что-то насторожило меня в этом человеке.
   На следующий день мне позвонил по телефону Джордж Уоллис.
   -- День добрый, Юрий! Вот решил я поприветствовать вас.
   Я вспомнил, что дал ему визитную карточку. Прыткий тип.
   -- Юрий, я не покажусь вам чересчур нахальным, если предложу встретиться? Всё-таки мы коллеги. Мне будет очень приятно поближе познакомиться с российским журналистом. Я вообще люблю общаться с собратьями по перу.