Воронкова Любовь Федоровна. Собрание сочинений в трех томах (Том 1, Повести и рассказы)

   И пошла. Хотела ещё что-нибудь сказать милому светлоглазому парнишке, но только махнула рукой и торопливо зашагала по тропинке.
   Сухая жёлтая рожь кланялась ей налитым колосом.
   "Скоро жниво... - подумала Аниска. - Малина поспела... Теперь на Ясной вырубке что делается! Если б не пироги эти!.."
   Воспоминание о пирогах вызвало снова чувство тоски и недоумения хотела порадовать Светлану, а только рассердила и сама оказалась жульницей... Но за эти пироги она уж расплатилась ещё раз - тётка Анна тогда целых полдня ругала и стыдила её. Неужели и этого ещё мало?
   13. ТРУДНАЯ ДРУЖБА
   Аниска не знала, какой разговор произошёл возле большой тёплой лужи, в которой торчали крупные стебли золотого, уже отцветшего чистяка. А разговор был такой. Первой начала Светлана, потому что Катя молчала и глядела в сторону.
   - Вы подумайте, девочки! Украла пироги и принесла мне. Ну, я и откусила - я же ведь не знала, что они утащенные!
   Танюшка всплеснула руками:
   - Украла! Воровка! Надо смотреть за ней, а то придёт да чего-нибудь украдёт!
   - Она не воровка, - сказала Катя, - и ничего не украдёт. Не придумывай.
   Это неожиданное возражение сбило Танюшку, и она умолкла.
   Светлана обиделась:
   - А ты что думаешь - я неправду говорю, да? Она же при тебе созналась, что жульница!
   Но Катя, не отвечая, повернулась и пошла - пошлёпала по тёплой луже.
   - Теперь Косуле попадёт!.. - сунулся было Прошка.
   Но Верка оборвала его:
   - Смотри, как бы тебе самому от Косули не попало.
   Друг за другом побрели по воде. Снимали с чистяка коричневые коробочки с семенами. Потом собрались в кружок и стали считать, у кого этих коробочек больше. Светлана тоже ходила с ними и тоже собирала коробочки... Почему это никто не возмутился вместе с нею, как будто она зря наговорила на Аниску? А может, и правда зря?
   Скорее всего, поэтому и случилось так, что когда Аниска вошла в свою деревню - ей пришлось и удивиться и обрадоваться: Светлана встретила её с улыбкой.
   - Совсем пришла, да? Вот и хорошо! Теперь пойдём за малиной помнишь, ты меня в какое-то местечко отвести собиралась?
   Есть в лесу потаённый уголок. Туда ведёт только узенькая, полузаросшая тропочка, да и ту мало кто знает.
   Идти туда надо сумрачным ельником, пробираться сквозь заросли можжевеловых кустов, прокладывать путь среди густых спесивых папоротников. Светлана шла следом за Аниской, поторапливаясь, чтобы не отстать, и в то же время робко поглядывала кругом. Ей казалось, что лес становится всё угрюмей, какие-то сухие ёлки - снизу совсем нет ни веток, ни зелени, только лохматая макушка темнеет где-то наверху. И так они густо растут, что и неба не видно.
   Иногда путь преграждала валежина - рыжая, суковатая, с торчащими корнями... А то возвышался на пути огромный муравейник. Светлана обегала далеко стороной, потому что боялась муравьев, и тогда Аниска ждала её.
   - Ой, этому лесу конца нет! - крикнула Светлана, уморившись. - Ты заблудилась, наверно!
   - Лесу конца нет, - ответила Аниска, - а нашей дороге конец есть. Видишь - светлеет?
   Лес расступился как-то внезапно и встал по сторонам со своим сумраком, холодком и сырыми травами. Щедрое солнце заливало вырубку, полную пней и малиновых зарослей. Малинник пышно заполнил поляну, и даже издали было видно, что тонкие белёсые ветки гнутся от красных ягод. Светлана захлопала в ладоши:
   - Ой, сколько! Ой, я с ума сойду!
   Девочки приподнимали ветки, прозрачные алые ягоды сами ложились в руку. А тёмные, перезрелые - не успеешь подхватить, только дотронешься, а уж они падают вниз, в спутанную траву. Очень скоро кринки стали полны, а на языке появилась оскомина. Но сладкие ягоды манили и не отпускали и не давали уйти...
   Всё шло хорошо и весело до той минуты, когда из малинника выпорхнула птичка-славочка. Светлана даже вздрогнула - чуть не из-под руки порскнула эта птичка.
   - Тут, значит, гнёздышко есть, - сказала Аниска, - отойди.
   - Почему же - отойди? - возразила Светлана. - Я хочу посмотреть!
   - Отойди, не надо. Эти птички очень пугливые...
   - А я хочу!
   - Ну ведь она может совсем гнёздышко бросить! Знаешь, эта птичка какая? Потрогаешь гнёздышко рукой, а она уж и не сядет. А вдруг там детки? Останутся без матери. Нет, нельзя.
   - А я посмотрю!
   Аниска встала между кустом и Светланой.
   - А! Не даёшь? Не буду с тобой водиться! И даже разговаривать не буду. Покажи мне дорогу, я домой пойду!
   - И я пойду...
   - Нет! Я одна пойду!
   У Аниски потемнело лицо. Вдруг душной и тесной показалась вырубка и стало непонятным - для чего здесь родилось столько малины, если её и собирать некому?..
   Аниска вывела Светлану на тропочку. Светлана шла, вздёрнув испачканные малиной губы. Аниске было невесело. Ну что ж - значит, дружбе опять конец. Очень хотелось заплакать, но Аниска крепилась, и светлые глаза её блестели от удержанных слёз. Ну пусть Светлана не разговаривает с ней, пусть не водится. Всё равно Аниска больше не знает, что ещё для неё сделать.
   Обратный путь показался ещё длиннее. Светлана скоро начала уставать. Она останавливалась, пристраивала кринку где-нибудь возле пёнышка, обмахивалась вышитым фартуком, вытирала пот со лба. А потом снова со вздохом брала кринку и молча шла дальше.
   Там, где тропочка через овраг пошла в гору, Аниска нерешительно предложила:
   - Давай, я твою малину понесу?
   Светлана, не глядя, протянула ей кринку, и Аниска сразу повеселела.
   Прошли болотце, и сухую валежину, и рыжий муравейник... Сквозь деревья замелькало светло-жёлтое поле.
   - А хочешь, я тебе свою малину отдам? - сказала Аниска. - Мне ничуть не жалко. Ничуть даже!
   Светлана потрясла косичками:
   - Нет, спасибо.
   Хоть и скупо она разговаривала, но всё же Аниска заметила, что голос её стал помягче и синенькие глазки глядят приветливей.
   У околицы Светлана повернулась к ней:
   - Ну, теперь давай. Сама донесу.
   Аниска отдала кринку. Вот сейчас уйдёт её капризная подружка, как тогда с ней помириться?
   - А хочешь, я тебе яблоков из сада принесу?
   Светлана с усмешкой покосилась на неё:
   - Утащишь?
   - Нет. Не утащу. У сторожа выпрошу. Возьмёшь?
   - Не возьму. Это нищие выпрашивают.
   Несколько шагов прошли молча.
   - А если я ронжу поймаю, - вдруг сказала Аниска, - возьмёшь?
   Светлана фыркнула:
   - Так и поймала!
   - А если поймаю?
   - Ну поймай.
   - А возьмёшь?
   - Возьму.
   - Ну так я поймаю. Поймаю, вот увидишь. Пойду и поймаю!
   14. РОНЖА
   В эти дни в своих скитаниях по лесу Аниска увидела, что многое в лесу изменилось. На полянках уже не было ягод. Облетели малиновые цветы иван-чая. И злое деревце - волчье лыко - украсилось яркими, алыми ягодами. Если попробуешь такую ягоду - на языке вздуется пузырь. А если съешь этих ягод побольше - то замучаешься и умрёшь. Среди вершин ещё порхали птицы, но песен уже совсем не было слышно. И Аниска с неясной тревогой и печалью поняла, что лето проходит...
   Но где же эта краснокрылая ронжа вьёт своё гнездо? Там, где глухо и сыро и подальше от людей, - вот где она вьёт гнездо и выводит деток.
   Аниска ходила по лесу каждый день. С утра работала с девочками в поле - подтаскивала снопы, подгребала солому... А когда кончали работу и девочки бежали на речку - Аниска молча замедляла шаг и поворачивалась к лесу.
   Как-то раз Танюшка пристала к ней:
   - Чего ты всё ходишь туда, ну скажи? Ну чего ты всё одна ходишь?
   Аниска упёрлась взглядом в землю:
   - Хожу - значит, надо.
   - Да чего тебе там надо? Клад, что ли, ищешь?
   Аниска повторила упрямо:
   - Надо мне. Надо. И не лезь.
   - Ну ищи, ищи, - засмеялась Танюшка. - Может, найдёшь сундук с золотом!
   - Она мне ронжу ловит! - объяснила Светлана девочкам.
   Те посмеялись, и больше никто не приставал к Аниске.
   Только Светлана иногда спрашивала с усмешкой:
   - Ну, что же? Всё ещё не поймала ронжу? А я жду!
   И при этом незаметно подмаргивала девочкам.
   Так проходили дни. Начало осени уже возвещало о себе тонкими радужными паутинками, которые медленно проплывали над полями.
   Аниска становилась всё угрюмее. Она обошла лес и рощу, заглянула во все овраги, и ближние и дальние, лазила в чащобу молодого ельника, вязла в болоте... Каждый вечер она, не дождавшись ужина, засыпала от усталости. Лиза жаловалась на неё, сонную. Мать грозилась по утрам, что если Аниска опять после работы убежит в лес, то она не даст ей обеда... Аниска всё терпела, и всё напрасно. Ронжи не было.
   В сырой пасмурный день, когда можно было поспать подольше, Аниску разбудила одна острая мысль:
   "А Лощины! Дальние Лощины - что же я туда-то не сходила?! Там глухо и сыро и от людей далеко!"
   Аниска бесшумно соскользнула с кровати.
   Лиза, уверенная, что уж сегодня-то ей ни в коем случае не придётся сидеть с Николькой, сладко спала, приоткрыв рот.
   Улучив минутку, когда мать вышла в сени, Аниска вылезла в окно и скрылась.
   Ольховые кусты под росой сверкали, будто отделанные серебром. Острые горьковатые запахи стояли в прохладной чаще. Иногда на пути попадалась осинка, тронутая красной краской. И тогда Аниске хотелось остановиться и смотреть на неё неизвестно сколько времени...
   Аниска долго шла по лесной дороге. Потом дорога пропала в сырых овражках, в густом папоротнике. Вот и Лощины - глухое место. Высокие старые ёлки верхушками глядели в небо. А внизу под ёлками было тихо и сумрачно.
   Аниска вышла на полянку, заросшую жёстким голубым цикорием, похожую на голубой прудок, затаившийся в лесу. Она присела на сухую валежину и упёрлась лбом в свои шершавые ладони. Где-то высоко над головой лепетала осина, пинькали синицы... Аниска вдруг почувствовала, что она очень устала.
   "Не буду больше искать ронжу, - решила она. - Ну что ж, пусть не дружится. Не буду".
   Она встала и медленно пошла через полянку. Лесная трава стояла по пояс.
   Вдруг шевельнулась, закачалась еловая ветка. Аниска подняла глаза: на большом старом дереве, покрытом волокнистыми голубыми лишаями, сидела необыкновенная птица. Она, словно большой яркий цветок, как-то боком висела на суку и поглядывала на Аниску. Чёрная как бархат шапочка, светло-зеленоватая грудка, красное перо в крыле...
   Аниска перестала дышать.
   "Ронжа?"
   Птица, легко вспорхнув, развернула крылья, и Аниске показалось, что она сейчас ослепнет от этой красоты. Красные, как огонь, были у этой птицы крылья, красный, как огонь, был у неё хвост! Она тихо, бесшумно скользнула над полянкой и скрылась в густой древесной листве.
   "Ронжа!"
   Аниске хотелось кричать от радости. Но она затаила дух и крадучись подошла к дереву, покрытому лишаями. Прижавшись к стволу, она долго глядела вверх, разглядывая старые сучья. Не здесь ли спрятала ронжа своё гнездо?
   И Аниска увидела это гнездо. Оно чернело вверху среди густых веток, прижатое к самому стволу. Там должны быть детки. Большие уже должны быть детки - лето на исходе!
   Аниска подобрала подол, заткнула за пояс и полезла на корявую смолистую ёлку. Обдираясь о сучья, морщась от сухой хвои, которая набивалась ей в волосы и сыпалась в глаза, Аниска упрямо лезла всё выше и выше. Она карабкалась трудно, долго. А когда уселась на большом суку передохнуть и подняла глаза, то увидела, что гнездо уже совсем близко, над самой её головой. Она перебралась повыше и заглянула в гнездо.
   Аниска не ошиблась - в гнезде сидели птенцы. Они уже оперились. Но что такое?
   Тускло-серые, чуть рыжеватые к хвосту, они вовсе не были красивы. У них не было красных перьев на крыльях, а хвостов и совсем ещё не было видно. Куцые глупые птенцы доверчиво и беспомощно глядели из гнезда на Аниску.
   - Бедненькие! Ну как же я возьму вас от матери? - сказала Аниска. Ой, как же мне быть?!
   У неё не поднималась рука взять птенца из гнезда. Вот, сколько она искала эту ронжу, сколько мучилась! А когда нашла - не может взять! Аниске хотелось плакать.
   "А зачем их ловить? Ронжа не может жить в неволе. Умрёт от тоски по лесу..."
   Это отец сказал Аниске. Но что же ей теперь делать, если она обещала Светлане?
   Аниска стиснула зубы и запустила руку в гнездо. Птенцы тревожно затрепетали крыльями, один вырвался из гнезда и взлетел. Аниска схватила его.
   Вдруг закачались ветки и красная птица с пронзительным криком кинулась к Аниске. Она кричала, словно звала на помощь. Она чуть не касалась крыльями Анискиных волос...
   Тёплое маленькое тельце птенца дрожало в руках, и в нём изо всех сил билось сердце. Аниска нежно коснулась губами бархатной головки.
   - Не бойся. Я тебя не обижу...
   Бережно завернув птенца в фартук, Аниска спустилась с дерева и пошла через высокие травы. А красная птица ещё долго кричала у своего гнезда. И от этого крика у Аниски всю дорогу острой болью болела душа.
   Домой Аниска пришла как раз к обеду. Мать, увидев её, всплеснула руками:
   - Ох, на кого ж ты похожа? И где это тебя угораздило?
   - А руки-то все в смоле! - подхватила Лиза. - И платье разорвано! А в фартуке что?
   Аниска посмотрела на мать, на Лизу, на свои чёрные от смолы руки, на порванное платье с мокрым подолом... И вдруг, заглянув в фартук, бегом бросилась из избы.
   - Совсем рехнулась, - сказала Лиза.
   Мать только вздохнула. Ну что ей делать с этой горе-головушкой Аниской?
   Аниска прибежала к Тумановым. Светлана стояла перед зеркалом и завязывала синий бант в косе. Она увидела Аниску в зеркало:
   - Фу, какая... испачканная!
   Но Аниска схватила своей чёрной от смолы рукой тонкую руку Светланы и прошептала:
   - Я тебе ронжу нашла! Я из гнезда достала! Теперь ты будешь со мной дружиться?
   Светлана встрепенулась:
   - Правда? Где она, покажи скорей!
   Аниска раскрыла фартук. Испуганный птенец сидел съёжившись и ни на кого не глядел.
   - Это и есть ронжа? - протянула Светлана. - Ну что же в ней хорошего?
   - Да ведь это ещё детка! - сказала Аниска задрожавшим голосом. - У него красные крылья потом вырастут! Ты увидишь, какой он красивый будет! Он скоро вырастет!
   Аниска говорила, стараясь убедить Светлану, но уже чувствовала, что всё это напрасно. Светлане не понравилась ронжа.
   - Я не виновата... - пробурчала наконец Аниска. - Если бы большую ронжу можно было поймать - я бы поймала. Ну ведь эта тоже красивая будет!
   Светлана засмеялась. Но обернулась к ней, увидела её жалкие косые глаза и вдруг обняла за плечи.
   - Да ну ладно! Ронжа-ронжа! А на что она мне? Пойдём к нам в огород, горошку поедим. Я ведь сказала, что буду с тобой дружить - значит, буду!
   И, схватив Аниску за руку, потащила её в огород.
   - Подожди! - ответила сразу утешенная Аниска. - Я сейчас. Птенчика в лукошко посажу. А завтра отнесу обратно, на ёлку. Пусть его мать выкормит!
   15. ГУСИ-ЛЕБЕДИ
   Так и прошло лето - с дождями и солнцем, с грозами и алым сиянием зорь...
   Аниска не заметила, как дни полетели один за другим вместе с золотой осенней листвой.
   Дружила или нет с ней Светлана? Трудно было Аниске понять. Нынче дружила, а завтра обижала. Правда, Аниска никогда не говорила о своих обидах, хотя эти обиды каждый раз всё тяжелей ложились ей на сердце. Но стоило Светлане кликнуть её, Аниска бежала к ней полная радости.
   В этот ясный осенний день Светлана позвала Аниску к старой, поваленной бурей рябине:
   - Пойдём на рябине покачаемся!
   Девочки взобрались на большой сук, тихонько покачивались и смеялись им казалось, что они птицы.
   - Давай петь! - сказала Светлана. И запела тоненьким голоском:
   - Жили у бабуси
   Два весёлых гуся
   Один серый, другой белый,
   Два весёлых гуся!
   Аниска стала ей подтягивать. Но голос у неё был неверный, и песня не получалась, только получалось очень смешно - кто в лес, кто по дрова.
   Посмеявшись, они снова запели. И снова рассмеялись.
   - Ой, падаю! - вдруг закричала Аниска. И свалилась в мягкую рябиновую листву.
   Хохот поднялся ещё громче. Аниска думала, что сейчас умрёт от смеха, и она никак не могла встать и вылезти из рябиновых веток.
   А Светлана наверху смеялась, повизгивала и сквозь смех кричала:
   - Ой, и я сейчас! Ой, и я сейчас!..
   В разгар этого веселья неожиданно явился белобрысый Прошка. Он подошёл и сказал басом:
   - Светлана! Эй!
   - Что тебе ещё? - крикнула Светлана.
   - Иди. Бабушка домой велела.
   - Ну вот ещё! Зачем такое?
   Аниска выбралась из листвы и помогла Светлане слезть с ветки.
   - Сейчас сбегаем и опять придём, ладно? - сказала Светлана. - Ты, пожалуйста, не уходи домой, ты со мной!..
   Девочки побежали. Ещё издали Аниска увидела во дворе у Тумановых какую-то женщину в белой кофточке. Она приостановилась и неизвестно почему встревожилась.
   - А у вас кто-то...
   - Где?
   - А вон... У калитки с бабушкой стоят...
   Светлана пригляделась. И вдруг взвизгнула, бросила Анискину руку и припустилась к дому.
   - Мама! Мамочка приехала!
   Аниска не знала, что же ей делать теперь? Бежать за Светланой? А Светлана уже и забыла про неё. Она повисла на шее у своей мамы, целовала её, что-то быстро рассказывала...
   Потом все пошли в избу - бабушка, мама, Светлана... Но тут Светлана вспомнила про Аниску.
   - Что же ты стоишь? Иди сюда! Сейчас вещи собирать будем - я уезжаю!
   Аниска медленно подошла к Светлане, у неё ноги почему-то стали очень тяжёлыми.
   - Да не бойся, иди! - нетерпеливо кричала Светлана. - Я уж маме рассказала, что ты мне ронжу принесла! А знаешь, она мне новую игру купила!..
   Быстрые Светланины слова кружились где-то возле уха, как летняя мошкара. А в сознании осталось только одно:
   "Уезжает"...
   Аниска вошла вслед за Светланой в избу. Бабушка Туманова торопливо собирала на стол. Светланина мама - вся какая-то чистенькая, беленькая, приглаженная - укладывала в чемодан знакомые платья: красное тоненькое, в котором Светлана появилась впервые, розовое в полоску, вышитый фартучек, испачканный малиной...
   - Уезжаешь...
   - Ну да! Уезжаю! Ведь первое сентября скоро! А у мамы сегодня выходной - вот она за мной и приехала. Сейчас лошадь запрягут - мама наняла в колхозе лошадь! И папа пишет из командировки, что скоро домой приедет. А потом, у нас комнату в Москве новыми обоями оклеили... Сейчас пообедаем и поедем!
   Аниска неподвижными глазами смотрела на Светлану и ничего не говорила. Светлана даже обиделась немножко.
   - А тебе даже всё равно, что я уезжаю!
   Но, взглянув на Аниску, примолкла, словно поняла, что большое горе слов не имеет.
   Светлане стало неприятно. Анискина тоска мешала её радостному настроению. И она с нетерпением обратилась к матери:
   - Мама, ну когда же мы поедем?!
   - Всё готово, - ответила мама, - пообедаем и поедем.
   Мама закрыла чемодан, вымыла свои белые руки.
   - Девочки, за стол! Живо-живо!
   Аниску рядом со Светланой усадили за стол. Мама привезла из Москвы колбасы - поджаренная с яйцами, она пахла остро и горячо. Аниска молча съела кусочек, но не почувствовала вкуса.
   Светланина бабушка внимательно поглядела на Аниску.
   - Ты что это уж очень загоревала-то? Полно, полно. Стоит того!
   Аниска не отвечала, но глаза её налились слезами.
   - Да и не стоит, - продолжала бабушка, - наша-то барышня про тебя тотчас забудет. Только за порог!
   - Нет, - глухо, но твёрдо возразила Аниска и вскинула на Светлану блестящие от слёз глаза.
   Она ждала, она требовала, чтобы Светлана немедленно вмешалась и сказала бы, что это не так, что это бабушка так думает, а Светлана никогда не забудет Аниску, что ей никак нельзя забыть Аниску.
   Но Светлана, увидев этот взгляд, чуть-чуть сморщила свой защипнутый носик и нетерпеливо заболтала ногой.
   - Ну, что вы всё... Забудет - не забудет!
   - Не болтай ногами, - сказала мама, - ешь. - А потом повернулась к Аниске, положила ей на голову свою белую тёплую руку и заглянула в лицо. Ты что так расстроилась, девочка? Ведь и горя-то никакого нет. На будущий год Светлана опять приедет. Ну, давай-ка улыбнёмся!
   Но Аниска не могла улыбнуться. Она хмурилась и сжимала губы, стараясь удержаться и не заплакать.
   - И ты не сердись на Светлану, - продолжала Светланина мама, - ведь она городская. Ведь там её дом. А здесь она чужая всё-таки. И не обижайся, ладно? Ведь каждому домой хочется!.. И тебе хотелось бы, ведь правда?
   Тут за окном послышались голоса девчонок. Светлана живо выскочила из-за стола и подбежала к окну.
   - Ой как хорошо! - весело закричала она. - Девочки меня проводить пришли!
   Аниска молча сползла с лавки и пошла из избы.
   Вскоре вышли на улицу и Светлана, и её мама, и бабушка. Ребятишки уже глазели у ворот, шныряли возле лошади - интересно же посмотреть, какая у Светланы мать, и какой у них чемодан, и как они будут прощаться...
   Катя, Верка и Танюшка окружили Светлану. Светлана обнимала их по очереди. Она очень любила их всех в эту минуту.
   - До свиданья, до свиданья! - повторяла она, и в голубеньких глазках её бегали слезинки. - Я всё время буду вас вспоминать.
   А когда чемодан уже поставили в телегу, она вдруг оглянулась:
   - А где же Аниса?
   Катя молча отвела глаза и стала глядеть куда-то в сторону. Она всегда так делала, когда должна была сказать что-то неприятное человеку и не хотела сказать. Но зато Верка и Танюшка тотчас всё объяснили.
   - Она от вас как вышла, так и ушла, - торопилась Танюшка, - прямо будто её выгнали!
   - А мы кричим, куда же ты? А провожать-то? - перебила Верка. - А она...
   - А она губы зажала, и ничего!
   Светлана обиженно обернулась к бабушке:
   - Вот видишь, бабушка! А ты всё на меня. - И сердито добавила, влезая в тележку: - Я тебе говорила, что она чудная!
   Бабушка покачала головой и ничего не ответила. Зато мама нахмурилась.
   - А мне вот кажется, что это ты у меня чудная, - резко сказала она, ничего не понимаешь! Слепая и глухая, вот ты какая у меня. И это очень грустно.
   Ребятишки проводили подводу до околицы и вернулись. Верка и Танюшка пошли дальше до той канавки, которая отграничивает их поля от полей соседнего колхоза. Там лошадь прибавила шагу. Светлана в последний раз махнула рукой, и встопорщенные придорожные ёлочки заслонили от неё Зелёные Горки.
   Светлана вытащила платочек и заплакала.
   - Ах, вот как, - сказала мама, - а я уж подумала, что ты у меня совсем равнодушный человек!
   Светлана отняла платочек от лица.
   - Но, мама! - В голосе её слышалась обида. - У тебя всё время я в чём-то виновата. И всё из-за Аниски.
   - А разве ты не видела, как эта девочка тебя любила!
   Светлана пожала узенькими плечиками:
   - А всё-таки почему я виновата? Я ведь не просила её меня так любить!
   Мама ничего не ответила. Она не знала, что ответить на это своей рассудительной дочке.
   Светлане скоро надоело молчать.
   - Мама, а Шура Селиверстова приехала?
   - Приехала. Приходила, спрашивала про тебя.
   - А Лена из двадцатой квартиры?
   - Не знаю. Но сегодня или завтра должна приехать - ведь через два дня в школу!..
   - Мамочка, а платье-то как же, коричневое? Не готово ещё?
   - Ну, как не готово! Уже и воротничок пришит!
   - Ой, мамуля!
   Светлана бросилась целовать маму и чуть не свалилась с телеги.
   Лошадка бежала дробной весёлой рысью. Тихие, примолкшие леса отходили назад, отступали всё дальше от шоссейной дороги. Новые посёлки возникали на пути, огороды, поля... Вот вдали показались круглые, как макароны, трубы стекольного завода... А за этим заводом уже будет и станция видна, а там - поезд, Москва, подруги, школа!..
   А Зелёные Горки остались где-то далеко-далеко. Может, они просто во сне приснились.
   * * *
   Аниска стояла на высоком бугорке в густом ельнике и смотрела на дорогу. Она видела, как девочки провожали Светлану. Видела, как Светлана помахала им рукой. И ещё долго видела удалявшуюся подводу.
   А потом спустилась с бугорка и медленно пошла домой. Она шла через поля, сжатые, убранные, по-осеннему пустые. Заблестел сквозь вётлы полевой прудок. Летом среди ржи его совсем не было видно, а сейчас он как будто налит на блюдечко. И может, оттого, что было пусто кругом, что не шумели колосья, не пели жаворонки - этот прудок показался Аниске притихшим и запечаленным.
   Аниске не хотелось идти в деревню. Она встала у пруда и прислонилась к ветле. Что-то случилось с её сердцем, что-то как будто сломалось в нём. Светлана уехала - вот ещё следы колёс видны на дороге... За что было Аниске так любить её? Но так уж устроен человек - любит и сам не знает за что. И даже когда поймёт, что напрасно, то и тогда всё ещё любит, хотя и не ждёт ничего.
   Аниска стояла в пустом поле, у тёмного неподвижного пруда, и ей казалось, что она сейчас совсем одна на всей земле...
   Что-то зашумело в небе, лёгким шелестом зашумело над головой.
   Аниска посмотрела вверх - над нею летела стая диких гусей. Они летели вереницей и тихонько покрикивали. Если бы Аниска могла обернуться сейчас же птицей! Как бы весело, как бы радостно было лететь вместе с ними в этой дружной большой стае, вместе со всеми радоваться утреннему солнцу! Аниска была бы такая же, как все, - хорошая, добрая, весёлая! И никто бы не называл её Косулей!
   И вдруг тоска, словно костёр, охватила Аниску. Она выбежала на открытое поле, подняла руки к улетающей стае и закричала:
   - Гуси-лебеди! Бросьте мне по пёрышку! Бросьте, бросьте мне по пёрышку!
   Но гуси-лебеди, всё так же медленно взмахивая крыльями, улетали всё дальше и дальше... Всё глуше и глуше становился в небе негромкий птичий разговор... Вот уж и пролетели над полем. А вот и совсем растаяли в холодной небесной синеве...
   Тихо стало кругом. Только жёсткая осока шуршала под ветром да сизая верба роняла узкие листья в неподвижную тёмную воду.
   Аниска, понурив голову, брела по стерне.
   Чей-то тонкий голос доносился к ней с дальнего края поля, кто-то кричал, звал, аукал... Кто кричит? Кого зовут? Аниска не прислушивалась её звать никто не станет.