Воронкова Любовь Федоровна. Собрание сочинений в трех томах (Том 1, Повести и рассказы)

   Потом вернулся бригадир, и Феня позвала их ужинать.
   Ужин был хороший, но все были невеселы.
   - Не пойдёт она в капкан, - сказала Феня. - Зачем ей в капкан лезть, если еды сколько хочешь кругом?
   - А затем полезет, что жадная, - сказал бригадир. - До того жадная, что разум теряет.
   Потом бригадир пошёл домой. Он сказал, что придёт рано утром и проверит капкан.
   Корней тоже пошёл с ним. Он всё ещё был задумчив. Он никак не мог решить, для чего он всё-таки живёт на свете. С этим нерешённым вопросом он и ушёл домой, а заодно и ушёл из нашей книжки.
   Феня всю ночь ходила по берегу, сторожила уток. Иногда садилась отдохнуть у костра. А когда рассвело, погасила костёр, стала кормить уток и не отходила от них никуда. Лёня и Аринка долго не спали, прислушивались: им всё казалось, что они услышат, если подкрадётся выдра. Но потом сон одолел их, и они сами не заметили, как уснули. Утром Лёня проснулся оттого, что услышал голос бригадира.
   - Бригадир пришёл!.. - крикнул он Аринке и выскочил из вагончика. - Я с вами пойду, товарищ бригадир! - сказал Лёня. - С вами на остров!
   - Да я и один управлюсь, - ответил бригадир.
   Но тут вылезла из вагончика Аринка:
   - Нет, отец, мы обязательно пойдём с тобой! Мы будем тебе помогать!
   - Мы обязательно должны пойти! - повторил Лёня.
   - Отвязывайте лодку, - сказал бригадир и взял свой мешок, а в мешок положил верёвку.
   Теперь вместе с бригадиром Лёня и Аринка не боялись плыть на остров. Вон он какой большой и сильный, их бригадир. Пускай теперь попробуют их обидеть!
   А на острове никто и не собирался их обижать. Казалось, их даже и не замечал никто. Деревья пошумливали вершинами где-то в небе, кусты молчали, камыши дремали над водой, птицы чирикали свои песенки... И никому не было никакого дела до Лёни и Аринки.
   Они долго шли по берегу - бригадир впереди, Лёня и Аринка за ним.
   - И почему это совсем перестал приходить Ардыв? - задумчиво сказала Аринка.
   - Да, совсем перестал, - сказал Лёня, - или он ушёл отсюда... Или...
   - Или его загрызла выдра.
   Помолчали.
   - Лёня, - опять сказала Аринка, - мне не хочется, чтобы его выдра загрызла. Мне так его жалко, он такой был хорошенький! Позови его. Может, он откликнется? Он умел так хорошо посвистывать и хихикать!..
   - Ардыв! - крикнул Лёня. - Ардыв! Покажись!
   - Покажись хоть на минутку! - крикнула и Аринка. - На одну минуточку! Мы по тебе соскучились!..
   - А вот и нора, - сказал бригадир, - вот отсюда и выход к воде.
   - Где нора? Это выдрина нора?
   Лёня и Аринка заглянули в круглую норку. В норе было темно, она уходила глубоко под землю, под древесные корни.
   Бригадир повернул к озеру. Лёня и Аринка гуськом пошли за ним. Идти было трудно, мешали заросли травы и кустов. Но берег был недалеко, вода уже светилась сквозь ветки.
   - Сейчас увидим, что у выдры сильнее: разум или жадность, - сказал бригадир и спустился к самой воде.
   - Ну что? - У Лёни замер дух. - Что?
   - Хм! - Бригадир усмехнулся. - Как я и говорил. Конечно, жадность!
   - Попалась?!
   - Попалась!
   Лёня и Аринка скатились с берега прямо в воду. Здесь было мелко, но вода была зелёная от каких-то водорослей и водяной травы.
   И здесь, под водой, они увидели капкан. А в капкане...
   - Ардыв! - закричал Лёня. - Товарищ бригадир, что вы сделали! Вы поймали нашего Ардыва!
   - Нашего Ардыва! - закричала и Аринка. - Нашего милого Ардыва!.. Нашего хорошенького...
   - Ардыв? - бригадир засмеялся. - Это кто же её так назвал?
   - Он сам нам сказал! Его зовут Ардыв! Скорей освободите его из капкана!
   - Освободи Ардыва, отец! - вторила Аринка. - Скорей освободи!
   Ардыв жалобно глядел на них из воды. Капкан крепко держал его за лапу железными зубами.
   - Ардыв? - повторил бригадир. - Да, конечно, это Ардыв. Ну-ка, Лёня, напиши это имя на песке.
   - Зачем? - спросил Лёня. Но всё-таки вышел на берег, взял какой-то прутик и написал: "Ардыв".
   - А теперь прочти это с конца, - сказал бригадир. - Ну-ка, читай вслух.
   Лёня прочёл:
   - "Выдра".
   - Что? - закричала Аринка. - Где выдра? Какая выдра? Ты читать не умеешь!
   Она выскочила на берег и прочла сама. И у неё получилось то же самое.
   - Ардыв - выдра... Выдра! - сказала Аринка. - Так ты и есть выдра! Ты и есть та самая выдра!
   И Аринка громко заплакала от горя и от обиды.
   - Выдра, - повторил Лёня. - А я ещё хотел тебя освободить! А мы тебя любили... Вор, злодей и обманщик!
   Да, это была выдра. Она уже не притворялась больше ласковым зверьком. Она шипела, визжала, грызла капкан белыми острыми зубами и глядела так злобно, что казалось, так бы и бросилась на всех, так бы и закусала их до смерти! Бригадир взял выдру, посадил её в мешок и крепко завязал верёвкой.
   - Вот и всё, - сказал он, - больше разбоев на нашем озере не будет.
   Бригадир шёл весёлый и даже напевал песенку. А Лёня и Аринка молчали.
   "Очень хорошо, что поймали эту злую выдру! - думал Лёня. - Но как же я её не узнал? Как же я не догадался?"
   "Так и надо, что поймали злую выдру! - думала Аринка. - Пускай больше не таскает уток, не губит рыбу. А главное - пусть не притворяется больше таким хорошеньким зверьком, чтобы её напрасно любили!"
   Феня очень обрадовалась, когда услышала, что выдра попалась. Феня так радовалась и так веселилась, что и Лёня с Аринкой перестали огорчаться.
   Бригадир бросил мешок с выдрой на траву. Лёня подошёл посмотреть. Выдра шипела и ворочалась в мешке, она пыталась прогрызть его. Но мешок был кожаный, и она ничего не могла поделать.
   Потом почуяла, что Лёня стоит около неё, и притихла.
   - Лёня, выручи меня! - зашептала она жалобно. - Мы ведь с тобой дружили, Лёня, ведь тебе со мной было весело. Помнишь, как мы играли в прятки на берегу? Выпусти меня, я опять буду приходить к тебе, буду играть с тобой... Я знаю разные весёлые игры!
   Но Лёня даже и слова не сказал в ответ. Он отошёл в сторону и не стал её слушать. Потом бригадир закинул на спину мешок с выдрой и ушёл.
   Снова стало тихо и спокойно на озере. Снова солнышко гляделось в воду и утки о чем-то лопотали и качались на воде.
   В полдень, когда накормили уток и пообедали сами, Лёня увидел, что Пугало машет рукавами.
   - Аринка, Пугало зовёт! - сказал Лёня.
   - Побежали! - сказала Аринка.
   - Да, я звало вас! - радостно прошептало Пугало. - Я всё знаю! Я видело, как утром несли выдру в мешке! И знаете? У меня снова ожила сердцевина. И я уже слышу, отчётливо слышу, что соки двинулись по моей коре!
   - Ты что же - может быть, выпустишь зелёные листья? - спросил Лёня.
   - И станешь деревом? - спросила Аринка.
   - Да. У меня уже есть листья. Они ещё совсем маленькие, но, если вы присмотритесь, они есть! Лёня, сними с меня эту шапку и этот старый пиджак и брось куда-нибудь. Они мешают мне. Мне теперь нужно солнце и нужен дождик - я стану деревом! Я стану деревом!
   Лёня снял с Пугала шапку и бросил её в кусты.
   - Значит, ты не будешь больше рассказывать нам про всякие планеты? сказал он. - Как жалко!
   - Когда у меня будет листва, у меня будет ещё больше всяких рассказов! - сказало Пугало. - Скорее сними с меня старые тряпки!
   Лёня стащил с Пугала старый пиджак. Потом снял перекладину. И вместо Пугала на бугорке оказался молодой древесный ствол.
   - Да, да, у него есть зелёные листики! - радостно закричала Аринка. Они пробиваются на верхушке!
   - Да, - сказал Лёня и улыбнулся, - ты больше не будешь Пугалом, ты будешь тополем! Зелёным тополем!
   - Только смотри, - сказала Аринка, - чтоб ты не молчало, когда у тебя будут зелёные ветки!
   - О нет, я не буду молчать, - прошептало бывшее Пугало, - сколько веток, столько и рассказов. Я всегда, всегда буду радо видеть вас, Лёня и Аринка! Ах, я так счастливо!.. Я так счастливо - я могу жить, зеленеть, радоваться и другим приносить радость!..
   А вечером на птичник пришла Фенина сменщица Катя.
   - Вот я и выздоровела, - сказала она. - Теперь я буду дежурить, а ты, Феня, будешь отдыхать. Нам с тобой вдвоём будет нетрудно работать.
   - Очень хорошо вдвоём работать, - сказала Феня, - и очень я рада, что ты пришла. Ты опять будешь спать на верхней полке, а я буду - на нижней.
   - А мы? - спросил Лёня.
   - А мы где же? - спросила Аринка.
   - А вы пойдёте домой, - сказала Феня, - ваша помощь больше не нужна. Но за то, что помогли мне в трудное время, большое вам спасибо!
   Д Е В О Ч К А И З Г О Р О Д А
   Вступление
   КАК ДЕВОЧКА В СИНЕМ КАПОРЕ
   ПОЯВИЛАСЬ В СЕЛЕ НЕЧАЕВЕ
   Фронт был далеко от села Нечаева. Нечаевские колхозники не слышали грохота орудий, не видели, как бьются в небе самолёты и как полыхает по ночам зарево пожаров там, где враг проходит по русской земле. Но оттуда, где был фронт, шли через Нечаево беженцы. Они тащили салазки с узелками, горбились под тяжестью сумок и мешков. Цепляясь за платье матерей, шли и вязли в снегу ребятишки. Останавливались, грелись по избам бездомные люди и шли дальше.
   Однажды в сумерки, когда тень от старой берёзы протянулась до самой житницы, в избу к Шалихиным постучались.
   Рыжеватая проворная девочка Таиска бросилась к боковому окну, уткнулась носом в проталину, и обе её косички весело задрались кверху.
   - Две тётеньки! - закричала она. - Одна молодая, в шарфе! А другая совсем старушка, с палочкой! И ещё... глядите - девчонка!
   Груша, старшая Таискина сестра, отложила чулок, который вязала, и тоже подошла к окну.
   - И правда девчонка. В синем капоре...
   - Так идите же откройте, - сказала мать. - Чего ждёте-то?
   Груша толкнула Таиску:
   - Ступай, что же ты! Всё старшие должны?
   Таиска побежала открывать дверь. Люди вошли, и в избе запахло снегом и морозом.
   Пока мать разговаривала с женщинами, пока спрашивала, откуда они, да куда идут, да где немцы и где фронт, Груша и Таиска разглядывали девочку.
   - Гляди-ка, в ботиках!
   - А чулок рваный!
   - Гляди, в сумку свою как вцепилась, даже пальцы не разжимает. Чего у ней там?
   - А ты спроси.
   - А ты сама спроси.
   В это время явился с улицы Романок. Мороз надрал ему щёки. Красный, как помидор, он остановился против чужой девочки и вытаращил на неё глаза. Даже ноги обмести забыл.
   А девочка в синем капоре неподвижно сидела на краешке лавки.
   Правой рукой она прижимала к груди жёлтую сумочку, висевшую через плечо. Она молча глядела куда-то в стену и словно ничего не видела и не слышала.
   Мать налила беженкам горячей похлёбки, отрезала по куску хлеба.
   - Ох, да и горемыки же! - вздохнула она. - И самим нелегко, и ребёнок мается... Это дочка ваша?
   - Нет, - ответила женщина, - чужая.
   - На одной улице жили, - добавила старуха.
   Мать удивилась:
   - Чужая? А где же родные-то твои, девочка?
   Девочка мрачно поглядела на неё и ничего не ответила.
   - У неё никого нет, - шепнула женщина, - вся семья погибла: отец - на фронте, а мать и братишка - здесь. Убиты...
   Мать глядела на девочку и опомниться не могла.
   Она глядела на ее лёгонькое пальто, которое, наверно, насквозь продувает ветер, на её рваные чулки, на тонкую шею, жалобно белеющую из-под синего капора...
   Убиты. Все убиты! А девчонка жива. И одна-то она на целом свете!
   Мать подошла к девочке.
   - Как тебя зовут, дочка? - ласково спросила она.
   - Валя, - безучастно ответила девочка.
   - Валя... Валентина... - задумчиво повторила мать. - Валентинка...
   Увидев, что женщины взялись за котомки, она остановила их:
   - Оставайтесь-ка вы ночевать сегодня. На дворе уже поздно, да и позёмка пошла - ишь как заметает! А утречком отправитесь.
   Женщины остались. Мать постелила усталым людям постели. Девочке она устроила постель на тёплой лежанке - пусть погреется хорошенько. Девочка разделась, сняла свой синий капор, ткнулась в подушку, и сон тотчас одолел её. Так что, когда вечером пришёл домой дед, его всегдашнее место на лежанке было занято, и в эту ночь ему пришлось улечься на сундуке.
   После ужина все угомонились очень скоро. Только мать ворочалась на своей постели и никак не могла уснуть.
   Ночью она встала, зажгла маленькую синюю лампочку и тихонько подошла к лежанке. Слабый свет лампы озарил нежное, чуть разгоревшееся лицо девочки, большие пушистые ресницы, тёмные с каштановым отливом волосы, разметавшиеся по цветастой подушке.
   - Сиротинка ты бедная! - вздохнула мать. - Только глаза на свет открыла, а уж сколько горя на тебя навалилось! На такую-то маленькую!..
   Долго стояла возле девочки мать и всё думала о чём-то. Взяла с пола её ботики, поглядела - худые, промокшие. Завтра эта девчушка наденет их и опять пойдёт куда-то... А куда?
   Рано-рано, когда чуть забрезжило в окнах, мать встала и затопила печку. Дед поднялся тоже: он не любил долго лежать. В избе было тихо, только слышалось сонное дыхание да Романок посапывал на печке. В этой тишине при свете маленькой лампы мать тихонько разговаривала с дедом.
   - Давай возьмём девочку, отец, - сказала она. - Уж очень её жалко!
   Дед отложил валенок, который чинил, поднял голову и задумчиво поглядел на мать.
   - Взять девочку?.. Ладно ли будет? - ответил он. - Мы деревенские, а она из города.
   - А не всё ли равно, отец? И в городе люди, и в деревне люди. Ведь она сиротинка! Нашей Таиске подружка будет. На будущую зиму вместе в школу пойдут...
   Дед подошёл, посмотрел на девочку:
   - Ну что же... Гляди. Тебе виднее. Давай хоть и возьмём. Только смотри, сама потом не заплачь с нею!
   - Э!.. Авось да не заплачу.
   Вскоре поднялись и беженки и стали собираться в путь. Но когда они хотели будить девочку, мать остановила их:
   - Погодите, не надо будить. Оставьте Валентинку у меня! Если кто родные найдутся, скажите: живёт в Нечаеве, у Дарьи Шалихиной. А у меня было трое ребят - ну, будет четверо. Авось проживём!
   Женщины поблагодарили хозяйку и ушли. А девочка осталась.
   - Вот у меня и ещё одна дочка, - сказала задумчиво Дарья Шалихина, дочка Валентинка... Ну что же, будем жить.
   Так появился в селе Нечаеве новый человек.
   УТРО
   Валентинка не помнила, как уснула на теплой лежанке. Голоса слились и отдалились, будто где-то смутно бормотало радио.
   Откуда-то появился старик с косматыми бровями, наклонился над ней, что-то говорил. И потом пропал. Был он на самом деле или приснился Валентинке?
   Она проснулась оттого, что звякнули ведром. Ей показалось, что это пуля звякнула в окно, и она вскочила, еле сдержав крик: "Немцы!"
   Но тут же опомнилась. Тишина окружала её. На бревенчатых стенах, проконопаченных светлой паклей, лежали бледные солнечные полосы. Замороженные окошки тихо светились. Какие маленькие окошки! Совсем не похожие на те высокие окна, которые были в их доме.
   Их дом!
   Мёртвые серые стены с дырами вместо окон, груды извёстки и кирпича возле дверей - вот каким в последний раз она видела этот дом...
   Густое тепло окутывало Валентинку. Оно проникало сквозь подстилку лежанка была хорошо прогрета. Оно заполняло густые завитки бараньего тулупа, которым была укрыта Валентинка. В первый раз за много дней и ночей она почувствовала, что согрелась.
   А ей среди снеговых просторов уже начинало казаться, что всё её тело пронизано тонкими льдинками, которые больше никогда не растают. А вот сейчас она чувствует, что этих льдинок больше нет и что вся она живая и насквозь тёплая.
   В кухне хозяйка топила печь. Весёлые отблески огня играли на стене. На печке кто-то сладко посапывал. Валентинка заглянула туда. Краснощёкий, вихрастый парнишка крепко спал, оттопырив губы.
   "Романок! - вспомнила Валентинка. - А где же девочки?" И тотчас почувствовала, что на неё кто-то смотрит. Валентинка приподнялась, оглянулась. Солнечные полосы на стенах стали ярко-жёлтыми, на замороженных стёклах заиграли огоньки. Солнечный денёк начинался на улице!
   А из угла, из-за спинки грубой деревянной кровати любопытными глазами глядела на неё рыжеватая девчонка. Светлые косички, будто рогульки, торчали кверху.
   Валентинка узнала Таиску.
   - А твои тётеньки ушли! - сказала Таиска.
   Валентинка встревоженно оглядела избу:
   - Ушли? А меня... А я как же?
   - А ты у нас будешь жить. Мне мамка сказала. Тебе хочется у нас жить?
   - Не знаю. Мне всё равно.
   - А ты фашистов видела? Они страшные?
   Валентинка молчала. Когда начинали говорить про немцев, у неё каменело сердце. Но Таиска не унималась:
   - А немцы прямо к вам в дом пришли, да?..
   Из кухни появилась мать.
   - Это кто здесь про немцев затеял? - сердито сказала она. - Больше разговоров не нашли? Картошка сварилась, вставайте чистить!
   Потом подошла к Валентинке и ласково спросила:
   - Отогрелась?
   Таиска живо соскочила с постели и растолкала Грушу. Груша поднялась лениво. Она была пухлая, белая, похожая на булку. Она одевалась, а сны всё ещё снились ей. Далёкими глазами посмотрела она на Валентинку: может, и Валентинка ей тоже снится?
   Девочки уселись возле чугуна с картошкой. Над чугуном поднимался горячий пар.
   - Мамка, гляди-ка! - шепнула Таиска, показывая на Грушу.
   Груша в полусне вместо ножа взяла ложку и водила ею по картошине. Мать и Таиска громко рассмеялись.
   Груша очнулась, бросила ложку и сказала:
   - Тогда пусть и Валентинка встаёт картошку чистить. Старшие чистят, а она нет?
   - Вставай, дочка, пора! - сказала мать.
   Валентинка с сожалением вылезла из-под тулупа. Она умылась над кадкой и тоже подошла к чугуну.
   Как чудно! Чужая женщина зовёт её дочкой. Значит, и Валентинка должна называть её мамой?
   Валентинка чистила горячую картошку, обжигала пальцы, а сама то и дело взглядывала на хозяйку. Худенькая женщина с гладкими светло-русыми волосами. На лбу у неё три морщинки. Сквозь рыжеватые ресницы весело поглядывают яркие синие глаза. Может быть, она добрая... Только совсем, совсем не похожа она на молодую черноволосую Валентинкину маму.
   "Мама! Мамочка!.."
   СТРАШНЫЙ ДЕД.
   ТАИСКЕ ПОПАДАЕТ ОТ МАТЕРИ
   Дверь хлопнула. Кто-то вошёл в избу. Валентинка оглянулась и чуть не уронила картошину. Лохматый старик, который пригрезился ей вчера, стоял у порога и снимал полушубок.
   - Кто это? - прошептала она.
   - Это наш дедушка, - ответила Таиска. - Отцов отец.
   Какие густые белые у него кудри! И какие косматые брови, даже глаз не видно!
   Вот таким стариком пугали Валентинку, когда она была совсем маленькая: "Если будешь плакать, придёт старик с мешком и заберёт тебя!" Теперь она будет жить у этого старика в доме и называть его дедушкой. А он, как видно, сердитый...
   Мать поставила на стол блюдо картошки со шкварками.
   Романок почувствовал вкусный запах и сразу поднял вихрастую голову:
   - Ишь какие! Сами едят, а меня не зовут!
   - Спать-то и не евши можно, - ответил дед.
   Но Романок уже соскочил с печки.
   Валентинка не знала, куда ей садиться.
   - Садись к окошку! - шепнула ей Таиска.
   Валентинка села. Это было самое удобное место: и никто не толкает, и можно в проталинку заглядывать на улицу.
   - Мамка! - вдруг закричала Груша. - Ну посмотри, она на моё место села!
   - Ну и что ж! - ответила мать. - Пусть сидит.
   - Нет, не пусть! Я всегда там сижу! Уходи оттуда, постарше тебя есть!
   Валентинка молча встала. Но когда она хотела сесть на табуретку, которая стояла рядом, Романок закрыл её руками:
   - Не садись! Это я принёс!
   - Иди сюда, - сказала мать Валентинке, - садись рядом со мной. Да руки-то, не стесняйся, протягивай. Бояться тебе некого, ты теперь здесь не чужая.
   Валентинка ждала, когда ей дадут тарелку. Но никаких тарелок не подали на стол, а все ели прямо из большой миски. Ложки у неё тоже не оказалось. Она сидела молча, положив руки на колени, и не знала, что делать.
   - Ты что же не ешь? - спросила мать. - У нас зевать некогда, как раз без завтрака останешься.
   Романок и Таиска переглядывались и потихоньку смеялись чему-то.
   - Ты что же это, видно, картошку не любишь? - сказал дед. - Ну, да ведь у нас не город. Колбасу не продают.
   Валентинка сидела опустив голову. Она думала, что это ей нарочно не дали ложку и теперь смеются. Может, ей встать и уйти из-за стола?
   - Да у неё ложки нет! - догадалась Груша. - Куда же она ложку дела? Ведь я всем подала.
   - Как так нету? - живо сказала Таиска. - Да вот она лежит.
   И она отодвинула хлебную ковригу, за которой притаилась деревянная ложка.
   - Это что ещё? - закричала мать. - Что за фокусы?.. Валентинка, возьми ложку да хлопни её по лбу, чтоб ей в другой раз неповадно было!
   И тут же сама хотела хлопнуть Таиску. Но девчонка живо юркнула под стол.
   - Вот и сиди там! - сказала мать. - Мало тебе над Романком мудрить, так теперь к другой привязалась?.. А ты, Валентинка, что сидишь, как курица? Видишь - ложки нет, кричи: "Дайте мне ложку!" Разве можно себя в обиду давать?
   - А меня Таиска один раз на худой стул посадила, - сказал Романок, я даже шлёпнулся!
   Таиске надоело сидеть под столом. Она вылезла с другой стороны, возле деда: здесь уж мать её ни за что не достанет!
   Сначала Таиска сидела хмурая, но скоро всё забыла и опять повеселела. Когда налили чай, она придвинула Валентинке синюю мисочку и шепнула:
   - Бери сахар!
   Валентинка положила, как дома, две ложки. А Таиска уже снова сидела возле Романка, и снова оба давились от смеха.
   Валентинка хлебнула чаю, сморщилась и поставила чашку обратно.
   Таиска и Романок так и прыснули.
   - Что, обварилась? - спросил дед. - Ты не по городскому пей, а по-нашему, по-деревенски - из блюдечка. Вот и не обваришься.
   - Мамка, - крикнула Груша, - гляди-ка, да они ей вместо сахару соли дали!
   Мать хотела схватить Таиску за косички, но та выскочила из-за стола и убежала в горницу.
   Мать налила Валентинке свежего чаю:
   - Пей, дочка!.. А ты, Таиска, запомни: уж доберусь я до тебя - не проси милости!
   НОВЫЕ ЗНАКОМЫЕ
   Груша ушла в школу. В сумку с книгами она засунула бутылку молока, кусок хлеба и сладкую пареную брюкву. До обеда далеко - проголодаешься.
   Таиска позвала Валентинку в горницу и вытащила из-под кровати ящик. Там лежали её куклы, все растрёпанные, раздетые, с облупленными носами. Но у Валентинки, когда она увидела их, даже румянец проступил на щеках. Как давно уже не играла она в куклы! Таиска схватила одну куклу за ногу, показала:
   - Это Верка!
   Другую подняла за косу:
   - Это Клашка!
   Потом снова пошвыряла в ящик:
   - Ну их! Пойду на улицу!
   Таиска убежала гулять. Романок увязался за ней.
   Мать села чинить бельё: завтра суббота, надо всей семье баню устраивать, надо чистые рубашки приготовить.
   А Валентинка подсела к ящику. И тотчас куклы ожили и заговорили с ней.
   - Где вы были? - спросила Валентинка. - Почему вы такие растрёпанные? Почему вы голые?
   - Это мы от немцев бежали, - отвечали куклы. - Мы всё бежали, бежали - по снегу, через лес...
   - Ну ладно, ладно! Не будем про это говорить... Сейчас надо сшить вам платья. Посидите немножко.
   Валентинка подошла к матери:
   - Пожалуйста...
   И запнулась. Валентинка не знала, как назвать её. Тётя Даша? Но ведь эта женщина её в дочки взяла! Значит, мама?..
   А мать глядела и ждала, как девочка назовёт её.
   - Пожалуйста... дайте мне иголку и ножницы.
   Мать усмехнулась, подала ей иголку и ножницы. Девочка поспешно отошла.
   Какое красивое жёлтое платье получается для Веры! Какое нарядное!
   И вот в то время, когда Валентинка одевала в новое платье куклу, на крыльце раздался топот, смех, говор, и в избу ввалилась целая ватага девчонок и маленьких ребятишек. Впереди была Таиска.
   - Что это? - удивилась мать. - Никак, всей деревней явились?
   - Явились! - ответила Таиска.
   - Вот хорошо-то! Не видали тут вас с вашим озорством!
   - Да мы, мамка, не будем озоровать. Вот только девчонки Валентинку посмотрят, и всё. Ведь хочется же им посмотреть!
   И не успела мать ответить, как орава уже хлынула в горницу. А чтоб не топтать полы, почти все сбросили у дверей валенки и зашлёпали босыми пятками по белым половицам.
   Валентинка растерялась. Она смотрела то на одну, то на другую большими, немножко испуганными глазами. Чего они хотят? Что им надо?
   Сначала все молчали. Девчонки подталкивали друг друга, хихикали и с любопытством разглядывали Валентинку.
   Первой заговорила Таиска:
   - Она городская! Всегда в городе жила! Там дома знаешь какие? Избу на избу поставь, и то мало!
   Одна из девчонок, толстоногая Алёнка, подсела к Валентинке:
   - У тебя куклы были?
   - Были, - тихо ответила Валентинка. - У одной глаза закрывались.
   - А ещё чего было?
   - Посуда.
   - А мы посуду из глины делаем, - вмешалась черноглазая Варя. - Всё: и чашки и чайники...
   - У! Ты погляди только, какая у нас посуда! - затараторила Таиска. Только у меня побилась вся, вся до крошечки! Вот у Вари...
   - А у меня? А у меня плохая? - закричала Алёнка. - У меня даже с цветочками!
   И девочки наперерыв начали рассказывать Валентинке, как летом они ходили в овраг за глиной (в этом овраге даже пещерки сделались!), как мочили эту глину, как мяли, как лепили из неё куклам посуду, а потом сушили на солнце. И тарелочки делали, и чугунки, и кринки! А Славка Вихрев даже самовар сделал. И печку из глины сделали, и даже топили её прямо по-настоящему, настоящими дровами: и огонь горел, и дым в трубу шёл!..
   Но им бы не догадаться это сделать, если бы не Груша. Груша тогда в школу пошла, и там учительница им показала, как из глины грибы лепить. Груша принесла глиняный гриб домой и показала Таиске. Вот Таиске в голову и пришло: "Если можно гриб слепить, то, может, и ещё что-нибудь можно?" А Груша говорит: "Больше ничего нельзя. Раз учительница показала гриб, значит, и можно только гриб". А вот они пошли в овраг да и начали всё лепить!
   - А меня возьмёте посуду делать? - спросила Валентинка. - А я сумею?
   - Сумеешь, - ответила Таиска. - Романок и то чего-то слепил: не то санки, не то гуся.