Юсуф на восьмом кустике остановился. Он положил в платок последнюю горсть белого пуха и сказал:
   - Домой пойду.
   И пошёл с плантации.
   Но Алимджан терпел. Солнце припекало голову, руки стали совсем вялыми. А тяжести в платке всё не прибавлялось. Мама посмотрела на него и сказала:
   - Иди и ты, сынок. Спасибо за подмогу.
   Алимджан обрадовался. Но виду не показал.
   - Я ещё мало набрал. Я ещё могу.
   - Ничего, на твою долю хватит. Вот будем сдавать хлопок стране, ты скажешь: "Моё белое золото тоже здесь есть!" А теперь иди.
   Ну что ж, после такого разговора можно и уйти. И ноги Алимджана сами собой помчали его с плантации.
   День в кишлаке катится, как камушек с горы. Не увидишь, как и прокатится. Вот уж и солнце село. И люди с плантации идут. И ночь подступила.
   Когда легли спать, взошла большая жёлтая луна. Алимджан, прижавшись к маминой руке, смотрел на луну.
   - Мама, - спросил он, - а как это люди могли туда залететь - на луну? И как это по луне тележка каталась? Ведь луна-то маленькая, с арбуз.
   - Луна не маленькая, она большая, - ответила мама сквозь сон, - а про тележку спроси у отца, он лучше знает.
   Луна тихо шла по небу, пробиралась среди крупных осенних звёзд. Осветила горы, осветила и деревья, которые стоят там, далеко-далеко, на самом гребне...
   "Сад... - думал Алимджан. - Какой же там сад? На высокой горе. Всякие яблони там растут... Груши... айва..."
   Заснул и сразу очутился в этом поднебесном саду. Ну и сад! Груши по ведру, сами падают на землю. Берегись, если такая груша упадёт на голову! И виноград - розовый, жёлтый, чёрный... Гроздья висят до самой земли...
   "Эй, Нельзя, где ты?" - крикнул Алимджан.
   Никто не отозвался. Значит, можно взять винограду. Только ведь за это надо работать в саду?
   "Эй, Надо!" - крикнул Алимджан.
   И опять никто не отозвался. Алимджан обрадовался - значит, их тут нет.
   "Ага! - сказал он. - В гору-то им не подняться!"
   Такой весёлый сон снился Алимджану.
   БЕЛЫЕ ГОРЫ
   Алимджан сидел во дворе около очага, на котором варят плов. Очаг сложен из кирпичей и глины. Внутри разжигают маленький костёр. А над костром на кирпичи ставят тяжёлый котёл с крышкой, и там варится плов.
   Сейчас в очаге огня не было, а лежала кучка золы. Алимджан сидел и чистил золой закопчённую миску. Лали велела.
   - Эй, Алимджан!
   Это прибежал Юсуф. Алимджан угрюмо посмотрел на него. Ему не хотелось чистить миску, и поэтому у него было плохое настроение. Юсуф присел около Алимджана на корточки.
   - Чистишь, да?
   - Сам видишь. А что тебе?
   - Надоело.
   - Что надоело?
   - Дома надоело. То одно делай, то другое. Прямо как ишак какой. Теперь вон шерсть разбирать надо! Бабушка прясть хочет, а там колючки всякие...
   - А ты?
   - А я взял да убежал. Только, наверно, бабушка сейчас сюда за мной придёт. Разве от неё спрячешься!
   Алимджан сунул миску в золу и посмотрел на Юсуфа.
   - А мне, думаешь, не надоело? Думаешь, я не ишак?
   - Давай уйдём куда-нибудь, - сказал Юсуф.
   Алимджан сразу поднялся.
   - Давай.
   - Только ты умойся, - сказал Юсуф, - а то весь в золе.
   Алимджан побежал к крану, поплескал в лицо водой, утёрся полотенцем, которое висело тут же, на гвоздике. На полотенце остались серые пятна, сразу видно, что это Алимджан умылся.
   - Пойдём.
   Они вышли на улицу, захлопнули калитку.
   - Куда? На канал?
   - Нет, - сказал Алимджан, - мы пойдём на гору. Вон в тот сад, который на горе.
   Юсуф согласился. И они дружно зашагали по дороге в гору.
   Казалось, что сад на горе не так уж и далеко. Но идут, идут, а сад всё не приближается. Уже и кишлака не видно совсем, одни жёлтые каменистые склоны поднимались кругом, бугры, горные вершины. А дорога уходила всё дальше, всё выше. Стало жарко. Захотелось пить. Ноги еле двигались. То Юсуф вздохнёт, то Алимджан вздохнёт. А сад всё так же далеко, под самым небом.
   Вдруг на дороге за поворотом загудела машина. Юсуф и Алимджан остановились. Из-за горы вышел большой грузовик, гружённый хлопком. Хлопок лежал в высоком кузове, как огромный снеговой сугроб. Машина прошла было мимо, но тут же замедлила ход и остановилась. Шофёр высунулся из кабины, и Алимджан сразу закричал:
   - Папа! Уй, папа!
   Отец вёз хлопок на хирман. Хирман - это место, куда со всех колхозов привозят хлопок.
   - Почему вы здесь оказались, ребята? - спросил отец.
   - Мы в сад идём, - ответил Алимджан. - Вон на гору.
   - Ах, неразумные вы головы! - сказал отец. - Да ведь туда и до ночи не дойдёшь. Ну-ка, влезайте в кабину.
   Алимджан, а за ним Юсуф уселись в кабину и поехали. Вот-то весело им было! Сколько раз Алимджан просил отца взять его с собой на хирман, так отец не хотел. А сегодня Алимджан и не собирался ехать, так отец сам позвал! Следом за отцовой машиной шли и другие машины, гружённые хлопком. Жёлтая пыль взвивалась из-под колёс. Так и ехали будто в тумане. Потом машины вышли на асфальтовое шоссе, и пыль сразу отстала.
   Вот и хирман - большая площадь. На хирмане возвышались огромные кучи хлопка, такие высокие, что наверх ни за что не взобраться. Эти белые горы назывались бунтами. Отец высадил ребят, а сам подъехал к бунту, свалил хлопок. А отсюда на транспортёре хлопок пополз на верх бунта.
   - Вот здорово! - сказал Алимджан.
   - Да-а... - согласился и Юсуф.
   Отец скоро управился. Ребята снова уселись к нему в кабину, и машина помчалась обратно. Но поехали они не в кишлак, а свернули в долину.
   - Слезайте, - сказал отец, - отсюда до дома недалеко.
   Алимджан и Юсуф слезли. Но домой не пошли. Здесь плантация была ещё больше, чем у них, возле кишлака. Коричневые кустики были густо покрыты белыми хлопьями, будто их снегом занесло. А народа не видно было.
   - Ух ты! - сказал Алимджан. - Когда весь этот хлопок соберёшь!
   - До зимы не собрать, - согласился Юсуф. - Ай, Алимджан, - вдруг закричал он, - гляди-ка! Машины!
   - Машины! - закричал и Алимджан. - Вижу! Голубые корабли!
   По широкой плантации шли четыре машины, которые сами собирают хлопок. Они шли рядом, ровно, как солдаты в строю. И каждая захватывала четыре ряда. Машины были голубые, как небо, они шли по хлопковой долине, будто корабли по морю. Поэтому их и называют голубыми кораблями.
   Голубые корабли подошли к самому краю поля. Потом повернули и пошли обратно. И там, где они прошли, коричневые кустики словно сразу погасли, стали тёмными, незаметными. А голубые корабли уходили всё дальше и дальше.
   - Есть хочется, - вздохнул Юсуф.
   - И пить тоже, - отозвался Алимджан. - Пошли!
   Они направились по дороге в свой кишлак. И вышли как раз на ту самую плантацию, на которой они вчера собирали хлопок. Здесь Алимджан увидел свою маму и Лали, а Юсуф тоже увидел свою маму и бабушку... И соседи были там же.
   Алимджан подбежал к маме:
   - Мама, вы тогда здесь всё собрали. А почему же опять?
   - Вот, смотрите на него! - засмеялась Лали. - Не знает, как хлопок растёт. А ещё узбек!
   - Неужели ты не знаешь, сынок? - сказала мама. - Тогда мы собрали хлопок. А наутро на тех же кустиках раскрылись новые коробочки. Вот и опять мы тут собираем. Так и будем ходить на это поле, пока ни одной коробочки на кустиках не останется. Разве ты это не знал, сынок?
   Алимджан не знал. Просто не думал об этом. Однако сознаться, что не знал, он не хотел.
   - Я знал, - сказал он, - только забыл. Но, мама, зачем вы тут руками хлопок собираете... Вон там машины есть. Пусть машины придут и соберут!
   - Машин на все поля ещё не хватает, - ответила мама, а руки её так и мелькали среди кустиков, - а хлопок не ждёт. Собирать его надо, и не как-нибудь, а поскорее!
   Тут Юсуф потянул Алимджана за рукав.
   - Пойдём!
   - Мама, а мы на хирмане были! - сказал Алимджан.
   Мама так и охнула:
   - Ой, верблюжатки вы мои! Такую даль ездили. Проголодались небось. Бегите домой скорее!
   - Как только живыми остались! - с усмешкой сказала Лали.
   - А вы когда же домой, мама?
   - Ещё рано, сынок, поработать надо.
   - Всё надо да надо. Эх! - сказал Алимджан и вспомнил недочищенную миску. - Пойдём, Юсуф!
   Алимджан и Юсуф выбрались с плантации и пошли домой. Один - шерсть щипать, другой - миску чистить. Раз надо - значит, надо.
   САД ПОД ОБЛАКАМИ
   Дни летели, как листья с деревьев. Колхозники изо всех сил торопились убрать хлопок.
   А когда плантации были убраны, наступил праздник. Все колхозники нарядились и пошли на площадь к сельсовету. Председатель колхоза сказал:
   - Поздравляю вас, товарищи! Мы сдали хлопка государству, сколько обещали. И ещё больше, чем обещали. Наш хлопок теперь пойдёт по всей стране, по всему Союзу, по всем республикам. И везде люди будут из нашего хлопка делать ситец. И будут говорить нам "спасибо"!
   Все колхозники захлопали в ладоши. А потом загремели бубны, зазвенели струны, заревел карнай - большая длинная труба. Молодые колхозники начали танцевать. И пошло веселье!
   Во всех дворах в этот день варили плов. Алимджан очень любил плов, поэтому он не отходил от отца, глядел, как он перебирает рис, как жарит баранину, как складывает рис и баранину в котёл и кидает туда всякую душистую приправу... А потом сидел у глиняной печки во дворе, следил, чтобы огонь под котлом не погас, и ждал, когда плов сварится. Можно бы, конечно, поставить котел на газовую плиту, но отец говорит, что на очаге плов получается вкуснее. Ну что же, Алимджану не трудно посидеть у очага.
   Но вот по двору поплыл тёплый вкусный запах - это плов оповестил всех, что котёл можно снимать с огня. Мама погасила огонь под котлом. Отец снял с лозы несколько кистей винограда. Лали разостлала праздничную скатерть, и мама поставила на стол большое блюдо с пловом.
   Перед обедом Лали обошла всех с кувшином, полным воды, с тазиком и полотенцем. Полила всем на руки и дала полотенце вытереть руки. После всех дала вымыть руки Алимджану. Но он не обиделся, что после всех. Потому что когда полотенце свежее, то после его рук сразу будут видны пятна. А когда после всех, то никто этих пятен и не заметит.
   Ну и обед был сегодня! Что ж, в праздник и обед праздничный.
   Когда съели плов и напились чаю, отец сказал:
   - Нынче председатель зовёт всех бригадиров в гости на гору. Там и совещание хочет провести. Придётся поехать.
   Алимджан сразу насторожился:
   - На какую гору?
   - В сад, что на горе. Вон туда, где деревья видны.
   Алимджан бросился к отцу:
   - Папа, и я с вами! Папа, я давно хотел!
   - Да ведь ты ещё не бригадир, сынок.
   Алимджан опустил голову. Хотел промолчать, но ничего не вышло: заревел во весь голос, и так громко, как только хватило сил. Мама не могла это слышать.
   - Ох, Хаким-джан, - сказала она отцу, - возьмите его с собою. Он тоже когда-нибудь бригадиром будет!
   В это время во дворе появился Юсуф. Он стоял и ждал, когда Алимджан перестанет реветь.
   - Ну, если так, - сказал отец, - надо подумать.
   - Он и хлопок собирал, - опять попросила мама.
   - Целых две горсти собрал, - засмеялась Лали.
   - И кур кормил, - продолжала мама, - и двор подметал...
   - И миску вон как начистил, - сквозь слёзы напомнил Алимджан.
   - Ну что ж, - согласился отец, - думаю, что бригадиры не обидятся, если я привезу такого гостя, а?
   - А я тоже хлопок собирал, - сказал Юсуф.
   Лали опять засмеялась:
   - Ещё один бригадир нашёлся!
   Тут на соседской стене появился Алибек. Он сидел и слушал: о чём это говорят? Куда это собираются? А как понял, что хотят ехать в сад на горах, то закричал:
   - А я тоже бригадиром буду! Ещё лучше Алимджана.
   - Если хочешь разговаривать, - строго сказал Хаким-ака, - то слезь со стены и войди к нам во двор как человек!
   Алибек сразу исчез за стеной. А через минуту вошёл во двор.
   - Я тоже буду бригадиром, - повторил он. - Меня тоже возьмите в сад.
   - Разберёмся, - сказал Хаким-ака. - Алимджан хлопок собирал, улицу подметал, кур кормил...
   - Миску чистил, - напомнил Алимджан.
   - И миску чистил. Юсуф тоже улицу подметал и кур кормил...
   - А ещё шерсть раздёргивал, колючки выбирал, - сказал Юсуф.
   - Вот - и шерсть раздёргивал. Так. А теперь ты скажи, Алибек, что ты делал?
   У Алибека глаза так и забегали туда-сюда. Что сказать?
   - Что хотел, то и делал, - сказал он.
   Хаким-ака покачал головой.
   - Э-э... - сказал он, - человек должен делать не только то, что ему хочется, но и то, что надо делать. А когда человек делает только то, что он хочет, из него толку не будет. Бригадиром ты, Алибек, не станешь. А поэтому в сад с нами ты не поедешь. Иди домой.
   - А что мне там делать?
   - То самое, что всегда, - что хочешь.
   Алибек рассердился, нахмурился и пошёл домой. А когда пришёл домой, то взял рогатку и сказал:
   - Вот возьму и буду птиц бить.
   Но услышал, что на улице зашумел мотор большой Хакимовой машины, бросил рогатку.
   - Бабушка! - закричал он. - Что надо делать?
   - Ах, жеребёночек мой, - сказала бабушка, - да что тебе делать? Ты ещё маленький. Ступай на улицу, побегай, поиграй с ребятами. Какие тебе дела?
   Алибек вышел на улицу. Вдали стояла пыль - это Хакимова машина прошла. Алибеку стало очень скучно.
   Но тут пришли его отец и мать с гулянья, и старший брат пришёл. Алибек сразу подбежал к матери:
   - Мама, они в сад уехали, а меня не взяли!
   - Почему же? - спросила мама.
   - Говорят, что я... делаю, что хочу. А что надо - не делаю.
   - Ничего, пусть говорят, - сказала мама. - Вырастешь - ещё наработаешься. Побегай, поиграй.
   Но Алибеку почему-то ни бегать, ни играть не хотелось.
   "Может, помочь бабушке яблоки собирать? Вон она гнётся под яблоней, яблок много нападало".
   Но тут же решил, что не стоит. Яблоки-то всё равно кислые. Уж лучше абрикосов поесть.
   И полез на дерево.
   А большая машина в это время мчалась по горной дороге. Дорога всё время кружилась по жёлтому склону и уходила всё выше и выше. И вот наконец поднялась на самую высокую вершину горы и вошла в тень высоких чинар. Хаким-ака поставил машину под чинарами. А тут уже стояли другие машины - и грузовые, и легковые, и мотоциклы были здесь, и велосипеды.
   - Ого! - сказал отец. - Все бригадиры уже съехались. Мы, как видно, после всех!
   Ну вот он, этот сад, куда так хотелось попасть Алимджану. Алимджан шёл следом за отцом и глядел кругом. Сад был большой, густой, деревья уходили вниз по склону и поднимались вверх, к самым облакам. И казалось, что белые, как хлопок, облака сидят на верхушках деревьев.
   Юсуф то и дело дёргал его за рубашку:
   - Ой-бой! Гляди, груши-то какие! А гранаты! Гляди, а это чего? Стручки какие-то!
   Они шли по аллее среди яблонь, абрикосов, груш... По краям аллеи стояли розовые кусты. И всюду у корней деревьев блестела и журчала вода.
   Среди сада стоял дом с высоким айваном.
   Около дома под навесом виноградных лоз собрались бригадиры.
   - Салям алейкум! - сказал Отец бригадирам. Это значит - мир вам!
   - Ва алейкум ассалям! - ответили бригадиры. Это значит - вам мир!
   Бригадиры стояли и разговаривали. И отец с ними.
   - Откуда же здесь вода? На горе ведь ручьёв нету.
   - Подняли воду по трубам на гору.
   - Ах, молодец наш председатель! Умудрился на голой горе такой сад вырастить!
   Тут вышел на крыльцо председатель и пригласил бригадиров в дом. А там, в большой длинной комнате, стоял большой длинный стол. На столе было полно угощений - и жёлтые, как мёд, дыни, и красные сахарные арбузы, и румяные яблоки, и айва, и гранаты, и виноград.
   - Угощайтесь, - сказал председатель, - всё это из нашего сада!
   Потом пришли садовники, которые здесь ухаживали за садом. И колхозники, которые проводили в этот сад воду. И женщины, которые варили обед всем, кто работал в саду. А когда все собрались, то уселись за стол.
   Юсуф и Алимджан взяли по ломтю сладкого арбуза и снова ушли в сад.
   - Что хотите, то и сорвите в саду, - сказал им председатель. - Только веток не ломайте.
   Алимджан, как вышел в сад, так и задумался:
   "А может, это мне всё во сне снится?"
   Но Юсуф не давал ему раздумывать:
   - Эй, Алимджан, попробуй-ка - вот так груша!.. Эй, Алимджан, попробуй - вот так гранат!
   И вдруг какой-то чужой голос:
   - А вот это, ребята, попробуйте-ка...
   Под деревом стоял старик в голубой чалме. Он глядел на ребят ласковыми коричневыми глазами.
   - Попробуйте-ка, а? Это сливы.
   В его загорелой руке лежали лиловые сливы. Алимджан не знал, что это такое, у них в колхозе слив не было.
   А Юсуф не стал раздумывать, а сразу взял сливу и сунул в рот.
   - Уй! Вкусно!
   Алимджан попробовал - да, вкусно. Такие сладкие, сочные эти сливы. Алимджан и Юсуф чуть не подрались из-за них. Но старик сказал:
   - Кушайте, детки, слив много. Может быть, вам понравится у нас в саду и тоже приедете к нам работать, когда будете большими.
   - А вы, дедушка, садовник?
   - Я и садовник. И сторож. Работать-то в саду я уже не могу.
   - А трудно здесь работать? - спросил Алимджан.
   - Да, нелегко. Землю приходится возить на гору снизу из долины, ведь тут один камень.
   - А взяли бы да и посадили этот сад в долине!
   - Нельзя. Там хлопку место нужно. Ведь хлопок у нас в Узбекистане главное богатство. Наше белое золото.
   - А как же тогда? Значит, землю из долины сюда возили и сыпали на камни?
   - Нет, не так. Сначала камень взрывали. Взорвётся кусок скалы станет яма. Камень, который отколется от горы, везли вниз, в кишлак. Дома из этого камня строили. Дувалы - стены. Видели небось?
   - Видели.
   - Отвезут камни вниз. А внизу машину нагрузят землёй и везут сюда, к нам. Мы землю - в яму. В эту яму и деревья сажали. Так вот и сад у нас получился. Понятно вам?
   - Понятно, - сказал Алимджан.
   - Ага, понятно, - сказал и Юсуф, хотя он только ел сливы и ничего не слышал, о чём рассказывал садовник.
   - Уй, это очень трудно работать в вашем саду, - сказал Алимджан.
   - Ещё бы не трудно! - согласился садовник. - Но что же поделаешь? Надо. Для народа надо. Отказаться от этой работы нельзя.
   "Опять "надо", опять "нельзя", - подумал Алимджан. - Никуда от них не денешься".
   А потом ещё подумал:
   "Никак без них не обойдёшься. И хлопок не уберёшь, и сад не вырастишь. Даже двор не подметёшь".
   Алимджан и Юсуф ходили по саду до сумерек. Когда на небе появились звёзды, машина дала сигнал.
   - Это мой папа сигналит, - сказал Алимджан, - домой зовёт!
   Они простились со старым садовником в голубой чалме и побежали к машине.
   Снова мчались они по горной дороге. Только теперь уже не в гору, а с горы. Алимджан оглядывался назад - всё дальше и дальше чинары, которые стоят у садовых ворот, всё дальше тёмные деревья сада... Вот уже и совсем скрылся сад за вершинами и увалами гор. А горы стали тёмными. И небо стало тёмным. Лишь звёзды светились над горами, как белые комочки хлопка среди тёмных кустов...
   Поздно вечером, когда все улеглись спать, Алимджан сказал маме:
   - Мама, я вырасту и пойду работать в тот сад. Там очень трудно работать. Но что ж поделаешь - надо.
   Подумал и сказал ещё:
   - Для народа надо.
   - Конечно, сынок, это для народа надо, - ответила мама и усмехнулась.
   Но она тихонько усмехнулась, потому что если бы Алимджан это заметил - он бы обиделся.
   Г У С И-Л Е Б Е Д И
   1. АНИСКА
   Это было интересное зрелище. Розовый дождевой червяк высунулся на свет возле самого муравейника. Муравьи вцепились в него и начали вытаскивать из земли. Червяк, видно, почуял недоброе. Он упёрся. А потом и совсем испугался, заворочался, начал пятиться обратно в землю. Но муравьи не давали ему уйти...
   Аниска сидела над ними неподвижно. Муравьи бегали по её босым ногам, но не кусались - никогда муравей не тронет Человека, если его не пугать. Изредка она поднимала ресницы, оглядывалась на густые берёзки, осыпанные острыми солнечными огоньками, на мохнатые сосенки, на коричневые иглы муравейника, тёплые и блестящие под солнцем, на цветущие лесные травы... И, улыбнувшись неизвестно чему, снова устремляла свои тёмно-серые, немножко косые глаза на червяка и муравьёв.
   Низко, почти над головой, пролетела любопытная синичка. Села на куст и поглядела на Аниску сначала одним глазом, потом другим: "Что это? Человек сидит? Или так, растёт что-то?.."
   Аниска улыбнулась:
   - Что смотришь?
   "Человек!" - в страхе чивикнула синичка и скрылась.
   Аниска снова опустила глаза:
   - Вытащили!
   Муравьи волокли червяка к себе в муравейник. Червяк скорчился, уцепился за траву. Тогда чёрные хищники навалились на него и розняли на две половинки. Аниска, удивлённая такой свирепостью, смотрела, как они запихивали червяка в отверстия муравейника.
   - Аниска, ау!
   - Аниска, ты где? Ты что делаешь?!
   Аниска встала. Девочки пробирались к ней сквозь кусты.
   - Чего нашла? Чего нашла? - звонко и торопливо, как птица, повторяла Танюшка. - Что смотришь?
   Она заглянула своими быстрыми чёрными глазами в Анискину корзинку. В корзинке топорщились сухие еловые шишки - Аниска набрала разжигать самовар.
   - Ничего? А почему здесь сидишь?
   Аниска помедлила - рассказать или не надо?
   - Тут одна история была...
   Танюшка тотчас пристала:
   - Какая история? Какая? Что сделалось?
   Катя молча глядела на Аниску спокойными ожидающими глазами. Солнце просвечивало сквозь её белёсые волосы, торчавшие над голубой ленточкой, и голова её была похожа на пушистый одуванчик.
   - Вот я видела... Отсюда червяк вылез...
   - Ой! Вот так история, - закричала Танюшка, - про червяка!
   - Червяк вылез. А потом? - спросила Катя.
   - А потом муравьи напали, разорвали его и утащили.
   - И всё?..
   Аниска и сама не могла понять, почему ей так интересно было смотреть, а рассказ вышел совсем неинтересный.
   - А ну-ка я сама погляжу!
   Танюшка схватила рыжую сухую ветку и быстро разворошила край муравейника. Муравьи закипели-забегали, потащили куда-то свои белые коконы...
   Аниска оттолкнула Танюшку, вырвала у неё ветку и забросила в чащу.
   - Ты что? Драться, да?! - У Танюшки в голосе послышались слёзы. - Уж скорей драться, да?
   - А ты не мучай.
   - А кого я мучаю? Кого? Кого я мучаю?
   - Муравьёв. Они строили, а ты ломаешь.
   - Ну и сиди со своими муравьями. Косуля!.. Кать, пойдём! Пусть одна ходит!.. Косуля, Косуля!
   Катя невозмутимо запела тоненьким голоском и пошла по лесу. Она не любила, когда плачут и когда ссорятся.
   Аниска хмуро посмотрела им вслед. На смуглых скулах выступил румянец. Всегда так. Когда сказать нечего, так сейчас - "Косуля".
   А это слово Аниске было больней всего на свете.
   2. БРАТЕЦ НИКОЛЬКА, С КОТОРЫМ МОЖНО РАЗГОВАРИВАТЬ
   Мать уходила из дому и наказывала Лизе, старшей Анискиной сестре:
   - Гляди за домом. Уберись в избе, подмети, посуду вымой. А перед зеркалом довольно вертеться - не доросла ещё.
   - А Аниске - что?
   - А ей - с Николькой сидеть.
   И, уже выходя из избы, крикнула:
   - Не обижайте Никольку, смотрите!
   Лиза с тоской посмотрела на молочные кринки с застывшей белой кромкой по краям, на сальные чугунки, на большую плошку с остатками щей... А она только что причесалась и покрылась чистым голубым платком - можно бы и на улицу...
   Она стояла возле печки и острыми мышиными глазами искоса поглядывала на Аниску. Взялась было за ухват, чтоб достать горячей воды, и снова со вздохом поглядела на Аниску:
   - Может, ты вымоешь... а?
   Аниска поливала свои цветы. Цветы у неё стояли на всех окнах - в горшках, в консервных банках, в кринках с отбитым горлышком.
   - Мать велела тебе, - ответила Аниска, - а мне с Николькой.
   - Ну, Николька-то ведь спит! А? Мне ведь на школьный участок надо! Я же платье запачкаю!..
   - А ты фартук надень.
   - У, Косуля! Вот сейчас побросаю все твои цветы!
   Аниска растопырила руки. Ей показалось, что Лиза и вправду сейчас набросится на её горшки и плошки.
   - Во! Как наседка расшиперилась! - засмеялась Лиза. - А как будто я их после разбросать не могу!
   - А я матери скажу!
   - Скажи. Она и сама рада будет - в избе светлей. Говори - не будешь мыть?
   Аниска посмотрела на свои фуксии, "огоньки" и "крапивки" - такие они были беззащитные, словно маленькие детки! Они глядели на неё малиновыми и лиловыми глазками, словно просили не давать в обиду.
   - Иди уж!..
   Аниска налила в миску горячей воды и взялась за мочалку.
   Лиза повеселела:
   - Ты сейчас вымоешь... А я после обеда. Уж после обеда к тебе не пристану!
   Она ещё раз заглянула в зеркало и проворно выскочила из избы. Лишь бы сейчас не мыть, а там видно будет!
   Жаркая тишина в избе. Слабый запах цветущей сирени плывёт в открытые окна. На рябине поют скворцы...
   Всегда было так. Девчонки водятся друг с другом, а она с ними никак поладить не может. Вот и опять - поссорилась с Танюшкой. А из-за чего? Из-за каких-то муравьёв!..
   ...Аниска тёрла кринки горячей мочалкой, обливала их чистой холодной водой...
   А на что ей нужны эти муравьи?
   Но вспомнилась их суматоха, их муравьиная паника, их беготня. И Аниска сказала, обращаясь к большой миске:
   - А она пусть не ломает. Им ведь тоже не легко строить-то! А к чему она сломала? Ну?..
   В окно влетела бархатная оранжевая бабочка. Аниска поймала её, трепетавшую на стекле:
   - Красавица ты моя! И кто ж тебя так нарядил? И кто ж тебя так разукрасил?
   Аниска глядела на бабочку, ожидая ответа:
   - Ну, скажи - ты откуда? Ну, скажи - как тебя зовут?
   На кровати захныкал Николька. Аниска тихо вздохнула:
   - Ну лети. Прощай. Прилетай ещё - ты меня не бойся!
   Проводив глазами вспорхнувшую бабочку, Аниска подошла к кровати.
   Никольке ещё года не было. Он говорить не умел, только гукал. Но зато умел слушать. Он слушал всё, что бы Аниска ему ни рассказывала. И только он один не ссорился с ней и не называл её Косулей.
   Аниска усадила братца на полу, на разостланное одеяло, дала ему вместо игрушки расписную деревянную ложку.