Воронкова Любовь Федоровна. Собрание сочинений в трех томах (Том 1, Повести и рассказы)

   - Да ты знаешь, сколько на колодце народу!
   - Нисколько там народу! Просто в снежки с ребятами играла, вот и всё! Смотри, в ведре даже лёд намёрз!
   А потом повернулась к Валентинке:
   - Ну, готова картошка? Это еще только три картошины очистила?.. Таиска, бери ножик, помоги этой неумехе!
   Но Таиска даже не подошла к Валентинке:
   - Я сказала: мои дела на улице, а ваши в избе. Я лучше пойду кур кормить.
   И снова скрылась, хлопнув дверью. У Валентинки ресницы набухли слезами. Она спешила, чтоб угодить Груше, но и ножик её плохо слушался, и картошка из рук вывёртывалась.
   "И когда она приедет наконец? - думала Валентинка. - Ну хоть бы поскорей, хоть бы поскорей!"
   И прислушивалась, не скрипят ли сани у ворот, не слышится ли знакомый, такой напевный и ласковый голос...
   Но вот картошка начищена. Груша заправила суп и поставила в печку. А потом налила пойла в широкую бадью и сказала:
   - Вот, народу в избе много, а телёнка напоить некому!
   - Давай я напою, - робко предложила Валентинка.
   - Ступай, если сумеешь.
   Валентинка не умела поить телёнка и не знала, где он. Но она взяла бадейку и тихонько пошла из избы.
   Груша догадалась:
   - Романок, проводи нашу барышню. А то она какую-то колибру знает, а вот где телёнок стоит - не найдёт!
   - У нас телят не было, - сказала Валентинка.
   - Эх, вы! - пренебрежительно протянула Груша. - Даже телёнка не могли завести! Наверно, ленивые были!
   У Валентинки засверкали глаза.
   - Вовсе не ленивые! Мой папа до фронта целые дни на заводе пропадал. Он инженер был! И мама служила тоже!..
   - Ну, ну, заговорила! - прервала Груша. - Пока говоришь, пойло остынет... Ой, кажется, дедушка завтракать идёт, а у меня ещё не готово! Из-за вас всё!
   Валентинка с Романком вышли во двор.
   - Он у нас в овчарнике, - сказал Романок. - Вот дверь. Его Огонёк зовут, потому что он рыжий! Иди! Только смотри овец не выпусти.
   Когда Валентинка вошла в овчарник, овцы шарахнулись от неё в дальний угол. Они испугались Валентинки, а Валентинка испугалась их и остановилась у порога.
   За высокой перегородкой стоял светло-жёлтый бычок. Он нетерпеливо совался мордой в щели перегородки и коротко мукал, вернее, макал:
   "Мма! Мма!.."
   Валентинка подошла к нему, и сердце у неё растаяло.
   - У, какой хорошенький! У, какой миленький! И ножки белые, как в чулочках! А мордочка! А глазки чёрные, как черносливы!..
   Валентинка открыла дверцу. Но не успела она войти за перегородку, как бычок отпихнул её, выскочил оттуда, бросился к бадейке и тут же опрокинул её. Тёплое пойло зажурчало сквозь подстилку. Валентинка в ужасе подхватила бадью, но там было пусто. Бычок сердито стучал в дно бадьи, облизывал крошки жмыха со стенок. Но пойла не было, и он принялся орать во весь голос.
   - Противный! - чуть не плача, крикнула Валентинка. - И пролил все! И сам выскочил! Иди обратно! Иди!..
   Но бычок и не собирался лезть обратно. Он принялся играть и бегать по тесному овчарнику. Овцы бросались от него, чуть не на стены прыгали. А ему это, как видно, очень нравилось: он фыркал, макал и подпрыгивал на всех своих четырёх белых ногах.
   Валентинка вышла из овчарника, захлопнула дверь, села на приступку и расплакалась.
   - Уйду отсюда! - повторяла она. - Всё равно уйду! Мне всё равно... Пусть в лесу замёрзну!
   Наплакавшись, Валентинка вошла в избу и молча поставила пустую бадейку. На столе уже дымилась горячая картошка. Груша заметала шесток.
   - Напоила? - спросила она.
   - Нет... - ответила Валентинка.
   - Как - нет? А пойло где?
   - Он пролил...
   - Ой!.. Ну ничего-то она не умеет! Ничего-то она не может! Вот уж барыню привели к нам! Правду тётка Марья говорила...
   - Зачем сказала-то? - шепнула Валентинке Таиска. - Она бы и не узнала ничего!
   - А бычок-то как же? Голодный будет целый день, да?
   - Ну и что ж! Авось не околел бы!
   - У таких хозяев, как ты, пожалуй, и околел бы! - вдруг сказал дед. Он стоял за дверью в горнице, вытирал полотенцем руки и слышал их разговор. - Скотину любить надо, жалеть. Вот видишь, городская, а и то жалеет. А тебе: "Ну и что ж!.." Сделай, Аграфена, пойло да снеси сама.
   Груша поворчала, но пойло отнесла. Всё обошлось.
   Однако Валентинку томило что-то. Вот сейчас Груша опять даст ей какое-нибудь мудрёное дело. А Таиска, вместо того чтоб помочь, засмеётся и убежит на улицу, и Романок за ней. А дед хмурый, неприветливый, к нему не подойдёшь. Ну до чего же далеко до вечера! А вдруг она и вечером не приедет?..
   После завтрака начали убирать избу. Валентинке досталось мести пол. Ну, это она сумела, она и дома не раз подметала комнату. Она вымела и горницу и кухню и смела сор с крыльца.
   Утро было ясное, а день наступил сырой, серый, ветреный. С крыши срывалась капель. Среди голых веток щебетали воробьи. Какой холодный, хмурый день! Как холодно и грустно Валентинке! Надо, чтобы кто-нибудь её любил, обязательно надо, чтобы кто-нибудь любил её, был бы с ней ласков, чтобы кто-нибудь спросил её, не хочет ли она погулять или покушать, чтобы кто-нибудь сказал ей: "Не стой без пальто на ветру, простудишься!" Когда человека никто не любит, разве может человек жить на свете?..
   Где солнце на небе? Высоко ли оно ещё или спустилось к вершинам леса? Ничего не видно за тучами. Валентинка продрогла и вошла в избу.
   В избе было подозрительно тихо. Груша, Таиска и Романок сидели вокруг стола, уткнувшись лбами, и что-то рассматривали. Но едва Валентинка переступила порог, они испуганно оглянулись на неё.
   Таиска схватила что-то со стола и сунула руку под фартук.
   Все трое глядели на Валентинку не то смущённо, не то насмешливо и молчали. Валентинка увидела, что из-под Таискиного фартука выглядывает жёлтый ремешок.
   - Мою сумочку взяли! - крикнула она. - Зачем? Отдайте!
   - О, раскричалась! - со смехом ответила Таиска. - А вот не отдам!
   - Отдайте!
   - Отдай! - пренебрежительно сказала Груша. - Подумаешь, добро! Мы думали, там что хорошее, а там картинки какие-то.
   - На! - сказала Таиска.
   Валентинка протянула руку, но Таиска отдёрнула сумочку. И Романок и Таиска рассмеялись.
   - Ну догони! Догони, тогда отдам! - И Таиска убежала в кухню.
   Валентинка не стала догонять. Она подошла к угловому окошку и уставилась глазами в талый узор на стекле.
   Тогда Таиска подошла и молча сунула ей сумочку. Валентинка взяла её, но от окна не отошла. Как они смели взять её сумочку? Разве она когда-нибудь полезла бы в школьную Грушину сумку? Разве стала бы рассматривать, что там есть?
   Какой серый, хмурый день смотрит в окно!
   Но что это там? Кажется, сани заскрипели по снегу. Так и есть кто-то подъезжает к дому.
   - Вроде как мамка приехала, - сказала Груша.
   Валентинка бросилась на улицу, даже платка не накинула.
   - Так и есть! - крикнула она. - Так и есть! Приехала!
   Она подбежала к Дарье и молча обхватила её сырой армяк.
   - Ты что это раздетая на холод вылетела? - закричала Дарья. - Иди домой живо!
   Но пусть кричит - Валентинка ничуть её не боится. Она видит, как ласково светятся ей навстречу синие глаза, как улыбается покрасневшее от ветра милое лицо. Конечно, сегодня уже никто больше не посмеет обидеть Валентинку!
   НА ОКНЕ ЗАЦВЕТАЕТ ВЕСНА.
   ДЕД ОКАЗЫВАЕТСЯ НЕ СТРАШНЫМ И НЕ СЕРДИТЫМ
   Стало теплее пригревать солнце. Берёзы стояли мокрые от стаявшего снега, и с тонких веток падали на землю сверкающие капельки. В деревне вдруг появились грачи. Они кричали среди голых вершин, рылись на потемневших дорогах.
   - Снег рушится, - сказал дед. - Теперь фронтовикам в землянках, пожалуй, худо будет - сыро. - И вздохнул: - Эх, Гитлер проклятый! Весь свет заставил мучиться.
   "Снег рушится... - подумала Валентинка. - Как это - рушится?"
   Ей тотчас представился огромный овраг, куда с шумом обрушивались горы снега. Но где этот овраг? Спросить бы... Только у деда разве спросишь!
   Валентинка часто выходила на крыльцо, стояла, смотрела, слушала... Смотрела, как идут облака по небу, как раскачивает ветер длинные косицы берёз, как скачут воробьи, подбираясь к куриному корму. Слушала шум ветра в деревьях, смутное пение чижей, доносившееся из соседней рощицы.
   Воздух был полон каких-то новых, необъяснимых запахов, которые волновали Валентинку, манили, звали куда-то...
   Иногда Таиска тащила её гулять:
   - Пойдём к девчонкам! Пойдём на гору!
   Валентинка не шла. Боялась мальчишек - они отколотят. Девочек боялась тоже - они будут смеяться над её капором, над её коротким платьем. И часто издали, не отходя от избы, смотрела, как веселятся ребятишки на горе или лупят снежками друг друга.
   В солнечное утро дед принёс из кладовой семена пшеницы, овса и гороха и посеял в тарелках. Ему надо было узнать, хорошие ли это семена, годятся ли они для сева. Дед был кладовщик, и это была его первая забота - выдать для сева хорошие семена.
   Каждый день Валентинка разглядывала тарелки: не показался ли где-нибудь росточек? Груша часто замечала, как Валентинка сидит над этими тарелками и смотрит на мокрую землю.
   - И чего смотрит? - удивлялась Груша. - И чего ей интересно? Чудная!
   Однажды к тарелкам с лукавым видом подошла Таиска.
   - Что-то не всходят и не всходят! - сказала она. - Может, и не взойдут? - И, понизив голос, предложила: - Знаешь, Валентинка, ты посмотри. Разрой и посмотри, есть на них наклёвыши или нет. Если есть, значит, взойдут.
   Валентинке и самой очень хотелось вырыть хоть бы одно зёрнышко. Но что-то слишком весело смеются у Таиски глаза и что-то Романок насторожился, так и вытаращился: разроет или не разроет Валентинка тарелку?
   И вдруг Романок не выдержал.
   - Не разрывай! - сказал он. - Дедушка вот до чего рассердится!
   - Сунулся! - крикнула Таиска. - Ну чего ты сунулся? На тебя, что ли, он рассердится? На тебя, да?..
   Таиска показала Романку язык и ушла.
   - Я в ту весну разрыл, а он меня прямо за волосы, - продолжал Романок. - Ведь он их считает!
   Валентинка испуганно смотрела на Романка. Ух, что было бы, если б она так вот деду напортила!
   С этого дня она даже и близко не подходила к тарелкам. И, когда становилось очень скучно, усаживалась в уголке за комодом, вынимала из своей жёлтой сумочки связку картинок и расставляла их рядышком возле стены. Эти картинки она собирала давно: вырезала из старых журналов, выменивала у подруг на лоскутки и на игрушки, выпрашивала у мамы, если та получала красивую открытку.
   Дарья с беспокойством посматривала на Валентинку, когда та, усевшись перед своими картинками, смотрела на них и что-то бормотала потихоньку. С кем она разговаривает? Кого она видит?
   А Валентинка придумывала: вот на круглом листке водяной лилии сидит крохотная девочка - Дюймовочка. Но это не Дюймовочка, это сама Валентинка сидит на листке и разговаривает с рыбками...
   Или - вот избушка. Валентинка подходит к дверям. Кто живёт в этой избушке. Она открывает низенькую дверь, входит... а там прекрасная фея сидит и прядёт золотую пряжу. Фея встаёт Валентинке навстречу: "Здравствуй, девочка! А я давным-давно тебя поджидаю!"
   Но игра эта тотчас кончалась, как только кто-нибудь из ребят приходил домой. Тогда она молча убирала свои картинки.
   Как-то перед вечером Валентинка не вытерпела и подошла к тарелкам.
   - Ой, взошло! - воскликнула она. - Взошло! Листики!.. Романок, смотри!
   Романок подошёл к тарелкам:
   - И правда!
   Но Валентинке показалось, что Романок мало удивился и мало обрадовался. Где Таиска? Её нет. Одна Груша сидит в горнице.
   - Груша, поди-ка сюда, погляди!
   Но Груша вязала чулок и как раз в это время считала петли. Она сердито отмахнулась:
   - Подумаешь, есть там чего глядеть! Какая диковинка!
   Валентинка удивлялась: ну как это никто не радуется? Надо деду сказать, ведь он же сеял это!
   И, забыв свою всегдашнюю боязнь, она побежала к деду.
   Дед на дворе прорубал канавку, чтобы весенняя вода не разлилась по двору.
   - Дедушка, пойдём! Ты погляди, что у тебя в тарелках: и листики и травка!
   Дед приподнял свои косматые брови, посмотрел на неё, и Валентинка в первый раз увидела его глаза. Они были светлые, голубые и весёлые. И совсем не сердитым оказался дед, и совсем не страшным!
   - А ты-то чего рада? - спросил он.
   - Не знаю, - ответила Валентинка. - Так просто, интересно очень!
   Дед отставил в сторону лом:
   - Ну что ж, пойдём посмотрим.
   Дед сосчитал всходы. Горох был хорош. Овёс тоже всходил дружно. А пшеница вышла редкая: не годятся семена, надо добывать свежих.
   А Валентинке словно подарок дали. И дед стал не страшный. И на окнах зеленело с каждым днём всё гуще, всё ярче.
   До чего радостно, когда на улице ещё снег, а на окне солнечно и зелено! Словно кусочек весны зацвёл здесь!
   ПРИБЫЛЬ В ДОМЕ.
   В ИЗБЕ ПОЯВЛЯЮТСЯ НОВЫЕ ЖИЛЬЦЫ
   Мать сегодня то и дело заглядывает в овчарник. Всё ходит, смотрит чего-то. И даже поздно вечером, когда уже все легли спать, Валентинка услышала, как она зажгла лампочку и, накинув шубейку, опять пошла в овчарник.
   На этот раз она вернулась очень быстро и сразу стала будить деда:
   - Отец, отец, встань, помоги!
   И снова ушла. Дед тоже быстро поднялся и поспешил за ней.
   Валентинка встревожилась. Что случилось? Она торопливо надела платье - может, сейчас придётся бежать?
   Девочки спокойно спали на большой кровати. На краю печки похрапывал Романок. Ну почему же они все спят, когда в доме такая тревога?
   Через некоторое время захлопали двери во дворе, раздались шаги в сенях. Вот мать идёт, вот дед, а вот ещё чьи-то мелкие шажки - тук, тук, тук...
   Открылась дверь. Вошли мать и дедушка, а за ними вбежала большая чёрная овца. Мать несла что-то, завёрнутое в дерюжку. И когда она эту дерюжку развернула, Валентинка увидела маленьких, ещё мокрых ягняток.
   Она вскочила с постели:
   - Ой, какие малюсенькие!
   Ягняток было трое. Они еле стояли на своих растопыренных тонких ножках. Овца подошла к ним и начала их облизывать своим шершавым языком, и так яростно лизала, что ягнята не могли устоять, падали и кувыркались.
   - Ну, хватит, хватит! - сказала мать. - Умыла, и ладно. Давай-ка лучше покорми своих ребят!
   Дед подержал овцу, а мать взяла ягняток и подсунула к вымени. Ягнята тотчас принялись сосать. Только вышло не совсем хорошо: два чёрных сосали, а третий, белогрудый, бегал вокруг и кричал тоненьким голоском. Мать оттащила одного чёрного и подсунула белогрудого. Но чёрный рвался из рук. И не успела мать его выпустить, как он уже снова бросился и оттолкнул белогрудого. Мать покачала головой:
   - Вот безобразники! Придётся этого отдельно подкармливать.
   Она налила молока в бутылку и надела резиновую соску.
   - Неужели пить будет? - удивилась Валентинка. - Разве он сумеет из соски? Разве он ребёночек?
   - А кто же он? - улыбнулась мать. - Конечно, ребёночек... Овечий только.
   Ягнёнок сначала не взял соску, выплюнул. Но когда капелька молока попала ему на язык, он почмокал и принялся сосать.
   - Дай-ка я! - попросила Валентинка. - Дай, пожалуйста!
   Мать дала ей бутылку.
   - Гляди-ка, пьёт! - обрадовалась Валентинка. - Пьёт из соски! Ой, до чего милая мордочка! До чего милые глупые глазочки!..
   Валентинка обняла ягнёнка и поцеловала его в белый круглый лоб.
   Мать и дед посмотрели друг на друга и молча улыбнулись.
   - Может, и приживётся, - пробормотал дед, кряхтя и укладываясь спать. - Наши-то вон к скотине не больно ласковы, а эта - ишь...
   - Не сглазь! - тихо ответила мать.
   Валентинка не слышала этих слов. А если б и слышала, то не обратила бы внимания, так она была рада ягнятам. Ведь она таких барашков видела раньше только на картинках!
   ВАЛЕНТИНКА ЗАВОДИТ В ОВЧАРНИКЕ НЕРУШИМУЮ ДРУЖБУ
   Ягнята так и остались жить в избе. Мать боялась, что в овчарнике они замёрзнут, простудятся да и овцы их могут ушибить.
   С ягнятами в избе стало очень весело. Несколько раз в день к ним приходила овца, кормила их. Белогрудому всегда доставалось меньше всех. Но для него бывала приготовлена бутылка с тёплым молоком, и Валентинка поджидала его.
   И к молоку и к Валентинке ягнёнок привык скоро. Ей уже не приходилось совать ему соску в рот - он сам хватал её, чмокал и подталкивал, как подталкивают ягнята вымя, когда молоко задерживается.
   После кормёжки ягнята начинали играть. Они бегали взапуски взад и вперёд - из кухни в горницу, из горницы в кухню. Маленькие твёрдые копытца мелко стучали по полу, будто горох сыпался. Ягнята подпрыгивали, подскакивали, налетали друг на друга, бодались безрогими лбами и снова мчались гурьбой от печки в горницу и из горницы к печке.
   - Будет вам! - кричала на них мать. - Опять есть захотите!
   Романку не терпелось - ему непременно хотелось схватить какого-нибудь ягнёнка на руки. Ягнята не давались, он бегал за ними, падал, они прыгали через него, девочки смеялись, и такой шум поднимался в избе, такой базар!..
   Валентинка не могла нарадоваться на ягняток. Особенно на своего, на белогрудого. Он её знал, и Валентинка этим очень гордилась. Если б можно было, она бы не расставалась с ним. Она целовала его маленькую мокрую мордочку, белую отметину на лбу, тёплые атласные ушки и осыпала его всеми ласковыми словами, какие только могла придумать.
   Мать давала ягнятам попрыгать и поиграть, а потом загоняла их в хлевушок под кухонной лавкой. Валентинка сначала помогала ей. А потом целиком взяла на себя эту заботу: выпускать их к овце, загонять обратно, убирать грязную подстилку и стелить свежую. И часто, когда ягнята сладко дремали в тёплой полутьме, она сидела возле и в щёлочку любовалась ими.
   Прошла неделя. Ягнята подросли, окрепли. Их густая шерсть закрутилась пушистыми завитками. У двух чёрных отчётливо выглянули крутые рога.
   - Ну, братцы, пора вам в овчарник, - сказала мать. - Довольно тут грязнить да буянить!
   Валентинка помогала переселять ягнят. Как жалко! Ну где им там попрыгать? Большие овцы их затолкают. Вдруг этот дуралей, жёлтый бык, из своего стойла вырвется да начнёт бушевать по овчарнику?
   - Ничего, ничего, - говорила мать, - привыкнут. А этого дуралея мы не выпустим. А хочется ему: ишь как поглядывает!
   Бычок смиренно глядел на них сквозь широкую щель своими влажными большими глазами. Валентинка вспомнила, сколько ей пришлось однажды вытерпеть из-за этого смиренника. Но она подошла к нему, увидела его забавную тупую морду, потрогала нежные складочки на его жёлтой шелковистой шее и забыла все свой обиды:
   - Огонёк, дай я тебя поглажу, миленький!
   А когда вышли из овчарника, она обратилась к матери:
   - Можно, я буду с тобой Огонька поить?
   - С кем?
   Валентинка потупила голову: она знала, что матери очень хочется, чтоб Валентинка сказала: "С тобой, мама!"
   Но она не могла назвать её мамой. Ну не может, и всё!
   - Ну что же, - со вздохом сказала мать, - если хочешь, давай поить вместе.
   С этого дня Валентинка стала ходить с матерью в овчарник. Мать показала ей, как открывать дверцу, чтобы не выпустить бычка, как ставить бадейку, чтобы он не опрокинул, и как держать её, чтобы он не ударил рогом. Рога у него уже торчали в стороны, как у заправского быка.
   Сначала Валентинка побаивалась Огонька, такой он неумный, такой бестолковый - наскакивает, толкается, чуть с ног не сшибёт. А чуть зазеваешься - сейчас заберёт себе в рот Валентинкино платье и начнёт жевать. Вот такой чудной! А однажды он лизнул Валентинку прямо в лицо, словно тёркой провёл.
   - Ой, меня бык умыл! - закричала Валентинка со смехом.
   Мать засмеялась тоже:
   - Вишь как он тебя любит! Знает же, глазастый, кто ему пойло носит.
   Зато в избе, когда увели ягняток, Валентинке показалось пусто и скучно. Таиска и Романок пропадали на улице. Домоседка Груша или учила уроки, или вязала чулки. И тогда Валентинка снова расставляла свои картинки, глядела на них и что-то шептала, словно разговаривала с невидимыми людьми.
   ВАЛЕНТИНКА РАССКАЗЫВАЕТ ИСТОРИЮ
   Груша читала вслух сказку про хромую уточку. Дойдя до того места, где уточка превратилась в девушку, Груша положила закладку и закрыла книгу.
   - Ну что же ты! - сказал Романок. - Ну, а дальше?
   - Дальше нам не задано, - ответила Груша. И, потянувшись, сладко зевнула: - Поспать бы сейчас!
   На улице лепило - не то снег, не то дождик. Носа не высунешь. Таиска бродила по избе, не зная, чем заняться, и, заглядывая в окна, раздумывала: шибко она промокнет, если добежит до Алёнки, или не шибко?
   Валентинка сидела в уголке за комодом. Картинки стояли перед ней. Романок подсел поближе и спросил:
   - Это что - корабль?
   - Да, - нехотя ответила Валентинка.
   - А куда он плывёт?
   - Вокруг света.
   Романку стало интересно.
   - Как - вокруг света? А где это? А какой корабль? А на корабле кто? А зачем он плывёт вокруг света?
   - Это Магеллан плывёт, - сказала Валентинка.
   Когда-то мама рассказывала ей о великих путешественниках, которые открывали новые земли. Про этих путешественников у них в доме была толстая книга с картинками. Больше всех ей почему-то запомнилась история хромого Магеллана. Как он проплыл по морям вокруг света, как он сражался с дикарями, как он умер. И хотя неизвестно, чей корабль был нарисован на картинке, она решила, что это корабль Магеллана.
   - Видишь, как волны бушуют? Это ведь не река, это море. А на корабле матросы. И вот кричат: "Не хотим дальше плыть! Хотим обратно, домой!" А из каюты выходит капитан. Он идёт и хромает, идёт и хромает. Но это ничего, что он хромает, - он смелый! Он говорит: "Молчите! Мы домой не вернёмся! Мы будем плыть всё дальше! Там золотой остров, весь золотым песком усыпанный! А в речках лежат жемчужины - бери сколько хочешь!"
   Валентинка рассказывала Романку, как моряки нашли золотой остров, как пальмы на нём звенели своими золотыми листьями и как драгоценные камни сверкали в чашечках цветов и маленькие эльфы с цветными фонариками летали по ночам над лугами...
   Об этом мама не говорила ей. Это она только что придумала. Но что ж из того, если Романку интересно!
   Таиска тоже слушала чудесную историю. Она смотрела на синее море, на зелёные пальмы, которые виднелись вдали, на крутобокий корабль, увешанный парусами.
   Ей чудилось, что она видит, как ходит по палубе хромой капитан, она различала блеск золотого песка на далёком берегу острова, она слышала звон чистых ручьёв, на дне которых лежат светлые жемчужины...
   - А на этой картинке - видишь? На них напали дикари...
   Валентинка показала Романку вырезанную из книги иллюстрацию, где голые люди со стрелами нападали на людей, одетых в испанские костюмы.
   - А кто кого убил? - спросил Романок.
   - Они Магеллана убили. Видишь, он падает?
   - Ну, давай говори! - вдруг вмешалась Таиска. - Ты всё по порядку говори. Это какие люди: русские или немцы?
   - Что ты! - улыбнулась Валентинка. - Тут русских нету! Это испанцы. А это дикари, чернокожие. У них кожа как сапог блестит.
   - И вовсе так не бывает, - сказала Груша, зевая, - и всё придумала...
   - А ты почём знаешь? - закричала Таиска. - А вот и бывает!
   - Значит, ты знаешь?
   - А вот и да! Знаю!
   - Видела, что ли?
   - А вот и да! Видела!
   - С тобой говорить - язык наварить, - сказала Груша и замолчала.
   - А ещё про какие-нибудь картинки знаешь? - спросила Таиска Валентинку.
   - Знаю.
   - А про какие знаешь?
   - Да про все знаю.
   - А расскажешь? Про всё расскажешь?
   Валентинка обещала. А пока что она собрала картинки и уложила в сумочку. Мать готовила пойло, надо было идти в овчарник.
   - Давай я с тобой пойду быка поить? - предложила Таиска. - Давай будем вместе?
   Валентинка не знала, радоваться ей или нет. Хорошо, если Таиска и вправду будет дружить с ней. А может, она только так, дурачится, а потом возьмёт да как-нибудь и подведёт Валентинку. И она ответила еле слышно:
   - Давай.
   Пошли все трое: мать всё-таки хотела посмотреть, как молодые хозяйки будут одни без неё управляться. И не напрасно пошла. Таиска сразу так напугала овец, что они чуть всех ягнят не потоптали, а с бычком тут же подралась и с досады хотела бадейку с пойлом опрокинуть ему на голову.
   - Э, иди-ка ты отсюда! - сказала мать. - Так, матушка моя, за скотиной не ходят. Ступай-ка лучше принеси им свежей соломки да сенца клочок позеленее выбери.
   - Вот и хорошо! - пробурчала Таиска.
   И побежала за сеном.
   ТАИСКА УВОДИТ ВАЛЕНТИНКУ НА УЛИЦУ
   И НЕОЖИДАННО ПОЛУЧАЕТ СИНЯК
   Перед вечером прояснело, снова ударил лёгкий морозец. Но снег почернел и подёрнулся настом. Зажурчали невидимые подснежные ручьи. Таиска пристала к Валентинке:
   - Пойдём к девчонкам! Ну что ты всё дома да дома? Только и сидишь в углу, как мышь.
   - Ступай, ступай, - подхватила мать, - пускай тебя ветерком обдует.
   - В овраг пойдём! Помнишь, где глина?
   Интересно посмотреть, какой это овраг. А может, там уж и снега нет, и пещерки видно.
   Валентинка оделась. Вместо худых ботиков мать дала ей старые Грушины валенки с галошами. Девочки отправились. Романок тащился сзади. Зернистый снег проваливался и крепко хрустел под ногами. По дороге зашли за Варей, постучали в окно Алёнке. Девочки немножко сторонились Валентинки: они ещё не привыкли к ней.
   Дошли до прогона и свернули на узкую тропочку, которая вела вниз, к реке. Тут, возле тропочки, и был овраг. Края его обнажились и ярко желтели под солнцем.
   - Смотрите, вербушка! - вдруг сказала Варя. - Барашки вылезли!
   - Где?
   На самом краю оврага среди ольховых кустов стояла молодая верба. Её тёмно-красные ветки были украшены белыми шелковистыми комочками. Это было самое весёлое, самое нарядное деревце во всём перелеске.
   Девочки стали думать, как бы достать вербушку. На дне оврага лежал глубокий снег. Только Таиска долго думать не стала - полезла прямо через сугроб. Местами наст выдерживал её, местами нет, и тогда Таиска проваливалась выше колен и барахталась в жёстком снегу. Снег набился ей в рукава и в валенки.