Страница:
Но ЦРУ по-прежнему ведет "психологическую войну", и поражение одного
отряда привело только к тому, что на первую линию фронта выдвинулись те
самые фальшивые поборники "прав человека". Появление их в авангарде
подрывной работы отнюдь не новинка. Американские политические деятели и
профессора, выпустившие в 1978 году довольно реалистический сборник "Здравый
смысл в американо-советских отношениях", указали на преемственность этой
кампании с антисоветскими акциями, проводившимися миром капитала против
нашей страны начиная с 1917 года. Как заметил профессор социологии
Гарвардского университета Д. Ризман в эссе "Опасность кампании о правах
человека": "Эта кампания против Советского Союза, конечно, не началась с
президента Картера. В определенном смысле она восходит к дням возникновения
советского режима к Другой ученый, С. Коен, обратил внимание: "Администрация
Картера определила ее в терминах советских "прав человека", что неточно. Тут
ставится вопрос только о политических правах или свободах. Термин "права
человека" много шире, включая целый спектр экономических и социальных
вопросов, в решении которых Советский Союз по сравнению с остальным миром
может записать в свой актив значительные достижения"[39].
Стратегическая установка ЦРУ в этой кампании, как и прежде, подрыв
советского строя, не объявляя декларированной целью его свержение, хотя речь
идет именно об этом. Уроки "операции Солженицына" и иных в том же духе
учтены! Есть многие доказательства именно такого хода мысли, конечно, более
ясные в документах, не публикуемых для всеобщего сведения. Еще в годы
президентства Л. Джонсона его влиятельный помощник, профессор-историк Э.
Голдман, с величайшим одобрением написал в связи с одним документом: берусь
"попытаться добиться самой тщательной и справедливой оценки его идей", и,
наверное, преуспел в своем начинании. О ком идет речь? В архиве президента
Джонсона в Остине, штат Техас, хранится обращение в государственный
департамент некоего К. Монголда, по профессии инженера, работавшего по
контракту в СССР в 1934-1936 годах. Он и привел в восторг Голдмана, подав в
1964 году записку, в которой твердо обещал: если его рекомендации будут
приняты, то победа в борьбе с СССР за США. Какое значение в Вашингтоне
придали записке, свидетельствует простой факт - официально адресованная в
отдел СССР госдепартамента записка оказалась на самом высшем уровне.
Мудрость, которой делился Монголд, состояла в следующем: "В 1917 г., - писал
он в своей записке, - в России был сравнительно слабый средний класс.
Сегодня существует большой интеллектуальный средний класс, который по
большей части не принадлежит к партии. Он может возглавить народную
революцию. Этот средний класс также пожелает демократии с конституционными
гарантиями... (то есть американской "демократии" - Н. Я.). Мы должны
идентифицировать наши политические интересы с интересами этого непартийного
среднего класса, а не с политическими интересами "благополучных"
коммунистов. Демократическая революция в России приведет к децентрализации и
распаду русского могущества. Она дает лучший шанс выиграть "холодную войну"
решительным образом без риска вызвать ядерную катастрофу, которая может
привести ко всеобщему уничтожению...
Но ни одно широкое восстание немыслимо, пока миллионы идеологически
обработанных и искренне верящих рядовых коммунистов контролируют все
вооруженные силы до чинов майоров, полковников и даже генералов. Лишь
деморализовав этих коммунистов и побудив их передраться между собой, можно
осуществить народную революцию. Однако идеологически их можно деморализовать
лишь аргументацией, которая неопровержима с точки зрения их собственной
политической философии... Мне удавалось "промыть мозги" искренним
коммунистам. Техника очень проста". Далее шли советы, как клеветать на
основы марксистско-ленинской философии, восходившие к концепции "прав
человека" в пропагандистской американской интерпретации. В целом дикий
вздор. Но Монголд торжествующе заключал: "Я могу переубедить любого
преданного коммуниста в должное время, как правило, в два-три месяца, при
условии, что встречаюсь с ним в среднем раз в неделю. После такого
"промывания мозгов" убежденные коммунисты превращались в нечто среднее между
бесстыдными оппортунистами и убежденными оппозиционерами"[40].
По поводу всего этого нужно сказать коротко - претенциозный дурак. Но
дело не в престарелом маразматике, а в том, что высшие руководители США не
оставляли неперевернутым ни одного камня в поисках философского камня для
победы над СССР методами "психологической войны", серьезно относясь даже к
бредовым прожектам типа изложенного выше. Во всяком случае, ясно, куда
устремлена их "творческая" мысль. У них вошло в привычку списывать
недовольство в США капиталистическими порядками на Советский Союз, изображая
его виновником любых трудностей, перед которыми встает Вашингтон. В Белом
доме сложился, во всяком случае в годы войны во Вьетнаме, такой стереотип
мышления, который изумил Голдмана, а он, как мы видели, был человек
закаленный - не удивился написанному Монголдом. Голдман описал в мемуарах
сценку в кабинете президента в 1966 году, где собрались послушать его
откровения член правительства и трос помощников:
"Президент Джонсон стучал по коленям моим и других, восклицая:
"Либеральные критики! За всеми ими стоят русские". Он восхвалял ФБР и ЦРУ,
которые сообщают ему обо всем "происходящем в действительности". "Русские и
подняли всю эту агитацию... Русские поддерживают постоянные связи с
сенаторами, выступающими против войны", - и посыпались их имена. Эти
сенаторы ходили на ленчи и приемы в советском посольстве, дети их секретарей
назначали любовные свидания русским. "Русские придумывают за этих сенаторов,
что им говорить. Я часто заранее знаю, что они скажут в своих речах". Я был
потрясен. Джонсон действительно верил, что его критики - советские
марионетки? Что над его мышлением настолько довлел маккартизм? Было ясно,
что трое других присутствующих не скажут ему и слова поперек. Один помощник
неловко сжался в кресле, другой сидел невозмутимый, было очевидно - и он так
думал. Член правительства рассеянно раскачивался в кресле, всем видом
показывая - ну что же, такова цена, которую нужно платить за должность. Я же
не хотел оставить пятно на собственной совести, промолчав, когда президент
США нес этот опасный вздор. Линдон Джонсон дошел до того, что стал
рассказывать: во время слушаний в сенате по поводу войны во Вьетнаме
сотрудник советского посольства передал инструкции одному из членов
комитета. Я вставил: "Господин президент...", - но было трудно прервать его
монолог, наконец, мне удалось прорваться: "Господин президент, вы знаете,
что вы говорите, просто не так". Президент удивленно взглянул на меня.
Позднее я часто вспоминал этот взгляд, пытаясь сообразить - что бы он
значил"[41]. Сообразить не очень трудно. Голдмана скоро попросили
из штата Белого дома. Эпизод этот в который раз проясняет не только нравы
правящих в США, но и показывает некоторые истоки чуть ли не кровожадности к
этим "русским", от которых, дескать, буквально житья нет. Хотя отнюдь не
русские, а Джонсон со своими прекрасными советниками погрузили США в трясину
войны но Вьетнаме.
При таком складе мышления изыскивались малейшие возможности для
перехода в решительное наступление против СССР, перенесения борьбы на нашу
территорию, что обещала та же пресловутая кампания о "правах человека". По
всей вероятности, основы ее заложил З. Бжезинский, который промелькнул на
политической арене США на исходе президентства Джонсона, а в полную силу
вошел с вступлением на пост президента Дж. Картера. Уже упоминавшийся
советский юрист А. Трайнин показал механизм организации этой "правозащитной
деятельности". Коль скоро он работал по первоисточникам, лучше не
перефразировать написанное им, а воспроизвести надлежащую часть его большой
статьи целиком (Следующий 9-й раздел главы принадлежит целиком перу А.
Трайнина).
"В феврале 1974 года из Советского Союза был выдворен Солженицын, что
вызвало неописуемое замешательство среди противников коммунизма, где бы они
ни находились. Однако это замешательство не идет ни в какое сравнение с той
яростью, которая охватила западные спецслужбы, - был положен конец "операции
Солженицын", считавшейся перспективной в подрывной работе против Советского
Союза. Сложилась новая обстановка, которая требовала анализа и разработки
новых планов на будущее. Не в том смысле, что спецслужбы пеклись о самом
Солженицыне (битая карта не вызывает чрезвычайного интереса), речь шла о
куда более важном, с их точки зрения: уместности и результативности методов,
применявшихся в связи и вокруг этого человека.
В Соединенных Штатах задачу примерно в том плане попытался выполнить
Институт исследования коммунизма Колумбийского университета, где тогда
директорствовал З. Бжезинский. В 1975 году соответствующее исследование -
громадный том почти в 500 страниц очень убористой печати - "Диссидентство в
СССР: политика, идеология и народ" увидело свет. К моменту выхода книги это
учреждение уже носило иное название - Исследовательский институт по изучению
изменений в мире, но директором его был по-прежнему Бжезинский, которому в
предисловии редактор труда профессор Р. Токес адресовал теплые слова
благодарности за руководящие указания и прочее. Токес особо оговорил, что
его ударная идеологическая бригада - 13 авторов - договорилась закончить
изложение февралем 1974 года, который, по их мнению, является "важной вехой
в истории современного диссидентства в Советском Союзе".
Токес уточнил, что под "диссидентами" в СССР авторы понимают всех, кто
является противником Великого Октября 1917 года, давшего жизнь Советскому
государству. Токес и К° попытались оценить силы "диссидентов" в Советском
Союзе. Не в интересах любомудрия, а по причине очень практического свойства
- разобраться наконец, в какой мере достоверны сведения о широкой поддержке
в Советском Союзе, скажем, Солженицына. В общем, представилось настоятельно
необходимым, хотя бы для исчисления ассигнований на подрывную работу,
выяснить пропагандистскую эффективность "диссидентства". Когда такая
калькуляция была сделана, результаты оказались удручающими. Рефреном через
всю книгу звучит формулировка: "Диссиденты", может быть, естественный
продукт советской истории за пятьдесят лет с лишним, но столь же естествен
их провал возбудить хоть какое-нибудь понимание среди масс". Американские
аналитики очень обиделись на "диссидентов", каковые, что прояснилось в
полной мере при ближайшем рассмотрении, действительно оказались жалкой
кучкой отщепенцев. Выяснилось, что различного рода заверения, которыми они
пичкали западные спецслужбы, говоря их же языком, не что иное, как "туфта".
С болью в сердце пришлось констатировать: "Совершенно очевидно, что
осторожный оптимизм, который все еще был среди некоторых советских
диссидентов и иностранных наблюдателей в 1970 году, в 1974 году уступил
место глубокому пессимизму". Беда, да и только - оказывается, у народной
власти нет противников в народе. Что, впрочем, было всегда очевидно, и для
этого не нужно было бы затевать дорогостоящее исследование.
Неоднократно посещавший СССР публицист Д. Фейфер, который не мог найти
лучшего применения своему времени, как болтаться по "диссидентским" норам
(именно норам, ибо, по его свидетельству, признак инакомыслящего - ужасающая
грязь в квартире), четко указал на тех, кто раздул значение группки
отщепенцев в глазах Запада, Вот он со "своими людьми" появляется в некой
квартире в Москве.
"Пробравшись через завешанную одеждой переднюю, мы попадаем в
прокуренную спальню, похожую на сотни других, в которых обитает небольшой
кружок "ловкой" молодой интеллигенции. Обставленная дешевой мебелью комната
загромождена иконами, старыми картинами, поломанными произведениями
искусства времени царизма, все это навалено и заткнуто кое-как между
столами, стульями, диванами, а стены оклеены дрянными обоями. Довольно много
книг в шкафах и неопрятными стопками на полу в окружении пустых бутылок и
немытых тарелок. В основном это пожелтевшие дореволюционные издания и
западная литература, которая не издается в России. Еще два наших друга
безмятежно восседали в этом гостеприимном беспорядке - художник чеховского
вида с бородкой, лысеющий врач в английском твидовом пиджаке и с
американскими сигаретами. В кухне, как мы знали, двое молодых аспирантов
занимались любовью... Мы курили под прелюдии Баха, танцевали под западную
поп-музыку, допили остатки виски, водки и коньяк".
Разговоры велись очень приятные для Фейфера - один из пьянчуг хотел
"расстрелять из пулемета" Советское правительство. Надо думать, что те двое
"аспирантов", разгорячившись на кухне, весьма оживили беседу. Таковы
"диссиденты" в жизни, по наблюдениям безусловно враждебного к коммунизму
западного публициста. Но, пожалуй, кается Фейфер, эта дрянь и была
единственной надеждой Запада на "изменение" советского строя изнутри.
Механизм возведения ее на пьедестал очень прост. Конечно, подчеркивает
Фейфер, "диссиденты" "живут не в соответствии с реальностями жизни, а по
своим представлениям о них. Они третируют собственный народ как страшно
отсталый... Наши эксперты по советским делам, которые занимаются почти
целиком диссидентами, иногда пишут о них совершенно нереалистически... Я
знаю ряд западных деятелей, которые, хотя и сомневаются в добропорядочности
некоторых диссидентов, тем не менее воздерживаются от того, чтобы написать
об этом... Даже западные корреспонденты в Москве не считают нужным сообщать
о немыслимом: ряд прославленных диссидентов - весьма порочные люди и далеко
не заслуживают уважения... Не нужно предполагать, как делают многие, что
диссидентство само по себе превращает человека в персону безупречно
добродетельную. Чтобы избежать горького разочарования, нужно прежде всего не
питать иллюзий на этот счет".
Но хватит о личных качествах "диссидентов", описанных одним из тех,
перед кем они открывали душу и пускались в откровенные излияния. Как видим,
Фейфер не испытал к ним ничего, помимо брезгливости. А как насчет их веса в
борьбе против Советской власти? Вердикт Токеса категоричен: "Даже при
наличии воли к власти, а только у считанных диссидентов наблюдается такая
решимость, полное отсутствие поддержки не дает возможности считать их
революционерами в практическом смысле слова. Революции требуют не только
воли и поддержки, но и руководства, которое в сочетании с диссидентскими
массами может дать возможность бросить вызов властям с какими-то надеждами
на успех. За исключением катастроф вроде термоядерной войны, создание такого
рода революционного антиправительственного союза в СССР в обозримом будущем
практически исключено".
Вот и славно, успокоили нас, а то без заокеанских господ мы и не знали,
что крепка Советская власть. А всерьез говоря: упомянутая книга должна была
бы убедить любого, что не делом занимаются на Западе, когда поднимают на щит
"диссидентов". Бесперспективная это затея. Вывод этот доказан масштабным
"научным" исследованием - просмотрены и проанализированы все деяния
"диссидентов", вся их продукция - от солженицынского многотомного
графоманства до надписей на стенах общественных туалетов. Тут бы и поставить
точку. Ан нет. Не для того усердствовали ученые мужи, чтобы, как говорится,
закрыть проблему, а для того, чтобы, описав бесперспективность прежних
путей, найти новый путь борьбы против Советского Союза, подрыва его изнутри.
Заокеанские теоретики антикоммунизма усмотрели все беды в том, что у
отщепенцев в достатке рассуждений "против", но нет ничего "за", то есть нет
позитивной программы. Туг мы и подошли к главному - на сцене появился
пресловутый вопрос о "правах человека". Вероятно, те, кто вскоре стал
бормотать о "правах человека", прежде и не слышали таких слов, но им быстро
растолковали, что к чему. Ведь сам термин "борец за права человека" послужит
"средством самовыражения", а "движение за права человека - подлинная
политическая оппозиция". Главное, будет много легче организовать поддержку с
Запада, не будет повторяться такое положение, когда, например, генеральный
секретарь ООН У Тан отказывался рассматривать различные обращения к нему,
ссылаясь на то, что писаки никого не представляют.
Когда инакомыслящие в СССР вооружатся лозунгом "прав человека", тогда
многое упростится. Тот же яростный критик "диссидентов" Фейфер восклицает:
"Мы все за диссидентов... Чтобы помочь их делу, езжайте в Россию, если это
возможно, и выясните, какую услугу вы можете оказать им там, или подыщите
себе какую-нибудь роль для оказания помощи на Западе". Правда, он тут же
предупреждает: "Трудно ожидать, что диссиденты после того, что они прошли,
окажутся святыми". Иными словами, как бы ни перековывались эти люди в
"правозащитников", они останутся дрянью. Но другого человеческого материала
для Запада в СССР нет. Как ни прискорбно, будем работать с ним. Такая была
выработана стратегия. Оставалось претворить ее в жизнь, подыскав потребных
исполнителей в пределах советских границ.
История нашей страны выявила закономерность: любой выступающий против
Советской власти неизбежно ищет помощи у врагов коммунизма по ту сторону
советских рубежей. Это понятно - в народном государстве, созданном народом и
для народа, они не могут найти себе опоры. Так было в первые годы
существования нашей страны, когда выступавшие против Советской власти звали
на помощь армии интервентов. Так было и позже. Чем кончились вооруженные
нашествия, хорошо известно, и при нынешнем соотношении сил в мире
империализм не рвется в лоб повторять горькие уроки.
История указывает нам и на другую закономерность: идеям Великого
Октября, на которых зиждется Советское государство, наши враги пытались
противопоставить некие "демократические" лозунги, куда неизменно входили
"права человека". Риторика по поводу "прав человека" была нужна противникам
Советской власти лишь для того, чтобы попытаться размыть массовую основу
поддержки большевиков. Ту же роль играют нынешние разглагольствования
"диссидентов". Самое поразительное, что в защиту их выступают Солженицын,
квалифицированный даже западными идеологами как сторонник авторитаризма, и
Сахаров, носящийся с идеями технократии. Любопытно и другое: Солженицын и
некоторые другие пресловутые отщепенцы оказались не в состоянии (или не
захотели?) решительно порвать, скажем, с семейными традициями. Они выходцы
из очень состоятельных до революции семей буржуазного пошиба. Солженицын в
своих книгах шумно оплакивает утрату родителями прав на крупное состояние.
Нет никаких сомнений, что все они духовно приняли эстафету от тех, кто в
1917 году цеплялся за свою собственность, стоял на пути революции. Понятно,
что их помыслы и желания близки и понятны тем, кто стоит у власти в мире
капитала.
Вручая жезл руководителя "борцов за права человека" Орлову, на долю
которого выпало проведение очередной антисоветской акции западных спецслужб,
дирижеры ее были вполне уверены в его благонадежности. Верительной грамотой
для западных спецслужб явилась статейка, сочиненная Орловым в декабре 1975
года и распространенная по нелегальным каналам. Стоило ознакомиться с ней в
штаб-квартирах спецслужб, как события стали развиваться автоматически, - в
мае 1976 года Орлов с несколькими своими единомышленниками объявил, что они
будут информировать Запад о положении с "правами человека" в Советском
Союзе. Собственно, "группы" как таковой никогда не было, а ссылались на нее,
дабы придать больший вес индивидуальным или коллективным выступлениям ряда
лиц, носившим резко антисоветский характер.
Наша эпоха - период поступательного развития социализма. Это
объективная реальность. Миллионы людей видят будущее мира в социализме.
Ветер перемен веет над планетой, что, конечно, не устраивает господ
капиталистов и г-на Орлова вместе с ними. По поводу генерального направления
общественного прогресса он изрек: "Слишком многим в мире кажется, что
единственной альтернативой частной собственности должна быть собственность
"общегосударственная"... Желание перемен, особенно перемен в
социалистическом направлении, является буквально болезнью эпохи. Конечно,
это желание часто опирается на справедливые эмоции в отношении
капиталистической эксплуатации и эгоизма богатых классов. Но, кроме эмоций,
оно также опирается на общую ложную идею, что люди могут разрешить все свои
проблемы с помощью социальных преобразований, и на еще более ложный миф
"научного социализма"... Западная демократия, если она не укрепится высоким
нравственным потенциалом и более ясным пониманием своих целей, не сможет
эффективно противостоять натиску тоталитарного социализма".
Не очень, конечно, грамотно, определения страдают, но смысл предельно
ясен: господа буржуа, к оружию, на бастионы! Грудью отстоим свои денежные
мешки!! Вспомните царскую Россию, в которой "в результате эгоизма,
негибкости и недальновидности правящей верхушки социальное развитие
задерживалось в течение слишком длительного времени, так что проводившиеся
после 1905 года реформы уже не ослабляли, а развязывали накопившиеся силы
ненависти". Орлов бросился спасать капитализм такими методами и действиями,
которые прямо привели его на скамью подсудимых.
На Запад полетели клеветнические материалы, изготовленные Орловым и его
соучастниками. Для большего впечатления на первой странице каждого пасквиля
красовался исполненный типографским способом гриф "группы". Походя заметим -
эти самые "правозащитники", декларировавшие свое горячее желание
содействовать выполнению Хельсинкских соглашений, упустили из виду "мелочь":
соглашения эти направлены на укрепление мира и международного
сотрудничества, а они злоумышленно занялись прямо противоположной
деятельностью, пытаясь подложить идеологические взрывные устройства под
политику разрядки.
На предварительном и судебном следствии было тщательно изучено
содержание клеветнических листовок, которые, по предварительному сговору с
западными спецслужбами, передавались средствам массовой информации и
разносились по всему миру. Были проведены экспертизы, допрошены десятки и
десятки свидетелей и доказано: все без исключения "документы" являются
клеветническими измышлениями, направленными на подрыв советского
общественного и государственного строя, срыв усилий Советской страны,
направленных на развитие международного сотрудничества.
Рабочими инструментами Орлова при сочинении этих пасквилей зачастую
были палец и потолок. Однако для масштабной кампании в защиту "прав
человека", затеянной западными спецслужбами, нужны были более крупные
ресурсы, в том числе материальные. Нужен был квазилегальный канал для
двустороннего движения - денежные средства с Запада и надлежащая
"информация" из СССР, которую можно было бы использовать в клеветнических
целях. Эти пожелания спецслужб как в фокусе сошлись в одном человеке, давно
им известном,- Гинзбурге. Итак, к "теоретику" Орлову был подключен "практик"
Гинзбург, который также заявил о своей озабоченности обеспечением "прав
человека" в Советском Союзе. Так кто же он?
Его верительные грамоты, хотя совершенно иного свойства, чем у Орлова,
были безупречными для руководителей западных спецслужб. Гинзбург уже
зарекомендовал себя в "борьбе за права человека", правда, в куда более
скромных масштабах и в местах более отдаленных...
Как вспоминали отбывшие с ним наказание в 1968-1972 годах, он прибыл в
колонию с большой помпой - лоботряс и тунеядец представился поэтом,
писателем и публицистом, учеником Пастернака, другом Твардовского, лауреатом
какой-то итальянской премии и внуком "барона Гинзбурга". О том, что у него
нет никакого образования выше школьного, "потомок барона" скромно умолчал.
Гинзбург, или Алик, как звали его в колонии, действительно был очень
приметной фигурой: зарубежные хозяева не оставили его, забросав посылками и
деньгами, что позволило ему окружить себя друзьями. "А многочисленное
общество таких друзей Алика,- говорил свидетель И., отбывший наказание
вместе с Гинзбургом в НТК, - было разнообразным и, мягко говоря, смешанным.
В его состав, например, входили бывшие нацистские полицаи, дремучие
бандеровцы и не менее дремучие литовские националисты... и, наконец, просто
"симпатичные" уголовники. Всех их Гинзбург подкармливал: "Ведь откуда-то
берутся и кофе, и чай, и шикарные сигареты "Кент", всякие яства и прочее...
- продолжает И. - Ведь все пьют, едят и курят, а добрые дяди на воле
заботятся о том, чтобы дальше так было, а поэтому надо помогать ему. Алику,
- он один справиться не может. Опять же консолидация, а это тоже означает,
что все вместе должна помогать ему делать "общее дело", то есть снимать
копии "наиболее интересных" приговоров осужденных, писать черновики статей,
отряда привело только к тому, что на первую линию фронта выдвинулись те
самые фальшивые поборники "прав человека". Появление их в авангарде
подрывной работы отнюдь не новинка. Американские политические деятели и
профессора, выпустившие в 1978 году довольно реалистический сборник "Здравый
смысл в американо-советских отношениях", указали на преемственность этой
кампании с антисоветскими акциями, проводившимися миром капитала против
нашей страны начиная с 1917 года. Как заметил профессор социологии
Гарвардского университета Д. Ризман в эссе "Опасность кампании о правах
человека": "Эта кампания против Советского Союза, конечно, не началась с
президента Картера. В определенном смысле она восходит к дням возникновения
советского режима к Другой ученый, С. Коен, обратил внимание: "Администрация
Картера определила ее в терминах советских "прав человека", что неточно. Тут
ставится вопрос только о политических правах или свободах. Термин "права
человека" много шире, включая целый спектр экономических и социальных
вопросов, в решении которых Советский Союз по сравнению с остальным миром
может записать в свой актив значительные достижения"[39].
Стратегическая установка ЦРУ в этой кампании, как и прежде, подрыв
советского строя, не объявляя декларированной целью его свержение, хотя речь
идет именно об этом. Уроки "операции Солженицына" и иных в том же духе
учтены! Есть многие доказательства именно такого хода мысли, конечно, более
ясные в документах, не публикуемых для всеобщего сведения. Еще в годы
президентства Л. Джонсона его влиятельный помощник, профессор-историк Э.
Голдман, с величайшим одобрением написал в связи с одним документом: берусь
"попытаться добиться самой тщательной и справедливой оценки его идей", и,
наверное, преуспел в своем начинании. О ком идет речь? В архиве президента
Джонсона в Остине, штат Техас, хранится обращение в государственный
департамент некоего К. Монголда, по профессии инженера, работавшего по
контракту в СССР в 1934-1936 годах. Он и привел в восторг Голдмана, подав в
1964 году записку, в которой твердо обещал: если его рекомендации будут
приняты, то победа в борьбе с СССР за США. Какое значение в Вашингтоне
придали записке, свидетельствует простой факт - официально адресованная в
отдел СССР госдепартамента записка оказалась на самом высшем уровне.
Мудрость, которой делился Монголд, состояла в следующем: "В 1917 г., - писал
он в своей записке, - в России был сравнительно слабый средний класс.
Сегодня существует большой интеллектуальный средний класс, который по
большей части не принадлежит к партии. Он может возглавить народную
революцию. Этот средний класс также пожелает демократии с конституционными
гарантиями... (то есть американской "демократии" - Н. Я.). Мы должны
идентифицировать наши политические интересы с интересами этого непартийного
среднего класса, а не с политическими интересами "благополучных"
коммунистов. Демократическая революция в России приведет к децентрализации и
распаду русского могущества. Она дает лучший шанс выиграть "холодную войну"
решительным образом без риска вызвать ядерную катастрофу, которая может
привести ко всеобщему уничтожению...
Но ни одно широкое восстание немыслимо, пока миллионы идеологически
обработанных и искренне верящих рядовых коммунистов контролируют все
вооруженные силы до чинов майоров, полковников и даже генералов. Лишь
деморализовав этих коммунистов и побудив их передраться между собой, можно
осуществить народную революцию. Однако идеологически их можно деморализовать
лишь аргументацией, которая неопровержима с точки зрения их собственной
политической философии... Мне удавалось "промыть мозги" искренним
коммунистам. Техника очень проста". Далее шли советы, как клеветать на
основы марксистско-ленинской философии, восходившие к концепции "прав
человека" в пропагандистской американской интерпретации. В целом дикий
вздор. Но Монголд торжествующе заключал: "Я могу переубедить любого
преданного коммуниста в должное время, как правило, в два-три месяца, при
условии, что встречаюсь с ним в среднем раз в неделю. После такого
"промывания мозгов" убежденные коммунисты превращались в нечто среднее между
бесстыдными оппортунистами и убежденными оппозиционерами"[40].
По поводу всего этого нужно сказать коротко - претенциозный дурак. Но
дело не в престарелом маразматике, а в том, что высшие руководители США не
оставляли неперевернутым ни одного камня в поисках философского камня для
победы над СССР методами "психологической войны", серьезно относясь даже к
бредовым прожектам типа изложенного выше. Во всяком случае, ясно, куда
устремлена их "творческая" мысль. У них вошло в привычку списывать
недовольство в США капиталистическими порядками на Советский Союз, изображая
его виновником любых трудностей, перед которыми встает Вашингтон. В Белом
доме сложился, во всяком случае в годы войны во Вьетнаме, такой стереотип
мышления, который изумил Голдмана, а он, как мы видели, был человек
закаленный - не удивился написанному Монголдом. Голдман описал в мемуарах
сценку в кабинете президента в 1966 году, где собрались послушать его
откровения член правительства и трос помощников:
"Президент Джонсон стучал по коленям моим и других, восклицая:
"Либеральные критики! За всеми ими стоят русские". Он восхвалял ФБР и ЦРУ,
которые сообщают ему обо всем "происходящем в действительности". "Русские и
подняли всю эту агитацию... Русские поддерживают постоянные связи с
сенаторами, выступающими против войны", - и посыпались их имена. Эти
сенаторы ходили на ленчи и приемы в советском посольстве, дети их секретарей
назначали любовные свидания русским. "Русские придумывают за этих сенаторов,
что им говорить. Я часто заранее знаю, что они скажут в своих речах". Я был
потрясен. Джонсон действительно верил, что его критики - советские
марионетки? Что над его мышлением настолько довлел маккартизм? Было ясно,
что трое других присутствующих не скажут ему и слова поперек. Один помощник
неловко сжался в кресле, другой сидел невозмутимый, было очевидно - и он так
думал. Член правительства рассеянно раскачивался в кресле, всем видом
показывая - ну что же, такова цена, которую нужно платить за должность. Я же
не хотел оставить пятно на собственной совести, промолчав, когда президент
США нес этот опасный вздор. Линдон Джонсон дошел до того, что стал
рассказывать: во время слушаний в сенате по поводу войны во Вьетнаме
сотрудник советского посольства передал инструкции одному из членов
комитета. Я вставил: "Господин президент...", - но было трудно прервать его
монолог, наконец, мне удалось прорваться: "Господин президент, вы знаете,
что вы говорите, просто не так". Президент удивленно взглянул на меня.
Позднее я часто вспоминал этот взгляд, пытаясь сообразить - что бы он
значил"[41]. Сообразить не очень трудно. Голдмана скоро попросили
из штата Белого дома. Эпизод этот в который раз проясняет не только нравы
правящих в США, но и показывает некоторые истоки чуть ли не кровожадности к
этим "русским", от которых, дескать, буквально житья нет. Хотя отнюдь не
русские, а Джонсон со своими прекрасными советниками погрузили США в трясину
войны но Вьетнаме.
При таком складе мышления изыскивались малейшие возможности для
перехода в решительное наступление против СССР, перенесения борьбы на нашу
территорию, что обещала та же пресловутая кампания о "правах человека". По
всей вероятности, основы ее заложил З. Бжезинский, который промелькнул на
политической арене США на исходе президентства Джонсона, а в полную силу
вошел с вступлением на пост президента Дж. Картера. Уже упоминавшийся
советский юрист А. Трайнин показал механизм организации этой "правозащитной
деятельности". Коль скоро он работал по первоисточникам, лучше не
перефразировать написанное им, а воспроизвести надлежащую часть его большой
статьи целиком (Следующий 9-й раздел главы принадлежит целиком перу А.
Трайнина).
"В феврале 1974 года из Советского Союза был выдворен Солженицын, что
вызвало неописуемое замешательство среди противников коммунизма, где бы они
ни находились. Однако это замешательство не идет ни в какое сравнение с той
яростью, которая охватила западные спецслужбы, - был положен конец "операции
Солженицын", считавшейся перспективной в подрывной работе против Советского
Союза. Сложилась новая обстановка, которая требовала анализа и разработки
новых планов на будущее. Не в том смысле, что спецслужбы пеклись о самом
Солженицыне (битая карта не вызывает чрезвычайного интереса), речь шла о
куда более важном, с их точки зрения: уместности и результативности методов,
применявшихся в связи и вокруг этого человека.
В Соединенных Штатах задачу примерно в том плане попытался выполнить
Институт исследования коммунизма Колумбийского университета, где тогда
директорствовал З. Бжезинский. В 1975 году соответствующее исследование -
громадный том почти в 500 страниц очень убористой печати - "Диссидентство в
СССР: политика, идеология и народ" увидело свет. К моменту выхода книги это
учреждение уже носило иное название - Исследовательский институт по изучению
изменений в мире, но директором его был по-прежнему Бжезинский, которому в
предисловии редактор труда профессор Р. Токес адресовал теплые слова
благодарности за руководящие указания и прочее. Токес особо оговорил, что
его ударная идеологическая бригада - 13 авторов - договорилась закончить
изложение февралем 1974 года, который, по их мнению, является "важной вехой
в истории современного диссидентства в Советском Союзе".
Токес уточнил, что под "диссидентами" в СССР авторы понимают всех, кто
является противником Великого Октября 1917 года, давшего жизнь Советскому
государству. Токес и К° попытались оценить силы "диссидентов" в Советском
Союзе. Не в интересах любомудрия, а по причине очень практического свойства
- разобраться наконец, в какой мере достоверны сведения о широкой поддержке
в Советском Союзе, скажем, Солженицына. В общем, представилось настоятельно
необходимым, хотя бы для исчисления ассигнований на подрывную работу,
выяснить пропагандистскую эффективность "диссидентства". Когда такая
калькуляция была сделана, результаты оказались удручающими. Рефреном через
всю книгу звучит формулировка: "Диссиденты", может быть, естественный
продукт советской истории за пятьдесят лет с лишним, но столь же естествен
их провал возбудить хоть какое-нибудь понимание среди масс". Американские
аналитики очень обиделись на "диссидентов", каковые, что прояснилось в
полной мере при ближайшем рассмотрении, действительно оказались жалкой
кучкой отщепенцев. Выяснилось, что различного рода заверения, которыми они
пичкали западные спецслужбы, говоря их же языком, не что иное, как "туфта".
С болью в сердце пришлось констатировать: "Совершенно очевидно, что
осторожный оптимизм, который все еще был среди некоторых советских
диссидентов и иностранных наблюдателей в 1970 году, в 1974 году уступил
место глубокому пессимизму". Беда, да и только - оказывается, у народной
власти нет противников в народе. Что, впрочем, было всегда очевидно, и для
этого не нужно было бы затевать дорогостоящее исследование.
Неоднократно посещавший СССР публицист Д. Фейфер, который не мог найти
лучшего применения своему времени, как болтаться по "диссидентским" норам
(именно норам, ибо, по его свидетельству, признак инакомыслящего - ужасающая
грязь в квартире), четко указал на тех, кто раздул значение группки
отщепенцев в глазах Запада, Вот он со "своими людьми" появляется в некой
квартире в Москве.
"Пробравшись через завешанную одеждой переднюю, мы попадаем в
прокуренную спальню, похожую на сотни других, в которых обитает небольшой
кружок "ловкой" молодой интеллигенции. Обставленная дешевой мебелью комната
загромождена иконами, старыми картинами, поломанными произведениями
искусства времени царизма, все это навалено и заткнуто кое-как между
столами, стульями, диванами, а стены оклеены дрянными обоями. Довольно много
книг в шкафах и неопрятными стопками на полу в окружении пустых бутылок и
немытых тарелок. В основном это пожелтевшие дореволюционные издания и
западная литература, которая не издается в России. Еще два наших друга
безмятежно восседали в этом гостеприимном беспорядке - художник чеховского
вида с бородкой, лысеющий врач в английском твидовом пиджаке и с
американскими сигаретами. В кухне, как мы знали, двое молодых аспирантов
занимались любовью... Мы курили под прелюдии Баха, танцевали под западную
поп-музыку, допили остатки виски, водки и коньяк".
Разговоры велись очень приятные для Фейфера - один из пьянчуг хотел
"расстрелять из пулемета" Советское правительство. Надо думать, что те двое
"аспирантов", разгорячившись на кухне, весьма оживили беседу. Таковы
"диссиденты" в жизни, по наблюдениям безусловно враждебного к коммунизму
западного публициста. Но, пожалуй, кается Фейфер, эта дрянь и была
единственной надеждой Запада на "изменение" советского строя изнутри.
Механизм возведения ее на пьедестал очень прост. Конечно, подчеркивает
Фейфер, "диссиденты" "живут не в соответствии с реальностями жизни, а по
своим представлениям о них. Они третируют собственный народ как страшно
отсталый... Наши эксперты по советским делам, которые занимаются почти
целиком диссидентами, иногда пишут о них совершенно нереалистически... Я
знаю ряд западных деятелей, которые, хотя и сомневаются в добропорядочности
некоторых диссидентов, тем не менее воздерживаются от того, чтобы написать
об этом... Даже западные корреспонденты в Москве не считают нужным сообщать
о немыслимом: ряд прославленных диссидентов - весьма порочные люди и далеко
не заслуживают уважения... Не нужно предполагать, как делают многие, что
диссидентство само по себе превращает человека в персону безупречно
добродетельную. Чтобы избежать горького разочарования, нужно прежде всего не
питать иллюзий на этот счет".
Но хватит о личных качествах "диссидентов", описанных одним из тех,
перед кем они открывали душу и пускались в откровенные излияния. Как видим,
Фейфер не испытал к ним ничего, помимо брезгливости. А как насчет их веса в
борьбе против Советской власти? Вердикт Токеса категоричен: "Даже при
наличии воли к власти, а только у считанных диссидентов наблюдается такая
решимость, полное отсутствие поддержки не дает возможности считать их
революционерами в практическом смысле слова. Революции требуют не только
воли и поддержки, но и руководства, которое в сочетании с диссидентскими
массами может дать возможность бросить вызов властям с какими-то надеждами
на успех. За исключением катастроф вроде термоядерной войны, создание такого
рода революционного антиправительственного союза в СССР в обозримом будущем
практически исключено".
Вот и славно, успокоили нас, а то без заокеанских господ мы и не знали,
что крепка Советская власть. А всерьез говоря: упомянутая книга должна была
бы убедить любого, что не делом занимаются на Западе, когда поднимают на щит
"диссидентов". Бесперспективная это затея. Вывод этот доказан масштабным
"научным" исследованием - просмотрены и проанализированы все деяния
"диссидентов", вся их продукция - от солженицынского многотомного
графоманства до надписей на стенах общественных туалетов. Тут бы и поставить
точку. Ан нет. Не для того усердствовали ученые мужи, чтобы, как говорится,
закрыть проблему, а для того, чтобы, описав бесперспективность прежних
путей, найти новый путь борьбы против Советского Союза, подрыва его изнутри.
Заокеанские теоретики антикоммунизма усмотрели все беды в том, что у
отщепенцев в достатке рассуждений "против", но нет ничего "за", то есть нет
позитивной программы. Туг мы и подошли к главному - на сцене появился
пресловутый вопрос о "правах человека". Вероятно, те, кто вскоре стал
бормотать о "правах человека", прежде и не слышали таких слов, но им быстро
растолковали, что к чему. Ведь сам термин "борец за права человека" послужит
"средством самовыражения", а "движение за права человека - подлинная
политическая оппозиция". Главное, будет много легче организовать поддержку с
Запада, не будет повторяться такое положение, когда, например, генеральный
секретарь ООН У Тан отказывался рассматривать различные обращения к нему,
ссылаясь на то, что писаки никого не представляют.
Когда инакомыслящие в СССР вооружатся лозунгом "прав человека", тогда
многое упростится. Тот же яростный критик "диссидентов" Фейфер восклицает:
"Мы все за диссидентов... Чтобы помочь их делу, езжайте в Россию, если это
возможно, и выясните, какую услугу вы можете оказать им там, или подыщите
себе какую-нибудь роль для оказания помощи на Западе". Правда, он тут же
предупреждает: "Трудно ожидать, что диссиденты после того, что они прошли,
окажутся святыми". Иными словами, как бы ни перековывались эти люди в
"правозащитников", они останутся дрянью. Но другого человеческого материала
для Запада в СССР нет. Как ни прискорбно, будем работать с ним. Такая была
выработана стратегия. Оставалось претворить ее в жизнь, подыскав потребных
исполнителей в пределах советских границ.
История нашей страны выявила закономерность: любой выступающий против
Советской власти неизбежно ищет помощи у врагов коммунизма по ту сторону
советских рубежей. Это понятно - в народном государстве, созданном народом и
для народа, они не могут найти себе опоры. Так было в первые годы
существования нашей страны, когда выступавшие против Советской власти звали
на помощь армии интервентов. Так было и позже. Чем кончились вооруженные
нашествия, хорошо известно, и при нынешнем соотношении сил в мире
империализм не рвется в лоб повторять горькие уроки.
История указывает нам и на другую закономерность: идеям Великого
Октября, на которых зиждется Советское государство, наши враги пытались
противопоставить некие "демократические" лозунги, куда неизменно входили
"права человека". Риторика по поводу "прав человека" была нужна противникам
Советской власти лишь для того, чтобы попытаться размыть массовую основу
поддержки большевиков. Ту же роль играют нынешние разглагольствования
"диссидентов". Самое поразительное, что в защиту их выступают Солженицын,
квалифицированный даже западными идеологами как сторонник авторитаризма, и
Сахаров, носящийся с идеями технократии. Любопытно и другое: Солженицын и
некоторые другие пресловутые отщепенцы оказались не в состоянии (или не
захотели?) решительно порвать, скажем, с семейными традициями. Они выходцы
из очень состоятельных до революции семей буржуазного пошиба. Солженицын в
своих книгах шумно оплакивает утрату родителями прав на крупное состояние.
Нет никаких сомнений, что все они духовно приняли эстафету от тех, кто в
1917 году цеплялся за свою собственность, стоял на пути революции. Понятно,
что их помыслы и желания близки и понятны тем, кто стоит у власти в мире
капитала.
Вручая жезл руководителя "борцов за права человека" Орлову, на долю
которого выпало проведение очередной антисоветской акции западных спецслужб,
дирижеры ее были вполне уверены в его благонадежности. Верительной грамотой
для западных спецслужб явилась статейка, сочиненная Орловым в декабре 1975
года и распространенная по нелегальным каналам. Стоило ознакомиться с ней в
штаб-квартирах спецслужб, как события стали развиваться автоматически, - в
мае 1976 года Орлов с несколькими своими единомышленниками объявил, что они
будут информировать Запад о положении с "правами человека" в Советском
Союзе. Собственно, "группы" как таковой никогда не было, а ссылались на нее,
дабы придать больший вес индивидуальным или коллективным выступлениям ряда
лиц, носившим резко антисоветский характер.
Наша эпоха - период поступательного развития социализма. Это
объективная реальность. Миллионы людей видят будущее мира в социализме.
Ветер перемен веет над планетой, что, конечно, не устраивает господ
капиталистов и г-на Орлова вместе с ними. По поводу генерального направления
общественного прогресса он изрек: "Слишком многим в мире кажется, что
единственной альтернативой частной собственности должна быть собственность
"общегосударственная"... Желание перемен, особенно перемен в
социалистическом направлении, является буквально болезнью эпохи. Конечно,
это желание часто опирается на справедливые эмоции в отношении
капиталистической эксплуатации и эгоизма богатых классов. Но, кроме эмоций,
оно также опирается на общую ложную идею, что люди могут разрешить все свои
проблемы с помощью социальных преобразований, и на еще более ложный миф
"научного социализма"... Западная демократия, если она не укрепится высоким
нравственным потенциалом и более ясным пониманием своих целей, не сможет
эффективно противостоять натиску тоталитарного социализма".
Не очень, конечно, грамотно, определения страдают, но смысл предельно
ясен: господа буржуа, к оружию, на бастионы! Грудью отстоим свои денежные
мешки!! Вспомните царскую Россию, в которой "в результате эгоизма,
негибкости и недальновидности правящей верхушки социальное развитие
задерживалось в течение слишком длительного времени, так что проводившиеся
после 1905 года реформы уже не ослабляли, а развязывали накопившиеся силы
ненависти". Орлов бросился спасать капитализм такими методами и действиями,
которые прямо привели его на скамью подсудимых.
На Запад полетели клеветнические материалы, изготовленные Орловым и его
соучастниками. Для большего впечатления на первой странице каждого пасквиля
красовался исполненный типографским способом гриф "группы". Походя заметим -
эти самые "правозащитники", декларировавшие свое горячее желание
содействовать выполнению Хельсинкских соглашений, упустили из виду "мелочь":
соглашения эти направлены на укрепление мира и международного
сотрудничества, а они злоумышленно занялись прямо противоположной
деятельностью, пытаясь подложить идеологические взрывные устройства под
политику разрядки.
На предварительном и судебном следствии было тщательно изучено
содержание клеветнических листовок, которые, по предварительному сговору с
западными спецслужбами, передавались средствам массовой информации и
разносились по всему миру. Были проведены экспертизы, допрошены десятки и
десятки свидетелей и доказано: все без исключения "документы" являются
клеветническими измышлениями, направленными на подрыв советского
общественного и государственного строя, срыв усилий Советской страны,
направленных на развитие международного сотрудничества.
Рабочими инструментами Орлова при сочинении этих пасквилей зачастую
были палец и потолок. Однако для масштабной кампании в защиту "прав
человека", затеянной западными спецслужбами, нужны были более крупные
ресурсы, в том числе материальные. Нужен был квазилегальный канал для
двустороннего движения - денежные средства с Запада и надлежащая
"информация" из СССР, которую можно было бы использовать в клеветнических
целях. Эти пожелания спецслужб как в фокусе сошлись в одном человеке, давно
им известном,- Гинзбурге. Итак, к "теоретику" Орлову был подключен "практик"
Гинзбург, который также заявил о своей озабоченности обеспечением "прав
человека" в Советском Союзе. Так кто же он?
Его верительные грамоты, хотя совершенно иного свойства, чем у Орлова,
были безупречными для руководителей западных спецслужб. Гинзбург уже
зарекомендовал себя в "борьбе за права человека", правда, в куда более
скромных масштабах и в местах более отдаленных...
Как вспоминали отбывшие с ним наказание в 1968-1972 годах, он прибыл в
колонию с большой помпой - лоботряс и тунеядец представился поэтом,
писателем и публицистом, учеником Пастернака, другом Твардовского, лауреатом
какой-то итальянской премии и внуком "барона Гинзбурга". О том, что у него
нет никакого образования выше школьного, "потомок барона" скромно умолчал.
Гинзбург, или Алик, как звали его в колонии, действительно был очень
приметной фигурой: зарубежные хозяева не оставили его, забросав посылками и
деньгами, что позволило ему окружить себя друзьями. "А многочисленное
общество таких друзей Алика,- говорил свидетель И., отбывший наказание
вместе с Гинзбургом в НТК, - было разнообразным и, мягко говоря, смешанным.
В его состав, например, входили бывшие нацистские полицаи, дремучие
бандеровцы и не менее дремучие литовские националисты... и, наконец, просто
"симпатичные" уголовники. Всех их Гинзбург подкармливал: "Ведь откуда-то
берутся и кофе, и чай, и шикарные сигареты "Кент", всякие яства и прочее...
- продолжает И. - Ведь все пьют, едят и курят, а добрые дяди на воле
заботятся о том, чтобы дальше так было, а поэтому надо помогать ему. Алику,
- он один справиться не может. Опять же консолидация, а это тоже означает,
что все вместе должна помогать ему делать "общее дело", то есть снимать
копии "наиболее интересных" приговоров осужденных, писать черновики статей,